Небо над Дарджилингом Фосселер Николь
На прямоугольном кусочке картона с бархатистой кремово-белой поверхностью чернели буквы. Только имя. Ни адреса, ни титула, ни должности.
Ян Невилл.
Дверь в гостиную осталась открытой. В полумраке неосвещенной комнаты Хелена разглядела фигуру посетителя. Он стоял к ней спиной, погруженный в созерцание картины. Хелена подумала о том, какой непривлекательной выглядит она по сравнению со своей красавицей матерью, и сама удивилась тому, что это ее заботит. Они мало кого знали в этих глухих краях, тем не менее вошедший в комнату человек показался Хелене не совсем чужим. Она поймала себя на том, что чуть-чуть боится его, и глубоко вздохнула.
– Мистер Невилл?
Он повернулся так развязно, словно собирался сказать ей какую-нибудь дерзость. В льющемся из низких окон тусклом свете возникло насмешливое лицо.
– Доброе утро, мисс Лоуренс, – галантно поклонился незнакомец.
Только появление Маргарет с заставленным подносом в руках удержало Хелену от немедленного бегства, как два дня тому назад у моря. Служанка накрыла чай, чуть слышно звеня посудой, и прикрыла за собой дверь, оставив их одних.
– Держу пари, вы не рассчитывали на столь скорое повторное свидание.
Не дожидаясь приглашения, незнакомец опустился на стул и достал из внутреннего кармана сюртука золотой портсигар. Хелена как зачарованная следила за каждым его движением.
– Вы курите в присутствии дамы! – возмущенно прошипела она.
Он бросил на нее недоуменный взгляд, которым дал понять, как глупо она выглядит со стороны, однако тут же убрал портсигар.
– Ваше желание для меня закон, хотя, честно говоря, не думал, что вы так чувствительны. Не могли бы вы сесть?
И великодушно, словно просительнице, указал Хелене на стул напротив.
– Спасибо, я постою.
– Как пожелаете.
Гость наклонился к столу и схватил чашку с выцветшими розами, последнюю из сервиза, на которой еще не было ни одной трещины.
– Боже, какое пойло! – скривил лицо гость, глотнув чаю.
– Лучшего мы себе позволить не можем.
Несколько секунд он смотрел на Хелену так пристально, что, казалось, еще немного и она превратится в кучку пепла.
– Я знаю. – Он уютно откинулся на спинку стула, и Хедена невольно восхитилась его непринужденной элегантностью: облегающий жилет из блестящего коричневого шелка, гармонирующий с ним узкий сюртук и скромной расцветки галстук, в котором сверкал крохотный бриллиант.
Он носил на себе маленькое состояние, которое могло бы обеспечить Хелене, Джейсону и Маргарет несколько месяцев безбедной жизни, и делал это с такой беззаботностью, даже с безразличием, что Хелена вспыхнула от зависти и злобы.
При этом в нем не было ничего от изнеженного денди: тонкий, но сильный Ян Невилл производил впечатление человека в совершенстве владеющего своим телом. Вероятно, он был опасным противником, способным на жестокость любого рода.
– Видите ли, мисс Лоуренс, – начал гость, закидывая ногу за ногу. – Вы стоите на грани полного финансового краха. У вас нет ни фартинга, между тем как долг исчисляется несколькими сотнями фунтов. Помимо связанного с банкротством позора, вам угрожает участь приживалки в доме скупой и озлобленной тетки, а вашему брату – карьера жалкого писаки с вечными чернильными пятнами на пальцах. В качестве альтернативы вы можете занять место гувернантки в более или менее приличном доме, чтобы за жалкие гроши учить избалованных отпрысков таблице умножения и прочим премудростям, а заодно удовлетворять похотливого хозяина…
– Не знала, что вас это заботит, – перебила его Хелена.
Охваченная стыдом и гневом, она даже не удивилась осведомленности гостя.
Невилл задумчиво кивнул.
– Все правильно. Но видите ли, – он наморщил лоб, – имея небольшое состояние, я мог бы позволить себе заботу о вас. Дать вашему брату лучшее образование, какое только можно получить за деньги, а миссис Браун – возможность наконец уйти на заслуженный отдых, пусть даже в этом самом доме, который она так любит и ремонт и содержание которого я, разумеется, тоже готов взять на себя.
Хелене потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что предлагает ей этот человек. Что-то невысказанное витало в воздухе, заставляя Хелену не доверять его неслыханной щедрости.
– И что вы за это хотите? – Хелена нервно сглотнула, предчувствуя ответ.
– Вас.
В нависшей тишине, словно перебивая друг друга, тикали двое часов.
– Хочу сразу предотвратить недоразумения. – Голос Невилла заставил Хелену вздрогнуть. – Я питаю только самые честные намерения. Я устал от дам, подсовывающих мне в супруги своих дочерей или племянниц, а то и самих себя. Индия – не место для леди, падающей в обморок при виде таракана на стенке.
– Индия? – эхом отозвалась Хелена.
– Дарджилинг, у подножия Гималаев, – поспешил уточнить Невилл. – Я ищу женщину, способную вместе со мной управлять плантациями чая. Она должна быть превосходной наездницей, кроме того, достаточно умной, чтобы овладеть местными языками, способной вести хозяйство и, возможно, не самой скучной собеседницей. – Он сделал короткую паузу. – Итак, я прошу вас стать моей женой.
Хелена испуганно затрясла головой.
– Что вас смущает? – возвысил голос Невилл. – Что я не заявился к вам с цветами и коробкой шоколада пралине? Что не писал вам льстивых записочек и не валялся у вас в ногах? – Он игриво поднял брови, прежде чем лицо его снова стало непроницаемым и холодным. – Видите ли, я придерживаюсь того мнения, что браки, заключенные без лишней страсти, крепче и долговечнее. Безумное увлечение оборачивается в конце концов разочарованием. Признаю, мои требования высоки. Но я надеюсь, вы сможете им соответствовать.
– О чем вы говорите? – Голос Хелены дрожал от возмущения. – Вы ведь не можете купить меня как вещь!
– Каждый человек имеет свою цену, мисс Лоуренс, даже вы, – спокойно возразил Невилл. – И в вашем действительно бедственном положении было бы крайне неразумно ее завышать.
– Я не намерена торговаться, во всяком случае, с вами.
Невилл молча поднялся. Теперь он стоял так близко от Хелены, что на нее пахнуло травянистым мылом и теплом его тела. Его глаза казались бездонными, и она, словно боясь в них потеряться, отвела взгляд.
– Я сделал вам выгодное предложение. – Она ощутила на щеке его дыхание, пронизанное тонким ароматом табака. – И даю двадцать четыре часа на размышления. Но предупреждаю вас: в случае согласия я получу все, что полагается мне по праву. И не пытайтесь сопротивляться, иначе ввяжетесь в игру, победить в которой у вас нет ни малейшего шанса.
Его близость смутила Хелену еще больше, чем слова. Стыд, гнев, страх вперемешку с каким-то еще непонятным чувством захлестнули ее с головой.
– Я прошу вас уйти, – прошептала Хелена.
Она скорее почувствовала, чем увидела, как он удаляется от стола, приближаясь к выходу.
– Двадцать четыре часа, – донеслось со стороны двери. – Если вам приходила в голову мысль торговать собой, то лучшей цены, чем я, вам никто не предложит.
Хелена схватила со стола чашку и запустила ею в том направлении, откуда раздавался голос. Ударившись о дверную коробку, чашка разлетелась на множество осколков. Пролившийся чай ручейками закапал на пол, как слезы.
Но Невилла уже и след простыл.
Двумя днями позже коренастый и краснощекий Генри Клайдон в задумчивости прогуливался по бесконечным коридорам своей усадьбы «Оксли». Выстроенное в начале прошлого века из того же корнуолльского гранита, что и дома его арендаторов, это здание было призвано служить лучшим подтверждением громкого титула и внушительного состояния своего владельца.
В воздухе разливалась искрящаяся, как шампанское, легкая фортепианная музыка. Шутливый диалог молодой дамы и господина соединялся с ней так гармонично, будто сам Шопен вписал его в партитуру. Погруженный в свои мысли сэр Генри наслаждался царящей в доме атмосферой благородной беспечности.
Этот год снова выдался неурожайным. Арендаторы роптали, обвиняя хозяина в том, что он вложил в дело недостаточно средств. Кое-кто из них намеревался порвать с ним к концу года, чтобы податься на юг, где еще оставались незакрывшиеся оловянные рудники, или в город, на фабрику, в надежде прокормить там себя и семью.
Сэр Генри рассматривал толстый ковер под своими обутыми в ботинки ручной работы ногами, зеленые обои с орнаментом, на которых так смотрелись пейзажи и полотна со сценами охоты, висевшие по обе стороны коридора. Легкие серебряные подсвечники, и лакированные шкафчики, и столики из дорогой древесины подчеркивали аристократическую атмосферу дома. Кулисы давно оставшейся в прошлом роскошной жизни. Куда утекли деньги? Сэр Генри этого не знал.
Он невольно повернулся в сторону, откуда доносились музыка и голоса, однако тут же обнаружил, что не одного его влекли волшебные звуки. Одна половина двустворчатой двери была распахнута. В тени другой он увидел фигуру своей жены, похожую на мраморную статую в облегающем по последней моде платье. Она казалась сосредоточенной, словно старалась не упустить ни единого слова из оживленного разговора.
– София! – зашипел сэр Генри, возмущенный тем, что застал жену за постыдным занятием, к которому так был склонен сам.
Леди София никогда не блистала красотой и в профиль походила на хищную птицу. Но в глазах у нее горел огонь, который свидетельствовал о неуемной энергии и как магнитом притягивал к ней мужчин. Детям передались лучшие черты ее внешности: стройная фигура, пышные черные волосы с синеватым отливом, сияющая, как фарфор, кожа и светло-серые глаза.
Именно они, пронизанные живым блеском, и покорили больше двадцати лет назад в Калькутте полковника Генри Клайдона.
Леди София ненавидела Индию с того самого дня, как родители забрали ее из пансиона для дочерей высших военных чинов в одном из престижных кварталов Лондона. Она терпеть не могла ее жару, пыль, ее грязный народ, и каждое воскресенье благодарила Господа, так вовремя призвавшего к себе бездетного брата сэра Генри, втайне гордясь тем, как ловко сумела устроить свою судьбу.
Хорошо быть женой полковника, тем более отмеченного высокими наградами, как ее муж, отличившийся при подавлении восстания 1857 года. Эту возмутительную выходку неблагодарных дикарей леди София восприняла как личное оскорбление, хотя, если не считать временной разлуки с мужем, она ничего не прибавила и не убавила в своей жизни.
Но еще больше Софии Клайдон нравилось быть обладательницей высокого титула и госпожой Оксли. Она въехала в усадьбу шестнадцать лет назад, готовая взять на себя все хозяйственные хлопоты. Имея тринадцатилетнего сына, леди София молилась тогда о том, чтобы подрастающий в ее утробе младенец оказался девочкой, достаточно красивой, чтобы в отдаленном будущем сделать блестящую партию.
И Господь внял ее молитвам.
Леди София приставила палец к губам и повернулась к мужу.
– Не пройдет и недели, как он попросит ее руки, – прошептала она с радостной улыбкой, на время смягчившей ее резкие черты. – Не хочешь выпить чашку чая?
Они пошли вдоль обитых зеленым шелком стен. Лорды и леди Клайдон в напудренных париках взирали на них с портретов в золоченых рамах. Клайдоны – древний род, настолько укоренившийся в этой земле, что она стала их собственностью.
Почти вся земля в графстве принадлежала принцу Уэльскому. Исключение составляла лишь усадьба «Оксли» да крохотное поместье на севере, называемое «Край Света», в прошлом тоже принадлежавшее владельцам «Оксли», но отколовшееся в результате долгих наследственных споров.
Высокородные предки, в свою очередь, довольно взирали на отделанную золотом мебель из дорогого дерева, с пышными подушками из пестрой набивной ткани. На изящном столике и мраморной каминной полке стояли фарфоровые безделушки и хитроумные часовые механизмы в достаточном количестве, чтобы подчеркнуть родовитость владельцев дома, но не чрезмерном. За высокими решетчатыми окнами виднелся парк с ровными прямоугольниками газонов и древними, давшими название этому месту дубами[2], чьи раскидистые кроны терялись в ноябрьском тумане.
– С чего ты взяла, что он хочет сделать ей предложение? – пробормотал сэр Генри, склонившись над своей чашкой.
Пар приятно обжигал подбородок, а сладковатый аромат на какое-то мгновение напомнил полковнику о пышущих зноем саваннах и удушливо-жарких ночах на берегу Ганга, о навозном дымке пастушьих костров и запахе спелого манго – обо всем том, что он отдал в обмен на имение и титул и что до сих пор продолжало жить в нем, время от времени прорываясь приступами гнетущей тоски.
– О, я же вижу, он запутался в ее сетях!
Леди София кивнула ливрейному слуге, чтобы тот подлил ей сливок, и без единого слова благодарности приняла у него чашку.
Сэр Генри сделал хороший глоток и закатил глаза. Он считал, что сливки только перебивают этот нежный цветочный аромат. А вот лимон к некоторым сортам очень даже кстати.
– Не могу сказать, что рад этому, – возразил полковник, все еще смакуя божественный напиток. – При всем уважении к нашему гостю, мы слишком мало знаем о нем, чтобы с чистым сердцем доверить ему нашу дочь. Мне не нравится то, что о нем говорят. Он человек с темным прошлым, мало того – не особенно родовит.
– Джентльмену не к лицу распространяться о своей родословной.
На виске сэра Генри запульсировала жилка.
– А как быть с его бесчисленными романами, о которых столько говорят, с оргиями в клубах с алкоголем и азартными играми? По слухам, он убил на дуэли человека!
София опустила глаза.
– Многие мужчины буйствуют и делают глупости, прежде чем связать себя священными узами брака, – тихо сказала она. – Из таких получаются не худшие мужья, надеюсь, здесь ты не будешь со мной спорить? – Сэр Генри вздохнул. – Невиллу тридцать второй год, его молодость позади, – продолжала леди София. – Быть может, он не блещет родовитостью, – жестко добавила она, – зато у него много денег. И ты, конечно, понимаешь, что с нашей стороны глупо упускать такую возможность.
Повисла тишина, в которой каждый думал о своем. Сэр Генри вспоминал письмо, которое его гость получил несколько дней назад и так неосторожно оставил на столике в своей комнате. Заглянув в него, как обязывал к тому отцовский долг, сэр Генри мысленно поздравил себя с гениальной идеей немедленно сдать в аренду имение и вложить все деньги в это прибыльное дело, к которому Невилл не выказывал ни малейшей заинтересованности и успешность которого подтвердила переданная сегодня с курьером бумага.
Сэр Генри поставил чашку на стол.
– Малышка Лоуренс искала со мной встречи.
– Что ей нужно, милостыня?
– Она хочет, чтобы я заплатил ее долги, пока она не найдет себе место.
– Место? – Леди София рассмеялась. – Но кто же ее возьмет? Она же совсем ничего не умеет делать! Этот старый сумасшедший даже не потрудился отдать детей в школу. Она и в церковь не ходит! Работать за гроши на фабрике – да, на такое она, пожалуй, еще способна. Но не больше!
Полковник поставил локти на стол и обхватил ладонями одутловатые щеки. Разумеется, он знал, что сумма, которую просил у него тогда Артур Лоуренс, намного превышала стоимость его поместья. Но он сжалился над измученным жизнью человеком и пошел на заведомо убыточную сделку, не рассчитывая когда-либо вернуть свои деньги.
– Я с радостью помог бы ей, но вчера после обеда Ян изъявил желание выкупить закладные Лоуренса, и за очень хорошие деньги. Разумеется, я согласился, хотя не имею ни малейшего представления о том, что он собирается с ними делать.
– Тебя больше не должно это заботить, Генри, – отвечала София. – От Лоуренсов мы не получим ни фартинга. Что же касается нашего глубокоуважаемого Невилла, насколько я его знаю, вряд ли он стал бы помогать ей из сострадания. Лоуренсы – бельмо в глазу здешнего общества. Чем скорее они отсюда исчезнут, тем лучше.
Откинувшись на спинку стула, сэр Генри испытующе смотрел на свою жену. Он не мог не отдать должное ее элегантности: сливового оттенка ткань ночной сорочки мягко струилась вдоль тела, тяжелые золотые серьги мерцали аметистами.
– Имей хоть каплю сострадания к несчастной, в конце концов, именно это велит тебе христианский долг, – возмутился он.
София со звоном поставила чашку.
– Мне претит, как она увивается вокруг Аластера и использует доверчивого мальчика, чтобы проникнуть в нашу семью и заполучить титул. Надеюсь, у тебя хватит решимости указать ей на дверь! Уверена, эта змея и сейчас ищет лазейку в твои конюшни.
– Я никогда ни о чем тебя не просила, Аластер, но сейчас мне нужна твоя помощь.
Аластер смущенно отводил глаза от Хелены, в отчаянии вцепившейся в рукав его куртки.
– Я… я не могу, Хелена, как бы сильно мне того ни хотелось. Мать контролирует все мои расходы. И потом, даже если он и согласится продать мне счета, оплатить их я не в состоянии.
– Придумай что-нибудь: ты много проиграл в карты или тебе вдруг взбрело на ум потратить деньги на благотворительные цели. Выкупи у него бумаги, и пусть катится к черту.
– Я не могу, Хелена. Это было бы не совсем честно с моей стороны, ведь Ян наш гость.
– А разве честно так издеваться над нами? – Глаза Хелены сверкали. Сегодня утром курьер принес бумагу, в которой новый кредитор Лоуренсов Ян Невилл требовал немедленного погашения оставшейся части суммы или выселения должников из усадьбы «Край Света». – Аластер, если я не найду денег до завтра, всем нам прямая дорога в богадельню. Ты ведь не хочешь этого! – Хелена напрасно пыталась поймать его взгляд из-под длинных женственных ресниц. – Мы ведь друзья, Аластер! Помнишь, ты обещал всегда защищать меня? Там, на скалах, или уже забыл?
Они познакомились на берегу. Бледный, чувствительный мальчик, на два года старше нее самой, чья голова, увенчанная тяжелой шапкой черных волос, казалась слишком большой для тщедушного тела, от природы был одиночкой и в этом походил на Хелену. В остальном же они оставались полными противоположностями, а потому их отношения так и не переросли в настоящую дружбу. Они вместе совершали конные прогулки по берегу или сидели где-нибудь под скалой и любовались морем, пока он не уехал сначала в Итон, а потом в Оксфорд, и Хелена снова осталась одна. Окончив курс в университете, чтобы подготовиться к принятию на себя обязанностей владельца имения, Аластер в начале лета вернулся в Корнуолл.
И с этих пор что-то изменилось в их отношениях. Сначала были жаркие взгляды украдкой. Потом Аластер уже не таился и стал предпринимать первые неуклюжие попытки физической близости. Объятия тайком, нервные, влажные поцелуи, неумелые ласки – иногда Хелена отталкивала Аластера, но порой кое-что ему позволяла. Во-первых, потому что видела в этом признаки взросления, его и своего собственного, но главным образом потому, что боялась потерять своего единственного друга.
Некоторое время Хелена молча смотрела на юного Клайдона, а потом отпустила рукав его твидового пальто цвета серой гальки.
– Ты не хочешь помочь мне, потому что я недостаточно хороша для тебя, – выдавила она сквозь зубы.
Стыд бросился Хелене в лицо. Она чувствовала себя выброшенной на помойку использованной игрушкой. Отворачивая лицо, чтобы Аластер не видел ее слез, она направилась к Ахиллесу, терпеливо жевавшему солому возле конюшен.
– Хелена, пойми…
– Я все понимаю, – бросила она через плечо, вскакивая на лошадь. – И обещаю больше никогда не беспокоить тебя.
И помчалась, словно сам черт наступал ей на пятки. Аластер с ненавистью поднял глаза к верхним этажам господского дома. Он не видел удовлетворенного кивка Яна Невилла, наблюдавшего эту сцену из окна комнаты для музицирования.
4
В доме царила мертвая тишина. Жизнь здесь никогда не была легкой. Выбоины и трещины испещряли его стены, словно оставленные тягостной жизнью морщины. Однако никогда еще тиканье часов не было таким зловещим, похожим скорее на тяжелые удары охваченного страхом сердца.
Маргарет вглядывалась в густую пелену ноябрьского тумана. Там, за окном, Джейсон с веткой в руке исследовал окрестные скалы. Должно быть, на предмет жуков. На первый взгляд он ничем не отличался от любого деревенского мальчишки: грязные залатанные штаны, спутанные светлые волосы, лицо и руки покрыты ссадинами и царапинами. Однако от более внимательного наблюдателя не ускользнула бы несвойственная возрасту серьезность, с которой этот ребенок смотрел на мир. Словно меланхолия, в которой окончил свои дни его отец, передалась сыну. Или, может, это была не доходящая до детского сознания память о предсмертных страданиях матери и потоках крови, вынесших его на свет божий? Потерю отца Джейсон почти не оплакивал. Он казался тогда скорее растерянным, чем скорбящим, и это пугало Маргарет больше всего.
Саму Маргарет гораздо больше потрясла ранняя смерть Целии. Маргарет была рядом со своей госпожой от колыбели и до смертного одра и питала к ней почти материнские чувства. Поэтому сейчас ее так ранили несчастья детей Целии и угнетала собственная беспомощность.
Старушка повернулась к Хелене, которая сидела в кресле, поджав ноги и уставившись в пустоту. Обычно в таком состоянии Хелена напоминала сжатую пружину, в любой момент готовую распрямиться с удвоенной силой. Однако сегодня пружина, похоже, была сломана. Как ни утешала ее Маргарет, как ни убеждала в обратном, Хелена винила себя в том, что не смогла пожертвовать собой ради брата.
Хелена – дитя солнца, ее вообще нельзя было увозить из Греции. Там, в Афинах, она появилась на свет необыкновенно быстро, не причинив своей матери почти никаких страданий. А в холодном Корнуолле она сразу сникла, словно погасла, и теперь ей, как розе, пересаженной в мертвую почву, суждено окончательно увянуть в доме тетки.
Вещи уже упакованы в чемоданы. Скоро «Край Света» будет передан в руки судебных исполнителей, а его бывшая владелица переступит порог дома Арчибальда Росса, вероятно, с черного хода, чтобы, как и полагается бедной родственнице, до конца дней расплачиваться за грехи родителей, вознося хвалы христианскому милосердию своих благодетелей. Сейчас Маргарет без колебаний отдала бы руку или ногу за спасение воспитанницы, но Господу, как видно, не были нужны ее жертвы.
– Может, еще подумаешь? – осторожно спросила она.
Медленно, словно в трансе, но оттого не менее решительно Хелена тряхнула головой.
– Нет, я не продам себя этому дьяволу, – хрипло ответила она.
Маргарет опустила глаза. Хелена никогда не отличалась покладистым характером, для этого она в детстве пользовалась слишком большой свободой. При этом она не имела склонности ни к бессмысленному упрямству, ни к истерике. Однако огонь, который загорался в последние дни в ее глазах при упоминании имени Невилла, делал ее похожей на пойманную фурию, неистовствущую тем яростнее, чем туже затягивалась петля вокруг ее шеи. Для Маргарет оставалась непостижимой та целеустремленность, с которой Ян Невилл делал все возможное, чтобы ускорить их гибель. Одну за другой закрывал он двери, за которыми еще оставалась надежда на спасение, пока, в конце концов, окончательно не запер их с Хеленой в ловушке.
Мысль доверить Хелену незнакомцу, который увезет ее в неведомую и полную опасностей страну, ужасала старушку. Но безрадостная и полная унижений участь приживалки в чужом доме казалась не в пример хуже. В доме тетки Хелену ждала гибель, медленная, но верная и постыдная. Оставалось еще немного времени, чтобы ухватить за спицы и остановить неумолимо мчащуюся под откос колесницу судьбы. Маргарет осторожно подбирала слова.
– Брак по расчету – обычное дело, знаешь ли…
Старушка вздрогнула, ожидая взрыва возмущений, однако ничего подобного не произошло. Хелена продолжала молча глядеть в пустоту. Лишь чуть заметное движение, которым она еще крепче сдавила скрещенные на груди руки, выдавало ее внимание к словам служанки.
– Со временем люди привыкают друг к другу, становятся терпимее и снисходительнее. Особенно когда живут более-менее в достатке. Когда-нибудь и ему надоест отстаивать свои права. У мужчин свои способы и пути… – Тут Маргарет заметила слезу на щеке Хелены и нежно обняла хозяйку за плечи. – Подумай о Джейсоне: какое будущее его ждет? – прошептала она Хелене в волосы.
Хелена отвернулась к окну. Выражение ее лица напомнило Маргарет ту девочку, которая много лет назад с нежностью смотрела на спящего в колыбели брата.
– Все в твоих руках. Теперь только ты можешь предотвратить катастрофу.
Рыдание, словно судорога, пробежало по тонкому телу Хелены.
– Я не могу, Мардж, – всхлипнула она. – Что угодно, только не это. Ты требуешь слишком многого.
Но Маргарет, сама того не ожидая, еще крепче сжала ее в объятиях.
– Ты должна это сделать ради него. Ты единственная у него осталась. Не поможешь ему сейчас – не простишь себе этого до конца жизни. Он еще ребенок…
Хелена подняла полные слез глаза. Ни слова не говоря, Маргарет подошла к секретеру и, не торопясь, достала из него бумагу, чернила и перо. На некоторое время во взгляде Хелены застыл ужас, как будто старушка протягивала ей скорпиона или ядовитую змею. Сердце служанки разрывалось от жалости, но жизнь научила ее не поддаваться чувствам. Бывают моменты, когда решимость, пусть даже граничащая с жестокостью, во благо.
«Я принимаю ваше предложение», – одним росчерком нацарапала Хелена и поставила подпись. Маргарет быстро убрала записку, как будто опасаясь, что девушка передумает и разорвет листок в клочья.
– Умница. – Она еще раз погладила свою питомицу по мокрой щеке и поспешила за дверь.
Хелена равнодушно вслушивалась в звук удаляющихся шагов. Она сама подписала себе смертный приговор, а следовательно, уже мертва, даже если ее тело еще продолжает дышать, двигаться и жить своей жизнью.
А потом дом снова погрузился в зловещую тишину, которая час от часу становилась все невыносимее. И хозяйка, и служанка уже начинали опасаться, что их послание опоздало, и вздрагивали при малейшем шорохе, ожидая в следующую секунду увидеть на пороге судебных исполнителей. Однако ничего не происходило, и день медленно тянулся к вечеру.
Наконец, когда за окном стемнело и Маргарет зажгла лампу, во дворе послышался стук копыт, означавший конец мучительного ожидания. Старушка поспешила к выходу, а у Хелены сердце словно подскочило к самому горлу. Больше всего на свете ей хотелось сейчас вжаться в кресло, целиком уйти в эти трещины в ставшей жесткой обивке. Вместо этого она сжала зубы, резко выпрямилась и изобразила на лице высокомерие, до предела напрягая мускулы, чтобы скрыть дрожь. Внизу послышались голос Маргарет и мужской бас. А потом за сухоньким старушечьим силуэтом возникла фигура высокого мужчины, чьи уверенные движения и яркие краски казались такими неуместными в убогой обстановке комнаты. Светлые облегающие штаны и такого же цвета узкая куртка со стоячим воротником контрастировали с темной, как полированное эбеновое дерево, кожей лица. Лишь обильная седина в густой бороде выдавала, что вошедшему перевалило за пятьдесят. Маленький алый тюрбан был надвинут почти на самые глаза, которые, однако, светились такой добротой и спокойствием, что Хелена сразу почувствовала себя увереннее и тут же расслабилась настолько, что чуть было не разразилась слезами.
– Добрый вечер, мисс Лоуренс. – Незнакомец почтительно поклонился. – Позвольте представиться, Мохан Тайид, секретарь мистера Невилла. Надеюсь, вы простите мне столь поздний час визита, но мистер Невилл настаивал, чтобы я сначала уладил все формальности, связанные со свадьбой и вашим отъездом в Лондон. Всего полчаса назад ваши опекуны через курьера известили нас о своем согласии.
– Когда? – Хелена сглотнула, с болью протолкнув комок в пересохшее горло.
Индус посмотрел на нее с сочувствием.
– Завтра в полдень в церкви Святого Стефана.
Хелена молча вглядывалась в темноту. Надвигался шторм, она уже слышала, как в нависшей тишине разбиваются о скалы волны. Это была ее последняя ночь в усадьбе «Край Света». Хелена возненавидела это место с того самого дня, когда вышла из повозки, доставившей сюда то, что оставалось от семьи Лоуренс. А теперь ей казалось невозможным его покинуть. До утра оставалось всего несколько часов.
– Нела. – Дверь неслышно отворилась, и Джейсон босиком подошел к ее кровати. – Ты спишь?
– Нет, – хрипло отозвалась сестра.
– Я тоже не могу заснуть. – Он забрался к ней под одеяло, как когда-то давно, когда маленьким боялся остаться в темноте один, и прижал ледяные пятки к ее голени. Некоторое время мальчик молчал, словно не решаясь высказать, что же его тревожит. – Мардж говорила, что завтра ты выходишь замуж и мы поедем на поезде в Лондон, а оттуда отправимся далеко-далеко за море, где я буду ходить в школу в горах.
– Да, Джейсон, Мардж сказала тебе правду.
– Она тоже поплывет с нами в Индию?
– Нет, – печально ответила Хелена. – Мардж останется в Англии. Она слишком стара для такого путешествия, ей будет тяжело. – В этот момент ей впервые пришло в голову, что отныне она остается один на один со всеми своими несчастьями. Но сама мысль о том, что Маргарет будет свидетельницей ее ежедневных унижений и пожизненного плена, была бы для нее невыносимой.
– А мы будем навещать ее?
Хелена вложила в свои слова всю уверенность и спокойствие, на какие была способна. Слишком неясным представлялось ей сейчас их будущее, слишком мало оно зависело от нее.
– Разумеется, ты сможешь приезжать к ней, когда захочешь, – ответила она.
– Мардж говорила, в школе у меня будет много книг и хороших друзей.
Голос Джейсона звучал все тише, однако последние слова он произнес с вопросительной интонацией, как бы опасаясь, что сестра будет ему возражать. Это уязвило Хелену, понявшую вдруг, как страдал ее брат, будучи оторванным от сверстников, как нуждался он в приятелях. Она погладила мальчика по голове.
– Конечно. Я обещаю, все будет хорошо.
Джейсон скосил глаза, будто хотел разглядеть выражение ее лица.
– Но ты ведь его любишь или?.. Тогда тебе не надо выходить замуж.
Отчаяние и гнев сжали Хелене сердце. Слезы, как она ни старалась их сдержать, выступили на глазах в бессильной злобе на судьбу, Невилла, на саму себя.
– Да, я люблю его. – Она постаралась, чтобы это прозвучало как можно убедительнее.
Джейсон удовлетворенно кивнул и снова прижался к ней всем телом.
– Это хорошо, – пробормотал он. – Я так хочу в Индию.
Хелена лежала рядом с ним и чувствовала, как расслабляется и тяжелеет в ее объятиях теплое детское тело, как успокаивается дыхание и мальчик постепенно погружается в сон. Теперь наконец она смогла дать волю слезам. Хелена понимала, что все сделала правильно, однако облегчения в этом не находила. Сейчас она как никогда ненавидела принудившего ее к браку Невилла. Всеми фибрами своей оскорбленной души.
5
Сквозь сон Хелена услышала сдавленный смех и легкие, быстро приближающиеся шаги. Потом женский голос энергично, но тихо произнес ее имя, дверь распахнулась, что-то навалилось на Хелену сверху, а потом кто-то с силой потряс ее за плечо.
– Нела, Нела, проснись, хватит спать! Внизу нас ждет королевский завтрак: мягкий белый хлеб с маслом, нежный желтый джем, яичница и шоколад на десерт! Вставай же, Нела!
Хелена с трудом открыла глаза, словно сбрасывая с себя чью-то тяжелую руку, неумолимо клонящую ее в сон. Сияющий от восторга Джейсон болтал ногами, лежа поперек нее на кровати. В элегантных светло-коричневых брюках, из-под которых блестели начищенные ботинки, новой рубашке в мелкую полоску и с тщательно уложенными, насколько это возможно, жесткими волосами мальчик выглядел настоящим маленьким джентльменом, и это зрелище так изумило Хелену, что поначалу она не поверила своим глазам. Ее заспанный взгляд продолжал блуждать по комнате, выхватывая из незнакомой обстановки все новые удивительные предметы: ночную сорочку из тончайшего батиста, кровать из блестящего черного дерева с балдахином, нарядными подушками и украшенным оборками покрывалом, обои в розочку, гармонирующие с резьбой на балдахине, и элегантный ночной столик на резных ножках в углу, с трехстворчатым зеркалом и пышным букетом роз в хрустальной вазе. Розы в ноябре!
– Ян решил, что первое время можно обойтись готовым платьем, – радостно сообщил Джейсон. – Но потом будет только сшитое на заказ, как и положено.
Ян… В сознании Хелены одна за другой всплывали отдельные картинки цвета сепии, как на фотографиях: мрачные своды церкви Святого Стефана, торжественный до взволнованности голос пастора Клукаса, Невилл, надевающий тоненькое золотое колечко на безымянный палец ее левой руки, потом его поцелуй, мимолетный, как дуновение ветра. Спешный, похожий на бегство отъезд из усадьбы, молчаливые объятия Маргарет в карете, Джейсон на сиденье напротив, радостно комментирующий увиденное, и отвечающий ему низкий голос Мохана Тайида, тихий смех.
Затем вокзал в Эксетере, из стекла и камня, невыносимо шумный после безлюдного Корнуолла, исходящий дымом железный монстр и теплое купе с деревянными панелями в его чреве. Наконец, этот сон, в который Хелена провалилась, уставшая до бесчувствия. Она ощутила металлический холод колечка на пальце. Теперь она пленница, и это ее оковы.
– Доброе утро, Хелена.
При виде Маргарет в неизменном траурном платье Хелена растрогалась так, что у нее увлажнились глаза.
– Доброе утро, Мардж. Как долго я спала?
– Почти сутки. Ты совсем обессилела. Мистер Тайид на руках отнес тебя в дом. – Маргарет запнулась. – Мистер Невилл зовет тебя завтракать. Накинь вот это. – Старушка взяла с постели легкий голубой халат, так осторожно, будто боялась оскорбить нежный шелк прикосновением своих потрескавшихся пальцев.
Хелена вышла в коридор босиком. Утопая по щиколотку в зеленом ковре, она чувствовала себя Алисой в Стране чудес. Весь дом был выдержан в приглушенных тонах: нежно-сером, светло-голубом, кремовом. Даже дорогая древесина переливалась пастельными оттенками. И все, вплоть до мельчайших деталей интерьера, было на своем месте. Джейсон уже бежал вниз по лестнице на первый этаж. Когда Хелена коснулась перил, ей показалось, что они сделаны из того же материала, что и ее халат.
Внизу у лестницы появилась горничная в белом чепце и переднике.
– Туда, пожалуйста, мадам. – Она показала рукой, приседая в книксене. – Мистер Невилл ждет вас в комнате для завтрака.
За приоткрытой двустворчатой дверью в противоположной стене комнаты виднелся сад, укутанный утренним лондонским туманом. Большую часть помещения занимал устланный белой скатертью стол, на котором среди мерцающих фарфоровых чашек, сливочниц и серебряных приборов стояли хрустальные вазы с букетами белых роз. Пахло яичницей, шоколадом и кофе. Желудок Хелены болезненно сжался от голода.
– Доброе утро, Хелена.
Она вздрогнула, услышав его голос.
Невилл сидел справа, перекинув обтянутые светло-серыми штанами ноги одну на другую, и смотрел на нее поверх газеты.
– Надеюсь, ты уже оправилась после утомительного путешествия и не обидишься на меня за то, что я опередил тебя. Мне надо было приготовить дом к твоему приезду. Ведь я не ожидал вернуться из Корнуолла семейным человеком.
Ливрейный слуга подвинул ей стул, и Хелена устроилась с узкой стороны стола. Напротив нее Джейсон запихивал в рот белую булку, с которой капало варенье.
– Кофе или шоколад, мадам?
– Благодарю, Ральф, думаю, шоколад будет кстати, – ответил за Хелену Невилл. – Мадам надо набраться сил. – Он пристально посмотрел на нее. – Возможно, голубой тебе и не к лицу, но это единственное, что было подходящего качества. Он подходит к твоим глазам, хотя у меня такое чувство, что ты в нем мерзнешь. Скоро мы справим тебе другой халат, что-нибудь в теплых тонах, бирюзовое или лавандовое. – С этими словами Невилл как ни в чем не бывало вернулся к своей газете.
Хелена глотнула из чашки. Вкус оказался восхитительный: шоколад так и таял во рту. Однако в горле стояла какая-то горечь и першило, как будто она наглоталась пыли.
Шелест газетных страниц заставил ее вздрогнуть. Невилл отложил чтение и взглянул на маленькие часики, которые достал из кармана цветастого жилета. На любом другом мужчине этот узор выглядел бы смешно, но Невилл носил его с неизменной элегантностью и уверенностью в собственном вкусе.
– Надеюсь, ты простишь, но меня ждут дела, – сказал он, поднимаясь со стула. – Не жди меня к обеду, я могу припоздниться.
С этими словами Невилл быстро покинул комнату. Несмотря на потрескивающий в камине огонь, Хелена почувствовала разливающийся внутри холод. «Теперь так будет каждое утро, – подумала она. – До конца моих дней».
Пока Маргарет пыталась привести в порядок ее непослушные волосы, Хелена, растерянно опустив глаза, сидела за туалетным столиком. Она боялась увидеть себя в зеркале. Этот день походил на кошмарный сон, каждая минута которого растягивалась в вечность. Утром Хелена стояла как манекен, пока французская портниха со своими помощницами снимала с нее мерки, отпуская комплементы по поводу ее хорошего сложения и чистой кожи. Когда Хелене показывали отрезы ткани и мотки кружев, она кивала с отсутствующим видом. А за обедом, в то время как Джейсон рассказывал о своем первом занятии с миссис Брюс, нанятой восполнить хотя бы самые вопиющие пробелы в образовании мальчика, бездумно гоняла по тарелке наколотый на вилку кусок ростбифа.
– Добрый вечер, леди.
Невилл вошел без стука.
Хелена вскочила, а Маргарет замерла в глубоком книксене. Для Хелены оставалось загадкой, как быстро сумел Невилл приучить упрямую служанку к новому месту. Словно та всю жизнь ждала возможности въехать в этот огромный дом.
– Спасибо, Маргарет, – кивнул он старушке, и та удалилась, бесшумно прикрыв за собой дверь.
Он стоял и смотрел на жену, казалось, целую вечность. Пытаясь унять в теле дрожь, Хелена скрестила на груди руки. Она знала, что по ночам между мужчинами и женщинами происходит нечто таинственное, о чем имела весьма смутное представление, основанное на отрывочных детских воспоминаниях и намеках Маргарет. Старушка учила, что в таких случаях нельзя отказывать мужчине, что бы он ни попросил.
Невилл приблизился, не сводя с нее глаз, и Хелена снова не смогла выдержать его взгляд. Тогда он осторожно взял ее за подбородок, и она послушно подняла голову. Невилл тихо рассмеялся.
– Хелена, моя маленькая дикая кошка, – прошептал он, почти выдохнул. – Что же мне с тобой делать?
От звука его голоса Хелена затрепетала, словно он нежно погладил ее по щеке.
Потом Невилл схватил ее за затылок, не грубо, но так уверенно, что она не смогла увернуться и только застонала. Хелена почувствовала тепло его тела и твердые мускулы под белой рубашкой. Что-то внутри нее не давало вырваться из его объятий. Лицо Невилла оказалось совсем близко. Он все еще смотрел ей в глаза, словно хотел найти в них ответ на только что заданный вопрос.
– Тебе нечего бояться, моя маленькая Хелена, – прошептал Невилл. – Я уже говорил тебе, что не насилую женщин. Но когда-нибудь ты сама захочешь, это я тебе обещаю.
С этими словами он поцеловал ее в лоб и покинул комнату так же внезапно, как и вошел.
Ноги Хелены подкосились. «Я не могу, – подумала она, со вздохом опускаясь на пол. – Больше я не выдержу ни дня».
Сигаретный дым извивался белыми завитками, медленно рассеиваясь под тяжелым бархатным пологом. Высокие своды балдахина из темного дерева мерцали латунной отделкой, беспорядочно разбросанные подушки и скомканные покрывала свидетельствовали о продолжительной любовной борьбе.
Леди Ирен Фитцуильям тихо вздохнула, прижавшись щекой к груди темноволосого любовника. Она слушала, как успокаивается его сердце, такое страстное и в то же время холодное, то самое, за обладание которым она была готова отдать все.
Она заглянула в его черные глаза. Этот человек оставался для нее загадкой, несмотря на все те часы интимной близости, которые он дарил ей в промежутках между месяцами разлуки. Сейчас он смотрел в никуда, и Ирен почувствовала, как ее захлестывает волна ревности. Он ненавидел, когда интересовались его мыслями, и поэтому Ирен молчала, хотя и знала, что не единственная пользуется его благосклонностью. Это был секрет Полишинеля, однако всем заинтересованным сторонам хватало такта не замечать друг друга. При этом каждая воображала, что именно она и есть нечто особенное, пробуждающее в нем не только плотскую страсть.
Ирен погасила сигарету в блюдце, стоявшем на ночном столике возле кровати, и высвободилась из объятий любовника. Когда он встал, она стала мерзнуть, хотя за несколько минут до этого, казалось, таяла от жары. Ирен завернулась в покрывало. Ее стройное тело еще болело и горело от его ласк и собственной только что утихшей страсти, которую он один мог разбудить в ней и о возможности которой она не подозревала до того, как познакомилась с ним.
Даже голый, Ян Невилл был исполнен достоинства, которым ни в коей мере не обладал ее обрюзгший супруг. Как ни была удовлетворена Ирен, какой усталой она себя ни чувствовала, но при виде мускулистого мужского тела лицо ее снова загорелось желанием. Она ненавидела власть, которую имел над ней этот человек, и в то же время упивалась ею. Ирен с болью в глазах наблюдала, как он одевается, подбирая штаны и рубаху, в спешке брошенные на пол пару часов назад.
– Ты долго пробыл в Корнуолле, – заметила она, чтобы хоть ненадолго задержать его разговором.
– Достаточно для того, чтобы там жениться, – отвечал Невилл, повязывая перед зеркалом галстук.
Некоторое время она молчала, словно оглушенная его словами, а потом сглотнула, пытаясь смягчить внезапно пересохшее горло.