Раскрутка Троицкий Андрей

— Хорошо. Вот что, Руслан, слушай меня внимательно. Это надо будет сделать максимально быстро, красиво и без лишнего шума. Саму тему надо провернуть не позднее вечера субботы. Уяснил?

— Да.

— Деньги отвезешь Бруно. Он уже на низком старте. После того как исполнишь, разрешаю взять неделю отпуска. Ты ведь, кажется, на Мальдивы собирался?

— Ага.

— Вот как раз и съездишь, развеешься. Но сперва надо закончить наше общее дело.

— Хорошо, Пал Андреевич. Я постараюсь.

— Да уж постарайся. Умудрился намусорить — сумей и убрать за собой…

Вологодская область, Шекснинский район. Городок, название которого Купцов никак не мог запомнить, 2 июля 2011 года, сб.

Пыльный солнечный свет робко пробивался в гостиничный номер сквозь в нескольких местах прожженную сигаретой, тоскующую по прачечной штору. Сшитую из столь плотной материи, что весьма ощутимый с утра норд-норд-вест не мог поколебать ее абсолютной статики.

За окном азартно переругивались пернатые. Их визгливый полифонический гундёж, доносившийся через распахнутую форточку, умиротворяюще действовал на человека, привыкшего засыпать и просыпаться исключительно под фоновое скрежетание шмыгающего под окнами общественного и частного транспорта.

Хорошо спалось Купцову в провинциальной глуши. Ох и хорошо!

Впрочем, практика показывает, что после беззакусочного употребления «в одну харю» сорокаградусной жидкости общим количеством в три граненых стакана, мертвецки забудется даже и богатырь, страдающий хроническим расстройством сна.

Ну да любому умиротворению все равно когда-то приходит конец. Опять же, «не всяку кручину заспать можно». А кручинился Купцов, как нетрудно догадаться, по причине случившегося накануне «Ватерлоо», в коем он оказался разбит на голову, не успев даже вступить в само сражение.

Потому и накушался он неприлично на ночь глядя.

Потому-то всю ночь ему и снилась Яна Викторовна в разных, не самых пристойных ситуациях и позах.

Потому-то он и не сразу сообразил, что настойчивое «Леонид Николаевич! Алё!» является не логичным продолжением сна, а раздается вполне себе наяву. Сопровождаясь монотонным постукиванием кулачка в дверь купцовского номера.

— …Леонид Николаевич! Алё!.. Вы там как? Живы?.. Па-адъем!

Купцов, наконец, выпутался из объятий Морфея (вернее — супруги его Марфуши), с усилием приподнял набрякшие веки и удивленно уставился в недвижимую тряпку на окне.

«Кто я? Где я? Какого я?..»

— Инспектор Купцов! Вы меня слышите? Подъем! Солнце уже высоко!

Запоздавшее с побудкой купцовское сознание нехотя шелохнуло мозг, и Леонид в панике подкинулся на одноместной койке.

Жалобно взвизгнула панцирная сетка.

— Яна Викторовна?! — хрипло пробасил, а на деле выдал подобие бельканто Купцов и замотал головой в поисках места ночевки джинсов. — Это вы? Извините я… я был в душе. И не слышал, как вы стучали!.. Одну минутку! Я сейчас.

Он метнулся в угол комнаты, попутно бросив взгляд в зеркало, и… буквально похолодел от увиденного. Потому как рожа там отражалась помятости в высшей степени омерзительной.

— Мы ждем вас в столовой, — раздался в ответ привычно-насмешливый темборок Асеевой. — Через площадь, строго напротив главного входа. Вам заказать что-нибудь?

— Да. Если можно — минералки и кофе.

— Поняла. На мой вкус.

Теперь к насмешливости добавилось еще и легко угадываемое презрение. Или это страдающий Купцов просто принял нежелаемое за действительное?

Зацокали, удаляясь, по коридору звонкие асеевские каблучки. Даже на таком почтительном расстоянии болезненно отдаваясь молоточками-эхом в похмельной голове.

Ну, здравствуй, Утро! Хочешь финик?![14]

Минут через пятнадцать более-менее пришедший в себя после спринтерского отмокания в душе Купцов выполз из гостиницы и аккуратно, стараясь не делать резких движений, поплелся в направлении «строго перед собой». Ориентиром служила припаркованная возле столовки тускло-серая, пожившая «мазда» с надписью по борту «Охранное предприятие „Квадрига“». На этой тачке Купцова с Яной вчера торжественно, хотя и без фанфар, встретили в аэропорту Череповца и переместили к месту временного проживания.

Столовая располагалась на первом этаже мрачноватой расцветки кирпичного двухэтажного домишки, принадлежащего к числу немногих чудом сохранившихся в городке исторических достопримечательностей. По крайней мере на входе, аккурат под аляповатой вывеской «ИП РАГИМОВА. Столовая „Уют“. Еж. с 8-00 до 19–00», красовалась косенькая табличка «Образец здания складского назначения второй половины XIX века, стиль „классицизм“. Охраняется государством».

Возле дома хаотично, словно на пляже, в землю были воткнуты несколько линялых фирменных зонтиков местной пивной компании «Скобарь», пластиковые столы под которыми предназначались для любителей трапезничать на открытом воздухе. Положа руку на сердце, сейчас Купцов с куда большим удовольствием разместился бы под одним из зонтов, рискнув поправить здоровье «скобарем». Тем более что воздух в столовской зале, куда он через минуту вошел, оказался сперт, прогоркл и насквозь прокурен…

По причине утра субботы народу внутри практически не было. Помимо предающихся чревоугодию Асеевой и Володи, в данный момент здесь лакали пивко два местных алкаша да в самом дальнем углу, у окошка, сидел с баночкой псевдоджина стриженный под «полуноль», неприятного вида качок в застиранном спортивном костюме. Такой вот этнографо-культурологический привет из девяностых.

— А вот и Леонид Николаевич!

Накануне зажигавшая в легкомысленной маечке Яна Викторовна сегодня облачилась в брючный костюм, вернувшись к строгому деловому стилю. Невзирая на наличие отсутствия в отеле «Звездочка» привычных бытовых удобств, выглядела она необычайно свежо и благоуханно. В общем, «ажно завидки берут!».

— Здрасте, — хмуро кивнул даме Купцов, усаживаясь, однако, поближе к охраннику. Потому как — амбре.

— Доброе утро. Хотя… Судя по выражению лица, могло быть и подобрее? — не удержалась от шпильки юрисконсультша.

— Нормальное. Привет, Володя.

Леонид обменялся вялым рукопожатием с белобрысым, крепким пареньком в униформе охранного предприятия «Квадрига» и много живее потянулся к бутылке с минералкой. Наблюдавшая за ним Асеева улыбнулась и двинула в его сторону тарелку с желтым квадратом омлета в обрамлении россыпи баночного горошка и двух виньеточно выгнувшихся в процессе варки сосисок.

— Вы бы сперва поели, пока все окончательно не остыло.

— Спасибо, — стараясь не дышать в дамскую сторону, буркнул Купцов и принялся нехотя ковыряться в тарелке.

— Так какой у нас на сегодня будет распорядок дня? — спросил Володя, деловито вынимая из нагрудного кармана форменной куртки маленький блокнотик и огрызок карандаша. Блестящая металлическая пуговица, на которую застегивался карман, сейчас критично болталась на ниточке, грозя оторваться. Так что издалека казалось, будто на груди у него висит миниатюрная медалька. А лежавшая рядом форменная кепка, наподобие «афганки», дополнительно усиливала и без того «героицкий» вид сотрудника «Квадриги».

— А вот как раз это я сейчас и выясню, — Асеева достала из портфельчика мобильник. — Прошу прощения, господа! — Она поднялась, отошла в сторонку и начала негромко общаться по телефону.

Улучив момент, Володя возбужденно заговорил:

— Леонид Николаевич! Тут такое дело! Наши парни этой ночью возле дома Семеновой срисовали «тарасовских». Чего-то они там… короче, нехорошо крутились.

— А «тарасовские», они чьих будут? — осторожно уточнил Купцов, подозревая, что в памяти после вчерашнего могут зиять пустоты.

— Это такая приблатненная команда из Череповца. Они на прежнее заводское руководство работают.

Хвала богам! Пускай и запоздало, но Леонид припомнил вчерашний разговор с местным старшиной «Квадриги» — угрюмым человеком-горой Епифанцевым. В ходе которого, собственно, сам Купцов и порекомендовал Сергею Ильичу выставить к выставленному на продажу дому супруги покойного директора круглосуточный пост охраны. Пущего спокойствия ради.

— Значит, говоришь, «тарасовские»?

— Ага. У нас с ними уже была пара серьезных стычек. До огнестрела, правда, не доходило, но ножи-кастеты свистели… Видите вон того бычка, — охранник кивнул в сторону парня, продолжавшего расслабленно тянуть «ягуара» из баночки. — Есть у меня подозрение, что он как раз из них.

— Так подозрения или все-таки основания?

— Не знаю. Раньше я его не видел. Вот только странно всё это.

— Что именно?

— Он зашел практически следом за нами. И вот уже минут двадцать цедит баночку бабского пойла объемом в 0,33. При его-то габаритах!

— Хм… Да вы, батенька, прям натуральный Ераст Фандорин! — усмехнулся Купцов и опрометчиво мотнул головой.

В затылок тотчас впились миллионы невидимых иголок.

— Что? Фигово? — сочувственно отреагировал на болезненную мимику питерского гостя Володя. И рассудил авторитетно: — Это у вас с непривычки. От нашего «Скобаря» у всех приезжих поначалу башка болит. Там ведь почти девять оборотов.

— А разве я… — удивился Купцов, но тут же досадливо прикусил язык. Потому как: «А ведь точно! Было, было под Полтавой!» Как раз с Епифанцевым по прибытии на место они и приговорили по паре кружек — за знакомство и за стратегию.

Теперь понятно, почему голова с утра как… как царь-колокол.

— Хм… Слухай, Вов! При таких раскладах не можешь на время, пока мы здесь, ствол для меня раздобыть? А то… вроде как направили юриста охранять, а я все равно что голый. Вон, — Леонид покрутил в руках вилку, — разве что имущество столовское стырить?

Володя, поколебавшись, виновато развел руками:

— Простите, Леонид Николаевич, свое служебное дать не могу. В два счета погонят… А вы к начальству обратитесь, к Сергею Ильичу.

— Так Епифанцев твой сразу после нашего разговора вроде как с мужиками на охоту укатил?

— Блин, точно! Чего-то я того, затупил… А вы шокером умеете пользоваться?

— А чего там уметь? Штыком — коли, длинным — коли!

— Вот его могу одолжить. У меня как раз есть с собой. Кстати, очень неплохая модель. Высокочастотный.

— Ну на безрыбье и задница соловей! Давай хоть шокер!

Володя сунул руку за пазуху, и Купцов предупредительно зашептал:

— Перед Яной игрушку не засвети! Не стоит барышню лишний раз пугать.

Охранник понимающе кивнул, сделав вид, что завязывает шнурок, наклонился и под столом передал Леониду шокер. Тот его столь же воровато принял, сунул под брючный ремень за спиной, прикрыв свитером, и пробормотал с заметным раздражением:

— М-дя, как цинично сказал бы в подобной ситуации Димон Пучков, он же который Гоблин: «А ведь, будь у него на руках короткоствол, все могло сложиться несколько иначе».

— Вы чего, знакомы с Гоблином? — уважительно выгнул бровь Володя.

— Было дело. Правда, давно, еще по прежней работе. А что?

— Клевый чувак! Я всегда стараюсь фильмы именно в его переводе смотреть. Правда, в этой дыре их хрен достанешь… А вы из нового, «Рок-н-рольщика» видели? Нет? Да вы че?!! Там, короче, полный улет!..

Пока охранник Володя в подробностях пересказывал Купцову незатейливый сюжет последнего фильма Гая Ричи, примерно в километре от «Уюта», в штаб-квартире здешнего шерифа, знакомый нам Павел Тимофеевич Бажанов приватно общался с оставленным на хозяйстве заместителем начальника отдела майором Митрохиным. И хотя эти двое давно и неплохо знали друг друга, разговор промеж них всё никак не склеивался.

Майор тянул время за стрелки и флегматично отбрехивался. А вот Павел Тимофеевич, напротив, нервничал и всё поглядывал на наручные часы. Стоимость которых, между прочим, превышала совокупный месячный бюджет данного конкретного полицейского околотка.

— Борис Петрович, я ведь не требую от вас чего-то запредельного! Всего лишь — четкого соблюдения законности и порядка! Правопорядка! На стражу которого, заметьте, вы сюда и поставлены.

— Вот только давай без этих твоих словоблудий! — поморщился Митрохин.

Это был тучный, приземистый дядька с угрюмым взглядом маленьких мутных глаз и крутым лбом. Пересидевший в должности вечного зама «и Крым, и Рим», и с несколько десятков милицейских реформ. По кисло-вытянутому выражению физиономии майора было видно, что нынешний визит Бажанова ему неприятен. Однако в силу исторически сложившейся в городке системы сложно выстроенных взаимоотношений между полицией и «тарасовскими», равно как между старым и новым руководством «Интеграла», Борис Петрович сейчас был вынужден, как минимум, любезно выслушать посетителя.

— Хорошо, обойдемся. Но! Неужели вам самому не надоели эти питерские уроды? В конце концов, чей это город?

— Паша, кончай меня лечить! Чего ты хочешь?

— Мне нужно, чтобы ваши бойцы оперативно среагировали на вызов и столь же оперативно повязали питерских интриганов. Вместе с их «квадриганами».

— И на каком основании? — хмуро уточнил Борис Петрович.

— Не беспокойтесь, основания будут. Главное, вовремя оказаться на месте! А там — приземлить всех, доставить в отдел и продержать… э-э-э-э… ну, допустим, до завтрашнего утра. Всех делов-то! Было бы о чем говорить?!

«Кабы было „не о чем говорить“, ты бы с этой темкой не ко мне, а к шефу выкатился», — мрачно подумал Митрохин.

Меряющий шагами невеликий ментовский кабинет Бажанов в очередной раз дошагал до окна и бросил косой взгляд на улицу.

А там, во дворе, возле полицейской «буханки» стояли трое парней из его свиты, в коих Володя из «Квадриги» опять-таки опознал бы «тарасовских» ребят. Парни лузгали семечки на пару с лопоухим сержантом из дежурки и дружно, в голос, гоготали. Такое вот имело место быть трогательное единение простого народа и переаттестованных, а следовательно, лучших из лучших сотрудников народной же полиции.

— А вызов, я так понимаю, будет по зеленой ракете? — шутканул майор.

— Смешно, — качнул головой Павел Тимофеевич, отходя от окна. — Вызов будет сделан по мобильному телефону. Персонально от вас требуется всего лишь устное распоряжение, чтобы начиная часиков с полудня полицейский патруль, а лучше несколько, тусовался в районе Слободки. Вызов поступит именно оттуда.

— «Несколько»! Может, тебе вообще весь личный состав туда стянуть? Все пятнадцать с половиной землекопов?

— Нет. Весь не нужно. Пары экипажей будет вполне достаточно.

— И на том спасибо.

— Ну так как? Договорились? — уточнил Бажанов и расплылся в панибратской улыбке. — Да не хмурьтесь вы так, Борис Петрович! В конце концов, что и кто вам эти питерцы? Мы-то с вами хотя бы земляки. Можно сказать, почти родные люди.

— Во-во. Нашему забору двоюродный плетень.

— У вас сегодня слишком мрачное настроение, господин майор, — умозаключил Бажанов. Он дернул молнию барсетки, вытащил из нее приятной глазу толщины пачку купюр, перетянутых резинкой, и небрежно скинул на замначальственный стол. — Надеюсь, сия скромная сумма пускай и немного, но все-таки его подымет.

Митрохин обреченно потянулся за лежащими здесь же, на столешнице, сигаретами и отточенным движением локтя как бы между прочим смахнул пачку в приоткрытый ящик стола.

Вот оно, мастерство! То самое, которое не пропьешь!

Инда, иначе и быть не могло. Потому как обратно они: «и Крым, и Рим», и с несколько десятков милицейских реформ…

— Ну вот, я обо всем договорилась, — возвратилась к столику довольная Асеева. — Прямо сейчас выезжаем, забираем Марью Ивановну и выдвигаемся с ней в агентство недвижимости, оттуда — в банк, а затем возвращаем ее домой. Учитывая, что все бумаги оформлены, думаю, на вечерний самолет вполне успеваем. Так что после — в гостиницу, хватаем сумки и — в Череповец.

— Прекрасный план, — согласился Купцов. — Но, с вашего позволения, я внесу в него некоторые коррективы.

— Какого рода?

— В агентство и банк вы поедете без меня.

— Что, Леонид Николаевич, головка «бо-бо»? — В голосе Асеевой одновременно прозвучали и лукавство, и разочарование.

Но Леонид стоически проигнорировал и первое, и второе:

— Володя! Вручаю тебе Яну Викторовну под персональную ответственность!

— Слушаюсь! — шутливо козырнул охранник.

— Идем далее: в агентстве постарайтесь вскользь упомянуть, что в Питер мы возвращаемся завтра дневным рейсом. У нас ведь забронированы билеты и на завтра?

— Да. Но я не понимаю…

— Потом, все вопросы потом, — бесцеремонно отмахнулся от юрисконсультши Купцов. — Володя, рядом с банком есть заправка?

— В двух кварталах, на углу Либкнехта и Цветочной.

— Отлично. Сопроводив женщин в банк, отъедешь туда заправиться. Скоординируешь меня по телефону, и я буду ждать тебя там, предварительно захватив вещи из гостиницы. ВСЕ вещи! До нашего с тобой возвращения женщины, — Леонид красноречиво посмотрел на Асееву, — помещения банка не покидают! Все ясно?

— Понял! Сделаем! — посерьезнел Володя, адекватно среагировав на купцовскую тревожность. А вот юрисконсульт «Магистрали» таковую не уловила.

Потому попыталась взбрыкнуть:

— И все-таки, Леонид Николаевич! Может быть, вы нам объясните? В чем…

— Яна Викторовна! Давайте каждый будет заниматься своим делом! Договорились? Тем более что в силу данных мне Виктором Альбертовичем полномочий старшим в этой поездке назначен я. Не так ли?

— Вы, вы, товарищ инспектор. И старший, и страшный. Успокойтесь.

— А я и не волнуюсь. Пока. Хм… Ключ от вашего номера будьте любезны! — Асеева одарила Купцова сердитым взглядом, однако ключ все же отдала. — Спасибо. А теперь — разбежались. Телефоны не выключать. И — созвон после каждого отработанного этапа…

Володя и Яна Викторовна послушно и почти синхронно поднялись из-за стола и направились к выходу. Купцов же намеренно продолжил ковыряться в омлете, искоса наблюдая за реакцией на их удаление «качка с джином».

Реакция оказалась предсказуемо-правильной. В том смысле, что качок растерянно захлопал глазами и излишне суетно принялся куда-то звонить и что-то сбивчиво объяснять. Что ж, все верно, все так и должно быть: объект наблюдения, ненадолго воссоединившись, снова разделился на две самостоятельные группки. И теперь представитель «тарасовских» явно нуждался в инструкциях на предмет дальнейших действий.

Выждав еще пару минут, Купцов отставил почти нетронутую тарелку, потому как кусок в горло не лез, и, прихватив бутылку с водой, покинул помещение столовой.

Ни разу по пути не обернувшись, он вернулся в однозвездную «Звездочку», поднялся к себе в номер и уже здесь, аккуратно отодвинув уголок шторы, принялся изучать обстановку. А она, обстановка, оказалась не шибко хороша: качок, всё с той же, по-видимому, банкой сменил диспозицию и переместился под «скобарные» зонтики. Причем место выбрал достаточно грамотно, расположившись так, чтобы максимально контролировать подходы к гостинице. Равно как — отходы и отъезды.

— Интересно девки пляшут… — недовольно пробормотал Леонид, отходя от окна. — Ну, Брюнет, ну, скотина! Не мог загодя предупредить, что здесь, оказывается, такие сицилийские страсти бушуют… «Тарасовские», блин, супротив «купцовских»…

Санкт-Петербург, 2 июля 2011 года, сб.

Затухающее эхо донесло полуденный «бабах» Петропавловской пушки. Следом за ним, являя образец педантичности, в створе улицы Фурштатской показалась спортивная фигура оперативника Гладышева.

Фигура держала курс на сидящего на скамейке Дмитрия Петрухина и, по мере приближения оной, всё отчетливей прорисовывалось выражение её, фигуры, лица.

И, в отличие от добродушно-расслабленной петрухинской физиономии, выражение это было крайне недовольным.

— Ты дни календаря, случаем, не попутал? Сегодня, если вдруг запамятовал, между прочим, суббота!

— А как же «если где-то человек попал в беду — мы поможем» и прочая бла-бла? — привычно фальшиво напел обладатель твёрдой «тройки» по музыке Петрухин. — Да ты присаживайся, Жора! Как говорится: в ногах и на начальственных коврах правды нет.

Гладышев послушно опустился на скамейку. На ту самую, где утром двадцать первого июня Дружников протирал штаны, поджидая жертву.

— Ну? И кто у нас на этот раз? Попал?

— Попал у нас киллер, — Петрухин поцокал языком. — Ох и хорошо попал!

— Ты поэтому назначил мне романтическое свидание возле дома покойного?

— В общем, да.

— Знаешь, Дима, символизм как жанр меня не слишком привлекает.

— Чего сказал?

— Я говорю, что не вполне понимаю, каким образом мы ему теперь можем помочь?

— А помогать мы собираемся не взывающему ко мщению призраку Червеня, а вполне себе живому ключевому свидетелю Грибкову.

С этими словами Дмитрий протянул оперативнику давешнюю «макаку». Со статьей о подвиге героя.

— Ну да. Был я на этом мероприятии. А в чем событие?

— А событие в том, что я общался с автором материала. Как выяснилось, мы с ним… хм… немного знакомы.

— И чего?

— А того, что, поскольку заказанный под статейку газетный объем был невелик, в нее не вошла одна вкусная подробность.

— Что за подробность?

— Журналист кулуарно поинтересовался: что привело нашего героя на место, в котором вскоре разыгралась кровавая драма? В ответ герой сумбурно поведал, что в этот час поджидал неподалеку свою женщину. Которая якобы вот-вот должна была выйти из дома.

— Я в курсе. По-моему — ненаказуемо?

— Адресочек дамы сердца вы, естественно, не записали и визитов к ней не наносили, так? — невозмутимо поинтересовался Дмитрий.

— На фига? Ты, вообще, к чему клонишь?

— А еще, — Петрухин ткнул пальцем в статью. Точнее, в иллюстрирующую ее картинку, — у Грибкова очки. И отнюдь не солнцезащитные. Теперь понимаешь?

— Нет, — честно признался Гладышев.

— М-да, товарищ Жора, налицо все признаки синдрома выходного дня. Давай-ка, дружище, переводи мозг из субботнего режима в будничный!.. Вспомни, ты же сам нам с Лёнькой рассказывал, что вы изъяли видео со всех камер наблюдения, выходящих на кусок Фурштатской. По всему маршруту от подъезда до тачки Червеня. Так?

— Допустим.

— А тут и допускать нечего! Загримированный киллер Дружников красуется на записях ажно трех камер. Однако никаких «грибковых», я так понимаю, камеры окрест почему-то не выхватили? А коли так: где, скажи на милость, тусил наш влюбленный слепошарый герой?

Оперативник задумался:

— Знаешь, а ведь мне это как-то и в голову не пришло… Погоди! Но, может, он ждал свою бабу в подъезде на лестничной площадке? В машине, наконец?

— У Грибкова есть машина? Проверяли?

— Нет. В смысле — не выясняли.

— Обратно прокол. Но все равно: если бы свидетель сидел в машине поблизости, тогда камеры должны были зафиксировать, как он из нее выбирается, запирает салон и падает на хвост киллеру. Логично?

— Более-менее.

— И на том спасибо. А вот если Грибков все-таки находился в машине, но чуть дальше, равно как если он отирался у окна на лестничной площадке, что мы получаем с гуся?

— Что?

— А получаем мы, что хрен бы твой очкарик чего углядел! — торжественно предъявил козырного туза Петрухин.

Туза этого он выпестывал с вечера прошлого дня. Когда, влекомый оперским чутьем, подорвался сперва сюда, на место былого преступления, а затем поехал на встречу с журналистом Соболевым.

— Ты пойми, Жора! Само событие заняло пару-тройку секунд, вряд ли больше: киллер подошел к тачке Червеня, наклонился, выстрелил, выпрямился, ушел. Даже при стопроцентном зрении на расстоянии это смотрелось как… Как «огоньком не угостите?». Теперь врубаешься?

— Хочешь сказать, Грибков врет? — ошеломленно спросил Гладышев.

— Наконец-то дошло! Именно! Либо врет, либо действительно видел, но… хм… как-то иначе.

— «Иначе» в твоей интерпретации это как?

— А я почём знаю? — чуть подсдулся Дмитрий. В его логическом выстраивании картины произошедшего момент «явления Грибкова» продолжал оставаться самым слабым звеном. — Например, вооружившись оптикой. Или еще как-нибудь. В любом случае, согласись, при таких раскладах — немного другая история вырисовывается?

— Согласен, — в глазах оперативника запоздало зажглись огонечки профессионального азарта. — Раз пошла такая пьянка, надо выдергивать Грибкова на повторный допрос. И колоть!

— Вам бы всё колоть, — проворчал Петрухин. — Сначала своими руками героя из него слепили почти всесоюзного масштаба. Вон даже часы казенные подарили. А теперь этими самыми часами готовы ему же, да по сусалам. И хорошо еще коли так. А не куда пониже да поглубже. Так сказать, ректально. А что? Прецеденты случались.

— Борисыч, кончай глумиться! Думаешь, то была моя инициатива?

— Знаю, что не твоя. Иначе я бы другие эпитеты подобрал… Но тут ты прав — переговорить с Грибковым — по новой, да пожестче — безусловно, следует. Вот только перед этим неплохо бы провернуть одно дельце. Собственно, за этим я тебя и высвистал.

Гладышев посмотрел на Дмитрия дружелюбным, но настороженным взглядом:

— Что за дельце?

— Предлагаю для чистоты эксперимента повторить весь путь отхода Дружникова. Вплоть до перекрестка, на котором его взяли доблестные гайцы.

— А смысл?

— Вот ты, Жора, веришь в мистику? И в прочий подобный оккультизЬм?

— Не особо.

— И я не верю. Ну не с неба же свалился прямиком на Фурштатскую Грибков! Где-то, в какой-то точке, в то утро он должен был объявиться, засечь преступление и потянуть киллера. Так?

— Допустим.

— Хм… Опять ты свое «допустим»!.. Я к чему клоню: микрорайончик здесь — сплошь офисно-магазинный. А значит — все взрослые, все с камерами слежения. Времени прошло не слишком много, и теоретически записи от 21 числа у кого-то могут сохраниться.

— Да понял я, понял, к чему ты клонишь. Я ведь только с виду произвожу впечатление идиота.

— Самокритичное отношение к себе — это хорошо, это правильно. Итак: предлагаю в поисках видеофиксации следов свидетеля расширить, как выразился бы телеведущий Дроздов, ареал его возможного обитания.

— А тебе не приходила в голову такая простая мысля, что эта работа — она на пару дней и для цельной бригады?

— Фигня! Глаза на стрёме боятся, а ноги — делают! Опять же, нас интересует строго конкретный временной интервал хронометражом не более двенадцати минут… Не скажу за производительность бригады, но с подобной работенкой я справился бы часика за два.

— Так уж и за два? — усомнился Гладышев.

— Я бы с тобой, Жора, забился на спор. И показал — как это делается в Одессе и ее городах-побратимах: Кишиневе, Стамбуле и Хайфе. Вот только с некоторых пор лишен полномочий в лице полицейской ксивы.

— За Хайфу небось только сейчас придумал?

— Ничего подобного. Это парадоксальное знание засело в мою голову еще три года назад, когда мы в Одессу за одним мазуриком катались.

— Поймали?

— Спрашиваешь! Его в первый же день коллеги-хохлы приняли, а нам тогда командировочные с горочкой, на целых три дня выписаны были. Так что мы потом еще двое суток с местными операми плотно гудели. Э-эх! Лепота! — Петрухин мечтательно зажмурился, предавшись воспоминаниям. — Там, помнится, оперок один был, Геша Скарга, — сверхколоритный товарищ. Такой, знаешь, очен-но нашенский типаж, из разряда «он любил выпить, но не любил, когда что-то плохо лежит». Ух мы с ним и выдали! Цимеса с фрейлехсом!.. М-да… Ладно, что-то меня в «ту-степ» повело… Так чего: мы делаем или где?

На лице оперативника обозначилась напряженная борьба профессиональных терзаний с внутрислужебными сомнениями:

— Ты, Дима, складно звонишь. И идея твоя, поверь, мне глубоко симпатишна. Вот только… Тема с убийством Червеня — это уже как бы не наша подследственность.

— И? Ну-ну, давай, не ссы, резюмируй!

— Может, проще поступим? — осторожно предложил Гладышев. — Сольем эту тему ребятам из СКП? У них и возможностей для реализации всяко больше.

— Да ребятам из следственного эта тема — ехала-болела! На хрена им заморачиваться, если киллер и без того на кармане?

— Хм… наверное, ты прав.

— Нет, дружище, если я в чем и прав, так это в том, что сия заблуда не нужна лично мне! — набычился Петрухин. Отчетливо давая понять, что страшно разочарован проявлением такой вот бесхребетности собеседника. — Мне за это денег не платят! В отличие от… не будем показывать пальцами. Короче, Жора: если с твоей стороны имеет место быть окончательное «нет», тогда — извиняй, что сдернул, и разбегаемся. В конце концов, у меня сегодня тоже законный выходной.

Гладышев взял качаловскую, на четыре нервных затяжки, паузу и наконец решился:

— А, черт с тобой! Делаем!