Тайна Вселенской Реликвии. Книга вторая Маталасов Владимир

6. Бальдомеро Наваррэс начинает нервничать

Королю мировых наркобаронов Бальдомеро Наваррэсу был оказан достойный, радушный приём, обставленный всеми почестями. Встреча состоялась на одной из загородных вилл Рунгштольфа. Гость прибыл по воздуху, на собственном геликоптёре, сопровождаемый всего лишь одним телохранителем. Сам по себе этот факт носил демонстративный характер: ему нечего опасаться в своей вотчине, хозяином которой, согласно неписаным законам, он являлся.

Сразу же по прибытии, сославшись на какие-то неотложные дела, гость был вынужден «огорчить» своего друга, сказав, что составит ему компанию всего лишь на полдня: вечером ему предстоит отлёт в Гонконг.

– Очень, очень сожалею, – сделав вид, что весьма огорчён и несколько удручён подобным обстоятельством, выдавил из себя Рунгштольф. – По правде говоря, не рассчитывал на такой короткий срок вашего пребывания. Однако, прекрасно понимаю и вхожу в ваше положение: такова неприглядная сторона нашей жизни, что ситуация может измениться каждую минуту, и её необходимо использовать безотлагательно…

– Весьма признателен за понимание, – Бальдомеро одобрительно кивнул головой. – И ещё добавлю, что ситуацию надо не только использовать, её следует ещё и создавать.

Так и беседуя мирно, они не спеша прогуливались по тенистым аллеям парка. Телохранитель неотступно следовал за своим хозяином. Он мгновенно насторожился, а рука его полезла под полу пиджака, когда из боковой аллеи навстречу процессии вынырнул какой-то незнакомый ему человек.

– Всё в порядке, Блэйк! – поспешил успокоить того Вилли, сделав упреждающий жест, а затем обратился к Наваррэсу: – Прошу знакомиться! Это – Бенджамин Линк, моя правая рука во всех делах и начинаниях.

Перед Наваррэсом, облачённым в белоснежный костюм и цветастую сорочку с распахнутым воротом, предстал невзрачного вида мужчина со смуглым лицом, украшенным чёрными, в стрелочку, усиками и с такого же цвета шевелюрой, расчёсанной на прямой пробор. Одет он был неброско, но со вкусом; глаза его скрывались за тёмными стёклами светозащитных очков. «Такие личности долго в памяти не задерживаются», – подметил про себя гость.

– Господа, прошу к столу, – подобострастным тоном, учтиво вымолвил он после состоявшегося знакомства…

Завтрак подходил к концу, когда перед Рунгштольфом предстал Бен Линк и что-то тихо прошептал тому на ухо. Понимающе кивнув головой, хозяин тут же обратился к своему гостю:

– Дорогой Бальдомеро! По причине того, что вы не располагаете достаточным временем, то при всём моём желании я не в силах буду ознакомить вас со всеми тонкостями ведения своего хозяйства…

– Ну что вы, Вилли! – не дал договорить гость, попыхивая выставочной, гаванской сигарой и мелкими глотками отпивая из маленькой фарфоровой чашечки крепкий, душистый кофе. – Стоит из-за этого огорчаться? Считайте, что мой визит – это просто дань уважения моему старому, доброму другу, к которому я решил заглянуть на минутку-другую и убедиться в его полном здравии и благополучии. Я уверен, что никакие обстоятельства не смогут омрачить нашей с вами дружбы.

– Весьма признателен за тёплые слова, – поблагодарил Рунгштольф. – Так вот, только что сообразительный Бен Линк подсказал мне одну блестящую идею. На вилле имеется отличный, современный комплект киноаппаратуры и небольшой просмотровый кинозал. Не покидая пределов моей скромной обители, вы сможете за какой-то час-полтора получить исчерпывающую информацию о различных сторонах деятельности вашего покорного слуги, – Рунгштольф поднёс руку к сердцу, отвесив лёгкий поклон.

– Толковый малый, оказывается, этот ваш Бен Линк, – одобрительно высказался Наваррэс. – В таком случае с удовольствием принимаю ваше предложение: сгораю от нетерпения увидеть плоды деятельности моего старого, доброго приятеля. Не будем откладывать в долгий ящик…

В затемнённом светонепроницаемыми шторами помещении небольшого кинозала раздались мерные звуки работающей киноаппаратуры, которую обслуживал Бен Линк. Хозяин с гостем расположились в мягких, удобных креслах, обшитых крокодиловой кожей.

– Кинокадры не озвучены, – счёл за необходимость предупредить Рунгштольф, – поэтому их смысл и содержание при необходимости буду вынужден пояснять своими словами, если, разумеется, вы не станете возражать.

– Какие могут быть разговоры, дружище?!

– Перед собой вы видите один из производственных комплексов дочерней, эквадорской фирмы авиационного концерна «Квинт энд аэрокомпани», которой мне, по совместительству, и приходиться руководить по настоящее время. Характер продукции на этом предприятии узкоспециализирован: выпуск реактивных, авиационных двигателей новейшей конструкции с повышенными энергетическими показателями. Обладая огромной по нынешним меркам мощностью, они в то же время, чрезвычайно экономичны при малых габаритах и весе…

– Поговаривают, что этот Квинт является обладателем бесценного сокровища, – ни с того, ни с сего заявил Бальдомеро.

– Да как вам сказать, – пожал плечами обескураженный Вилли. – При его солидном положении…

– Нет-нет, – перебил гость, – вы меня не так поняли. Я имел в виду его дочь, о красоте которой ходят чуть ли не легенды.

– А-а, вот вы о чём, – улыбнулся хозяин. – Что правда, то правда. Должен с этим согласиться: весьма привлекательная и обворожительная особа. И если разговор зашёл о женщинах, то честно признаюсь: мне в жизни как-то больше попадались туманности; Лорид – звезда первой величины, поверьте мне, не в меру умная и не по годам самостоятельная девушка. Джеймс Квинт прочит её в свои преемники.

– Вот как? – гость удивлённо наморщил лоб.

– Представьте себе. А ей всего лишь неполных двадцать лет.

– Ох, Вилли, Вилли! – шутливо погрозил пальцем Наваррэс. – Неужели в ваших, не слишком-то богоугодных заведениях, разбросанных по всему свету, не сыщется хоть парочка девиц, под стать вашей Лорид?

– По красоте – может, но не по уму и манерам. – Рунгштольф понял, что гость делает попытку перевести разговор в нужное ему русло, ненавязчиво намекая на то, что пора бы уже расплатиться с долгами. Понял он и то, что того не очень-то волнует и трогает то, что не затрагивает его интересов. – Не дождёшься, сукин сын, чтобы свою музыку Рунгштольф перекладывал на твоё либретто, – подумалось Вилли, а вслух он произнёс:

– Мы с вами невольно несколько отклонились от основной темы. Так вот, подобными двигателями в скором времени будут оснащены пассажирские лайнеры, работающие на международных авиалиниях. Правда, некоторые чиновники из Пентагона были бы не прочь завладеть монополией на производство подобных двигателей, в стремлении установить их на всепогодные, скоростные бомбардировщики дальнего действия. Такая «летающая крепость» с укомплектованным лётным составом и полным боекомплектом способна облететь вокруг земного шара два раза, без посадки и дозаправки.

– Что же им мешает сделать это? – спросил гость.

– Дело в том, что конструкция и технология сборки двигателя разрабатывались совместно с советскими специалистами, и теперь производство их освоено на одном из предприятий СССР.

– Нет ничего проще, чтобы завладеть проектом. Преподнесите им фритюр под меланжем: устройте несколько неудачных испытаний, аварий, систематически срывайте сроки испытаний, а затем, опираясь на это, просто расторгните совместный контракт…

– Пробовали, – пояснил Рунгштольф, – но из этих затей ничего не вышло.

– Подключите к этому делу ваших калифорнийских, финансовых аллигаторов из «Уэстерн банк корпорейшн». Политический климакс, переживаемый сейчас Советами, для них как нельзя кстати. Думаю, что они сами были бы не прочь погреть свои руки на этом проекте.

– Вся загвоздка в Джеймсе Квинт, – тяжело вздохнул Вилли. – По каким-то, ему одному известным соображениям, он не желает рвать деловых связей с русскими.

– Значит надо вышибить его из седла, – посоветовал Наваррэс.

– Каким образом?

– Воспользоваться математическим понятием: протяжённость дороги на кладбище, по сравнению с протяжённостью жизни, есть величина бесконечно малая, – цинично рассмеялся Наваррэс. – Мне ли вас учить, господин Рунгштольф? Жизнь человеческая – это узкая, извилистая тропинка на острой вершине горного хребта с пропастью по бокам. Один неверный или неосторожный шаг, и…

– Послушать этого самоучку-философа, так просто уши вянут, – усмехнулся про себя Рунгштольф. – Общение с ним, видимо, полезно лишь в весьма малых дозах, иначе начинаешь сомневаться в своих умственных способностях…

Вот на экране замелькали новые кадры. Пилот, облачённый в скафандр, забирается внутрь кабины какого-то летательного аппарата, усаживается, приняв чуть ли не горизонтальное положение; прощальный взмах руки, и фонарь кабины над головой задвинут наглухо.

Длиной, не более пяти метров – по форме очень смахивающий на меч-рыбу, – с короткими стреловидными крыльями, и небольшим задним оперением, он, не пробежав по взлётно-посадочной полосе и двадцати метров, круто взмывает вверх и через четверть минуты скрывается из вида.

– Опытный и единственный в своём роде экземпляр разведчика-истребителя. В качестве бомбовой нагрузки несёт на себе две ракеты класса «воздух-земля», размещённые в корпусе фюзеляжа. Способен свободно перемещаться по земле, по воздуху, по воде и под водой: в последней движется, как подводная лодка, со скоростью в семьдесят узлов. Возможно и длительное зависание под водой.

– Вот теперь вы видите тот же самый летательный аппарат в полёте, – продолжал комментировать Рунгштольф, – а сейчас увидите и в действии.

Кадр выхватил каёмку морского горизонта с маячившим на нём, на фоне голубого неба, контуром какого-то военного корабля. Снова появилось изображение летящего самолёта. Но вот он круто взял вниз, по курсу на корабль, и под углом в сорок пять градусов на всей скорости вошёл в воду. Минут через десять – так пояснил Вилли, – под таким же углом, аппарат взмыл в небо из-под воды всего в какой-то миле от корабля, выровнялся, и произвёл по нему два огневых залпа. Многократное увеличение киносъёмочной аппаратуры выявило растерянность на лицах членов экипажа корабля: никто из них и в помине не ожидал какой-либо угрозы. Два попадания в обшивку корабля на уровне центральной надстройки и несколько выше ватерлинии сделали своё дело: корабль разломился надвое, и через пять минут скрылся в пучине вод.

– Впечатляюще! – оживлённо воскликнул Бальдомеро. – Интересно, где бы могли разворачиваться эти события?

– Об этом история умалчивает, – скромно ушёл от ответа улыбающийся Рунгштольф.

– Понимаю!.. А это что?

Экран высветил наземный запуск небольшой ракеты. В своём стремительном полёте она быстро нагоняла реактивный самолёт. В тот момент, когда расстояние ракеты до цели сократилось до ста пятидесяти-двухсот метров, вдруг небо озарилось ослепительно яркой вспышкой линейной молнии, объединившей своими концами оба летящих объекта. Самолёт в одно мгновение превратился в огромный, пылающий факел, а последующий взрыв боеголовки ракеты огненным конфетти разметал его по голубому полотну небосвода.

– Эти кадры демонстрируют боевые качества емкостной ракеты, способной в процессе своего полёта накапливать и нести на себе колоссальное количество электростатических зарядов и затем разряжаться на цель по воздушному, ионизированному каналу, создаваемому бортовой аппаратурой ракеты. Впечатление дополняется тремя последовательными взрывами: от разряда молнии, от взрыва самолёта и от взрыва боеголовки ракеты…

Затем промелькнули кадры метания противопехотных, дальнобойных гранат. После броска на конце рукоятки распрямлялись две пары эластичных стабилизаторов, а затем, из её торца, возникало пламя реактивной струи.

– Такими гранатами, при определённых навыках, можно спокойно забрасывать укрывшуюся в окопах живую силу противника на расстояниях от пятисот метров до пяти километров, – с нескрываемой гордостью заявил Рунгштольф. – Рвутся за милую душу, прямо над головами, на разных высотах…

Один киносюжет сменялся другим. Наваррэс с возрастающим интересом следил за событиями, разыгрывающимися на белом полотне экрана. Он давно уже позабыл о своей догорающей сигаре, обжигавшей кончики его пальцев. Пепел падал прямо на пол, а дым струйкой уносился куда-то под потолок, рассеиваясь длинными лопастями вентилятора.

Вот ещё один очередной киносюжет. Начался он весьма непонятным образом: на зрителя как бы надвигались какие-то бесформенные, аляповатые хитросплетения; потом появилось нечто похожее на листок растения, за ним замелькали цветки ромашки. Всё это было чуть ли не в десятикратном увеличении. Бальдомеро долго вглядывался в кинокадры, прежде чем догадался, что перед ним мелькают съёмки, производимые с какого-то движущегося по земле предмета или объекта.

– События разворачиваются ночью, – мимолётом пояснил Рунгштольф. – Съёмка произведена в области инфракрасного диапазона частот.

Замелькали травяные дебри. Немного погодя впереди показался высокий проволочный забор из мелкой ячеистой сетки, за которым обозначились контуры одноэтажных строений. Дальше началось продвижение вдоль основания забора. Вскоре под ним обнаружилось небольшое углубление, преодолев которое, изображение перенеслось уже на противоположную его сторону. Опять хаотические мелькания. Вот произошло пересечение ровной, гладкой местности, по-видимому – дороги, и, углубившись в травяную чащу, изображение остановилось, развернулось и застыло на месте.

Спустя две-три минуты вдали обозначилась фигура шагавшего неторопливой походкой человека. Последовало увеличение его изображения: им оказался какой-то военный с автоматом, перекинутым через плечо. Но вот он поравнялся со зрителями, остановился, посмотрел куда-то поверх их голов. Ещё немного постояв и окинув внимательным взглядом окружающее пространство, он уже собирался продолжить свой путь. Но в это самое мгновение изображение вдруг метнулось в сторону вооружённого человека, нацеливаясь и молниеносно приближаясь к области его шеи. Последовала какая-то неразбериха, быстро замелькали кадры. Всё это продолжалось не менее пяти минут. Потом показались какие-то люди, с озабоченными лицами спешившие навстречу изображению…

– Извините, господин Рунгштольф, – растерянно вымолвил гость, – но я что-то положительно не могу взять в толк, о чём говорят эти кадры.

– А вы смотрите, это ещё не всё, – последовал ответ, – сейчас последует расшифровка только что виденного вами. Съёмки производились скрытой камерой, хорошо знающим своё дело специалистом.

На экране возникло чёткое изображение ползущей в траве двухметровой змеи, кобры. Движения её извивающегося тела были изящны и грациозны, но в то же время несли на себе оттенок устрашения и угрозы. Несколько увеличенная в размерах голова её с боковыми полудисками была всё время направлена по курсу движения и приподнята над землёй. Обогнув столб с табличкой, надпись на которой гласила: «Стой! Запретная зона! Огонь на поражение открывается без предупреждения!», она подползла к забору, нашла под ним лазейку и очутилась на противоположной его стороне.

Приподняв над землёй одну треть передней части своего туловища, кобра повела головой, оглядываясь по сторонам. Видимо обстановка носила благоприятный характер и поэтому она поползла в противоположную от забора сторону, пересекла широкую, гаревую дорожку и скрылась в невысоких зарослях травы. Ещё метра три в сторону от дороги, и она, развернувшись на сто восемьдесят градусов, застыла на месте, затаившись в зловещем ожидании. Какое-то время спустя из-за угла одного из приземистых зданий появилась фигура караульного. Он шёл неспеша, ни о чём не подозревая и не догадываясь, пока что-то не заставило насторожиться его. Караульный остановился напротив затаившейся кобры, пристально посмотрел в правый бок, куда-то поверх её головы, и двинулся дальше.

Длинное туловище кобры, с втянутой в него головой, тут же приняло форму многоизвилистой, сильно сжатой синусоиды. Мгновение спустя последовал стремительный бросок упруго распрямившегося туловища в сторону караульного, и кобра вцепилась зубами в заднюю область его шеи. Он как-то неуклюже взмахнул руками и словно подкошенный рухнул на землю.

– Яд мгновенного действия, – пояснил Рунгштольф.

Не более секунды потребовалось, чтобы расправиться со своей жертвой. Затем, соскользнув с бесчувственного тела караульного, кобра, уже проторённым ей путём, покинула запретную зону. С большой скоростью преодолевая все препятствия на своём пути, она уже через пять-шесть минут очутилась в руках каких-то людей, видимо – своих повелителей.

– Линк, дайте стоп-кадр! – обратился хозяин к Бену, и тот не замедлил выполнить поступившее распоряжение.

– То, что вам пришлось только что увидеть, проходит под кодовым названием «Проект «Кобра». Это искусственного происхождения существо из металло-резинопластика, благодаря наличию микровакуумных присосок, способно свободно перемещаться по различного рода вертикальным поверхностям: по стенам зданий, по деревьям, по вертикальной арматуре, и так далее. «Работой» кобры управляет оператор, находящийся на расстоянии от неё не большем трёх километров. Дистанционное радио-телеуправление с обратной связью позволяет ему глазами кобры, а вернее – с помощью микротелеобъективов, установленных вместо глаз, наблюдать на экране своего монитора окружающую обстановку и, в соответствии с этим, посылать ей необходимые радиокоманды. Впервые проект «Кобра» прошёл свои испытания в Панаме…

Рунгштольф с превеликим удовлетворением и не без злорадства подметил первые признаки проявления беспокойства со стороны своего дорогого гостя.

– Погоди, погоди же, сукин сын, это ещё даже и не цветочки: цветочки и ягодки ждут тебя ещё впереди, – ликовал Вилли…

Обещанный срок пребывания Наваррэса в гостях подходил к концу, и Вилли хорошо помнил это.

– Весьма сожалею, дружище, – с сожалением в голосе вымолвил он, – и крайне огорчён, что не успею показать вам и других, не менее увлекательных и интересных киносюжетов, ну, скажем например, таких, как проекты под кодовыми названиями «Цербер» и Каприччо» в действии.

Бальдомеро нервно заёрзал в кресле.

– Ага, значит засвербило! – усмехнулся про себя хозяин.

– А знаете что, Вилли?.. Я передумал, – вдруг объявил гость, – и, пожалуй, останусь погостить у вас на целый день: а ну их к чёрту эти земные проблемы, когда здесь, в этом зале, разыгрываются такие события. Вы не против?

– Лучшего подарка для себя, от вас, я и не ожидал! – восторженно польстил Рунгштольф.

– В таком случае я должен на некоторое время покинуть вас и дать по своей рации «отбой» моим верным соратникам. – С этими словами Бальдомеро Наваррэс быстро удалился.

– Что скажете на это, Бен? – спросил Вилли, когда они остались наедине.

– Кажется начинаются первые потуги.

– Совершенно верно. Потом можете спокойно зажимать свой нос, – Рунгштольф как-то тихо, неестественно рассмеялся…

7. Пауки в банке

Воротившемуся вскоре Бальдомеро Наваррэсу хозяин предложил составленный им дальнейший распорядок дня: небольшая передышка в виде ни к чему не обязывающей прогулки по саду, теннисный корт, бассейн, обед, и только уж после всего этого продолжение просмотра киноленты. Возражать гость не стал, хотя весь его вид выражал нетерпение…

Всё шло согласно регламента дня. Наступило время просмотра. Каждый из присутствующих занял отведённое для него место. Свет в зале погас, заработал лентопротяжный механизм кинопроектора, и на экране вновь замелькали кадры.

– Этот сюжет может оказаться для вас малоинтересным, – тут же попытался оправдаться хозяин, указывая на экран, на котором появилось изображение какой-то странной человеческой фигуры.

– Нет-нет, что вы! – поспешил возразить Наваррэс. – Для меня всё интересно, что выдаёт ваш волшебный экран… Что это?

– Это самообучающийся робот-тренажёр для тренировки профессиональных боксёров и каратэков, – приступил к пояснениям Рунгштольф. – Выполнен в полный человеческий рост, из того же материала, который применяется в проекте «Кобра» – из металло-резинопластика; напичкан всевозможной электронной начинкой; перемещается с помощью магнитных подошв по специальному эластичному покрытию ринга; имеет нарастающее число степеней свободы.

На теле робота краской нанесено множество точек, соответствующих самым уязвимым и болевым точкам на теле воображаемого противника. Тренирующийся, в процессе отработки техники, обязан уметь наносить по ним свои удары. Так как каждый спортсмен имеет свои, только для него характерные, индивидуальные черты ведения боя, то период самообучения робота может длиться бесконечно долго, пока не исчерпает положенный ему ресурс и не будет за своей непригодностью выкинут на свалку.

В самом начале своего обучения робот почти беззащитен: его может уложить на обе лопатки даже самый хилый дистрофик. Но каждое попадание тренирующегося в какую-либо из нанесённых на тело робота точек фиксируется его электронным мозгом и откладывается в памяти. В соответствии с этим роботом вырабатывается защитная реакция, вслед за которой неотвратимо следует мгновенная реакция наступательного характера.

Робота-тренажёра, интенсивно «проработавшего» хотя бы неделю, одолеть нелегко, даже профессионалу, а со временем это становится почти невозможным. Как правило, поединок заканчивается нокдауном или нокаутом в его пользу.

– Наслышан об этих ваших штуковинах, – с видом знатока сообщил Бальдомеро. – Отзывы самые что ни на есть лестные.

– Вот уже как пять лет я поставляю их различным спортивным клубам, и знаете – по сей день нет отбоя от заказчиков, – не удержался Вилли, – и ни одной рекламации.

– Вы – молодчина, Вилли, знаете, куда вкладывать свой капитал: армия, спорт, развлечения. Я был бы не прочь войти с вами в долю. Думается, мы с вами как-нибудь на досуге обговорим эту тему.

– Вот самонадеянный осёл! – выругался в душе Рунгштольф. – Ну, погоди же ты мне!

Разговор был прерван появлением первых кадров нового киносюжета.

– Это то, о чём я вам упоминал, – поспешил пояснить Вилли, – так называемый проект под кодовым названием – «Цербер».

Перед зрителем возникло изображение необъятных водных просторов. Солнце, светившее, видимо, со спины кинооператора, отбрасывало на водную гладь широкую, неподвижную полосу тени.

Последующие кадры перенесли зрителей в какое-то помещение. Это был огромный, хорошо освещённый зал с потолком, уносящимся куда-то вверх. Окна почему-то отсутствовали. Куда ни кинь взгляд, повсюду странного вида аппараты, отсвечивающие своими никелированными поверхностями, осциллографы, генераторы, приборные стойки. Все стены были заставлены высокими, щитовыми панелями с подвижными, светящимися точками индикаторных лампочек и световых диодов, вольтметрами, амперметрами…

Посреди зала шли строгие ряды рабочих столов, за которыми сидели люди в белых халатах: много людей, человек пятьдесят-шестьдесят. В зал вошёл улыбающийся Рунгштольф и приветливо помахал рукой в сторону кинокамеры. Все, кто находился в зале, встали, словно по команде, и в каком-то покорном, отупляющем повиновении, вереницей покинули помещение. Вошедший подошёл к одному из пультов управления, ухватился за ручку рубильника и властным движением руки включил его.

Перед зрителями вновь предстало водное покрывало океана. Только теперь объектив кинокамеры был направлен несколько вниз, под углом градусов в тридцать к поверхности воды, лежавшей где-то далеко под ногами кинооператора. Из этого следовал вывод, что тот находится на вершине какой-то горы. Но вот над отслеживаемым участком морской поверхности вдруг возникли лёгкие, призрачные клубы водяного испарения. Насыщенность их увеличивалась от минуты к минуте, образуя густой и плотный столб вертикально-восходящего, водяного пара, простёршийся до высот около пятисот метров.

– Паровой столб, – по ходу действия стал пояснять Рунгштольф, – формируется путём нагрева приповерхностных слоёв воды специальной нагревательной системой, размещённой на глубинах не более пятидесяти сантиметров. Как правило, это трубопровод круглого сечения, свёрнутый в плоскую спираль диаметром семьдесят пять метров, размещённую в горизонтальной плоскости. По нему пропускается перегретый пар с температурой свыше двухсот градусов, вследствие чего он отдаёт часть своего тепла окружающей среде.

В результате подобного прогрева верхнего, тонкого слоя воды, с его поверхности происходит интенсивное испарение в виде пароводяного столба. Это первый этап…

Неожиданно плоскость основания столба – несколько выше водной поверхности, – окрасилась призрачным, голубоватым свечением.

– Это – второй этап. Автоматически выдвинулось из воды и включилось устройство гидроаэроионизации – металлическая, решётчатая плоскость с игольчатыми штырями в её узлах, – комментировал далее Рунгштольф.

Вертикально-восходящий, паровой поток начал медленно закручиваться против часовой стрелки, одновременно увеличиваясь в своих размерах, по диаметру и высоте.

– Это – третий этап, – торжественно произнёс Вилли, – этап формирования «Цербера», название которому – водяной смерч. В народе его ещё прозвали – «долговязый Джек».

Свечение в основании смерча прекратилось.

– А это уже четвёртый этап: отключение ионизатора и проводы «Цербера» в дальнюю путь-дорогу.

Смерч немного потоптался на месте и, сначала – лениво, а затем быстро набирая ход, двинулся в противоположную от кинооператора сторону. Высотой более одного километра и диаметром около ста метров в своём сужении, уже не прозрачный, а какого-то тёмно-грязного цвета, смерч двигался зигзагами. Его вершину венчала разраставшаяся шапка иссиня-чёрных туч, в глубине которых бушевали извивающиеся змейки грозовых разрядов; заморосил дождь…

– Вынужден оговориться, что проект к настоящему времени, обладает двумя существенными недостатками: пока что процесс движения смерча является неуправляемым, а сам он имеет короткую жизнь. Но мои учёные уже находятся на подступах к решению и этих задач…

Потом гостю были прокручены кадры вывода из строя, или гибели, судов, имевших неосторожность очутиться в зоне действия «Церберов» – «долговязых Джеков». Повреждённые части судовых механизмов, покорёженные или сметённые палубные надстройки, сломанные и поднятые вверх, совместно с такелажем, мачты, разломанные надвое суда небольшого водоизмещения, маленькие фигурки людей, уносящиеся смерчем в подоблачные высоты… Глядя на всё это, гость сидел, не проронив ни слова…

– А вот и проект под кодовым названием – «Каприччо», – будничным голосом продолжал Рунгштольф.

Пошёл повтор кадров: вид на море; огромный зал с множеством аппаратуры и световых табло; большое количество людей, склонившихся над своими рабочими столами; появление самого Рунгштольфа, улыбающегося и посылающего привет кинозрителям; зал, теперь – пустой, и – включение рубильника.

Снова океан, а вдали – контуры какого-то судна. Последовавшее несколькосоткратное увеличение выдало изображение большого рыболовецкого траулера. На палубе виднелись фигуры людей, занимавшихся выполнением повседневных своих обязанностей. Но вот что-то привлекло их внимание. Люди, словно сговорившись, вдруг, разом, прекратили всяческие работы, как-то странно начали озираться по сторонам; некоторые подошли к самому борту и пытались что-то разглядеть там, внизу. Объектив вновь сократил расстояние, и теперь на экране хорошо можно было различить озабоченные, чем-то напуганные лица членов экипажа. Потом стало твориться что-то непонятное. Вот, двое рыбаков, которые только что мирно беседовали, вдруг о чём-то заспорили, зажестикулировали руками и полезли друг на друга с кулаками. Некоторые, почему-то закрыв ладонями уши или стиснув виски, стали беспричинно метаться по палубе. Третьи, боязливо озираясь, покидали палубу и скрывались в помещениях палубных надстроек. А вот какой-то матрос, перемахнув леера ограждения, кинулся за борт; за ним – другой, третий… Судно постепенно превращалось в какой-то сумасшедший дом. Вскоре корпус судна как-то странно вздрогнул и, разломился надвое, ближе к кормовой части. Через несколько минут вздыбившиеся половинки судна ушли под воду…

– Проект «Каприччо» базируется на основе использования свойств гидро-воздушного, акустического резонанса. Только что вы смогли убедиться в результативности действия гидроакустического оружия. А сейчас мы увидим результаты от применения воздушно-акустического оружия, работающего по тому же принципу, – Рунгштольф кивнул в сторону белого полотна.

На горизонте вырисовывались обводы контура огромного военного корабля – авианосца. В направлении острова нёсся палубный истребитель. Сделав первый круг, за ним другой, он стал заходить на третий. И тут одно крыло его вдруг отделилось от центроплана фюзеляжа. Объект завертелся в воздухе, словно брошенный бумеранг; разлетелось в разные стороны хвостовое оперение, и истребитель в беспорядочном падении рухнул в воду…

Затем были показаны кадры уничтожения военного геликоптера-крепости. С ним было намного проще: у него просто в одно мгновение разрушились лопасти двуосного, несущего винта. Клюнув носом, в своём падении он врезался в воду и исчез из поля зрения…

Бальдомеро неподвижно сидел в кресле, судорожно вцепившись в подлокотники и не сводя с экрана глаз.

– Вы дарите мне жестокую радость! – неестественным голосом выдавил он из себя. – Даже смерть вздрогнет и ужаснётся, увидев всё это! Вы страшный человек, Вилли! – на обличии его появилось нечто похожее на улыбку, смахивающую больше на гримасу. – Зачем вам всё это надо? – встрепенулся Бальдомеро, не сводя тревожных глаз с Рунгштольфа. Лицо его вдруг стало серым. – Послушайте, а почему вы мне всё так открыто и откровенно показываете и объясняете? Или вы и другим предлагаете подобные просмотры?… А-а, догадываюсь: остров Проклятий – это ваши проделки, не так ли? А вы не рискуете? Вдруг всё выльется наружу!

– Это исключено, – разразился недобрым смехом Рунгштольф. – И об этом успели позаботиться мои биохимики и генетики. В своё время изучая и исследуя в моих лабораториях генетический аппарат высших организмов, они сумели синтезировать биологически активные белки и гены, и, смотрите, что из того получилось.

На экране возникло чёткое изображение какого-то отвратительно-мерзкого, крылатого существа с короткими верхними и нижними конечностями, увенчанными длинными и острыми когтями. Метра полтора в высоту, статью своей оно больше походило на человекообезьяну. Острия огромных, вдвое сложенных крыльев, начинавшихся где-то за спиной, торчали вверх, словно клинки. Обличие существа не поддавалось описанию, до такой степени было оно необычным и зловещим, дополняемое мощным, крючковатым клювом, посаженным под уродливой пастью; отупляюще-злобные, маленькие глазки, уставившиеся на зрителей, были налиты кровью и не предвещали ничего хорошего. Существо сидело на небольшом каменистом выступе.

– Это мои любимцы – красавцы-аподы, очень понятливы и исполнительны, – с нескрываемой нежностью и теплом в голосе, чуть ли не продекламировал Рунгштольф. – Питаются исключительно лишь человечиной.

– Да где же вы им наберёте столько корма? – невольно вырвалось из груди Наваррэса.

– Ну-у, дружище, это уже мои проблемы и заботы, – переходя на покровительственный тон своего гостя, Вилли жутковато рассмеялся и похлопал того по плечу. – Раз вас это интересует, то посмотрите, как это делается…

По каменистой поверхности, почти лишённой какой-либо растительности, не спеша брёл какой-то человек. Походка его не была обременена тяжестью поступи: он шёл легко и непринуждённо, то поднимая голову навстречу лучам нещадно палившего солнца, то направляя свой взор куда-то вдаль, к окраине суши, за которой плескались волны необъятной, водной стихии. Вот он остановился, вытирая носовым платком градом катившийся по лбу пот. На лице его можно было прочесть недоумение, свидетельствовавшее о крайней растерянности и, словно, вопрошавшее: «Зачем и кому я здесь понадобился?» В последний раз, по инерции, осмотревшись по сторонам, он собрался было продолжить свой путь, но тут что-то заставило его резко оглянуться назад. Лицо человека вмиг исказилось испугом, глаза неестественно расширились, а на устах застыл крик ужаса и отчаяния. Последовало непроизвольное защитное движение рук, скрещённых над головой. Отпрянув всем корпусом назад, человек споткнулся и упал. Какая-то большая тень на мгновение заслонила его от солнца. Ещё миг, и он, отчаянно барахтаясь и сопротивляясь, завис в воздухе, подхваченный цепкими когтями одного из трёх атаковавших его аподов. Расправа совершалась в расчетливой, неспешной последовательности, с какой-то изуверской жестокостью. Поднятая высоко в воздух, жертва переходила из когтей одного апода, в когти другого, систематически добиваемая ударами мощных клювов и раздираемая на куски клыками кровожадных пастей. Под самую завязку, вся тройка крылатых вампиров, в когтях одного из которых свисало нечто то, что когда-то называлось человеком, покинула пределы острова и направилась в сторону оконечности банки.

– Сейчас сбросят в одну из «синих дыр», – в сатанинском упоении прокомментировал Рунгштольф. – Тело догложут акулы, а отполированные их зубами кости унесутся в астеносферу…

Бальдомеро не стал расспрашивать, что такое «синяя дыра», астеносфера, и прочие непонятные ему вещи: ему, как никогда, стало плохо. К горлу подкатывал горько-кислый комок тошноты, а голова прямо трещала и раскалывалась.

– А вот ещё один наглядный пример, смотрите, – Рунгштольф коснулся холодной, словно лёд, руки, сидевшего рядом.

На зрителей смотрел человек, державший перед своими глазами пробирку, затянутую сверху крупноячеистой марлей. По стенкам пробирки, медленно перебирая лапками, ползало крылатое насекомое.

– Оса? – всё ещё борясь с тошнотой, справился Бальдомеро.

– Немного не угадали: пчела.

Снова каменистая поверхность, опять человек, только другой, неуверенно шагающий и поминутно озирающийся. Чьи-то руки, но уже в защитных перчатках, стягивают с пробирки марлю, и пчела, почувствовав обретённую свободу, покидает пределы своего заточения.

Вновь – бредущий человек. Вот он производит интенсивные движения руками, словно пытаясь отогнать от себя назойливую муху. Наконец он шлёпает себя по шее. Попытка оказалась удачной, и он рассматривает на своей ладони раздавленное насекомое, а затем сдувает его на землю. Почёсывая ужаленное место, человек возобновляет движение. Но не успел он сделать и десяти шагов, как походка его сделалась неуверенной, шатающейся. Преодолев ещё несколько метров, он беспомощно остановился, как-то сразу обмяк и рухнул на землю…

– Всё! – подытожил хозяин. – Полный расчёт с жизнью!

– Я что-то не пойму…

– А тут и понимать нечего, дружище. Это – пчела, пчела-убийца, я их называю «малютками». Таких у меня тысячи тысяч. Летят «малютки» на температуру человеческого тела, на запах человеческого пота и на биоэнергетическое излучение. Опять же – работа моих учёных-биологов, – вновь не сдержался Вилли, а затем, словно спохватившись, поспешно добавил: – Может хватит на сегодня, господин Наваррэс? У вас очень утомлённый вид… Бен, застопорь кадр! – обратился он к Линку, а затем и к гостю: «Да и осталось лишь всего каких-нибудь два-три незначительных киносюжета».

– Тем более, дорогой мой друг, – в голосе и поведении Наваррэса наметился перелом в лучшую сторону. – Чего уж там, давайте досмотрим до конца и поставим на том точку.

– В таком случае, Бен, поехали дальше, – Рунгштольф прищёлкнул пальцами, и вновь послышалось тихое гудение мотора лентопротяжного механизма. – Это лаборатория моих учёных-ботаников, – пояснил он, кивком головы указав в сторону экрана, на котором возникло изображение небольшого, светлого помещения, вмещавшего в себя с десяток рабочих столов, с установленными на них колбами, ретортами, пробирками, стеклянными соединительными трубками. За столами в рабочих позах сидели сотрудники лаборатории: кто-то манипулировал рабочими инструментами, другой вёл записи в журнале, третий что-то разглядывал под микроскопом… Вдоль дальней стенки виднелась компактная оранжерея, а по бокам – застеклённые шкафы с гербариями, какими-то коробочками, баночками…

– Чем же они у вас там занимаются? – поинтересовался Бальдомеро: он, кажется, отходил от предыдущих переживаний и потрясений.

– Как бы это вам объяснить попроще, – Вилли сделал вид, что задумался. – Ну, например, науке известно, что некоторые почвенные бактерии, такие, как «баццилюс цереус», в несколько десятков и даже сотен тысяч раз чаще встречаются там, где залегают природные запасы золота и меди. Моим учёным удалось в лабораторных условиях воспроизвести и вырастить такое растение, которое способно растворять в себе золото, как в чистом виде, так и в его соединениях. Определяя с помощью почвенных бактерий «баццилюс цереус» места золотоносных залежей, мы засеваем их семенами этих растений. Приходит срок, урожай собирается и подвергается специальной химико-технологической обработке. Благодаря подобному способу, за один год в мои хранилища поступает в среднем около двухсот семидесяти пяти килограммов чистого золота. – На экране показалась открытая дверца большого металлического сейфа, встроенного в стену: на полках его аккуратными, ровными штабелями были установлены небольшие золотые отливки.

К превеликому удивлению Рунгштольфа, Бальдомеро к только что увиденному отнёсся как-то равнодушно: тот сидел, развалившись в кресле, с полуприкрытыми веками, подпирая лоб пальцами ладони; ни один мускул не дрогнул на его лице.

– Браво Наваррэс, так держать! – усмехнулся про себя хозяин. – Это всё были цветочки. Сейчас я тебе преподнесу всего лишь одну ягодку.

Перед зрителями возникла стать человека, стоявшего на краю поля, с произраставшей на нём какой-то сельскохозяйственной культурой. Первое же приближение выявило, что это плантация опиумного мака.

– О-о-о! – вдруг ожив и подтянувшись в кресле, воскликнул удивлённый гость. – Мой благодетель и кормилец! Чьи же это плантации? – живо осведомился он.

– Да Бог его знает! – пожал плечами Рунгштольф. – Моих людей это как-то мало интересовало… Давайте лучше посмотрим, что же дальше будет, а то я и сам что-то запамятовал…

Рука на экране потянулась к открытой картонной коробочке, и вот щепотка сероватого порошка высыпана недалеко от ног. Человек закрыл коробочку, завернул в целлофановый мешочек и спрятал в боковой карман пиджака. Появилось приближённое изображение небольшого участка культуры; затем пошли кадры многократно ускоренной съёмки. Прямо на глазах зрителей, сначала – стебли, а затем уж и маковые головки, стали обволакиваться тонким слоем сероватого налёта. Плоды, один за другим, на всё больше и больше изгибающихся стеблях, стали никнуть и склоняться к самой земле. Последовала дальнейшая, ещё более ускоренная съёмка, но уже с видом на всю плантацию. Теперь узнать её было уже невозможно: полностью полёгший урожай накрыл землю тёмно-серым одеянием…

– Тоже – разработка моих учёных, – не оборачивая головы к гостю и глядя на экран, как ни в чём ни бывало, пояснил Вилли. – Это почвенные спорообразующие, грибковые бактерии, а точнее – почвенный, раковый вирус, в виде порошка. Достаточно нескольких миллиграммов такого порошка, чтобы в течение одного часа уничтожить посевы опиумного мака на площади в несколько десятков гектаров. Земля эта уже никогда не будет пригодна для произрастания маковых растений. Злаковых и прочих сельскохозяйственных культур вирус не затрагивает: для них он безопасен.

Экран замелькал тёмными, горизонтальными полосками, а затем засветился однотонным светом; послышалось нарастающее гудение наматывающей бобины кинопроектора.

– Вот и всё! – Рунгштольф облегчённо вздохнул и, кнопкой, встроенной в подлокотник кресла, включил в зале свет.

Бальдомеро Наваррэс безмолвно сидел в кресле, опустив голову и уставившись в одну точку. На побледневшем лице его невозможно было прочесть каких-либо признаков душевного смятения или переживания. Вилли начал было уже сомневаться в правильности избранной им тактики давления. И только лишь тогда, когда гость поднял на него свои отяжелевшие веки, под которыми застыл больной блеск иступлённых глаз, он понял, что попал в десятку.

– Да на вас лица нет, уважаемый Бальдомеро! – озабоченно-сочувственно воскликнул Вилли, покачав головой и заломив руки, сложенные в ладонях. – Идёмте, я провожу вас в свои покои.

– Это излишне, господин Рунгштольф, – прозвучал в ответ безучастный, бесцветный голос. – Мне бы хотелось на некоторое время остаться наедине с самим собой.

– Ваша воля! – отозвался Рунгштольф, и тут же обратился к Линку: – Бен, на выход! – и они оба спешно покинули помещение зала…

– Что вы хотите от меня? – устало вымолвил Бальдомеро Наваррэс, когда через четверть часа, после невесёлых раздумий и размышлений, он подошёл к одиноко сидевшему на садовой скамейке Вилли Рунгштольфу. Куда только подевалась его величественная, горделивая осанка: весь ссутулившийся, он был похож на побитую собаку. Традиционный, присущий ему повелительный тон сменился на заискивающе-просительный.

– Раньше я хотел лишь одного, – Вилли развёл руками в стороны и пожал плечами, словно сожалел о пошлой мелочности прежних своих желаний, – чтобы ваши люди оставили меня в покое: раньше! Теперь же, кроме этого, я хочу…

– Что именно? – живо осведомился Бальдомеро с лицом прижимистого ростовщика, расстающегося со своими сокровищами.

– Полного подчинения и повиновения – раз! – кратко и категорично заявил Рунгштольф. – Пятьдесят процентов годовой прибыли от опиумного бизнеса – два!..

– Но это невозможно! – с отчаянием в голосе воскликнул Бальдомеро. – Мои люди могут неправильно истолковать ваши требования; да они просто и не захотят слушать меня, и тогда.., – он запнулся, но быстро совладев собой, добавил: – … какой смысл вам будет иметь дело с покойником?

– А вы им объясните, – принялся за наставления Рунгштольф, – мол так и так, что на каждой, без исключения, из вверенной им плантации – где бы она не находилась, – есть верные мне люди. Любое противодействие или злой умысел, направленные против Вильгельма фон Рунгштольфа, незамедлительно повлекут за собой ответные действия, результатом которых окажется уничтожение плантаций в тех точках земного шара, откуда будут исходить веяния непокорности или же заговора… Да вы хоть присядьте, дружище, – встрепенулся Рунгштольф, словно только сейчас заметив, что собеседник уже давно стоит перед ним, и добавил, двусмысленно: – Поберегите свои ноги, они вам ещё ой как пригодятся!..

– Значит – договорились? – подытожил Наваррэс, когда многое было уже обговорено, и они направлялись к площадке, на которой стоял геликоптёр с вращающимися лопастями винтов и готовый к отлёту. – Ровно через неделю жду вас у себя, и уверяю, присутствовать на совещании будут все, без исключения, представители иерархической лестницы моей бизнес-олигархии… И ещё, – Бальдомеро остановился и метнул пристальный, сверлящий взгляд в сторону провожавшего. – Скажите мне пожалуйста, а что, если вдруг весь мир ополчится против вас, прознав каким-то образом о ваших далеко идущих планах и намерениях?.. Насколько я правильно понял, свой остров вы позаботились обезопасить во всех отношениях, за исключением одного – возможной ракетной бомбардировки со стороны космоса.

– Цепляется за соломинку, идиот, опять пытается нащупать больное, уязвимое место, и, кажется, он прав. Ах, как мне не хватает знаний и опыта этого чёртова русского – Лопухина, кажется. Пора бы мне познакомиться с ним поближе и заняться им вплотную, – вихрем пронеслось в голове Рунгштольфа, вслух же он ответил:

– Вы очень проницательны, дорогой Бальдомеро. В этом случае у меня предусмотрено проведение акции возмездия под кодовым названием «Апокалипсис». На острове Проклятий за истекшие пятнадцать лет я успел накопить такой арсенал очищенных, радиоактивных запасов урана и плутония, что взрыв его повлечёт за собой гибель всей земной цивилизации и прекращение существования Земли, как планеты, вышвырнув её за пределы солнечной системы или же раздробив на куски. А мы с вами растворимся в мировом пространстве… Придёт время, и я позабочусь довести это до сведения всех правительств. Согласитесь: никто не решится пилить под собой сук. Сомневаться не приходится, что все мои требования и условия будут приняты безоговорочно, и, в один прекрасный, солнечный день, я стану полновластным хозяином планеты…

– Господи! – всё больше и больше бледнея, прошептал про себя Бальдомеро Наваррэс, возводя взор свой к голубому, безоблачному небу. – Защити и сохрани род людской от этого дьявола-параноика, самого страшного исчадия ада! Испепели и развей по ветру пепел останков этого мерзкого чудовища! – Бальдомеро, кажется, впервые в жизни проникся искренним, святым негодованием и любовью к душам ближних, которые сам, ещё совсем так недавно, медленно растлевал и убивал плодами своей деятельности. И всё это ради чего? Ради барышей? Да пропади они пропадом, коли планету ждёт такой ужасный конец… – Всего вам наилучшего, Вилли! – обратился он вслух к провожавшему. – Дальше я пойду уже сам. – Походка и осанка его вновь приобрели независимый и горделивый вид.

– Ещё раз – браво, Бальдомеро! – Рунгштольф тихо рассмеялся, прищёлкнув пальцами. – Так и следует поступать истинному джентльмену, придерживающемуся золотого правила: «Улепётывая из окопов и унося ноги от противника, не забывай сохранять своего лица и достоинства!»…

Геликоптер взмыл вверх, и через минуту скрылся из вида.

8. «До встречи на том свете!»

Итак, Бен, пора приступить к выполнению своего обещания и уж как-нибудь постараться утихомирить мою «зубную боль». Теперь уж вам от меня не отвертеться, – весело рассмеялся Вилли, дружески похлопав Линка по плечу.

Оба они сидели недалеко от виллы, за белоснежным столиком, в тени разлапистых пальм, неторопливо ведя беседу и потягивая ароматный, бразильский кофе. Хозяин был в отличном расположении духа: этому способствовали и несколько рюмок виски, уничтоженные им одна за другой сразу же после отлёта Бальдомеро Наваррэса.

– Теперь он вот где у меня! – Вилли сжал пальцы в кулак. – Думал – нашёл простачка: так я и сунусь прямо в его лапы. Как бы не так! Теперь, зная мои планы, он для нас опасен вдвойне…

– Так кто же вас тянул за язык? – не удержался Бен.

– Необходимость, друг мой, необходимость. Только до смерти напугав нашего гостя, я мог рассчитывать на встречу со всеми его подопечными лизоблюдами от наркобизнеса. В следующую субботу они съедутся со всех концов света, чтобы обсудить со мной те условия, которые я намерен им предъявить. Но вы сами понимаете, Бен, что подобный жест доброй воли в виде приглашения к посещению столь «высокого общества», Всё это – блеф, предлог, чтобы просто физически устранить меня. Поэтому я постарался убедить нашего общего друга, что моё посещение в первый же день сборов не столь обязательно. Мне пришлось уговорить его, чтобы первым в его резиденцию прибыл Бенджамин Линк, то есть – вы, под предлогом необходимости в проведении предварительных переговоров и зондирования почвы. Я обязался приехать в воскресенье, утром.

– Моя задача? – кратко осведомился Линк.

– Раздавливая змею, наступай ей на голову, иначе рискуешь быть смертельно ужаленным! – Вилли устремил свой проницательный взгляд на собеседника. – Работать на полное уничтожение! В живых не должен остаться ни один участник тайного сборища, включая охрану и прислугу. На проведение акции вам будут отведены всего лишь одни сутки. Как всё это будет выглядеть, уже ваша забота. И учтите, времени на подготовку осталось не так уж и много: шесть суток. В ваше распоряжение будет предоставлена спортивная машина марки «опель-кадет». – Рунгштольф поднялся со своего места, давая понять, что на том разговор исчерпан. Он протянул руку своему собеседнику. – Желаю вам удачи, Бенджамин Линк! Да хранит вас Господь Бог!..

Ранним субботним утром по автостраде, ведущей к колумбийской границе, мчалась скоростная, спортивного типа, машина. Заря ещё только занималась и свет включённых фар полосовал широкую, асфальтированную дорогу и прилегающие к ней участки местности. Свежий, прозрачный воздух, заполнивший собой всё окружающее пространство и насыщенный неповторимыми запахами луговых трав и лесов горных массивов, встречными, упругими струями проникал в салон машины сквозь открытые боковые окна, приятно будоражил нервы и настраивал на романтический лад. Из динамиков приёмника неслись приглушённые, ласкающие звуки какой-то национальной мелодии.

За рулём, в непринуждённой, расслабленной позе, откинувшись на спинку сиденья, восседал Бенджамин Линк, временный уполномоченный главы эквадорской фирмы концерна «Квинт энд аэрокомпани». Глаза его были прикрыты чуть приспущенными веками, и, казалось, что человек этот погружён в мир грёз, волнующих воспоминаний и ощущений. Однако, это кажущееся впечатление было бы тут же напрочь отметено, если бы кто-то, проницательный, заглянув в его глаза, смог проникнуть в тайные лабиринты души этой, на первый взгляд, ничем не примечательной личности.

Цепкий взгляд Бена улавливал и отслеживал все подробности и изменения на пути своего следования. Он давно уже заприметил, что одна из редких в такую раннюю пору встречных машин, промчавшись мимо и исчезнув за одним из поворотов горного ущелья, вдруг снова вынырнула где-то далеко позади, изменив направление своего движения на противоположное, неотступно следуя за «опель-кадетом». Чтобы убедиться в правильности своей догадки, Эдди несколько раз резко менял скорость движения, но во всех случаях расстояние между машинами оставалось неизменным. «Люди Наваррэса! – словно обращаясь к воображаемому собеседнику, вымолвил вслух Линк. – Вот олухи!.. Ну и чёрт с ними! – он незлобиво рассмеялся. – Так даже спокойнее: какая-никакая, но всё же – охрана».

Сейчас же голова его была занята мыслями несколько иного характера.

– А всё-таки этот Вилли вконец обнаглел, поросёнок! – не то с досадой, не то с нескрываемым удовлетворением, рассуждал он вслух. – На что он надеется, посылая меня, Дюгеля, на приведение в исполнение приговора такому количеству людей? Ведь когда-то разговор шёл исключительно лишь о личности Наваррэса, и вдруг – на тебе, такой поворот дела: подавай ему вдобавок, видите ли, на стол в жареном виде кроме петуха ещё и всех птенцов. Ну и аппетит, возрастающий по экспоненте!.. Конечно, задача не из лёгких. Для кого-то она оказалась бы просто невыполнимой, но только не для меня. А впрочем, Вилли неплохо вчера подметил. Как это он сказал?.. Ага, вот: «Поверьте мне, Линк, я неплохо разбираюсь в людях. По разным причинам приходилось мне общаться и с многими разведчиками мира, с диверсантами, с террористами, но вряд ли кто из них годится вам даже в подмётки! Это не слова лести, это – правда. Вы – супермен! И поэтому я заранее уверен, что вы достойно, без всяких осложнений, справитесь и с этой задачей!»

И действительно, Линк успел основательно подготовиться к предстоящей встрече. Всё продумано до мелочей. Взять хотя бы тот часовой, электронный механизм, упрятанный в машине, который в нужный момент подключит к телефонному аппарату автомобильный магнитофон с записью голоса Рунгштольфа, вызывающего его, Бена, по какому-то неотложному делу. Это будет являться сигналом к началу проведения операции.

– Ладно, этот вопрос, можно сказать, решён, – констатировал Бен, – а там – уж как будет: может придётся действовать и по обстоятельствам… Но вот каким образом мне поступить в дальнейшем с самим Рунгштольфом и с его спутницей жизни Сарой Фулсброк? Оба они меня достали: подвели в моих надеждах и лучших намерениях. Что ж, тем хуже для них… Вилли!.. Ну ладно, его ещё можно понять: в скором времени он намерен возложить на себя обязанности и функции властелина планеты, и поэтому вырабатывает в себе все необходимые для того качества. Ну а Сара? Чего ей не хватало? Как она могла предать нашу дружбу и чувства? Такого я никогда и никому не прощаю, не прощу и им.

В стремлении претворить свои бредовые идеи в действительность, Вилли и в мыслях не мог допустить, что кто-то посторонний может на лету перехватить его инициативу в свои руки и, отстранив в сторону, или даже – уничтожив, стать обладателем огромных живых и несметных природных ресурсов планеты. И этим «кто-то» должен стать он, Эдвард фон Дюгель. Как он это сделает, то уже его личная забота. Изощрённости ума и фантазии мысли Эдди нужно отдать должное.

Первое, что он предпримет, так это попытается всё же завладеть тем самым прибором, которым эти щенки орудовали на своей «Кассиопее». Да и тушение пожара в Крутогорске, дохлые волки, кажется, тоже дело их рук: вряд ли приходится в том сомневаться. В крайнем случае необходимо будет «позаимствовать» у них какую-то тетрадь – Записки СОМов, кажется, – о существовании которой выболтал по пьяному делу этот выродок, Шишкин-младший. Там наверняка должно быть всё то, что его интересует. Но всё же – лучше прибор. Его он сразу сможет пустить в действие. Но вот вопрос: как снова очутиться в Крутогорске, да так, чтобы его не узнали?.. А может подкинуть Рунгштольфу идею о заброске туда Фулсброк? Сара неплохо владеет русским языком: он, помнится, здорово поднатаскал её в своё время в этом отношении. И как только она будет возвращаться с добычей, Эдди просто-напросто перехватит её на лету. Как это говорится у русских?.. Кажется – загребать жар чужими руками. Вилли подобным образом поступает всю жизнь, и – ничего. Следовательно, и мне можно, всего лишь один раз, и мы – квиты…

Из состояния безмятежной задумчивости водителя «опель-кадета» вывело приближение к колумбийской границе… Быстро пройдя досмотр и покончив с прочими формальностями, он без промедления продолжил свой путь. Неизвестная машина так и продолжала сидеть на хвосте, всё время придерживаясь неизменной дистанции…

Через два часа машина подкатила к самым воротам резиденции Бальдомеро Наваррэса. Затерянная среди зелени девственных, тропических лесов на небольшом горном плато, она больше смахивала на фортификационное сооружение, нежели на загородную виллу. Широкий и, видимо, глубокий кольцевой ров, заполненный водой; виадук и за ним изгородь из металлической сетки; потом – высокий забор из железобетонных плит. Сплошные, металлические ворота, по бокам которых виднелись высоко поставленные корпуса видеокамер, не позволяли видеть того, что скрывалось от глаз людских за всей этой надёжно охраняемой завесой таинственности.

Эдди вышел из машины и, вытащив из кармана металлический жетон, поднял его вверх над головой, пытаясь попасть в перекрестье объективов видеокамер: это был заранее обусловленный обеими сторонами пароль. Створки дверей разошлись в стороны. Миновав основные ворота, машина очутилась на небольшой гаревой дорожке, спереди ограниченной воротами второй внутренней изгороди из металлической сетки, а по бокам – одноэтажными сторожевыми строениями. Из двери одного из них вышел привратник и в вежливой форме попросил Бена Линка проследовать за ним в помещение, где он подвергся, по его мнению, унизительной процедуре досмотра.

Четверть часа пребывания в чём мать родила, и вот уже машина плавно скользит по бетонированной дорожке в сторону виллы – двухэтажного, архитектурного ансамбля, выдержанного в духе стиля «ампир». Сидевший рядом охранник, указал Бену место парковки, оказавшееся в дальнем конце вереницы шикарных авто различных типов и марок.