Томминокеры Кинг Стивен

27

Все пространство внутри сарая было уже залито огнем. В центре его преобразователь вспыхивал и угасал, вспыхивал и угасал, как пульсирующий кошачий глаз посередине преисподней.

Питер лежал на боку, его лапы наконец остановились. Ив Хиллман смотрел на преобразователь, мучительно концентрируясь. Жидкость вокруг него становилась очень, очень горячей. Это было хорошо; не больно, по крайней мере, в физическом смысле. Изоляция основного кабеля, соединяющая его с преобразователем, начала плавиться и растапливаться. Но связь еще сохранялась. Сейчас, в полыхающем сарае, она сохранялась, и Ив Хиллман думал:

Последнее. Дай ему шанс уйти. Последнее.

ПОСЛЕДНЕЕ вспыхнул экран компьютера ПОСЛЕДНЕЕ ПОСЛЕДНЕЕ ПОСЛЕДНЕЕ и покрылся девятками.

28

Разрушения во дворе Бобби Андерсон были невероятные.

Дик и Ньют глядели, завороженные, почти неверящие. Как в тот день со стариком и полицейским в лесу, Дик поймал себя на недоумевающей мысли, как вообще дела могли пойти так плохо. Только они двое — они да все те, кто еще не прибыл, — были в порядке, вне мертвой зоны под навесом, но Дик еще не поднялся. И он не был уверен, что сможет.

Люди горели во дворе, как соломенные пугала. Кто-то бежал, в ужасе, каркая и визжа голосом и мыслями. Меньшинству — счастливому меньшинству — удалось вовремя удрать. Фрэнк Спрюс медленно прошел мимо того места, где лежали Дик и Ньют, половина его лица была выжжена так, что челюсть с той стороны казалась застывшей в полуухмылке. Взрыв был таким, что то оружие, которое некоторые из них притащили, расплавилось и самоликвидировалось.

Глаза Дика встретились со взглядом Ньюта.

Оповести всех! Пусть окружат! Схватить!

Да я понял, но, Боже, наших сгорело десять или двадцать. ТЫ, МАТЬ ТВОЮ, ПРЕКРАТИ НЫТЬ!

Ньют отпрянул, его губы раскрылись в беззубом рычании.

Но Дик не обращал внимания. Сеть его мыслей расширилась. Теперь он мог сделать так, чтобы его слышали.

Рассыпьтесь, окружайте его! Хватайте! Хватайте сволочь! Окружите его!

Они задвигались, сначала медленно, ошарашенные, потом быстрее, поняв задачу.

29

Дисплей компьютера разорвало. Раздался кашляющий взрыв, как будто великан очистил горло от густой слизи, и мутная зеленая жидкость полилась из душевой, где был заключен Ив Хиллман. Жидкость достигла огня и стала смертоносным зеленым потоком. Ива, наконец счастливо умершего, вынесло как рыбу из треснувшего аквариума. Потом настала очередь Питера. Энн Андерсон появилась последней, ее мертвые руки были все еще скрючены.

30

Огонь под навесом шел на убыль. Теперь из звуков остались только стоны умирающих и настойчивый голос Дика. Летний день обратился в ад. Двор Бобби стал похожим на грязный пруд с островками огня. Но Томминокеры всегда умели прекратить огонь, и всегда у них это получалось быстро.

Ньют присоединил свой голос к Дику. Кьюл был мертв, Эдли серьезно обгорел. Тем не менее Эд соединил свой собственный голос смертельно раненного с их голосами:

Схватите его прежде, чем он попадет на корабль! Он еще жив! Схватите его прежде, чем он попадет на корабль!

Томминокеры были почти раздавлены. Те пятнадцать изжаренных во взрыве на дворе Бобби были не так уж и важны. Но Бобби была мертва; Кьюл был мертв; а Эдли скоро будет; преобразователь был разрушен как раз тогда, когда нужда в закрытии границы стала смертельной. И Гарденер был еще жив. Невероятно, но Гарденер был еще жив.

И может быть, хуже всего было то, что ветер начал усиливаться.

31

Схватите его, и схватите быстрее.

Сеть мыслей, Томминокеры подключились к ней.

Они пересекли поле; подошли к распространяющемуся огню.

БЫСТРО!

Дик Эллисон повернулся к городу и вся сеть повернулась вместе с ним, как блюдце радара. Он уловил тупое изумление Хейзл по поводу поворота событий.

Он (по сети) отмахнулся.

Что у тебя есть снаружи, Хейзл, все направь за ним.

Дик повернулся к Ньюту.

Ты не должен был толкать меня так сильно, сказал Ньют мрачно, и стер каплю крови со щеки.

— Иди в задницу, — сказал Дик неторопливо. — Нам надо взять этого сукиного сына.

32

Огонь, распространяющийся из дома Бобби шквалом, напоминающим по форме дамский веер — веер огня, начался от вертушки, теперь разрушенной. Дом Бобби, сейчас уже только черный остов, мерцающий в красных столбах пламени, был у того самого места, где он зародился. Языки его дотянулись до страшно переросшего сада, и огонь, сожрав мутировавшие растения, стал отсвечивать зеленым.

Джим Гарденер пробирался сквозь огонь, увенчанный короной горящих волос.

Его рубашка тлела; от одного рукава шел дым, потом он вспыхнул. Он захлопал по рукаву рукой и сбил огонь. Он хотел застонать, но почувствовал себя таким усталым, таким разбитым.

Меня хорошо отделали, подумал Гарденер, и в этом нет ничьей вины, кроме моей.

Он достиг дальнего края сада. «Томкэт» накренился и с большим перекосом въехал в лес. Низкие чахлые деревца по сторонам от трассы были в огне, и маленькие языки пламени уже разбегались по Большому Индейскому Лесу. Гарда они совсем не интересовали. Чувство, что он находится в микроволновой печи, его оставило. Он похлопал себя по голове. От волос отвратительно пахло — как от пищи, поджаренной ребенком.

Зеленый огонь зашипел около его правого плеча, когда «Томкэт» въезжал в лес.

Гард уклонился влево и нагнулся. Потом посмотрел назад и увидел Хэнка Бака, с его Пистолетом-Убийцей. Хэнк вывел свой мотоцикл, направляясь к ферме, но свалился с него на том самом поле, где погибла Нэнси Восс, потом вскочил и бросился бежать.

Гарденер развернулся, высунул наружу правую руку с бластером и обхватил правую кисть пальцами левой. Спустил курок. Вылетел острый луч и больше из-за простого везения, чем из-за большой искусности стрелка, ударил Хэнка в верх левой стороны груди. Послышался треск жарящегося бекона. Зеленая смерть полыхнула Хэнку в лицо, и он упал.

Гарденер повернулся снова вперед и увидел, что «Томкэт» самодовольно несется на горящую ель. Он навалился на руль обеими обожженными до волдырей руками, пытаясь избежать столкновения. Один из подшипников на колесе «Томкэта» задел ствол дерева, и на секунду Гарденер вообразил себя отпихивающим пылающее дерево, как отпихивают горящие занавески, расчищая путь. Маленький трактор опасно накренился, завис… затем рухнул с шумом обратно. Гарденер рванул рычаг до упора и повис на нем, пока «Томкэт» пробивал себе путь к лесной дороге.

33

Они шли. Томминокеры шли. Они прошли вдоль расширяющихся крыльев огня-веера рассерженной дамы, и Дик Эллисон почувствовал некоторую безрассудную ярость, потому что они не собирались хватать его. Гарденер мог воспользоваться дорогой; это все меняло. Еще три минуты — может быть, даже одну — и Гарденер мог быть поджарен. Четыре Томминокера (среди них миссис Эйлин Греншау и Реверенд Гуринджер) попытались преследовать его там и сгорели заживо. Два гигантских горящих ствола кукурузы обрушились на жену Греншау, которая дико закричала и отпустила руль песочного багти. Багги быстро въехал в горящий сад. Его покрышки лопались, как маленькие бомбы. Несколько секунд спустя огонь поглотил всю дорогу.

Разочарование Дика было глубже, чем в костях. «Превращение» бывало, расстраивалось и прерывалось раньше — не часто, но это случалось — но всегда как результат естественного воздействия… как целое поколение москитов в спокойном пруду со стоячей водой могло быть уничтожено молнией во время летней бури. Но сейчас не было бури, ни других природных потрясений, а был один человек, человек, на которого они привыкли глядеть с осторожным презрением, как на глупую собаку, которая может укусить; это был один человек, который как-то провел Бобби и убил ее, и который отказывался умирать, несмотря на все то, что они делали.

Нас не остановит один человек, подумал Дик взбешенно. Не остановит! Но был ли реально путь прекратить действие того, что уже случилось? Фронт огня распространяется слишком быстро, они не смогут поймать его. Гарденер прорвался в самый центр горящей аллеи, но только он. Хэнк Бак стрелял в него, но этому сукину сыну удалось застрелить самого Хэнка.

Дик был в припадке бешенства (Ньют ощущал это и держался на расстоянии Дик был на двадцать фунтов тяжелее и на десять лет моложе), но в самом центре его бешенства был ужас, как прогорклый крем в центре отравленного шоколада.

Томминокеры, говорила Бобби Гарденеру, были великими небесными путешественниками. Это было правдой. Но никогда, нигде, они не встречали кого-либо похожего на этого человека, который продолжал двигаться, невзирая на раздробленную лодыжку, большую потерю крови и большую дозу снадобья, которое должно было свалить его еще пятнадцать минут назад, даже при том, что он много вытошнил.

Невозможно — но случилось.

Огонь, который, предполагалось, не подпустит Гарденера к кораблю, стал щитом Гарденера.

Теперь оставались только автоматические мониторы — технические новинки.

— Они возьмут его, — прошептал Дик. Он и Ньют стояли на холме справа от дома, как пара генералов, наблюдая людской поток в лесу… но делали это совершенно по-разному. Руки Дика раскрывались, с треском закрывались; открывались, закрывались. Зеленая кровь билась в шее. «Они возьмут его, они остановят его, он не попадет в корабль, нет, нет».

Ньют Берринджер осторожно помалкивал.

34

Детектор дыма, очень похожий на летающую тарелку, бесшумно пробирался сквозь лес; красный огонек индикатора на нижней поверхности беспорядочно пульсировал. Хейзл Маккриди контролировала это чудо сама. Она уловила волну гнева, отчаяния и страха, исходящую от Дика Эллисона и решилась позаботиться о Гарденере сама — с помощью дистанционного управления, разумеется. Сначала она поручила Паулине Гудж, к которой испытывала наибольшее доверие, работу совсем по другому делу, а затем Хейзл спустилась в свой офис, затворила дверь и заперла ее на замок.

Из нижнего ящика шкафа для документов она достала гетто-бластер, немного меньше, чем тот, который использовал в свой последний час Хэнк Бак. Она положила его на стол, включила, взяла наушник из наружной корзины стола и вложила вилку себе в ухо.

Теперь она сидела, закрыв глаза, но могла видеть деревья, пробегающие мимо по обе стороны от детектора дыма, пока он проносился со свистом через лес, примерно в шести футах над землей. Гарденеру придется вспомнить эпизод из «Возвращения Джадея», в котором хорошие парни преследуют плохого парня в кажущемся бесконечным лесу на самой головокружительной скорости, которую способен показать воздушный мотоцикл.

Хейзл, однако, не имела времени для сочинения метафор и, даже имей его, не стала подобным заниматься; Томминокеры были в метафорах не сильны.

Часть ее — детектор дыма, который соединялся с ней благодаря интерфейсу киборга, который она вмонтировала на его механической части — желала выполнить свою обычную работу и детектор гудел, потому что лес был полон дыма. Это было похоже на чиханье, которое приближается неминуемо, как ливень.

Детектор дыма легко сновал из стороны в сторону, петляя между деревьев, подпрыгивая над холмами и потом снова ныряя вниз, как самый маленький в мире опрыскиватель посевов.

Хейзл сидела, наклонившись к столу, вилка наушника крепко воткнута в ее ухо; она была безумно сосредоточена. Она гнала маленький детектор через лес быстрее, чем это было безопасно, но он был на границе Хэвен — Ньюпорт, в целых пяти милях от корабля. Она должна была задержать Гарденера, и времени оставалось мало.

Детектор дыма покосился на одну сторону и пролетел буквально в дюйме от ствола ели. Предупреждение яснее ясного. Но… вот детектор, а вот корабль, отражающий мигание его огонька, и игру теней и солнечных пятен на стволах.

Детектор ненадолго завис над тонким ковром из иголок на земле леса… и затем устремился прямиком на Гарденера. Хейзл приготовилась включить ультразвуковую систему, которая превратит кости Гарденера в крошечные осколочки внутри его тела.

35

«Эй, Гард! Слева!»

Этот голос был невероятным. И в то же время не был ошибкой. Это был голос Бобби Андерсон. Прежней, неулучшенной Бобби. Но у Гарда не было времени об этом думать. Он посмотрел налево и увидел нечто, стремительно мчащееся на него из леса. Что-то желтовато-коричневое. С красным огоньком, вспыхивающим на нижней стороне. Это было все, что он успел разглядеть.

Он поднял свой бластер, прикидывая, можно ли вообще в это попасть, и в этот момент дикий высокий визг, как будто все комары в мире слили свое пищание в совершенной гармонии, наполнил его уши… его голову… его тело. Да, что-то было внутри него; все внутри начало вибрировать.

Затем он почувствовал, как чьи-то руки хватают его за запястье — сначала хватают, а потом поворачивают кисть. Он выстрелил. Зеленый огонь полыхнул сквозь дневной свет. Детектор дыма взорвался. Несколько оторванных кусков пластика пролетели рядом с головой Гарденера, едва-едва не задев его.

36

Хейзл закричала и оцепенела на вращающемся стуле неестественно прямо. Ужасная энергетическая отдача волной ударила через вилку в ухе. Она схватилась за нее — и отпустила. Вилка была в ее левом ухе. А из правого внезапно хлынула струя зеленой вязкой жидкости. Жидкость выглядела как радиоактивная овсянка. Недолгое время ее мозги продолжали течь из ее головы через ухо, а потом давление стало слишком высоким. Правая сторона черепа вскрылась подобно странному цветку, и ее мозги со шлепком выплеснулись на настенный календарь «Карриер энд Ивз».

Хейзл вяло упала на стол, ее руки раскинулись, а ее тусклые глаза неверяще уставились в пустоту.

Гетто-бластер погудел немного и затих.

37

— Бобби? — подумал Гарденер, дико оглядываясь.

— Иди в задницу, старый дурак, — ответил веселый голос. — Это вся помощь, которую ты мог получить. Кроме того, я ведь мертва, ты помнишь?

— Я помню, Бобби.

— Маленький совет: поберегись бешеных пылесосов.

Затем она пропала, как будто ее и вовсе не было.

Сзади него раздался хрумкающий, трещащий звук падения дерева. Лес отсюда до фермы зазвучал как огромный великодушный камин. Теперь он мог слышать голоса позади себя, и мысленные, и озвученные криком. Голоса Томминокеров.

Но Бобби исчезла.

Тебе показалось. Гард. Та часть тебя, которая хочет Бобби, которая НУЖДАЕТСЯ в Бобби, пытается возродить ее, вот и все.

Да, но как быть с рукой, рукой на моей руке? Я сам ее поднял? Я не смог бы попасть в эту штуку сам. Даже Анни Оукли не смогла бы попасть без помощи.

Но голоса — в воздухе и в голове — приближались. И огонь тоже. Гарденер наглотался полное горло дыма, но «Томкэт» заурчал снова и двинулся с места. Времени для дискуссий сейчас не было.

Гард направил «Томкэт» на корабль. Через пять минут он выехал на прогалину.

— Хейзл? — кричал Ньют в каком-то мистическом ужасе. — Хейзл? Хейзл?

— Да, Хейзл! — прокричал ему в ответ Дик Эллисон с бешенством и не смог больше себя сдерживать. Он бросился на Ньюта. — Тупица! Сволочь!

Ньют упал на спину, и они оба закатались по земле, с горящими зелеными глазами, вцепившись друг другу в горло. В этом не было никакой логики в данных обстоятельствах, но любое сходство между Томминокерами и мистером Споком было бы чисто случайным.

Руки Дика нашли плетеную складку на горле Ньюта и начали сжиматься. Его пальцы прорвали плоть, и зеленая кровь брызнула фонтанчиком через пальцы. Он начал поднимать и отбрасывать вниз Ньюта. Сопротивление того слабело… слабело… слабело. Дик душил его до тех пор, пока тот не стал совершенно мертвым.

Совершив все это, Дик обнаружил, что чувствует себя немного получше.

38

Гард слез с «Томкэта», зашатался, потерял равновесие и упал. И в то же самое мгновение жужжащий, рычащий снаряд распорол воздух в том месте, где он только что был. Гарденер тупо уставился на пылесос «Электролюкс», который чуть не снес ему голову.

Он пронесся сквозь прогалину как торпеда, завис и устремился снова к нему. Что-то было у него на боку, превращающее воздух в серебристую рябь, что-то похожее на пропеллер, Гарденер подумал о круглой, выгрызенной дыре в полу склада, и во рту у него мигом высохла вся слюна.

Берегись!

Оно бомбардировало его, режущее приспособление выло и жужжало как мотор игрушечного истребителя на бензине. Маленькие колеса, которые, как предполагалось, должны были облегчать тяжкий труд домохозяйки, катящей свой верный пылесос из комнаты в комнату, лениво вертелись в воздухе. Отверстие, куда полагалось прикреплять разные полезные приспособления со шлангами, зияло как открытый рот.

Гарденер качнулся вправо, как будто хотел нырнуть, затем секунду спустя занял позицию — если бы ой сделал это быстрее, пылесос столкнулся бы с ним и, прожевав, отправил бы его по своим кишкам, как он сделал с дверью склада, когда Бобби его вызвала.

Он подождал, притворился, что прыгает на этот раз влево, и затем, в последний момент, бросился вправо. И свалился болезненно в грязь. Кости в его раздробленной лодыжке сдавились. Гарденер жалко застонал.

«Электролюкс» рухнул на землю. Пропеллер захлебнулся в грязи. Затем он подпрыгнул, как самолет, поднимающийся в воздух после неудачного, слишком сильного касания взлетно-посадочной полосы. Он просвистел в сторону огромного перекошенного блюдца корабля и закачался в воздухе, готовясь к новому наскоку на Гарденера. Теперь тот кабель, которым он пользовался, нажимая кнопки, торчал из отверстия для шлангов. Кабель свистел в воздухе — сухой, змеиный свист, который Гарденер едва различал в реве огня. Кабель выглядел, как пика, и на мгновение Гарденер погрузился в воспоминания о родео Дикого Запада, куда однажды привезла его мать (в этом старом, веселом городе Портленде, штат Мэн). Там был ковбой в высокой белой шляпе, который проделывал всякие штуки с веревкой. В одном из его трюков он крутил огромное лассо на высоте лодыжки, пританцовывая в его круге и вне его и играя на губной гармошке. Кабель, торчащий из шланговой дыры, казался очень похожим на ту веревку.

Этот засранец срежет тебе голову, как утюг, если ты позволишь ему это. Гард, старина Гард.

«Электролюкс» со свистом мчался на него, тень бежала чуть сзади.

Стоя на коленях, Гарденер достал свой бластер и выстрелил. Пылесос дернулся, когда он прицеливался, но Гарденер сместил прицел тоже. От заднего колеса отлетел шмоток хрома. Кабель прочертил волнистую линию на грязи. схвати его да схвати его прежде, чем он сможет повредить корабль Ближе. Голоса приближались. Он должен покончить с этим.

Пылесос обогнул дерево и опять кинулся на Гарда. Он задрался вверх, потом спустился, затем ринулся вниз в нырке камикадзе, его рубящее лезвие крутилось быстрее и быстрее.

Гарденер неожиданно нашел поддержку, вспомнив энергетика Теда.

«Ты бы поглядел на это дерьмо, Тедди, — подумал он безумно, — ты только подражал этому! С электричеством все гораздо лучше!»

Он нажал на спусковой крючок игрушечного пистолета, увидел, как зеленый снарядик шлепнулся на рыло пылесоса, и затем рванулся вперед, отталкиваясь, загребая обеими ногами и не вспоминая о раздробленной лодыжке. «Электролюкс» ударился в землю рядом с «Томкэтом» и зарылся на три метра в глубину грязи. Черный дым вырвался из торчащего конца в виде плотного, компактного облачка. «Электролюкс» пукнул и скончался.

Гарденер встал на ноги, держась за «Томкэт», бластер болтался в его правой руке. Пластиковый бочоночек, он видел, частично растаял. От него больше не будет пользы. То же можно было сказать о нем самом.

Пылесос был мертв и торчал из земли как неразорвавшаяся бомба. Но было еще множество других хитрых механизмов в пути, некоторые — летящие, другие прущие с энтузиазмом сквозь лес на импровизированных колесах. Он не должен был их дожидаться.

Что было последним, о чем думал старик? Последнее… и… Избавление.

— Хорошее слово, — сказал Гарденер хрипло. — Избавление. Отличное слово.

Также он вспомнил название рассказа. Рассказа, написанного поэтом Джеймсом Дики. Рассказ о горожанине, которого измолотили, придушили и трахнули, прежде чем он открыл, что они все-таки были старыми добрыми парнями. Там была одна строка… один из этих парней глядит на другого и говорит ему спокойно: «Мотор, кажется, сейчас сломается, Льюис»

Гарденер очень на это надеялся.

Он прыгнул к навесу, затем нажал кнопку, которая управляла спуском подъемников. Он собирался спуститься на руках. Это было глупо, но Томминокеры другой технологии ему не предоставили. Мотор зарычал, кабель начал спускаться. Гарденер подбежал к обрыву и поглядел вниз. Если ему это удастся, он будет в безопасности.

В безопасности среди мертвых Томминокеров.

Мотор заглох. Он едва мог видеть бесполезный подъемник внизу. Голоса были еще ближе, огонь ближе, и он ощущал целый эскадрон норовистых аппаратов совсем рядом. Это неважно. Ему нужно добраться донизу, вскарабкаться по лесенке и как-то дойти до финиша раньше других.

Поздравляю Вас, мистер Гарденер! Вы выиграли летающую тарелку! Хочешь выйти из игры или провести оплаченный отпуск в глубоком космосе?

— Дьявол, — прокаркал Гарденер, отбрасывая полурасплавившийся игрушечный пистолет. — Давай это сделаем.

Его слова отразило эхо.

Он схватил кабель и заскользил вниз. В этот момент его осенило. Конечно же. Гари Гилмор. Это сказал Гари Гилмор, перед тем как выйти против огневой группы в Юте.

39

Он, был на полпути вниз, когда почувствовал, что последние его силы истаяли. Если он что-нибудь быстро не предпримет, то упадет.

Он начал спускаться быстрее, проклиная их бездумное решение установить управление мотором так далеко от края котлована. Горячий, обжигающий пот натекал ему в глаза. Его мышцы дрожали. Его желудок начал снова свои долгие, ленивые спазмы. Руки скользят… хватаются… скользят опять. Затем, внезапно, кабель прошел сквозь его руки как горячее масло. Он стиснул его, завывая от боли в стертых местах. Стальная нитка, которая вырвалась из узла кабеля, пронзила ладонь.

«Боже!», — застонал Гарденер. — «Господи Боже!»

Он рухнул на подъемник своей больной ногой. Боль рванулась вверх по ноге, через живот, через шею. Казалось, что она оторвала ему макушку. Его колени подогнулись и стукнулись о борт корабля. Коленная чашечка хрустнула как фарфоровая.

Гарденер почувствовал, что теряет сознание, и стал бороть себя. Он увидел люк. Он был все еще открыт. И вентиляторы все еще гудели.

Его левая нога была ледяной стеной боли. Он поглядел вниз и увидел, что она стала таинственно короче, чем правая. И она выглядела. да, она выглядела смятой, как старая сигара, которую слишком долго таскали в кармане.

— Боже, я развалился, — прошептал он и затем, удивляясь самому себе, рассмеялся. Так оно и должно было быть; есть много вещей поинтересней, чем сходить с волнореза в море в таком состоянии.

Раздался высокий, нежно гудящий звук над головой. Что-то еще прибыло. Гарденер не стал поджидать это, чтобы разглядеть. Вместо этого он бросился в люк и пополз вверх по круглому коридору. Свет от стен мягко поблескивал на его лице, и этот свет — белый, не зеленый — был добрым. Если бы кто-либо увидел Гарденера в этом свете, он почти бы поверил, что тот не умирает. Почти.

40

Со стишками в голове Гарденер полз по коридору, один раз остановившись оглядеться и вытошниться. Воздух здесь был все еще отвратительным. Он подумал о канарейке шахтера, лежащей на дне своей клетки, живой, но минуты на две.

Но машины. Гард. Ты их слышишь? Ты слышал как они стали громче гудеть, как только ты вполз?

Да. Громче, доверительней. И это не были одни вентиляторы. Где-то в глубине корабля другие машины просыпались к жизни. Огни горели. Корабль подпитывался чем-то таким, чего в нем раньше не было. Позволим ему это делать.

Он достиг первой внутренней переборки. Оглянулся. Нахмурился, увидев люк, выходящий в котлован. Они могут выйти к прогалине очень скоро; может быть, уже вышли. Они могут попробовать его преследовать. Рассуждая о трусливых реакциях своих «помощников» (даже железный Фриман Мосс не был абсолютно защищен от них), он не думал, что они смогут… но не стоило забывать, в каком отчаянии они были. Он хотел быть уверенным в том, что сомнамбулы оставили его в покое и это все. Бог знал, что он немного теряет; но он совсем не нуждался, чтобы эти ослы отняли у него это малое.

Новая боль расцвела в его голове, глаза заслезились, поддетые этой болью в мозгу, как рыболовным крючком. Плохо, но ничто в сравнении с болью в лодыжке и ноге. Он не удивился, увидев, как главный люк закрыл свою диафрагму. Сможет он открыть его снова, если захочет? Он как-то сомневался в этом. Теперь он заперт… заперт вместе с мертвыми Томминокерами.

Мертвыми? Ты уверен, что они мертвы?

Нет, наоборот, он был уверен, что они не мертвы. Они были достаточно живы, чтобы начать эту игру снова. Достаточно живы, чтобы превратить Хэвен в страшную фабрику. Мертвы?

— Не очень-то похоже, — прокаркал Гарденер и протиснулся через другой люк в коридор за ним. Машины колотились и гудели во внутренностях корабля; когда он коснулся светящейся искривленной стены, он ощутил вибрацию.

Мертвы? Ну нет. Ты ползаешь внутри старейшего дома призраков во вселенной, Гард, старина Гард.

Ему показалось, что он слышит шум, он резко обернулся, сердце заколотилось, слюнные железы залили рот горьким соком. Ничего там нет, конечно. Кроме того, что там было. У меня есть причины для нервной кутерьмы. Я встретил Томминокеров, и они были мы.

— Помоги мне, Боже, — сказал Гарденер. Он сдвинул прядь своих воняющих волос с глаз. Над ним была паучья лестница с широко раздвинутыми ступенями… каждая с глубокой, беспокоящей выемкой в центре. Лестница станет вертикальной, когда… если… корабль когда-нибудь примет горизонтальную позицию для взлета.

Теперь здесь запах. Вентиляторы или нет, но здесь запах смерти, я полагаю. Долгой смерти. И грязной.

— Пожалуйста, помоги мне, Господи, совсем немного, о'кей? Небольшой перерывчик для паренька — это единственное, о чем он просит, о'кей?

Все еще беседуя с Господом, Гарденер двинулся вперед. Вскоре он достиг рубки управления и спустился в нее.

41

Томминокеры стояли у границы поляны, глядя на Дика. Каждую минуту подходили новые. Они подходили — затем сразу же застывали, как простые компьютерные аппараты, чьи немногие программные операции были уже выполнены.

Они стояли и глядели на перекошенную поверхность корабля… на Дика… снова на корабль… опять на Дика. Они были как толпа лунатиков на теннисном матче. Дик мог чувствовать других, которые вернулись в деревню восстанавливать защиту границы, также просто ждавших… глядеть сквозь глаза тех, кто стоял сейчас рядом.

За ними, приближаясь, набирая силу, шел огонь. Прогалина уже заполнилась струйками дыма. Некоторые закашляли, но ни один не сдвинулся с места.

Дик глядел на них, удивленный — что, собственно, они от него ожидали? Затем он понял. Он был последним из людей из сарая. Остальные сгинули, и прямо или косвенно это была вина Гарденера. Это было необъяснимо, и более чем просто страшно. Дик понемногу все более и более убеждался, что ничего похожего не случалось на протяжении всего долгого, долгого существования Томминокеров.

Они глядят на меня, потому что я последний, я должен сказать им, что делать дальше.

Но не было ничего, что они могли бы сделать. Была гонка, и Гарденер должен был проиграть ее, но как-то не проиграл, и теперь им ничего не оставалось, как ждать. Смотреть, и ждать, и надеяться, что корабль убьет его как-нибудь, прежде чем он сможет сделать что-нибудь. Прежде чем…

Огромная рука вдруг проникла в голову Дика Эллисона и сжала его мозги. Его руки подлетели к вискам, пальцы вывернулись в гальванические паучьи формы. Он попытался кричать, но не смог. Под ним, на прогалине, он мог видеть людей, падающих на колени рядами, как пилигримы, ставшие свидетелями чуда или божественного явления.

Корабль начал дрожать — воздух наполнился тонким, инфразвуковым гудением.

Дик и это успел уловить… но в тот момент, когда его глаза выплеснулись из головы как сгустки полу замерзшего, заплесневевшего желе, он уже ничего не понимал. В тот момент — или навсегда.

42

Маленькая помощь. Господи, по рукам?

Он сидел в центре наклонной пятиугольной комнаты, его скрюченная, сломанная нога торчала прямо перед ним (смятая, это слово не уходило, его нога была смята), около того места, где главный толстый кабель выходил из-под прокладки на полу.

Маленькая поддержка парню. Я знаю, я не очень-то достоин, застрелил жену, доброе гребанное дело, застрелил лучшего друга, другое доброе гребанное дело. Новое и Улучшенное Доброе Гребанное Дело, ты можешь сказать. Господи, но мне нужна помощь прямо сейчас.

Это не было преувеличением. Ему нужна была не только мелкая помощь. Толстый кабель разветвлялся на восемь тонких, каждый оканчивался не ушной вилкой, а набором наушничков. Если сидение на складе у Бобби было похоже на игру в русскую рулетку, то это было похоже на то, что он засунул голову в ствол пушки и попросил кого-нибудь дернуть за шнур.

Но это нужно было сделать.

Он взял один из наборов наушничков, отметив снова, что их центры немного вогнутые, и взглянул на клубок коричневых, сухих тел в дальнем углу комнаты.

Томминокеры? Детское дурацкое имя или нет, оно было для них слишком хорошо. Троглодиты из космоса, вот кто они были. Длинные когти управляли машинами, которые они создали, но никогда не пытались понять. Пальцы ног как шпоры бойцовых петухов. Они выглядели как злокачественные опухоли, которые нужно быстро вырезать.

Пожалуйста, Господи, надоумь меня.

Мог ли он прихлопнуть их всех? Это был вопрос на 64.000 долларов, не так ли? Если «превращение» было закрытой системой — что-то из шкуры корабля просто выделялось в атмосферу — ответ, скорее всего, был отрицательным. Но Гарденер думал — или, может быть, надеялся, — что это было нечто большее, открытая система, откуда корабль питал людей чем-то, заставляя их «превращаться», и люди также питали корабль чем-то… чем? Снова, пожалуйста. Можно здесь употребить слово «воскрешение»? Извините, нет. Слишком благородно. Если он был прав, это был такой партеногенез, место которого было в дешевых балаганах и в бульварных газетках, а не в вечных мифах и религиозных учениях.

Прошу тебя. Господи. Маленькая помощь прямо сейчас.

Гарденер надел наушнички.

Все произошло мгновенно. Никаких болевых ощущений на этот раз, только большое белое сияние. Огни в рубке вспыхнули на полную мощность. Одна из стен снова стала окном, показав дымное небо и контуры деревьев. А потом и остальные восемь стен комнаты стали прозрачными… одна… другая. На несколько секунд Гарду показалось, что он находится на открытом месте, с небом над головой и с котлованом по сторонам. Корабль как будто исчез. Полный обзор.

Моторы загудели один за одним и заработали в полную силу.

Где-то зазвучал звонок. Огромные гудящие реле задрожали по очереди, палуба под ним задрожала тоже.

Чувство власти было невероятным; ему казалось, что Миссисипи пронеслась через его голову всеми водами. Он ощущал, что убивает их, но это и требовалось.

Я ухлопал их всех, — подумал Гарденер расслабленно. — О Боже, спасибо тебе. Боже, что я ухлопал их! Сработало!

Корабль задрожал. Заколыхался. Колыхание стало спазмами мучительных, болезненных судорог. Пришло время.

Обнажив последние несколько зубов, Гарденер приготовился растянуться на полу и вцепиться в свои ремни на ботинках.

43

Он ухлопал их всех, но оставался Дик Эллисон, из-за его большей эволюции, и около сорока пограничников Хейзл в городе, которые избежали воздействия вспышки мощности от корабля — эти последние были связаны друг с другом в одну цепь, и корабль просто не достиг их.

Они корчились, кровь лилась из глаз и носов, и умирали, потому что корабль высасывал их мозги.

Корабль сдерживал Томминокеров в лесу, и некоторые из них, самые старые, умерли; большая часть, однако, только испытывала мучительную боль в голове, и сами они либо лежали, либо стояли на коленях, в полуобмороке, вокруг прогалины. Немногие понимали, что огонь теперь совсем близко. Подул ветер, и пылающий веер развертывается… развертывается. Дым бежал через поляну густыми серо-белыми облаками. Огонь трещал и гремел.

44

Сейчас, — подумал Гарденер.

Он почувствовал, как что-то выскальзывает из его мозга, цепляется, выскальзывает… и крепко цепляется. Это было похоже на работу коробки передач. Боль была, но переносимая.

ОНИ чувствуют боль куда сильнее, — подумал он расслабленно.

Края котлована, казалось, задвигались. Сначала немного. Затем побольше. Раздался скрип, пронзительный визг.

Гарденер преодолевал в себе боль, его брови страшно сжались, глаза превратились в щели.

Серебристые ячейки поплыли, медленно, но уверенно. Конечно, двигались не они; двигался сам корабль; этот скрип был звуком освобождения от скального ложа, на котором он покоился столь долго.

Выше, — думал он бессвязно. — Женское белье, трикотаж, галантерея и, конечно, посетите наш отдел товаров для животных…

Он наращивал скорость, котлован уже быстрее уходил в сторону. Небо впереди расширялось — оно было тускло-металлического цвета. Крутились искры, похожие на стаи крошечных горящих птиц.

Он переполнился восторгом.

Гарденеру вспомнился вид из окна метро в то время, когда поезд покидает станцию, сперва медленно, затем ускоряясь — как кафельные стены закручиваются позади, похожие на ленту бумаги у музыканта за фортепьяно, так, что можно прочитать рекламу, пробегающую слева направо, — Энн, Хор, Самое Время спрашивать газету «Тайме», Попробуй Вельвет. Затем мрак, где только движение и единственное ощущение черной стены, проносящейся мимо.

Трижды прозвучал гудок, почти оглушивший его, заставивший его кричать; свежая кровь забрызгала колени. Корабль дрожал и громыхал, скрипел и тащил себя из земного склепа; он восходил в густых клубах дыма и затуманенном солнце, его полированный бок уже высунулся из котлована, все больше и больше, словно движущаяся металлическая стена. Кто-нибудь, созерцая это небезопасное зрелище вблизи, мог решить, что земля породила стальную гору или выбросила в воздух титановую стену.

Дуга хребта корабля становилась все шире и шире, достигла краев котлована, который Бобби и Гарденер выкопали с большим расширением кверху — распарывая землю своими изящно-тупыми инструментами, как полоумный, пытающийся сделать кесарево сечение.

Наружу и выше, выше и наружу. Скалы скрипели. Земля стонала. Пыль и дым от трения струился из котлована. Ощущение рождения горы или стены сохранялось, но даже с такого близкого расстояния, как от кромки прогалины, можно было различить круглую форму появляющегося предмета — форму гигантского блюдца, выходящего из земли как огромный двигатель. Он был тих, но поляна была заполнена грубым грохотом ломающихся скал. Он шел вверх и наружу, разрезая котлован шире и шире, его тень постепенно покрыла всю поляну и горящий лес.

Его ведущий край — тот, на котором споткнулась Бобби, — срезал верхушку самой высокой ели в лесу и отбросил ее, ломающую на своем пути, на землю. А корабль все еще рождался из чрева, которое его держало так долго; до тех пор, пока не закрыл все небо и не родился вновь.

Котлован перестал разрываться; секундой позже обозначилась щель между краями котлована и краем корабля. Его центральная часть, наконец, достигла края и миновала его.

Корабль с грохотом покинул дымящийся котлован, устремился в дымящийся солнечный свет, и наконец, скрипы и визги замерли, и между кораблем и землей блеснул свет.

Он вышел.

Он поднимался под уклоном, перекошенный, затем принял горизонтальное положение, круша деревья своим неизвестным, неузнаваемым весом, вырывая их с корнем. Древесные соки брызнули в воздух, образуя легкую янтарную пелену.

Он двигался медленно, с тяжеловесной элегантностью сквозь горящий день, прорезая полосу в верхушках деревьев, как парусник прорезает волну. Потом он приостановился, словно ожидая чего-то.

45

Теперь и пол под Гарденером стал прозрачным; ему казалось, что он сидит на воздухе, глядя вниз на вздымающиеся рифы дыма, идущего от края леса и наполняющего воздух.

Корабль ожил совершенно, а вот Гард быстро умирал.