Российская нация. Этнонациональная и гражданская идентичность россиян в современных условиях Абдулатипов Рамазан
Достаточно много времени мы потратили, чтобы опровергнуть конституционное положение о том, что республика не государство. По новой Конституции не только республики, но и все субъекты Федерации являются государственными образованиями, и они равноправны по всем параметрам своего статуса. Субъекты Федерации как государственные образования имеют целый ряд атрибутов государственности: свой парламент, правительство, государственный язык, герб, флаг, гимн и т. д. Поэтому форма существования Федерации – это разумное соотношение интересов и потребностей региональных государственных образований и всего союзного государства. Федерализм – это как бы «двойное государство», но разных уровней по своим полномочиям, согласившихся друг с другом по компетенциям, гармонично сочетая многообразие с единством. Суверенитетом как независимое государство обладает только Федерация в целом. Вместе с тем исключительные полномочия субъектов федерации могут составить их суверенитет, и этнонация должна иметь право на суверенитет каких-то своих прав: истории, культуры, традиций, саморазвития, представительства и участия в государственных и общественных делах.
«Ограниченный суверенитет» или «остаточный суверенитет» субъектов Федерации, можно сказать, неотъемлемый атрибут самой Федерации в смысле разграничения суверенных (исключительных) полномочий, но при этом подчеркивая, что всякий суверенитет реализуется только внутри самого союзного федеративного государства в рамках его государственного суверенитета, ибо источник и носитель этого суверенитета – не разделимый в этом плане многонациональный народ Российской Федерации. Он, а не государство, един и неделим прежде всего, а государство неделимо по его волеизъявлению. Полномочия же государства по осуществлению суверенитета могут быть разделены как по вертикали, так и по горизонтали. Исходя из такого понимания и выстраивалась Федерация в 1992 г. (Федеративный договор) после развала Советского Союза, где в результате господства тоталитарного режима победил жесткий унитаризм. Федеративный договор сыграл основополагающую роль в разделении властей и полномочий по вертикали, в собирании уже развалившегося государства. Государство таким образом выстраивалось, исходя из принципов классического федерализма в новых исторических условиях. Но до конца не разрешенными остались вопросы, механизмы реализации этих полномочий на практике. Ясно, что если бы не было Федеративного договора и не смогли бы договориться, в том числе и по вопросам обустройства народов в новой Российской Федерации, то не было бы Российской Федерации как целостного государства. А столкновение двух крайних тенденций – национал-шовинизма и национал-сепаратизма – создали бы минимум десять – двадцать Чечней внутри страны. Федеративный договор стал воплощением общенациональной воли на единство, на единое государство, сохраняя самостоятельность по целому ряду направлений организации государственной жизни на местах с учетом самобытных потребностей и волеизъявления народа данного субъекта Федерации, от имени которого и принималась Конституция и уставы субъектов Федерации. Говорить, что народы не играют никакой роли в формировании единого федеративного государства, по меньшей мере неразумно. Федеративный договор стал важной политико-правовой формой согласования, в том числе и интересов этнонациональных общин внутри самой Федерации как составных частей всего многонационального народа страны, Российского государства, сохраняя тем самым простор для самостоятельности и самоуправленческих возможностей самобытного развития всех субъектов (народов и территорий) внутри самой Федерации. В этом только смысле, в смысле учета и реализации самобытных этнонациональных интересов народов, реализации права народов на самоопределение, можно говорить об этнонациональном факторе. «Федеративный договор стал своего рода фактором саморегуляции нового федеративного государства»[380]. Но не этнонациональность определяет классическую суть федеративного государства, а разграничение полномочий между уровнями властей – федеральными органами власти и органами власти субъектов Федерации. Федерализм – это способ проявления и собирания многообразия в единство.
Определенный государственный, политико-правовой статус имеют внутри Федерации малочисленные народы и национальные меньшинства. Об этом сказано в Конституции Российской Федерации.
Понятия «коренные народы», «коренные малочисленные народы» и «национальные меньшинства» используются, начиная еще со времен Лиги Наций. «Конвенция о борьбе с дикриминационностью образования», «Конвенция о национальных меньшинствах», «Конвенция о предупреждениях преступлений геноцида и наказаний за него» используют понятия «национальные, этнические, расовые и межрелигиозные группы», «национальные меньшинства», а «Конвенция ликвидации расовой дискриминации» применяет выражение «расовая или этническая группа». Трудно дать однозначные определения этих понятий. Для каждой страны существует определенная специфика. Итальянский профессор Ф. Капопорти, в частности, пишет, что «меньшинством является группа, численно меньшая, чем остальное население того или иного государства, или занимающая доминирующее положение, члены которой имеют этнически религиозные или языковые особенности, отличающие их от остального населения, и которые пусть даже инпринципно обладают чувством солидарности в деле сохранения своей культуры, традиций, религии и языка». Или другое определение: «Группа граждан того или иного государства, составляющая численное меньшинство, не занимающая доминирующего положения в этом государстве, но которое в то же время обладает этническими языковыми и религиозными особенностями. Отличающая от большинства населения, но, в то же время, объединяющаяся политически с большинством населения»[381]. В этих определениях отличий больших нет. В численном плане ясно, что меньшинство – это и есть меньшинство на территории государства в целом или в отдельных регионах данного государства. Статусное понимание меньшинства означает, что оно не занимает лидирующего положения в государстве, в регионах, но это изначально дискриминационное понимание проблемы равноправия, прежде всего, граждан различных национальностей. Но и в едином федеративном государстве, где в одинаковой степени защищаются права национальных меньшинств и малочисленных народов, права и свободы человека сохраняют «доминирующие» этнонациональные общности. Этнонациональное меньшинство как общность фиксируется, если оно осознает свою общность и сохраняет свой язык, культуру, традиции и иные самобытные права. Кроме того, этнонациональное меньшинство в реализации этих самобытных прав имеет возможность на требование от государственной власти создания дополнительных юридических и иных гарантий для полноправной этнонациональной жизнедеятельности в обществе, государстве наравне с другими, в том числе и «доминирующей» этнонацией. Дополнительные гарантии – это не льготы в нашем понимании, а компенсационные меры, направленные на преодоление фактического неравенства, которое складывается в жизни людей и их общностей в силу их численности по сравнению с другими общностями. В таких странах, как Латвия, Эстония, Кувейт, Туркмения и других, независимо даже от численности, всякие иные национальности и их общины, в отличие от «государствообразующей доминирующей» этнонации, поставлены в зависимое, второсортное положение. Такое положение дел противоречит принципам демократии, прав и свобод человека. В сущности, по сравнению с численным меньшинством не важнее статусное положение этого меньшинства.
Есть государства и регионы, где нет необходимости создания дополнительных компенсационных механизмов и специальной защиты для выравнивания условий жизнедеятельности. Это обеспечено на практике. Деление же на «доминирующее» или «недоминирующее» этнонациональное меньшинство уже предполагает дискриминацию. Дискриминация и есть, когда одна группа, общность объединяет свои усилия, присваивая себе власть и ресурсы, следовательно, дискриминируя другую часть, а государство не создает условия для полноправной и равноправной деятельности всех этнонациональных общин и граждан, независимо от этнонациональной принадлежности[382]. Есть и те, кто считает неправомерным применение термина «этническое меньшинство», «национальное меньшинство», «языковое меньшинство» и т. д., а надо, мол, говорить о правах лиц, принадлежащих к национальным, этническим, языковым и иным меньшинствам. В принципе, может быть, это, и правильно, но это опять-таки попытка отказывать людям обозначать и защищать свои коллективные, общностные права, поэтому большинство международных правовых документов говорит не о лицах, а о меньшинствах. В Совете Европы или в ОБСЕ неоднократно обсуждались проблемы национальных меньшинств, но фактически трудно было достичь единого понимания даже самого понятия «национальное меньшинство». Говоря о национальных меньшинствах, ясно, что, прежде всего, речь идет о закреплении гражданских прав человека с их языковыми, культурными, религиозными и иными особенностями. В Конвенции обеспечения прав лиц, принадлежащих к национальным меньшинствам государств – участников Содружества Независимых Государств; 1994 г. отмечается, что «под лицами, принадлежащими к национальным меньшинствам, понимаются лица, постоянно проживающие на территории данной страны, имеющие ее гражданство, которые по своему этническому происхождению, языковым и культурным традициям отличаются от основного населения данной договаривающейся страны»[383]. Здесь уже критерием «национального меньшинства» становится не численность и не статус, а «отличие от основного населения». Деление граждан страны на «основное население» и «сопутствующее» тоже дискриминационно, особенно когда «меньшинство» является «коренным».
Международный суд придерживается критерия: «принадлежность лиц к национальному меньшинству является предметом его личного выбора и никакие неблагоприятные последствия не могут помешать ему в осуществлении такого выбора» (Протокол Копенгагенского совещания государств-членов ОБСЕ, т. е. и здесь коллективные права подтверждаются. Статья 26 Конституции Российской Федерации гласит, что «каждый имеет право определять и указывать свою национальную принадлежность и никто не может принуждать к какому-либо указанию своей национальной принадлежности». Каждый имеет право на этническую самоидентификацию на личностном уровне. Если же не понимать, что эта самоидентификация есть право коллективное, то данное положение Конституции может стать основой, побудителем ассимиляции национальностей как общностей. Индивид без общности не может себя идентифицировать. Право на идентификацию есть право на познание и защиту коллективных прав. Может быть несколько уровней этого меньшинства. Так, в Дагестане, например, разные «коренные малочисленные народы»: гунзибцы, бежтинцы, чамалинцы и другие – это одна форма меньшинства внутри как бы аварской этнонациональной общности. Следующее, это когда сами аварцы являются «коренным малочисленным народом» в Российской Федерации, хотя их численность более 800 тыс. человек.
Нация как этническая общность настолько сложна по содержанию и многообразна по конкретному проявлению, что найти общее формальное определение, не искажая ее сущности, не оставляя в стороне многие сущностные характеристики и черты, невозможно[384], тем более, что у нас определение этнонаций, генезис их развития, статус в обществе, права исторически толковались разнообразно. Наши народы, оставаясь этнонациями, становятся в своей общности в едином государстве российской нацией, уже в большей степени как политическая общность. Нация имеет этнический, а потом и государственно-политический смысл как гражданская общность. Народная испанская Конституция (ст. 2) провозглашает «нерушимость единства испанской нации, являющейся единой для всех испанцев». Но все остальные этнонации сохраняют свою общность, проявляют себя, свою самобытность на региональном уровне. Это отзвуки традиций как раз-таки Французской революции, которая диктовала всем ассимиляцию, кроме доминирующей этнонации, а всем остальным, в лучшем случае, предлагая статус национальных меньшинств. Всеобщая декларация прав человека тоже связывает человека как гражданина с его гражданской общностью, т. е. с нацией-государством. Нельзя забывать, что Всеобщая декларация прав человека – важный международный правовой документ – принималась в условиях защиты интересов господствовавших тогда наций-государств, их представлений и точек зрения. Это трактовка коллективных прав одной этнонации, которые становятся политической нацией, объединяя различные народы за счет унификации жизни и хозяйственной интеграции, господством одной культуры и одного языка. Школы, театры, клубы, лавки – меньшинствам, а Парламент, Правительство, Банк, Армия и прочее – для господствующей этнонации, которая обрела государственный статус. Одна этнонация использует весь государственный механизм для обеспечения своего доминирующего положения, объявляя для всех остальных равноправие в частных проявлениях этнокультуры. При формировании единого государства реализуется идея политической демократии в форме диктата доминирующей нации-этноса. В индивидуальном плане выручают гражданские права гражданина данного государства с равноправными отношениями на индивидуальном уровне. Коллективные же права фиксируются только за доминирующей нацией. Но при этом каждый гражданин вступает в эти отношения, прежде всего, как субъект воспроизводства культуры, атрибутики, традиций и языка доминирующей нации. Нация-государство таким образом становится, прежде всего, собственностью доминирующего этноса-нации. В условиях демократии механизмы образования нации-государства существенно меняются в сторону возрастания в этом процессе роли и других этнонаций.
В мире редки нации-государства, где нации-этносы в одинаковой степени являются ее субъектами, собственниками. Это, наверное, Ливан, Швейцария, Бельгия. Для большинства, в том числе и федеративных государств, государственно-политический статус одного доминирующего этноса-нации при этнокультурном статусе остальных этнонациональных общностей, объединенных в разных своих статусах в разных государствах. Федеративная демократия предоставляет возможность обустройства в составе единого государства различных этнонациональных общностей, расселенных на территории единого государства как граждан единого государства, сплачивая таким образом различные этнонации в нацию-государство, в российскую нацию, в составе которой соблюдается хотя бы формально равноправие представителей всех национальностей и этнонациональных общностей, независимо от их численности в стране.
Процесс диалектики этнонационального и многонационального, этнонационального и социально-политического весьма сложный. В современной Российской Федерации многие политики и ученые не допускают тот непреложный исторический факт, что Россия – это не только федерация безымянных субъектов, а конкретных территорий и самобытных народов, этнонаций, которые столетиями в различных вариантах обустраиваются в Российском государстве, вокруг и вместе с русской нацией. Лишая Россию и российскую государственность этнонациональных корней, некоторые под корень подрубают самобытность многообразия, исторически сформированную жизнеспособность, солидарность и общность – суть, прежде всего, самой русской этнонации. Отрицание этнонациональности русского народа, его свержение есть свержение и отрицание нашей многонациональной общности. Это уже отрицание не только исторических корней, но и будущности российской многонациональной общности. Петр I, по признанию его современников, превращал русских во французов, норвежцев, англичан, забыв сделать их русскими. Под лозунгами европейской цивилизации в русской этничности видели лишь патриархальность и отсталость. Это была линия разрушения корневых начал России, которая оказала пагубное влияние на этнонациональное самосознание русских. Кроме того, постоянное стремление политических режимов к русификации нерусских народов, что, с другой стороны, обостряет этничность, этнонациональность. Таким образом, в Российском государстве так и не удалось создать полноценные механизмы этнонационального развития русского и других народов и формирования на этой основе российской нации. Пора делать этот стратегический выбор в государственной политике и в общественной жизни.
Мыслители России разных эпох указывали, что «подавление этнических чувств порождает их исключительное проявление» – сказано очень точно. Кроме того, чрезмерное возобладание «государственного» над «этнонациональным» во многом разрушало, прежде всего, природу, дух, самобытность русской и других этнонаций России. «Ибо, – как писал в начале XX в. П. Струве, – инородцев нельзя ни физически истребить, ни упразднить, как таковых, т. е. нельзя сделать «русскими», а можно лишь вмонтировать в единое «российское»…. и в нем упокоить». Вмонтировать, обустроить, интегрировать, сохраняя их самобытность и перспективы, «и успокоить», но многие политические режимы оказались на это не способными.
Именно русские исследователи всегда говорили, что национальность – это не форма носа или овал лица, цвет кожи или разрез глаз, а «состояние души» (П. Струве), «миропонимание» (В. Белинский). Искажение этничности как базового начала этнонаций приводит к искажению природы этнонациональности вообще, в том числе в обществе, в государстве. Исторические попытки «обрусевать» инородцев зачастую приводят к потере традиционной этнонациональности самими русскими как элемента «духовных притяжений» общности (П. Струве). Таковы и последствия политики «обрусевания», которые, с одной стороны, приводят к потере этничности, этнонациональности, а с другой – возбуждают политизацию этничности, этнонациональности, где этнонациональное ищет выход из государственного, протестует против него, довлеет над ним. В подобных парадоксах, быть может, и трагедия России в Чечне и Чечни в России.
Отсюда ослабление этнокультурных, этнонациональных корней многонациональной России, самобытности многообразия российского народа, торможение и закономерного процесса формирования многонациональной общности людей – российской нации. Общая судьба, историческое духовное притяжение, знание культуры и языка, общность многих жизненных ориентаций наших народов и граждан исторически формируют российскую общность народов, людей, общую государственность как нацию-государство, субэтническую (межнациональную) гражданскую общность – российскую нацию. При этом, формируя государственную этнонациональную политику, важен учет всей сложности развития процесса формирования как этнонаций, так и нации-государства, российской нации. Эти процессы в России всегда проходили крайне сложно и противоречиво. Эволюционная суть этнонационального и многонационального развития неоднократно прерывалась и подвергалась грубым деформациям. Ситуация в результате была такова, что к началу XX в. у нас не сложились в классическом плане ни нации-этносы как самостоятельные субъекты происходивших в стране процессов, так и нация-государство, которая всех бы объединяла, сплачивала. Отсюда и чрезмерная взбудораженность, социально-психологическая ранимость этнонационального самосознания, острота восприятия, постановки социально-экономических, культурных и политических проблем их развития и сотворчества, потому что этнонации так и «не успокоились», ибо нация-государство их не обустроила. Противоречивое сочетание в советской национальной политике, декларируемая политическая самостоятельность доминирующих этнонаций в республиках с сепаратистскими настроениями и продолжавшиеся старые тенденции «русификации» создали базу для неоправданных ожиданий и претензий, что и привело к этнополитическим конфликтам по всему периметру бывшего СССР. Жертвами необдуманной этнонациональной политики народы становились неоднократно.
Народы, граждане, государства нашей страны после развала Советского Союза вновь и вновь оказываются в состоянии поиска своей идентичности как в этнонациональном, так и в гражданском смысле. Но так как они были искажены, им приходится проходить через трагедии конфликтов. При этом ясно одно, что страна, ее народы, многонациональный народ России не должны вечно уподобляться «витязю на распутье». Нужна четкая определенность ориентаций и действий в этнонационально-самобытном и в многонациональном общероссийском развитии. Концепция государственной национальной политики, утвержденная Президентом Российской Федерации 16 июня 1996 г., попыталась дать эту определенность. Но ныне вновь есть попытки все это пересмотреть под лозунгами «укрепления вертикали власти», «обновления концепции». Ведь действующая Концепция подтверждает: во-первых, самобытное развитие каждого народа и многонациональность государства, страны; во-вторых, конституционно закрепляет государствообразующую роль многонационального народа Российской Федерации и историческую роль в этом, прежде всего, русского народа; определяет такие основополагающие принципы государственной национальной политики, как свободное и равноправное развитие всех народов страны, независимо от их численности; равенство прав и свобод человека-гражданина, независимо от его национальной принадлежности, языка и культуры; запрещение любых форм ограничения прав и свобод граждан, их дискриминации по национальному признаку, как и действия, направленные на разжигание межнациональной розни. Кроме того, подход Концепции четкий: примордиалистские подходы объективного возникновения и развития этничности, ее переход в этнонацию, а также конструктивистские подходы творческого восприятия и воспроизводства окружающей реальности взаимодополнены, а не противопоставлены. Главное во всем этом – признание реальностей и перспектив этнонаций, их самобытности, защиты прав и свобод национальности как на уровне общностей, так и на уровне индивидов, а также их гражданское единство как россиян, закладывая таким образом новое, не ограниченное социально-классовыми и идеологическими рамками этнонациональное и многонациональное развитие на основе стандартов плюралистической демократии. Только демократические нормы, облеченные в конкретные правовые механизмы, могут определить перспективы обустройства этнонациональностей в многонациональности, в российской нации.
Но в политической, властной элите страны, да и в российском обществе в этнонациональной политике пока чаще господствует сложившаяся система патриархально-феодальных, изживших себя имперских и советских представлений вперемешку с идеями национально-освободительной войны, порой диаметрально противоположными и потому не дающими успокоиться этнонациональной сфере: мировоззрения и подходы. С одной стороны, можно услышать, что этнонациональность есть, якобы, самодовлеющее социально-культурное качество народа, личности под лозунгами «нация – превыше всего». И такой однобокий подход ведет на практике к этнонациональной замкнутости и национализму, самовосхвалению и самоуничтожению этнонации (Вл. Соловьев). С другой стороны, этнонации и этнонациональные вопросы рассматриваются как мифы, как чьи-то выдумки, «умственные конструкции» ученых, а следовательно, возникновение любых проблем и противоречий в развитии этнонаций и этнонациональных отношений объясняется как чей-то злой умысел, но исходя изначально из тезиса «нация – ничто», «этнос – миф» и т. д. Следовательно, эти крайности открыты в нынешних условиях, хотят жить своей жизнью, не считаясь с другими подходами, а политика обслуживает эти крайности вместо разумной, созидательной линии собирания народов и сплочения российской нации. Федеральная власть фактически прекратила работу по проведению какой-либо этнонациональной политики, внятной и принятой на уровне государства и общества. И так будет до очередного взрыва и трагедий.
Более того, видимо, это такая модель политических действий, по которой заниматься этнонациональными проблемами все начинают после конфликтов и кровопролития, а потом тратят десятилетия на преодоление последствий этих трагедий вместо упреждающей созидательной, собирательной деятельности в этой сфере.
По представлениям сторонников крайностей, сумма этнонациональностей автоматически формирует многонациональную общность страны, а нация-государство есть только согражданство безнациональных существ-индивидов, не понимания при этом, что индивидуальное и коллективное, общностное – два уровня социокультурного становления, самоутверждения и самоорганизации людей. Следовательно, в сфере этнонациональных отношений этнонациональность и многонациональность – тоже важнейшие формы социальности и духовности людей с исторически формирующейся самобытностью, общностью и индивидуальностью своего становления в системе общественных отношений (в этнонациональном и общегосударственном измерениях).
Этнонациональная специфика народов и культур пронизывает все стороны жизнедеятельности людей и их общностей даже в современных условиях. Кто думает, что этнонациональное – это отжившее, устаревшее и от него можно отмахнуться, глубоко заблуждаются. Это феномен исторический. Не будем далеко заглядывать в прошлое, но нация-этнос и нация-государство есть реалии XXI в., но главное условие их единства – гражданская общность людей. Вопрос об их существовании, а значит, и о необходимости их сосуществования бесспорен. Они взаимодействуют сегодня в одной общности. Влияние этнонационального будет не только на сознание, обычаи, традиции отдельных людей, но и целых общностей, действуя специфическим образом на политику, этику, взаимоотношения людей, на характер общественного, государственного и мирового устройства. При этом следует исходить из того, что этнонациональность и многонациональность, как и гражданственность, в России еще находятся в эволюционном состоянии своего становления в единой социальной и духовно-политической общности, но основываясь логически на исторически сложившихся формах общностей людей, самобытности их культур и традиций, совместного образа жизни, психологии, характера и т. д. Самое главное то, что это многообразие есть потенциал богатства нашей страны, потенциал ее единства и перспективного развития, если умело распорядиться. Более того, этнонациональное, как отдельное, самобытное явление в России, дополняется исторически не менее богатой сущностью целой страны, регионов, многонационального народа Российской Федерации. В своей гармонии, а не в противопоставлении они и составляют целостность России, социально-политическую общность, согражданство россиян, которые олицетворяют не унификацию, а единство многообразия. Но эта формула пока что до конца не понятная и, следовательно, нередко даже чуждая для российской власти и маргинальной, узконационалистически мыслящей части элиты и части масс. И потому становление современной России в своем этнонациональном и многонациональном измерениях происходит весьма сложно в крайних попытках «этнонационального суверенитета» и отделения от России и русских до попыток полного растворения всех и вся под лозунгами «Россия – для русских». Это все порождает целый ряд новых и вполне реальных, а не надуманных проблем обустройства как наций-этносов, так и нации-государства в целом, которые и являются предметом государственной этнонациональной политики. Попытки их решить в России новыми призывами, заклинаниями или запретами, вместо научно обоснованной и последовательной этнонациональной политики, ни к чему хорошему не приводили и не приведут. «Убегание» от этнонационального, пренебрежение его реалиями приводят к отрыву этнонационального от социально-политической и духовной составляющих российской многонациональности, российского народа. Более того, при наших подходах сам этнонациональный фактор отрывается от базисной своей социально-политической обусловленности, свойственной для нашей страны, нашего народа, и начинает ей противостоять. И взрыв этнонационального вместо эволюционного развития есть момент разрыхления и разрушения многонациональной социально-политической и духовной целостности общества, народа, страны. Этнонациональное начало таким образом – это не миф, а суть нашей социальности, духовности и даже государственности. Отрицание этой сущности есть отрицание перспектив многонационального народа, страны, перспектив формирования и функционирования российской нации, ибо в этом случае этнонациональное автоматически превращается в фактор этнополитический, этнонационалистический, а значит, и взрывоопасный. При искажении своей роли и места в обществе, государстве этнонациональное обретает негативные формы социально-политического самоутверждения, а для его перевода потом в постконфликтное, эволюционное русло нужны будут десятилетия. Насилие, несправедливость, репрессии даже в социально-политической сфере, далекой от этнонациональной, фиксируются чаще в этнонациональном сознании людей как акты, направленные именно против их национальности, а этот феномен используется недобросовестными политиками в целях этнополитической мобилизации масс.
Этнонациональный дух и этнонациональная память – это мощные факторы как созидательной энергии народов и государства, так и разрушительной. Многое зависит от их направленности. Вот почему нужна профилактико-просветительская этнонациональная политика.
Этнонации – это современные коллективные формы существования людей в самобытных, историко-культурных формах своей общности. Эти этнонационально-сущностные качества свойственны для сегментов человеческого сообщества в целом. Нет безнациональных существ. Неразумен и непродуктивен схоластический спор по поводу «есть или нет» этнонации или национальный вопрос, как у нас принято говорить. Вопрос о существовании этнонаций выяснен историей развития этносов, народов в течение столетий. Следовательно, важно сосредоточить усилия в направлении учета потребностей и потенциала каждой этнонации и гармонизации межнациональных отношений в данной стране, которая является общностью и для них. Это фундаментальная и основополагающая задача этнонациональной политики государства и общества, если мы хотим в Российской Федерации сочетать гармонично и на перспективу развития как этнонаций, так и гражданскую нацию, нацию-государство в формуле многообразия проявления возможностей и обеспечения этнонационального и гражданского единства. Одновременно практика показала неприемлемость решения проблем этнонационального развития в России по чужим, пусть даже и весьма привлекательным, моделям вестернизированных подходов западных моделей, по концепциям, которые «бегут впереди паровоза» в социально-политическом становлении этнонационального и многонационального. Россия, и прежде всего русский народ, в отличие от большинства стран Европы и Америки, сохранили многие самобытные народы в единой государственной общности, а не уничтожили и не ассимилировали их, как в иных империях. Это объясняется не какими-то качествами политических режимов и правителей, которые всегда ставили эти вопросы в имперском русле, а солидарно-соборной ориентированностью и судьбой русского народа, его глубокой угнетенностью в крепостничестве, где русский человек сохранил чувство сострадания ко всем угнетенным. Одновременно это и процесс этнонационального развития русского и других народов России отставал на столетие от этнонациональных, гражданских процессов на Западе. В России, кроме того, сохранились и явно обозначенные исторические территориальные ареалы этногенеза многих народов, поэтому важно рассматривать многонациональность России как ее историческое достижение, а не как недостаток, о чем любят твердить противники сохранения этнонациональных особенностей народов и многонациональности России, и таким образом достигая истинно российское, доброжелательное, солидарное понимание как природы этнонационального, так и сущности богатства многонационального. Дефицит такого понимания явно наметился вновь в последние годы, что говорит о необходимости принятия дополнительных просветительских, правовых, правоохранительных и других мер развития этнонациональных и межнациональных отношений. Повторяю, многонациональную Россию изматывают крайности гипертрофирования этнонационального, с одной стороны, и пренебрежение этнонациональным, с другой стороны. Эти крайности разрушительны для многонациональной сущности России. Значит, нужна серединная политика, позволяющая достичь паритета этнонационального и многонационального. Исследования, проведенные нашими экспертами в ряде других регионов, показывают господствующую в сознании и ориентациях граждан приверженность многонациональности. На вопрос: «В каком коллективе Вы предпочитаете работать: в многонациональном или однонациональном?» – более 90 % опрошенных представителей самых различных национальностей отдают предпочтение многонациональным коллективам. В августе 1999 г., в момент, когда агрессоры-террористы надеялись мобилизовать дагестанцев на войну с Россией, более 99 % дагестанцев ответили, что они – россияне, что Дагестан – это Россия, хотя при этом параллельно в целом ряде регионов страны дагестанцев преследовали в это время как «лиц кавказской национальности». Многонациональности – это не только и не столько моменты чисто этнонациональные, сколько качественно новый уровень социальной, духовной и политической общности самих этнонаций, представительства и самочувствия их представителей в новой исторической общности людей – многонациональный народ Российской Федерации. Отсюда определяющая роль и воля нашего многонационального народа (а не одной нации) жить и трудиться в единой многонациональной стране как представители единой, общенациональной воли российской нации. И не надо свергать ни этнонациональное, ни многонациональное, а надо научиться в интересах каждого народа, конкретных граждан всей России разумно управлять этнокультурными и этнополитическими процессами, укрепляя этнонациональные общности и многонациональную соборность, добиваясь таким образом, чтобы этнонациональность и многонациональности из факторов уязвимости нашего общества, государства превратились в источник его социального и культурного богатства, динамичного развития, многообразия и единства. Обеспечение жизненности и будущности диалектики этих реальных процессов и есть задача этнонациональной политики государства и общества в современных условиях, тем более, что эта политика базируется на исторических традициях общности и единства более 160 наших народов, их многообразного и самобытного потенциала. Кто не познал богатство самобытного, тот не добьется и единства многонационального. Эта диалекта многообразия и единства этнонационального и многонационального должна составить мировоззрение, культуру, политику Российского государства и его граждан.
На громадной евразийской территории народы нашей страны столетиями обустраивают свою совместную жизнь, строят совместными усилиями российское государство. Этот исторический опыт имеет огромное значение для наших перспектив и крепко сидит в генетической и исторической памяти граждан и народов. Вл. Соловьев говорил, что национальный вопрос для народов России – это не вопрос существования достоинства, самобытного развития и сотворчества наций и культур. Тем более, это не вопрос противоречий и конфликтов между ними, которые исключают суть природы и перспектив этнонационального и многонационального бытия, ослабляют государство, разрыхляют общество, развращают людей, их нравы и сознание. Не может нормальный человек, желающий блага для России, бороться как против этнонационального, так и многонационального. Это две стороны одной сущности, которая зиждется на понимании исторически обусловленных, глобальных и объективных законов развития этнонационального (как отдельного, части) и многонационального, общероссийского (как общего, целого) бытия каждого из нас – россиян, поможет нам выработать стратегию и методологию нашей государственной, гражданской и этнонациональной деятельности в сфере этнонациональных отношений.
Обустройство народов и граждан всех национальностей в едином жизнеспособном правовом государстве – корневая задача демократического реформирования России. Именно «национальный вопрос» вновь может стать критерием нашей жизнеспособности как еще многонационального государства. Нам важно трезво проанализировать и бережно использовать как потенциал этнонационального, так и опыт многонационального сотрудничества, развивая лучшие традиции и достижения, следуя духу нашей самобытности и накопленному опыту дружбы и сотворчества народов, не стесняясь и не охаивая, а собирая в единую волю потенциал духа и созидания многонационального народа Российской Федерации. Только так можно сформировать необходимое для российского общества, его народов и граждан достойное самочувствие и их стремление к единению в решении тех насущных задач, которые стоят перед реформируемой Россией. К сожалению, современная российская власть вновь не очень желает вникать в суть и диалектику российской действительности. Федеральный центр остается еще во многом где-то безнациональным, космополитичным, а где-то и шовинистическим, а многонациональная Россия объективно требует трезвой, разумной, мудрой политики обустройства и солидарности народов страны, их функционирования в статусе российской нации как сограждан.
Сфера этнонациональных и межнациональных отношений предполагает и постоянный конструктивный диалог между властью и рождающимися в процессе демократизации институтами гражданского общества в постановке и решении насущных проблем цивилизованного развития самобытного этнонационального и социально-политической общности – многонационального.
Как показала практика последних лет, как однонациональные организации, национально-культурные автономии, так и многонациональные организации, к примеру Ассамблея народов России – институты гражданского общества во многом в состоянии взять на себя решение многих насущных задач этнонационального и многонационального развития российского общества, конечно, при поддержке и в сотрудничестве с органами государственной власти. А претензии же государственных органов на то, что они способны сами определять перспективы в данной сфере и решить этнонациональные проблемы самостоятельно, оказались исторически несостоятельными. Именно опыт гражданского общества России открывает перед нами в этом плане более фундаментальные и позитивные перспективы, которые исходят из помыслов самих народных масс всех этнонациональностей. Отсюда и необходимость нового современного взгляда на сущность этнонаций как институтов гражданской, человеческой общности, определения приоритетов этнонационального развития, целей и задач этнонациональной политики не только государства как власти, но и государства, народа как исторической общности, общества. При этом, не забывая о консервативной сущности этнонаций и строго эволюционном характере социальнокультурных изменений в них, закономерности их исторической предрасположенности, в том числе и жизнедеятельности в многонациональной общности.
Этнонации – это исторические общности с самобытным социальным и культурным опытом этнического развития и сотрудничества. Они представляют собой автономные образования в своей самобытности, но вместе с тем открытые исторические общности людей, части единого социального, духовного и государственного развития вместе с другими нациями-этносами в многонациональной России. Следует осознать на уровне культуры, политики и управления, что этнонации и этнонациональные отношения, а значит, и этнонациональная политика для многонациональной России – это категории, относящиеся к глубинным, генетическим основам ее истории, духовности, государственного строительства и государственной безопасности. Ни один фундаментальный вопрос развития и функционирования России невозможно решить без учета состояния, потенциала и перспектив как этнонационального, так и многонационального народа страны.
Любое искажение сути самобытного этнонационального развития наносит ущерб не только этнонации, но и многонациональной российской общности. Следовательно, нарушение логики развития многонациональной общности наносит вред, в том числе и самобытному, этнонациональному развитию. Кто вредит другим народам своего Отечества – вредит одновременно и своему народу. Кто замыкает свой народ в собственную этнонациональную скорлупу – вредит как своему народу, так и всему многонациональному российскому сообществу народов и государства. Этнонациональное и многонациональное (инонациональное) взаимосвязаны и взаимообусловлены тысячами нитей своего развития, являясь источниками и средой развития друг для друга. Важно понять, что этнонации в России составляют многонациональность, а многонациональность пронизывает, определяет жизнь каждой российской национальности.
Количественные параметры, конечно, тут играют огромную роль, но определяющими все же являются параметры качества развития и отношений. Исходя из качества этих отношений важно определять и основополагающие цели этнонациональной политики государства, а не только исходя из формально количественных параметров. Равнодушное отношение к судьбам и перспективам народов неизменно от численности представителей той или иной национальности. Речь идет о модели этнонациональной политики отношений, которая охватывает, отражает интересы всех народов России, независимо от их численности, и граждан страны, независимо от их этнонациональной принадлежности. Отсутствие стратегически ориентированной и эффективной этнонациональной политики разрушает фундаментальные основы жизнедеятельности российской сущностно-политической общности гражданина-россиянина, многочисленных и малочисленных народов и, самое главное, качество исторической перспективы российского общества, государства и граждан как российской нации.
Этнонации хотя и самостоятельны, но не самодостаточны, что обусловливает их открытость и тяготение к другим народам и культурам, наращивая тем самым способность воспроизводства и обогащения своей самобытной культуры, всей системы своего естественного жизнеобеспечения и самосохранения именно через взаимодействие и общность с этими народами и культурами. В свою очередь, каждый народ нашей страны в силу потенциала исторического взаимодействия созидает общий социально-духовный потенциал многонациональной России. Налицо непрерывный исторический процесс сотворчества народов и культур, которые и накапливают качество дружбы народов, духовной близости их культур и менталитета. Основополагающее влияние на состояние этнонаций и на межнациональное сотрудничество, на самобытность собственного опыта развития, потенциала общего социально-политического, экономического и духовного развития общества, государства оказывает государственная и общественная этнонациональная политика. Многонациональный народ Российской Федерации – как раз-таки результат этого комплексного развития исторической общности народов и граждан страны. Следовательно, этнонациональное развитие у нас немыслимо без раскрытия потенциала многонационального. В свою очередь, многонациональное – это качественный результат общности этнонаций, адаптаций сущностных самобытных качеств этнонаций в новой исторической многонациональной общности, которые в своем политическом единстве, гражданской общности, формируют российскую нацию.
Недальновидно пытаться использовать возможности демократии и свободы для обеспечения лишь развития в рамках узконационального, этнократического понимания, не видя, что и в этом процессе определяющую роль, в конечном итоге, играют многонациональные, интернациональные и интеграционные факторы. Хотя развал Советского Союза, свержение исторической общности «советский народ», потеря надэтнической, а точнее, межэтнической, многонациональной идентичности, глубочайший кризис экономики, идеологии и политики, а значит, и состояния государственного строительства, законности и правопорядка взбудоражили, взорвали этнонациональное сознание многих людей и целых народов. Отсюда и автоматический перевод многих проблем развития социально-экономического и духовно-политического кризиса общества в сферу этнонациональных и межнациональных отношений, что придало им совершенно неоправданную этнополитическую окраску. Подобные подходы резко усилили присущую этнонациям и межнациональным отношениям чувствительность и взрывоопасность вплоть до искажения их сути и перспектив развития. Усугубляют подобную ситуацию и разного рода крайние экстремистские проекты «обустройства народов», «обустройства России» путем свержения этнонаций, их отрицания, поиск узконациональных, а не общих социально-политических наднациональных идей, разрушение страны на основе диктата (в целом в стране или в регионах) интересов одного этноса или воссоздания «имперской федерации» с неизбежной ассимиляцией всех культур и национальностей, при этом не замечая, что благодаря таким ориентирам и политике произошла и определенная потеря этнонациональной идентичности самого русского этноса, русской нации. Все эти узконациональные ориентации в разных вариантах, от какой бы национальности, от имени какой бы национальности не звучали, в конечном итоге, направлены на разрыв единой государственной общности наших народов и граждан вплоть до создания этнократических государств на территории России. Идеи «отмены национальностей» с требованиями «забыть о нациях», «роспуска республик», как и господства идей суверенитета, его доведения до «этнонационального суверенитета» приводят к полной политизации этнического фактора, превращению этнонациональных отношений и многонациональности из потенциала развития единой России как нации-государства в сферу бесконечных распрей и конфликтов. Такая модель развития страны не может принести никому ни благополучия, ни спокойствия. Значит, она разрушительна и неприемлема для России.
Развитие социально-политических процессов в нашей стране, как в большинстве постсоциалистических государств, в том числе и политические спекуляции вокруг этнического, этнонационального фактора, привели к кризисному состоянию общества, государства. В свою очередь, весь накал социально-политического недовольства переходного периода стал переводиться в русло межнациональных обид, противостояния и конфликтов. Межнациональные конфликты, таким образом, стали дополнительным фактором дестабилизации экономического и социально-политического положения в регионах, в стране, затрудняя или даже делая невозможным проведение успешных экономических и социально-политических реформ. Тупиковость ситуации в различных сферах общества усугублялась возбуждением этнонациональных, а точнее, этнополитических конфликтов, хотя в них реальная значимость национально-этнических моментов практически минимальна. Но если на эти противоречия и конфликты своевременно не реагировать, влияние этнонационального фактора возрастает до максимального, закрывая сущность более глубоких социально-политических и экономических кризисов в стране.
Тезис о полном и окончательном решении национального вопроса всегда был в почете в политических режимах нашей страны, который они провозглашали на следующий день после прихода к власти, но в полной мере используя этнополитические лозунги лишь для взятия и удержания власти, не задумываясь о перспективах этнонационального и многонационального. Но, по сути, это было проявление нежелания и неспособности активно вникать в этнонациональные проблемы, регулировать их созидательное развитие, а лишь попытка отмахнуться от них, «отчитаться». Логика же жизни, реальные процессы постоянно напоминают о том, что наша страна не скоро сможет отойти от внутренней напряженности в сфере этнонациональных отношений, если, во-первых, мы не научимся учитывать весь исторический опыт развития наций-этносов и их историческую общность в составе России, и, во-вторых, если не сможем коренным образом изменить подходы к пониманию этнонациональных проблем, не выработаем свое российское, демократическое понимание природы этнонационального и многонационального, не добьемся господства правовых механизмов их регулирования. Без такого коренного изменения мировоззренчески-политического понимания этих феноменов многонациональная страна будет еще долго находиться под постоянной угрозой реанимации старых и возникновения новых очагов нестабильности в сфере этнонациональных отношений в многонациональной российской общности. Попытки спрятаться, умолчать, отрицать означают накапливать и провоцировать конфликты.
При всей противоречивости нашего прошлого опыта в нем больше созидательного потенциала, практики дружбы и сотрудничества, а не обид, конфликтов и войн, хотя последние не только имели место, но и не канули в историческое прошлое. Наследуя опыт прошлого, мы чаще заняты возбуждением «злой памяти», а для использования потенциала «доброй памяти» (М. Карим), дружбы и единства народов делается мало. Складывается политика мести национальности и государства друг другу. Государство, общество созидательной работы в этой сфере в новых условиях ведут совершенно недостаточно. В большей степени создается ситуация, когда закладывается почва для новых крайностей, навязывая людям психологию потворствования крайностям, считая это способом этнополитического самоутверждения. Путь крайностей измотал сферу этнонациональных отношений и не дает до конца довести эволюционный процесс этнонационального (нация-этнос) и многонационального (нация-государство) развития как исторических общностей, которые развиваются не по принципу исключения другого, по принципу глубокого взаимодействия и взаимопроникновения. Если мы будем так поступать и дальше, то и история будет нам мстить бесконечное количество раз, сводить с нами счеты. Нужны другие измерения исторической памяти и перспектив, не те, которые навязаны нашим народам, стране разными, не всегда благополучными политическими режимами, а те, которые отражают природу и исторические чаяния наших народов на раскрытие своей духовной сущности в многонациональном. Важно, чтобы народы научились не только понимать свою сущность, но и понимать, уметь прощать друг другу старые обиды и умножать добрые дела в своем сотворчестве и дружбе, видя перспективы в едином сообществе народов, в едином государстве. Совместный социальный опыт сотрудничества и сотворчества народов страны создает для этого благоприятный фундамент.
Первейшая задача власти и гражданского общества современной России, мы считаем, это изменить конкретным образом взгляд на свою историю так, чтобы ориентировать поиск потенциала возрождения, прежде всего, на основе познания и использования величайшего потенциала дружбы народов и сотворчества культур. Этот потенциал особенно необходим России в условиях демократизации этнонациональной политики и всей системы демократических, гуманистических межнациональных отношений. Только на такой основе мы можем обеспечить полноценное самобытное развитие каждого народа, каждой культуры, укрепляя при этом соборную общность многонационального народа Российской Федерации, граждан России.
§ 3. Этнонациональная самобытность и гражданская общность в свете философии и социологии этногенеза
Историко-философский анализ этногенеза социальной сути этносов, их развития в этнонации важен для социологических и политологических исследований. От рода и племен до этноса и этнонации, а далее межнациональной общности, согражданства в составе наций-государств – таков путь развития общности людей по этническому признаку. Когда-то в нем преобладало родовое, этническое начало, впоследствии – социально-этническое, а сегодня все чаще определяющим становится политическое единство, но не в самодовлеющей самодостаточности, а в зависимости от связей и отношений этнонациональных. Генезис этот социокультурный, гражданский, политический. Понятийно-категориальный аппарат тут достаточно запутан наслоением различных подходов, научных традиций, уровнем обустроенности конкретных наций-этносов в конкретных странах и регионах. Процессы этнические, этнонациональные находятся в конкретно-историческом, временном и в пространственном измерениях. «Племя-род», «народ», «этнос», «этнонация», «многонациональный народ», «нация-согражданство», «нация-государство» и целый ряд других интерпретаций претендуют отразить феномен этнонационального и многонационального. Этногенез народов – процесс длительный и весьма сложный с тысячами граней специфики для каждого отдельного этноса, этнонации. И в этом процессе не так все унифицировано в одинаковой степени для различных народов, стран и континентов, как это кажется. Во всем этом тоже есть свои традиции, но ясно одно, что речь идет об объективности и реальности самого исторического процесса формирования общности людей со своими особенностями территориального размещения, культурно-языковой, хозяйственно-бытовой, психологической, нравственной деятельности, социокультурного опыта, обусловливающегося в ходе их жизнедеятельности, которая отражается в этнонациональном сознании и самосознании, идентичности и своей общностной мобилизованности. Эти качества этничности, этнонациональности существующих, формирующихся на определенной территории общностей людей.
Род, племя, союз племен, этнос, этнонация, нация-государство – этапы развития, становления этнических, социально-этнических, межэтнонациональных общностей людей. Они характеризуют природу общностей людей по этническому, этнонациональному и межэтнонациональному признакам. Исторически в России понятия «народ», «родное», «родовое», «родина» – близки по духу. Мы уже отмечали, что термин «нация» во Франции применялся только к дворянству, а низы оставались «народом»[385]. Примерно такое содержание складывалось и в России. Еще долго сохранялись термины «народность» и даже «племя», обозначая «людскую породу» (И. Арский). Эти традиции имеют место и до сих пор.
Как справедливо пишет М.Н. Росенко, «в общественно-политической и философской литературе еще недавно понятие «национально-специфическое» выступало синонимом всего того, что бы было связано с обозначением этнического элемента в общественной жизни»[386]. Было принято считать, что содержание национальных отношений как бы распадается на два взаимосвязанных аспекта – национально-специфического и интернационального, межнационального, существующих всегда в единстве[387]. В настоящее время где-то наблюдается и противоположная картина. Происходит либо отождествление понятий нации и этноса[388], либо понятие нации вытесняется из употребления и заменяется термином «этнос», или этнос и нация в этническом измерении отрицаются, отвергаются[389].
Крайности замыкания многих проблем социокультурного развития общности людей в нации-этносе или отрицание этой сущности с переводом всего и вся на уровень нации как согражданства – это сейчас модно, не понимая, что этнический детерминизм в своих крайностях так же опасен, как и космополитизм. Поэтому при базовом этническом содержании общности при применении термина «этнос», а в более широкой социально-этнической ее интерпретации называем общность «этнонацией», а интернациональное, межнациональное – это уже политическая, гражданская общность – нация-государство. Но чтобы прийти к таким выводам, нужен социологический анализ процесса этногенеза.
Околонаучными популяризаторами «этнос» объявляется или главной социальной ценностью, или главным пережитком, а сама этнологическая наука при этом утрачивает ясность, ибо непонятно, что она все же обозначает и что отражает[390].
Во-первых, надо сказать, что однобокий этнический универсализм не позволяет исследовать эту проблему комплексно, а замыкает ее в этничность, патриархальность. Но вместе с тем, отражая этнические корни общности людей, неоправданно переходить к обоснованию гражданской, политической нации. Она становится не на основе пренебрежения этнонационального, а объединения их многообразия в общности государственной. Нельзя в нынешних условиях отождествлять однозначно понятие «нация» ни с этносом, ни с государством. Скорее, это понятие отражает существующие между нацией-этносом и нацией-государством объективные перекосы, взаимосвязи и взаимозависимости. Тем, кто отрицает этносы, свергает этнонации, свергает всех, кроме доминирующей этнонации в нации-государстве, придавая одной нации-этносу статус нации-государства, стремясь утвердить статус одной этнонации и все остальные. Такой подход полностью меняет содержание понятия «многонациональный народ», разрушая тем самым базовый субъект волеизъявления и источника власти. Следовательно, это нарушение суверенитета России. Таким образом, всем народам России, кроме русских, отказывается в праве быть субъектом волеизъявления и источника власти во имя, якобы, существования «одной нации» с «единым языком» и «единой волей»[391]. Об этом открыто говорят Хомяков, Чешко, Жириновский, Рогозин, Павлов вместе с крайними национал-шовинистами и расистами, разрушая «многонациональный народ Российской Федерации», объявляя его химерой, абстракцией и сознательно или по глупости разрушая основы российской государственности. Опыт Германии, Франции, Италии и т. д. не дает им покоя, но не понимая, что на дворе не XVIII, а XX век. И таким образом независимо нарастить процессы, которые в этих странах прошли 200 лет тому назад и прошли по правилам тех времен. Со всеми плюсами и минусами, но Россия упустила этот этап буржуазных революций и утверждения «принципа национальности» в гражданском измерении с позиции доминирующего этноса, хотя роль и значение русской нации как базовой основы российской государственности никто под сомнение не может поставить.
В.Г. Белинский, который опирался на немецкую классическую философию, писал: «Сущность всякой национальности состоит в ее субстанции. Субстанция есть то непреходящее и вечное в духе народа, которое, само не изменяясь, выдерживает все изменения, целостно и невредимо проходит через все формы исторического развития»[392]. С.Н. Булгаков называл «философией реализма» теорию, для которой «нация есть не только совокупность феноменологических своих обнаружений, исчисляемых и изучаемых наукой, но прежде всего некое субстанциональное начало, творчески производящее свои обнаружения, однако всецело не вмещающееся ни в одном из них и потому не сливающееся с ними»[393]. Мы уже приводили позиции О. Бауэра: «Нация – это совокупность людей, связанная в общность характера на почве общности судьбы».[394] и К. Каутского, который основными признаками нации считал «язык и территорию»[395]. Таким образом, в «философии реализма» нация трактуется как объективная реальность, данная нам в том числе в чувствах и переживаниях, в исторической памяти. Базируется она именно на субстанциональном анализе бытия, а не на абстракциях. Наиболее яркие фигуры русских философов конца XIX – начала XX в., писавшие о этносах-нациях и национальном вопросе, В.С. Соловьев, С.Н. Булгаков и И.А. Ильин, исходили примерно из подобных же предпосылок. В.С. Соловьев наиболее «космополитичен» в этом ряду: «Раз мы признаем это субстанциональное единство, мы существо или социальный организм, живые члены которого представляют различные нации»[396]. Во всех этих случаях исследователи ведут речь, прежде всего, о нациях-этносах, которые живут в «субстанциональном единстве» с человеческим сообществом.
В философском смысле анализу подвергается весь процесс воспроизводства собственно этнонациональной материи, т. е. этносов-наций на базисе того или иного способа разделения труда, социального и духовного развития, реальных противоречий и конфликтов этнонациональных групп. В этом смысле важно говорить о моментах, детерминирующих этнонациональное, находящееся с ним в обратной связи, как части интегрального и целостного элемента макросоциологического понятия «общество», которое может быть представлено как система отношений, в том числе и этнических, потом этнонациональных и политических, общенациональных, межнациональных. Этнонации – это один из способов воспроизводства социально-культурной жизни исторически устойчивых общностей людей, объединенных совместными действиями и взаимодействиями на основе общих традиций культуры, этики, духовной и хозяйственной деятельности, общего уклада жизни.
Первая в историческом ряду этнонациональных устойчивых общностей – это родо-племенная организация, возникшая на основе кровно-родственных социальных связей и действий людей и характеризующаяся определенным местом, территорией их проживания, общностью семейно-бытовой жизни, языка (или диалекта), некоторых черт духовной жизни в виде верований, традиций, обрядов и т. д., представляя собой хозяйственную структуру, «свойственную этим условиям»[397]. В зависимости от уровня социально-экономической основы марксизм указывает на несколько типов народностей: периода рабовладения, эпохи феодализма, а также народности капиталистического и социалистического типов в зависимости от сущности самой общественной системы. Родо-племенная организация есть «первокирпичник» этнонациональной реальности, вокруг которой, на основе которой формируется ядро этничности.
Систематизированное и схематичное определение дал И.В. Сталин в работе «Марксизм и национальный вопрос». Это не философско-социологическая характеристика, а, скорее, формально-фактологический анализ: «Нация – это исторически сложившаяся устойчивая общность языка, территории, экономической жизни и психологического склада, проявляющаяся в общности культуры»[398]. Этнонация – это не набор признаков, а устойчивая, от поколения к поколению «субстанция общности» со спецификой своего проявления, которая исторически замыкается или сужается до этнической группы (общности) на родоплеменных отношениях, или расширения до этнонации, суперэтнонации, межнациональной общности – гражданской нации.
Возникновение нации принято считать «неизбежным продуктом и неизбежной формой буржуазной эпохи развития»[399]. Такая жесткая связь социально-экономической природы возможна для нации-государства, а не нации-этноса. Зачастую эти понятия в сущности путаются.
Речь может идти не столько об уровне общественно-экономической формации, а о господстве «доминирующей этнонации» и о формировании централизованного национального государства. Именно господство одной «доминирующей державной» нации-этноса, закрепляя свое господство образованием своего государства, и придает себе статус уже политической, гражданской нации, вынуждая остальных или ассимилироваться, или адаптироваться в статусе этнонационального меньшинства. Образование нации-государства в тот период есть соединение власти и этнонации. Многонациональность преодолевалась политически. Русская нация исторически формируется из союза родственных племен и княжеств Древней Руси. В русскую этнонацию, которая становится нацией-государством уже при Иване Грозном и Петре Первом, тоже начала действовать, как и другие крупные европейские нации-этносы. Нация-государство в этом плане образовалась, хотя капитализма еще не было. Следовательно, не только нации-этносы, но и нации-государства формировались гораздо раньше, до господства капиталистического способа производства. Жесткой связи между формационным принципом и формированием нации-государства тут нет.
Для нации-этноса наиболее важной детерминантой основой является «объективированное прошлое» как сконцентрированный социально-этнический опыт, который и определяет подлинное бытие этноса, а потом и этнонации в мире. Этническое больше связано с прошлым, а этнонациональное, национальное – с перспективами. В целом же в ходе исторического развития и взаимодействия создается образ бытия (духовного и уклада жизни) каждого народа как система его представлений, подходов, обычаев в деятельности общности в материальном и духовном мире. Этнонациональные образы бытия отражают специфику культур разных народов. В сфере этнонациональных отношений исторически «политики различают национализм и торопятся практически «решать», не подозревая, с какой многослойной толщей бытия и культуры тут приходится иметь дело», – пишет Г. Гачев[400]. Этнонациональная система устойчива даже в нынешних условиях глобальной унификации, каждый народ все же сохраняет самобытность своей культуры, язык, этнический тип, память о своей истории и культуре и т. д. Каток глобализма пытается многообразие мира закатать черным асфальтом, но ростки самобытности и многообразия прорывают этот асфальт. «Цветы на асфальте» – это горький образ современного многонационального, многокультурного мира.
К. Касьянова предлагает выделить в этнонациональном самосознании и менталитете в качестве «сознания-бытия», онтологического слоя сознания архетип «русской души», понимая природу архетипов, скорее, по К. Манхейму, чем по К. Юнгу. На основе этой методологии К. Касьянова выявляет фундаментальное структурное несоответствие, рассогласование между «сознанием-бытием» (в форме системы устойчивых архетипов и символов дорефлексивных слоев) и «сознанием-субъектом» (в форме различного рода этнонациональных идеологий, навязываемых народу несколькими поколениями консерваторов и реформаторов-революционеров)[401]. При этом речь идет о выработке философии, миропонимании каждого этноса-нации, и прежде всего русского. Конечно, важно исследовать закономерности этнонациональной культуры через историю цивилизаций, государств и отдельных народов – в сравнении и в развитии. Ведь одной из важнейших детерминант бытия и сознания этноса-нации выступает «объективированное прошлое» – память народа. Предки накопили исторический опыт, своего рода исторический генотип этнонации, который особенно на ритуальном, мифологическом уровне обозначает способ и отношения народа к природе, ландшафту, к окружающему миру, друг к другу. Это то, что Г. Гачев, автор уникальных феноменологических исследований национального менталитета, называет «национальной природой»: «Национальная природа есть не просто «географическая или экологическая среда» обитания или сырье и материал для труда, но прародина народа, «скрижали завета», определенные письмена, которые народ… просчитывает в ходе истории, создавая культуру»[402]. В этом плане нации-этносы являются исторически устойчивыми общностями, но не замкнутыми, а генетически предрасположенными к росту масштабов, общности людей – род, племя, этнос, народ, этнонация, гражданская нация, сохраняя в себе прошлое исторически былых общностей и зарождая перспективы их единства и развития.
Нация-этнос на деле есть сгусток живой памяти и живого опыта. Прав Р. Пайпс, который иронизирует: «Это очень удобная формула для тех, кто делает историю за письменным столом»[403]. Сказано метко и справедливо, ибо речь идет о «живом опыте», а не об «умственных конструкциях этнологов» (В. Тишков). Этнос, этнонацию невозможно конструировать в кабинете. Этнонация исторически в различных вариациях продолжает жить и творить. Этнонация – это, бесспорно, животворящий механизм жизнедеятельности людей в их общности. Здесь крайне важно не столько политически, а сколько исторически рассмотреть процесс генезиса этносов-наций. Даже в условиях, когда новые социально-политические общности, такие как нации-государства, становятся доминирующими. По теории этнонации, «из слияния народов, происходившего в раннее средневековье, постепенно развивались новые национальности… И тенденция к созданию национальных государств, выступающая все яснее и сознательнее, является одним из важнейших рычагов прогресса в средние века»[404]. По Энгельсу диалекта же этнонационального процесса такова: «Из смешения народов, происходившего в раннее средневековье, постепенно развивались новые национальности… Как только произошло разграничение на языковые группы…, стало естественным, что эти группы послужили определенной основой государств, что национальности стали складываться в нации… Правда, в течение всего средневековья границы распространения языков далеко не совпадали с границами государств, но все же каждая национальность, за исключением, пожалуй, Италии, была представлена в Европе особым крупным государством, и тенденция к созданию национальных государств, выступающая все яснее и сознательнее, является одним из важнейших рычагов процесса в средние века»[405]. К. Маркс и Ф. Энгельс в своей теории исходят из господствующих тогда подходов образования нации-государств, и это была действительно определяющая закономерность, но процесс этот длительный и сложный.
Многобожие, когда у каждого племени было свое божество, идол, мешало объединению арабов. Молитва Пророка Мухаммеда гласила: «Нет других богов, кроме Аллаха». Она объединила арабов, пройдя через жесткие противоречия. И возникает мощная арабская нация, возникает Арабский халифат. Но, как показывает история, даже субкультурные особенности и наречия, которые были между арабскими племенами, в конечном итоге, не привели к государственному единству арабской нации. И является ли она нацией в том смысле, который в нее вкладывают на Западе, да и в России? Вот вопрос, ответ на него только в признании многообразия формирования наций-этносов и наций-государств. А в средние века рычагом объединения, единства становится политическая организация – государство. Возникает своего рода новая религия – государственный национализм с тезисами о суверенитете и суверенном государстве, но закрепляющий доминирующее положение одной из этнонаций. «Каждая народность, т. е. совокупность лиц, связанных единством происхождения, языка, цивилизации и исторического прошлого, имеет право образовывать особую политическую единицу, т. е. государство»[406]. Как видно, здесь эти идеи идут рядом: нации-этносы и нации-государства как социально-исторические типы этнонациональных и межнациональных общностей находятся во многом в мировом масштабе в стадии формирования.
Выдающийся историк-гуманист М.Н. Гефтер писал по этому поводу: «Когда мы спрашиваем себя, не покидает ли нынешний мир идея человечества как единственного единства, оставляя пустоту, в которую ворвались стихии этноса, мы тем самым спрашиваем: не оборвалась ли история, законченная без завершения»[407]. Нет «завершенной» истории, если есть ее носители, если есть народ, этнос, этнонация. В той или иной форме в различных проявлениях он вечный атрибут человеческого общества.
В нашей литературе утвердилось марксистское положение о том, что нации по времени возникновения «более поздние общности, чем народности, этносы. Первые исторически идут на смену последним, что не отменяет, однако их одновременного сосуществования в территориальном, пространственном отношениях»[408], но при этом не замечая, что марксисты К. Маркс и Ф. Энгельс, в отличие от В.И. Ленина и И.В. Сталина, имели в виду нацию как государство. В.А. Тишков, например, считает, что «нация – это политический лозунг и средство мобилизации, а вовсе не научная категория»[409], и предлагает вообще отказаться от этого понятия. Это, скорее всего, вслед за западными социологами попытки отождествить нацию с государством, поскольку они совпадают в территориальных границах и основных характеристиках населения[410]. На Западе с подобной идеей выступает американский политолог 3. Бжезинский, предлагая реализовать ее в России, чтобы последняя перестала наконец быть многонациональной империей[411]. В России немного по-другому складывалась история социальных общностей, где общинные и общественные отношения были чрезмерно состыкованы друг с другом, и автоматическое перенесение на Россию идей, даже благополучно реализованных в других странах, может привести к этнонациональному разрыхлению и даже размежеванию России.
Здесь самое главное, что исследователи путают в понятиях две реалии: нация-этнос и нация-государство, которые различны не только по целому ряду природно-социокультурных признаков, но и по уровню и формам исторической и политической организации. Для нации-этноса характерно еще огромное влияние кровнородственных, этносоциокультурных связей и чувств, а для нации-государства главными становятся социально-политические идеи и ценности единства. В нации-государстве в социокультурном плане, в конечном итоге, все же господствует одна доминирующая нация-этнос, а в политико-правовом утверждается равноправие всех этнонаций главным образом через равноправие граждан. Полностью уйти от этнонационального равноправия и в нации-государстве при доминирующей роли одной нации-этноса не удастся.
В философии и социологии этногенеза ошибочна позиция отрыва этничности, этнонациональности, гражданственности и нации-государства друг от друга, ибо они взаимообусловлены, находясь в генетической и социокультурной связях. Не следует так отрывать общинный и общественный уровни друг от друга.
Общинный – более этнонациональный, романтизированный подход, в отличие от национально-рассудочного общественного (Ф. Теннис)[412].
Так, англичане, создав огромную империю, не составили единую нацию с индусами и другими, в отличие от характера и перспектив становления российской нации. «Так же как этнос, нация – органическое единство. В отличие от этноса нация, конечно, складывается не совсем стихийно и не без элементов насилия, но при этом, в отличие от империи, она строится все-таки по моделям и формам «естественной» или «соборной» общности»[413]. Здесь различие между нацией-этносом и нацией-государством. Третий признак этнонации, согласно Ю. Бородаю, наличие многослойной полифонической культуры, претендующей на мировую значимость. Надо, видимо, заметить, что любая культура своей самобытностью имеет мировую значимость.
Но общий вывод, который делает Ю. Бородай, остается верным. А именно, «если всерьез ставить задачу определения системы национальных интересов, то отправной точкой, на мой взгляд, – утверждает он, – должно стать определение оптимального варианта сочетания горизонтальных и вертикальных связей, то нации, оптимального не вообще, а именно для данной конкретной ситуации»[414], при этом, видимо, имея в виду этапы развития нации-этноса и нации-государства.
Ю. Бородай задается вопросом: «Нужно ли каждому этносу вообще «развиваться» в нацию? Может быть, это для этноса вовсе не благо, а именно «смертный крест»[415]. Это путь логический, и уже потому он – не путь «смертного креста», хотя и так сам по себе не каждый этнос становится нацией-государством, но вкупе с другими – почти все, ибо представители всех этих этносов тоже граждане страны, государства. Процесс этот сложен, но закономерен в той или иной степени. На место «механической солидарности» наций-этносов приходит «органическая солидарность» этнонации, переходящая в «политическую солидарность» нации-государства, ибо зависимость уже не только этнокультурная, но и социально-экономическая, политическая, духовная. Таким образом и в этногенезе проявляется эволюция от этнонационально-романтических к национально-функциональным подходам (Ф. Теннис, Э. Дюркгейм, М. Вебер, Т. Парсонс).
В ходе исторического развития этнонациональных процессов формируется единый «этносоциальный организм»[416], в котором действуют социальные, и в то же время в снятом виде как подчиненные им природно-биологические законы развития. Это этнонациональный этап развития этносов.
Конкретное обоснование такого взаимодействия природы и общества как динамичной самоорганизации системы представлено Л.Н. Гумилевым в выдвинутой им гипотезе об этносах как феномене, объединяющем в себе определенные процессы, происходящие в биосфере. Рассматривая этносы как часть биосферы Земли и результат постоянного взаимодействия социальных общностей с природными условиями, он подчеркивает, что «именно через этнические коллективы осуществляется связь человечества с природной средой…»[417]. Идеи Л.Н. Гумилева, его гипотезы получают подтверждение среди ученых различных конкретных дисциплин[418]. Ему удалось соединить географический, природный и социальный (социально-экономический и духовно-психологический) факторы этногенеза в их взаимодействии и попытаться на основе огромного исторического материала из жизни различных народов дать разгадку возникновения, определенных этапов развития и исчезновения цивилизаций (этносов, этнонаций). Важно рассматривать этногенез как процесс возникновения и развития самого человеческого общества в конкретных локально-этнических цивилизационных формах. Этногенез – это продвижение этнических, этнонациональных общностей от мифа традиционных связей и зависимостей к рациональной социальной солидарности, в том числе на межэтнонациональном уровне.
С точки зрения социологического подхода, этнос определяется как «исторически сложившаяся на определенной территории устойчивая межпоколенная совокупность людей, обладающих не только общими чертами, но и относительно стабильными особенностями культуры (включая язык) и психики, а также сознанием своего единства и отличия от всех других подобных образований (самосознанием), фиксированном в самоназвании (этнониме)»[419]. Но и Ю.В. Бромлей замыкает этнос в этничности, не давая ему перспектив социально-политического, государственно-национального развития (самостоятельного или в межэтнонациональной общности, нации-государстве), хотя и он отмечал тенденцию «увеличения масштабов» этнических общностей»[420]. Поэтому, мне представляется, на уровне значимости социальных, духовных факторов становления этнических общностей уже можно и нужно говорить об этнонации как историческом типе подготовленного, довлеющего к нации-государству (сама по себе или в солидарности с другими). Это уже ценностно-рациональные действия людей, их общностей в этнонациональном, и в социально-политическом измерениях.
По теории Л.Н. Гумилева, этносы являются категориями биологическими[421]. Ю.В. Бромлей сводил этнос к этническому самосознанию[422]. В.И. Козлов однозначно говорит о том, что «этнос является социальным, а не биологическим явлением». Тут есть и еще крайности – сведение сути этносов к мифологии. «Этнос существует исключительно в головах этнографов», – известный экзистенциалистский тезис В.А, Тишкова[423]. Это, скорее всего, и есть околофилософские «спекуляции», в результате которых история, как говорил О. Конт, способна лишиться «не только имен людей, но и имен народов». «Схоластическое теоретизирование», отвергающее реальности бытия, вносят дефекты в этнонациональное самосознание. Отсюда и ее экзистенциализм. Это признак не «модернистской устремленности» теоретической мысли, а ее отсталость, уход в метафизику. Для части теоретиков идеальным вариантом был «плавильный котел» США, который уже пересмотрен и признается уже «мультикультурная модель». Мне приходилось участвовать в семинарах-дискуссиях в Гарварде, институте Кенана, где явно было видно возобновление интереса к этнической, этнонациональной идентичности среди американцев. Ценностно-рациональная форма общности – гражданская нация все равно не обходится без общности родовой, иррациональной и этнонационально-романтической. Этнос, этнонация именно в случае отрицания возможностей своего самоутверждения и обретает мифологическую иррациональность. Ущемленность, ущербность в сознании всегда является основой экстремизма и радикализма.
В современных условиях необходимо пересмотреть роль духовных начал в развитии сознания и самосознания, становления этноса-нации и нации-государства. Можно, конечно, повторять старые формулы, согласно которым «нация – историческая общность людей, складывающаяся в ходе формирования общности их территории, экономических связей, литературы, языка, некоторых особенностей культуры и характера»[424]. Недостаток подобных формул тоже в том, что они затемняют роль сознательных, рациональных усилий духовных начал в развитии и этноса, нации. В самом деле, почему не сложились в этнонации многочисленные племена финно-угорской группы (чудь, меря, весь), почему австрийцы сложились в полноценную нацию, а баварцы – нет, почему белорусы стремятся к воссоединению с русскими в единую нацию, а украинцы – нет. Ответ должен быть философски обоснован, а не только идеологически. Здесь должен быть учтен весь драматизм исторических происходящих этнонациональных процессов. Этнонация – это постоянная мобилизованность по символам и историческому опыту на единство действий (солидарность) по сохранению своей самобытности. Политическая нация – это не стихия упорядоченности, а упорядоченность стихии. Это другой уровень социализации и организации этнонаций.
И, конечно, нация-этнос – это, прежде всего, общая память, традиции, позывные исторического прошлого «испокон веков». Как пишет X. Ортега-и-Гассет: «Общая слава в прошлом и общая воля в настоящем: воспоминание о совершенных великих делах и готовность к дальнейшим – вот существенные условия для создания наций… Позади – наследие славы и раскаяния, впереди – общая программа действий… Жизнь нации – это ежедневный плебисцит…». Этнонация – это способ организации человеческих сообществ, восхождение по ступеням порядка и духовности по пути из хаоса, которое концентрируется в этнонациональном самосознании и идентичности, культуре, традициях, путь от этноса, этнонации и гражданской нации – это отражение процесса возрастания рациональности и упорядоченности в жизнедеятельности людей и их общностей. На смену авторитетов традиций приходит авторитет прецедентов (М. Вебер). В этнонации главное место занимают обычаи и традиции, а в гражданской нации – конституция и законы.
Идентичность как способ порядка, самопознания и самоорганизации общности людей в современном мире строится на рациональности. Человек культурный соотносит себя с общностью, но при этом остается личностью.
«… Я полагаю, – заявляет С. Хантингтон, – что в нарождающемся мире основным источником конфликтов будет уже не идеология и не экономика. Важнейшие границы, разделяющие человечество, и преобладающие источники конфликтов будут определяться культурой… Идентичность на уровне цивилизации будет становиться все более важной, и облик мира будет в значительной мере формироваться в ходе взаимодействия семи-восьми крупных цивилизаций»[425]. Гражданская нация – это способ преодоления конфликта культур на основе социально-политической солидарности, общей духовности и общенациональных интересов.
Повторяю свою мысль о том, что этносы, этнонации – это локальные цивилизации. Можно отнести к этнонации определение, которое дает С. Хантингтон цивилизации: «Цивилизации определяются наличием общих черт объективного порядка, таких, как язык, история, религия, обычаи, институты, – а также субъективной самоидентификацией людей… Культурная самоидентификация людей может меняться, и в результате меняются состав и границы той или иной цивилизации. Цивилизации динамичны: у них бывают подъем и упадок, они распадаются и сливаются… цивилизации исчезают, их затягивают пески времени»[426]. Примерно такую же характеристику этносам-нациям, как известно, дает Л.Н. Гумилев.
В современном понимании понятие «нация» имеет два смысла: с одной стороны, это родовое этнокультурное сообщество – этнонация, а с другой, это политическое единство «нация граждан». «Нация граждан обретает свою идентичность не в этнически-культурных сходствах, но в практике граждан, которые активно используют свои демократические права на участие в коммуникациях. Здесь республиканская компонента (идеи) гражданства полностью освобождается от принадлежности к дополнительному сообществу, интегрированному через происхождение, общие традиции и язык»[427]. Это западная традиция перехода к гражданской нации путем уничтожения этнонационального многообразия. Проще говоря, это другой социально-политический уровень этнонациональной и межнациональной интеграции людей, их общностей, который был характерен в XX веке. Индивид же на деле идентифицирует себя с этносом в процессе первичной социализации в семье, общине. Следующий уровень может быть этнонация, и она, объединясь с другими нациями-этносами, может в «органической солидарности» формировать нацию-государство. Может быть и так, что одна этнонация будет формировать нацию-государство, организуясь в политическую общность, а остальные будут интегрированы не в качестве этнонациональных меньшинств, но граждан.
Попытки ухода от этнонационального привели к усилению этнизации бывшего Советского Союза, что заставляет по-новому относиться к изучению и осмыслению закономерностей развития этнонациональных процессов. Недопустимо, чтобы этнонациональную, межнациональную сферу рассматривали через призму конфликтов. Этот однобокий подход замыкает этнонациональные процессы на вечное противостояние, решение этих проблем лишь за счет отрицания, угнетения, ассимиляции других.
Российская этнонациональная самобытность заложена вовсе не в имперских традициях и не в сепаратизме от России и русских, а в исторически оправдавшем себя межкультурном взаимодействии. Здесь межнациональные процессы носят не менее значительный в судьбах народов характер, чем этнонациональное развитие, и потому можно согласиться с утверждением, что «Россия никогда не была государством-нацией, и потом вопрос ныне заключался не в том, чтобы возвратиться к традиции, а в том, чтобы создать новую национальную индивидуальность»[428]. Имеется в виду создание индивидуальности российской нации.
Россия – это содружество наций-этносов, с одной стороны, и исторически формирующаяся нация-государство, единое межнациональное для всех. Россия может организоваться в нацию-государство только за счет сохранения самобытности каждой этнонации и обеспечив исторические перспективы для них в новой общности (гражданской) – российской нации.
Конечно, имеет место и глобальная, и долговременная мистификация вокруг терминов «нация» и «национализм». Но даже это не означает, что они вообще не являются научными и политически операциональными категориями[429]. Здесь, прежде всего, смещение американских, западных и российских традиций понятийно-категориального аппарата в этнонациональной проблематике. То, что у нас называют национализмом, на Западе называют расизмом, нацизмом. Кроме того, в этом суть подходов антропологов, которые за индивидами не видят их общностей.
Социологические теории М. Вебера и других – это чисто мировоззренческие установки на природу и типы социально-исторических общностей. Это философия, а практика осмысления не всегда в России и далее на Востоке одинакова. Здесь немного другие реалии. «Современная социальная наука, – подчеркивает А.А. Ицхокин, – в ее «систематической» части, и прежде всего теоретическая социология есть максимально концентрированное и догматическое выражение западной и только западной мировоззренческой парадигмы»[430]. Поэтому совершенно справедливо его замечание, что «нужна теория, в рамках которой «нормальны» обе модели миропорядка»[431].
Вообще глупо утверждать господство одной философской школы. Это конец философии. «В истории человеческой культуры отсутствует единый универсальный шаблон философствования»[432]. В обществознании возможно существование многих теорий. Это закономерно. Имеет место и обоснование теории как отрицание всех теорий. Так часто происходит в этнологии и в этнополитологии. В общественных науках часто субъективное мнение умело подавляет и сам объект изучения. Критерием истинности или ложности этнологических и этнополитических теорий, по-моему, является комфортность или дискомфортность существования и сосуществования этносов, этнонаций, многонационального сообщества и их представителей.
Мы уже подчеркивали, что в годы Великой французской революции складывается эта традиция истолкования понятий «нация», которая означала страну, государство. И тогда же были введены понятия «национализм», «принцип национальности», согласно которым каждый народ суверенен и имеет право на образование своего государства. «Нация» и «государство» по своему смыслу были сближены именно на базе доминанты этнического значения[433], а не в отрыве от него. Этнос доминирующий не ушел, он получил статус нации, а остальные насильственно или добровольно ассимилировались, вынуждены были «сдаться».
В Германии и Австрии все же сохранялось этническое значение нации. В этом смысле от И. Шиллера, И. Фихте, К. Маркса и Ф. Энгельса терминология перекочевала в русскую и советскую литературу[434]. То же можно сказать о Швейцарии и Бельгии, что, не отрицая этнического значения нации, в большей степени подчеркивает ее этнический смысл Э. Ренан[435]. Близки к такому пониманию были К. Каутский и А. Бауэр, через которых эта терминология дошла до социал-демократов России, а затем и до большевиков. В этом плане подходы К. Маркса, Ф. Энгельса и В.И. Ленина с И.В. Сталиным не совпадали. Первые говорили о нации-государстве, а другие – о нациях-этносах.
В рамках подходов «поиска наций» находится выстроенное Э. Смитом этническое древо наций, этноисторическая интерпретация М. Хроха[436]. Эти подходы близки и к подходам многочисленных российских специалистов. Нациообразующие признаки у И.В. Сталина как бы привязаны друг к другу одной цепью классового подхода, и нация-этнос из живого организма превращается в «историческую недвижимость».
«Этнос – исторически сложившаяся на определенной территории устойчивая совокупность людей, обладающая единым языком, общими чертами и стабильными особенностями культуры, психологии… Ибо этносы, возникнув еще в первобытном обществе, консолидируясь и развиваясь, представлены в мировой истории такими типами, как племя, народность, нация»[437]. Подход не очень отличается по структуре и динамике от сталинского. Или по-другому: «Человеческая история – это история не только государства, выдающихся личностей и идей, но также история народов-этносов, которые образуют государства, выдвигают из своей среды выдающихся деятелей, создают культуры и языки, трудятся и воюют, делают великие и малые изобретения, совершают героические подвиги и трагические ошибки»[438]. Люди в ходе длительной совместной жизни осознают себя представителями одной этнонациональной исторический общности, в рамках которой они вырабатывают самобытные формы организации, самоорганизации своей жизни, общие ценности и идеи, мощный потенциал этнической солидарности и мобилизации. Соответственно этнос-нация – это мощная социальная, мобилизационная и духовная система человеческого развития, и от этого не следует отказываться.
Для немецкого историка А. Каппелера «национальное самосознание и национальные движения являются продуктом длительного развития, и их легитимность вытекает из истории»[439].
Л.Г. Ионин дает понятие нации как «конечной общности на основе судьбы»[440]. Примерно в это время проявился более комплексный подход другого ученого, философа, теолога – Н.А. Бердяева: «Ни раса, ни территория, ни язык, ни религия не являются признаками, определяющими национальность, хотя все они играют ту или иную роль в ее определении. Национальность – сложное историческое образование, она формируется в результате кровного смешения рас и племен, многих перераспределений земель, с которыми она связывает свою судьбу, и духовно-культурного процесса, созидающего ее неповторимый духовный лик… Тайна национальности хранится за всей зыбкостью исторических стихий, за всеми переменами судьбы, за всеми движениями, разрушающими прошлое и созидающими будущее. Душа Франции средневековья и Франции XX в. – одна и та же национальная душа, хотя в истории изменилось все до неузнаваемости»[441].
Наиболее разумно сочетаются нация-этнос и нация-государство у А.И. Вдовина, который пишет, что гражданский или государственный, культурный или этнический типы общностей в действительности перекликаются между собой и не взаимоисключают друг друга[442]. Такова и логика исторического развития, генезиса этих явлений.
Еще в 1880 г. французский философ Э. Ренан писал: «Нация не является чем-то непреходящим, нация – это великая солидарность, созданная чувством самопожертвования того, что уже имело место в прошлом, и того, что предназначено для будущего». Это этап фиксации этнически и политически оформленной французской нации.
Позже М. Вебер сказал: «Нация – это сообщество чувств, которые адекватно могут выразить получение собственного государства»[443]. Это – классическое западническое определение политической нации, а не этнической ее характеристики. Повторюсь, Запад ушел вперед в этих вопросах, успев уничтожить или ассимилировать многие нации-этносы в нации-государстве. Теперь наши хотят за несколько лет пройти эту дорогу – дорогу, достаточно кровавую.
В таком же духе рассуждает и X. Кон: «Нация – это продукт национализма как обязанности своему государству, как полная подчиненность человека национальному государству»[444]. Здесь тоже речь идет о политической нации, чисто этатическом варианте становления нации.
X. Кон дает нациообразующие факторы: общее происхождение, язык, территория, политическое единство и традиции, а также религия, и главное тут – «активная корпоративная воля». Это и есть национализм господствующей нации, которая присваивает данное право себе, отбрасывая десятки этносов, племен и языков, ибо его «активная корпоративная воля» становится наиболее активной и наиболее корпоративной, ибо она доминирует. Порой эту волю может проявить не только доминирующая нация-этнос. Тогда начинаются крики об экстремизме, сепаратизме и т. д.
Ясно, что если у нас реально сформирована нация-этнос, то в перспективе мы придем к нации-государству в персональной или коллективной форме. Как известно, еще В.И. Ленин писал, что «образование национальных государств… является тенденцией (стремлением) всякого национального движения»[445]. Всякого? Если не создание своего государства, то хотя бы полноценное участие в его создании и приобщение к его атрибутике, суверенитету, правам и гарантиям.
В Гааге находится штаб-квартира Организации непредставленных народов и наций (ОННН). Автор доклада по итогам «круглого стола» формулирует следующий вывод в отношении членов ОННН: «Эта группа народов, которая не имеет мест в ООН, существует с 1991 г. и была организована как частичный протест в ответ на нежелание их признания со стороны международного сообщества. Среди этих членов чеченцы, татары, башкиры, чуваши, гагаузы, абхазы, которые представляют собою самостоятельные народы бывшего Советского Союза, которые живут на территории государства, в котором доминирует другая этническая группа. Эти группы, которые якобы не получили независимость после распада СССР просто по причине невезения, а не потому, что они ее меньше заслуживают. Будет ли международное сообщество продолжать игнорировать эту группу народов, находящихся в опасности?»[446]. Есть устав ООН, но есть и эти реалии, с которыми надо считаться, обустраивать лучше все этнонации внутри существующих государств, не давая повода им обособляться и формировать «корпоративную волю» на обособление и отделение.
Создание единой российской нации в рамках России не должно оборачиваться деэтнизацией существующих этнонаций. Нация-этнос – это социокультурное, духовное родство, единство культурного миропонимания и психологии восприятия окружающей действительности. И другое, когда «нация – это прежде всего согражданство, социальное сообщество граждан, составляющих государство»[447]. При этом невдомек, что сами граждане государства относят себя еще и к определенным этнонациям. Вопрос: захотят ли многие из них, находясь на современном, высоком уровне цивилизационного процесса, создав уникальную культуру мирового значения, возвращаться в первозданное патриархально-этническое состояние без перспектив социально-политического самоутверждения? Но такие неудобные вопросы почему-то «безнациональные» теоретики и политики даже не ставят и, вероятно, понимая, что они проповедуют западно-идеологический плагиат, который предлагается русскому и другим народам России. Это, бесспорно, вызывает широкое возмущение среди ученых и общественности. У русских философов и публицистов другие традиции, которые состыкованы с самосознанием и этнонациональными истоками народа (В.С. Соловьева, Н.А. Бердяева, И.А. Ильина и др.). Нельзя отбрасывать и эту методологию. Речь идет о перспективном развитии самих наций-этносов, которые, сохраняя и развивая свою соборность, объединяются в новую межнациональную, полиэтническую общность более широкого, социально-политического характера.
В современных условиях теория этнонационального и многонационального развития определяется в том числе и теми глобальными процессами, которые происходят в современном мире. В этих процессах субъектами выступают не только отдельные нации-этносы, но и государства-нации, субэтнические и межэтнические образования. Мегаэтнический анализ проводит в своих работах С. Хантингтон (у него восемь региональных цивилизаций, каждая из которых является своеобразной культурной общностью, мегаэтническим организмом). Но в современном мире трудно удержать страну в рамках единой цивилизации.
Создавая однородную основу воспроизводства этносоциальных образований, информационная цивилизация в то же время определяет рост многообразия форм жизнедеятельности народов, путей перехода различных этносов на новый уровень этнонациональных связей, меняет традиционные свободы жизнедеятельности народов, осуществляет ломку архаичных, ориентированных только на прошлое этнонациональных ценностей. Этнонация – это явление не только исторического прошлого, но и настоящего, а также, бесспорно, будущего.
Возникают новые критерии идентификации этнонаций на основе глобального взаимодействия всех народов. Меняется этнонациональная структура человечества, формируется новая этнонациональная картина мира в рамках нескольких мировых цивилизаций, включающих народы с различной степенью этнического родства[448].
Нередко мы проводим идентификацию общностей людей как «европейцев», «американцев», «россиян», «арабов», т. е. крупными категориями. Все они полиэтничны, многонациональны. Речь идет о соответствии этнонациональных процессов современным тенденциям развития человечества.
Но путь этнического, этнонационального становления длителен и долог. Веками люди формируют свою общность в результате совместного исторического творчества и сотворчества, в том числе растворяя и целый ряд субкультурных и этнокультурных преград, организовываясь в определенные социально-территориальные единицы общин, союзов, государств и далее. Базовой тут является этнонациональная общность с ее культурно-языковой и территориальной целостностью, самосознанием и идентичностью. И если речь идет о межэтнонациональной общности, то и здесь фактически в основе примерно те же этнообразующие признаки, но с более четким их социально-политическим единством. Согласен с позицией В.И. Козлова, который критикует Ю.В. Бромлея за то, что тот разделял как бы «этническое» и «социальное»[449], ибо и то, и другое по природе своей есть, прежде всего, общность социальная.
Именно за счет доминирования социально-политических мотивов общности над социокультурными, языковыми и другими и создается общность этнонаций – советский народ, российский народ, многонациональный народ России, российская нация. Новый уровень этнонационального и межэтнонационального ни есть отрицание их родовой сущности. Как раз-таки в этом плане не нация-этнос, а нация-государство, скорее, «политический лозунг» (В.А. Тишков). И поэтому «нация как согражданство» в большей степени может остаться лозунгом, если не включать в это понятие и этнонациональное, а лишь будоражить нации-этносы. Нация-государство – явление менее консервативное, чем нация-этнос. Где могучий Советский Союз? А русские, хакасы, балкарцы как общности – вот они тут. Объявляя «конец нации», надо задуматься над тем, «по ком будет звонить колокол», и благими намерениями не разрыхлять свое Отечество.
Тайно или явно, но эти тенденции этнонационального и многонационального развития имеют место и сегодня и не только в иррациональном, но и в рациональном гражданском измерении. Наша задача направлять этнонациональное развитие народов России в русло задач общегосударственного развития, способствуя укреплению этнонаций, а также продолжению процесса возрастания масштабов общности людей, интеграции этих общностей в региональном, государственном и в мировом плане. Следовательно, исходя из этих тенденций, главная задача этнонациональной политики – способствовать солидарности, представительству и развитию этнонациональных и многонациональных общностей, их интеграции, гражданскому сотворчеству и солидарности в составе российской нации. Ее перспективы зависят от сплоченности этнонаций, их единства за счет мобилизованных на потенциал российского многонационального государства граждан страны. Этнонациональная самобытность народов не противоречит гражданскому единству Российской Федерации, а является потенциалом его укрепления.
§ 4. Империя, этнонация, гражданство: поиск прошлого или будущего?
Можно ненавидеть социализм или капитализм, любить или не любить тех или иных политических деятелей, свергать или восхвалять политические режимы, критиковать или не критиковать существующие или прошлые формы государственного устройства, но ненавидеть народ, свергать культуру, пренебрегать богатством языков и традиций народов своего родного Отечества может только человек злобный и глубоко ущербный. Изображать таких людей патриотами – значит, дискредитировать само понятие «патриотизм», да и целую плеяду патриотов, которые работали на Отечество, отдавали жизнь за него. Рождение этносов-народов, их самобытное историческое развитие и, следовательно, формирование этнонаций и этнонационального многообразия стран и регионов, а в данном случае России – это явление, не зависящее от нас, т. е. в своем определяющем объективное. Один из тех, кто за имперскую Россию, Н. Павлов пишет: «Многонациональность государства отнюдь не только наше счастье и не богатство, о чем привычно болтают некоторые наши псевдоинтеллигенты и псевдогуманисты – общечеловеки, а постоянная наша головная боль и огромная проблема для будущего развития»[450]. Жаловаться на многонациональность глупо и бесполезно, собирая веками народы и культуры в единое Отечество. Разумно ее учитывать и научиться использовать потенциал многонациональности в созидательных целях, укрепляя тем самым единое Отечество, – вот задача историческая, перспективная. Казалось бы, все это понятно, но чрезмерно много за последние годы сказано и напечатано того, что провоцирует межнациональную рознь и вражду, оскорбляющие целые народы, культуры и религии собственного Отечества. А.А. Касьянов в огромной книге «Дух нации» (более 700 страниц) пишет, что все народы бывшего Советского Союза, кроме русских, украинцев и белорусов, являются «мафиозными народами». Н.И. Васильева в книге «Русская Хазария» обвиняет евреев в спаивании русского народа, а татар, башкир, калмыков, киргизов в том, что они затеяли восстание Е. Пугачева[451]. И такие ахинеи печатают ученые. А горские народы Кавказа, оказывается, уничтожали казаков. Я уже не говорю о тех, кто в своих изданиях обвиняет русских, весь русский народ в захвате, угнетении и т. д.[452] И прочая, прочая всякого рода социально-нравственная порча для многонационального народа России, сообщества народов и культур с замшелыми идеями восстановления великой империи или национал-сепаратизма.
Все пишут, что социалистический выбор принес нам много трагедий, но мало кто отмечает: разве страна, народ выбирали социализм от хорошей жизни? Надо себе усвоить: в более или менее благополучной стране, с обустроенными гражданами и народами, с более или менее привлекательной властью революций и гражданских войн не бывает. Революционеры или провокаторы, мятежники или террористы вырастают на определенной социальной и идеологической почве, которую создают, способствуют созданию правящие политические режимы. Ложный путь развития не только отдельных людей, но и целых народов и стран – это неспособность правителей, духовных лидеров подсказать, показать путь истинный. Это еще и состояние гражданского общества, где «народ безмолвствует». Грехи наши личные и коллективные ведут нас в ад, нет другого пути для тех, кто сошел с пути истины. «Десятки миллионов жизней, диктатура, разрыв традиций, ложный путь развития производительных сил, наконец, распад великого государства – такова цена за воплощение в жизнь учения, появившегося на свет отнюдь не на российской почве»[453]. Все правильно, но все мы умные «опосля», и не надо иметь много ума сегодня для такой трафаретной, хотя и, к сожалению, во многом справедливой, оценки советского периода развития России. При этом, думаю, не следует рисовать все черной краской, ибо этот период знает и великие победы. И какие этнонациональные, гражданские сознания мы хотим воспитать на таких подходах, какую идентичность? Тем более что не менее справедлива будет и другая оценка, что и досоветский период своим крепостничеством и самодурством был не лучше, ибо не нашлось в тогдашней России другой силы, которая могла бы повести страну на путь собирания, укрепления власти, порядка, восстановления всего разрушенного хозяйства. Не только диктатура, но и народ талантливый смог привести страну «от сохи до космической ракеты» (У. Черчилль). Трудно понять, какие последствия были бы для целостности страны, благополучия и равенства ее народов, если бы и дальше Россия оставалась бы царско-самодержавной, феодально-капиталистической. Безвольный царь, заблудшая царица, расколотое общество. Более того, Распутин никак не был лучше, грамотнее или порядочнее В.И. Ленина. Другие альтернативы не состоялись. Если мы говорим все же «о распаде великого государства» – значит, оно было поставлено на такие основы. А какой ценой была собрана Российская империя? И при царях, и при В.И. Ленине, и при И.В. Сталине? Или вновь «мы за ценой не постоим»? Примерно так звучат в России сегодня всякого рода «национальные идеи», которые доказывают, что марксизм, демократия и все прочее возникло не у нас и потому нам не годится, а нам годится только царь. Трудно найти в мире идеи, которые нам годились бы, ибо даже самые лучшие из них в результате нашей неорганизованности, отсутствия гражданственности превращаются в стихии расхлябанности, крайностей, вседозволенности и рабства, в свою противоположность. Тогда вспомним, что и христианство, и ислам тоже «появились на свет отнюдь не на российской почве». Но наша вера и неверие, гордыня и гордость, созидание и разрушение – это предмет и результат нашего собственного выбора. Собственного, повторяю. Чего тут кого-то обвинять. Мы и демократию уже успели превратить в ругательное слово «дермократия», а выборы – в фарс с элементами демократии и гражданской войны, информационно-административных репрессий и партийно-чиновничьих преследований. В результате таких выборов мы легитимизировали всех воров и бандитов – от Мавроди до Березовского и далее большой список «паханов» и «воров в законе», переполнивших страну. Но это все никак не говорит о том, что нам не подходят демократия и всенародные выборы. Такая искаженная демократия и такие подкупные выборы не подходят, но все стандарты европейской демократии и нам подходят, конечно, с учетом самобытности и традиций России, но никак – с учетом нашего безобразия, хамства, феодализма, полного пренебрежения законностью, правами человека и народов. Кроме того, вновь мы увлечены имперскостью и надменностью, в том числе к своим соседям, и от этого сами страдаем.
Ведь мы – Россия, русский народ – еще не очухались от тех империй, мы не справляемся с последствиями развала Советского Союза, но утверждаем идеи и поведение новой имперскости, требуем восстановление империи – от коммунистов, либералов и до шовинистов. Имперскость наша – это не самобытность, а историческое прошлое, которое сыграло свою роль. Не могут быть признаком самобытности наша патриархальность, отсталость, дикость. Если мы крепостническим рабством издеваемся под своими гражданами, то они доходят до бунта и революций. Плешивость или вшивость – от грязи, а не от «национальных обычаев», от того, что мы не моемся. Если мы довели гражданина до социально-политической шизофрении, то он голосует за В. Жириновского. Если развалом Советского Союза мы нарушили этнонациональное самочувствие русских и других народов, то они потом голосуют за «своих» бандитов, воров и гробовщиков, национал-сепаратистов и шовинистов, изображающих из себя еще и «патриотов». Но при чем тут демократия? Если административный ресурс превосходит ресурсы нашего достоинства, то опять-таки, при чем тут демократия? Скажем так: демократом ты можешь и не быть, но гражданином быть обязан. Демократия будет там, где есть гражданин, и гражданином быть обязан каждый, а не только бесправный, обиженный и оскорбленный. У нас начальники никогда не были гражданами. В этом не было необходимости. Фраза «гражданин начальник» – у нас только для тюрьмы. Не должны строиться никакие идеи на «жертвоприношении России» или «жертвоприношении гражданина». Именно такие у нас и называют «национальной идеей». Родина и гражданин – это понятия, невозможные друг без друга. Состояние гражданина, состояние его чести и достоинства есть состояние, честь и достоинство нашей Родины. И наоборот. И без каких бы то ни было жертв, избегая их, охраняя Родину и гражданина. Избегать жертвы, обеспечивать достоинства гражданина и Отечества – вот национальная идея для России. В этом плане нам не нужна Россия имперская, царско-самодержавная, советско-коммунистическая и даже либерально-демократическая, хотя мы не знаем еще, что это такое. Во всяком случае, не должна быть необходимость жертвовать ни государственностью, ни свободой, тем более достоинством своих граждан и народов ради каких-то абстрактных химер. У нас кто-то постепенно кого-то загоняет то в рай, то в коммунизм, то в капитализм, а людям всех национальностей нужна жизнь с корнями и цветами, с плодами и надеждами.
От диктата государства и его участия во всех сферах общества мы перешли к другой крайности – полному изгнанию государства из социально-экономической жизни. Использование власти для удовлетворения личной корысти и своего окружения. При этом утверждая, что рынок все отрегулирует. Но на деле регулирующие механизмы рынка достаточно ограничены, особенно с учетом специфики страны, психологии граждан. Лауреат Нобелевской премии Дж. Стиглиц пишет: «Я не настолько глуп, чтобы поверить, что рынок сам по себе решит все социальные и иные проблемы. Неравенство, безработица, загрязнение окружающей среды не преодолимы без активного участия государства».
Всякого рода последствия рыночной стихии проявляются и в среде многонациональной, обретая этнополитические окраски, притязания и претензии. Была объявлена возможность свободно грабить собственность страны при поддержке безнациональной номенклатуры, а теперь уточняют национальность олигархов, и опять о заговоре чьем-то при собственной расхлябанности.
Потеря государственного участия в экономической, социальной жизни сейчас начинает компенсироваться укреплением вертикали власти, унитаризацией страны и насаждением своим народам и территориям, а где-то и соседям вновь имперских идей и стереотипов, при этом подспудно навязывая мысль якобы об учете, прежде всего, интересов русского народа, государства, хотя речь идет об ограничении гражданских прав и свобод россиян, в том числе и в формировании органов власти, контроля за их деятельностью, мобилизуя на выполнение этих задач национал-шовинистов, которые всему этому придают «патриотическую окраску». Ясно, что это вновь потом закончится обвинениями русских в имперскости, а иных – в сепаратизме.
Упускается вновь, что именно русский народ больше многих других измотан всеми этими химерами и идеями. Вместо того, чтобы обустраивать свой дом, огород, село, русского человека давно выгнали на просторы степей, в леса и горы для завоевания и обустройства иных земель и народов. Эти ориентации «всемирности» исказили собственно этнонациональное самосознание русских. И если мы хотим обустроить Россию, то надо опять не всех присоединять или тем более всех разгонять, а нужно русского человека вернуть к своему очагу, в свой дом, к земле, к своей общине, где он исторически живет и где его душе спокойно в гармонии со своей этносредой. Без этого не будет спокойна и душа России. Тысячу километров проезжаешь по Саратову, Пскову, Иваново, Твери и Ярославлю, и огромные благодатные места необустроенной земли, бесперспективных деревень, перекосившихся хат со стариками, куда порой не только власть, но даже родные дети редко заглядывают. Разрушенными оказались многие основы русского традиционного быта и хозяйствования. Русский человек не может жить в пустынях Кара-Кума или в горах Кавказа. У него другая родовая связь с природой. Для него нужны просторы лесов и рек. В моем ауле на вершине гор люди живут вовсе не лучше других, а даже гораздо хуже, но я не слышал, чтобы кто-нибудь из стариков обращался к моему брату – главе сельской администрации с жалобой, что у них крыши протекают. Традиционно это дело не власти, а их собственных детей и родственников, и величайший позор для рода, если посторонний человек будет этим заниматься. У нас в районе нет и не может быть, пока во всяком случае, домов престарелых. Но вскоре при таком отношении к селу, к сельскохозяйственному производству, к своим духовным традициям, видимо, будут и здесь, ибо никому не нужны, получается, целые аулы и старики. Как это случилось с русской деревней? Вековые порядки общинной жизни и домостроя оказались разрушенными в России разными столыпинскими, коммунистическими, фермерскими реформами. В ходе индустриализации страны сельских жителей вывозили на промышленные предприятия. Все это делалось революционным путем, вырывая людей из своих мест вместе с корнями. Главная обязанность человека, гражданина по природе – это обустройство своего дома, семьи, огорода, села, обеспечение, наконец, порядка в своем роду, в своей общине. Разрушая эти базовые основы, невозможно обустроить страну. Да, мы можем и Турксиб построить и БАМ протянуть, и целину поднять. Но постепенно сложилось так, что все это мы почему-то делаем и умеем хорошо делать на выезде. Это имперская привычка – жить «вахтовым» методом где-то на чужбине не принесла благополучия и покоя, прежде всего, русским. Такая привычка уничтожила природную связь, прежде всего, русских со своей традиционной средой обитания. Это глубоко деформирует человека, его психологию, культуру, созидательные порывы и взаимосвязь людей. При этом мы зачастую переносим друг на друга свои традиционные установки. Идет имперское, а теперь и обратный процесс – постимперское вторжение людей в среду и традиции других народов. Раньше русские приезжали и обживали земли на Кавказе, а теперь кавказцы «понаехали» по той же тропе. И часто в результате искажается природа этнонационального, и получается, что там, куда мы пришли, не те порядки, люди не такие, в нашем представлении, – ничего не знают и не умеют, культура отсталая, традиции другие, какие-то дикие – мы всех тут научим: вырастим кукурузу за полярным кругом, окультурим скалы и т. д. Так называемая «цивилизаторская роль» зачастую оборачивается борьбой с иной цивилизацией, маргинализацией жизни целых народов и многих людей, что заканчивается межнациональными конфликтами.
Коммунистическая идея легко прижилась в России, прежде всего, потому, что она отвечала полностью ориентациям нашего имперского сознания – мировая революция во главе с нами, с «передовым отрядом». Это тоже имперские установки, хотя и другого, классового рода. Не успели отойти от очередного хаоса, развала и позора именно из-за имперских перегрузок, помогая всем забывать о себе, теперь уже предлагаются новые варианты империй. А. Чубайс, В. Жириновский, Г. Зюганов, Д. Рогозин и многие другие ведущие лидеры политических партий – все сторонники различных вариантов имперских воззрений России и соответствующих имперских планов, далеких от интересов и возможностей народа. Придумали даже «гибридный вариант “либеральной империи”». И, самое главное, никто из этих идеологов-империалистов не умеет обустраивать свою деревню, город. Посмотрите родовое село Б.Н. Ельцина или Г.А. Зюганова – разруха и необустроенность. Кругом мифы и ничего реального в смысле создания и собирания общины своей родной деревни. Можно и нужно, бесспорно, стать вновь жизнеспособной мировой державой, но, прежде всего, обустраивая себя, своих детей и стариков, свое государство на своей земле, оказывая, прежде всего, свое экономическое и политическое влияние на другие страны. Прежде всего, важно, повторяю, покорять другие народы и страны уровнем собственного благополучия и обустроенности своего Отечества, демонстрацией талантов его народов. Для этого надо как раз-таки перестать быть империей – это главная задача России, ее общества и государства. Время империй прошло, и проявление имперскости вызывает в современных условиях отторжение. Отсюда и искажение идентичности, ее оторванность от реальных интересов граждан. Не только целые народы, но и личности не хотят жертвовать ради имперских идей. Люди не хотят жертвовать своей свободой, достоинством. Империя – это, прежде всего, порождение собственной несвободы, авторитарности и диктатуры внутри страны, в отношении своих собственных граждан и народов. Ведь погибают американцы в Ираке, привозят в США гробы американских солдат, хотя такая великая держава, если бы действительно соблюдала бы принципы демократии, имела бы в тысячу раз больше возможностей влияния на процессы в Ираке. Ведь стремление достижения превосходства над другими не должно быть свойственным для свободного человека, для свободной страны, тем более кому-то мстить, уничтожая своих граждан, граждан другой страны. Именно такое имперское сознание, не сочетающееся с уровнем собственного развития, развалило Российскую империю, а потом и Советский Союз, пренебрежение к другим, считая лишь себя самодостаточным. «А что такое Грузия без России», «Куда эта Белоруссия денется от нас» – эти тезисы я слышал еще в ЦК КПСС, когда мои коллеги повторяли эти выводы, доказывая в Эстонии, Латвии, Литве – все они «подохнут» без нас, без Советского Союза, «приползут на четвереньках» и т. д. Мне приходилось еще тогда говорить, что так нельзя думать в принципе. Может быть, это и была правда, но сам подход был оскорбительный для народов и людей, тем более если все мы в одной стране. Теперь мы на основе деятельности бандформирований доказываем, что Чечня и чеченский народ не способны создать государство, наладить порядок, доказываем «недоразвитость» не только и не столько бандитов, а целых народов. Такие же выводы делаются и на Кавказе на основе деятельности отдельных мародеров – офицеров и солдат, и этим помогая насаждать там насилие, беззаконие и несправедливость. Вместо того, чтобы сказать, что чеченский народ – многострадальный, но талантливый и мужественный народ, все он сможет не хуже другого и на самом высоком уровне, но лучше и проще это делать вместе с другими народами России в историческом единстве. Бандиты и воры любого народа не способны создавать государство, и это относится ко всем. Благополучное государство строится на основе гарантий гражданам страны всех национальностей, и прежде всего русскому народу, на свободу и достоинство. На основе диктата и слепого копирования чьего-то опыта жизни мало что можно построить. Проводя реформы и преобразования, важно не забывать о природе, ландшафте, климате своей страны, характере, традициях народов. Надо понимать, что до выселения чеченцев из Чечни туда были в свое время выселены русские, тоже со всеми страданиями, погибая и приспосабливаясь к новым условиям. Таким образом репрессивная политика была осуществлена, прежде всего, по отношению к русским. Также сами русские оказались в Средней Азии, в Прибалтике не от хорошей жизни. Власть их выселяла сюда. Добровольно никто не покидает свой дом. Империи создаются в результате репрессий, прежде всего, к своему, а потом и другим народам. Рабское сознание – вот главный продукт, который, в конечном итоге, воспроизводит империя, как бы она ни называлась и куда бы она не направлялась. Не зря еще А. Герцен доказывал, что для революционного освобождения России, для демократии у нас, прежде всего, нужно накапливать больше свободы. То же самое утверждал и Г. Плеханов, подчеркивая, что дефицит демократии превратит и социализм в империю, где тоже будет господствовать несвобода. Кстати, так и получилось. И нынешний демократический фон перекрывают нередко волны имперского сознания унитаризма, централизма, на котором как бы должна возродиться Россия. Но и это будет оборачиваться никому не нужными порабощением свободы и достоинства, навязыванием своей воли всем кругом при потере воли для демократических преобразований в стране. И это неминуемо вновь расслоит мир внутри и вокруг нас на противоборствующие силы в собственном Отечестве, на противоборство народов и государства.
Один из авторов пишет, что «имперское будущее своего Отечества» «можно назвать своего рода идейным лекарством для русского политического реванша». Более того, это единственно полезное лекарство «для долго и тяжелоболящего государственного организма». И невдомек при этом, что нынешняя «тяжелая болезнь государственного организма» – это и есть остаточные явления имперского недуга, которая на крепостном праве и бесправии утверждала свое величие, злоупотребляя мужеством и терпением русского народа, принося многих лучших его сыновей в жертву. Кто и почему сегодня жаждет собственного рабства, тот только может считать имперское государство «пером мирового человеческого общежития»[454]. Да, время империи было. Тогда были такие времена, и русские, Россия ничего в этом плане не выдумывали, а действовали как великая держава, расширяя свою территорию. И тут Российская империя была не худшей, но это сегодня анахронизм. Тем более не следует связывать имперский режим, его природу с русской нацией, с ее характером и тем более с ее духовностью. За идеей империи царь, самодержец, а там крепостное право, войны и трагедии. Империи создаются для героических войн и завоеваний, а не для созидания. Империи создаются не во славу народа, а царей и императоров. Приверженность к империи – это приверженность к рабству. Нам же важнее, прежде всего, обустраивать завоеванное предками жизненное пространство. И это сегодня – главный вызов для нас.
Имперскость сознания – это не прерогатива русских. Попытки изображать из себя империю – одна из причин развала Грузии, при этом разбавленные с российской имперскостью. Мы не смогли ответить открыто на волеизъявление народов Абхазии, Аджарии, Южной Осетии присоединиться к России. Не смогли четко предложить вариант, способствующий установлению целостности Грузии. Именно остатки старых империй и имперского сознания становятся полем столкновения интересов, где неминуемы и конфликты за сферы влияния. Активно действует ныне американская империя, которая больше, чем когда-либо ранее, кто-либо сегодня, больна имперским синдромом, который, кстати, в результате будет направлен против американского народа. Америка рано или поздно исчерпает свой имперский потенциал на навязывании своих порядков в Ираке, Афганистане, в Грузии, в Северной Корее и далее. Через какое-то время Америка сама будет переломлена имперской нагрузкой и недовольством самих американцев. Предстоящий крах имперской политики неминуемо будет преследовать США, вплоть до угрозы их распада. Мы уже это все проходили и неоднократно также истощали страну имперскостью до глубокого кризиса и развала, вместо того чтобы обустраивать своих граждан, земли и народы. Новые имперские замашки, кажущиеся либеральными и патриотичными, являются, в конечном итоге, тоже разрушительными для России, ибо главная историческая задача власти в России на ближайшие 30–50 лет – это обустройство своих регионов и народов, эффективное использование их потенциала для благополучия и достоинства своих граждан. Но кому-то выгодно опять держать страну в напряжении внешнеполитическими проектами и угрозами для присвоения собственности и накопления богатства для себя и «своих» и при необходимости искать достоинства и величия в новых великих жертвах для собственного народа и собственных граждан где-то на стороне. Империя – это дракон, который поедает сначала чужих, а потом и своих детенышей, или наоборот, разницы большой нет. Поэтому империя – это всегда, и особенно в современных условиях, явление без совести и долга по отношению к своему и другим народам. К сведению А.Б. Чубайса, империя поэтому не может быть либеральной по природе своей. Большевики тоже попытались отказаться от царской имперской политики, обеспечив крепкое государство, но оно стало тут же идеологически и практически довлеть к старой имперской политике. Обустройству так называемых национально-освободительных сил в Африке, Латинской Америке и далее мы уделяли большее внимание, чем раскрепощению собственного национального потенциала, благополучию и достоинству своих граждан. Мы – самая крупная по территории страна в мире, но нам опять не хватает территории и населения. Мы хотим Крым, Абхазию, Белоруссию, но при этом преследуем, оскорбляем, загоняем в подполье работоспособных мигрантов, которые к нам идут на работу из тех же «окраин», гоняем по всей стране собственных граждан различных национальностей, подвергая всех подозрению, грабя их на каждом углу теми, кто поставлен на защиту прав граждан.
Имперский национализм в многонациональном сообществе неминуемо реализуется не только во внешней, но и во внутренней жизни страны. Следовательно, он будоражит, воспроизводит в том числе и национал-сепаратизм внутри страны на идеях исключительности, величия какого-то этноса или на основе того, что данный народ в данном государстве есть «народ-страдалец». Такой «национализм противоречит базовым интересам имперской власти и элиты» (Э. Пайн). Империя – это стабильность на десять лет, за которыми следует сто лет нестабильности. Империя постоянно воспроизводит то национал-сепаратизм, выступая или имея в виду в своем статусе «имперской нации», или национал-шовинизм, ибо имперский центр при ослаблении своего влияния на окраины и народы начинает с ними заигрывать. В любом случае подобные действия имперской власти «раскачивают этнополитический маятник, приближая распад империи» (Э. Пайн). Отсюда имперская власть постоянно содержит в себе элемент нестабильности. И тем, кто предлагает возврат России к имперской модели даже в либеральной форме, должно быть понятно, что за этим последует распад государства.
Царское самодержавие и большевики мало сделали для обустройства своих народов и граждан, главным образом будучи увлеченными идеей строительства сверхдержавы, которой боялись бы все. В результате оказалось, что имперская система подавляет развитие собственных человеческих, в том числе и природных, ресурсов, которые могут и на деле составлять, при правильном использовании, основное национальное богатство страны. Россия никогда не справлялась с освоением собственных ресурсов, но при этом огромные ее усилия направлялись на освоение иных территорий и обустройство иного населения. Именно только за счет использования всего человеческого, этнонационального природного потенциала собственной страны в России можно решить историческую задачу обустройства собственных граждан и народов, только на этой основе Россия имеет шанс возродиться.
При этом не понимая, что подавление «инородцев» в России, прежде всего, оборачивалось против русских. И нет большей ошибки, с другой стороны, чем переносить все трагедии империи на русских, что, кстати, и делают одновременно охаивая друг друга и возбуждая недоверие друг к другу М.Б. Смолин, считает империю «перлом мирового человеческого общежития», критикуемый им ваххабит-сепаратист из Дагестана М. Тагаев, который также охаивает все русское и призывает к «освобождению от иностранного ига». Кстати, для большего эффекта озлобления своих читателей М.Б. Смолин перепечатывает в своей книге грязный опус М. Тагаева из подпольного издания. Думаю, что и М. Тагаев поступит так же, чтобы вызвать враждебность к России. Но М. Тагаева посадили за «ваххабизм» – экстремизм, а М. Смолин и целая плеяда авторов «Библиотеки расовой мысли» во главе с В. Авдеевым на свободе и печатаются не подпольно, как М. Тагаев, а в Санкт-Петербурге и Москве. Эти люди, независимо от национальности, – враги и чужеземцы для России, для Дагестана, ибо замкнулись на своих замшелых идеях прошлого – имперскости и национально-освободительного движения в форме джихада, вместо того чтобы строить совместными усилиями современное демократическое общество, государство. И что примечательно, те, и другие крайности свергают Р. Абдулатипова – который со своей колокольни.
Рассуждаем об империи, а о гражданах и народах страны мы пока говорим как о факторах инерционных и даже как бы мешающих строительству благополучного, демократического, рыночного государства. «Россия, ты с ума сошла», «Наш народ не готов» – восклицают те, кто собирается вновь править страной без учета интересов конкретных людей, социальных групп и самобытных народов. Даже в Концепции национальной безопасности страны мы вспоминаем о народах России только в разделе «Угрозы национальной безопасности». Более того, главной задачей нового демократического развития политической и общественной жизни считаем не использование этнонационального богатства традиций и культур, а «уменьшить разрушительное воздействие национального фактора»[455]. Этнонациональный фактор – один из базовых в социально-культурном становлении людей и их общностей в едином государстве. Это – определенный этап общности и солидарности людей. Национальность человека – это момент его становления, самопознания, развития, связи с другими людьми, другими национальностями. Безнациональное существо «без роду, без племени, без законов, без очага: такой человек по своей природе только и жаждет войны». Именно так говорили Гомер и Платон в свое время, и с этим нельзя не считаться и сегодня, хотя родовое, этнонациональное занимает в современных условиях гораздо меньше места в сущности и проявлениях самого человека. Но этнонация не имеет перспектив, если она не настроена на сотрудничество и сотворчество народов, а замыкается в своей скорлупе или навязывает свое всем кругом. Будущее имеет тот, кто видит в другом равного, умеет учиться, а не только поучать других.
Повторимся еще раз, огромное значение и для современного человека имеет уровень благополучного обустройства своей семьи, рода, народа, государства, страны. И тут нельзя отрывать одно от другого. И «жизненные интересы России» вновь должны быть ориентированы на обустройство народов и граждан и созидательное влияние в СНГ и в других странах и регионах мира своей открытостью и благополучием. Иначе, в увечьях имперскости вновь будет упущено самочувствие собственных народов и граждан, вновь доводя их до мятежа и бунта. Обратите внимание, что по-настоящему более или менее с уважением и достоинством мы стали говорить об узбеках, казахах, туркменах лишь после того, как они отделились от России, и опять недостаточно успешно решаем самостоятельно проблемы своего обустройства. И там, к сожалению, с теплотой часто говорят о русских, когда они уже уехали, не хватает специалистов и привычной уже для русской культуры действительно великой духовности. Неужели такой ценой только можно познать нашу историческую общность? Пытаясь сохранить во что бы то ни стало присутствие в разных регионах мира, наше государство, политические режимы постоянно теряли свое присутствие в собственной стране, в жизни собственных народов и граждан. И потом, оказывается, части откалываются, отпадают, отрываются большие куски от исторической России. Часто получается, что государство чаще присутствует здесь лишь в преследованиях и репрессиях властей, а не в благополучном обустройстве людей, защите их прав и свобод. Мы забываем, что для эффективной внешней политики и влияния в мире нужны, прежде всего, эффективная политическая и экономическая системы внутри страны, которые направлены на защиту индивидуальных (личностных) и коллективных (общностных) интересов граждан. Международное влияние, конечно, бесспорно, необходимо, но главное, чтобы оно не мешало решению внутренних стратегических задач, а помогало. Внешнеполитические усилия нужны для их решения, а не для принесения их в жертву. Именно этого не понимают идеологи имперскости. Кроме того, политическая демократизация без опережающей экономической демократизации обернулась полной дискредитацией демократических ценностей. Если более половины населения страны не обустроены на уровне прожиточного минимума, достойного благополучия и свободы, то какая может быть демократия? В голодном неравноправном, несправедливом, нравственно деградирующем обществе демократии не бывает. У нас достаточно населения, территории, многообразия культур и традиций, природного и человеческого потенциала, но пока нет политики и экономики, способных обустраивать людей, собирать народы, формировать единую нацию-государство, нет волеизъявления, исходящего от народа и поставленного под контроль народа, направленного на действительно реальные, нужные для каждого человека и всех народов страны реформ. Отсюда и бесконечные противоречия между экономикой и политикой, правом и укладом жизни людей, которые и становятся источником межнациональных противоречий и конфликтов. Необустроенные люди и народы подозрительны, недоверчивы друг к другу и думают, что «другие» лучше живут за счет них из-за их национальности или веры. Россия действительно «больной организм», и она не может влиять эффективно на мировую политику без собственного выздоровления.
Во внешней политике определяющую роль играют не вчерашние завоевания или амбиции, а состояние нынешнего внутреннего потенциала страны, единство и мобилизованность нации как государства. Значит, прежде всего, надо выздороветь, привести свой организм в порядок, все его органы, а не заставлять в угоду одним органам изматывать других, противопоставлять их друг другу. Не может быть качественно новой внешней политики без качественно иной, более благополучной и достойной своих граждан и народов внутренней политики. Даже добро надо проявлять, прежде всего, к «ближнему своему». Кто на это не способен, тот не способен проявлять добро и к дальнему соседу. Мы все время обвиняем в своих бедах то Запад, то Восток. Получается, если бы не Запад или Восток, то мы вообще тут бесчинствовали бы от благополучия. Кого мы виним в войне в Чечне и в том, что мы ее не может закончить? Только не себя. То Совет Европы, то ОБСЕ, то арабских наемников и т. д. Тут нет ни Востока, ни Запада, а есть, прежде всего, наш дом – Россия. Все остальное – восточнее России или западнее ее, значит, более второстепенны для нас, чем Россия. Чечня – это результат и реалии наших собственных, в том числе и имперских, политических традиций, отсутствия четкой, отвечающей началу XXI в. демократически обнадеживающей модели обустройства, прежде всего, русского и других народов России, ее граждан. Это – главное. Если нет согласия, любви и уважения в семье, то никакой сосед нам не поможет, а если есть – то никто и не помешает. Нельзя постоянно представлять Россию, русских, всех нас в роли чьих-то марионеток, с которыми могут творить у нас дома все, что они хотят. Именно такой вечный лейтмотив нашей необустроенности звучит из уст наших политиков: винить кого-то, сваливать на кого-то, в том числе и на народы России, в различных вариантах: от «если бы мы сами» до «если бы без этих». У нас нет ни одного народа-лентяя, нежизнеспособного, но вместе мы в сотни раз сильнее.
Справедливо отмечает А. Буровский, что «совершенно убийственно, что 90 % русских, в том числе и самые высоколобые интеллектуалы, оказались не способны принять развал империи как некий естественный процесс. Как событие, происходящее не по воле заговорщиков, не из-за скверного руководства и не потому, что кто-то кого-то «предал» или «продал американцам», а как событие, вытекающее из природы вещей»1. Кстати, так мыслили не только русские, но и грузины в Грузии, молдаване в Молдавии, украинцы на Украине (или в Украине), эстонцы в Эстонии и т. д. по отношению к тем, кто оказался на «их» территории, так что имперское сознание – это атрибут не только русского, но и многих других народов, при соответствующих условиях. Это все внутри нас.
Для собирания Отечества в новых условиях нужна новая политика, способная раскрыть и использовать самобытный потенциал каждого народа и всей солидарной энергии страны, единого народа, государства для благополучия граждан всех национальностей. Без таких стратегических ориентаций ничего не будет. Но на это нас не хватает. То неистово в течение десяти лет мы сами, пренебрегая интересами большинства своих граждан, создаем олигархов, а потом десять лет успокаиваем всех, что мы их всех пересажаем. Все по настроению, по приближенности, преследуя интересы классов и семьи, а не населения, народов и граждан страны. Я далек от мысли охаивать империи в прошлом. Это история, но категорически против навязывания народам и гражданам XXI в. феодально-крепостнических порядков. «Пережиточная, идеологическая империя» (А. Буровский) была построена и в СССР. К чему это привело в конечном итоге?
Развал Советского Союза у нас до сих пор не осмыслен с точки зрения этнополитики и геополитики. Каждый, начиная с России и заканчивая Грузией, Азербайджаном, Арменией, Узбекистаном, Туркменией, Эстонией, Латвией, Молдавией и другими, говорит о своем былом неравноправии. Но если, извините, все почувствовали себя ущемленными и неравноправными, значит, причины были не только и не столько этнонациональные, а в большей степени в самой сути социально-политической и экономической системы.
Советский Союз был империей – это как бы все осознают, но по отношению к другим странам в мировой политике. Так не бывает. Советский Союз был империей, прежде всего, и во внутренней политике: имперская перегрузка, прежде всего, перепадала на самих русских, и параллельное давление русского фактора в нерусских окраинах страны обернулось возрастающим давлением потом фактора своей «титульной» национальности в каждой из республик. При всех завоеваниях советской этнонациональной политики издержек в ней было больше. Вместо одной имперской нации создали десятки, вместо равноправия – преимущества одних над другими как в стране в целом, так и на отдельных ее территориях. Отсюда и общее чувство неравноправия, которое каждый стал ощущать даже не столько на уровне личности, сколько на уровне общности. Искусственная гипертрофия этнонационального фактора при отсутствии механизмов его реального влияния на политические и экономические процессы навязывала каждому народу больше притязания при нарастании обезличенности, непредставленности, неучастия и т. д. Это противоречие опять-таки исходило не столько из этнополитики, сколько из состояния политической и экономической системы, и кризис системы усиливал автоматически и противоречия в этнонациональной сфере. Гипертрофия декларированной этничности, при ничтожности ее роли и влияния в конкретных сферах, и создавала общее чувство недовольства, неудовлетворенности на уровне конкретного измерения этнонационального самосознания. Отсюда и «стремление союзных республик к национальной государственности». Это стремление к тому, чтобы долгожданные декларации провести в реалии. Если бы за декларациями была бы реальная политика, то этого противоречия не было бы. Поэтому и РСФСР принимает декларацию о суверенитете, хотя по большому счету СССР и была Россия, по сути. Те, кто инициировал этот суверенитет (Бабурин, Распутин, Павлов и другие из нынешних патриотов), сейчас заняты «восстановлением империи». Мне приходилось и тогда доказывать парадоксальность их подхода. «Вы можете себе представить, что бы Англия потребовала выхода из состава Великобритании», – спрашивал я их, а они визжали о неравноправии русских, об отсутствии у русских своей государственности, мало кому нужной академии наук, компартии России и много всякой такой чуши, которые всегда по большому счету были российскими, русскими. Многие из этих тезисов крайние «национал-патриоты» и сегодня повторяют, но по отношению к народам, которые остались в России. Значит, они будоражат новый развал, «не ведая сами, чего творят». Как будто существовавшая Академия наук СССР была академией для туркменов или эстонцев. Что-то я даже не помню ни одного академика от них. В основном академики и члены политбюро были из РСФСР. А в результате что сегодня русские выиграли от развала СССР? Наоборот, многие из них в наибольшей степени пострадали от этого. Вот результат искаженного понимания патриотизма.
И сегодня нарастает противоречие между огромными ожиданиями свободного, самобытного развития в режиме полной демократии для граждан и народов, и реальными устремлениями и практическими возможностями и способностью государства это все обеспечивать на практике. И опять решение узловых проблем находится не в этнонациональной сфере, и тем более не за границей России, а в утверждающихся политической, экономической и духовной системах, новой модели общества и государства. От изначально гипертрофированного восприятия этнонационального фактора надо уходить, но политика, отвечающая его реалиям, должна быть обязательно и не в виде империи, а свободного, солидарного общества, где есть место всем со своей самобытностью, независимо от их численности. Нынешнее равнодушие, а порой и отрицание этнонационального, попытки подменить демократическую солидарность новой империей лишь будоражат этнонациональное самосознание и закладывают недовольство для будущих конфликтов. Людей, их общности, казалось бы, практической политикой надо было бы поддерживать, обеспечивать удовлетворение их интересов хотя бы на уровне их надежд, проецируя деятельность на будущее, на интеграционное, на социально-экономическое и политическое возрождение России. Более того, необходимо было бы перевести суть этнонационального на базовые, политические, экономические и духовные составляющие при негодных, вновь революционных или имперских подходах, которые чреваты трагедиями этнонационализма, этношовинизма, этносепаратизма, ибо, во-первых, сами эти базисные факторы находятся в кризисном состоянии, а, во-вторых, цели и задачи политики уводятся от обустройства народов и государств, от защиты прав и свобод человека. Вот почему важна и роль продуманной и перспективной этнонациональной политики как механизма, одного из рычагов демократического реформирования всех сфер общества, защиты их от гипертрофированного этнонационализма, так и разумного воздействия этнонационального на политическое, социально-экономическое, духовное обновление многонационального и интегрированного общества. Роль и значение этнонационального в новых исторических условиях опять-таки остаются неосмысленными, не доведенными до практики. Непонимание всей этой сложной диалектики взаимосвязи и взаимообусловленности этнонационального и других базисных факторов развития общества и государственного строительства приводит к углублению противоречий между этнонациональными и другими сферами общества, которое, в свою очередь, на практике проявляется чаще всего как противоречие и конфликт между этнонациональным и многонациональным. Сегодня даже выгодно сохранить определенную автономию и самостоятельность развития этнонационального, пока в базисных факторах господствуют явно кризисные явления. Зачастую в этнонациональном развитии и межнациональных противоречиях причины и следствие находятся в разных сферах общественного и государственного развития. Именно здесь и основной предмет этнонациональной политики, а не только в «чисто» этнонациональном.
Причины дискомфорта этнонационального, прежде всего, лежат как в неблагополучном прошлом, так и в искаженных реформах демократии и рыночной экономики, в крайностях подходов и мер. «Россия внутренне разобщена, она живет на пороховой бочке национального сепаратизма, ее целостность чревата разрывом изнутри»1. Это правильно, но для подобных этнополитических выводов надо вначале проанализировать весь комплекс причин, кризисов общества, который чаще находится вне этнонационального. Кроме того, подобные вопли понятны на уровне массового сознания, но ученый, если он взялся анализировать эти процессы, должен был сказать по-другому, а именно о том, что, да, Россия сегодня внутренне разобщена, как никогда, по социально-экономическим, политическим и идеологическим критериям. Да, Россия в целом находится на пороховой бочке, прежде всего, из-за социального и экономического неравноправия, незащищенности прав и свобод человека, коррумпированности и самодостаточности власти. А потом уже, исходя из этого всего, делать выводы и для этнонациональной сферы и этнонациональной политики. Сами же обвиняют большевиков в гипертрофировании этнонационального фактора, хотя его подчиненность социально-классовому была несомненна для них, а тут же при первых же выводах гипетрофируют этнонациональное, доводят его до уровня причин всех наших бед. В реальности это не так. Зависимое положение этнонационального от социально-экономического и сегодня не вызывает сомнений. Подобные же чисто этнократические выводы провоцируют на каждом уровне, на конкретных территориях взаимные этнонациональные противоречия и обвинения. Ложные по сути выводы показывают одновременно и полное незнание такими исследователями даже нынешней Конституции России. По-прежнему пишут о каком-то этнонациональном, этнотерриториальном принципе формирования нашей Федерации, при этом не замечая, что Российская Федерация формируется на других базовых принципах: конституционности, верховенстве Конституции и законов Федерации, прав и свобод человека, разграничении полномочий между уровнями властей и других. Этнонациональный признак может быть одним из них, но никак не главный, не базовый. «Риторические вопросы» (В.Л. Федоров) ученый должен задавать для прояснения истины, а не для ее запутывания, разжигания межнационального недоверия, исходя из изначально ложных посылок. Положение земель Бавария, Саксония, к сведению В.Л. Федорова и иже с ним, не менее, а более суверенно по сравнению с положением их «любимых» для критики Татарстана и Башкортостана. Кроме того, правовое, конституционное положение Москвы и Московской области такое же, как и положение Татарстана и Башкортостана. Все субъекты Российской Федерации, независимо от того, как они себя называют, независимо от размеров территории, численности и этнонационального состава населения, – равноправны. Надо знать свою страну, а не только модные на Западе теории. Мифотворчество – любимое занятие обиженных и униженных людей, у которых «кризис идентификации» в настоящем. Они, как кроты, закапываются в прошлое, придумывая великие империи и завоевывая для своих народов. Не знаю, как остальные, но русские в этом точно не нуждаются. Не нужны им для величия и этруски, и «быть первонародом, породившим все нации и народности» (Ю.Д. Петухов). Не нуждаются они в том, чтобы Дмитрий Донской стал Гохтамышем, а Иван Калита – Батыем (Фоменко, Носовский). Такими измышлениями авторы не создают историю России, а оставляют русских и Россию без истории. Таких авторов много развелось и в Чечне, в Дагестане, Татарстане и далее везде, где была империя. Поэтому проблема идентичности – проблема центральная как для страны, ее граждан, так и для каждой этнонациональности.
Рассказывать старые байки надо не на страницах книг и тем более под прикрытием авторитета «Российской Академии наук» и «Института Европы», а где-нибудь на завалинках и то после самогона. Такая этнополитическая «самогония» в одном месте у нас сразу воспроизводится национал-сепаратистской «шизофренией» в другом месте. «Теория наций и межнациональных отношений» – один из провоцирующих факторов недоверия, конфликтов и кровопролития в данной сфере. «Немцы не являются источником опасности для немецкого федерализма», – пишет В.Л. Федоров1. И какой вывод из этого делать? Башкиры, татары, саамы и другие народы России являются источником опасности для российского федерализма? Разве можно толкать людей на такие страшные выводы? Оказывается «титульные нации» (хотя таковых у нас тоже нет по Конституции – РА.) в российских республиках в «определенных условиях отдадут приоритет своей государственности, а не федеральной»[456]. Хотя именно федеральная власть последние годы отдает унитаризмом по сравнению с федерализмом. Думаю, что это не соответствует интересам русской этнополитики. Как же так можно жить, подозревая каждый день своего друга, соотечественника, и ждать часа «икс», «определенных условий», когда он отдаст приоритет другому человеку. Значит, такие «друзья» нашего Отечества, при которых враги будут не нужны. С одной стороны, повторяю, В.Л. Федоров как бы выступает против гипертрофии этнического фактора в государственном строительстве, в том числе и в ряде регионов, а с другой, возмущается, что русскому народу не отдается предпочтение в Конституции страны. Более того, он сокрушается, что Конституцию Российской Федерации принимает какой-то «анонимный многонациональный народ Российской Федерации», а не русский народ, как немецкий народ в ФРГ. Но многонациональный народ ныне – это историческая общность людей, гражданская общность российских народов, которая постепенно формирует нацию-государство, а не «анонимная общность». Кроме того, при таких подходах везде в республиках копировали бы эту же формулу, политизируя тем самым этнонациональный фактор. Повторюсь, сами не ведают, что пишут. Или В.Л. Федоров не знает, что наше государство – федеративное, многонациональное. Недопонимание подобных вещей – это вопрос мировоззренческий, вопрос интеллекта, вопрос этический, и такое резкое идеологическое противопоставление природы этничности и государственности обостряет межнациональные отношения. Центростремительная тенденция – это не фактор, зависящий только от этнического или территориального в государственном устройстве, а результат государственной политики и общественных традиций. Свергая федеративное устройство России, подобные исследователи свергают федерализм для России, для русского народа, который, по их мнению, носит этнополитический характер. Но только по их мнению, а не по Конституции, ибо в ст. 5 Конституции Российской Федерации после перечисления базовых принципов федерализма лишь в конце упоминается о правах народов России в самой мягкой форме, в том числе и о праве их на самоопределение внутри Российской Федерации. «Существование этнических республик» (Федоров) – это ленинско-сталинский миф, которым и ограничивался советский федерализм, лишь декларируемый, но по сути жестко унитарный. Ложная игра и систематический обман одних и выводы ученых, которые они формулируют на основе искаженной практики, приводят и к плохим результатам, в том числе и в государственном строительстве, обустройстве народов и государства. Рязанская или Ярославская области не менее этничны по своему историко-культурному содержанию, по своей роли и месту в Российской Федерации, чем Татарстан или Башкортостан. Возможности учета этнонациональных потребностей населения Башкортостана и Татарстана гораздо меньше, чем в Рязанской и Ярославской областях. Непонимание этих и других моментов и приводит к неспособности определить четкое место для этнического фактора в обществе и в государственном строительстве в целом. Для примера я взял лишь одну маленькую книгу-брошюру В.Л. Федорова, сотрудника Института Европы Академии наук России, чтобы показать, насколько наше сознание ограничено стереотипами даже на таком «европейском» уровне. Работы многих иных авторов, физиков и химиков из Москвы, Санкт-Петербурга, Ростова и далее, которые в последние годы пишут об этих проблемах, уходят гораздо дальше «в лес». Возьмите книги А.А. Касьянова, П.И. Хомякова и многих других, где вы столкнетесь с обезьяньим веком восприятия и интерпретации этнонационального и инонационального (в русском и в ином измерениях). Таких оценок не заслуживают, прежде всего, русские, ибо это великая нация с великой духовностью.
Пропаганда идет. Переход имперской власти на почву национал-шовинизма существенно ускоряет распад страны. Именно так было в начале XX в., когда официальная власть не только официально, но и через создание политических и общественных движений (разного рода русские «патриотические» партии от «Союза русского народа» и далее) стала утверждать национал-шовинизм, думая, что это спасает единство страны. Примерно такая же ситуация постепенно складывается у нас и в начале XXI в.: развал государства, усиление национал-сепаратизма, а теперь усиление национал-шовинизма, победы не только маргинальных патриотов из ЛДПР, но и более идейных из блока «Родина» при симпатиях к ним со стороны власти и даже пропрезидентской «Единой России». Одновременно существенное ослабление влияния региональной и местной властей, а значит, прав и свобод различных национальностей. При этом имперский национализм в России все больше приобретает черты этнического, этнополитического национализма с соответствующими последствиями поддержки со стороны баркашовцев, лысенковцев, скинхедов и других. При этом федеральная власть оказалась не способной утверждать идеи гражданской интеграции народов страны, нации-государства. Для этого нужно углублять, а не ограничивать демократию.
В.Л. Федоров даже возмущается тем, что наименования «Российская Федерация» и «Россия» равнозначны. И здесь тоже он видит разъединяющее начало и доказывает, что «предпочтительнее было бы оставить одно название – Россия». Видимо, у Валентина Федорова глубокие противоречия с Валей Федоровым, которое его одного в двух лицах разъединяет. И не сутки сохранялось одно название – Россия, – как пишет Федоров, – а менее часа. Автору этих строк, тогда народному депутату РСФСР Р. Абдулатипову, – пришлось взять слово после утверждения названия «Россия» и сказать: «Дорогие друзья, прекрасное название – Россия, и оно близко для нас всех, для русского и других людей страны, но, поймите, не менее прекрасно и название Дагестан, Бурятия, Башкортостан, Саха-Якутия, и с учетом этого и важностью укрепления нашего единства есть предложение сохранить название «Россия», но добавить и «Российская Федерация», чтобы показать свою приверженность федеративной демократии и то, что все народы будут устроены в нашем государстве». И это предложение было поддержано. Иначе мы давали повод для продолжения процесса развала, который стоял тогда на повестке дня не только для Советского Союза, но и для РСФСР.
Однобокий уход одних «в Россию» будоражил уход других в Саха-Якутию, в Татарстан, в Чечню и т. д., т. е. в этничность. Поэтому предложение назвать государство «Российская Федерация» было попыткой федерализации, демократизации России, не усиления, а ослабления этничности за счет идеи «нации-государства», гражданской интеграции равноправных народов. Но нынешние идеологи – от Хомякова, Федорова, Тишкова до Баркашова, Н. Лысенко и других – по-разному, но усиливают этничность за счет отрицания иноэтничности, кроме «имперской нации», навязывая такой статус русским. Федеральная власть начинает манипулировать этой этничностью, систематически то уходя от этнополитики в данной сфере, то поддерживая этнонациональный шовинизм, как и другая власть на местах, скатываясь к местничеству и сепаратизму. В России нарастает таким образом «два встречных процесса – идеологический этнонационализм элит и стихийная этнофобия масс» (Э. Пайн). Все более популярной становится идея «Россия – для русских» как бы в ответ на «парад суверенитетов» 90-х годов. Завтра вновь на этой основе будут и идеи: «Татарстан – для татар», «Башкортостан – для башкир», «Чувашия – для чувашей» и т. д.
Каждый народ, каждая территория должны были увидеть в новом государстве место и для себя. Для этого государство должно было быть федеративным, демократическим. Почему-то любимые Федоровым немцы, будучи даже одной нацией, сохраняют как историческое название «Германия», но при этом фиксируют и другое название – «ФРГ». У нас так сложилась политическая ситуация, а пренебречь ее объективностью означало усилить центробежные тенденции. Это было очень опасно. И в начале приводя название «Россия», дань отдается исторической роли России, а значит, и русских, а потом говорится о том, что она – Россия, русский народ объединили другие народы и территории и стала федеративной. А глядя из кабинета института Европы, можно все придумывать и предлагать. Но В.Л. Федоров не вышел не только из своего кабинета, но и своих старых феодально-имперских стереотипов. Надо было Федорова те дни командировать в Таллинн, а потом в Казань, оттуда в Грозный. И трагедия в Чечне от того, что ни в Грозном, ни в Москве ничего не поняли, не захотели понять, что мы пытаемся построить новое государство, обустроить свои народы и граждан на новых демократических принципах. Шесть-семь видов субъектов Федерации – тоже не от величия нашего ума, а от ограниченности наших исторических реалий. И государство – это не детский «конструктор», который можно по нашему желанию собирать и разбирать. Здесь все более консервативнее. Уверен, что постепенно и тут будет найдена приемлемая форма, но надо обрести вначале новое содержание, а не пытаться все загнать в новые абстрактные формы. По Конституции у нас все субъекты Федерации, независимо от их названия, равноправны. Более того, Конституция страны и федеральные законы имеют верховенство на всей ее территории. То, что «реальное положение выглядит иначе» (В.Л. Федоров) – это уже не вина народов и граждан, а состояние нашего государства, власти. И для различных национальностей на различных территориях. И не реально, а для заигрывания этноэлиты. Многое, казалось бы, постепенно упорядочивается после избрания Президентом России В.В. Путина. Но излишнее администрирование в сторону унитаризма может и тут вложить новые конфликты на перспективу. Многие противоречия в этнонациональной сфере вырастают от наших крайностей: привычек то преувеличивать, гипертрофировать этнонациональное, заигрывая с ним, отрывая его от контекста социально-политических, экономических и духовных процессов развития всего общества и государства, а с другой, проявляя полное равнодушие к этнонациональному как чисто субъективному явлению, чьей-то выдумке, фантазии, мифу. Такие крайности мешают оценить реалии этнонационального и межнационального развития, определить для этого эффективные теоретико-методологические и управленческие механизмы. В.И. Ленин в свое время трижды подчеркнул слова, что «в национальном вопросе нужен архитакт», но этот такт не был потом соблюден. Щепетильнее надо быть в этих вопросах. Корректнее надо быть!
Здесь чаще власть в центре и на местах корректирует свое поведение от состояния массового сознания. По замерам ВЦИОМ в 2002 г. в категорию «совсем чужие» были включены чеченцы, цыгане, азербайджанцы. Уровень «неприязни» к ним составлял от 50 до 67 %. При этом нет данных подобных опросов по республикам, в ранее проведенных исследованиях Л.М. Дробижевой до такого уровня «неприязни» к русским не доходили даже в воюющей Чечне. О демографическом кризисе говорят, исходя не из объективных критериев его измерения, а из соотношения русских и нерусских, кризис в экономике из-за того, что нацменьшинства все заняли, криминализация из-за мигрантов с Кавказа и из Средней Азии, угроза русской культуре из-за нравов пришлых национальностей, в армии беспорядок и дедовщина из-за дагестанцев. Факторы эти имеют место, но они не могут быть определяющими межэтнические отношения. И поддакивают этим постимперским настроениям наши СМИ и ученые, указывая на угрозу, которая исходит от «агрессивных меньшинств»[457]. Но чем несправедливее будет позиция, тем сильнее будет жизнеспособное влияние тех, кого дискриминируют. На примере евреев и армян это видно. Сегодня это наиболее влиятельные этнические группы во всем мире.
Для нынешнего этапа развития Российской Федерации равноправие субъектов Федерации по всем параметрам – это важная часть равноправия народов, которые в них проживают, а также равноправия граждан всех национальностей на территории всей страны. Эти положения утверждены, закреплены в основах конституционного строя Российской Федерации, в конституциях и уставах субъектов Федерации, да и понятие «титульная нация» официально редко кто приводит. Этим занимаются ученые где-то там, в Татарстане, Коми, Хакассии, Чечне, Ингушетии и далее, замкнутые в этнонациональное, и здесь в Москве, Санкт-Петербурге, которым порой вообще не видна, не известна природа этнонационального. В.Л. Федоров рассказывает в своей работе какую-то байку про президента какой-то республики, который якобы хотел войти в историю своего народа как новый Чингисхан? Приводя эту байку без ссылок, безадресно, автор тут же делает вывод, что это пренебрежение интересами русских, «в исторической памяти которых это имя имеет недобрый отзвук». Можно подумать, в исторической памяти дагестанцев, осетин, карачаевцев и других Чингисхан оставил добрый отзвук. Полное непонимание философии российской истории. Дагестан, Кавказ раньше испытывали на себе все трагедии татаро-монгольского ига и, может быть, своей борьбой смягчили удар по России. «У русской нации нет другого государства, кроме как Россия», – делает открытие сотрудник института Европы Федоров. А что у других народов России есть? Нет, это – провокация, отталкивая остальные народы от России как от своего Отечества. Также писали националисты Эстонии, Чечни, Татарстана, Коми в начале 90-х годов. Если речь идет о республиках, то они такие же субъекты Федерации, государственные образования, как и края, и области, автономные округа. По Федорову оказывается, что все национальности страны, кроме русских, радовались развалу СССР. Что-то я не помню, чтобы в Беловежской пуще был татарин, туркмен, грузин, а дагестанцев точно не было. Но при этом тут же сам В.Л. Федоров делает многозначительный и весьма провокационный вывод: «Только полная государственность может дать нации историческое удовлетворение и освободить от комплекса подчиненности». Подчиненности кого и кому? Слово в слово этот тезис повторял на встрече со мной в начале 90-х гг. Д. Дудаев, говоря о чеченском народе. Я же утверждал, что суверенность Дагестана гораздо, в сотни раз, выше в составе России, чем это было бы вне ее. Но почему такие выводы не делает человек, который как бы против развала России? Мы сами хуже Д. Дудаева и А. Масхадова, вместе взятых, в своей имперской ограниченности и невежестве, считая, что нация – это только этнонациональный диктат. На деле это их общность, солидарность. И это вместо того, чтобы обеспечивать эффективное «историческое удовлетворение» интересов всех народов Российской Федерации, вместо извечных подозрений и оскорблений, В.Л. Федоров из своего кабинета наблюдал еще такую картину, когда при вручении награды военнослужащим, сотрудникам МВД «русские отвечали при рукопожатии: «Служу России», тогда как представители титульной нации (?) говорили: «Служу Отечеству», под этим понимали не Россию, а республику»[458]. Что надо произнести при вручении награды, определяют не «титульные» или «нетитульные» где-то, русские или нерусские, а устав, который утверждается в МО и МВД Российской Федерации. Надо прочитать его, прежде чем писать. Только больное сознание может превратить научную работу в сборник анекдотов и предрассудков по этнонациональной проблематике. Оказывается, «сразу после событий 3–4 октября 1993 г., когда Белый дом в Москве с пустыми оконными глазницами и дымовыми следами пожара символизировал собой конец советской власти, существовал уникальный шанс отказаться от национального дробления и сделать страну монолитной»[459]. Да, страна действительно при таких подходах была бы такой же монолитной, каким монолитным выглядел тогда Дом Советов (Белый дом) с «пустыми… глазницами». Таковы, видимо, были планы института Европы – построить единую Россию с «пустыми глазницами». Не выстрелы и пожары обеспечивают монолитность страны, а умение учесть и согласовать демократическим путем интересы и потребности всех, кто живет в стране. «Пустые глазницы» Белого дома – от «пустых глазниц» наших интеллектуалов и политиков. Прежде всего революционными, имперскими, сепаратистскими методами этнонациональные проблемы недопустимо и невозможно решать. Попытки, призывы ликвидировать республики, как и призывы лишить края и области субъектности в Федерации, – это попытки государственного переворота, и они крайне опасны. Важнее выстроить политико-правовые отношения, чтобы все субъекты Федерации на практике незыблемо соблюдали принципы равноправия и равной ответственности за дела в государстве и в обществе Российской Федерации. Да, Эвенкийский автономный округ имеет территорию 767 тыс. кв. км, и всего 22 тыс. человек населения, из которого лишь 5 % эвенков. Но благодаря, прежде всего, эвенкам, исторически эта огромная территория все же заселена людьми, а то было бы, как в Канаде, где сотни тысяч кв. км площади вообще пустуют, потому что коренное население было уничтожено или переселено в резервации. Территория без населения, без народа – это пустыня. И ведь десять лет пугали, что Ямало-Ненецкий и Ханты-Мансийский автономные округа куда-то уйдут, превратятся в республики. Ничего такого не произошло. Наоборот, они стали самыми благополучными регионами Российской Федерации. И когда пришел новый губернатор А. Себенцов в Тюменскую область, в основном отношения с округами наладил. А «врагу» округов Л. Рокецому тоже пригодилось наличие национального округа в Эвенкии, которую он теперь представляет в Совете Федерации. Как говорится: «Не плюй в колодец – пригодится воды напиться». Да, там, где это разумно и безболезненно, целесообразно и оправданно, такое объединение может произойти. И не только на уровне национальных автономий, но и краев, областей и даже республик. Ни Чукотка, ни Магадан не пострадали от того, что Чукотка вышла административно из состава Магаданской области. Но главное тут не форма, а содержание, эффективность федеративных отношений, самочувствие народов, целостность государства и управляемость страной. Мы же все – одно государство, один народ. Но один, единый народ невозможно создать при такой ненависти и пренебрежении, которые проявляются (на примере В.Л. Федорова) к эвенкам, коми, пермякам, ханты, манси, татарам, башкирам. При таком пренебрежении, ненависти трудно будет сплотить эти народы вокруг русского народа, обустроить всех в единой России. В.Л. Федоров выпустил свою книжку в 2002 г., но пишет то, чего уже нет, было преодолено еще в 1994–1995 годах. Оказывается, «в республиках нашего государства оформляются этнические режимы, которые, используя демократические атрибуты, носят авторитарный характер и являются главной центробежной силой Федерации, и, следовательно, угрозой для нее»1. Так же можно писать и о краях, и областях. Один к одному. Просто нам повезло, что В.Л. Федоров не знает, что по Конституции все они как субъекты Федерации являются государственными образованиями и преобладающее большинство населения в них этнично, т. е. русские. Если же утверждать, что «в государстве Россия должно быть только государство Россия», когда это и так есть, но атрибуты государственности имеют все субъекты Федерации, потому что мы – Федерация. Если же не удовлетворяет кого-то закрепленная в Конституции страны федеративная модель государства, это уже другой вопрос. Значит, В.Л. Федоров усиленно свергает не только национальности, республики, но и, прежде всего, действующую Конституцию, как говорили раньше, «существующий государственный строй». Свергать все, впадая в рабство, – это привычка «российской интеллигенции». В кавычках все же.
И при этом выводы о безусловной поддержке православия и русских и превращении всех остальных в меньшинства – это все надо и можно делать без ущерба друг другу, а укрепляя общность, укрепляя единство России. И если бы мы написали одобряемую В.Л. Федоровым инициативу С.А. Авакьяна, хотя таких предложений всегда было море, который рекомендовал еще при подготовке Конституции РСФСР 1977 г. сформулировать тезис: «Российская Федерация олицетворяет государственное единство русского народа и других», как и предлагающие в 1992–1993 гг. начать первую строку Конституции Российской Федерации так: «Мы, русский и другие народы» – были бы, содействовали действительно развалу, ибо тут же в Коми, Бурятии и далее написали бы: «Коми и другие»… Или надо было перечислить все 160 национальностей. Для кабинетного ученого главное – как написать, а для политика главное – что делать с реалиями, как их учесть, управлять.
Думать, что если, распустив все республики, края, области, автономии, будут только семь округов и на этой основе мы построим консолидированное государство, то это наивно и глупо. Консолидированным и единым бывает государство, где учитываются и консолидируются самобытные интересы всех, кто входит в это государство, в том числе и граждан всех этнонациональных общностей. А объявление войны российским национальностям дает лишь повод для национал-сепаратистов, для развала нашего единого государства. Только величайшее уважение к каждому человеку, независимо от национальной принадлежности, и к каждому народу, независимо от его численности, при способности государства сочетать отдельное и всеобщее, в своей политике консолидировать общество может обеспечить единство нашего многонационального государства на долгую перспективу Все остальное – временно, удовлетворяющее лишь одну крайность, возбуждает тенденции противоречий и конфликтов, а значит, на повестку дня ставится вопрос целостности России.
Империя – это историческое прошлое России, русского и других народов страны. Где-то и для кого-то славное, а для кого-то не очень, но это прошлое. Попытки же возрождения имперских мифов уводят нас в прошлое и не дают познать современность в современных измерениях. Справедливо, по-моему, пишет Андрей Буровский: «Вплоть до конца XIX в. империя была – хорошо, и строить ее было правильно. И комплексовать нам не из-за чего. И извиняться не перед кем. А вопли московских… эмигрантов третьей волны, которые ругаются словом «империя», – это истерики умственно и нравственно неполноценных. Все так. Но уже в начале XX в., и независимо от политического строя, империя изжила саму себя и стала нам совершенно не нужной. Более того… Мы надорвались в своем стремлении любой ценой остаться имперским народом. Для удержания империи нам приходилось затрачивать все больше сил, все больше разорять собственную страну, а получали мы все меньше и меньше»1. Сказано точно. Но надо не забывать – мы в начале XXI века. И важно при этом понять, что лишь способность собирать народы и земли российские на демократических ценностях защиты прав и свобод граждан России всех национальностей, способность быть при этом единой нацией, мобилизованной на благополучие граждан России, единого Отечества, позволит нам обеспечить наши перспективы в продвижении к благополучию и прогрессу.
§ 5. Идентичность россиян: этнонациональное и гражданское измерения
Проблема идентичности людей – это проблема их личностного, общественного и гражданского становления. Недавно вновь прочитал знаменитое философическое письмо П.Я. Чаадаева и понял, что это проблема извечная. Более того, письмо П.Я. Чаадаева – это философское наследие для нас, ибо он, как и многие из нас, любил Россию, но где-то был и разочарован порядками в ней. По мнению Чаадаева, без решительных реформ Россия обрекает себя на существование без будущего, а у нас же чрезвычайно решительное проведение реформ без учета самочувствия народов и граждан тоже может привести к тому же результату. Но главное для меня, что не оправдается прогноз Чаадаева о том, что Россия не имеет будущего, хотя не знаем, о каком будущем он точно говорил. Становлению тогдашней России мешали: крепостническое рабство, злоупотребление властью, отсутствие всякого понимания правового государства, отсутствие индивидуальных гражданских прав, отсутствие гражданского общества и т. д., и т. п. Теперь важно разобраться, насколько далеко вперед мы продвинулись в осознании своего «Я», общественной, гражданской и этнонациональной принадлежности.
Тяжела судьба идентичности при неопределенности судьбы своего рода, народа, этнонации и нации-государства. Идентичность – явление, бесспорно, историческое, а если хотите, где-то в подсознании и генетическое, и может быть не в смысле слова «зова крови», а социально-исторического опыта самочувствия рода, народа и Отечества в смысле социальной и этнонациональной памяти. Сознательному человеку свойственно самосознание, самоосознание, а значит, и идентичность. Даже потеря рода, народа, страны и государства не всегда способны вытравить из сознания людей элементы их идентичности. Через поколения и переходы, переселения и ассимиляции, интеграции в человеческой памяти может находиться, оживиться осознание своей родовой, этнонациональной, отечественно-гражданской общности. Меня называют аварцем, и я осознаю себя аварцем, хотя и с определенными моментами родовой, общинной, территориальной корректировки. Трудно мне проследить все корневые и прочие историко-культурные связи своей древнейшей идентичности. Но со словом «авар» во мне просыпается вызов идентичности, в том числе, и с теми древними племенами, которые прошли через Дербент в Европу, даже, возможно, ничего общего не имеющими с современными аварцами. Также во мне просыпается идентичность, когда говорят о Кавказской Албании и о государстве «Серир» в горах Дагестана и т. д. Идентичность – это мое имя, моя фамилия, мой род, мой народ, мое Отечество, государство и связанные с ним история и культура. И все эти исторические наслоения – в моем самосознании. А если я к ним неравнодушен, значит, я сохраняю элементы этой идентичности. Меня даже обижает, оскорбляет, когда советского человека уничижительно называют «совком», хотя те, кто так называет советских людей, забывают о подвигах и достижениях советского народа, который спас мир от фашизма. Называя советского человека «совком», они сами становятся ручкой к этому совку. С сожалением пишет М.Н. Губогло, что «… вновь настало время, когда некая прослойка манкуртизированпых людей, отказавшихся от своей этничности, конфессиональной и гражданской идентичности, предательски принялись именовать Россию «этой страной в развалинах» и рьяно оплевывать ее прошлое и настоящее»1. К потере гражданской идентичности может вести потеря родовой и этнонациональной идентичности. Именно на этом уровне идет формирование сознания манкуртов. В современных условиях вновь, уже на гражданском уровне, наступило время кризиса идентичности, а когда только вчера этот кризис затрагивал этнонациональные моменты, у нас радовались и отчитывались в том, что «национальный вопрос» и в смысле равнодушия к своим родовым, этнонациональным корням «решен полностью и окончательно», поспешили объявить «конец нации». Более того, как ни странно, в наибольшей степени потере этой идентичности подверглись русские. Безнациональность, которая навязывалась нерусским народам, не обошла и русских. А за каждым периодом кризиса идентичности приходит период «взрыва» идентичности, но уже с кризисом моментов солидарности. Отсюда этнонациональный сепаратизм и шовинизм последних лет. Это, видимо, феномен, когда идентичность сама себя воспроизводит даже независимо от условий. И, «конечно, всесильное время вносит свои коррективы в самосознание и самопознание народов»[460]. И здесь перекосы от манкуртизма в отношении собственного рода, этнонации, а далее и гражданской идентичности, когда на этой жертве предлагается возвести отдельный этнос в полиэтническом государстве в ранг «носителя крови за этнонациональный суверенитет» (Д.Ж. Валеев), превращая федеративное государство в конфедеративное, изначально нежизнеспособное. Без единства и солидарности народов не может быть единства России. Идентичность любого уровня меняется под влиянием исторических и социально-политических условий. И чем выше по лестнице социализации она поднимается, тем она должна становиться гибче. Сохранение идентичности: родовой, этнической, этнонациональной, гражданской, региональной и т. д. – это задача каждой общности, которая хочет сохраниться и иметь будущее. Вместе с тем идентичность – это еще и момент уважения, почитания прошлого. Как говорил А.С. Пушкин: «Уважение к минувшему – вот черта, отличающая образованность от дикости». Или Р. Гамзатов: «Кто выстрелит в прошлое из ружья, в того будущее выстрелит из пушки». Настолько фундаментально значение идентичности. «Если вы любите свой народ, вы поймете и другие народы», – подчеркивал Д.С. Лихачев[461]. Достаточно основательно разработана у нас теория и методология этничности[462]. Идентичность – это не только каковым и кем ты себя осознаешь, но еще и кем, и каковым признают тебя в данной среде обитания. По определению Г.У. Солдатовой, проводившей исследование под руководством Л.М. Дробижевой: этническая идентификация – «как разделяемые в той или иной мере членами данной этнической группы общие представления, которые формируются в процессе взаимодействия с другими народами. Значительная часть этих представлений является результатом осознания истории, культуры, традиций, места происхождения (территории) и государственности. Общие значения связывают членов группы и служат основой ее отличия от других этнических групп». Здесь отсутствует изначальный, самый интимный и трепетный уровень, от которого начинается «высота познания идентичности», а именно – семейно-родовые воспоминания, чувства близости и родства. Идентичность – это, прежде всего, то место, те люди, та общность, которая тебя понимает, принимает и за тебя сопереживает. «Общие знания» – это другой уровень, и он возможен при «общих чувствах» и «чувственных воспоминаниях». Идентичность – это не только когда ты относишь себя к общности, но и общность относит тебя к себе. Кроме того, здесь не обязательно деление на «мы» и «они» в смысле «свои» и «чужие». Здесь всегда есть пространство расширения идентичности, а значит, и солидарности. Семья – род, сельская община (джамаат своего села), сельская община (ташинцы), районная община (тляратинцы), аварская община (аварцы), дагестанская община (дагестанцы), кавказская община (кавказцы), российская община (россияне), мусульманская община (мусульмане), европейская община (европейцы), человечество – вот, видимо, пространство выбора моей идентичности. В этой многоступенчатости важно, чтобы выбор шел «мы» и «они», а не «свои» и «чужие», а «я» и «другие».
В.А. Тишков, отрицая этнонации в самой России, приходит к выводу, что местные этносы, имеющие государства на основе этнонима, объявили себя «нациями»[463]. А что им делать, если утверждается, что в составе России нет этнонаций. Более того, он, говоря о «многоэтничных гражданских нациях», предлагает им отказаться справедливо от «несостоятельной доктрины этнонационализма», а далее и от разделения своих подданных на «нации» и «национальные меньшинства»[464]. Прекрасно. Тут же все возвращает «на круги своя»: на основе теории В.А. Тишкова, главное – это отрицание наций-этносов и принесение их в жертву нации-государству, которое неминуемо сохранит этнонациональный смысл – в культуре, языке, гербе, флаге – во всем.
Н. Глейзер и Д. Мойимихэн «по ту сторону плавильного котла» в статье «Этничность: теория и практика» пишут, что если ранее проблема этнического «рассматривалась как пережитки более ранних эпох», «то теперь мы должны поместить ее в центр рассмотрения». Эти уроки «плавильного котла» почему-то не учитываются нашими теоретиками и практиками. «Надежда обойтись в обществе без этничности может быть столь же утопичной и столь же сомнительной, как надежда обойтись без социальных классов в обществе»[465]. Вот вам и западные теории отрицания этничности, этнонациональности, которые до нас доносят наши англоязычные коллеги.
Исторически те или иные качества этнонационального развития передаются от поколения к поколению, становясь в какой-то степени даже генетическими свойствами в смысле культуры, уклада жизни, психологии. Избавиться от них, значит разрушить организм развития этноса, этнонационального развития в истории человечества, это, прежде всего, процесс этнокультурный, этносоциальный, но который сопровождается определенными формами социальной, нравственной, культурной и политической организации, самоорганизации самого этнонационального организма в солидарности с другими и формируя таким образом нацию-государство. Если мы говорим о культуре, то и политика является одним из элементов культуры. Ее традиции в различной этнонациональной среде различны. Но по мере развития, к сожалению, в человеческом сообществе нередко моменты политики становятся самодовлеющими элементами самой культуры. Этнические организмы в большей степени объединяются культурой, а этнонациональный организм в большей степени довлеет к социально-культурным компонентам, а организм же национальный как гражданской, политической нации уже объединяется на основе социальных и политических ценностей, ориентаций, политической целесообразности. Но опять-таки на основе в том числе и этнонационального развития. Родовые, кровнородственные отношения общего происхождения и по мере развития пространственной социализации сохраняют свое влияние. Цивилизационные процессы возрастают, и они играют сильнейшую роль в жизни этносов, этнонаций. В конечном итоге «этнокультурная общность есть та общность, на основе которой общность людей становится цивилизационной, выражая и специфицируя в себе цивилизацию и как стадию развития социальности, и как способ бытия, и именно бытия культуры и истории». Хотя этнонациональный феномен – это в большей степени элемент локальной цивилизации, тогда как политическая и гражданская нация – это в большей степени элемент полиэтничности, многонациональности в своем развитии и в формировании новых социально-политических качеств, не всегда обусловленных кровнородственными связями, но всегда обусловленных традициями социально-политического развития.
Но для формирования гражданской нации надо иметь гражданское общество со всеми атрибутами свободы и ответственности. Еще П.Я. Чаадаев указывал на отсутствие в России гражданского общества. Но и оно формируется не по стандарту, а исходя из общественных традиций. А. Грамша писал: «На Востоке государство было всем, гражданское общество находилось в аморфном состоянии. На Западе между государством и гражданским обществом были упорядоченные отношения, и если государство начинало шататься, тотчас же выступала наружу прочная структура гражданского общества». В этом смысле Россия – это полный Восток. Если бы не было бы уничтожено гражданское общество, не было бы Февральской и особенно Октябрьской революций, не было бы развала СССР. Но и сегодня все заняты укреплением вертикали власти вместо укрепления общества, прав и свобод, защищенности граждан. И опять, главное – это укрепление государства. Для чего и против кого, во имя чего и во имя кого? Никто не отвечает. Но по положению граждан все видно как бы.
Базовыми субъектами локальной цивилизации являются, прежде всего, этнические и этнонациональные общности. Именно они выступают достаточно устойчивыми общностями даже по сравнению с политическими, властными, экономическими или иными общностями. Меньшим изменениям все же подвергаются именно этнонациональные общности, которые в цивилизационном смысле есть факторы самобытности и развития человечества. Этнонациональная основа определяет наиболее устойчивые, консервативные моменты человеческой солидарности, интеграции, идентификации. Этнонациональная общность содержит в себе элементы первичной консолидации крупных групп людей. Этническая, этнонациональная общность – это базовый социально-родовой, социально-культурный код последующих цивилизационных процессов, которые будут расширять ареал своей идентичности и сотрудничества. Многие иные цивилизационные элементы могут меняться, классифицироваться в своих ценностных ориентациях, но еще раз подчеркиваю, что основу души локальных цивилизаций, более того, основу души того или иного государства-нации в конечном итоге составляет полиэтническое, этнонациональное начало. Прежде всего, это архетип, как бы модель для основы развития человеческой цивилизации, человеческой психологии, человеческих традиций и т. д., которые проявляются и как культуры общности, солидарности и коллективной бессознательности. Этот архетип К. Юнг по-иному называл как «вторая психическая система, имеющая коллективную, универсальную и безличную природу, идентичную во всех индивидах. Это коллективное бессознательное называется индивидуальное, но наследуется. Оно состоит из предшествующих форм архетипов, которые лишь вторичным образом становятся осознаваемыми и которые придают определенную форму содержанию психики»[466]. Этнонациональный архетип создает подкрепленную универсальную систему менталитета как одной личности, так и общности людей, который обусловливает определенный тип социально-исторического и культурного поведения. «Архетип – это самый глубокий уровень личностной идентификации, идентификации с той общностью, с которой личность себя отождествляет»[467]. Отсюда именно и выводы ряда ученых, которые сравнивают этническое с мифологическим, жестокое связывание этнического с биологическим. Да, этническое – это еще и коллективная бессознательность. Но говорить так или сводить к ней, значит сравнивать этнографическую, этнонациональную общность с отделением психбольницы, а не социальным организмом в целом.
Огромный исторический опыт, который концентрируется в архетипе, этнонациональной общности, выступает элементом более высокого уровня цивилизационного развития. Н. Козин это даже называет генетическим кодом истории. При этом генетический код разворачивается во всех смыслах духовных, нравственных, социальных, психологических и т. д. ипостасях, формируя таким образом тип общности.
Этнос выступает как «совокупность духовного, культурного, исторического кода истории, так как кодирование и раскодирование конкретных архетипов социальности культуры, духовности, самого способа их проживания в истории и самой истории»[468]. Кроме общности это отражается и на этнонациональной идентичности общности людей, на конкретных духовно-психологических, нравственных и других сущностях самой личности. Основные процессы воспроизводства исторического кода для каждой цивилизации формируют этнонациональную идентичность, которая по многим параметрам уходит в идентификацию личности. Именно этнонациональная общность и определяет соответствующую идентичность, которая является формой локальной цивилизации, непосредственно связанной с культурно-информационной системой, формирующей и генерирующей свою самобытность в индивидуальной и коллективной деятельности человека. Этнонациональная общность не может быть рассмотрена как чисто мифологическое образование, ибо она непосредственно связана с реальными этапами исторического становления человеческих индивидов и их общностей, формирует их сознание, в той или иной степени определяет специфику их бытия. Поэтому этнонациональное есть способ развития и воспроизводства тех или иных основ развития человеческого общества и человеческой идентичности, его духа, сознания. Оно не может быть оторвано от этнических, этнонациональных, государственно-общественных зависимостей. И это объективный фактор развития самого исторического процесса, который воспроизводится субъектами истории. Для нашей страны эта объективность, прежде всего, во внутреннем объединяющем начале русской нации (И. Аксаков). Для идентичности гражданской тоже необходимо это «объединяющее начало», кроме политики и права тут должны быть культура, традиции, самосознание.
Возникает и другая тенденция в ходе исторического развития, и выражается она в возрастании пространства консолидации, пространства идентификации, включая в себя все больше и больше новых и новых элементов, расширяя возможности общности людей не только по этническим, этнонациональным, но и по социальным, культурным, политическим и иным признакам. В ходе развития человеческого общества это всемерное базовое значение этнонационального может снижаться, но оно сохраняет свои основы, свою идентичность, в конечном итоге определяя и влияя на многие стороны идентичности во взаимоотношениях, идентичности в субъектности, идентичности в духовности, в культуре и т. д. Оно как бы прячется в глубину, но сохраняя свою корневую систему. Не может быть цивилизации, полностью оторванной от этнического, этнонационального бытия, личности и общности людей. Повторюсь, это вопрос не мифологии, хотя мифологии вокруг него предостаточно. И это процесс, который отрывается от кровнородственных связей, но отрывается, расширяя пространство самоутверждения и обретая в большей степени свободу от родового. Чисто формационная, социально-экономическая, политическая обусловленность этих процессов усиливает или деформирует этнические, этнонациональные основы в их историческом развитии, в развитии самой личности. И отсутствие элемента духовности в формационном историческом развитии, взаимодействии различных этносов в ходе своего становления деформирует и идентичность. Поэтому здесь в целом характерны тенденции к единству и консолидации, но ни в коем случае не тенденции к унификации и однообразию. Это разные по сути процессы – естественные и искусственные. И этнонациональное тоже как способ расширения пространства и взаимодействия с другими этносами, этнонациональными образованиями реализуется в своих духовных и ценностных ориентациях, основанных на своих представлениях и ценностях. Конечно, этнонациональное может дать перекосы этницизма, этнонационализма. Но важно все это осмысливать, а не находиться в прошлом и не переходить к идентичности других путем либеральных, демократических лозунгов. Нам надо работать над «созданием собственных извилин» (П.Я. Чаадаев).
Этнонациональное есть один из элементов многообразия, но параллельно идущий процесс единства может сохранить свою значимость, свое преобладание только при предположительной реакции на основе этнонационального, культурного и прочего многообразия, и может привести к зримому разрушению, если будут довлеть только единообразие и унификация. Человек может и должен адаптироваться к современному интегрированному обществу, но не теряя своих идентификационных качеств, в том числе этнокультурных, личностных и других, а дополняя и пополняя их. Иначе в человеческом сообществе вместо достижения единства за счет многообразия будет единство как унификация, и человечество будет выступать как маргинальная сила массовой культуры, которая, теряя свои этнонациональные корни многообразия самобытности, пойдет по пути саморазрушения. Именно такой процесс и приводит к столкновениям цивилизаций не по природе, а по искаженности историко-культурного развития народов в цивилизационном процессе в целом. Сталкиваются не сами цивилизации, а маргинализированные, искаженные крайности цивилизаций, и возникают противоречия в природе самочувствия духовной и нравственной сути самого человека, который начинает бунтовать при потере своих идентификационных качеств, человек «теряет себя». И это трагично. Цивилизационное столкновение возможно только не за счет развития, а, прежде всего, за счет стремления к насильственному подавлению, унификации тех или иных качеств локальных цивилизаций, этнонациональных признаков идентичности и т. д. Разрушается в этом случае и духовная основа развития самой личности. Если же этноэволюционные процессы воспринимать как утопию, оторванную от исторической реальности, то и сама историческая реальность становится утопией. Именно отсюда и попытки представить этнонациональное как мифологическое. Поэтому нужно переходить к новому уровню цивилизационного развития как к процессу взаимодействия, а не как к процессу подавления. Сохранение человеческой цивилизации – это вмонтирование, интегрирование одной цивилизации в другую, их взаимодействие, но с учетом ее самобытности и, самое главное, перспектив сохранения этой самобытности. Конфликты и подозрительность, навязывание вновь «аффекта страха» на событиях в Чечне не создают идентичности без аффекта солидарности и общности.
Уничтожение этнонациональной самобытности есть уничтожение самобытности и потенциала локальных цивилизаций, что, в конечном итоге, может привести не только к цивилизационному разлому, но и к потере социокультурных корней, исторического опыта, традиций. Человечество от этого, бесспорно, станет беднее. Тем более этнонациональная самобытность порой оказывается более устойчивой и жизнеспособной, чем социально-политическая и даже социально-духовная и т. д. «Вместе с локальной цивилизацией умирает все: культура, духовность, сама история, ибо умирает и ее основной субъект. Умирает основа истории, основа человеческой души». Отсюда и бездуховность бытия «массовой культуры», технотронного общества, которые могут иметь эффект термоядерного взрыва для самобытности России.
Глубокие противоречия в этой эволюции приводят к попыткам создания надэтнической, безнациональной цивилизации на основе классового единства, это показал опыт Советского Союза. Поэтому все моменты этнонационального, а значит, и цивилизационного начал должны быть обеспечены внутренним взаимодействием. Каждая нация-этнос – это, скорее, цивилизация, культура, традиция в большей степени, чем даже государство или класс, но только в том случае, если это потенциал развития, а не самоизоляции и самовосхваления.
Преемственность поколений, взаимодействие культур невозможны без истории и культуры, духовности локальных цивилизаций, субъектами которой являются этносы, этнонации. Нужно видеть все это богатство, а не утверждать с радостью о конце нации или тем более требовать «разгона» этнонаций ради якобы наций политических. Такие жертвы не оправданы и не нужны. Подобные деформации принесут огромные противоречия, и, в конечном итоге, здесь нет попыток, чтобы подобные авторы требовали бы упразднения «своих» наций. Это старая болезнь – видеть во всех других варваров, а себя любить как единственно цивилизованную нацию. Это все пренебрежение, недооценка иных этнонаций, ибо подобные теоретики считают именно свою этнокультурную историю, свое этнокультурное развитие, свою этнонациональную духовность, свои этнонациональные измерения и ценностные ориентации более значимыми и более перспективными, «богоизбранными», чем другие. Полностью безнациональное в природе будет, если будет бесчеловеческое. И не надо думать, что при преодолении межнациональных различий будут преодолены все иные социально-культурные противоречия. Просто противоречия будут приобретать еще более не прогнозированный и еще более взрывоопасный характер, потому человек теряет историческую, этнонациональную, этнокультурную природу, с которой человечество более или менее уже знакомо. Кроме того, этнонациональное развитие – это, прежде всего, поиск возможностей межцивилизационных контактов взаимодействия и сотворчества на новых основах, но при этом сохраняя самобытность каждого, кто входит в эти отношения. Поэтому новый этап «этнонационального развития», о котором мы говорили, может быть станет этапом столкновения, отчуждения общностей без глубоких культурных слоев, если отрицать нации как этносы.
Цивилизационное развитие – это не преодоление противоречий, а поиск новых форм взаимодействия этих противоречий, нахождение пространства для их реализации в общем цивилизационном процессе, формирование нового качества архетипа культуры и духовности, утверждение новой иерархии ценностных ориентаций. Но при этом важно сказать о создании возможностей этнонационального развития и взаимодействия новых цивилизационных процессов за счет адаптации друг к другу, интеграции друг с другом, но не путем унификации и насильственных ассимиляций, а создавая новые возможности паритета интересов, компромиссов, существования и сосуществования, сотворчества и солидарности. Поэтому «столкновение цивилизаций» – это ни в коем случае не есть несовместимость каких-то цивилизационных процессов, а есть лишь проявление, потеря их действительной самобытности, отсутствие солидарных форм их взаимодействия, учета и сотрудничества. Такие казусы столкновения происходят и на этапе формирования этносов и этнонаций, а не только межнационального, межцивилизационного построения. Еще М. Вебер отмечал, что ядро его политической воли составят этническая и гражданская идентичность.
Если мы говорим об этнонациональном развитии, речь идет о наиболее глубоких, о наиболее чувствительных сторонах бытия человеческого сообщества и жизнедеятельности отдельных людей, которые своими духовными, ценностными ориентациями уходят в глубокую коллективную духовность и коллективную бессознательность, как и опыта сознательной жизнедеятельности отдельных индивидов, и на условиях не цивилизационного разлома и конфликтов, а в поисках форм их взаимодействия, чтобы не заставлять этнонациональное переживание доводить до исторического самоубийства, а находить способы сохранения, развития цивилизационных процессов, расширения и укрепления культурного пространства и т. д. Поэтому этнонациональная общность, будучи более устойчивой, чем даже государство, имеет под собой глубокую генетическую, историческую характеристику социально-культурных традиций и ценностей человеческого сообщества. «Исполнение этнической роли, как и любой другой социальной роли, требует не только знания определенного народа правил, вмонтированных в контекст этнической культуры, но и определенной этнически окрашенной атрибутики из сферы материальной и духовной культуры», – пишет М.Н. Губогло1. Поэтому призыв «забыть о нациях» в большей степени есть призыв, в конечном итоге, к насилию, есть призыв к насильственной унификации народов. Это очередное революционное насилие над эволюцией. Отсюда протест, «этнический взрыв» как ответная реакция. Ведь и фашисты говорили о необходимости конца всех наций, кроме немецкой или итальянской, а в данном случае завуалированно ставится вопрос «забыть о нациях». Скорее, будут сохранены лишь те этононации, которые успели сформировать для себя национальное государство, называя себя государствообразующими, а все остальные обречены на «забытье». Это деление этносов на способных и не способных стать нациями в их смысле. Именно в силу таких подходов и XXI в. может быть веком войн многих этнонаций и этнонациональных меньшинств за сохранение своей самобытности и идентичности. Не надо их будоражить.
Этнос, этнонациональное развитие непосредственно есть процесс формирования развития самого государства. Вообще в любых обществах оно связано непосредственно с самочувствием самого человека, его геосоциальным, духовным и иными измерениями. Поэтому теория «забыть о нациях» теоретически может стать основой оформления современного геноцида – новой формой неравноправия и подавления. Не отсюда ли попытка после трагедии деления народов и стран на цивилизационные и нецивилизационные. И каждый раз «мы» – цивилизованные, а «они» – варвары. Это уже было неоднократно.
Надо бы прислушаться и к тому, что «этническое начало имеет биологическую основу и происхождение, которое есть в генах человека и, следовательно, передается по наследству». Человек с народом-этносом достаточно сильно связан в своем социально-этническом, социально-духовном развитии. Человек не может просто так по призывам ученых и даже директоров институтов отказаться от своей зависимости биологической, социальной, духовной, нравственной, психологической, языковой и иной, от общности, которая формируется тысячелетиями. Эту систему нельзя разрушать, ибо эти отношения есть взаимосвязь тысячи факторов многообразия. Невозможно говорить в начале XXI в. об этнически, этнокультурно «чистой нации», потому что все они проходят через исторически длительный процесс взаимодействия и взаимообусловленности сотворчества и заимствования. Поэтому этнонациональный организм в современных условиях – это реальность, с которой надо считаться, ибо его самочувствие отражается на самочувствии больших общностей и отдельных индивидов.
Этнонация, как мы уже говорили, – это более многообразный и более высокий уровень синтеза разных этнокультурных, этнонациональных начал. Вообще трудно определить, из каких конкретных этнических, этнонациональных корней, основ и проявлений формируется та или иная нынешняя этнонация, и тем более многонациональная нация. Это очень трудный и сложный процесс. Но многообразие этнических начал в этнонациональном развитии – это реальность. Этнонациональное развитие в отличие от этнического – это в большей степени уровень его специализации, политизации, социально-политической самобытности, где «чисто» этнокультурная самобытность – лишь основа. Этнонациональное развитие – это формирование качественно нового общекультурного пространства в цивилизационном развитии этнического, которое преодолевает замкнутость этнической и географической системы любой этнонации, в той или иной степени в разных формах многообразия уходя в этническое начало. И этнонациональное – это более высокий уровень этнической консолидации и межэтнического взаимодействия. Это в меньшей степени этнографическое и в большей степени социально-культурное явление этнического развития, которое преодолевает целый ряд замкнутых локальных систем и формирует более широкое пространство культуры, взаимодействия с заимствованием и адаптацией к элементам общецивилизационного развития, обеспечивающего его полномасштабную жизнедеятельность как субъекта самостоятельных отношений. Следующий же уровень – это нация как государственная общность, в том числе и гражданское единство этнонаций на общей социально-политической основе. Этнонациональная идентичность – это отражение уклада жизни, формирование особенностей психологии, среды обитания, сознания, культуры, вместе с экономическими, социально-политическими и другими факторами своего развития и общности, т. е. этнонациональная идентичность – достаточно широкое социально-политическое понятие и определяется не только этническим статусом. При этом надо иметь в виду, что человеческая, личностная идентификация является основополагающей, а этносоциальная и далее социально-классовая, политическая и другие различия – это меры освоения человеком их сути. Человек остается человеком и имеет общие проявления с преобладающими и определяющими характеристиками человека-гражданина. Следовательно, и близость этнонационального организма к гражданской, политической нации формирует общность основных идей и ценностей социально-политической направленности, и межэтнические различия по многим вопросам не играют определяющей роли.
Российская нация – это солидарный потенциал народов России, который проявляется в гражданской общности в едином российском государстве. Это уровень гражданской идентичности. При этом каждый из граждан сохраняет возможность выступать и как представитель определенной этнической, социальной, классовой общности, объединенной общими интересами, мировоззрением, поэтому эти моменты жизнедеятельности людей ни в коем случае нельзя упускать. Может поменяться форма проявления идентичности в той или иной степени, может меняться специфика общества, к которому человек себя относит. Человек непосредственно вмонтирован в историческую деятельность. Отсюда и сама история есть результат деятельности человеческих индивидов и их общностей. Ценностные ориентации в этнонациональном измерении могут быть разными, как способы проявления эмоций, формы проявления добра и зла, восхищения, красоты и безобразия, но в российской нации сближаются за счет исторического взаимодействия и взаимообогащения. В своей основе нация-этнос – динамичная система, которая формируется на историческом познании идентичности россиян и формирует соответствующую модель поведения. У нас этнонациональное – это сравнение не «мы» и «не мы», а «мы» и «они» – принадлежащие одной системе отношений. Когда идет процесс самоидентификации, исходят из критериев «мы» и «они» – как новая, качественно более социально-политическая общность, формирование гражданской российской нации. Отсюда важность политико-правового обеспечения эволюционных начал в развитии этносов, этнонаций и их объединения в нацию-государство, в гражданскую нацию. Как отметил в своем обращении после трагедии в Беслане (сентябрь 2004 г.) Президент Российской Федерации В.В. Путин, нам (России) надо сплачиваться в единую нацию и мобилизоваться как нация, чтобы быть способными ответить на вызовы времени. Российская нация – это высокая степень нашего гражданского единства, и к этому надо идти, используя весь потенциал этнонациональной, гражданской и иных форм общности людей.
Многоуровневость идентичности – реалии нашего времени, и это на самом деле в нас присутствует, но при этом важно сказать, что каждый уровень значим в тех или иных ситуациях. Любовь ко всему человечеству не означает быть равнодушным к своим родичам, да и только родичами не заполнить этот огромный мир, значит, надо расширять пространство если не родичей, то общности. Так вот поиск идентичности – это поиск родичей, поиск общности. Я не буду идентифицировать себя с теми, кто свергает меня, мой род, народ, страну, не считается со мной, с моей страной, государством. «Новая идентичность России» – это поиск страны, народа, государства, в котором ты защищен, не одинок среди людей, которые тебе зла не захотят, которым ты можешь довериться и с которыми ты можешь вступать в солидарные отношения в решении тех или иных жизненных задач. Государство, общество обязаны вести сознательную политику формирования гражданской идентичности. «О какой нормальной этнической и гражданской идентичности может идти речь, если, например, национальная политика подобно маятнику – качается от провоцирования этнического изоляционизма и радикализма до пропаганды космополитизма, а гражданская политика, призванная воспитывать любовь к Отечеству и его судьбе, патриотизм, заняты или бесконечным оплевыванием прошлого, или мазохистскими призывами к покаянию нынешних поколений за деяния предшествующих». Совершенно правильно замечено, и пробиться через все эти заслоны крайне тяжело идентичности. Поэтому у нас этнонациональная и гражданская идентичности, как правило, бывают достаточно потрепанными и извращенными. Процесс конструирования идентичности – это процесс конструирования сознания и чувств самого человека. Совершенно равнодушные отношения к человеку при конструировании этноса, этнонации, нации-государства, гражданства приводят ко многим противоречиям и трагедиям. Так случилось в перестройке и в реформах, когда человек выпал как самый незначительный элемент «революционного преобразования мира», не понимания, что вслед за этим появится человек, который преобразует все в своем понимании. «Мы не желаем только, чтобы над жизнью народа проделывали те или иные фокусы… меня прежде всего возмутило бы не направление той или другой реформы, а ее насильственность, т. е. способ проведения ее в жизнь»[469]. Сказано так, что можно отнести к нашему периоду, к нашему состоянию.
Таким образом, изучение проблем этнонациональной идентичности может являться центральной для этнологии и этнополитологии, при изучении гражданского общества и государственного строительства и т. д. Этнонациональные измерения процесса мобилизации индивидов и общностей – это закономерные построения подпорок на пути прогресса к более высоким и пространственно-общностным формам идентичности человека. Идентичность есть поиск человека и человеком себя в пространстве и во времени. Толпа без личности, даже при всей внушительности своей массы, не имеет перспектив. Говоря об этнонациональной идентичности, следует заметить, что «в конце концов, никто не силах изменить «прошлое», из которого мы родом, и никто не может аннулировать то, кем мы являемся»[470], т. е. этнонациональная идентичность дана нам не только в чувствах, она имеет свои объективные и субъективные основания. Достижение идентичности – это еще и выстраивание новых и новых базовых оснований, и не может этнонациональная идентичность быть без родовой, общинной, этнической идентичности, как не может возникнуть на пустом месте гражданская идентичность. И гражданская, и этнонациональная мобилизация приводят к мобилизации нации-государства, многонационального народа как нации. Справедливо заметил С. Хантингтон, что идентичности могут «конкурировать друг с другом или дополнять друг друга». Отрицание этноса, нации как этноса и утверждение на ее место гражданской нации – это конкуренция, а существование обеих в солидарности и единстве – это вариант взаимодополнения. Если идентичности конкурируют, то одна из идентичностей должна уйти из единой общности. Полиэтнонациональная нация – это взаимодополнение потенциала идентичности этнонационального и гражданско-национального. Потребность идентичности – объективная для личности. Она обусловлена, как писал Э. Фром, в потребности в корнях; потребности быть частью социального мира, потребности стабильности и прочности; потребности в установлении связей и отношений; потребности преодоления в себе пассивности живой природы, стать активной творческой личностью; потребности в системе взглядов и приверженностей. Таким образом, речь, в первую очередь, идет о корнях, об общности, связях и отношениях. При этом уровень потребности в корнях возрастает при крушении социально-политических ценностей и институтов, что говорит о консервативности и устойчивости данного фактора. Но наиболее устойчивой идентичность может быть при этнонациональных подпорках и социально-политической организации, при единстве этнонациональной и гражданской идентичности. Политика, оторванная от этнонациональности, как и этнонациональность, оторванная от политики, могут приобрести конфликтогенность в различных измерениях. Иначе будет политизация этнонациональности и этнизация политики, т. е. возникнет переход к крайностям. Уравновешенность этнонациональной и гражданской идентичности, свобода самоутверждения и гармоничность взаимодействия создают условия для стабильности государства и общества. Субъективное переживание идентичности – это поиск духовных и социально-политических подпорок для развития личности, общности и государства. В идентичности каждой из них проявляются личностные, общностные и государственные идеи, переживания, поиски и деятельность. Идентичность – это наследственное состояние народов и граждан (П.Я. Чаадаев).
Идентичность – это объективизация духовной энергии человека и социального опыта, общности и государства через самосознание и самопознание, через выбор и мобилизацию, которые человек проходит. Идентичность – это духовный стержень жизнедеятельности человека, общности и государства. Идентичность – это, с одной стороны, подражание общности, а с другой, объективизация «духа» этой общности, воспроизводство общности. Как было сказано П.Я. Чаадаевым в свое время о корнях идентичности: «В недрах (народа – РЛ.) каждый человек обладает своей долей общего наследия, без труда, без напряжения подбирает в жизни рассеянные в обществе знания и пользуется ими»[471]. Идентичность этнонаций, государства и граждан в России – это познание ее самобытного многообразия, возрождение, прежде всего, созидательных, собирательных начал русского национального самосознания, укрепление основ единства многонационального народа Российской Федерации как российской нации – целостного субъекта интересов, отражающих суть всех составных частей России. Это еще и пространство для свободного развития всех этнонаций независимо от их численности, россиян всех национальностей, утверждения общности и единства российской нации. Российская идентичность – это энергетика мощных духовно-политических зарядов русской и других этнонаций, воплощенных в гражданах России, в их общности и способности выступать солидарной мобилизующей силой самоутверждения и преобразования российской цивилизации.
§ 6. Мифотворчество как сотворение межнационального недоверия и вражды
Социальная мифология – любимое занятие российской интеллигенции.
Почему-то чаще всего в этом случае российской интеллигенции кажется, что становится понятной, близкой к «простому народу». Во всяком случае, так интеллигенции кажется. Но приверженность мифологии у нас не только подменяет науку и рациональную культуру, а обретает наукообразие и даже духовный смысл. Но мы не только мастера сочинять приятные для нас небылицы, но и любители собирать со всего мира сказки, утопии и мифы, при этом, как дети, веря в них, относясь к ним серьезно. Это, кстати, признак духовности, если бы мы не начинали каждый раз неистово реализовывать очередную утопию. Только у нас можно было не только поверить в коммунизм, но и запланировать его построить для «нынешнего поколения». То же и с перестройкой. То же с демократией на следующий день после ее объявления.
Но даже не это главное. Главное в том, что любой общественный феномен через какой-то период его исторического развития той же российской интеллигенцией моментально объявляется ложным мифом, недостойным и даже позорным. Наверное, только у нас можно встретить профессора, который еще вчера боролся с националистами, а сегодня уже возглавляет форум национал-сепаратистов. Постоянное абстрагирование от практики позволяет нашим соотечественникам заняться поиском очередной «национальной идеи» вместо того, чтобы зафиксировать разумную практику своей деятельности, не впадая в очередные абстракции. Бесконечные крайности и свержения, придумывания или заимствования одной «великой идеи», доведение ее до полного искажения, дискредитация и тут же разработка сотни новых идеальных программ – это наше духовное, а точнее, околодуховное достояние. То мы срочно хотели стать немцами и голландцами, потом французами, потом австро-венгерскими социалистами, потом марксистами, а теперь хотим стать капиталистами и демократами. И каждый раз срочно, минимум за 500 дней. Но все это имеет необходимые эволюционные циклы, а нам надо срочно, революционным путем.
Такие перепады не рассчитаны на нормальных людей. Это все могут выдержать только те, из кого надо ковать, делать гвозди. Или расчет был на тех, кто «читает» лишь пейджер. И самое главное: сделав эти гвозди, мы начинаем на них садиться вместо того, чтобы с помощью этих гвоздей мастерить какую-нибудь табуретку.
И, будучи по природе талантливыми людьми, мы уже составляем свои абстракции и мифы в виде новых идей или в виде революционного свержения старой практики. Российская среда выдвинула величайших титанов убеждений, но, как правило, на высоком уровне абстрагирования, а в практической жизни в России все же господствует предрассудок. «Умом Россию не понять…». Видимо, эти слова – плод глубоких размышлений.
Рядом с утопиями и мифами стоят и российские предрассудки. Они не просто стереотипы ложной практики для нас, а почти всегда одухотворены своим стремлением к мифологии, к высоким абстракциям, проникновением в высокий духовный смысл жизни. Российские предрассудки поэтому не так жестко замкнуты в национально-этнических рамках. Националистические предрассудки – это даже не предрассудок в России, а отрыжка предрассудка самого главного и важного в статусе «национальной идеи». Российский предрассудок претендует на свою мировую значимость и не хочет ограничивать себя в пещерных рамках национализма. Этот предрассудок своей убежденностью рассчитан на то, что все прогрессивное человечество к нему потом присоединится – не меньше. Кроме того, если предрассудок, как правило, характеризуется негативным содержанием в своих установках, то российский предрассудок не имеет такой явной враждебной установки к другим нациям и культурам. Этот предрассудок ограничен собственной значимостью, исключительностью и только в силу этого ущемляет достоинство других. Российский предрассудок своей агрессивностью направлен одновременно, а где-то, может быть, и прежде всего на себя, против себя, оскорбляет и изматывает себя же. Но то, что предрассудки российские переполнены разного рода мифологиями – это бесспорно. У нас даже предрассудок может быть преподнесен как ценность, имеющая высокий духовный смысл. За этим часто может скрываться и невежество, которое преподносится, особенно на Кавказе, как символ высокой культуры. Если по природе своей предрассудки крайне консервативны, то в России они могут меняться очень быстро. Скажем, даже так: на каждом новом этапе очередной предрассудок может у нас претендовать на роль «национальной идеи».
Надо иметь в виду, что я пытаюсь в данном случае подчеркнуть лишь национальные особенности мифов и предрассудков России, скорее всего, на этнопсихологическом уровне. Ясное дело, что это один из срезов российского общества, а не его полная характеристика. Я эту скидку делаю из-за особенностей опять же наших предрассудков, стереотипов. Если человек говорит о чем-то и утверждает что-то – это вовсе не означает, что он всего остального не видит или отрицает, т. е. у нас крайне высок уровень доведения частного, единичного до всеобщего, но бывает и наоборот. В «Независимой газете» есть рубрика, где печатаются размышления по поводу опубликованных ранее статей. Как правило, в этих отзывах пишется то, о чем автор не сказал. Критик же при этом говорит только о своем. Каждую статью оппоненты рассматривают чуть ли не как попытку автора монополизировать «национальную идею». Мы мастера абсолютизировать даже чужие предрассудки. Величайший интеллектуальный взлет и жалкий предрассудок, мифологические проекты спасения мира, цивилизации и практическая беспомощность в решении примитивных проблем жизни могут здесь соседствовать во всей красоте и безобразии. Мы не говорим, что это плохо. Мы констатируем: это так.
Россия – единственная страна, где высочайшая духовная культура сочетается с примитивной неустроенностью жизни. Россия – это и «духовная крепость мира», и «лачуга отшельника от практической жизни». Как говорил один из философов, Россия – это страна поляризованного сознания. Нет ни одной страны в мире с таким духовным и интеллектуальным потенциалом, с такими различиями миропонимания и с таким единством при практической неустроенности жизни. Мифология и предрассудок даже в том, что устроить свою практическую жизнь, организовать дела общества, семьи и отдельного человека, заняться их обустройством нередко считается недостойным предрассудком.
Мифология и предрассудок в других странах могут проявляться как приукрашивание и идеализация собственной жизни, своих национальных ценностей и обычаев, а в России чаще мифология и предрассудок – это даже не свержение других, а предвзятое, критическое и даже враждебное отношение к себе, к своим достижениям и ценностям. Конечно, это вовсе не говорит о том, что в России отсутствует проявление предрассудка как негативной враждебной установки к другим социальным и национальным группам. Такие обобщенные установки здесь присутствуют, но я веду речь об особенностях и их проявлениях на общероссийском фоне. Конечно, предрассудок в любом случае и в любом обществе – это проявление, которое предшествует человеческому рассудку, должной интеллектуальной проработке. В условиях России я не стал бы делать таких выводов. Конечно, и в России масса предрассудков весьма консервативных и достаточно прочных. Ложные коллективные стереотипы: «бусурманы», «татары», «гяуры», «жиды», «казаки» и многие другие имеют хождение в российской действительности. Хотя на деле российские люди, особенно русские в центральных регионах России и на Севере, достаточно далеки от враждебных национально-этнических стереотипов. Тут люди до сих пор руководствуются остатками стереотипов времен татаро-монгольского ига. Электронные средства массовой информации им в последнее время стали активно «помогать», особенно в поисках истинного виновника всех развалов и бед. Это или «кавказцы», или «жиды».
За последние 5–6 лет уровень враждебности установок в межнациональных отношениях возрос в несколько раз. Об этом красноречиво говорят исследования, проведенные В.Н. Ивановым и его группой в Москве. При этом одни и те же поступки и качества при их проявлении представителями различных национальностей оцениваются совершенно по-разному. Изначально враждебная установка предрассудка наращивает на себя и вокруг себя самой различной природы аргументы, которые в любом проявлении и в любой характеристике работают только по линии закрепления предрассудка. В кризисном обществе вырабатывается кризисное сознание. Неудовлетворенность, враждебность, раздражительность – все независимо от коренной причины целенаправленно обращается против «козла отпущения», который активно навязывается обществу отдельными людьми, партиями и движениями. Поэтому крайне опасны даже единичные призывы националистов-экстремистов, фашиствующих группировок, ибо их деятельность может выступать возбудителем, провокатором различных проявлений массового сознания и психики, доводя их до массового психоза. Чаще всего подсознательно предрассудки враждебности проявляются и направляются по отношению к инонациональной группе, которая здесь, рядом, а глашатаи, вожди и провокаторы проецируют недовольство и на целые национальные общности. Недостатки и вину одного или нескольких человек переносят на целый народ. Надо, видимо, понять: в межнациональных отношениях агрессивная враждебность, возбуждаемая против других, как правило, оборачивается против всех национальностей, задействованных в конфликте, в том числе и своего народа, от имени которого и «во благо» которого эта враждебность возбуждалась.
Некоторые пытались классифицировать народы и расы по уровню их интеллектуального развития и опять-таки ради поиска «второсортных», поиска рабов. Но никому не удавалось найти для этого объективных критериев. Люди везде есть люди. Не продолжая спор на эту тему, хочу отметить, что самое главное в народе все же – это нравственные традиции: традиции добра, чести и достоинства. Их проявления тоже могут быть различными, ибо у каждого народа свое понимание добра и зла. Но есть уже отработанные общечеловеческие принципы, по которым можно оценивать не вообще народы, а людей. «Величие народов, – как отмечал Густав Лебон, – зависит главным образом от уровня их нравственности». Много в народе, в его жизнеспособности зависит от идеалов на том или ином историческом этапе, от характера и силы воли, которую представители народа способны проявлять как коллективную волю. Весь народ не может мыслить и чувствовать одинаково, но есть черты характера, которые вырабатываются общностью вековой жизни, схожестью культуры, языка и традиций. И это невозможно отрицать. Различия в культурах и традициях не настолько малы, чтобы ими можно было бы пренебрегать, и не настолько значительны, чтобы вступать из-за своеобразия их понимания в кровопролитные конфликты. Чтобы народ переделал свои обычаи, традиции, миропонимание, на это потребуются столетия. И дело вовсе не в этом. Пусть их будет много. Так интереснее жить в мире. Надо просто научиться жить в многообразном мире, понимая и терпя друг друга, более того, благодаря Бога за многообразие и самобытность каждого народа. Главное – научиться пользоваться этим многонациональным человеческим потенциалом. Важно понять и принять другой язык, как музыку, и другую музыку, как язык. Нация-этнос, культура, язык – это вековая работа общности людей, и трудно до конца понять все их составляющие и еще труднее определить, какой – близкий или дальний народ что во все это привнес. И нельзя объявлять войну другой доброте и красоте. Надо просто понять. Свое национальное величие и неповторимость, по-моему, надо доказывать и утверждать добротой и красотой, а не свержением, уничтожением и агрессией.
Невежество и невежественные методы никому ничего не прибавят, а только будут углублять невежество, тем более что быстро передаваться могут только внешние, поверхностные и не имеющие значение формы. Для проникновения в суть национального требуется высококультурная и высокоуравновешенная работа души.
Иные методы и иные подходы не способны раскрыть душу того или иного народа. В современных условиях развивается, и, думается, в достаточно агрессивной форме, «еврошовинизм» и «янкишовинизм», которые также могут быть в своих проявлениях невежеством, как и предрассудок любой другой формы превосходства и пренебрежения. Сторонники еврошовинизма или янкишовинизма считают всех, кто проживает вне Европы и США, «дикими» народами. Избранность и исключительность и тут может дойти до вседозволенности. Предрассудкам «диких» народов может быть противопоставлен бездуховный и порой безнравственный принцип рациональности (М. Вебер). «Для нас существует только всемирная история европеизма» (Э. Трельч). Соответственно на той основе может выдвигаться новая когорта предвзятых людей. При наличии рода и племени – это действительно была пещера, при национализме такой пещерой становилась нация, страна, а теперь подобными теориями «европеизма» пещерой можно будет объявлять целые континенты. Размер пещер растет, соответственно возрастает и опасность новых и новых предрассудков, противопоставляя и озлобляя людей. Мир должен победить предрассудки и мифы, иначе они, превращаясь в коллективную волю нацизма, победят нас.
Находясь в плену этих мыслей, вспоминаю несколько статей Г.Х. Попова о национальных проблемах и брошюру Ф. Лакау-Лобарт и Ж.-Л. Нанш «Нацистский миф». Трудно сказать почему, но они сошлись в моих раздумьях. Французский историк П. Нора, размышляя в свое время о необходимости нового осмысления «национального фактора» во французской культуре, сказал: «В Германии… носителями национальной идеи являются… философы. Во Франции роль организатора и руководителя национального сознания всегда принадлежала историкам». В продолжение этой мысли надо добавить, что «национальным фактором» и «национальной идеей» в России занимаются все, кому не лень. Об этом я подумал, читая статьи Г.Х. Попова в «Независимой газете» 2000–2001 гг. и в «Московском Комсомольце» за 2004 год.
Этнополитическое мифотворчество Г.Х. Попов, известный экономист и демократ, начал со статьи в «Независимой газете» (12 апреля 2000 г.), где была напечатана статья «Национальности России» с подназванием «Что делать, чтобы решить старые вопросы?». Актуально, интересно. Привлекает и фамилия автора – Г.Х. Попов. Конечно, мне все это важно прочитать и понять – начиная от названия и заканчивая Гавриилом Поповым с его заветными мыслями. Искренне говорю – заинтересовало. Тем более, считаю, что это, бесспорно, один из умных людей в современной России. Помню, как мы зачитывались в университете его статьями об экономической реформе в журнале «Наука и жизнь» еще в середине 80-х годов. В моем представлении – это прекрасный ученый и публицист, но, как убедился ныне, только тогда, когда он исследует экономику и рассказывает о ней. Я никогда не писал статьи по экономическим вопросам, ибо занимаюсь профессионально другим – этнонациональными проблемами, этнополитикой, – хотя сейчас убежден, что мог бы на таком уровне, на котором Г.Х. Попов пишет об этнонациональных проблемах, писать об экономических проблемах. Тем более когда она (экономика) «процветает». Этнонациональная проблематика, заверяю Г.Х. Попова, не менее тяжела в понимании, чем даже экономика. Тяжела потому, что в этнонациональном – целый клубок наших родовых этнокультурных, этногенетических связей. Род, народ, Родина – самые трепетные и чувствительные в нас струнки. Конечно, каждый закономерно считается великим ученым и специалистом по своим чувствам, самочувствию, и больше всего мы любим заигрывать со своими чувствами. Отрицать это тоже невозможно, потому что трудно найти человека, который был бы равнодушен к судьбам своего и других народов, к их уникальным культурам, традициям, перспективам, прежде всего народов своего Отечества. Для каждого из нас отсюда рассуждения об этнонации становятся игрой самых, что ни есть, «заветных мыслей», ибо это «сокровенное», наше. Но и здесь опасен поверхностный, дилетантский взгляд, попытки понять и характеризовать сложные категории истории, культуры, традиций, трагедий и созидания, каковыми являются этносы, этнонации, на ходу, даже походя. Ученому и политику Г.Х. Попову должно быть понятно, что оценивать такую сложную и весьма чувствительную сферу общества, как национальные и межнациональные отношения, таким образом нельзя. Не всякий «поток сознания» есть философия. Несистематизированные, чисто ассоциативные суждения обо всем и ни о чем вводят людей в заблуждение псевдонаучностью ложных выводов.
Был у меня старый знакомый, который занимался аграрными вопросами, но опубликовал в 1985 г. брошюру о вреде алкоголизма. Тогда на фоне антиалкогольной кампании это было модно. Сейчас он конкурирует со мной в публикациях по национальному вопросу, хотя специалист по сельхозмашиностроению. Итак, уважаемый Г.Х. Попов решил бросить экономическую теорию (ввиду ее полного благополучия!) и заняться тем, что всегда на грани рефлективного познания – национальным вопросом. Тем более говорить о русской нации необходимо очень осторожно, чтобы не навредить, прежде всего, ей, ибо это наносит вред всей системе этнонациональных отношений и этнополитике. А о русском народе редко кто способен говорить и писать без крайностей. Народ не только самой большой, но и великой судьбы, великой культуры, и, видимо, перед его величием наши рассуждения становятся очень мелкими. Каждому хочется возвести русский народ на пьедестал, но нужно думать и о самочувствии других, которые живут вместе и рядом с русским народом. Мне казалось, что Г.Х. Попов, говоря о русских, будет говорить в целом о России, о народах, о стране, потому что невозможно отделить русский народ от страны, судьбы и самочувствия остальных народов Российской Федерации. И сам Г.Х. Попов говорит, что «несколько веков на восточноевропейской равнине существовало государство балтийско-скандинавских русов, созданное ими на фундаменте славянских племен, предшественников Киевской Руси». О существовании балтийско-скандинавских русов, конечно, можно, наверное говорить, хотя подобное государственное образование на том этапе не фиксируется исторически. Другое дело, что славянорусы сформировали целый ряд государственных образований не только в Восточной Европе. Именно союз русославянов в перспективе и позволил образовать русское государство – Киевская Русь – общее с восточными славянами и «племенами диких языцы» и вместе с другими племенами, которые были в этом географическом пространстве. Это и Новгород, Псков. Достаточно спорным является и вопрос о том, что «Московия с самого начала создавалась на угро-финских землях», потому что на этом пространстве среди различных культур и народов и славянские, и аланские, и тюркские, и угро-финские, и иранские, и скифские и т. д. Говорят часто и вполне, может быть, оправданно и о скифских корнях русских, как и многих народов Кавказа, и сказать, что эти земли были чьей-то этнической территорией, сегодня невозможно. Исторически шел сложный процесс миграции многих племен и народов, их смещение и ассимиляция, но – не только в этническом плане до принятия христианства Киевской Руси, а позже и по религиозным признакам. Да и известные люди, которые вышли из татарских и угро-финских родов, адаптировались к Руси, прежде всего, благодаря принятию православия. Их потомки – Н.М. Карамзин, И.С. Тургенев, К.А. Тимирязев – ассимилируются через православие и становятся представителями русского этноса. Да и адмирал П.С. Нахимов, О. Бланке и другие не назывались евреями. Дед Пушкина Ганнибал тоже нашел свою судьбу в России, и потомки Ганнибала – духовная составляющая русского, российского народа. Таких примеров очень много. В этом суть России. При Петре Первом и после Петра в России было огромное количество немцев, а попозже и французов, итальянцев, которые сыграли огромную роль в развитии науки, культуры и искусства в России. Они даже чувствовали себя в России более уютно, чем татары, дагестанцы, кабардинцы, грузины, азербайджанцы, армяне. В России русские, как говорится, любят иностранцев больше, порой, не только своих инородцев, но и себя самих, но это уже другой вопрос.
Национальный вопрос – не вопрос существования – это, прежде всего, самочувствие людей по этнонациональному признаку, их достоинство. И, говоря о решении национального вопроса, речь в России идет о том, чтобы любой человек любой национальности мог себя чувствовать равноправным и достойным гражданином своей страны, но равноправным, а не просто каждодневно обреченным на ассимилирование по культуре, языку и традициям. Известны времена, когда в России насильно или просто материально стимулировали принятие христианства мусульманами. В Европе эти процессы носили более жесткий и порой даже жестокий характер. Это все история, и история должна оставаться историей, а не тащить ее каждый день со всей пылью, потрохами в современные квартиры для разборок друг с другом. И в современных квартирах исторические реликвии, родовые начала должны занимать свое место, но не определять только исход из этого, настоящее и будущее народов. Этнонациональная проблематика настолько перепутана, настолько перерезана, переплетена в России. С одной стороны, это позиция политических режимов, а с другой, человеческие отношения, которые чаще развиваются, не зная этнонациональных преград. Если бы судьбу национальностей и народов России отдали бы русскому народу, его социальному опыту и духовности, то этнонациональные вопросы были бы, действительно, давно решены. Многое у наших народов и культур вросло друг в друга, но оказалось и много узлов, которые больше ущемляют друг друга. Это все надо воспринимать исторически и осмысливать по-человечески для того, чтобы взять с собой то, что способствует дальнейшему прогрессу нашего Отечества, этнонациональному развитию каждого народа и их многонациональному взаимодействию, формированию единой российской нации.
Этнонациональный вопрос в России не был вместе с тем более трагичным, чем такие же вопросы во многих других странах, где была сформирована имперская нация и колониально зависимые окраины. А многие племена и народы внутри были ассимилированы вплоть до исчезновения. В России так случилось, что русские и нерусские элементы культуры, опыта достаточно сильно оказались вмонтированы друг в друга, в единую российскую культуру и традиции. Но сегодня в одном месте явный перебор татарского, в другом – башкирского, а в целом в государстве – не пропаганда, не просвещение, а навязывание русского. Даже российских спортсменов редко уже называют российскими. Это не нужно русским. Они должны занимать доминирующее значение, но пошла мода, когда идеальной формой государственного устройства в начале XXI в. для Г.Х Попова и других оказывается является Российская империя, которая навязывала бы диктат одной нации вопреки ее духовности. Государство якобы для «имперской нации», как они называют русскую нацию. А для всех остальных наций кухни, мечети, дома культуры и кладбища. По Г.Х Попову, действительно, получается, что в Российской империи рай для имперской, русской нации и почти «тюрьмы» для других. Но так не было в Российской империи. Русская нация не была имперской. Огромная часть русской нации была в крепостной зависимости или беднейшее крестьянство. И самая главная вина, которую выдвигает Г.Х. Попов против большевиков, это то, что «вместо одной государственной нации – русской было выделено несколько равноправных государственных наций – союзные республики». Значит, не нужно было давать никаких прав народам России. Чтобы так писать, надо знать, что грузины, азербайджанцы, украинцы, белорусы и другие нации ко времени действия большевистской власти уже стали государственными нациями после Февральской революции. Г.Х. Попов не очень согласен даже с тем, что «отпустили» в свое время поляков, финнов, прибалтов, хотя в начале 90-х гг. он же говорил совершенно другое. Переболел, перешел к покаянию, стал государственником, империалистом, державником и т. д., считая что все это одно и тоже.
Самое главное, что не был фундаментально решен национальный вопрос и в годы советской власти. И это потому, что в большевистской России господствующую роль в одном месте сохранял все же шовинистический имперский подход, а в другом – националистический, сепаратистский подход. Кому это непонятно. Прочитал бы Г.Х. Попов хотя бы книгу У. Лакера «Черная сотня» или «Тайная политика Сталина» (М., 1961). При этом все годы советской власти народы союзных, автономных республик постоянно находились под подозрением, и считалось официально необходимым назначать обязательно наблюдателя из центра – второго секретаря из русских и, как правило, руководителя республиканского КГБ тоже, как правило, из русских или, в крайнем случае, из славян, если это не в Киеве. Сегодня пытаются эту систему возродить и в Российской Федерации во многих своих проявлениях, хотя положение русских от этого не лучше, а где-то и катастрофическое. Речь в большей степени идет не о народах, а о политике. И эти понятия часто отождествляются Г.Х. Поповым. Но и это не одно и то же.
Главная проблема была в том, что мы так и не смогли поднять национальный вопрос до уровня демократии, прав человека и равноправия людей, независимо от этнонационального признака, в уровне их развития, в уровне возможностей, самоутверждения, использования потенциала этих людей для государства, для общества, для народа – в центре и на местах. Публично для общества пропагандируется одно, а на практике – другое. Хуже, чем при большевиках. Терминология «государственная нация» по Г.Х. Попову вместо «нации-государства», «российской нации». Мы можем привести массу примеров отдельных людей из татарских, казахских, грузинских, чеченских родов, которые обозначили себя исторически на очень высоком уровне в России, но при этом забываем, что мало все же было сделано для обозначения и благополучия народов как русского, так и нерусских с точки зрения их равноправного и достойного развития, адаптирования друг к другу. Вместо этого вечное временное недоверие национальностей, которое навязывается политиками. Самое главное дело и не в том, что большевики придумали формирование отдельных республик по этнонациональному признаку. Почему мы так думаем? Почему не знаем историю народов? Мы до сих пор даже на уровне сознания либерального профессора не хотим понимать, что Грузия была и до ее присоединения к России, Армения была, Дагестан, Таджикистан, Киргизия и многие другие были до вхождения в Россию, в том числе и как древнейшие государственные образования. Так можно сказать по всем территориям и народам страны. И дело здесь не в национальностях, а в исторических традициях их формирования, в том числе и государственности, повторяю, до вступления в состав России.
После тяжелейшей революции, гражданской войны не было времени и возможностей спокойно определить наиболее разумные формы государственной организации отдельных народов, которые за короткий период успели опять-таки организовать свои суверенные государственные образования. Повторяю, после Февральской революции образовались самостоятельные государства – Азербайджан, Грузия, Украина, Белоруссия, Татарстан и многие другие.
Обозначение самостоятельных республик-государств в составе СССР – это был проект политической конъюнктуры, рассчитанный на то, чтобы объединить вновь хотя бы часть исторической России, Российской империи в новое союзное государство. На деле же сохранялась и утверждалась диктатура пролетариата, которая не имела вообще национальности. Вопрос обустройства народов в новой России решался на ходу, исходя из интересов «мировой революции», и бесспорно имел тысячи недостатков, но имеет и одно преимущество. Путем признания независимых отдельных республик, автономий, краев и областей большевикам удалось собрать в новое государство окончательно развалившуюся Россию опять-таки в единое целое. Это надо понять. Значит и в национальном вопросе есть определяющие и другие второстепенные проблемы в их обустройстве в единое государство. Главными определяющими являются хотя бы минимальный учет потребностей тех или иных народов – и русских, и нерусских – внутри России и их достойное государственное обустройство в единое государство. РСФСР в своем первом варианте решала этот главный вопрос. Нужно было сохранить Россию как единое и крупное государство. И эта задача большевиками была решена успешно. Какой ценой – это отдельный вопрос. Чего говорить о цене, если даже в начале XXI в. демократ Г.Х. Попов упрекает большевиков в демократическом подходе к национальному вопросу. По нему – надо было всех загонять опять в империю. Прочтите «Декларацию прав народов России». Ее можно и сегодня использовать для демократического, равноправного сожительства народов.
Кроме того, надо знать партийно-политическую систему того периода, чтобы быть уверенным в том, что контролировались все и вся, независимо от того, как кто себя называл. Думаю, что Гавриил Харитонович читал в свое время тоже лекции о том, что КПСС – это ядро политической системы советского государства. Это «ядро» как раз-таки носило во многих подходах старый имперский, жестко унитарный характер. Это «ядро» продолжало быть носителем основных идей и ценностей именно Российской империи, но в новом завуалированном пролетарском обличии. Оно никогда не допускало никакого федерализма и демократии в партийном строительстве, кроме жестко демократического централизма. Более того, считалось, что «федерализация партии» является опасным преступлением. И, соответственно, были формальные образования РСФСР, а потом и Советский Союз в федеративной модели, и партия жестко унитарная, которая не различала национальностей и для которой на первом месте стояли партийно-классовые интересы. Сегодня, критикуя большевиков, мы вступаем в то же болото потворствования шовинизма, национализма и сепаратизма. И вновь приносим тысячу жертв.
При достаточно жесткой системе управления при И.В. Сталине малейший бунт или недовольство, даже в условиях жесточайшей Великой Отечественной войны, оборачивались репрессиями вплоть до выселения целых народов. Этой участи не избежали многие народы, в том числе и греки. Русские страдали не меньше. Их просто некуда было выслать. Нынешняя система государственного устройства тоже возникла в достаточно тяжелых условиях. Помню, как Г.Х. Попов и Г.В. Старовойтова выдвигали в свое время очень «интересную» идею о том, что надо распустить все национально-государственные образования и дать людям самим определиться, где, какие образования будут и кто, с кем будет жить.
Именно такой вариант и был реализован в Чечне. Таким путем могли определиться и другие, но у российского руководства хватило ума согласовать и подписать Федеративный договор в 1992 году.
Теоретизировать легко, а чем бы такой «поповский» эксперимент закончился для народов всей страны – страшно подумать. Эти проекты годятся для кабинетной работы. Проблема обустройства любого народа проходит через его судьбу, через судьбу каждого человека, который относит себя к данной национальности государства, других народов. Я бы не стал утверждать однозначно, что «нынешняя система национального устройства России не имеет будущего». Это безосновательно утверждают национал-шовинисты и национал-сепаратисты, устраивая эксперименты, военные операции, насаждая смуту и хаос вместо политики национального, человеческого обустройства. По форме перечисляя опять республики, автономии, края, области и не вникая в содержание. Все рассуждения Г.Х. Попова, как и многих наших ученых физиков, химиков, экономистов и других, которые хотят походя порассуждать на эту тему, сводятся к формальной стороне вопроса, не вникая в содержание, самочувствие и волеизъявление людей. Можем ли мы сегодня будоражить всех и вся какими-то преобразованиями, переименованиями, роспуском, искусственным объединением кого-то, с кем-то? Вместо обустройства людей заниматься политическим обустройством политического режима? Тем более, в условиях взбудораженности этнонациональных проблем, слабости власти, не преодоленных экономического, социального, идеологического кризисов, которыми охвачены все народы, – русские, татары, чеченцы и др. Конечно, система государственного устройства нуждается в совершенствовании, прежде всего, по содержанию, а не по форме. Для этого коренным образом надо изменить отношение к этнонациональной, национально-нравственной сути, если хотите, развитию каждого народа нашей страны и всего многонационального народа Российской Федерации. А также собирать духовно-нравственный потенциал единства российской нации. Приходится это подчеркивать, потому что сказать словами Гавриила Попова о том, что «не предусмотрены действенные шаги по возрождению и укреплению стержня страны – великорусской нации», это значит ничего не сказать, ибо по форме и тут все сказано правильно, а по существу не сказано ничего, ибо все народы страны сегодня не обустроены демократически, достойно: значит, в первую очередь, не обустроен и русский народ. То же самое могут сказать и в Казани, что «не предусмотрены действенные шаги по возрождению и укреплению стержня Татарстана, великотатарской нации». То же самое могут сказать в Удмуртии, Хакасии. Сказать мало, тем более, если укрепление это автоматически будет сведено к росту рождаемости. Речь идет о таких преобразованиях в стране, которые затрагивали бы сущностные задачи развития каждого народа нашей страны и прежде всего, конечно, великорусского народа. Есть ли такие программы? Нет. Мы об этом пишем, говорим, хотя концептуальное понимание направленности таких программ есть. Вместо реализации Концепции национальной государственной политики мы получаем поток субъективных предрассудков – начиная от профессора и заканчивая скинхедом, боевиком-сепаратистом.
Кроме того, что значит «возрождение великорусской нации»? Что за этим красивым и важным лозунгом стоит? Кто мешает этому возрождению? Когда я стал министром национальной политики, первым и главным департаментом был департамент этнокультурного развития русской нации. После меня пришел мой друг и учитель В.А. Михайлов, который сразу этот департамент распустил. Это что такое? Какую политику мы предлагаем?
Русская нация осуществляет величайшие в конце XX в. реформы политической, экономической системы России. Разве может «погибшая» или «гибнущая», по терминологии Г.Х. Попова и других, нация идти на такой шаг? Думаю, что нет. Русская этнонация лучше, чем любая этнонация не только нынешней России, но и Советского Союза сохранила свой духовный потенциал. Речь может вестись о дальнейшем развитии, а не о возрождении. Это самая живая из всех этнонация, а не погибшая, чтобы ее возрождать. Такие тезисы Г.Х. Попова, схожие с тезисами прошлых статей и нынешних («Московский комсомолец», 2004 г.), посвященных русскому народу, сводятся к чисто популистскому тезису о том, что главная задача предстоящих преобразований – это увеличить численность русского народа в 2–3 раза. Кто может выступать против этого? Никто. Но Г.Х. Попов почему-то против увеличения численности татар, хакасов, тувинцев, украинцев в России хотя бы в один раз. Но, будучи экономистом, он предлагает конкретную программу поддержки семьи, строительства жилья. Разве эта проблема этнонациональная? Об увеличении численности населения за счет рождаемости можно говорить только в условиях, когда создаются объективные предпосылки для этого. Статьи не увеличивают рождаемость. Г.Х. Попов как профессиональный экономист знает это лучше меня. Кроме того, как можно добиться, чтобы, живя в одном государстве, в одном Отечестве, численность одних можно увеличить в 3 раза, а кого-то уменьшить в 3 раза? Что это будут специальные пособия на рождаемость по этнонациональному признаку? Как пишут расисты: будут давать жизнь только голубоглазым, длинноголовым. Значит не быть больше другому Гавриилу Харитоновичу Попову с его восточно-греческим видом. Идея, на первый взгляд, привлекательна даже для самосознания русского человека, но на деле идея издевательская прежде всего над русскими, а где-то даже и расистская. Г.Х. Попов, прекрасно зная этнонациональную психологию, хочет выстроить политику комплиментарности в адрес великорусской нации. А как такую политику реализовывать по отношению к одному из доминирующих народов, который вместе с другими народами живет в одном доме, в общем государстве, не разъясняется. Кроме того, мне – аварцу, женатому на русской, непонятно, войду ли я в эту «поповскую» программу.
Второй тезис, который приводит Г.Х. Попов, – это о том, что «национальные субъекты Федерации получили в некоторых отношениях больше прав, чем русские регионы». Еще одно невежество, которое не к лицу такому человеку, как Г.Х. Попов. Не будем брать отдельные случаи, которые будут за или против, а в целом это сущая неправда. И о том, что это неправда, Гавриил Харитонович прекрасно знает, прежде всего, как экономист. Опять-таки речь идет о комплиментарности в адрес одних и разжигании подозрительности в адрес других. Город Москва как субъект Федерации, мэром которой Гавриил Харитонович работал, имеет в десятки раз больше прав и возможностей, чем любая республика и даже чем все республики в Российской Федерации, вместе взятые. Гражданин России, который живет в Москве, особенно при Ю.М. Лужкове, независимо от национальности имеет сотни преимуществ по сравнению с гражданами-россиянами в Ингушетии, Кургане и так далее. Более 80 % республик Российской Федерации отнесены к категории депрессивных территорий. Или этого Г.Х. Попов не знает? Тогда о каких правах, и тем более особых, можно вести речь? В целом ситуация такова, что один субъект Федерации работает эффективнее, имеет возможности, умеет их использовать, а другой нет. Неужели можно сказать, что у Самарской области меньше прав, чем у таких республик, как Северная Осетия или Мордовия? Никогда. Действительно, была проблема в начале 90-х гг. с сохранением в составе Федерации некоторых крупных республик Российской Федерации: Татарстан, Башкортостан, Чечня, Саха (Якутия) и другие. И в первые годы после развала Советского Союза мы вынуждены были подписать с ними не только федеративный, но и «двухсторонние» договоры, которые обозначили для них, я не скажу какую-то привилегированную, но особую систему взаимоотношений, прежде всего в финансово-экономической и в бюджетной сферах. Но тут же такие договора были подписаны с областями и краями. В ситуации ослабленного центра таким образом мы может где-то и спасли ситуацию, перенося ответственности за часть полномочий в субъекты Федерации. И потому важно при анализе таких серьезных вопросов не распространять ложные стереотипы и мифы, которыми эта сфера и так переполнена, а применять прежде всего метод экономического анализа. Ведь Гавриил Харитонович, повторяю, талантливый экономист. Мне ли, философу, ему об этом говорить. Но, к сожалению, он занялся вопросами, в большей степени находящимися в сфере рефлективного анализа, и не дает конкретное экономическое обоснование своим политическим предположениям. Этого как раз-таки не хватает нам всем, а лозунгов, призывов, мифотворчества в данной сфере предостаточно. Как известно, перегрузка этнонационального самосознания любого народа мифологией ведет не только к национализму. Это прямой путь к нацизму, фашизму. Именно на это работают идеи, которые доказывают неустроенность, второсортность, ничтожность одних национальностей по сравнению с другими. Именно так работали идеологи нацизма, так работают идеологи ваххабизма (М. Тагаев) и такие идеи проповедуют российские расисты (В. Авдеев), а также баркашовцы, скинхеды и прочие. Как можно говорить о том, что «национальные» субъекты Федерации получили больше прав, чем русские регионы, если большинство из них являются депрессивными территориями в Российской Федерации? Вот тебе и «национальные субъекты» – в терминологии Гавриила Харитоновича, т. е. республики. Повторяю, здесь проблема не этнонационального, а экономического развития и не отдельных субъектов, а страны в целом, потому что этнонациональные окраины и окраины самой России, я имею в виду в том числе и окраинные края и области, в одинаковой степени выступали чаще всего исторически как экономическая периферия, откуда добывалось сырье и где недостаточно активно развивалась промышленность. Это в последние годы «сырьевые» территории стали лучше жить, ибо перестала эффективно работать промышленность. Разве мы можем сказать, что сегодня есть благоденствующие субъекты Федерации. Таковых нет. Идея и угнетенных «русских регионов» вредна и активно использовалась друзьями-межрегиональщиками Г.Х. Попова для развала СССР. Даже богатые Москва, Московская область, Ханты-Мансийский и Ямало-Ненецкий автономные округа помогают депрессивным территориям. Кроме того, к сведению Г.Х. Попова, не существуют у нас по Конституции «национальные субъекты Федерации» или «русские регионы». И «русские регионы» тоже этнонациональные, потому что это регионы, где превалирует русская нация, русские, где в преобладающем большинстве живут русские люди. Г.Х. Попов заботится как бы о русских, но не считает их этнонацией. То, что кто-то по этнонациональному признаку получил больше прав, повторяю, это неправда. Тут речь надо вести о правах и возможностях граждан, ибо мы, к сведению Г.Х. Попова, российская нация. Эти статьи недостойны Г.Х. Попова, ибо разжигают недоверия между людьми и национальностями внутри страны. И инициирование «отделения русских» от России – глупость, которую предлагали в том числе соратники Г.Х. Попова на съезде народных депутатов РСФСР. К чему это привело ясно, хотя тогда идеи о том, что РСФСР кормит всех, казались правильными. Говорю все это не как посторонний наблюдатель, а как человек, который был руководителем рабочей группы по разработке Федеративного договора, который состоялся и спас РСФСР от развала. А Верховный Совет СССР вместе с Г.Х. Поповым и М.С. Горбачевым все упустили. Варианты Федеративного договора имеются у меня в архиве, в них предлагалось создать Федерацию только на основе республик Российской Федерации и предполагалось, что они заключают договор с Русской республикой, которая должна была образоваться на основе объединения всех краев и областей. К чему бы это привело? Во-первых, многие из этих вариантов претендовали на то, что мы вновь учреждаем российское государство. Мы стали исходить из того, что Российское государство учреждено тысячелетие тому назад и нет необходимости заново выстраивать здание российской государственности. Мы взяли на себя только один вопрос – разграничение полномочий по вертикали между органами власти Федерации и органами власти субъектов. А Г.Х. Попов, как и многие политики и ученые, к сожалению, так и не понял этого различия между Союзным и Федеративным договорами, рассматривая Федеративный договор как договор, который учреждает заново российское государство. По их статьям ясно, что они не видели, не читали Федеративный договор. И мыслят до сих пор по схеме Союзного договора, который не состоялся. Советский Союз развалился. Но, ничего не поняв, Г.Х. Попов переносит идеологию развала на Российскую Федерацию.
Кроме того, следует обратить внимание на то, что республики Российской Федерации как бывшие автономные республики РСФСР фактически имели все эти права, которые закреплены за ними Федеративным договором и новой Конституцией Российской Федерации. Это и право субъектов на издание своих законов, и право иметь свой герб, флаг, конституцию и т. д. Повторяю, все автономные республики имели эти права еще в условиях РСФСР. Они только закрепили, сохранили за собой этот статус в новых условиях. Обращаю внимание на то, что российские республики и тогда еще назывались национально-государственными образованиями. Ничего нового в новых условиях так называемые «национальные субъекты» Федерации не получили. Все наоборот. Новые преимущества федерализма наравне со статусом бывших республик получили края, области («русские регионы» – по терминологии Г.Х. Попова) и автономии Российской Федерации. Они впервые стали равноправными субъектами Федерации, впервые получили возможность издавать свои законы. Сегодня областные, губернские думы, парламенты работают во всех краях, областях и автономиях. Они имеют возможность издавать свой устав (конституцию – основной закон) края, области и автономии, вывесили свои флаги и гербы и всю остальную атрибутику государственных образований. Почему же такие умные люди, как Гавриил Харитонович, вместо анализа конкретных процессов, факторов руководствуются вновь и вновь стереотипами, распространяют их и будоражат итак кризисное этнонациональное сознание народов страны, опускаясь в своем анализе на уровень скинхедов. Разумные люди не должны строить даже свои рассуждения на предрассудках, а призваны с помощью истины преодолевать их. Он пишет, что обязательно надо иметь в виду, что в так называемых «национальных субъектах» Российской Федерации большинство составляют местные народы, а во всех остальных большинство составляют русские. Это тоже не так. Вновь заблуждение. Кроме того, 96 % русских и украинцев, проживающих в Ханты-Мансийском округе, разве не пользуются статусом Ханты-Мансийского округа или 3–4 % хантов и манси «эксплуатируют» кого-то. Непонятно, почему более 60 % русских, живущих в Удмуртии, пользуются меньшими благами, чем 30 % удмуртов. То же самое можно сказать по большинству так называемых «национальных субъектов». Еще раз подчеркиваю, что здесь вовсе не этнонациональный вопрос, а вопрос государственного строительства и управления. А Г.Х. Попов все сводит к этнонациональному вопросу, а потому ищет там старые проблемы и конфликты. Этнонациональный вопрос мешает нам жить и потому свергает на этой основе этнонации. Изначально по нашим предрассудкам и психологии предлагаем неприятные и вредные прожекты. Этнонациональный вопрос многие политики и ученые в России превращают в городскую свалку, а потом обвиняют, что от этой свалки дурно пахнет.
Совершенно разрушителен и аргумент Г.Х. Попова о том, что «в автономиях русские оказываются чем-то вроде людей второго сорта хотя бы уже потому, что они не знают никакого другого языка, кроме русского». К сожалению, на родном языке в «автономиях» уже говорят только дома, на базаре и еще где-то. Кроме того, как русские «оказываются людьми второго сорта», если практически все население страны (и даже греки!) разговаривают везде только на русском языке? Свой родной язык удмурты, мордва знают меньше и хуже русского. В Удмуртии, в Марийской Республике, даже в Кабардино-Балкарии, в Северной Осетии, я не говорю о Хакасии, Чувашии, вы фактически не услышите в городах иной речи, кроме русской. Русский язык – это государственный язык на всей территории Российской Федерации. Везде все почти на русском языке. Во всех учреждениях документация ведется на русском языке. Радио, телевидение, как правило, работают на русском языке. В поездах, самолетах говорят на русском языке. В больницах, в милиции общаются на русском языке. Почему в этой русской среде русский человек должен себя чувствовать второсортным, а не удмурт, чеченец, мордва и другие, которым надо прилагать специальные усилия, чтобы выговориться на своем языке, чтобы услышать свою речь, чтобы послушать свою музыку, песни и т. д. Нет, я вовсе не идеализирую попытки русских в республиках
Российской Федерации, но положение других национальностей на различных территориях хуже. И это все результат отсутствия четкой государственной политики, где каждый гражданин независимо от национальной принадлежности был бы защищен в своих правах, был бы представлен в органах власти без дискриминации. Этнонациональное самочувствие всех россиян неблагополучно. Проблем, в том числе и у русских, предостаточно, и ими нужно заниматься, а не провоцировать демагогией межнациональную вражду и недоверие. Мы говорим, что из татарских родов вышли Н.М. Карамзин, И.С. Тургенев, К.А. Тимирязев и т. д. Но сколько часов в месяц российское радио, российское телевидение говорит на татарском языке? Имеет ли Россия, где проживает более 6 миллионов татар, хотя бы одну общероссийскую официальную татарскую газету? То, что развиваются в краях и областях отдельные воскресные школы, отдельные мелкие издания, это все делается фактически в традициях большевистского подполья. И редко стимулируется органами власти, кроме может быть отдельных областей, таких как Оренбургская, Саратовская и некоторые другие. Опять-таки здесь эти проблемы надо рассматривать не через этнонациональный признак, а через состояние самой власти, самого гражданского общества, их готовности адаптироваться к многонациональности и функционировать в многонациональной среде.
Кроме того, наверное нам всем, и Гавриилу Харитоновичу особенно, понятно, что «русский мир» это не только достояние одной русской нации в нынешних условиях, а достояние всех нас, потому что мы все, начиная от Н.М. Карамзина и до Г.Х. Попова, работаем на этот мир. Тут надо говорить о качестве этого мира, насколько учитывается этот вклад, насколько стимулируется этот вклад сегодня, когда мы фактически вряд ли будем иметь в новых исторических условиях таких гигантов как Мустай Карим, Расул Гамзатов, Давид Кугульдинов, Фазу Алиева, Алим Кешоков и многие другие. В Советском Союзе таких поэтов переводили, пропагандировали, а теперь это делается редко. До русского читателя не доводится творчество поэтов, писателей других национальностей, тем самым ущемляются права русских в познании духовного мира своих соотечественников.
Следующий тезис Гавриила Харитоновича правильный, но приобщенный таким укорам к этнополитике в самой России и обвинения, что «брошены на произвол судьбы миллионы русских, которые оказались за пределами России, но не получили автоматически российского гражданства». Это результаты тех подходов, которые были навязаны в том числе Г.Х. Поповым с Б.Н. Ельциным и другими, когда они фактически вели к развалу Советского Союза во имя демократии и либерализма. Мне приходилось тогда выступать неоднократно о том, что русский народ, русский человек имеет другую меру ответственности перед страной, чем эстонец, ибо речь идет об исторической России, о том, что мы не можем разваливать, в том числе и потому, что после развала Советского Союза за пределами нашего государства останутся миллионы русских. Никто тогда не услышал. Мне пришлось одному из первых провести международную конференцию в Санкт-Петербурге еще в начале 1992 г. о судьбах наших соотечественников за рубежом на территории бывших республик Советского Союза. Теперь эта трагедия стала понятна всем, но опять-таки разве это проблема только русских. Это наша общая проблема. Сотни тысячи аварцев, лезгин, тысячи цахуров, рутульцев из одного лишь Дагестана оказались на территории Грузии и Азербайджана, Кыргызии и Казахстана. Чем, интересно, их судьба отличается от миллионов русских, которые оказались за пределами России? Нет ни одного народа в Российской Федерации, часть которого не оказалась бы на территориях бывших республик Советского Союза. Относительно этих народов речь может идти не о количестве, а о качестве этой проблемы для каждого человека. Поэтому это не только проблема русского народа, а всех нас. На деле нельзя представлять так, будто бы все остальные народы обустроились в своих домах и живут спокойно, а только русские остались на улице, за порогом России. Такие аргументы умные люди не приводят, а если и приводят, то их приводят вкупе с другими. Узколобый взгляд на этнонациональные проблемы будоражит их, приводит их к конфликтам, а не к согласию. До сих пор наши соотечественники из ближнего зарубежья сохраняют облегченный вариант обретения гражданства. Об этом неоднократно говорил Президент Российской Федерации В.В. Путин. А Г.Х. Попов говорит о них на уровне 1992 года.
Совершенно не понятен тезис, утверждающий то, что «организационно не решены проблемы таких коренных славянских национальностей, как украинцы и белорусы». Что имеет в виду Гавриил Харитонович? Украина и Белоруссия ушли от России благодаря демократизации всего и вся. А теперь образованы как и для других федеральные национально-культурные автономии украинцев и белорусов, предпринимаются меры для изучения в школах или воскресных школах украинского и белорусского языка, достаточно активно развиваются отношения с Украиной и особенно с Белоруссией. Если речь идет о преобразовании Тюменской области в Тюменско-Украинскую Республику, потому что там преобладающая численность населения – украинцы, это уже другой вопрос. И вряд ли Гавриил Харитонович вопрос ставит так. Украинцы в России – это одна из самых организованных общин. Поговорите с руководителем ФНКА украинцев А.А. Руденко-Десняк, сходите в Украинский культурный центр на Старом Арбате. По-моему, и сам Г.Х. Попов был президентом национально-культурной автономии греков в России. А что в этом плане организационно решены все проблемы греков в России? Или организационно решены все проблемы турок-месхетинцев? По Г.Х. Попову, их проблемы носят второсортный характер, потому что они не являются представителями «коренной славянской национальности»? Терминология статей вообще не стыкуется с реалиями и наукой «этнология» или даже «этнополитология». Мы все в России «коренные». В конечном итоге, мы и тут убеждаемся в том, что проблема не в «коренной славянской национальности», а в людях, которые оказались вне своей национально-культурной среды, вне исторической родины, скажем так, хотя для многих исторической родиной всегда была и остается Россия. Поэтому надо говорить обо всех национальностях и их всех обустраивать в России как родном Отечестве, а о соотечественниках – этнических россиянах заботиться тоже независимо от их национальности.
Следующий тезис Г.Х. Попова: уравнялись между собой «национальные» регионы, насчитывающие сотни тысяч, а то и миллионы граждан, и те, в которых их всего несколько тысяч. Нужно ли этнонациональную проблематику мерить количественными признаками и к чему мы вообще придем, следуя таким путем. И так ведь ясно, что больше прав у тех, кого больше. В реальной жизни надо тогда определить, с какой примерно численностью этнонации в таком случае имеют перспективы своего обустройства. Хантов действительно 30 тысяч человек, а манси – 12 тысяч человек, но в мире есть даже государства с 30-тысячным населением. Каковы критерии? Демократическая система направлена в том числе и прежде всего на защиту прав меньшинств, но в данном случае тогда Гавриилу Харитоновичу надо не только Россией заняться, но заняться обустройством современного мира, в частности Организации Объединенных Наций. Почему уравнялись в правах между собой Китай и Россия, ведь различно население, и далее до Кувейта и еще многих мелких государств. И что значит «уравнялись» между собой «национальные» регионы или вообще субъекты Федерации?
Рассуждения Г.Х. Попова по этнонациональным проблемам формирует совсем замшелое мнение. А ведь недавно он был одним из лидеров демократического движения, мэром столицы страны. При нем вся эта проблематика тоже была запущена, которую в корне исправляет Ю.М. Лужков.
Все права, которые даются субъектам Федерации, даются не только для субъекта Федерации или какой-то национальности, а для политического или территориального образования, для обустройства и благополучия граждан Российской Федерации, независимо от того, к многочисленным народам они относятся или к малочисленным, в том числе на территории краев, областей, республик или маленьких округов. Все граждане независимо от численности должны обладать равными правами. И национальности тоже. Другое дело, насколько организационно, политически, экономически целесообразно образование тех или иных субъектов Федерации. Это другой вопрос. Это уже опять не этнонациональный вопрос.
Совершенно не оправдан и тезис Гавриила Харитоновича: «В России по-прежнему остались вне государственного устройства такие народы, как немцы, поляки, греки и т. д.». Интересный такой, чисто советский подход, отрицающий все то, что Г.Х. Попов до этого говорил. Оказывается, Г.Х. Попов как грек остался вне государственного устройства. Это очень интересное сообщение. Человек, который был депутатом Верховного Совета СССР, мэром столицы нашей страны, человек, который так заботится о русской нации, оказывается, находится вне российского государственного устройства. Величайшая глупость, которую некоторые доводят до того, что у русских тоже нет в России своего государственного образования. Но у нас нет в стране персональных государственных образований ни в личном, ни в этнонациональном плане. Грек, немец – это такие же граждане Российской Федерации, как и русский, хакас и все остальные. Следовательно, все они имеют одинаковые права по отношению к российской государственности и к субъекту Федерации, и на территории которого они проживают. У нас власть, государство, государственные образования (субъекты Федерации) есть результат волеизъявления многонационального народа России (в общенациональном масштабе), а в субъектах Федерации – многонационального народа субъекта Федерации. Г.Х. Попов повторяет ложные положения, которые перешли от союзного парламента, где по глупости, неведению или для развала страны был принят закон для обустройства народов, которые, якобы, не имеют своих государственных образований (1989 г.). Такое непонимание сути государственности и гражданственности и развалило Советский Союз. Г.Х. Попов теперь решил поработать над Российской Федерацией. Удмуртия, Дагестан и многие другие субъекты Федерации – это не персональные этнонациональные образования удмуртов и дагестанцев, а коллективная форма их государственности. Нет большей ошибки, чем говорить, что кто-то не обладает своей государственностью, живя в России и будучи гражданином Российской Федерации, в едином для всех государстве. Российская Федерация – это форма государственности для всех народов и граждан России. Она создана, повторяю, волеизъявлением многонационального народа страны, а не одной какой-то даже самой великой этнонации. Это уже нация-государство.
Г.Х. Попов далее пишет: «Не решена проблема национальной структуры типа Чечни, население которой не спрашивали о его желании оставаться в России». Вообще интересный подход. А у кого спрашивали? У русских спрашивали? У греков спрашивали? И почему через день у кого-то надо спрашивать, желают они оставаться в государстве или нет? Уже спрашивали однажды о желании сохранить Советский Союз. Большинство выразили желание сохранить, но и что сделал союзный парламент, где Г.Х. Попов был не последним человеком. Кстати, в моем родном Дагестане спросили и 99 % ответили «да». И в Чечне, уже, кстати, спросили – тоже «да». Надо ли провоцировать новые референдумы о развале страны? Или, каждое утро, просыпаясь, надо спрашивать у членов своей семьи, хотят ли они и дальше оставаться семьей? Это просто глупо, неприлично, нетактично в конце концов, потому что мы однажды решили жить вместе, мы – семья. Разве Чечня выходила из состава Российской Федерации? Чечня входила в Россию неоднократно, начиная с XVII века. Это совершенно некорректный, провокационный вопрос. Чеченские владетели в 1807 г. заключили договор о вступлении в подданство России, в котором клялись в верности России на священном Коране. Какие еще желания спрашивать? Другое дело, после величайших трагедий XX и начала XXI вв., если бы сохранилась более или менее легитимная, политическая власть А. Масхадова, то, вполне возможно, могли бы пойти на проведение опроса, референдума еще тогда. Граждане России в Чечне высказались на выборах В. Путина, А. Кадырова, А. Алханова за то, чтобы быть в России. Кроме того, у нас нет в чистом виде этнонационального суверенитета. Надо спрашивать не только у чеченцев, но и русских, дагестанцев, ингушей, которые жили и живут в Чечне. Надо спрашивать и у тех чеченцев, которые выехали из Чечни и живут в России. Вообще рассуждения Г.Х. Попова, к сожалению, – это величайший набор предрассудков. Только ученый человек мог их собрать в такую кучу. Ни один тезис из его статей невозможно взять за основу, чтобы действительно он имел бы реальную почву для выводов. Все эти тезисы выдвигаются в подтверждение той изначальной посылки, что нынешняя система обустройства национальностей не имеет будущего. Да, если исходить из представлений Г.Х. Попова и его тезисов, то действительно будущего нет. Но наше счастье, что реальная ситуация немножко другая. И дела обстоят немножко в другом измерении, в ином сочетании оттенков, хотя никто не идеализирует состояние этого вопроса сегодня и в прошлом. Наоборот. Но подобные «поповские» рассуждения уводят от действительного анализа состояния нашего многонационального государства и возвращают к худшим формам, формальностям, стереотипам, насаждая таким образом недоверие между россиянами различных национальностей. А это вредно и провокационно в такой сложной и не устоявшейся в новых условиях системе этнонациональных отношений.
И, наконец, самый главный тезис Г.Х. Попова о том, что «все эти проблемы будут решены только в одном случае: если будет обеспечен рост численности русских». Уже в прошлом некоторые национал-шовинисты этого требовали. Доля русских в России действительно стала возрастать. Но, к сожалению, по другой логике. В Российской империи, в старой России русских было 45 %. В Советском Союзе чуть больше 50 %. Ныне численность русских в России уже более 82 %. Ни такого ли увеличения численности русских добиваются Г.Х. Попов, В.В. Жириновский, Д. Рогозин, А. Севастьянов и другие. Доля русских действительно возрастет, но опять за счет ухода из России целых народов, которые по логике Г.Х. Попова не должны размножаться в России. Вспомните задачи, которые ставили национал-шовинисты черносотенцы перед собой: добиться, чтобы преобладающее большинство населения в России были русскими. Они просто в начале XX в. выжили из России поляков, финнов, прибалтов. Соответственно, русских стало больше. В годы советской власти ставился вопрос об увеличении численности русских в структуре населения. И бесконечные статьи в разных зарубежных изданиях, которые говорили об опасности уменьшения количества русских в России. Вопрос решили. И, как считают наши зарубежные оппоненты, достаточно успешно: выжили из России эстонцев, латышей, таджиков, литовцев, казахов, киргизов, узбеков, туркменов, азербайджанцев, армян, грузин. И русских стало 82 % в структуре населения страны. Теперь для воплощения идеи Г.Х. Попова и В.В. Жириновского в жизнь необходимо увеличить численность русских в России, для чего опять развалить Россию и довести численность русских до 99,9 %. Вот до чего могут довести необдуманные этнонациональные идеи. Сегодня это невозможно даже в границах Московского царства, ибо единственный тезис Гавриила Харитоновича, с которым я согласен и хочу привести, – это тезис о том, что «великая Россия не может не быть многонациональной». Значит, надо укреплять эту многонациональность за счет самочувствия, благополучия и роста рождаемости всех национальностей, «чтобы российскому роду не было переводу». Многонациональность должна быть так обустроена, чтобы была источником силы российского государства, единства российской нации.
Какую все же модель в решении национального вопроса предлагает Г.Х. Попов для современной России? Он анализирует первую модель, которая утверждена в США, модель, в которой все национальности «выварены» в одном котле, оказываются тоже не гарантированными от национальной и расовой розни. Америка неоднократно страдала от этого и перешла к системе равных возможностей всех национальностей и расовых групп за счет паритета интересов и партнерства. Это всем известно, и там давно отказались от теории «плавильного котла». В США жестко преследуются любые проявления нацизма и расизма, в том числе и Г.Х. Попов, уверен, не мог бы неоднократно выступить в США с расистскими статьями, в которых предлагал бы количество ирландцев или белых увеличить в 3 раза, а о чернокожих забыть. За это можно схлопотать штраф или даже тюремное заключение. Значит, американская модель нам не подходит, потому что у нас есть Попов. И самое главное, что он не самый худший, а просто не специалист. Не ведает, что говорит, при этом не понимая, что за ним придут те, кто «не ведает, что творит».
Вторая модель – выделение национально ориентированных регионов на примере Испании, Великобритании, Бельгии. Этот путь тоже, оказывается, не является благополучным, так как имеют место конфликты. Вывод, который делает Г.Х. Попов: «неизбежный вывод – ни абсолютно «безнациональное» устройство, ни национально-территориальный подход проблемы не решают».
Первое это то, что надо уходить от территориального обозначения этнонации. Это уже история. Бороться с ней нет смысла, надо заниматься и территориями, и национальностями. Но попытки решить эти проблемы только на уровне национально-культурной автономии означают превратить этнонации в Большой театр с исключением многих социально-политических потребностей и функций, а этнонация – это часть общества со всей гаммой своих экономических, социальных, политических и прочих интересов и потребностей, не говоря уже о нации-государстве. Г.Х. Попов говорит: «На всей территории страны из представителей землячеств формируются при каждом представительном органе на всех уровнях палаты национальностей». В этом духе идет уже работа в Ассамблеи народов России. При этом в Воронежской, Оренбургской, Саратовской областях, Бурятии, Саха (Якутии) и других субъектах Федерации созданы соответствующие ассамблеи народов этих субъектов Федерации. Они работают в тесном контакте с Ассамблеей народов России. При этом они совместно решают вопросы развития этнонациональной культуры, традиций, совместных взаимоотношений между национальными общинами, отдельными людьми различных национальностей, а также укрепления единства многонационального народа Российской Федерации. Конечно, хорошо было бы, если бы они имели свои бюджеты, но эта проблема не решена даже для дисперсно проживающих национальностей.
Попытки Г.Х. Попова свести всю этнонациональную жизнь, в конечном итоге, к национально-культурным автономиям не убедительны для многих народов. Они хотят полноправной жизни граждан своего Отечества, его народов. И такие подходы будоражат национальное самосознание, активизируют конфликты. С точки зрения культурного развития предложения Г.Х. Попова вполне могут быть и приемлемыми, но я еще раз подчеркиваю, что народы России – это не только и не столько коллективы художественной самодеятельности. Они имеют свои привязанности к определенной земле, к определенной территории, к определенным историческим традициям, они хотят быть социальными носителями новых традиций, политически их самоутверждать в жизни своей общности, своей страны, государства российского, принимать активное участие в социальной, политической жизни государства, общества. Пренебрежительное отношение к этнонациям, независимо от их численности, оборачивается их пренебрежением к государству, а это опасно.
Считаю, что совершенно не приемлемы и попытки, как это делал Миннац, объединения народов всей страны на угро-финские, тюркоязычные, горские, казачество и т. д. Нужно объединять все национальности в том селении, в поселке, в городе, районе, республике, крае, области, регионе, в которых они живут. Из сотрудничества и сплоченности их на этих территориях состоит сотрудничество всех народов России, их единство в России. Ничего плохого нет в том, что депутатами становятся И. Кобзон, Р. Абрамович, Б. Березовский, А, Чилингаров. Вопрос в другом: насколько обеспечено представительство различных национальностей в высших органах государственной власти и прежде всего в представительной власти. Не надо делать национальности заложниками ложно понимаемой демократии при проведении выборов по принципу «один человек – один голос», когда меньшинство всегда будет в проигрыше или результаты выборов будут зависеть от уровня агрессивной этнической мобилизации, когда мы фактически заставляем сосредоточиться народы на процессе выборов вместо того, чтобы изначально давать возможность депутатам из Карачаево-Черкессии избрать несколько депутатов в Государственную Думу: одного карачаевца, одного черкеса, одного русского или еще от других народностей Карачаево-Черкессии. Попытки же, как в начале века, ограничить интересы народов только национально-культурными потребностями ни к чему хорошему не приведут.
Я уже говорил, что всегда ждал появления статей Г.Х. Попова, одного из грамотных и умных людей России. Но после того, как он занялся национальными вопросами, я стал бояться появления его статей, потому что он – человек авторитетный, и к словам, которые он говорит, люди относятся более серьезно, чем к высказываниям людей уже «с диагнозом», а статьи по сути носят, к сожалению, дилетантский и даже провокационный характер. К статье «Берегите русских» от 5 апреля 2000 г. в «Независимой газете» я отнесся с определенным пониманием. Название хорошее, ибо беречь русских – главная задача государства. От этого зависит и то, как нас будут беречь в России. Но потом последовала статья «Национальности в России». Но, видимо, заветная мысль Г.Х. Попова в окончательном варианте выражена в статье в «Независимой газете» от 26 апреля 2000 года. Статья называется страшно – «Русский холокост». Это страшно названо потому, что мы живем в русском государстве, мы объединились вокруг русских. Если русским «холокост», то нам всем остальным давно конец. После этой статьи один достаточно политизированный земляк, с которым я спорил все эти годы и которому я доказывал, что нахождение в России возвеличивает Дагестан, увеличивает возможности суверенитета и достоинства Дагестана и дагестанцев, подходит ко мне и говорит: «Какое теперь Ваше мнение после статьи Г.Х. Попова “Русский холокост”?» О какой нормальной жизни в России можно говорить для нас – кавказцев, которых и так не очень любят в России, если в России для самих русских исторически предлагается «холокост». Почему, говоря о проблемах народа, страны, надо оскорблять страну, народ.
Хочу сказать Г.Х. Попову как аварец греку следующее: нам – нерусским – очень хорошо надо подумать, прежде чем рассуждать о великороссах. Какие бы мы ни были грамотные и умные, нам не дано понять сущностное содержание истории русского государства, выбора великороссов, психологии и самочувствия великороссов. Мы начинаем рассуждать о русских, может быть, достаточно заинтересованно и искренне, но это взгляд все же со стороны, пусть даже самый доброжелательный, дружеский, братский, но взгляд все-таки со стороны. Даже самый великий врач не может понять боль больного, все оттенки этой боли, как сам больной. Поэтому я бы предостерег и себя, и других, склонных рассуждать о великороссах, о русских, о русской нации, от чрезмерной заботы о русских. Чтобы их не оскорбить. И главное, чтобы не переполнять их национальное самосознание ущербными по природе мифами. Ведь это действительно великая нация. Кроме того, «заветные мысли» о великороссах надо ли начинать со слов: «Заботу о своей нации называют национализмом». Как раз-таки великороссы, русские никогда заботу о своей нации не называли национализмом. Национализмом русские и вообще в России называют не заботу о своей нации, а когда любовь и забота о своей нации сопровождаются ненавистью и преследованием других национальностей. Русские, как никто из нас, отвергают национализм. Посмотрите, как голосуют в некоторых республиках, краях, областях за националистов. И плохо, что такие авторитетные люди, как Г.Х. Попов, навязывают русским национализм, который разрушителен для многонациональной России. Национальное – бесспорно, но националистическое – направлено, прежде всего, против перспектив своего народа. Речь идет не о нашем понимании, а о логике действия националистов, которые становятся нацистами, а потом и фашистами. Говорить о том, что в национализме «на мой взгляд, ничего отрицательного нет», означает стимулировать этот национализм и его превращение в нацизм. Обо всем этом Г.Х. Попов писал в начале 2000 года. А теперь тысячные отряды нацистов, бритоголовых убивают таджика, узбека, азербайджанца, африканца в Санкт-Петербурге, в Москве, Воронеже и т. д. И кто ответил? Я имею в виду из тех, кто на боли и трагедии народов выращивает заразу нацизма и фашизма. Патриотизм не терпит оскорбления, унижения, свержения другой национальности. По-моему, об этом написано великими российскими умами очень много. Каждый народ имеет отработанную систему собственно социального и духовного самосохранения. Она не националистична и не изолирована от других народов, не враждебна другим. Но и эта система не является самодовлеющей, а имеет потенциал национальных традиций, национальных ресурсов, возможностей. Это ни в коем случае не национализм, а патриотизм в нормальном человеческом смысле этого слова. А патриотизм, переходящий эту грань любви к своему народу в ненависть к другому, оборачивается в национализм, а за ним следует нацизм. То, что у нас называют национализмом, в Америке, в Европе называют нацизмом, расизмом. И одна из задач, которую ставят перед собой националисты-фашисты, – это традиционно показать свой народ самым угнетенным, самым оскорбленным, самым неустроенным, самым преследуемым. А за этим идут претензии на борьбу за свою исключительность. Это подготовка к нацизму, фашизму. Именно таким путем шли в свое время А. Гитлер, Б. Муссолини. Вы почитайте речи А. Гитлера еще в начале его деятельности в Австрии, в Германии, когда он доказывает, что самым угнетенным народом в Германии являются немцы, самые бесправные – это немцы и их угнетают славяне и евреи. И у немцев меньше всех жизненного пространства в Европе для развития. И дальше начинается, что только немцы заслуживают великой судьбы, великих завоеваний, великих благ, что они – наследники Римской империи, и прочее. Плюс мифология Г. Гегеля, Ф. Шеллинга с Ф. Ницше и их искаженное использование на практике. А все остальные народы или должны стать немцами, или стать рабами. Вот вам и модное сегодня: «Россия для русских». Почитайте баркашовцев, веденеевцев, лысенковцев, удуговцев, тагаевцев и других, и вы узнаете, кто чей соратник. Больно видеть среди них седую голову Г.Х. Попова. Тысячи страниц подобной демагогии написано в нынешней России, но Г.Х. Попов не имел права на подобные предрассудки. Настоящая интеллигенция в России просвещала, а ныне много тех, кто вводит в заблуждение, в грех.
Читать бесплатно другие книги:
