Принцесса в академии Медная Варя

– Нет, но это написано в городском справочнике. Их всегда кладут под щитами с картой, – пояснил он и показал нам разворот книги.

– О.

Я поднялась с колен, а Индрик изумленно взглянул на свой палец и присвистнул.

Улицу мы отыскали без труда. Фабрика служила хорошим опознавательным знаком. В свете луны она смотрелась довольно зловеще, щерясь темными окнами. Наша цель располагалась через дорогу. Коттедж профессора Марбис отгораживал высоченный забор. Доски были заострены кверху и вдобавок оплетены каким-то колючим растением, чтобы ни у кого не осталось сомнений: гостям здесь не рады. И если до сих пор у меня ещё теплилась крохотная надежда, то при виде «Приюта гармонии», искорка погасла. Коттедж впору было переименовывать в «Последний приют»: над забором покачивались сочные желтые бутоны, удивительно свежие и благоухающие. Лепестки не закрылись даже на ночь, наслаждаясь лунным светом. Точно такие же цветы выглядывали из почтового ящика, выпихнув оттуда стопочку писем. Пергаментные конверты рассыпались по земле. В воздухе завис желтовато-серебристый туман.

За несколько шагов от калитки меня потянуло в дрему. Рядом сонно тряхнул головой Озриэль и вяло потер глаза Индрик. Только Магнус оставался бодрым и энергичным – сказывался паучий иммунитет.

– Похоже, хрусталютики сильно разрослись, – спохватилась я. – Нам нельзя внутрь, иначе тоже надышимся.

Индрик резко остановился.

– Погодите, я скоро, – заявил он и кинулся обратно к фабрике.

– Куда это он? – удивился Магнус.

Я пожала плечами:

– Надеюсь, не на свидание.

Поджидая его, мы отошли на некоторое расстояние от коттеджа и для верности прикрыли носы рукавами. Индрик вернулся минут через пять и протянул нам хлопковые маски. На моей была вышита широкая улыбка.

– Ого, спасибо! Где ты такие достал?

– На фабрике. Работницы всегда надевают их, чтобы пух не попал в легкие.

Мы натянули защиту на лица и шагнули к калитке. Я не без трепета толкнула её, потом нажала посильнее, затем хорошенько налегла и наконец навалилась. И лишь когда подключились Озриэль и Индрик, нам удалось сдвинуть дверцу и попасть внутрь. Оказалось, что сопротивление с той стороны оказывали хрусталютики, разросшиеся по всему двору. Жирные корни тянулись по стенам коттеджа до самой крыши, проникли в водосток и даже сплели навес, отгораживающий «Приют гармонии» с воздуха. Тут и там желтые бутоны горели в темноте ядовитыми фонариками. Воздух был одуряющее вязок, я чувствовала это даже через повязку. Над входом в дом завораживающе медленно покачивались кудрявые усики с листочками на конце и точно такие же трепетали по бокам, образовав арку, – даже красиво… если позабыть, что это такое.

– Пряха помилуй! – выдохнул Магнус.

– Да уж, нам сейчас любая помощь пригодится…

– Скорее внутрь, – махнул Озриэль. – Чем быстрее мы с этим покончим, тем лучше.

Не знаю, каким раньше было жилище профессора Марбис, но теперь оно напоминало обиталище нимфы. В камине росли цветы, в рамках с фамильными портретами красовались корешки, стены оплели древесные обои, а в забытой на кофейном столике чашке плавали лепестки. Рядом лежал надкушенный кекс и вставная челюсть. А сама профессор…

– Ущипните меня…

Я послушно ущипнула Озриэля, а потом себя. Ничего не изменилось.

Пожилая дама лежала на высоком травяном ложе, которое раньше было постелью под балдахином. В трогательно сложенных на груди руках покоился букетик хрусталютиков, что-то похожее на венок обрамляло голову. Идиллию слегка нарушали остроконечные очки и сурово сжатые губы. Ярко-сиреневая помада бросала вызов даже сейчас.

– И что теперь делать? – шепотом спросил Индрик.

Я подошла к возвышению.

– Профессор, вы меня слышите?

Лежащая никак не отреагировала. Реакции не последовало ни на щелчки перед носом, ни на громкие хлопки, ни на оклики по имени. Озриэль даже попытался зачитать отрывок из поэмы «Лесной царь» (томик с закладкой лежал рядом на тумбочке), но через минуту я его остановила, видя, что это не действует.

– Если уж это не помогло… – Он развёл руками и вернул книгу на место.

Я потёрла лоб:

– Так, надо подумать… она ведь спит? Сколько самое большее может длиться сон?

Озриэль задумался:

– Ну, если верить сказочному первоисточнику, то сто лет.

– А потом?

– Потом её должен поцеловать прекрасный принц и тем самым пробудить ото сна.

– А если не поцелует?

– Ээ… будет спать дальше.

Я готова была схватиться за голову, но тут меня отвлекло чавканье: Индрик дожевывал оставленный на столике кекс, просовывая его под маской.

– Как ты можешь есть в такой момент?!

Он пожал плечами:

– А что? Я всегда голоден, как проснусь, и не важно, произошло это утром или посреди ночи. К тому же за целый век кекс всё равно бы заплесневел, – добавил он и запихнул остатки в рот. – А так профессору будет приятно, что не осталось мусора.

– Профессору будет приятно… – повторила я, вдумываясь в эти слова.

– Ну да, можно ведь и…

– Профессору будет приятно! – перебила я и, схватив его за руку, подтащила к ложу: – Целуй!

– Что?! – Индрик закашлялся, поперхнувшись кексом.

– Ты сам слышал: чтобы она проснулась, нужен поцелуй прекрасного принца!

– Ни за что! И я ещё не принц, я только учусь на него.

– Ты ведь её любимчик, ты ей нравишься, так что должно сработать.

– Я многим нравлюсь, и что с того?!

– Какая скромность.

– Ливи, не думаю, что это поможет… – попытался вмешаться Озриэль.

Индрик бросил на него благодарный взгляд:

– Спасибо, друг!

– Нужно испробовать все способы, – не отступалась я.

– Это безумие!

– Целуй, тебе говорят! Я приказываю!

– Что?

– Что?!

Оба удивленно воззрились на меня. Вбитые с детства привычки выкорчевываются с трудом. Раньше всегда срабатывало.

– То есть я хотела сказать: прошу. Индрик, пожалуйста, сделай это ради меня, ради профессора, а главное, ради счастья всех будущих поколений студентов, которые могут навеки лишиться поэтики! – Я молитвенно сложила руки на груди.

– Ради счастья всех будущих поколений студентов я бы как раз не стал этого делать, – вздохнул Индрик, снимая маску. А потом оглядел нас троих: – Если вы когда-нибудь кому-нибудь об этом расскажете…

– Чтоб мне замуж не выйти!

– Чтоб мне тюрбан носить!

– Чтоб мне тлёй до конца жизни питаться!

Когда все страшные клятвы были принесены, Индрик коротко выдохнул и, склонившись над ложем, чмокнул профессора в сиреневые губы. Мы замерли, вытянув шеи. Пульс участился, напряжение достигло пика, прошла минута, другая…

– Не сработало, – констатировал Индрик и попытался натянуть маску.

– Стой, – я схватила его за руку, – попробуй ещё раз.

Последовала короткая возня, Индрик потерпел поражение и подчинился. После третьего раза пришлось признать, что ничего не вышло.

Охватившее меня разочарование не поддавалось описанию. Только теперь я поняла, как сильно надеялась, что это сработает.

– Так и знала, что в сказках – сплошное вранье!

Озриэль сжал моё плечо.

– Не расстраивайся, мы что-нибудь придумаем. Но сейчас лучше отсюда уйти, пока мы ещё в силах передвигать ноги.

– А что делать с ней? Не можем же мы её так оставить…

– Придётся. Думаю, в ближайшие, хм, сто лет она не заметит особой разницы, а, прикорнув рядом, мы уж точно ничем не сможем помочь. Взгляни на Индрика.

Я обернулась и обнаружила, что тот устроился в кресле и, откинув голову на спинку, борется с дремотой из последних сил. Конечно, он ведь успел здорово надышаться, пока был без маски.

– Ты прав, нельзя здесь дольше оставаться. Только погоди минутку.

Я подошла к письменному столу и вынула из ящика карандаш и лист бумаги. Потом мы подхватили Индрика и поволокли к выходу, двигая свободными руками, как гребцы, чтобы немного разогнать воздух – такой он был плотный.

В дверях я ненадолго задержалась, разглядывая стоящий в углу цветочный холмик, и не сразу поняла, что он мне напоминает. Это была корзинка – та самая, в которой доставили хрусталютики и из которой профессор Марбис пересадила цветы, запустив труднообратимый процесс. Сейчас её плотно обвивали стебли и бутоны, под которыми едва угадывались прежние очертания. Я оборвала их и прихватила и корзину. Пригодится, чтобы уладить дело с Эмилией.

На крыльце Индрик чуть пришёл в себя и до калитки добрался уже самостоятельно, хоть и слегка запинаясь. И лишь оказавшись по другую сторону забора, мы сняли маски. Закрыть калитку оказалось не проще, чем открыть.

Пока принцы пыхтели над этой задачей, я прислонила лист к забору и нацарапала записку. Карандаш тоже оказался ядовито-сиреневым – похоже, профессор Марбис питает к этому цвету особую нежность. Готовое послание я прикрепила к калитке и отступила на шаг, любуясь результатом. Оно гласило:

Уехала погостить к тетушке. Когда вернусь – не ваше дело.

С любовью, профессор Марбис.

P.S. для студентов: в качестве домашнего задания хорошенько повеселитесь и отдохните от поэтики.

P.S. для воров: спите с миром.

– Думаю, вполне в её стиле, – одобрил Озриэль.

Тут нас отвлек голос Индрика:

– Эй, как думаете, сколько дней нужно этим самым… хрусталютикам, чтобы превратить улицу Менестреля в сад снов?.. Или даже часов…

Он указал на дорогу. За то время, что мы провели в доме, несколько корешков успели выползти на неё и навострились к соседнему дому. Озриэль поспешно выкорчевал их и хотел перекинуть обратно через ограду, но я забрала цветы:

– Зачем они тебе? – удивился он.

– Это для лавки, заметаю следы, – пояснила я и воткнула хрусталютики в корзину. – Но Индрик прав. – Я встала и отряхнула руки. – Через день-другой соседи могут что-то заподозрить…

– Хм, а если мы… – начал Озриэль и повернулся к Индрику: – Помнишь, нам в самом начале дали пару уроков бытовой магии после инспекции в жилой башне?

Тот наморщил лоб.

– Уроки? Наверное, я тогда был на репетиции…

– Ладно, неважно. Там совсем просто, главное только вспомнить закольцовывающую фразу… сейчас… – Ифрит задумчиво пощелкал пальцами.

– Ты о чем? – уточнила я.

– Среди прочего нас учили сдерживающему заклинанию, – пояснил Озриэль. – Оно, к примеру, помогает избавиться от крыс в доме или хотя бы сдержать рост их численности. Зря я тогда невнимательно слушал, ещё подумал: зачем принцу такое знать?

– А на цветах это сработает? – засомневалась я. – Даже не так: а на волшебных цветах это сработает?

Озриэль потер лоб:

– Не уверен. Но других вариантов нет.

– А для заклинания нужно что-нибудь дополнительное? Я имею в виду оборудование: свечи, колбы…

– Нет, ничего такого. Суть в том, что их надо… оскорбить.

– Оскорбить?!

– Оскорбить, унизить, обидеть – называй, как хочешь. К примеру, сказать, что они жирные хвостатые сыроеды и что им здесь совсем не рады. Тогда они обидятся и уйдут. Ну, или не станут звать в дом новых крыс.

– Вот так просто?

– Вообще-то там ещё магическая формула есть, которую я и пытаюсь вспомнить. Её надо произносить в самом начале и в конце. О! – Он вскинул палец. – Может быть, эта!

И произнёс тарабарщину.

Потом засомневался:

– А может, эта…

И снова произнёс тарабарщину.

– Давай попробуем обе, – предложил Индрик и зевнул. – Лучше скажи, как будем обзывать цветы?

Озриэль пожал плечами:

– Это ты у нас сочинитель, ты и предлагай.

Индрик оживился, хрустнул костяшками и, вперив взор вдаль, наклонил голову сначала к одному плечу, потом к другому.

– Придумал! – провозгласил он.

Они двинулись вдоль забора, приставляя ладошку ко рту и что-то шепча бутонам. Я заметила, как несколько цветков съежились и отодвинулись. Ещё у нескольких лепестки потемнели и скрутились.

– Работает! – обрадовалась я.

Когда с оскорбительной частью было покончено, мы окинули взглядом всё целиком.

– Кажется, и правда присмирели, – удовлетворенно отметил Озриэль.

– Отличная работа!

Он улыбнулся похвале.

Я собрала выпавшие из почтового ящика конверты и хотела подсунуть под калитку, но передумала и положила в карман.

– Собираешься читануть? – поинтересовался Индрик.

– Это нужно сделать на всякий случай. Вдруг какая-нибудь подруга профессора Марбис собирается нагрянуть с визитом? Кто, как не я, скажет ей, что сейчас не самое подходящее время? Всё, здесь нам больше делать нечего, идёмте, пока кто-нибудь из соседей нас не заметил.

Глава 13

Про судьбоносные орехи и неизвестного злоумышленника

Чем дальше мы отходили от «Приюта гармонии», тем яснее становилась голова. Индрик окончательно оклемался.

К тому моменту, когда мы выбрались с улицы Менестреля и свернули к центру города, на небе начал заниматься рассвет.

Принцы проводили меня до Шебутного переулка. Несмотря на ранний час, там уже если не закипала, то начинала булькать жизнь: продавцы гремели ключами, отпирая лавки, лоточники, позевывая, выкатывали телеги и расставляли на них свой товар, продавец волшебных ковров выбивал крюком какой-то сопротивляющийся половичок. Индрик заинтересовался витриной с антикварными флейтами, а Озриэль довёл меня почти до крыльца.

– Всё, дальше не ходи, – предупредила я, забирая корзинку с хрусталютиками. – Если мадам Гортензия тебя увидит, может рассердиться.

Ифрит удивленно вскинул брови.

– Вернее, не только тебя, а любого юношу, – пояснила я. – У неё свои правила. Приходится подчиняться.

– Ну, хорошо.

Мы остановились возле уличного фонтанчика для питья (попить воды из него мог любой желающий, а если кинуть монетку, то, в зависимости от её номинала, из него начинал бить компот, молочный коктейль или игристое вино).

– Значит, увидимся в академии?

– Только не с самого утра. Сперва я должна отработать пропущенное время. Приду на пару часов ближе к обеду и сразу отправлюсь к Робину, чтобы помочь с осмотром.

Магнус спрыгнул на землю и, заявив, что слишком устал, засеменил к крыльцу. Я поставила корзинку на землю и взяла Озриэля за руку:

– Спасибо, что откликнулся сегодня и вообще что помогаешь мне. Вся эта история с профессором Марбис… чувствую себя жутко виноватой. А главное, ума не приложу, что здесь можно сделать.

– Знаешь, Ливи, – он осторожно сжал мои пальцы, – я, кажется, понял, почему у Индрика ничего не получилось.

– Потому что идея с поцелуем – полная глупость?

– Нет. – Глаза Озриэля вспыхнули. В них заплясали огоньки, расплавив зеленую радужку. – Просто поцеловал не тот, в этом всё дело.

– О чём ты?

– Мы упустили важный момент: в сказках заклятие снимает не любой поцелуй, а поцелуй Истинной Любви.

До меня начало доходить:

– Хочешь сказать, что если бы один из прежних возлюбленных профессора Марбис всё-таки выжил и мы его нашли, то сумели бы пробудить её ото сна?

– Именно это я и хочу сказать.

Моё сердце подпрыгнуло от восторга. Я радостно обняла Озриэля:

– Ты прав, это должно сработать!

Он немного постоял, а потом обнял меня в ответ. Его сердце колотилось часто-часто, и моё вдруг тоже пустилось в пляс. Стало тепло и хорошо. Но тут он отстранился и побултыхал пальцем в фонтанчике.

– А ещё я подумал, что… что этот способ мог бы помочь и тебе. Ведь на тебя тоже наложено заклятие.

– Хм, строго говоря, это не совсем заклятие…

Хотя договор по передаче девы дракону – это своего рода магическое обязательство…

– Всё равно, оно накладывает на тебя ограничения, фактически лишает права выбора, а истинная любовь, как известно, сметает все преграды. Так что если бы тебя поцеловал тот, кто тебя искренне любит, то вполне вероятно, что память к тебе вернулась бы… и, конечно, к твоему жениху. А после этого (так, в качестве предположения) вы могли бы передумать жениться, потому что уже успели встретить кого-то ещё… Но даже если бы и не передумали, – Озриэль запнулся, – в любом случае, ты была бы свободна и счастлива…

– Предлагаешь влюбить в себя кого-то, чтобы снять заклятие?

– Ну, вдруг влюблять и не придётся. Вдруг ты уже это сделала, просто не заметила.

Я покачала головой:

– Истинная любовь должна быть взаимной.

– Тогда, может, есть тот, кого бы ты сама хотела поцеловать и почти готова полюбить?

И наблюдая, как за спиной Озриэля поднимается солнце, очерчивая золотой дымкой его сюртук и светлые локоны, я поняла, что такой есть. Он стоит прямо передо мной. Тот, с кем тепло, хорошо и спокойно. Тот, на кого можно положиться и чьё сердце бьётся в унисон с моим. Стеснительный, смешной и неловкий, а ещё добрый, искренний и отважный.

Но я ведь прибыла в Затерянное королевство в поисках суженого. По плану я должна была влюбиться в него, а он в меня. А потом назначенному судьбой полагалось освободить меня от Якула Кроверуса и жить со мной долго и счастливо. То есть, по сути, суженый и должен был оказаться моей истинной любовью, а Озриэль не подходил под параметры, указанные Вещей Булочкой. Получается, произошёл какой-то сбой, ошибка… Влюбившись в Озриэля, я не только не решала проблему с договором, но ещё и подвергала жизнь ифрита опасности: кто знает, на что способны оскорбленные драконы? К тому же я не забыла нашего с Эмилией чаепития. Чужие слезы – плохой фундамент для возведения собственного замка. Да и кто вообще влюбляется в друзей? Это нарушение первой заповеди дружбы!

Я покачала головой:

– Нет, такого нет. Извини, Озриэль, мне пора. Скоро надо открывать лавку.

Зеленые глаза резко погасли, став тусклыми, как выглаженное морем бутылочное стекло.

– Конечно… до встречи, Ливи.

– До скорого, Озриэль.

Он отвернулся и зашагал к Индрику, который всё ещё крутился возле антикварной лавки, и, вынув у него из рук флейту, потащил в сторону центра. Я стояла и смотрела им вслед до тех пор, пока они не свернули за угол в конце переулка, а потом подхватила корзинку и поплелась к торговке напитками.

* * *

Рядом с ней на тележке стоял агрегат, похожий на орган или детище безумного ученого. Из него торчало множество разнокалиберных трубочек и краников. Время от времени они вздрагивали и выпускали пар или цветные пузырьки.

– Налейте чего-нибудь бодрящего. И покрепче.

Женщина поглядела с сочувствием и отвернула один из вентилей. Стаканчик поймал ярко-оранжевую струю.

– Безответная любовь?

– Хуже. Невозможная.

Она передвинула стакан под следующий кран. Из носика начали вываливаться сгустки, похожие на синих медуз.

– Что это?

– Коктейль «будиловка». – Торговка подтолкнула стаканчик под следующий кран. – Ты ведь просила покрепче.

Завершающим штрихом она выдавила внутрь нечто, напоминающее слизняка, и высыпала треугольные ягодки с зелеными семечками. Жижа зашипела, вспенилась, а потом стала абсолютно прозрачной. Ягоды полностью растворились. Женщина помешала «будиловку» и протянула её мне. С виду – обычная вода, даже ничем не пахнет.

– Держи. Выпьешь, и печалиться будет некогда.

Я расплатилась и двинулась в сторону лавки. Не успела я зайти, как наткнулась на Магнуса. Вид у него был мрачный.

– Ты должна это видеть.

Осторожно примостив корзинку на пол, а стаканчик на стойку, я поднялась следом за ним в комнату. На первый взгляд там ничего не изменилось. Но это лишь на первый взгляд. Ведь только владелица помнит, что всегда кладёт гребешок левой стороной кверху, чтобы был виден красивый вензель сбоку, и что ставит сундучок чуть правее, дабы закрыть неэстетичную царапину на полу, ну и множество подобных вещей. В общем, стало очевидно, что здесь кто-то побывал.

– Магнус, рубин! – ахнула я и бросилась к ночнику, но тут же спохватилась, вспомнив, что камень теперь висит у меня на шее. – А кровеит, который принёс Рудольфо?

– Пропал, – коротко ответил паук.

Я потянулась к тумбочке, чтобы проверить, всё ли на месте, но Магнус меня опередил:

– Уже проверил, больше ничего не исчезло, но кто-то явно заглянул буквально в каждый угол.

– Кто же это мог быть? – Я пораженно опустилась на кровать. – Думаешь, я чем-то себя выдала? Люди отца нашли меня?

– Нет, если бы тебя нашли они, то прямо сейчас ты сидела бы не здесь, а на спине у боевой гарпии на высоте кучевых облаков и летела в сторону дома в сопровождении стражи. Это кто-то другой.

– Час от часу не легче! Значит, это был вор?

– Который не забрал магические гребешки и деньги?

– Ты прав, это странно…

Спросить бы у говорящего гребешка, но шансы на то, что неизвестный похититель задержался, чтобы причесаться, стремились к нулю, а гребешок просыпался, только когда им пользовались.

Я и мысли не допускала, что это сделала мадам Гортензия. Хозяйка «Эксклюзив-нюха» явно не из тех, кто станет рыться в чужих вещах. Скорее уж снова привяжет меня к правдоцвету и вытрясет всё, глядя в глаза.

– Надо подумать над охранными мерами, Магнус, и впредь быть осторожнее. А сейчас я должна подготовить лавку к открытию.

* * *

Бессонная ночь давала о себе знать, и, спустившись, я первым делом сделала глоток «будиловки». Второй уже не понадобился.

До открытия я успела трижды протереть полы, перемыть посуду (она была чистая, так что сперва пришлось её вымазать), покрасить ставни, выбить половички, полить и подкормить все цветы (долго не могла подступиться к тигровым лилиям, они всё время рычали на меня). Открывая дверь первому посетителю, я чуть не сорвала её с петель. Торговка не обманула: я забыла о печали, потому что попросту не поспевала за собственными мыслями. Лишь час спустя разрывающая энергия пошла на спад и меня начало понемногу отпускать.

Пытаясь как-то отвлечься и удержать себя на месте, я принялась просматривать один из вчерашних каталогов, механически переворачивая страницу за страницей. Журнал был толстенным: в плотных страницах имелись специальные окошки, куда помещались образцы. Каждый снабжался номером, названием и краткой характеристикой. Внизу перечислялись возможные области применения.

Перейдя к очередному развороту, я замерла и перелистнула обратно. Минуту разглядывала страницу, а потом вскочила с каталогом в руках, не осмеливаясь поверить в удачу. Повертела разворот и так и сяк, поднесла к свету, понюхала… это был раздел с орехами. И под № 96 значились фисташки. Только здесь они назывались «щелегрызы». Они были представлены как в очищенном виде, так и в скорлупе. Чтобы удостовериться до конца, я сложила страницу, оторвала кусочек с образцом, сунула в рот и пожевала. Точно, они!

Позади кто-то покашлял. Повернувшись, я увидела на лестнице мадам Гортензию. Она стояла, скрестив руки на груди, и недовольно хмурилась.

– Ливи, ты всё утро здесь громыхаешь, мешаешь мне сосредоточиться. От новой модели меня отделяет лишь пара часов тишины. Финальный этап самый важный, нужна последняя деталь, финальный штрих. – Пальцы пощелкали в воздухе. – Совсем чуть-чуть и…

Тут она заметила распотрошенный каталог в моих руках.

– Знаешь, в твоём возрасте я тоже питалась чем попало, но поверь доброму совету: чем раньше начнёшь следить за здоровьем, тем лучше.

Я выплюнула страницу и подбежала к ней.

– Мадам Гортензия, это фисташки?

Гномка рассеянно скользнула взглядом по уцелевшим образцам.

– Понятия не имею. Впервые слышу это название.

Страницы: «« « ... 1011121314151617 » ... »»