Небо над Дарджилингом Фосселер Николь
– Ты готова?
Она кивнула.
– Да, могу отправляться хоть сейчас.
– Отлично. Когда рассветет, мы уже покинем этот город.
В одной из окружающих внутренний двор стен обнаружились узкие ворота, которые уже открыли. Через них неторопливым шагом всадники выехали в тесный переулок, а потом один за другим свернули на главную улицу. В этот час она была безлюдна, копыта гулко цокали по мостовой. Затем через узкий коридор между домами путники снова выехали к воротам. Хелена обнаружила, что теперь ее лошадь ступает по гравию. Потом в лицо задул холодный ветер открытого пространства, и копыта застучали по голой земле.
Было так темно, что Хелена с трудом различала свои руки, однако ее кобыла уверенно следовала за остальными. Отпустив поводья, Хелена глядела в звездное небо, походившее на нависающий над головой балдахин, края которого у горизонта соприкасались с землей. Стояла такая тишина, что, казалось, глухие удары копыт разносятся на всю степь.
Равномерное покачивание в седле убаюкало Хелену, и вскоре она потеряла счет времени. Незаметно во тьме стали прорисовываться контуры предметов: окутанная синим туманом, покрытая валунами поверхность земли, низенькие кустарники и трава, одинокие корявые деревца и столовые горы у горизонта. Небо просветлело, становясь из серого белым, а потом начало голубеть. Золотое сияние из-за спины переливалось оранжевыми и красными лучами. Оглянувшись, Хелена увидела ослепительный солнечный шар и силуэты уже далекого Джайпура. Окруженный мощной крепостной стеной, город походил на брошенную умелой рукой игральную кость. Его купола будто плавились в лучах восходящего светила.
Ехавший во главе отряда Ян поворотил жеребца в сторону Хелены.
– Все в порядке? – спросил он, поравнявшись с ней.
Хелена кивнула.
– Здесь тебя, похоже, не слишком заботит закон пурдах? – язвительно заметила она.
Ян рассмеялся.
– Меткое замечание. Видишь ли, самое важное – чувствовать, когда этих законов нужно придерживаться строго, а когда можно позволить себе расслабиться.
Он весело взглянул на жену и, натянув поводья, снова поскакал вперед.
Раджив-Хамелеон.
Солнце стояло уже высоко и нагревало землю так, что воздух у ее поверхности слабо мерцал. Хелена размотала шаль, расстегнула верхние пуговицы рубахи и куртки и подставила лицо теплым лучам. Как долго она жила во мраке и холоде, без этого света, будто пронизывающего всю ее насквозь!
Они проводили в седле весь день, за исключением коротких перерывов через каждые два часа, когда спешивались, чтобы утолить жажду и перекусить лепешками чапати с холодным мясом и овощами. Наконец солнце село за горы. Лошадей привязали к толстым веткам одиноко стоящего дерева, после чего индусы вбили в землю колышки, развернули полотно и ловкими движениями натянули две палатки. Зажгли костер, вскипятили чай, и, когда мужчины с палками в руках, свистя и причмокивая, отправились распугивать вокруг лагеря скорпионов и змей, Хелена, лежа под ворохом одеял в обнимку с Джейсоном, уже провалилась в глубокий сон.
Так проходил день за днем. Дорога была тяжелой, но больше, чем физические тяготы, изматывала ее монотонность: мерная рысь лошадей, однообразие ландшафта, редко нарушаемое мелькнувшей птицей или змеей, постоянное молчание всадников. Яркие краски восходов и закатов быстро размывались, и небо снова становилось серым и тоскливым.
Хелена уже не знала, как давно они выехали из Джайпура, три или четыре дня назад. В то же время, как только ее тело вошло в ритм новой жизни, дорога стала переноситься легче. Вскоре Хелена уже не падала в постель мешком, едва выскользнув из седла, но отправлялась перед сном прогуляться, разминала мышцы и с удовольствием подставляла разгоряченное солнцем лицо и руки прохладному вечернему воздуху.
По равнине шелестел легкий ветерок, со скрипом качались сухие ветки, колыхалась трава, казавшаяся серебряной в звездном свете. Хелена поплотнее завернулась в шаль и бросила взгляд в сторону холма, под которым они разбили лагерь. Под ногами мелькнула ящерица, где-то жалобно завыл зверь. Но здесь, под охраной бдительных раджпутов в красных тюрбанах, Хелена чувствовала себя в полной безопасности.
Она медленно повернулась. Камни и песок хрустели под сапогами. При ее приближении негромко заржали лошади, звеня уздечками. Хелена потрепала одну по крупу, другую погладила по шее. Это были прекрасные животные, сильные, статные, со спокойным и терпеливым характером. Хелена в очередной раз восхитилась тем, как тщательно было все продумано в этом походе. Или Яну не впервой подобные рейды? Внезапно Хелене стало тоскливо, и она, обвив руками шею темного жеребца, прижалась щекой к его теплой шкуре, с наслаждением вдохнув исходивший от нее запах песка и солнца.
– Они тебя любят.
Сердце Хелены забилось, но прошло несколько секунд, прежде чем она повернулась и увидела Яна. Она погладила жеребцу ноздри и смущенно опустила руки. Животное ткнулось мордой в плечо Яна, который почесал его между ушей.
– Лошади хорошо чувствуют человека, так говорил мой отец, – прошептала она.
Ян тихо рассмеялся.
– Ну, значит, и я не так уж плох. – Она видела, как блеснули в темноте его глаза, прежде чем лицо снова посерьезнело. – Ты по нему скучаешь?
Хелена пожала плечами и посмотрела вдаль поверх лошадиной головы.
– После смерти матери он стал другим. – Она запнулась. – С того самого дня он жил в своем мире, в который я, как ни старалась, не могла проникнуть. Иногда мне кажется, он умер задолго до того, как покинул нас навсегда. Джейсону в каком-то смысле было проще, ведь он не знал его другим.
Слезы уже лились у Хелены из глаз, но она поняла это, только когда Ян вытер рукой ее мокрые щеки. Сама того не замечая, Хелена сделала пару шагов ему навстречу и безропотно позволила себя обнять. Пока она плакала, уткнувшись лицом в его плечо, он целовал ей виски, щеки, волосы. На какое-то мгновение их взгляды встретились, и Хелена увидела в его глазах отражение своей тоски. Ее не удивило, когда Ян коснулся губами ее рта. Его поцелуй оказался мягким и теплым, и в нем не было ни капли сладострастия, только нежность. Хелена снова разразилась рыданиями, на этот раз от счастья и бесконечного облегчения, которое принесли ей ласки Яна. Он держал ее так осторожно, словно боялся сломать, и в то же время так крепко, что Хелена всем телом ощущала биение его сердца. Он пах табаком, чаем и солью, и губы Хелены раскрылись сами собой. Когда она почувствовала у себя во рту его язык, по телу пробежала горячая волна, а когда Ян снова принялся целовать ее щеки, его губы словно оставляли на коже следы ожогов. Беззвучно шепча: «Моя маленькая сладкая Хелена», он снова вернулся к ее губам, и Хелене на миг показалось, что она растаяла, растворилась, став единым целым с этим воздухом, землей, звездами и Яном. А потом в ней вдруг будто что-то сломалось. Хелена оттолкнула Яна и, пошатываясь, отошла на несколько шагов, прежде чем побежать в направлении костра, туда, где под пологом палатки уже спал ее брат.
Когда на следующий день они свернули палатки и тронулись в путь, Хелена избегала встречаться взглядом с Яном. К величайшему ее облегчению, он, не сказав ей ни слова, снова поехал впереди отряда. В то же время Хелену больно уязвило его равнодушие. Неужели она ничего для него не значит, не больше, чем другие, с которыми он развлекался до нее? Хелена гордо вскинула голову, хотя под веками уже горели слезы.
Весь день они провели в седле. Ян скакал впереди, такой же, как всегда. Разве по временам его движения казались Хелене еще жестче, чем обычно. Наконец наступил вечер, и путники разбили лагерь.
Едва сойдя с лошади, Хелена удалилась от палаток, чтобы в уединенном месте, среди кустов и камней, привести в порядок свои мысли и чувства. Внезапно ее заставили обернуться хруст гальки и шаги за спиной. Перед ней стоял Ян с дымящейся пиалой в руке.
– Спасибо, – выдавила из себя Хелена.
Ян помедлил, однако в конце концов опустился на соседний камень. Он всегда приносил ей именно то, что было нужно в данный момент.
– Надеюсь, отсутствие привычного комфорта не скажется на твоем здоровье, – равнодушно заметил он.
Хелена подула на горячий чай, сделала глоток и покачала головой.
– Нет. – Она искоса смерила его взглядом. – Ты, похоже, тоже прекрасно обходишься без него.
– Я никогда не ел на золоте, если ты это имеешь в виду, – ответил Ян. – Мы не голодали, это так, но жили далеко не роскошно.
Хелена попыталась представить Яна ребенком, но, как ни старалась, не смогла. Сама мысль о том, что сидящий рядом с ней мужчина был когда-то мальчиком, показалась ей дикой, и это смутило ее.
– Но мы были счастливы, – неожиданно добавил Ян.
«Как и мы когда-то в Кефалонии», – подумала Хелена.
– А теперь ты несчастен? – спросила она вслух.
Ян сухо рассмеялся.
– Счастье… – повторил он. – Я давно забыл, что это такое.
У Хелены сжалось сердце. Ей снова захотелось обнять и утешить этого человека, но что-то ее удерживало. «Только любовь, – говорила Лакшми Чанд. – Это единственное, что может его спасти и чего он поэтому боится». Не потому ли он отталкивает ее, едва сделав шаг к сближению? Не потому ли снова и снова причиняет ей боль? «И помните, вы сильнее…»
Хелена осторожно протянула руку и провела по его голове растопыренными пальцами. Ее удивило, какие у Яна мягкие и тонкие волосы, и она затаила дыхание. Однако ничего не произошло. Лишь спустя несколько секунд, растянувшихся в целую вечность, он прижал голову к ее ладони. Хелена чувствовала, как Ян расслабился, как под ее пальцами разделявшая их стена рушится, словно карточный домик. Она нащупала жесткую линию его шрама, и сердце снова болезненно сжалось. Ну почему они могут быть близки только под покровом темноты?
Позади затрещали в огне сучья, а потом послышались крики мужчин.
Поймав ее ладонь, Ян запечатлел на ней легкий поцелуй, который горел, как выжженное на коже клеймо, и поднялся.
– Они ищут нас, – хрипло сказал он. – Пойдем, пока наше отсутствие не вылилось в панику. Это не та страна, где можно позволить себе романтическое уединение ночью.
Голос Яна звучал тепло, а сверкнувшая во тьме белозубая улыбка растрогала Хелену до глубины души.
Взявшись за руки, они пошли к огню. Сердце Хелены радовалось, в очередной раз окрыленное надеждой.
Солнце уже миновало зенит, когда лошади вдруг перешли на неторопливый шаг и встали. Это вырвало Хелену из размышлений. Прижав каблуки к бокам кобылицы и осторожно лавируя между другими всадниками, она подъехала к Яну.
– Что случилось?
– Мы приехали, – коротко ответил он.
Его сильно загоревшее за последние дни лицо просветлело, глаза сияли.
Хелена обвела взглядом окрестности. Горячий ветер рвал ее мокрую от пота рубаху и теребил выгоревшие волосы. Они стояли на краю плато, под крутым склоном которого раскинулась широкая долина. Свет вечернего солнца золотил ее карстовое дно, из которого поднимались выложенные из песчаника стены. Хелена зажмурилась, однако видение не пропало. Уже с этого расстояния она различала ровные ряды колонн, изогнутые арки и узорчатые оконные решетки. Венчавшие крыши купола и башенки, многочисленные эркеры и балконы сплошь покрывали замысловатое каменное кружево.
– Что это? – спросила Хелена, похлопывая кобылу, нервно перебиравшую ногами.
– Это? Сурья-Махал!
Ян издал радостный возглас и, дав своему жеребцу шпоры так, что тот заржал, привстав на дыбы, понесся вниз по склону.
Сурья – солнце, махал – дворец, это Хелена знала из уроков Мохана Тайида. «Дворец Солнца»… Она почувствовала нетерпение кобылы и, движимая необъяснимым радостным предчувствием, легко дернула поводья.
Это случилось 27 декабря, в день, когда в Ливерпуле Ричард Картер поднялся на борт корабля «Гордость Индии», взявшего курс на Калькутту.
12
В огромных залах дворца гулял теплый ветерок. Запах песка и солнца мешался с ароматами розы и сандалового дерева, которые эти стены источали постоянно, словно драгоценную смолу. Покрытое зеленой с золотом вышивкой темно-синее сари шуршало при малейшем движении. И на третий день их пребывания в Сурья-Махале Хелена бродила здесь не иначе как с разинутым ртом и округлившимися от удивления глазами. Она никак не могла привыкнуть к этой роскоши, которая ослепила бы и саму королеву Викторию, Господь да продлит дни ее царствования.
Выложенный белой, желтой и розовой мраморной плиткой пол приятно холодил ноги сквозь подошвы сандалий. Украшенные меандровым орнаментом стены были покрыты росписью с изображениями павлинов, слонов, тигров и тропических лесов с яркими цветами. Поверху шел узор из вставленного цветного стекла, и гладкие потолочные своды отражали всю эту роскошь, подобно зеркальным балдахинам.
На фресках бородатые воины в украшенных драгоценными камнями тюрбанах восседали на благородных скакунах; в роскошных садах гуляли их дамы в ярких сари, а едва прикрытая нагота танцовщиц вгоняла Хелену в краску. В комнатах стояли резные шкафчики и столы, кресла и диваны с атласной обивкой или кровати вроде той, в которой Хелена провела две последние ночи: с драгоценными вставками из малахита, оникса и серебра и статуями индийских божеств из белого мрамора или эбенового дерева. С потолка, как знамена, свешивались шелковые полотна, ярко-алые, лимонно-желтые, цвета аметиста или морской волны, делившие помещения на части. Переливались вышитые атласные подушки цвета незрелого яблока, персиковые, розовые, оттенка омара и желтые, как шафран.
Заслышав издалека смех и женские голоса, Хелена невольно ускорила шаг. В Сурья-Махале ее повсюду сопровождали пять или шесть девушек, к компании которых она никак не могла привыкнуть. Девушки улыбались, сверкая ослепительными зубами, и без умолку говорили на раджпутанском диалекте хиндустанского языка. Они то уговаривали Хелену угоститься инжиром или фигами, то предлагали ей риса или щедро приправленных пряностями овощей, то восхищались ее волосами или кожей.
Усталые и пыльные путники подъехали к величественным воротам, которые распахнулись перед ними, словно по мановению волшебной палочки. Навстречу хлынула радостная и шумная толпа: мужчины, женщины, дети. Корчась от боли в мышцах, Хелена выскользнула из седла. Голова у нее кружилась, все вокруг смешалось в бешеном разноцветном вихре. Однако она увидела, как люди расступились, пропуская маленькую, полноватую индианку, величественно выступившую навстречу гостям. Ее сливового оттенка сари было окантовано красно-золотой каймой. В гладко зачесанных волосах сверкала седина.
Женщина подняла полные слез глаза на Яна, который низко поклонился ей, вмиг забыв всю свою гордость, приложила украшенную тяжелыми кольцами руку к его щеке и обняла. Потом бесчисленные смуглые руки, звеня браслетами, потянулись к Хелене и потащили ее через бесконечную галерею комнат к кровати. Последнее, что помнила Хелена, – белое и прохладное белье с высоко взбитыми подушками, едва упав на которые, она провалилась в сон.
Следующие два дня Хелена находилась на попечении женщин, коротая время между едой, сном, ароматическими ваннами и масляными массажами. Звонкий детский смех, время от времени отдававшийся эхом в бесконечных коридорах зенаны, убеждал ее, что у Джейсона тоже все хорошо. Кремы, масла, цветочные и древесные эссенции и душистые настойки сделали кожу Хелены нежной и гладкой, а волосы – шелковистыми. Движения ее стали плавными, а тело источало аромат пачули, розового дерева, жасмина и корицы.
Через широкие арочные ворота Хелена вступила во внутренний двор. Серый камень контрастировал с украшавшими фасады резными панелями из красного дерева, их же, в свою очередь, заслоняли пышные кустарники с розовыми цветами и росшие вдоль стен низкие узловатые кедры. Поднявшись по ступеням, Хелена вошла в деревянную галерею. Она давно уже забыла, зачем отправилась бродить по дому, и теперь просто гуляла. Один зал переходил в другой, такой же роскошно убранный и пустой. Многое, однако, свидетельствовало о том, что ежедневно десятки человек наводят здесь порядок: стены, балкончики и перила были тщательно обметены, шелковые и бархатные занавеси и накидки выглядели, как будто их только что вытрясли.
Хелена свернула за угол, потом еще раз и пошла по длинному проходу, с открытой стороны которого в просветах между колоннами голубело неправдоподобно чистое небо. Потом начался длинный ряд окон с резными каменными решетками, причудливые тени которых на полу походили на замысловатое кружево. Хелене стало холодно, и она обмотала вокруг плеч свободный конец сари. Она уже отчаялась когда-нибудь добраться до конца коридора, как вдруг в лицо ударил яркий свет. На мгновение Хелена зажмурила глаза, несколько раз моргнула и с наслаждением вдохнула теплый, свежий воздух.
Мясистые, темно-зеленые листья блестели, как лакированные. Между ними мерцали тонкие, гибкие, как руки танцовщиц, серебристые стебли и покачивались нежные перистые ветки. Весь внутренний двор был засажен и устлан стелющимися по земле растениями, лишь кое-где мелькала бледно-голубая плитка. Вьющиеся розы обвивали колонны. То там, то здесь из листвы проглядывали яркие венчики цветов, распространяющих тяжелый сладковатый запах. В центре, в мраморной чаше плескал небольшой фонтан. Со всех сторон щебетали невидимые птицы.
Это обилие и разнообразие цветов посреди пустыни впечатлило Хелену едва ли не больше, чем невиданная роскошь дворца. Робко ступая по выложенной плиткой дорожке, Хелена спустилась во двор, в котором запросто могла бы целиком уместиться вся усадьба «Край Света». Она не поверила своим глазам, когда увидела перед собой дерево с раскидистой кроной: «Нет, только не здесь, только не в это время года!» Хелена оглядывалась по сторонам, касаясь пальцами блестящих красных плодов, а потом сорвала один и осторожно надкусила. Кисло-сладкий сок брызнул на подбородок, и она невольно рассмеялась. Яблоня посреди бескрайних песков Раджпутаны!
Хелена вошла под изогнутую над колоннами арку и снова оказалась в прохладной галерее, теперь уже по другую сторону внутреннего двора. Перед ней вилась узкая винтовая лестница из белого мрамора. Поставив ногу на нижнюю ступеньку, Хелена задумалась. Внезапно проснувшийся в душе страх на мгновение пересилил любопытство. Хелена вздохнула, замотала головой, словно стряхивая ненужные мысли, и начала подъем.
Она медленно преодолевала ступеньку за ступенькой, поминутно останавливаясь, чтобы бросить взгляд на прилегающие к лестничным клеткам помещения. Они казались заброшенными и погруженными в вечную тишину. В то же время Хелена повсюду – в причудливой игре теней на полу и в том, как шевелились наброшенные на предметы мебели белые покрывала, – чувствовала дыхание странной, нездешней жизни. Если бы не бьющее в окна солнце, она могла бы подумать, что оказалась в доме с привидениями, о которых Маргарет знала так много увлекательных и леденящих душу историй.
Лестница становилась все уже, а прилегающие к ней комнаты – все меньше. Хелене казалось, что с каждым ее шагом стены подступают ближе. Дышать становилось все труднее, хотя Хелена замедляла шаг. Наконец, сжав зубы, она преодолела последнюю ступеньку и с облегчением вдохнула полной грудью.
Открывшееся ее глазам просторное квадратное помещение мерцало белым мрамором: из него были сделаны плитки пола и каннелированные колонны вдоль окон, соединенные изящно изогнутыми арками. Вероятно, это была самая высокая башня дворца, потому что из окон, закрытых ширмами с отверстиями в форме звезд, открывался вид на многочисленные шпили, купола и целый лабиринт крыш, между которыми зияли колодцы внутренних дворов. И все это окружала бескрайняя пустыня Раджпутаны, пустая и слепящая глаза отраженным от песка солнечным светом.
Для сторожевой башни это помещение выглядело слишком роскошным и удаленным от остальных зданий. Для чего же или для кого оно предназначалось? При мысли о человеке, изгнанном из общества и обреченном на изоляцию в дальних покоях дворца, сердце Хелены кольнуло, а потом душу охватила тоска, какой она не испытывала и в самые тяжелые моменты своей жизни. На мгновение Хелена удивилась, что она так переживает за совершенно незнакомого ей человека, даже неизвестно, существовал ли он вообще, а потом к горлу подступили слезы, она упала на колени и, выронив недоеденное яблоко, разразилась рыданиями. «О боже, что со мной происходит!» – только и успела подумать Хелена.
Сквозь слезы она заметила, что участок пола под ее ногами особенно гладкий, словно кто-то день за днем топтался здесь, переминаясь с ноги на ногу. Подняв глаза, Хелена увидела свое расплывшееся отражение в гладкой мраморной плитке на стене. Внезапно картина задрожала, будто кто-то замутил воду на поверхности пруда, а потом вместо лица Хелены на мраморе начали проступать черты совсем другой женщины.
Когда изображение устоялось, Хелена увидела молодую индианку с огромными миндалевидными глазами, казавшимися еще глубже и выразительнее на фоне светлой, почти белой кожи. Густые черные волосы волнами обтекали ее узкое лицо. Полные, изящно изогнутые губы походили на лепестки чайной розы. По высокой скуле сбегала прозрачная слеза. Красавица приоткрыла рот, словно собиралась что-то сказать Хелене, и вдруг отчаянно заколотила кулаками в стену с той стороны.
Хелена испугалась. Ей показалось, что девушка заперта в стеклянном аквариуме и утонет, если ей немедленно не помочь. Захлебываясь от рыданий, Хелена бросилась, как безумная, колупать ногтями камень, пока, опомнившись, не упала в изнеможении на пол, где дала волю слезам, пролив их больше, чем за всю предыдущую жизнь.
Наконец кто-то нежно обнял ее за плечи. Открыв глаза, Хелена увидела женщину, которую Ян так почтительно приветствовал в день их приезда. Пожилая индианка крепко обняла гостью и, прижав ее к себе, принялась раскачиваться из стороны в сторону, словно баюкала.
– Аии, лиюйхе билькуль маалуум, я знаю, бетии… – бормотала она. – Это ужасно, да, ужасно… – Когда Хелена немного успокоилась, женщина осторожно подняла ее и повела к лестнице. – Ашо, пойдем, здесь тебе не место. Тебе нечего делать в Ансу Бердж…
И весь обратный путь по бесконечным лабиринтам дворца эти слова эхом отзывались в голове Хелены: «Ансу Бердж» – «Башня Слез».
Совсем обессилевшая, Хелена перешагнула порог зенаны, где индианка препоручила ее заботам услужливых девушек, тут же уложивших гостью в постель. Через несколько часов Хелена встала отдохнувшей, однако угрюмая серьезность на лицах обычно веселых спутниц встревожила ее.
Все выглядело так, будто гостья в порыве своего неуемного любопытства нарушила какое-то табу. Наконец торжественное шуршание шелка заставило Хелену повернуться в сторону двери.
В комнату вошла хозяйка дома, при виде которой служанки почтительно склонились со сложенными у груди ладонями. Отпустив девушек легким кивком, хозяйка закрыла за ними дверь и присела на край кровати, протягивая Хелене чашку с дымящимся чаем.
– Выпей, бетии, тебе полегчает, – ласково сказала она.
Хелена послушно взяла чай, который пах пряными травами. Пока она пила, женщина не сводила с нее настороженных, хотя и доброжелательных глаз. Хозяйке было около шестидесяти, и только сейчас у Хелены появилась возможность разглядеть ее лицо в деталях.
Большие темные глаза окружала сеть мелких морщинок, нос, с левой стороны которого сверкал вправленный в золото алмаз, был резко очерчен и сильно выдавался вперед. Узор тяжелых серег гармонировал с не менее массивным ожерельем. Каждое движение этой женщины было исполнено благородного изящества. Маленькие, но сильные руки, украшенные множеством перстней и колец, спокойно лежали на коленях, прикрытых тканью зеленого с золотой отделкой сари. Хелена успокоилась, почувствовав доверие к собеседнице.
– Вы… знаете, что я видела наверху… маатаджи?
Последнее слово, принятое у индусов обращение к пожилой женщине, она выговорила нерешительно, как бы сомневаясь в его уместности.
– Называй меня Джанахара, – вздохнув, поправила хозяйка. – Я знаю. Этот дворец очень старый, и его стены повидали немало. Радость и страдание, рождение и смерть в Индии гораздо ближе друг к другу, чем в вашей стране. Жизнь здесь многоцветна, как наши сари, и беспощадна, как солнце пустыни или муссонные ливни. Бесчисленные поколения моих предков обитали в Сурье. В этих стенах увековечена судьба клана Чанд.
Хелена вопросительно посмотрела на Джанахару. Та улыбнулась.
– Наша варна неоднородна, – объяснила она. – Кштарии подразделяются на кланы, а те, в свою очередь, на семьи, не менее обособленные друг от друга, чем касты. Выделяются два наиболее могущественных клана: Чандраванши, согласно легенде, ведущие происхождение от луны, и Сурьеванши, «дети солнца». Господь Кришна тоже родился Чандом. Оба клана правили этой страной с глубокой древности, задолго до того, как здесь появились другие князья, и подобно тому, как солнце и луна не могут стоять рядом в небе, не уживались на этой земле Чанды и Сурьи. Все изменили англичане, и мудрый царь из рода Чандов после долгих и тяжелых переговоров женил своего старшего сына на принцессе из рода Сурья. Таким образом он хотел скрепить союз двух кланов против ненасытных сахибов.
В качестве приданого за принцессой Камалой отдали Сурья-Махал, и он оставался любимым дворцом Джирая Чанда вплоть до последних дней его жизни, прежде всего как память о рано умершей жене.
Джирай Чанд был последним раджой Сурья-Махала и прилежащих к нему земель. Я горжусь, что в моих жилах течет его кровь, и все еще надеюсь увидеть на троне его наследника. Но… – Она глубоко вздохнула, принимая из рук Хелены уже пустую чашку. – Я всего лишь глупая старуха, никак не желающая поверить в то, что слава рода Чандов угасла навсегда. До сих пор мы защищали и укрепляли нашу страну не только мечами, но и умом и хитростью. Но присутствие ангрези – медленный и опасный яд для Индии. Я уверена, что они пришли не навсегда, но однажды этот яд подточит силы древнего царства Чандов так, что оно будет обречено на умирание. И я молю господа Кришну не дать мне дожить до этого дня.
Хелена лежала, погрузив подбородок в подушку.
– Но ведь я тоже ангрези, – обиженно заметила она.
Джанахара подоткнула ей одеяло.
– Ты не ангрези, даже если в твоих жилах течет их кровь. Ты носишь свою Индию в сердце.
«Как Ян?» – хотела спросить Хелена, но вместо этого откинулась на подушки, не в силах больше бороться с усталостью.
Джанахара поцеловала ее в лоб, и это было последнее, что почувствовала Хелена, прежде чем провалиться в глубокий сон.
13
Лучи палящего солнца пробивались сквозь резные узоры ставней, оставлявших на полу похожую на кружево тень. Хелена открыла глаза, подоткнула подушку под живот и блаженно потянулась. Ветер шевелил белые занавески на распахнутой во внутренний двор двери. Там, гордо подняв голову, вышагивал по мраморным плиткам павлин. Издалека доносились женские голоса и смех, и Хелена улыбнулась. Она не знала, сколько проспала, сутки или двое, но чувствовала себя необыкновенно свежей и полной сил. Как будто последняя ночь унесла с собой все смущавшие душу мрачные предчувствия.
Ощутив на лице легкий ветерок, Хелена подняла глаза к двери. Из-за занавески выглянуло улыбающееся смуглое лицо, а потом в комнату вошла Джанахара с подносом в руках.
– Как спалось? – спросила она, присаживаясь на край кровати.
– Отлично, спасибо. – Хелена улыбнулась и, потягиваясь, села.
Она взглянула на миндальные пирожные и дымящийся чай и вспомнила, что давно ничего не ела.
Где-то во дворе стучали молотком, что-то скоблили, шлифовали. Отрывистый мужской голос как будто отдавал приказы, ему отвечал торопливый женский. Потом послышались чьи-то шаги. Весь дом, казалось, пребывал в радостном возбуждении.
– Что там происходит? – спросила Хелена.
– Готовятся к свадьбе, – отвечала Джанахара.
– Чьей? – Хелена подобрала просыпавшиеся на постель крошки и потянулась за следующим пирожным.
Индианка остановила на ней исполненный торжественной серьезности взгляд.
– Сегодня солах шрингар – день твоей свадьбы, бетии.
Хелена чуть не подавилась очередным куском и удивленно посмотрела на Джанахару.
– Как это – моей? Но ведь я уже замужем.
Джанахара приложила ладонь к ее щеке.
– Не стоит играть свадьбу раньше Шивы, – ответила она.
Хелена наконец проглотила кусок пирожного, показавшийся ей неприятно липким.
Позже Джанахара проводила ее в ванную комнату и отдала на попечение девушек. Они облепили руки и ноги Хелены похожей на смолу массой, которую отодрали по засыхании. Операция оказалась на редкость болезненной, но Хелена мужественно стиснула зубы и не издала ни звука. Прохладные ароматические масла – розовое и жасминовое, сандаловое и розового дерева – успокоили раздраженную кожу. Редким гребнем распутали свалявшиеся за ночь волосы, им же нанесли масло, сделавшее их мягкими и блестящими, как шелк. Хелену замотали в белое сари и проводили во внутренний двор зенаны, в центре которого стояло возвышение, выложенное атласными желтыми подушками, между которыми лежали сплетенные из календулы гирлянды.
Одна из женщин велела Хелене сесть на подушки и вытянуть руки, а потом легкими движениями стала наносить на ее кожу темно-красную пасту, пахнущую травой и сухими листьями, покрывая пальцы, запястья и щиколотки невесты причудливым узором из стеблей и цветов. Несколько женщин затянули песню под аккомпанемент тамбурина, остальные подхватили. Речь в ней шла о божественной женской красоте, о сияющих глазах и алых губах, о мягкой линии бедер и упругой округлости груди, о скромности, целомудрии и других добродетелях индийской жены, о земных наслаждениях и небесной радости, и кровь бросилась Хелене в лицо.
С трудом разбирая цветистый язык, она все же поняла, что слышит одну из тех песен, в которых индианки из поколения в поколение передают друг другу тайные знания. И, хотя Хелена была человеком другого воспитания и крови, она почувствовала себя своей в этом женском кругу, принадлежность к которому и символизировали эти темно-красные линии.
Высокие теплые голоса окутывали Хелену, подобно мягкой ткани, сердце билось в такт тамбурину, то ускоряясь, то замедляя темп. Пока паста на коже засыхала, образуя хрупкую корку, Джанахара угощала девушку кусочками манго, бананов и кокосов, поила приправленным корицей и кориандром чаем. Косые лучи солнца обволакивали фигуры женщин в сари темно-золотым светом, и, лишь когда зажгли факелы, Хелена поняла, что день подошел к концу.
Наконец ее кожу протерли пахнущей лимоном эссенцией, и в голубоватых вечерних сумерках красные линии узора задрожали, как язычки пламени. В торжественном молчании женщины сняли с Хелены домашнюю одежду, застегнули спереди короткое огненно-красное чоли и развернули многометровую полоску сари. У Хелены дыхание перехватило при виде такого великолепия. Ткань была насыщенно красной, с широкой золотой каймой и такого же цвета вышивкой в виде изогнутых капель, какие были на пашминовой шали Хелены, цветов, листьев, ромбов, стилизованных павлинов и солнц. Кроме того, она была усеяна маленькими зеркальными вставками в золотых рамках или оправах из драгоценных камней. Впрочем, Хелена подумала, что это могло быть и обыкновенное стекло, только граненое и выкрашенное под камень. По крайней мере она на это надеялась.
Начав с бедер, девушки принялись оборачивать Хелену тканью, пока наконец свободный кончик сари не лег на спину, перекинувшись через левое плечо.
Джанахара пристально посмотрела на нее и улыбнулась.
– Давно уже не было невест в Сурья-Махале, – растроганно прошептала она. – На солах шрингар невеста надевает все украшения, которые получила от родителей в качестве приданого. Ты пришла в этот дом с пустыми руками, но я уверена, что отдаю за тобой богатство иного рода. – Она обернула голову Хелены свободным концом сари, обняла ее за плечи и поцеловала в лоб. – Пора.
Под глухие удары барабана они двинулись сквозь празднично убранные галереи высоких комнат. Хелена осторожно переступала босыми ногами, опираясь на руку Джанахары и потупив взгляд.
Просторный двор, тот самый, куда они въехали в день прибытия, был освещен многочисленными факелами и масляными лампами, а плитка устлана розовыми лепестками. Стены дома в изобилии покрывали цветочные гирлянды из календулы, роз, жасмина, а в центре двора горел костер, возле которого лежал ковер с красными и белыми подушками. Поодаль в серьезном молчании стояли обитатели дворца, включая обслугу, празднично одетые и увешанные украшениями. Хелена невольно прижалась к Джанахаре, и та сжала ей руку. В глазах индианки стоял торжественный блеск.
Барабан смолк, и под низким, как тяжелый полог палатки, небом нависла напряженная тишина, разразившаяся наконец троекратным ударом молотка в металлические ворота. Хелена вздрогнула.
– Кийаа тьяяхийе? Что вы хотите? – спросил привратник, рослый раджпут в длинном белом кафтане, и угрожающе потянул из ножен блестящую саблю.
– Майин мери дульхин тьяяхийе, – зычно ответил мужчина по ту сторону ворот. – Я приехал за своей невестой.
Его голос прозвучал так громко, как будто жених стоял тут же, во дворе, а не за мощной каменной стеной.
Стук, равно как и короткий разговор гостя с раджпутом, повторился еще дважды, и только после этого привратник велел впустить жениха.
Ворота медленно отворились, и в свете факелов глазам собравшихся предстал отряд раджпутов. Осторожно переступая копытами, лошади одна за другой вошли во двор. Всадники были одеты в длинные белые кафтаны с красными тюрбанами, лишь на одном из них красовался белый тюрбан с сияющим во лбу драгоценным камнем. Этот воин ехал впереди всех на великолепной серой кобыле. Из-под пол длинного белого кафтана с переливающейся при малейшем движении золотой вышивкой виднелись высокие сапоги, в которые были заправлены узкие белые штаны. Одной рукой жених держал туго натянутые вожжи, другую упер в бок и выступал с царственной непринужденностью.
«Индус, Боже, меня хотят выдать за индуса…» У Хелены подкосились ноги, и она оцепенела от ужаса. Однако в следующую секунду страх сменился не менее сильным изумлением, потому что в царственном всаднике она узнала Яна. Загорелый, с заострившимися чертами лица и в одежде раджпута, он казался одним из них. И тем не менее это был Ян, Хелена узнала его по насмешливому блеску в глазах и манере держаться в седле.
Лошади остановились. Хлынувший через раскрытые ворота холодный ветер пустыни теребил их гривы. Потом створки с гулким стуком захлопнулись, всадники спешились, передав поводья подбежавшим слугам, и остановились напротив Хелены и Джанахары.
Медленно переступая обутыми в сандалии ногами, индианка подвела Хелену к мужчинам. Костер к тому времени хорошо разгорелся и распространял по двору пряный аромат. Ян и раджпуты подняли головы.
– Майн денаатаа мерил бетии хуун, – отчетливо произнесла Джанахара. – Я отдаю тебе свою дочь.
И после этих слов Хелена, как научила ее Джанахара, повесила на шею Яну гирлянду цветов. Он казался чужим и бесконечно далеким в роскошном кафтане, поверх которого лежала цепь с висевшим на ней амулетом. Степенно сложив ладони, Невилл поклонился сначала Джанахаре, потом Хелене и, взяв невесту за руку, подвел ее к красным подушкам по другую сторону костра. Над ними был натянут белый шелковый балдахин, колышущийся в горячем дыхании пламени.
Священник нараспев повторял древний стих о святости брачных уз. Несмотря на то что церемония проходила во дворе, воздух был тяжелым и сладким от благовоний. Ян бережно, но крепко сжимал в своей ладони руку невесты, и Хелена дрожала, чувствуя, как кольцо давит в крашеную ладонь.
Казалось, прошло несколько часов, прежде чем священник накинул на плечи Невилла длинную вышитую шаль, конец которой привязал к сари невесты. Связанные друг с другом символическими узами Ян и Хелена под монотонное пение священника обошли вокруг костра в общей сложности семь раз. Двор вокруг освещенного огнем пространства был погружен в полную темноту, в которой скорее угадывалось присутствие торжественно молчащей толпы. Потом священник протянул им миску с порошком цвета киновари, и Ян, окунув в нее свое кольцо, поставил красную точку на лбу невесты.
И в этот момент тишина прорвалась шквалом аплодисментов и возгласов ликования. Мужчины, женщины, дети, выкрикивая пожелания счастья, устремились к молодоженам, на головы которых обрушился дождь из розовых лепестков и зерен риса. Застучали барабаны, к пронзительному пению струнных присоединились высокие женские голоса.
Хелена с рассеянной улыбкой принимала поздравления, неподвижно восседая на красных подушках. Откуда ни возьмись, выскочил Джейсон, одетый в белый кафтан, сшитый по образцу одежды раджпутов. Он поцеловал сестру в щеку и снова присоединился к группе детей, снующих под ногами взрослых. Звенели браслеты, кружились разноцветные вихри одежд. Даже раджпуты, забыв свою мрачную серьезность, хлопали в ладоши и пели.
Ян сидел на своей подушке и, отвернувшись от Хелены, непринужденно беседовал с мужчинами. Она поразилась тому, как естественно вписался он в их круг, словно всю жизнь прожил в Индии. Раджив-Хамелеон. Приняв от кого-то бокал, он обернулся и остановил на Хелене улыбающиеся глаза. Она невольно содрогнулась, встретив их черный блеск.
– Устала? – Невилл склонился к невесте и взял ее за руку.
Хелена кивнула. Ее действительно клонило в сон, не то от переутомления, не то от дурманящих голову ароматов. Невилл коснулся губами ее ладони.
– Тогда пойдем.
Под многозначительные смешки мужчин, сопровождаемые кивками и похлопываниями по плечу, Невилл встал и, осторожно лавируя между гостями, повел жену через двор. Скрестив ноги или полуразвалившись, люди сидели на мягких подушках или прямо на плитке перед тарелками с угощениями, весело болтали или пели и не обращали на молодоженов никакого внимания.
Во дворце было прохладно, почти холодно и непривычно тихо. Стайкой испуганных птиц мелькнула группа служанок. Под руку с Яном Хелена шла галереей до сих пор совершенно незнакомых ей комнат, пока не увидела перед собой распахнутую настежь темную деревянную дверь. Возле нее, опустив глаза долу, стояли несколько девушек.
Молодожены вошли в просторное помещение, едва освещенное бесчисленными тусклыми лампами. В воздухе висел сладковатый цветочный запах. Розовые лепестки почти полностью покрывали каменный пол и одеяло с подушками на широкой кровати под колышущимся белым балдахином. Хелена отвела глаза, лицо ее горело не то от стыда, не то от страха. Она огляделась, словно ища, на чем остановить взгляд, но комната была пуста. Краем глаза Хелена видела, как Ян опустился на единственное кресло в углу, и служанка сняла с него сапоги. Он махнул рукой, послышался шорох шелка и звон ножных браслетов, а потом дверь с легким щелчком захлопнулась. Вскоре Хелена почувствовала, что Ян стоит рядом, и, преодолев себя, подняла на него глаза.
Он уже снял тюрбан и расшитый золотом кафтан и стоял перед ней босой, в одной рубахе и белых в обтяжку штанах. Хелена понимала неизбежность того, что должно случиться этой ночью, и это пугало ее, но желания бежать у нее не возникало.
Невилл осторожно погладил ее по голове, прикрытой концом сари, и от его прикосновения по телу Хелены пробежала дрожь. Он провел по ее щеке кончиками пальцев, взял за подбородок и заглянул в глаза. Когда Хелена ощутила его мягкие губы на своих, внутри у нее будто что-то растаяло. Она издала чуть слышный стон и почувствовала, как Ян улыбнулся.
– Маленькая Хелена… – прошептал он. – Тебе никуда не деться от меня этой ночью…
Хелена не заметила, как сползло с плеч ее сари. Невилл скользил руками вдоль ее талии и бедер, все крепче прижимая к себе, трогал губами ее лоб, щеки, шею, в то время как шелковая ткань все струилась и струилась на пол. Наконец с легким хрустом распахнулось чоли, и по коже Хелены пробежал холодок, хотя воздух в комнате был достаточно прогрет огнем светильников. И это было похоже на пробуждение, как будто краски и запахи этой ночи, одурманив ту Хелену, которая до сих пор отталкивала Невилла, расшевелили другую, любящую и чувственную. Она нетерпеливо гладила Яна по плечам, трогала его горячую кожу и крепкие мускулы под рубахой, ткань которой в конце концов с треском разорвалась под ее пальцами. Ян тихо рассмеялся, и оба, разгоряченные, повалились на прохладную простыню и мягкие подушки.
Внезапно Хелена нащупала серебряную цепь, которую раньше не замечала на Яне, но почему-то была уверена, что он никогда ее не снимал.
– Что это? – Хелена взяла в руки висевший на груди Яна амулет.
– Клык тигра, которого я когда-то застрелил, – ответил Невилл между поцелуями и мягко толкнул Хелену обратно на подушки.
Но она упрямо увернулась, продолжая вертеть вставленный в серебряную оправу клык.
– И что это значит?
– Упорство и непобедимость, – прошептал Невилл, горячо дыша Хелене в волосы.
Он еще раз скользнул губами по ее лицу и коснулся зубами шеи, словно укусил, отчего Хелену прошиб холодный пот. Когда она снова привлекла Яна к себе, рука нащупала на его плече что-то твердое. Это оказался шрам, протянувшийся от ключицы до предплечья, в том же направлении, что и пересекавший его щеку. Хелена в ужасе отпрянула.
– Ян, что…
Он закрыл ей рот своими губами. Повинуясь нежным, но повелительным движениям, Хелена снова откинулась на подушку и вдруг ощутила в себе что-то твердое. А потом тело пронзила жгучая боль, тут же сменившаяся теплой волной, которая подхватила и закружила Хелену, захлестнула ее с головой, опрокинув в пустоту, в забытье невиданного блаженства.
Ее разбудило лишь яркое полуденное солнце. Яна рядом не было. Усыпанная смятыми лепестками кровать давно успела остыть. Хелена чувствовала себя покинутой и одинокой.
14
После полудня она сидела во внутреннем дворе на покрытых мягкими подушками ступенях. Жаркое солнце словно просачивалось сквозь стены, и воздух пах цветами и нагретым камнем. Отливающее бирюзой темно-фиолетовое сари оттенка павлиньего пера прохладно облегало тело. Хелена поджала ноги и, упершись подбородком в колени, наблюдала за играющим со сверстниками Джейсоном. Время в Сурья-Махале остановилось. Этот дворец походил на остров, затерянный в бескрайних песках Раджпутаны. Трудно было поверить, что на дворе уже 1877 год. Дни Хелены тянулись медленно, почти неотличимые друг от друга. Казалось, ей нет и не будет другого дела, кроме как нежиться во дворе на солнце и наблюдать, как привыкает Джейсон к компании темнокожих детей, становясь для них своим, как он здоровеет и веселеет день ото дня, как улучшается его хиндустани.
Долгие часы вынужденного безделья и размеренная дворцовая жизнь среди предупредительных служанок, угадывающих любое ее желание, а также обильная пища – сдобренное приправами мясо, овощи, сладко-пряные чатни, рис с медом, лакомства из орехов, сливок и фруктов уже сделали свое дело: бедра Хелены округлились, и атласная ткань чоли натянулась на тугих грудях, к явному удовольствию Джанахары и других женщин. Но на душе у Хелены было неспокойно, тоскливо. И, как ни отмахивалась от этой мысли, она снова и снова признавалась себе, что скучает по Яну.
Его поцелуи до сих пор горели на ее губах, кожа таяла под его руками, и внизу живота с той самой ночи будто все еще пульсировала жгучая и сладкая боль, заставляя тело трепетать от страсти.
«Хузур покинул дворец на рассвете, – так сообщила Хелене словоохотливая служанка, менявшая простыни после той ночи. Она так пристально, хотя и с явным удовлетворением, разглядывала пятна крови на простыне, что Хелена стыдливо опустила глаза. – Никто не знает, когда они с Моханом Тайидом вернутся». В то утро даже приправленные корицей чатни из манго, кокосов и яблок показались Хелене пресными. Невыносимая мысль о том, что Ян поспешил убраться, едва выполнив свой долг, мучила ее снова и снова. Хелена ненавидела себя за желание принадлежать ему, быть им любимой. Но это чувство крепло в ней тем больше, чем сильнее она с ним боролась, как будто в ту ночь Невилл завладел не только ее телом, но и душой.
Внезапный шорох шелка и звон браслетов заставили ее вздрогнуть. Назрин, пожилая женщина, под началом которой состояла вся женская прислуга, пробиралась к ней через толпу резвящихся детей. Она радостно взглянула на молодую хозяйку и сделала знак рукой.
– Хузур, – выдохнула Назрин, не успела Хелена к ней приблизиться. – Он вернулся, мемсахиб.
Сердце Хелены забилось. Подобрав сари, она устремилась через двор в направлении дома, однако старая служанка удержала ее.
– Хузур хотел, чтобы вы ждали у себя в комнате, пока он не пошлет за вами, мемсахиб.
На мгновение Хелене показалось, что под ногами разверзлась земля. Она недоверчиво посмотрела в смуглое морщинистое лицо.
– Так он приказал, – настоятельно повторила старуха, сочувственно глядя на госпожу.
Хелена сглотнула и, в очередной раз раздавленная и униженная, медленно поплелась в комнату.
Последние лучи вечернего солнца погасли за дворцовой стеной, и голубые сумерки, вот-вот готовые сгуститься до ночного мрака, уже рассеивались над крышами. Бесшумные, как призраки, выныривали из темноты черные тени летучих мышей. Потом зажглись звезды, а Хелена все ждала. Пусто и холодно было в ее комнате после первой брачной ночи, и одиночество не давало уснуть. В дверь незаметно проскользнула служанка, зажгла светильники и снова скрылась. Проникающий в окна свежий ночной воздух не мог охладить пылающих щек Хелены. Она непривлекательна, уродлива – в этом теперь не оставалось никаких сомнений. Но тогда почему Невилл так добивался этого брака?
Хелена рванула нежную ткань сари, нетерпеливо выпутываясь из бесконечно длинного полотна, потом одну за другой расстегнула пуговицы на чоли, надела ночную сорочку и уселась на табурет перед не так давно поставленным здесь ночным столиком. Тусклый свет ламп отражался в зеркале золотой дымкой, контуры лица казались размытыми. Хелена схватила изящную серебряную расческу. Мягкие, тяжелые волны волос обтекали ее округлившееся лицо, в глазах дрожали огоньки. На некоторое время Хелена погрузилась в созерцание, а потом бросила расческу на столик и вскочила.
Накинув на плечи пашминовую шаль, она выскользнула в темный коридор и быстро пошла, сама не зная куда. За первым же поворотом столкнулась с молодой служанкой и смерила ее таким взглядом, что та чуть не выронила поднос с пустыми тарелками.
– Где хузур? – прошипела Хелена.
Девушка шарахнулась и одними округлившимися глазами показала на черневшую рядом дверь.
Хелена рванула ручку и решительно шагнула в комнату. Обшитая деревянными панелями, с множеством загроможденных книгами полок, она оставалась темной, несмотря на светильники и огонь в камине. Большую ее часть занимал письменный стол, за которым Хелена увидела Яна. Перед ним стоял мальчик-посыльный, весь в белом, только что принявший у Невилла пачку писем. Открыв рот, слуга уставился на Хелену.
– Иди! – махнул рукой Невилл.
Посыльный взял себя в руки, низко поклонился сначала Яну, потом Хелене, украдкой бросив на нее взгляд, от которого она залилась краской, и быстро вышел. Ян откинулся на высокую спинку стула и закурил.
– Мои поздравления! – воскликнул он. – Ты только что перевернула вверх дном его представления о мире. Согласно бытующему здесь мнению, у мемсахиб не бывает ног.
Хелена пристыженно взглянула на свои щиколотки, утопающие в длинном ворсе ковра.
– Итак, чего ты хочешь?
Ян смотрел на нее с нетерпением.
Хелена гордо выпятила подбородок.
– Ты заставил меня прождать весь день.
– У меня были дела поважнее, – невозмутимо отвечал Невилл.
Хелена вскинула голову, ее глаза метали гневные искры.
– Я не шлюха, к которой ты можешь приходить, когда захочешь.
Словно «шлюха» она произнесла по-хиндустански. Невилл привстал, стряхнул пепел в стоящую на столе вазочку и скривил губы.
– Мне следует лучше следить за тем, каким словам учит тебя Мохан. – Он снова опустился на стул. – Но ты выразилась не совсем удачно, ты ведь тоже продала мне себя. Правда, в сравнении с танцовщицами, которые всю жизнь только и делают, что ублажают мужчин и практикуют Камасутру, ты стоишь немного.
Хелена представила себе смуглую красотку рядом с Невиллом и задрожала от ярости.
– Такого я не ожидала услышать, – прошипела она сквозь стиснутые зубы. – Даже от тебя.
Она развернулась, но, прежде чем успела достичь двери, почувствовала цепкие пальцы Невилла на своем запястье. Как ни билась Хелена, он оказался сильнее. Развернув Хелену резким рывком, он взял ее за подбородок и заставил взглянуть ему в глаза.
Читать бесплатно другие книги:
