Тайна Вселенской Реликвии. Книга вторая Маталасов Владимир

1. В подводном бункере

По центральным улицам одного из северо-американских городов, раскинувшихся на тихоокеанском побережье, нескончаемыми потоками вились сплошные, пёстрые ленты автомашин, оглашая воздух непрекращающимся гулом двигателей и одаривая всё вокруг сизой дымкой выхлопных газов.

На обочине одной из немноголюдных улиц, непосредственно вливавшихся в этот общий, шумный поток, стояла небольшая металлическая, колёсная платформа, с установленной на ней киносъёмочной аппаратурой. Картонный плакат, подвешенный на кронштейн стойки, гласил:

«Голливуд! Пробные киносъёмки!»

Технику обслуживали двое: подвижный, рыжеволосый мужчина невысокого роста и стройная, жгучая брюнетка, оба в солнцезащитных очках. До этого хлопотавшие, щёлкавшие затвором кинокамеры и выбиравшие удобную позицию, теперь они стояли бок о бок, рядом с платформой, о чём-то негромко переговариваясь и, видимо, кого-то поджидая.

Из-за угла вынырнула подгулявшая компания разбитных молодчиков: их было четверо. Говорили они что-то непристойное и громко смеялись. Прохожие боязливо обходили их.

– Эй, вы, поросль авантюрная! – мужчина в тёмных очках поманил их пальцем.

Видимо, несколько шокированная подобным призывом, компания застыла на месте, словно по команде.

– Риччи! – буркнул огромный детина, по всей видимости – предводитель, обращаясь к одному из своих напарников, чуть помельче. – Узнай: в чём дело?

– Это кому адресована чья-то гнусная отрыжка? – осведомился тот, удивлённо взметнув брови. – Нам что ли, сэ-эр?

– Вам! – последовал ответ. – А кому же ещё? – Мужчина в очках в недоумении огляделся по сторонам, словно отыскивая того, кому предназначались слова его призыва.

– На-ам, Боб! – в голосе спрашивавшего послышались нотки неподдельного изумления.

– Ну-ну, осторожней, дядя! – вмешался третий, сжимая кулаки и приближаясь к кинооператорам. За ним подтянулась и остальная компания. Она стала медленно надвигаться на рыжеволосого, начавшего в растерянности отступать назад.

– Да что вы, мальчики! Не обращайте на него внимания, – встала между ними женщина. – Это у него такая привычка заводить знакомства.

– Плевать мы хотели на такие знакомства, – прохрипел Боб, отстраняя женщину и грозно наседая на обидчика. – Пусть лучше их с бабами завязывает.

– А-а, всё ясно, Боб, – донёсся смешок Риччи, – он, наверное, гомик, и хотел бы поближе познакомиться с нами.

– Заткнись! – резко остановил тот, и вновь обратился к рыжеволосому. – Так что ты сказал, дядя? Кто мы? Повтори! – весь вид предводителя не обещал ничего хорошего.

– Извините, парни! Кто же мог подумать, что вы такие обидчивые? – кажется сдрейфил тот, и пошёл на попятную.

– А вот мы сейчас это и проверим…

– Но я ж не называл вас подонками, или ублюдками.., – отступая, он словно издевался над наседавшими и, казалось, нарывался на скандал.

– Что-о-о? – Боб, выпучив от подобной дерзости большие, навыкате глаза, недоумевая обвёл затуманенным взглядом лица своих собутыльников, а затем, мгновение спустя, воспроизвёл им какой-то повелевающий жест.

Трое из компании мигом подхватили рыжеволосого под мышки и почти бегом потащили сопротивлявшегося наглеца в рядом расположенный тёмный и узкий, тупиковый проулок.

– Что он ещё задумал? – терялась в догадках брюнетка. – Хотя, по правде сказать, на него это очень и очень похоже. Никак не может избавиться от своих авантюрных выбрыков. – Она посмотрела на часы: прошло семь минут, а мужчины всё ещё не появлялись.

На исходе десятой минуты, наконец-то, из пасти провала домов показался рыжеволосый кинооператор в сопровождении молчаливо следовавшей за ним компании. Следов её былой самоуверенности не осталось и в помине. Все пятеро подошли к киносъёмочной платформе.

– Вот, Сара, знакомься! – улыбаясь, заговорил мужчина. – Теперь – это наши друзья, парни – что надо! Можешь рассчитывать на них. Сразу же тебя обрадую: они любезно предоставили нам своё согласие на участие в пробных киносъёмках. Введи наших новых друзей в курс дела, а то я не успел им всё толком объяснить… У тебя это лучше получается.

– Господи!.. Что у них за вид? – подумалось женщине. У двоих на физиономиях красовались красно-лиловые синяки и подтёки, двое других всё ещё не в силах были отдышаться и перевести дух. Все они имели довольно таки неприглядный и жалкий вид.

– Какая приятная неожиданность! – Слегка обескураженная поведением напарника и подавленным видом компании, женщина изобразила на своём лице крайнее удивление и неподдельное сочувствие. – Тогда сразу же и приступим. – Она облегчённо вздохнула. – Хотите сниматься в крутом кинобоевике? – обратилась она к новоявленным актёрам.

– А что мы будем иметь с того? – как-то уж больно нерешительно откликнулся Боб.

– Вас увидит многомиллионная аудитория!.. Разве этого не достаточно? Слава, почёт…

– Это, конечно, всё неплохо. Но не помешало бы ко всему этому с вашей стороны добавить ещё кое-что, так сказать – отстегнуть…

– О чём разговор, дружище?! – вмешался рыжеволосый. – На первых порах вот вам задаток, – он вытащил из кармана деньги и отсчитал каждому по двадцать пять долларов. – После съёмок – остальное, по сто долларов. Устраивает?

– Можно было бы и надбавить, – не растерялся Риччи.

– Сколько же вы хотите?

– По сто пятьдесят на каждого, – уточнил Боб.

– Многовато! – почесал затылок рыжеволосый, – но и это нам под силу, не правда ли, Сара?

– Ты – ангел, Эдди! – улыбнулась женщина очаровательной улыбкой и обратилась к притихшей компании. – Ну так что, мальчики, согласны?

– Какой же дурак откажется?! – в рядах бывшего противника раздались возгласы одобрения, сопровождаемые радостным оживлением. – Что от нас требуется?

– В общем так, парни, – продолжала брюнетка предрасположенным, деловым голосом. – Требуется от вас совсем не так уж и много. Снимается сцена ограбления банка. Ваша задача: незаметно для прохожих – необходимо избежать кривотолков и различных недоразумений, – проникнуть в помещение банка, запереться изнутри, натянуть на себя маски и ворваться в центральный зал. Под угрозой расправы с присутствующими, изъять из сейфа деньги, упаковать их в мешки, быстренько смотаться и кинуть эти мешки вон в тот кабриолет, – она указала на старенький «мерседес» с открытым верхом, притулившийся на обочине дороги недалеко от киносъёмочной платформы. – К этому времени там буду находиться я, а мой партнёр будет проводить пробную киносъёмку. Вы же, как только передадите мне мешки, должны укрыться в любом из близлежащих подъездов или проулков, и ждать, пока мы не позовём вас…

– Погодите, мэм! А как же быть со сценарием? – недоумевая вымолвил Боб. – Как же прикажите поступить нам с посетителями и служащими банка?

– О-о, в сообразительности вам не откажешь, – польстила женщина и тут же поспешила внести ясность. – С руководством и служащими этого учреждения всё заранее договорено. Большая половина посетителей – наши статисты из Голливуда. Непредвиденные затруднения могут вызвать посторонние, случайные посетители, не посвящённые в курс дела. Но это даже к лучшему. Всё должно выглядеть натурально, как в жизни. Поэтому сценария никакого не предусмотрено, действуйте по обстоятельствам и полагайтесь лишь на экспромт и свою интуицию: не мне вас учить. Я уверена, у вас должно получиться. Киносъёмки внутри помещения будут производиться посредством видеокамер, которые там установлены. – Брюнетка замолчала и кокетливо поправила свою причёску. – Всё ясно? Может есть какие вопросы?

– Есть, мэм, – откликнулся Боб. – А как же насчёт та-та-та-пиф-паф, – он выставил вперёд указательный палец, – и всего прочего?

Женщина подвела их к своей машине, выдала по брезентовому мешку, собственноручно натянула на головы будущих героев кинобоевика скатанные в виде шапочки вязаные маски и снабдила их «огнестрельным» оружием.

– Это – бутафория, – пояснила она. – Однако, ваш автомат, Боб, настоящий, патроны – холостые. Но всё равно, стреляйте, в случае необходимости, только в воздух. Мешки повесьте на руку, под них спрячьте свои пушки.

– И вот ещё что, самое главное, – вмешался рыжеволосый кинооператор. – На все ваши действия отводится не более пяти минут. Не уложитесь – ваша вина, потеряете гонорар и славу. Не обижайтесь, таковы законы Голливуда.

– Не сомневайтесь, сэр, всё будет сделано на высшем уровне, – прищёлкнул языком довольный предводитель.

– Ну вот и отлично. А теперь – по местам.

Брюнетка уселась за руль машины, а честная компания проследовала за оператором к киносъёмочной платформе.

– Как только я махну рукой и сделаю вот так, – сказал он, вставая на площадку платформы и поводя кинокамерой из стороны в сторону, – тут же приступайте.

Пока кинооператор что-то настраивал и к чему-то примерялся, все четверо жадно ловили его движения, дабы не упустить счастливого мгновения. Наконец последовал взмах руки и прозвучала команда:

– Пошёл!..

Четверо быстрой походкой пересекли улицу, приблизились к двери одного из филиалов центрального банка и скрылись за его дверьми.

Полуденный зной, рождаемый дыханием палящего дневного светила, казалось, поглотил собой всё живое, способное ещё как-то передвигаться и издавать членораздельную речь. Прохожих можно было пересчитать по пальцам: все они стремились укрыться в тени торговых навесов, или в помещениях государственных и частных офисов.

Женщина, сидевшая в «мерседесе» и облокотившаяся на дверцу автомашины, со скучающим видом наблюдала за действиями кинооператора, прильнувшего к кинокамере.

– Странная штука, – подумалось ей точно так же, как и её партнёру, – четвёртая минута на исходе, а никаких признаков шума или стрельбы…

Однако, не успели они ещё сделать окончательного вывода из своих предположений, как в дверях банка выросли четыре дюжие фигуры «налётчиков». У Боба и Риччи через плечо было перекинуто по увесистому, туго набитому мешку; двое других, держась несколько поодаль, то и дело оборачиваясь назад, делали вид, что прикрывают путь к отступлению. Перебежав дорогу и приблизившись к машине, они общими усилиями перевалили поклажу на её заднее сиденье.

– Ну как, мэм? – воспользовавшись образовавшейся передышкой, осведомился Боб, застыв на месте в ожидании словесного поощрения.

– Сверх всяческих похвал! Всё чётко и точно, как на аптечных весах! – восхищённо воскликнула женщина, заводя двигатель. – Вы отличные парни! А теперь, быстренько, в любую подворотню, и затаиться…

– Слушаюсь, мэм! А как фильм-то называться будет? – не удержался кто-то из четвёрки.

Брюнетка на какое-то мгновение задумалась и тут же ответила:

– Он будет называться – «Привет, олухи!»

Взревел двигатель и машина рванулась с места. Проезжая мимо киносъёмочной платформы, женщина слегка притормозила. Её партнёр легко перекинул своё тело через верх дверцы и машина на полном ходу скрылась за ближайшим поворотом. Вскоре мужчина с женщиной поменялись местами: теперь за рулём восседал рыжеволосый.

– Эдди! Здорово всё-таки ты всё это придумал, я преклоняюсь перед твоим гением! – возбуждённая брюнетка обвила его шею рукой и прижалась губами к щетинистой щеке партнёра.

– Рано ещё радоваться, Сара! – буркнул себе под нос Эдди, высвобождаясь из её объятий. – Всё ещё впереди. Я больше, чем уверен, что уже вся полиция поставлена на ноги и держит под прицелом все поношенные «мерседесы» тёмно-вишнёвого цвета. Так что сиди себе тихо и не мешай мне вести машину. – Последние слова прозвучали в довольно таки грубой форме и обиженная Сара больше не проронила ни слова, а только сидела, уставившись куда-то в одну точку.

До поры до времени всё шло гладко, пока при выезде из города за ними не увязались две полицейские машины.

– Кажется влипли, – не оборачивая головы, равнодушно подметила женщина.

Замечание осталось без внимания. Эдди лишь прибавил скорость. Теперь машина неслась по извилистой горной автостраде, удаляясь от города. Гудки полицейских сирен только ускоряли её бег. Стрелка спидометра приближалась к отметке восьмидесяти пяти миль, а в зеркале заднего вида упорно маячили преследователи, и Эдди, видимо, решился на какой-то шаг: об этом Сара догадалась по выражению его лица.

– Что ты намерен предпринять? – не без тревоги в голосе спросила она.

– Ничего особенного, – прозвучало в ответ. – Просто передвину вот этот рычажок, – он притронулся к какому-то выступу под приборной панелью, – только и всего.

Когда от передней машины преследователей беглецов отделяло расстояние в тридцать-тридцать пять метров, Эдди, улучив какой-то момент, натиснул на упомянутый им рычажок. Из патрубка, незаметно укреплённого на вершине спинки заднего сиденья, вырвалась плотная, упругая струя тёмной жидкости; запахло нитроэмалью. Лобовое стекло передней полицейской машины вмиг затянулось светонепроницаемой плёнкой чёрной краски. Водителю, в доли секунды потерявшему прямую видимость, пришлось резко затормозить. Вторая полицейская машина, следовавшая за передней на незначительном расстоянии, попыталась произвести её обгон. Но скорость была велика. Вылетев на противоположную сторону дороги и миновав обочину, она ударилась об отвесную стену скалы, отрикошетила от неё, уже неуправляемая вновь пересекла дорогу и, сбивая столбики ограждения, свалилась в пропасть. Но Эдди с Сарой этого уже не видели: о последствиях своей «проделки» они дознались лишь на следующий день из телевизионной, криминальной хроники.

Нервное напряжение спало, как только преследуемые убедились в отсутствии погони. На ходу были стянуты парики, в течение нескольких минут удалён с лиц профессионально наложенный грим – в этом, сидевшему за рулём, поспособствовала Сара. Теперь в машине сидела не средних лет пара, а двое молодых людей лет девятнадцати: худенькая, рыжеволосая девушка и простоволосый, ничем непримечательный юноша. О деньгах в мешках, покоившихся за спиной, разговора не заводили: пыл и азарт ещё не успели улетучиться из их разгорячённого сознания.

– Послушай, Эдди! Что это за цирк решил устроить ты в подворотне с теми парнями? – поинтересовалась Сара. – Мы так не договаривались.

– А-а, – засмеялся тот. – Это своего рода психологический приём: бьёт точно в десятку. Мной не исключалась возможность того, что они могут просто отказаться от нашего предложения, а переубедить их после этого было бы почти невозможно по причине их «детского негативизма». Поэтому сначала надо было заставить их уважать мою личность, подчинить себе, да, заодно, и духа бойцовского прибавить. Как ты, наверное, сумела убедиться – результат налицо…

Деньги нужны были Эдди, чтобы рассчитаться со своими кредиторами, которым он успел задолжать приличную сумму, будучи ярым, ревнивым приверженцем азартных игр. А откуда ему, девятнадцатилетнему студенту предпоследнего курса технического колледжа, было взять такие деньги?..

Самой природой награждённый пытливым, но расчетливым умом и наделённый натурой искателя романтических, авантюрных приключений, он придерживался того мнения, что безвыходных ситуаций не существует. План в его разбухавшей от невероятных мыслей и идей голове зрел недолго. Им он поделился со своей близкой подругой и сокурсницей Сарой Фулсброк, девицей, по складу характера, под стать ему самому, стройной, привлекательной шатенкой. Где за бесценок, где – и так, были приобретены киносъёмочная и огнестрельная бутафории, вернее – отработавший своё, ржавеющий хлам, сценические принадлежности – парики, грим и прочее. Машину пришлось позаимствовать у одного доходяги: да он и не особо-то сопротивлялся, бедолага…

Со всеми своими кредиторами он расплатился сполна, сократив образовавшийся бюджет со ста двадцати до девяноста тысяч долларов. Жизнь обещала быть безоблачно-прекрасной и до жути беззаботной, хотя бы на первых порах…

Об этом анекдотическом случае почти двадцатилетней давности, с которого, собственно, и началась его карьера, как профессионального разведчика, Эдуард Дюгелев, а вернее – Эдвард фон Дюгель, – по роду своей деятельности, находясь в чужой стране, он всегда присваивал себе вымышленные имена и фамилии, созвучные с его настоящими, на манер той страны, в которой он пребывал, чем снижалась вероятность риска провала, – с грустной усмешкой на устах вспоминал, находясь внутри подводного, воздушного колокола с иллюминаторами, выполненного в виде небольшой полусферы с радиусом в два с половиной метра.

Силуэт какой-то крупной рыбы, промелькнувшей за толстым стеклом иллюминатора, прервал воспоминания Дюгеля, удобно расположившегося в кожаном кресле.

– Эти недоноски что-то не особо-то торопятся вызволять меня из этой проклятой норы, – с какой-то злобной досадой пронеслось в сознании. – Если бы они знали, чего только стоило очутиться в ней после инсценировки своей «гибели на миру».

Разумеется, весь спектакль был разыгран весьма и весьма недурно. Ещё когда угнанный им с «Кассиопеи» моторный бот был на полпути к «синей дыре», Эдди извлёк из своего рюкзака электронное устройство, величиной с мыльницу, для отпугивания морских хищников, и закрепил его сзади, на поясном ремне. Затем, оттуда же, он вынул подводный дыхательный аппарат, если его можно было так назвать – два белых шарика диаметром с копеечную монету каждый, соединённых между собой тонкой и короткой резиновой трубкой с клапаном посредине. Эти шарики тут же были надёжно и плотно вставлены в ноздри, а трубочка с пусковым клапаном небольшой дугой свисала под носом: клапан приводил в действие механизм подачи из полостей шариков кислородно-гелиевой смеси через носовую полость. Вдох производился носом, а выдох – через рот. Время пребывания под водой с таким аппаратом ограничивалось тридцатью минутами.

Следующим на свет появилось подводное, транспортирующее устройство – миниатюрная, водомётно-реактивная установка, вся конструкция которой в сложенном состоянии могла спокойно разместиться в кармане брюк или пиджака.

Всеми этими подводными атрибутами Дюгеля снабдил Рунгштольф во время их последней, московской встречи в 1988 году, когда Эдди передал тому похищенные художественные полотна Малышева. На вопрос Дюгеля – зачем всё это надо, тот ответил: «Бери, приятель, бери, может пригодиться. Запомни: вся наша жизнь построена на одних лишь случайностях!» Подобную заботу о своей личности со стороны шефа Эдди смог оценить по достоинству, лишь попав в необычную для него ситуацию…

Все приготовления для имитации своей «гибели» – на барке почти все знали и были уверены в том, что плавать он не умеет, – Дюгель старался производить незаметно для постороннего взгляда: он догадывался, что за его действиями пристально наблюдает в бинокль не одна пара глаз.

Достигнув почти самого центра «синей дыры» – об этом свидетельствовал одиноко покачивающийся в лёгких волнах спасательный круг с борта линкора «Джордж Вашингтон», – Дюгель бросил управление мотоботом. Щелчком кнопки за спиной он включил прибор отпугивания хищников, слегка нажал на клапан подачи кислородной смеси, пригнулся, натянул на глаза водозащитные очки и, выпрямившись, спиной к наблюдателям, как был в одежде, прыгнул за борт, удерживая в руках транспортирующее средство и рюкзак: последний он выпустил из рук, как только коснулся воды.

Первым делом необходимо было приладить к ступням ног небольшую платформочку с установленным под ней водомётным движителем, а затем дёрнуть за шнур, приводящий к процессу воспламенения топлива двигателя. Однако, на первых порах задача осложнилась тем обстоятельством, что, как только пловец погрузился на незначительную глубину, сразу же очутился в обществе стаи акул. Поначалу они тенями бросились врассыпную, но пока он прикреплял двигательную установку, они вновь пошли на сближение. Пришлось увеличить мощность излучения отпугивания, на что потребовалось дополнительное время. Но зато результаты не замедлили сказаться: в скором времени след хищников простыл.

Дюгель почувствовал, что его начинает затягивать в «синюю дыру» всё быстрее и глубже. У него, даже в воде, по спине поползли мурашки при одной лишь мысли, что двигатель может и не сработать: тогда – конец. Рывок за пусковой шнур, и он с облегчением ощутил упругий толчок в ступни ног: слава Богу, сработало!

Подводные ориентиры ему были знакомы. Без особого труда преодолев втягивающее действие отверстия в морском дне, он покинул его пределы и поплыл в сторону одного из подводных строений, которых насчитывалось здесь около двух добрых дюжин вдоль всего периметра мелководной банки острова Проклятий. Это были своего рода форпосты на подходе к острову, залегавшие на глубинах пятнадцати-двадцати метров, построенные в самом начале его освоения и служившие для наблюдения и оповещения о надвигающейся опасности. Теперь же, в большинстве своём, в них отпала всякая необходимость: многие из них были покинуты и необитаемы. Одно из таких строений должно было находиться в трёх-четырёх кабельтовых от места погружения. Потому-то минут через двадцать отыскав его, миновав шлюзовой отсек и проникнув внутрь жилого помещения, Дюгель первым делом удостоверился в исправности всех систем жизнеобеспечения и сигнализации: всё оказалось в порядке и работало отменно.

– Неплохо подготовились, – мысленно похвалил он обслуживающий персонал острова. – Значит – ждут.

В памяти ещё хорошо сохранился случай, когда лет девять назад один из сотрудников островной лаборатории, находясь на дежурстве в одном из таких подводных бункеров – так на острове называли эти полусферические сооружения, – в буквальном смысле слова, проспал рыболовецкое судно, невесть когда и какими путями оказавшееся в водах мелководной банки и следовавшее в направлении острова. Конечно, островные службы засекли его и не подпустили близко к острову: объект без проволочек пустили ко дну. Провинившегося в тот день у всех на глазах наказали в назидание другим: его отдали на растерзание аподам, этим крылатым химерам-вампирам. Боже, как он кричал и молил о пощаде!.. Этот давнишний эпизод для Дюгеля был не из приятных, и он вновь мысленно воротился к прерванным воспоминаниям…

– Что же было дальше, после обретённого состояния, облачённого в форму туго набитых мешков?..

2. Ступеньки его карьеры

А тогда сталось то, что в скором времени криминальная полиция каким-то образом всё же сумела «вычислить» личности похитителей.

– Случайность? – не раз задавался вопросом Дюгель. – Вряд ли, – и он вспомнил изречение Рунгштольфа о том, что вся жизнь наша построена на одних лишь случайностях. – Что же получается: любая случайность закономерна? – следовал очередной вопрос, – и, следовательно, построена на промахах и незнании дела? Где же произошёл тогда прокол? – Припомнились все детали ограбления банка. – Да, по крайней мере их было не менее трёх-четырёх. Во-первых, перед несостоявшимися артистами они называли друг друга с Сарой по имени. Во-вторых, демонстрация приёмов каратэ в подворотне: об этом потерпевшие наверняка с удовольствием напомнили следователю. В-третьих, отпечатки пальцев на «киносъёмочной» аппаратуре. И, в-четвёртых, кредиторы. Каждый из них, как пить дать, задался вопросом: «Из каких источников он, Эдди, черпал деньги, чтобы расплатиться с ними?» В общем, ошибка на ошибке…

Но как бы там ни было, в полиции обращались с ними вежливо и корректно. Следователь с интересом расспрашивал, они охотно отвечали. Тот от души смеялся, поражаясь находчивости и изобретательности своих подопечных, уверяя, что это первый подобный случай в его богатой практике, а те смотрели на него чистым, непорочным взглядом и в невинной улыбке растягивали свои рты до самой макушки.

В конце концов, обеим обвиняемым, учитывая их незаурядные способности, предложили сотрудничество, пообещав, что в случае отказа, они будут иметь большие неприятности. Так как генный код Эдди и Сары нёс в себе все признаки авантюризма, они без промедления дали на то своё согласие.

Последний год учёбы в колледже они совмещали с работой внештатных сотрудников криминальной полиции, которая заключалась, в основном, в выполнении некоторых мелких, незначительных поручений. Начальство внимательно присматривалось к ним. По окончании в 1972 году колледжа, Дюгель и Фулсброк были зачислены в штат полиции…

Характер поручений зависел от личных качеств сотрудника и от расположения к нему начальства. Первое же большое дело принесло Дюгелю успех. Его попросили посмотреть «свежим взглядом» на одно затянувшееся дело, связанное с розыском одного небезызвестного, опасного преступника: убийцы и рецидивиста. За ним числилось много крупных афёр и особо жестоких убийств. К расследованию и поимке были подключены даже некоторые службы ФБР и ЦРУ. Но всё безрезультатно: выйти на его след так и не удалось. Тот как в воду канул, хотя из достоверных источников было известно, что скрывается он где-то в городе, как говорится – «лёг на дно».

За одну ночь изучив все обстоятельства дела, на следующее утро он попросился на приём к шефу.

– Ну, что скажете новенького, Дюгель? – стоя встретил его шестидесятилетний, с впечатляющей лысиной на макушке и с неизменной сигарой в зубах, казалось бы, добродушный на вид толстяк, стряхивая пепел прямо на пол. Он грузно плюхнулся в кожаное кресло, не предложив, правда, сделать то же самое своему подопечному. Говорил он обыденным, тусклым голосом, не ожидая, по-видимому, чего-либо путного или дельного от этого невзрачного юноши.

– Сэр! – начал Эдди, неуверенно переминаясь с ноги на ногу. – Мне хотелось бы поделиться с вами одной мыслью, возникшей по поводу дела «бешеного Дика». Не уверен, по вкусу ли придётся она вам.

– Выкладывайте, что у вас ещё там, – прозвучало в ответ.

И тогда Дюгель приступил к обстоятельному изложению своих соображений и плана действий.

– Изучив материалы следствия по известному вам делу, склонен полагать, что обычные методы слежки и дознания вряд ли смогут дать какие-либо положительные результаты. Здесь, как мне кажется, необходим чисто психологический ход. – Дюгель умолк, стараясь определить реакцию шефа на только что произнесённые слова.

Толстяк насторожился и слегка подался всем телом вперёд. В глазах его вспыхнули огоньки заинтересованности и надежды: чем чёрт не шутит!

– Ну-ну, продолжайте, – заёрзал он в кресле.

– Нам известно, что у разыскиваемого есть престарелая мать – мисс Мэри Гопкинс, проживающая по адресу.., – Эдди назвал адрес. – Эта старая женщина неоднократно пыталась убедить следователя, что ей не известно, где находится её сын. Это и понятно: он у неё единственный, она его очень любит и поэтому не хочет потерять. Думаю, наивно было бы полагать, что она возьмёт, да так всё нам и выложит…

– В таком случае что вы предлагаете? – Шеф оживился, щёки его порозовели, а весь вид дышал одним нетерпением.

– Надо попытаться сыграть на её материнских чувствах, сэр.

– Вот как? Каким же образом?

– В одном из местных газетных изданий, лучше – утреннем, читателям преподносится «утка», под броским заголовком, в виде сообщения о гибели «бешеного Дика» во время перестрелки в ходе полицейской акции по его задержанию. Для убедительности в газете можно разместить и фотоснимок с трупом какого-нибудь преступника…

– А этот малый не такой уж и простак, как кажется на первый взгляд, – пронеслось в голове многоопытного чиновника, впившегося глазами в собеседника.

– Весь город, – продолжал в это время Дюгель, – включая и предместья, заранее разбивается на квадраты, в каждом из которых должны вести дежурство наши люди на автотранспортных средствах. Берутся под наблюдение и контроль дом мисс Гопкинс и все вблизи расположенные к нему телефон-автоматы. Хозяйка – женщина весьма преклонного возраста и, как установлено, из дома отлучается крайне редко: раз-два в неделю, преимущественно для осуществления хозяйственных закупок. Воспользовавшись этим обстоятельством, в одно прекрасное утро, под дверь её квартиры подсовывается вышеупомянутая газета с прискорбным для неё известием…

– Чёрт подери! – не удержался шеф. – Да вы просто молодчина, Дюгель! Ваша голова начинает что-то да стоить!.. Продолжайте.

– После ознакомления с его содержанием, первым её действием должно стать желание поскорей убедиться в достоверности сообщения. Как она это сделает? Перепоручить проверку кому-либо она не решится; не рискнёт она воспользоваться и своим домашним телефоном, равно, как и соседским: лишние уши. Она бросится к ближайшему, уже прослушиваемому нами телефон-автомату, установленному на улице, в одном из баров, магазинов, на телеграфе, или ещё где, чтобы позвонить сыну: в том сомневаться не приходится, что ей известно его местонахождение. Вот тут-то мы и установим номер телефона, по которому она звонит, а, следовательно, и адрес разыскиваемого, по которому тот проживает в настоящее время. Незамедлительно сообщаются нашим людям, находящимся в нужном квадрате, координаты «бешеного Дика», дом берётся в оцепление, с других участков подтягиваются силы, и…

– Всё ясно, Эдди, – перебил шеф, впервые назвав его по имени. – Но где же мы возьмём столько людей и техники? Хотя, впрочем, овчинка стоит выделки, а цель оправдывает средства, и, если всё получится так, как вы предлагаете…

Именно так и получилось. Через двое суток «бешеный Дик» был взят ещё тёпленьким, прямо в постели своей любовницы: никакого сопротивления оказано не было…

Какими-то неведомыми путями проведав о небывалых способностях одного из сотрудников криминальной полиции, Дюгелем заинтересовались службы федерального бюро расследований. Не проработав в полиции и трёх месяцев, осенью того же года он очутился в числе его сотрудников.

Одним из непременных условий, выдвинутых Дюгелем перед руководством Бюро, было желание работать на пару с Фулсброк. Просьбу удовлетворили, а Сара была на «седьмом небе» от счастья. Но и здесь он долго не задержался. За этот промежуток времени, с помощью Фулсброк, он успел раскрутить несколько сложных, запутанных дел, применяя необычные, нестандартные для ведения следствия хитроумные ходы и комбинации. Однако, сам Дюгель полагал, что способен на большее. К своим успехам относился он не то, чтобы равнодушно, а с мыслью, что так оно и должно быть. Единственное, что сам себе ставил в заслугу, так это усовершенствование методов слежки и добытия информации. Особенно гордился он – в душе – одним своим техническим нововведением…

Как-то раз, по долгу службы, сидя в приёмной одного из своих «подопечных», от нечего делать он стал наблюдать за действиями секретарши, что-то печатавшей на машинке.

– Не плохо было бы знать, что же она печатает сейчас, – подумалось как-то само собой. Он долго вслушивался в прерывистые наборы дроби, отбиваемые молоденькой девушкой. И тут его посетила одна интересная мысль.

– Возьмём, к примеру, вот эту самую печатную машинку, – стал рассуждать он про себя. – Удар любой, отдельно взятой, клавиши, при нажатии на неё, должен нести в себе индивидуальное, характерное только для этой клавиши, неповторимое звучание. Теперь возьмём сто, нет – тысячу таких машинок, и звучания ударов отдельно взятых клавиш любой из них будут отличаться друг от друга так же, как дактилоскопические отпечатки пальцев разных людей. Из этого следует: если звучание удара каждой клавиши вот этой машинки записать на магнитофонную ленту, зная, какому знаку, букве или цифре оно принадлежит, и заложить в память специального электронного устройства, то прочитать печатный текст, не заглядывая в бумагу, большого труда не составит. Это уже дело техники: там и блоки сравнения – идентификации, дешифровки, и прочее. Печатный текст можно будет или записывать на магнитофонную ленту, находясь рядом с машинисткой, а затем вводить запись в электронное устройство, или же поставить где-то поблизости от печатной машинки «жучок», и тут же производить расшифровку… Да и вообще, подобный метод извлечения информации можно применять в отношении любого вида клавишной техники, от телетайпа до клавишного устройства компьютера…

Своими умозаключениями по этому поводу Дюгель, как бы невзначай, поделился с шефом, а тот, в свою очередь, дал распоряжение своим «технарям» воплотить идею в жизнь. Теперь любые печатные, телетайпные, компьютерные тексты организаций, попавших в поле зрения ФБР, любой степени секретности, читались его сотрудниками без всяких затруднений, прямо с экранов своих мониторов…

В конце зимы 1974 года Дюгеля, буквально на лету, перехватило центральное разведывательное управление. Ему он подходил по всем параметрам: владение тремя языками – английским, немецким, русским; обладатель чёрного пояса по каратэ; хладнокровен, легко сходится с людьми; сочетание изощрённого ума с натурой, склонной к авантюрным приключениям и к смелым, решительным действиям.

Но и здесь Эдди не желал расставаться с Сарой Фулсброк: он слишком привязался к ней и не мыслил жизни без её существования, равно, как и она по отношению к нему. Они вжились друг в друга и представляли собой единый, хорошо отлаженный механизм шантажа и угроз, диверсий и убийств. Внешне их взаимоотношения выглядели довольно таки тривиально, без претензий на излишнее внимание или чрезмерную взаимность, и, казалось, не отличались постоянством. Но, иной раз оставшись наедине с Эдди, Сара давала волю своим чувствам: дело доходило до сцен ревности, сопровождаемых чуть ли не истерикой…

Помнится, будучи ещё джименом – агентом ФБР, как-то раз оба они несли службу по внутренней охране офиса, где проходило увеселительно-деловое мероприятие именитых, высокопоставленных лиц по поводу завершения строительства какого-то огромного терминала стратегического назначения на тихоокеанском побережье США.

В их обязанность входило постоянно крутиться среди этих великовельможных сановников и их жён, охранять их спокойствие и вести с ними, если на то будет их воля, непринуждённые, ни к чему не обязывающие беседы на отвлечённые темы.

Так случилось, что в самый разгар веселья, проходя мимо одной из стоек бара, он услышал женский оклик. Это была молодая вдова одного из влиятельных банкиров – Эдди наперечёт знал всех присутствующих в зале и всё о каждом из них. Видимо, этой чрезвычайно некрасивой, яркой блондинке заблагорассудилось с кем-то перемолвиться словечком: она явно скучала и слегка была подшафе. На плечах, упакованной в меха дамы, красовался палантин из голубых песцов, а под ним просматривалось стального цвета, длинное, вечернее платье: поговаривали, будто выткано оно из паутины чрезвычайно ядовитого паука – «чёрной вдовы». Единственное, чем была она привлекательна, так это своим богатством и глупостью. Любимым её изречением, ставшим поводом для шуток и сплетен, было: «Учтите, дорогуша! Жизнь – нечто абсолютно белое, забвение – нечто абсолютно чёрное!»

В тот вечер она просто вцепилась в Эдди мёртвой хваткой, долго не отпускала, заставив несколько раз станцевать с собой. Эдди слушал её поверхностно, всё внимание его было сосредоточено на общей обстановке, царившей в зале: служба есть служба…

Как только окончился приём и гости разъехались, Дюгель обратил внимание, что Фулсброк куда-то исчезла. Он поднялся к ней в номер и застал Сару стоявшей подле окна. От неожиданности она вздрогнула и обернулась: припухшие веки и увлажнённые глаза свидетельствовали о её плохом настроении.

– А-а, вот и мы пришуршали, – выдавила она.

– У моей маленькой голубки большие неприятности? – шутливо справился Эдди.

– Представь себе, – буркнула Сара, вновь обернувшись к окну.

– Ты чем-то расстроена… Почему глаза на мокром месте?

– Потому что мне грустно.

– Это не в твоём амплуа, дорогая, – сохраняя шутливый тон, в недоумении вымолвил Дюгель. – Ну, тогда признавайся, отчего тебе так грустно.

– Потому что я плачу, – последовал резкий ответ.

– Но, позволь, разве можно грустить по своему плачу?

– Можно, если сильно захотеть. – Отойдя от окна, Сара резким движением бросила своё тело на кровать и, нахмурившись, посмотрела на Эдди. – У-у-у, маленький, гнусный обманщик, – капризно надув губки, сквозь слёзы вымолвила она. – Ты как всегда, постоянен в своём непостоянстве. Господи, какая мерзость! – Вдруг лицо её преобразилось, слёзы куда-то исчезли, а в прищуренных глазах сверкнули огоньки подозрительности. – О чём это ты так мило мяукал с той белобрысой, майской кошкой, а?.. У неё кривые ноги.

– Вот в чём дело? А я-то думал.., – засмеялся Дюгель. Он понимал: сказывалось нервное, профессиональное напряжение, подкреплённое чувством ревности. – Однако, вот тут-то ты как раз и не права, дорогая моя. На сегодняшний день иметь кривые ноги в светском обществе стало признаком утончённого шарма.

– Чушь, прекрасная чушь! Ты пошляк, Эдди, и не сметь называть меня дорогой! Дорогим ты можешь называть пенёк, над которым оправляешься, – она почувствовала, что утрачивает позиции. – Скажи мне, только честно: ты ещё любишь меня?..

Эдди уже начинал терять терпение и злиться на Сару за устроенную истерику.

– Читай между строк! – не выдержал он, подкинув дров в пылающий костёр. – Любить надо урывками… Только тогда можно постичь наивысшую страсть любви. – Самолюбие Сары было задето, а самому подумалось: «Поделом тебе, Эдди! Не лезь меж двух огней, иначе рискуешь превратиться в хорошо выпеченный блин!»…

Как раз об этом случае и вспомнил Дюгель, когда отстаивал Сару перед своим будущим начальством, которое ну никак не желало согласиться с его просьбой о зачислении её в штат сотрудников разведывательного управления.

– Послушайте меня, Дюгель, битого, видавшего виды старого служаку, – пытался переубедить его руководитель одного из отделов ЦРУ. – У любой женщины, даже самой безупречной, есть один серьёзный недостаток, тот, что она – женщина. Она не может быть хорошим разведчиком, особенно, если привлекательна собой. Такая уж у нас работа, что всё время приходиться держать палец на спусковом крючке. А женщина, за редчайшим исключением, от природы существо эмоциональное, и, пребывая в нервном напряжении, может дать «сбой» в самый неподходящий момент. У неё даже могут возникнуть любовные чувства и связи с мужчиной-разведчиком из стана наших врагов и, в конце концов, она может оказаться агентом-двойником…

Эдди аж покоробило от этих слов. «Попробовала бы только!» – пронеслась ревнивая мысль, а вслух он сказал:

– Извините, сэр, что перебиваю, – решил не сдаваться Дюгель. – Но Фулсброк как раз и относится к тому редчайшему исключению, о котором вы только что упоминали. При этом, как мне кажется, женщина хороша для приманки или как отвлекающий объект для обходного маневра…

В результате Эдди всё-таки настоял на своём, и высокопоставленный чиновник сдался.

– Хорошо, будь по вашему! Но сразу предупреждаю, Дюгель: за все промахи и неудачи буду спрашивать лично с вас.

– Правильно говорит пословица, – отметил про себя Эдди, – что промахи и неудачи – круглые сироты, в то время, как у успеха родителей и по пальцам не пересчитать…

На следующий день, уже оповещённая о результатах переговоров, радостная Сара похвасталась перед Дюгелем своей новой покупкой. Это была статуэтка, скульптура молодой женщины в длинном платье, смотрящейся в зеркальце и поправляющей причёску, но, почему-то, стоявшей к зрителю спиной.

– Что это такое? – изумился Эдди, – и почему она так неуважительна, что позволяет себе показывать мне свою спину?

– Догадайся!

Эдди долго присматривался к ней, но уловить смысла так и не смог.

– А ты посмотри на зеркальце.

Он посмотрел и увидел в нём изображение лица женщины.

– Вижу её обворожительное лицо. Ну и что из того следует?

– А то, что даже отвернувшись, она видит, следовательно, и тебя, да ещё и подслушивает наш разговор: видишь, она приложила сбоку ребро ладони, перед ухом, делая вид, будто поправляет причёску? Всем своим видом она олицетворяет мой девиз: «Всё вижу, всё слышу!» Ну как, здорово?

Эдди вспомнил, что подобные статуэтки не раз попадались ему на глаза на прилавках и в витринах магазинов. Но там женщина стояла лицом к зрителю, и по замыслу скульптора должна была нести на себе, видимо, обычную смысловую нагрузку: изображать изящество и совершенство форм женского тела и грациозность застывшего движения. Однако, развернув её почти на сто восемьдесят градусов, Сара приспособила скульптуру на свой лад, придав ей совершенно иной смысл и значение. В душе Дюгель отдал должное Саре за точность сравнения, но вслух не преминул отчитать её за ребячество и легкомыслие…

Отделам внутренней и внешней разведки ЦРУ Дюгель отдал почти семнадцать лет своей жизни, с некоторыми перерывами, когда ему приходилось выполнять отдельные задания служб военной разведки и контрразведки. Всё, чему на первых порах обучали его в спецшколе, было для него старо, как мир, и вызывало невольную усмешку. Чего, например, только стоили занятия по тайнописи. «Берёте несколько таблеток аспирина и хинина, – поучал преподаватель, старый, давно уже в отставке, полковник, – и разводите их в спирте. Заострите деревянную палочку, на остриё наверните ваточку, чтобы не оставлять царапин, и пишите себе на здоровье между строчек текст открытого письма…»

– Смешно и подумать, – усмехался тогда про себя Дюгель, – чтобы подобные, давно изжившие себя методы пользовались успехом у современных разведчиков. Сейчас для извлечения и передачи информации используются спутниковые системы и, в крайнем случае, дипломатическая почта…

Со спецподготовкой осложнений не было: Эдди был примерным, исполнительным учеником. Три месяца учёбы и, выпускной экзамен.

– Ваша задача, – инспектирующий вынул из стола запечатанный сургучом пакет, – любой ценой доставить вот эти документы и передать их из рук в руки, лично, начальнику отдела борьбы с терроризмом. На выполнение задания отводится ровно полтора часа, и ни минутой больше. Действуйте!

Дюгель знал, что такое – «доставить». Это означало, что сразу же, по выходе вот из этого самого здания, он будет подвергнут непрерывной слежке и наблюдению, конечной целью которых будут являться его задержание и изъятие пакета. Брать его должны незаметно для окружающих. Обязанности эти были возложены на опытных профессионалов. Пользование любым видом транспорта исключалось.

Первым делом, когда Дюгель вышел из здания, он, словно отправившись на прогулку, остановился, не оборачиваясь по сторонам, глянул в безоблачное небо и надел солнцезащитные очки. Затем неторопливой походкой направился… в противоположную от места конечной цели сторону. Преследователи, не ожидавшие такого поворота дела в самом начале испытания, тут же выдали себя: двое вынырнули из подъезда одного из домов на противоположной стороне улицы и увязались за ним. Тронулся за Эдди и чёрный лимузин с тремя пассажирами, находившийся в ста метрах от него. Всё это он видел, не утруждая себя поворотом головы: солнцезащитные очки.

Их Эдди смастерил ещё будучи студентом последнего курса колледжа и работая уже на криминальную полицию. Уже тогда он был уверен, что вся дальнейшая его жизнь будет связана с деятельностью в секретных службах и, следовательно, для этого ему необходимо будет знать о своём противнике больше, чем тот думает. Эти необычные очки были уникальны по своей конструкции и, пожалуй, в своём роде – единственны. Внутри материала каждой дужки очков было проложено по одному волоконно-оптическому световоду, каждый из которых одним своим концом подсоединялся к микрообъективу, вмонтированному в заушницу дужки, а другим, через микрооптические усилители – к жидкокристаллическим стёклам очков со специальным покрытием. Надев такие очки, можно хорошо наблюдать за тем, что творится позади тебя, не оборачивая головы и не привлекая к себе постороннего внимания: внутренняя поверхность стёкол даёт чёткое изображение заднего вида, сохраняя в то же время отличную переднюю видимость. Подобная конструкция позволяет не только обнаружить и избежать слежки, но и помогает проводить её самому, находясь впереди преследуемого: разве может у того возникнуть мысль, что у преследователя глаза, в буквальном смысле этого слова, на затылке? Правда, у этих очков был и один недостаток: заднее наблюдение можно было вести каким-либо одним глазом, зажмурив другой, или же попеременно, то одним, то другим. В противном случае изображение «смазывалось». Это своё изобретение Дюгель держал в глубочайшей тайне ото всех, даже от Сары, так как был убеждён, что тайна, ставшая достоянием двух, пусть даже и близких людей, уже – не тайна: у каждого свои методы работы и о них не обязательно знать каждому…

Двое пеших на противоположной стороне улицы и трое в лимузине продолжали преследование, а Дюгель лихорадочно размышлял, что делать дальше: время идёт. Не доходя перекрёстка, он увидел двух полисменов, стоявших на краю тротуара.

– Прошу извинения! – обратился он к одному из них. – У меня к вам большая просьба.

– Слушаем вас, сэр!

– Очень сожалею, но мне приходится попросить у вас защиты. Дело в том, что меня с самого утра преследуют какие-то подозрительные субъекты вон в том чёрном лимузине, – он незаметно указал в сторону притормозившей машины. – Кто они и что им от меня нужно, я не знаю…

– Хорошо, сэр, попытаемся выяснить. А вы подождите нас здесь, пока мы не вернёмся. Пошли, Билл!

Эдди видел, как, подойдя к машине, полицейские начали выяснять обстоятельства дела. Воспользовавшись этим, Дюгель покинул место, где только что стоял, свернул за угловой дом и юркнул в узкий, малолюдный проулок. При этом он успел заметить, как двое пеших преследователей тут же последовали за ним, бросившись через дорогу и чертыхаясь в сторону «нерадивых» водителей, затрудняющих их движение. Когда они подбежали к проулку, тот был уже пуст. Только в сотне метров от них маячила фигура какого-то бродяги, тяжёлой, болезненной походкой направлявшегося в их сторону.

– Вы случайно не видели только что пробегавшего здесь мужчину? – подбежав к нему, осведомился старший.

– Да-да, конечно, какой-то молодой человек, – ответил астматическим голосом сгорбленный, седовласый старец. – Он так толкнул меня, что я чуть было не упал.

– А вы не заметили, в какую сторону он побежал?

– К сожалению всё произошло так быстро, что я даже не успел опомниться… Эх, молодёжь, молодёжь! – и он, укоризненно покачав головой, заковылял дальше, а двое бросились на поиски «пропавшего».

Однако, минуту спустя, один из них воротился назад, вновь нагнав старика.

– Одну минутку, сэр! – он положил тому руку на плечо, пытаясь развернуть к себе лицом: у сыщика, видимо, возникло какое-то подозрение. – Мне кажется…

Договорить он не успел. Мощный, молниеносный удар по области шейных позвонков, и обмякшее тело очутилось в узком простенке домов, заваленное грудой грязных и рваных картонных коробок.

– Извини, дружище, но мне плевать на то, что тебе «кажется». Сам виноват. – Эдди не хотелось оставлять в живых свидетеля его способности к полнейшему перевоплощению: пусть и это останется его с Сарой маленькой тайной. Он всегда носил при себе, так, на всякий случай, две-три возрастные маски.

Дальше всё разыгрывалось, как по хорошему сценарию. «Старик» не спеша вышел на центральную улицу, ведущую к резиденции, смешался с толпой и зашёл в большой универсальный магазин. Лифт поднял его на четвёртый этаж, где располагался отдел спортивных товаров. Слежки обнаружено не было. Сделав необходимые закупки, он по лестнице спустился на третий этаж и зашёл в мужской туалет.

Через несколько минут оттуда вышел молодой человек, облачённый в «бермуды» и тенниску. На ногах его красовались новенькие кроссовки, а на голове, задом наперед – бейсболка; через плечо была перекинута спортивная сумка. Легко и беззаботно сбежав по лестнице на первый этаж, он покинул здание торгового заведения через боковую дверь.

В распоряжении Дюгеля – а это был он – оставалось сорок семь минут. За это время ему предстояло преодолеть путь длиной в пять километров, не вызвав ни малейшего подозрения у «следопытов» – так он окрестил своих преследователей, – проникнуть в резиденцию, наводнённую ими же, добраться до «главного» и вручить ему пакет. Как всё это будет выглядеть, Эдди не знал, полагаясь лишь на случай и импровизацию.

Неподалеку он приметил одного из «следопытов»: их он распознавал каким-то шестым чувством. Дюгель без всяких колебаний направился в его сторону и демонстративно уселся напротив, спиной к нему, на одну из небольших скамеечек. Он разулся, извлёк из спортивной сумки роликовые коньки и закрепил их на ступнях ног. «Следопыт» всё ещё чего-то выглядывал в разноликой толпе прохожих, не обращая на «спортсмена» никакого внимания.

– Роликовые коньки не относятся ни к одному из видов транспортных средств, – поднимаясь со скамейки, мысленно успокоил себя Эдди. – Это – спортивный снаряд, и пусть кто-то попытается переубедить меня в обратном.

Вновь перекинув сумку через плечо и насвистывая какую-то модную мелодию, он проехался мимо своего опекуна.

– Привет! – поднятием руки просалютовал ему улыбающийся, юный спортсмен на роликовых коньках.

– Проваливай отсюда, парень! – буркнул тот раздражённо, не удостоив его даже взглядом.

– Есть! – шутливо отозвался Эдди и на всех парах помчался в сторону резиденции…

Понадобилось пятнадцать минут, чтобы добраться до неё. Проникнуть в здание со стороны центрального входа было делом бесполезным: двое стражей наверху и столько же внизу парадной лестницы. Двери запасного входа – Дюгель знал точно – надёжно и прочно были заперты на внутренние замки и засовы, и снабжены, к тому же, охранной сигнализацией. Но ему было известно и то, что со стороны одного из боковых фасадов, в фундаменте здания, имеется вход в машинное отделение лифта, обслуживаемого дежурным электромехаником. Несколько бетонных ступенек вниз, и Эдди оказался перед входной дверью. Он дёрнул за ручку, дверь оказалась запертой. Тогда он нажал кнопку вызова. К двери долго никто не подходил. Он позвонил в другой раз, более настойчиво.

– Чего надо? – донеслось до его слуха не то мычание, не то рычание.