Талисман Кинг Стивен
Джек вопросительно посмотрел на старика, но тот ничего не стал объяснять. Он только кивнул, что означало: «Да, ты правильно услышал».
«Ну что же, — подумал Джек. — Я всегда доверял ему…»
Он взял Ричарда за одну руку, Смотритель — за другую, и они начали перемещаться…
Человек, стоящий рядом с ним, не был Смотрителем. Он мог бы быть его младшим братом. Сильный и здоровый — отнюдь не немощный больной старик.
— Смотритель… то есть, мистер Паркус… что…
— Я думаю, что вам, мальчики, нужен отдых, — ответил Паркус. — Особенно твоему другу, но и тебе тоже. Твой друг слишком близко подошел к последней черте… и ему просто необходимо хорошенько прийти в себя.
Паркус и Джек подхватили Ричарда на руки и понесли вдоль берега.
Цвет песка менялся. Он был уже не черным — сейчас он приобрел нормальный желтый цвет. Песок был теплым, снег куда-то исчез. Они опустили Ричарда.
— Здесь вы можете поспать. Спите спокойно — ничто вас не потревожит. Те, которые были там, — Паркус указал в сторону Пойнт-Венути, — знают, что произошло; им известно, что Оррис умер. Дьявол из этих мест, понимаешь? Ты чувствуешь это?
— Да, — прошептал Джек. — Но… мистер Паркус… вы не… не…
— Не уйду ли я, хочешь спросить ты? Уйду, и очень скоро. Но сперва скажу тебе кое-что. Когда вы проснетесь утром, идите на восток… не перемещайтесь в другой мир! Оставайтесь здесь, в Территориях. А мне теперь предстоит много работы. Такие вести, как новость о смерти Моргана, быстро долетают до восточных земель, и кое-кто попытается скрыться. Если я не потороплюсь…
Он задумался.
— Когда присылают счета, по ним нужно платить. Морган умер, но на свободе бродят его помощники.
— Вы работаете здесь кем-то вроде полицейского, да?
— Я тот, кого вы называете Верховным Судьей. — Паркус улыбнулся, и на мгновение в нем промелькнули черты Смотрителя.
— Иногда ты будешь видеться со мной. Может быть, в магазине, или же в парке…
— Но Смотритель… ему было плохо… Талисман не смог ему помочь…
— Смотритель стар. Ему столько же лет, сколько и мне, но твой мир быстро состарил его. Не переживай, он еще поживет на свете!
— Ты обещаешь?
— Да. Так вот, ты и твой друг пойдете на восток. Вам нужно пройти пять миль. Прогулка ваша будет легкой и приятной. Когда дойдете до большого дерева — самого большого, которое можно себе вообразить — ты возьмешь Ричарда за руку, и вы переместитесь в свой мир. Вы окажетесь на дороге, ведущей в маленький городок Сторивиль в Северной Калифорнии. Там найдете стоянку автомобилей…
— А дальше?
Паркус засмеялся:
— Не знаю, не знаю. Возможно, ты встретишь там кого-нибудь знакомого…
— Но как же мы…
— Тсс! — и Паркус положил руку на лоб мальчика, как делала в детстве его мать. — Хватит вопросов. Все будет хорошо.
Джек закрыл глаза. Он начинал засыпать.
— Ты смел и честен, Джек, — веско сказал Смотритель-Паркус. — Я хотел бы, чтобы ты был моим сыном… и знай: я восхищаюсь тобой.
Джек попытался улыбнуться.
— Моя мама всегда говорила…
И, не закончив, уснул.
Они подходили к автостоянке, держась за руки. В другой руке Джек бережно нес Талисман.
Внезапно он остановился, тронув Ричарда за плечо.
— Я хочу, чтобы ты кое-что знал, — сказал Джек.
— Что?
— Я люблю тебя.
Глаза Ричарда внимательно изучали гравий, покрывавший дорогу. Он, не поднимая головы, кивнул. И Джек вспомнил однажды сказанные матерью слова: «Джеки, бывают моменты, когда чувства невозможно выразить словами».
— Мы почти у цели, Ричи, — сказал он, давая Ричарду прийти в себя. — На автостоянке нас должен кто-то встретить.
— Наверное, Гитлер? — неудачно пошутил Ричард. Он переборол душившие его слезы и был готов идти дальше.
Они дошли до стоянки. Прямо перед ними припарковался черный «кадиллак». Точно такой, какой был в Тейере, а потом в Пойнт-Венути.
Дверца его открылась, и оттуда показалась крепкая нога, обтянутая голубыми брюками. Из-под брюк выглядывал черный ботинок.
Ричард вздрогнул. Наконец из машины выбрался весь водитель.
Это был Волк — конечно же, Волк! — и Джек подсознательно знал это с самого начала. Волк был почти семи футов высотой, длинноволосый, с сияющими оранжевыми глазами.
— Волк! — закричал Джек. — Волк, ты жив! Ты жив!
Волк приветственно улыбнулся ему.
— Джек Сойер! Волк! Смотрите-ка! Все так, как сказал Паркус! Я здесь, и ты тоже здесь! Джек и его друг! Волк! Великолепно! Волк!
Увы, это был не его Волк. Запах его был другим… Другим, но в тоже время очень похожим. Это был брат старого знакомого Волка. Старше и мудрее, но не менее добрый.
— Я знал твоего брата, — сказал Джек, — твоего младшего брата.
— Мой брат Волк! — Волк подошел ближе и прикоснулся пальцем к Талисману. В ту же секунду в Талисмане что-то вспыхнуло и погасло.
— Я любил твоего брата. Он спас мне жизнь! После Ричарда он был самым лучшим моим другом! Мне жаль, что он умер.
— Сейчас он на луне, — серьезно сообщил Волк. — Но он вернется. Все возвращается, как и луна… Ну, поехали. Пора выбираться отсюда.
Мальчики уселись, и «кадиллак» тронулся с места.
— Джек? — У Ричарда на лице читался испуг.
— Все в порядке.
— Но куда…
— К моей маме, в Аркадия-Бич, штат Нью-Хэмпшир. Через всю страну в салоне первого класса.
Внезапно Джек обнаружил на сидении старый чехол от гитары.
— Волк! А Лестер что, должен был ехать с нами?
— Не знаю никаких Лестеров, — был ответ.
Джек указал на чехол:
— А откуда взялось это?
Волк улыбнулся, сверкнув зубами.
— Паркус, — сказал он. Оставил для тебя. Чуть не забыл.
Он достал из кармана старую потрепанную открытку. На ней была изображена карусель; очень многие лошадки были знакомы Джеку — Шустрая Элла, Серебряная Леди…
Джек посмотрел на дату выпуска открытки — 4 июля 1984 года. На обороте рукой Смотрителя — не Паркуса! — было написано:
«Ты совершил великий подвиг, Джек. Если понадобится, воспользуйся тем, что в чехле, а если нет — выброси это!»
Джек расстегнул «молнию». Они с Ричардом заглянули в чехол.
— Боже правый! — одновременно воскликнули оба.
Потому что чехол был набит двадцатидолларовыми купюрами.
Они мчались на восток через Кентукки и Манси. Они заезжали перекусить в придорожные ресторанчики, и Джек не уставал удивляться тому, сколько самой разнообразной еды может поглотить Волк.
Вторую ночь своего пути они провели неподалеку от городка Джулайсбурга, штат Колорадо, в чистом поле. Волк приготовил им отличный ужин, и сейчас они, наевшись, лежали в своих спальниках, глядя в звездное небо, а Волк танцевал среди сугробов.
— Я люблю этого парня, — задумчиво сказал Ричард.
— Я тоже. Но ты не видел его брата.
— А хотелось бы… — Внезапно Ричард изменил тему разговора. — Я начинаю забывать все, что с нами случилось, Джек. И я чувствую, что причиной тому мое огромное желание забыть. Слушай, а ты уверен, что с твоей мамой все в порядке?
Джек пытался трижды дозвониться Лили, но телефон в ее номере не отвечал. Не отвечал и офис отеля. Но Джека это не слишком беспокоило. Он верил, что все в порядке. Он застанет ее там. Больную… но живую! Он надеялся.
— Да.
— Тогда почему она не отвечает на телефонные звонки?
— Думаю, Слоут проделал какой-то трюк с телефоном, — сказал Джек. — Но чувствую, что она там.
— И если исцелитель еще работает… — Ричард кивнул на Талисман, — ты… то есть… ты думаешь, она разрешит… разрешит мне остаться с вами?
— Нет, — пошутил Джек. — Она с удовольствием отправит тебя в сиротский приют. Не будь идиотом, Ричи, — конечно, ты останешься с нами.
— Но… после всего, что сделал мой отец…
— Твой отец, Ричи, — сказал Джек. — Не ты!
— И ты не будешь напоминать мне…
— Нет, если ты хочешь забыть.
— Хочу, Джеки. Очень хочу.
Они мчались на восток, через Небраску и Айову…
К закату пятого дня они въехали в Новую Англию.
47. КОНЕЦ ПУТЕШЕСТВИЯ
Вся их долгая поездка из Калифорнии в Новую Англию, казалось, слились в один бесконечный день и вечер.
С Талисманом происходили странные метаморфозы. Как только они покинули Калифорнию — он внезапно погас, и только на рассвете пятого дня вновь начал возвращаться к жизни…
«Оутли, — подумал Джек к концу шестого дня, — я должен показать Ричарду туннель и „Оутлийскую пробку“; кроме того, нужно сказать Волку, какой дорогой ехать…» но он не хотел видеть Оутли во второй раз, не находя в этом ни удовольствия, ни удовлетворения.
Волк вез их по шумному шоссе И-95, они уже достигли Коннектикута, и от Аркадия-Бич их отделяли всего несколько штатов. Теперь Джек считал каждую минуту, каждую милю.
В четверть шестого 21-ого декабря, спустя три месяца с того момента, как Джек отправился на запад, черный «кадиллак» свернул на гравийную дорогу, ведущую к гостинице «Альгамбра».
На западе закат играл калейдоскопом красно-оранжевой гаммы, переходящей в желтый… голубой… пурпурный. Ветви деревьев трещали под напором холодного зимнего ветра; деревья напоминали скелеты, неспособные вернуться к нормальной жизни.
Шины автомобиля трещали по гравию. По приемнику передавали записи «Криденс».
«Люди, знакомые с моим волшебством, — пел Джон Фогерти, — наполнили землю дымом».
Перед входом в отель «кадиллак» остановился. Близился конец дня; садилось солнце, окрашивая западное небо цветами славы.
Здесь.
Отныне и навеки.
Салон автомобиля наполнился слабым, невыразительным светом. Талисман мерцал… но его мерцание было тусклым, как умирающий костер.
Ричард медленно повернулся к Джеку. Его лицо было измученным и испуганным. К груди он прижимал книгу Карла Сагана «Мозг Брока», как будто она была чем-то хрупким и могла разбиться.
«Талисман Ричарда», — подумал Джек и улыбнулся.
— Джек, ты хочешь…
— Нет, — сказал Джек. — Подожди в машине, пока я не позову тебя.
Он открыл дверцу, собираясь выйти, потом оглянулся на Ричарда. Бледный и усталый, тот выглядел жалким.
Не задумываясь о том, что делает, Джек откинулся назад и поцеловал Ричарда в щеку… Ричард обвил руками шею Джека и на мгновение крепко прижался к нему. Потом он отпустил его. Оба при этом не проронили ни звука.
21 декабря мальчик по имени Джек Сойер стоял у кромки воды, сжимая в руках Талисман и смотрел на ночную громаду Атлантического океана. Именно в этот день ему исполнилось тринадцать лет, но он об этом не вспомнил. Он стоял, думая о своей матери. Собирается ли она включать в своей комнате свет? Он надеялся, что да.
Джек не сводил глаз с мерцающего Талисмана.
Лили тянулась изможденной, иссохшей рукой к выключателю. Она нащупала его и включила. Тот, кто увидел бы ее в тот момент, отвернулся бы. В последнюю неделю рак развивался все стремительнее, она весила сейчас не более семидесяти восьми фунтов. Скулы обтягивала похожая на пергамент кожа; коричневые круги под глазами стали почти черными, а сами глаза ввалились внутрь. Грудь исчезла. Руки выглядели бесплотными.
Но это было не все. В последнюю неделю у нее началась пневмония.
В ее ослабленном состоянии она, конечно, была первым кандидатом на любое респираторное заболевание, но здесь свою роль сыграли разные обстоятельства.
Некоторое время назад батареи в гостинице перестали работать. Она не могла наверняка сказать, как давно, потому что время для нее перестало существовать. Но с этого момента гостиница стала ледяным домом. Могилой, в которой она умирала.
Все это произошло тогда, когда она разбила рукой стекло, прогоняя чайку, похожую на Слоута. Очевидно, Слоут проделал еще и эту штуку. Все ушли. Все. Не осталось сиделок. Не осталось дежурного клерка внизу. Слоут засунул их всех в карман и унес отсюда.
Четыре дня назад — когда она не нашла в комнате ничего, что можно было бы съесть — она сползла с постели и медленно направилась к лифту. Она захватила с собой стул, используя его как опору при ходьбе, и одновременно для отдыха. Коридор длиной сорок футов она преодолела за сорок минут.
Она несколько раз нажимала кнопку вызова лифта, но кабина так и не пришла. Кнопка даже не засветилась.
Лили выругалась про себя и медленно стала опускаться вниз по лестнице.
— Эй! — крикнула она, тяжело опираясь на спинку стула.
«Наверное, они не слышат меня, хотя должны были бы», — подумала она, и снова крикнула что есть силы.
Никто не пришел. Телефон отключен. Гостиница превратилась в мавзолей. Но она не хотела умирать в мавзолее!
Она поползла обратно, но вдруг сильная боль перекосила ее на один бок, и она, соскользнув со стула, тяжело упала на ступеньки…
С большим трудом Лили добралась до своей комнаты, и с этого момента она потеряла счет времени. Но она еще держалась, потому что в глубине угасающего сознания жила странная уверенность, что Джек возвращается и скоро будет с ней.
Сейчас она почувствовала начало своего конца. Словно по спирали ее засасывало в воронку в песке.
Чтобы вырваться из этой спирали, она попыталась зажечь свет. Для этого она встала с постели. До сих пор у нее не хватало сил; доктор в последний визит посмеялся над самой идеей встать. Но сейчас она рискнула.
Она дважды падала, пока, наконец, не встала на ноги; затем нащупала стул и с его помощью начала передвигаться к окну.
Лили Кэвэней, Королева Бродвея, шла. Это была походка существа, съедаемого раком и лихорадкой.
Она добралась до окна и выглянула в него.
Внизу она увидела человеческий силуэт… и пылающий шар.
— Джек! — попыталась крикнуть она, но у нее ничего не получилось. Из груди вырвался какой-то свистящий звук, и она без сил повалилась на подоконник.
Внезапно светящийся шар в руках фигуры ярко вспыхнул, осветив лицо держащего его человека, и это был лицо Джека. Это был Джек! Джек вернулся домой!..
Фигура побежала.
— Джек!
Глаза ее стали ярче. По желтым щекам текли слезы.
— Мама!
Джек увидел ее; она выглядела ужасно — как будто в окно выглядывал призрак.
— Мама!
Он помчался по ступенькам, перескакивая через них; Талисман в его руках вспыхнул ярко-красным светом… и погас.
Он летел к их номеру, и, наконец, услышал ее голос, как тихий шорох в траве.
— Джеки?..
— Мамочка!
Он ворвался в комнату.
Внизу, в машине, нервничал Ричард, поглядывая сквозь очки на окна. Что там делает Джек? Он заметил, что в нескольких окнах наверху вспыхивает и гаснет белый свет. Ричард опустил голову и вздохнул.
Он увидел ее — мать лежала на полу под окном. Вся комната, неприбранная и пыльная, казалась пустой… Слова застряли у Джека в горле. Потом Талисман вспыхнул ярким светом, осветив комнату. Ее волосы разметались по грязному ковру. Обескровленная рука тянулась к нему.
Он почувствовал запах болезни, запах приближающейся смерти. Джек не был врачом, и не заметил многих перемен в Лили. Но он знал одно: его мать умирает и осталось очень мало времени. Она дважды повторила его имя, но он понял, что она бредит. Он положил ей на голову руку и поставил Талисман на пол рядом с ней.
Казалось, ее волосы полны песка. Лоб горел, как огонь. Она лежала в неудобной позе, и Джек поднял ее, чтобы перенести. Мама стала почти невесомой. Рука ее безжизненно свисала вниз.
С Ричардом в Пойнт-Венути тоже были плохи дела, но ее тело содержало в себе гораздо меньше жизненных сил, чем его.
«А Ричард почти умирал тогда».
Она вновь произнесла его имя, и он заплакал. Тело в его руках задрожало.
Он положил ее на кровать, убрал с лица волосы и укрыл ее одеялом.
Когда-то, в самом начале его странствований, мать показалась ему старухой. Потом он привык к ее виду, и Лили Кэвэней-Сойер вновь стала в его глазах самой собой. Обычно люди не могли определить ее возраст — она всегда была очаровательной блондинкой, с неизменной улыбкой на лице. Лили Кэвэней, чьи кинофильмы пользовались неизменным успехом.
Женщина на кровати меньше всего походила на известную актрису. Слезы Джека внезапно высохли.
— О, нет, нет, нет, — он дотронулся пальцем до ее ввалившейся щеки.
Казалось, она не может пошевелить рукой. Он взял ее руку в свою.
— Пожалуйста, пожалуйста…
Он даже не мог говорить.
А потом он понял, какое усилие сделала эта изможденная женщина.
Она смотрела на него. Она знала, что он вернулся. Она почувствовала момент его возвращения.
— Я здесь, мама, — прошептал он, шмыгнув носом, и почувствовал, что весь дрожит. — Я принес его. Я принес Талисман.
Талисман на полу продолжал мерцать. Но свет был тусклый, слабый, туманный. Когда Джек исцелял им Ричарда, он водил им вдоль тела друга; то же самое проделывал он и со Смотрителем. Но здесь было что-то другое. Он понимал это, но не знал, какое «это» другое…
Он понял, что и он, и Талисман не сумеют спасти его матери жизнь.
Талисман мерцал все реже. Потом из него полился непрерывный белый луч. Джек тронул шар, и Талисман весь залился светом… радугой! НАКОНЕЦ-ТО!
Джек подошел к кровати. Талисман сейчас осветил стены и потолок комнаты, сосредоточив свой свет на кровати.
Джек почувствовал пальцами, что структура света изменяется. Его стеклянная поверхность становилась мягче, податливее; пальцы мальчика почти вдавились в него.
И в этот момент к Джеку пришло сильное чувство, что Талисман изменяется навсегда, и что он скоро потеряет его. Талисмана больше не будет. Пальцами он ощущал теперь не стекло, а, скорее, пластик. Теплый пластик. Джек быстро вложил Талисман в руки матери. Талисман знал свое дело; он ждал этого мгновения; он был предназначен именно для этого.
Джек не знал, чего он должен ожидать. Вспышки света? Запаха лекарств? Колокольного звона?
Ничего не произошло. Его мать продолжала лежать неподвижно, как мертвая.
— Ну, пожалуйста! — простонал Джек. — Мама, пожалуйста…
Дыхание в его груди замерло. Внезапно одна из вертикальных граней Талисмана сдвинулась с места, образовав щель, и из этой щели вырвался свет. Много, очень много света.
Со всех сторон зазвучала музыка — это пели птицы, празднуя свое существование.
Джек слабо понимал происходящее. Он подался вперед и увидел, что Талисман соскользнул с кровати. Из него вырывалось сияние. Ресницы матери дрогнули.
Из Талисмана вылетел сгусток бронзового света и замер в руках Лили. Ее бледное лицо слегка порозовело.
Джек весь напрягся.
Что?
Музыка?
Золотистое облако окутало тело его матери. Джек увидел, как вокруг Лили движутся потоки света, как они спускаются к ногам. Комнату заполнил прекрасный чистый запах, запах земли и цветов, запах жизни. Джек глубоко вдохнул этот запах, и ему почудилось, что он сам в этот момент вторично родился на свет. Джек глянул прямо в сердце раскрытого Талисмана.
Теперь он начал осознавать происходящее; он слышал музыку, слышал пение птиц за темным окном…
Музыка? Что…
Маленький шарик света пролетел мимо него и скрылся внутри Талисмана. Джек моргнул. Один скрылся — появился другой, на этот раз голубой. Голубой, коричневый, зеленый цвета вспыхивали на поверхности Талисмана. Джек стоял, как парализованный. Он чувствовал себя крошечной частичкой, атомом в огромном мире.
Мать пошевелила правой рукой и вздохнула.
Она будет жить! Теперь он знал это. Все произошло так, как сказал Смотритель, и Талисман вдохнул жизнь в ее тело, источенное болезнью. Он изгнал и уничтожил дьявола, убивающего ее. Джеку хотелось расцеловать Талисман. Ноздри его щекотали запахи земли, жасмина и гибискуса. На реснице повисла слезинка, и сейчас она играла всеми цветами радуги в лучах Талисмана. Джек видел, как в ослепительно голубом небе взошло ослепительно желтое солнце. Музыка наполнила Талисман, комнату, весь мир. На поверхности Талисмана женские лица сменялись мужскими, потом детскими… Из глаз покатились слезы: он увидел лицо своей матери, тут же ставшее лицом Королевы. Потом он увидел свое собственное лицо, и уже не мог совладать с нахлынувшими на него чувствами. Он расцветал. Он купался в лучах света. В ушах его звучали трубы и тромбоны, пели саксофоны, гремели фанфары.
Глаза Лили раскрылись шире. Они смотрели на Джека с недоумевающим выражением: где-я-нахожусь. Так смотрит на мир новорожденный младенец. Потом она сделала глубокий вдох, и…
…и река миров, галактик и вселенных фонтаном забила из Талисмана. Все они были окрашены в цвета радуги. Они проникали в ее рот и нос… они играли на ее щеках. На мгновение мать была вся окутана излучением…
«…на мгновение его мать была Талисманом».
Следы болезни исчезли с ее лица. Это не напоминало смену кадров в мультфильме. Это произошло сразу. Это произошло мгновенно. Она была больна… а теперь совершенно здорова. Розы цвели на ее щеках. Волосы сделались гуще и богаче, они вновь приобрели оттенок темного меда.
— О мой БОГ… — шептала Лили.
Радуга с ее лица исчезла — но здоровье осталось.
— Мам? — он подался вперед. Что-то хрустнуло в его руках, как целлофан. Это был Талисман. Он положил его на ночной столик, уронив на пол несколько бутылочек с лекарствами. Но это не имело значения, ей больше не были нужны никакие лекарства.
Его мать улыбалась. Это была радостная, удовлетворенная улыбка: «Здравствуй, мир, это опять я! Что ты думаешь по этому поводу?»
— Джек, ты вернулся домой, — наконец произнесла она, и дважды моргнула, как бы пытаясь убедиться, что это не мираж.
— Конечно, — ответил он, пытаясь улыбнуться. Это ему удалось, но слезы все еще бежали по щекам.
— Я чувствую себя намного лучше, Джеки.
— Да? — Он вытер глаза тыльной стороной ладони. — Это хорошо, мам.
В комнате на четвертом этаже пустынного курортного отеля на побережье в Нью-Хэмпшире тринадцатилетний мальчик по имени Джек Сойер подался с закрытыми глазами вперед и крепко обнял свою мать. Его обычная жизнь, наполненная школой и друзьями, играми и музыкой, жизнь нормального тринадцатилетнего мальчика возвращалась к нему. Это сделал для него Талисман, понял он. Когда он обернулся, чтобы взглянуть на него, Талисман исчез.
ЭПИЛОГ
В большой белой спальне, в окружении взволнованных женщин, Лаура де Луизиан, Королева Территорий, открыла глаза.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Наша летопись кончена. Так как в ней изложена история мальчика, она должна остановиться именно здесь; если бы она двинулась дальше, она превратилась бы в историю мужчины. Когда роман о взрослых, точно знаешь, где остановиться, — на свадьбе, но когда пишешь о детях, приходится ставить последнюю точку там, где тебе удобнее.
Большинство героев этой книги здравствуют и поныне; они преуспевают и счастливы. Может быть, когда-нибудь после я сочту небесполезным снова заняться историей изображенных в этой книге детей и погляжу, какие вышли из них люди; поэтому я выступил бы весьма опрометчиво, если бы сообщил вам теперь об их нынешней жизни.
Марк Твен. «Приключения Тома Сойера»
Читать бесплатно другие книги:
