Томминокеры Кинг Стивен
С другой стороны, мне посчастливилось выбраться. Снова мне никогда не выбраться. Так как же я могу вернуться?
Я не могу. Ив метался и ворочался, его разрывал на части зов двух велений совести — ему надо вернуться в Хэвен, если он хочет спасти Дэвида до того, как тот умрет, но если он вернется в Хэвен, он будет убит и быстро схоронен на чьем-нибудь окольном поле.
Незадолго до полуночи он впал в беспокойную дремоту, которая вскоре перешла в глубокий сон без сновидений, сон полного изнеможения.
12
Он проспал больше, чем когда-либо, проснувшись во вторник в четверть одиннадцатого. Он чувствовал себя свежим и здоровым первый раз за долгое время. Сон сослужил ему добрую службу, кроме того: во время него он придумал, как ему, может быть, удастся съездить в Хэвен и вернуться обратно. Может бить. Ради Дэвида и Хилли он должен пойти на риск.
Он подумал, что сможет приехать и уехать из Хэвена в день похорон Рут Маккосланд.
13
Буч Монстр Дуган был самым большим человеком, которого когда-либо видел Ив. Ив подумал, что отец Джастина Харда Генри в подметки ему не годился Генри был шесть футов шесть дюймов высотой, весил 380 фунтов и обладал такими широкими плечами, что едва протискивался в двери — но рядом с этим малым он показался бы ребенком.
Когда Ив пожал ему руку, он увидел, что слухи о нем распространились. Это было написано у Дугана на лице.
— Садитесь, мистер Хиллман, — сказал Дуган, и сел сам на вращающийся стул, который казался сколоченным из гигантского дуба. — Чем я могу служить?
Он ждет, что я начну нести бред, — спокойно подумал Ив, — так же, как мы всегда ждали этого от Фрэнка Гаррика, когда ему удавалось пристать к нам на улице. И мне кажется, что я его не стану разочаровывать.
Ступай осторожно, Ив, и тебя не сбить с пути. Ты знаешь теперь, куда ты хочешь идти, в любом случае.
— Ну, может быть, вы сможете как-нибудь помочь вот с чем, — сказал Ив. По крайней мере, он не выпил; попытка разговаривать с репортером после всех тех кружек пива была жестокой ошибкой. — Газета сообщает, что вы завтра собираетесь на похороны Рут Маккосланд.
Дуган кивнул.
— Да, я собираюсь. Рут была моим личным другом.
— А другие из казарм Дерри поедут? В газете написано, что ее муж был полицейским и сама она тоже. Конечно, констебль в городе — не велика шишка, но вы понимаете, что я имею в виду. Там будут и другие, не так ли?
Дуган теперь насупился, и нахмурился всем своим огромным лицом.
— Мистер Хиллман, если вы на что-то намекаете, то я этого не понимаю.
И я занят сегодня утром, если ты этого не понял, — добавило выражение его лица. — Я потерял двух полицейских, это больше всего смахивает на то, что они наткнулись на каких-то парней, промышлявших оленей, и браконьеры в панике застрелили их. Я и так сижу, как на иголках, а тут в довершение всего умерла моя старая подруга Рут Маккосланд, и у меня нет ни времени, ни терпения для этого куска дерьма.
— Я знаю, что вы не понимаете. Но вы поймете. У нее были какие-то другие друзья, которые приедут?
— Да. Человек шесть или больше. Я сам собираюсь, выеду немного раньше, так что смогу поговорить с некоторыми людьми об этом деле. Ив кивнул.
— Я знаю об этом деле, — сказал он, — и я догадываюсь, что вы знаете обо мне. Или думаете, что знаете.
— Мистер Хиллман.
— Я разговаривал глупо, и не с теми людьми, и невпопад, — сказал Ив тем же спокойным голосом. — При иных обстоятельствах я обдумал бы это лучше, но я был выведен из равновесия. Один из моих внуков потерялся. Другой в чем-то вроде комы.
— Да, я знаю.
— Я был в таком помрачении, что я не знал, схожу я с ума или уже сошел. Так или иначе я поболтал с некоторыми сиделками, а потом я приехал в Бангор и поговорил с репортером Брайтом. Я бьюсь об заклад, что вы слышали большую часть того, что я ему сказал.
— Мне кажется, вы считаете, что в деле об исчезновении Дэвида Брауна был какой-то заговор.
Ив с трудом удержался от смеха. Слово было одновременно странным и удачным. Он сам бы об этом никогда бы не подумал. О, заговор продолжается, отлично! Самый что ни на есть адский заговор.
— Да, сэр. Я считаю, что был заговор, и думаю, что эти три случая гораздо более взаимосвязаны, чем вы предполагаете — исчезновение моего внука, исчезновение тех двух полицейских и смерть Рут Маккосланд — такой же моей подруги, как и вашей.
Дуган выглядел несколько пораженным… и в первый раз взглянул обескураженно. Первый раз Ив ощущал, что Дуган в самом деле видал его, Иверетта Хиллмана, а не какого-то сумасшедшего старого пердуна, который ворвался сюда, чтобы пустить к черту часть его утреннего времени.
— Вероятно, будет лучше изложить мне суть того, что вы считаете, — сказал Дуган и вынул блокнот.
— Нет. Вы можете убрать блокнот назад. — Дуган молча смотрел на него в течение секунды. Он не спрятал блокнот, но положил карандаш.
— Брайт подумал, что я сумасшедший, и я не рассказал ему и половины того, что знал, — сказал Ив. — Так что я не намерен вам что-либо рассказывать. Но вот, что интересно: я думаю, что Дэвид все еще жив. Я не думаю, что он все еще в Хэвене, но считаю, что если я вернусь туда, я смогу набрести на мысль о том, где он находится.
А теперь у меня есть причины, и вполне основательные, как я считаю, полагать, что меня не очень-то хотят видеть в Хэвене. У меня есть причины думать, что если я вернусь туда под давлением обстоятельств, я, вероятнее всего, должен буду исчезнуть, как Дэвид Браун. Или со мной произойдет несчастный случай, как с Рут.
Лицо Буча Дугана изменилось.
— Я думаю, — сказал он, — что должен попросить объяснить все это, мистер Хиллман.
— Я не стану этого делать. Я не могу. Я знаю только то, что знаю, и верю только в то, во что верю, но у меня нет ни крупинки доказательств. Я знаю, какой чушью должны выглядеть мои слова, но если вы посмотрите мне в глаза, то поймете, по крайней мере, одно: я уверен в том, что говорю.
Дуган вздохнул.
— Мистер Хиллман, если бы вы занимались тем, чем я, то вы бы знали, насколько искренними выглядят подчас самые завзятые лгуны.
Ив начал что-то говорить, и Дуган покачал головой.
— Забудьте об этом. Дешевый ход. Мне удалось поспать только шесть часов с воскресной ночи. Я становлюсь слишком стар для этих марафонов. Факт остается фактом, я верю, что вы не врете. Но вы лишь намекаете, все время ходите вокруг да около. Иногда люди делают так, когда они напуганы, но в основном они так поступают, когда им нечего сказать. Кроме того, у меня нет времени, чтобы вас уговаривать. Я ответил на ваши вопросы. Может быть, следовало бы лучше изложить свое дело.
— С удовольствием. Я пришел сюда по двум причинам, полицейский Дуган. Первая — удостовериться в том, что завтра в Хэвене собирается множество полицейских. Вероятность того, что случатся какие-то события, становится гораздо меньшей, когда вокруг куча полицейских, вы согласны со мной?
Дуган ничего не сказал, лишь посмотрел на Ива без всякого выражения.
— Вторая причина — рассказать вам, что я завтра также буду в Хэвене. Хотя я и не буду на похоронах Рут. Я собираюсь захватить с собой ракетницу. И если во время похорон вы или кто-то из ваших людей увидите ракету в небе, вы будете знать, что я свихнулся от этого безумия, в которое никто не верит. Вы пойдете за мной?
— Вы сказали, что возвращение в Хэвен может быть для вас, э… не совсем безболезненным, — Лицо Дугана было все еще бесстрастным, но это не имело значения. Ив понял, что он вернулся к своей первоначальной мысли, что Ив безумец.
— Я сказал, при давлении обстоятельств. При этих же обстоятельствах, я думаю, что смогу выйти сухим из воды. Рут любили в Хэвене — вот то, что, как мне кажется, я не должен был вам говорить. Большинство горожан придут, чтобы проститься с ней. Я не знаю, любят ли они ее все еще после того, как она умерла, но это не имеет значения. Как бы то ни было, они придут.
— Почему вы так выражаетесь? — спросил Дуган. — Или это еще одна из вещей, о которых вы не хотите говорить?
— Нет, я не имею этого в виду. Будет не правильно смотреться, если они не придут.
— Не правильно для кого?
— Для вас. Для других полицейских, которые были друзьями ее и ее мужа. Для политиков из Комитета Демократической партии. Меня не удивит, если Конгрессмен Бреннан пришлет кого-нибудь из Огасты, она очень много сделала для него, когда он выставлял свою кандидатуру в Вашингтоне. Ведь ее знали не только в округе, и с этим им тоже приходится считаться. Я надеюсь, что они, устраивая хорошее шоу, будут так заняты тем, чтобы все выглядело должным образом, что даже и не узнают, что я в Хэвене.
Буч Дуган скрестил руки на груди. Вначале Дуган тешил себя фантазиями о том, что Дэвид Брайт, который обычно аккуратно интерпретировал человеческое поведение, на этот раз ошибся. Хиллман был настолько в здравом рассудке, насколько и он сам. Теперь он был обеспокоен не потому, что Хиллман был слегка не в своем уме, но потому что оказался сумасшедшим в самом деле. И все же было что-то странно убедительное в спокойном, уверенном голосе старика и его постоянном пристальном взгляде.
— Вы говорите так, как будто все в Хэвене в чем-то замешаны, — сказал Дуган, — а я считаю, что это невозможно. И хочу, чтобы вы знали это.
— Да, так бы сказал любой нормальный человек. Вот так они умудрялись так долго выходить сухими из воды. Пятьдесят лет назад людям казалось, что атомная бомба невозможна, и они бы здорово позабавились над идеей телевизора, не говоря уж о видеомагнитофоне. Не многое изменилось, полицейский Дуган. Большинство людей видят не дальше горизонта, и все. Если кто-нибудь скажет, что и за горизонтом что-то есть, его просто не станут слушать.
Ив встал и протянул свою руку Дугану, ожидая что Дуган пожмет ее. Его удивило, что Буч не сделал этого.
— Ну вот, я так и знал, едва посмотрев на вас, что вы считаете меня психом, — сказал Ив со слабой и печальной улыбкой, — и я догадываюсь, что сказал достаточно для того, чтобы удвоить впечатление. Но я узнал то, что хотел узнать и сказал то, что хотел сказать. Сделайте старику одолжение, посматривайте иногда на небо. Если вы увидите пурпурную ракету…
— Леса этим летом сухие, — сказал Дуган, и даже слова, едва выходя из его уст, казались беспомощными и странно не имеющими значения, почти фривольными. Он осознал, что его неудержимо тянет поверить.
Дуган откашлялся и встал из-за стола.
— Если у вас и вправду есть ракетница, то, используя ее, вы можете вызвать адский лесной пожар. Если у вас нет разрешения использовать такую штуку — а мне, черт побери, известно, что у вас его нет, — вас можно бросить за решетку.
Улыбка Ива чуть расширилась, но в ней все так же не было юмора.
— Если вы увидите ракету, — сказал он, — то мне кажется, кутузка в Бангоре была бы самой незначительной из всех моих неприятностей. До свидания, полицейский Дуган.
Ив вышел и аккуратно закрыл дверь. Дуган мгновение стоял, ошеломленный и встревоженный, как еще никогда в жизни. Пусть катится, — подумал он и затем начал двигаться по комнате.
Что-то обеспокоило Буча Дугана. Исчезновение двух полицейских, которых он знал и любил, временно заставило его выкинуть это из головы. Визит Хиллмана снова напомнил ему об этом, и это заставило его пойти вслед за стариком.
Это было воспоминание о его последнем разговоре с Рут. Ее участие в поисках Дэвида Брауна совсем не напоминало прежнюю Рут Маккосланд, которую он знал. Только единственный раз, как он мог вспомнить, она была непрофессиональна.
Затем, за ночь до того, как она умерла, он спрашивал ее о расследовании, чтобы получить информацию и дать ее, вмешивался, словом, не в свое дело. Он знал, что у обоих не было ничего, но иногда можно превратить во что-либо ценное чистую гипотезу, как солому в золото. Во время того разговора он упомянул этого типа, деда мальчика. К тому времени Буч поговорил с Дэвидом Брайтом из «Ньюз» — то есть они пили пиво с ним — и тот подкинул мысль Ива о том, что весь город непостижимым образом свихнулся.
Рут не смеялась над этой историей и не болтала о помрачении рассудка Ива Хиллмана, как он ожидал. Он не совсем понял, что именно она сказала, потому что как раз перед этим связь стала портиться. В этом не было ничего очень необычного: большинство линий, проходящих в таких маленьких городишках, как Хэвен, все еще крепились на столбах, и регулярно связь летела ко всем чертям. Вы и ваш собеседник чувствовали себя детьми, играющими в телефон, сделанный из пустых жестянок, связанных проволочкой.
Лучше попроси его, чтобы он держался подальше от этого, сказала Рут — он был почти уверен в этом. И потом, как раз перед тем, когда ее голос вообще пропал, ему показалось, что она сказала что-то о нейлоновых чулках. Он, должно быть, не правильно расслышал, но он не мог ошибиться в ее тоне — печаль и огромная утомленность, как будто ее неудача в попытке найти Дэвида Брауна вынула из нее всю душу. Секундой позже связь полностью прервалась. Он не пытался снова дозвониться до нее, потому что дал ей всю информацию, которая была у него, точнее, немного меньшую. На следующий день она умерла.
Лучше всего сказать ему, чтобы он держался от этого подальше. Вот в чем он был почти уверен.
Сейчас, у меня есть основания… полагать, что меня не хотят видеть в Хэвене.
Сказать ему, чтобы он держался подальше.
Я могу исчезнуть, как Дэвид Браун.
Держался подальше.
Или со мной произойдет несчастный случай, как с Рут Маккосланд.
Подальше.
Он нашел старика на автостоянке.
У Хиллмана был старый фиолетовый «Вэльант» с сильно заржавевшими боковыми крыльями. Дверца сто стороны руля была открыта, Ив смотрел снизу вверх на Дугана, нависшего над ним.
— Я поеду с вами завтра. Глаза Ива расширились.
— Вы же даже не знаете, куда я еду.
— Нет. Но если я буду с вами, мне не нужно будет беспокоиться, что вы подожжете половину лесов в восточном Мэне, чтобы отправить мне послание, подобно Джеймсу Бонду.
Ив испытывающе смотрел на него и затем покачал головой:
— Я бы чувствовал себя лучше, если бы кто-то был со мной, — сказал он, особенно такой парень размером с Гориллу Монсуна, который время от времени будет щелкать затвором. Но те, в Хэвене, не настолько тупы, Дуган. Они никогда не были тупы, и мне кажется, что в последнее время тупости у них значительно поубавилось. Они ожидают увидеть вас на похоронах. Если они вас там не увидят, то у них появятся кое-какие подозрения.
— Господи! Хотел бы я знать, каким образом вам удается нести всякую чушь, но при этом еще и высказывать чертовски разумные вещи.
— Может быть, потому что вы тоже знаете, — сказал Ив, — насколько все это странно. Как странно начались все эти штуки в Хэвене.
Затем со странным предчувствием он добавил:
— Или вы, может быть, знали Рут достаточно хорошо, чтобы почувствовать, что с ней в последнее время было не все в порядке.
Два человека стояли смотря друг на друга на парковочной стоянке, усыпанной гравием, солнечный свет падал на них, их тени четкими черными пятнами ложились на гравий.
— Сегодня вечером я пущу слух, что я заболел, — сказал Дуган. Например, у меня отравление. Слух поползет по казармам. Что вы об этом думаете?
Ив кивнул с внезапным облегчением — облегчение было настолько сильным, что Ив поразился. Мысль о том, чтобы тайком пробраться в Хэвен, настолько пугала его, что ему не хотелось бы признаваться в этом, особенно себе. Он наполовину убедил этого громилу-полицейского, что нечто происходит там: это было видно по его лицу. «Наполовину убежденный» — это конечно немного, но это все же гигантский шаг по сравнению с тем, что было раньше. И, разумеется, он сделал этот шаг не в одиночку, Рут Маккосланд помогла ему в этом.
— Отлично, — сказал он. — Однако слушайте меня, полицейский Дуган, и слушайте внимательно, поскольку наши жизни, может быть, будут зависеть от этого завтра. Не говорите никому из тех, кто завтра придет на похороны, что ваше отсутствие там это одна из операций, которую вы проводите. Позвоните сегодня нескольким людям и скажите, что вы жутко заболели, и, что, может быть, придете завтра на похороны, если удастся подняться с постели, но вы сомневаетесь в этом.
Дуган нахмурился.
— Зачем это нужно, чтобы я… — Но внезапно он понял, и уставился на Ива, открыв рот. Старик спокойно смотрел на него.
— Господи, вы хотите сказать, что Хэвенские жители умеют читать мысли! То есть, если мои люди узнают, что я в действительности здоров, то люди из Хэвена выведают эту новость прямо из их голов?
— Я это не говорю, полицейский Дуган, — сказал Ив. — Вы сами сказали это.
— Мистер Хиллман, я всерьез думаю, что вы, должно быть, представляете, что…
— Я не ожидал, когда я пришел к вам, что вы захотите поехать со мной. Я, в общем, и не добивался этого. Самое большее, на что я надеялся, так это на то, что вы будете настороже и увидите мою ракету, если со мной случится беда.
И это, по крайней мере, будет держать то змеиное гнездо в напряжении еще некоторое время.
Но если человеку предлагаешь много, то он требует еще больше. Поверьте мне еще только в одном. Пожалуйста. Во имя Рут… если именно это убедило вас поехать со мной, то я еще раз воспользуюсь этим. И еще: неважно, что это будет, но завтра вы почувствуете нечто необычное.
— Я уже достаточно почувствовал сегодня, — сказал Дуган.
— Понимаю, — сказал Ив и подождал, пока Дуган примет решение.
— У вас есть на примете какое-то определенное место, куда мы поедем, спросил Дуган спустя некоторое время. — Или вы просто собираетесь шататься по городу, пока вам это не надоест?
— У меня есть на примете такое место, — спокойно сказал Ив. Он подумал: О, да. Да, сэр. За фермой старого Гаррика, на опушке Большого Индейского леса, где компасы не стоят и ломаного гроша. И я верю, что мы набредем на довольно-таки хорошую дорогу через лес к этому — чем бы «это» ни было, потому что снаряжение и прочие вещи, которые использовала Бобби Андерсон и ее друг, оставляет след широкий, как шоссе. Нет, я не верю, что случится какая-нибудь неприятность, совсем не верю.
— О'кей. Дайте мне адрес, по которому вы остановились в Дерри, и я захвачу вас в девять часов на своей машине. Мы доберемся в Хэвен как раз незадолго до того, как начнется служба.
— Автомобиль — моя забота, — спокойно сказал Ив. — Не этот, конечно, его хорошо знают в Хэвене. Я возьму машину напрокат. А вам надо появиться в девять, потому что мы сделаем крюк.
— Я довезу вас в Хэвен и при этом останусь в деревне незамеченным. Вы об этом не должны беспокоиться.
— Не буду. Но я хочу, чтобы мы объехали весь город и въехали бы со стороны Альвиона, и мне кажется, я знаю, как это сделать.
— Какого дьявола мы должны въезжать именно с этого конца?
— Потому что это самый удаленный конец от того места, где они будут, и именно оттуда я хочу вернуться в Хэвен. Настолько далеко от них, насколько мне удастся.
— Вы в самом деле испуганы, правда? Ив кивнул.
— А почему надо арендовать автомобиль?
— Шеф, а вам не кажется, что вы задаете слишком много вопросов?! — При этом Ив так комично завращал глазами, что Буч Дуган улыбнулся.
— Работа такая, — сказал он. — Почему вы хотите взять автомобиль напрокат? Вроде бы никто в Хэвене и знать не знает мою машину.
Он замолчал в раздумье.
— По крайней мере сейчас, когда Рут умерла.
— Потому что у меня такая навязчивая идея, — сказал Ив Хиллман. Его лицо вдруг исказила улыбка, и сладкая. — А человек должен расплачиваться страхом за свою навязчивую идею.
— К завтрашнему дню в это время, я думаю, у вас будет куда лучшее понятие о том, что такое сумасшествие. — Сказал Ив и тронул с места свой старый «Вальянт», прежде чем Дуган смог открыть рот.
Бучу фактически больше нечего было спросить. Он ощущал подавленность, как если бы он купил Бруклинский Мост в свой первый день в Нью-Йорке, хотя и знал, что такая штука, не подлежит продаже. Никого нельзя прибрать к рукам, кроме того, кто хочет быть прибранным, подумал он. Старик был странным образом убедителен, но Буч Дуган знал, что сам он в этом не убежден. Он вздрогнул. Из-за того, что он любил Рут Маккосланд и через год или около того, вероятно, нашел бы в себе достаточно сил, чтобы сделать ей предложение. Из-за того, что, когда умирает кто-то, кого ты любишь, это оставляет черную дыру в самом твоем сердце, и один-единственный способ заткнуть эту дыру — бежать от признания того, что его или ее унесла какая-то нелепая случайность. Лучше для тебя, если ты поверишь, хоть немного, что кто-то или что-то, до чего ты можешь добраться, ответственен за это. Это уменьшает дыру в твоем сердце. И об этом хорошо знает любая деревенщина.
Охваченный тоской, неожиданно почувствовавший себя гораздо старше своих лет, Дуган устало плелся в казармы.
Ив приехал в больницу и почти весь остаток дня просидел с Хилли. Около трех часов он написал две записки. Одну положил на тумбочку Хилли, и, чтобы ее не унес случайно игривый легкий ветерок, бившийся в окно, придавил ее маленьким горшком с цветами. Другая записка была длиннее, и, закончив писать, он сложил и сунул ее в карман. После этого он ушел из больницы.
Он приехал в маленький дом в Промышленном Парке Дерри, надпись на двери извещала: «Мэнское Медоборудование». И ниже:
«Специализируемся в дыхательных упражнения и дыхательной терапии с 1946 года».
Он сообщил человеку в доме, что ему нужно. Человек ответил, что ему следовало бы съездить в Бангор и поговорить с ребятами из клуба аквалангистов. Ив объяснил, что акваланг не совсем то, что он хочет, его интересовало снаряжение, как можно более пригодное на суше. Они поговорили еще некоторое время, и Ив уехал, подписав договор об аренде на тридцать шесть часов автомобиля с довольно специализированным снаряжением. Клерк «Мэнского Медоборудования» стоял у двери, провожая его взглядом и почесывая затылок.
15
Сиделка прочла записку оставленную около кровати Хилли.
Хилли…
Некоторое время я не смогу видеться с тобой, но я хочу сказать тебе, что уверен — ты выкарабкаешься из этой передряги, и если я смогу тебе в этом помочь, мне кажется, я буду просто самым счастливым дедом в мире. Я верю, что Дэвид еще жив, и не думаю, что ты виноват в том, что он потерялся первым.
Я люблю тебя, Хилли, и надеюсь, что мы вскоре увидимся.
Дед.
Но больше он никогда не увидел Хилли Брауна.
Глава 9
Похороны
1
Начиная с девяти часов все те, кто жил в пригороде и знал Рут Маккосланд, начали стягиваться в Хэвен. Вскоре все места для парковки вдоль Мэн-стрит оказались заняты. В «Хэвен Ланче» торговля шла довольно оживленно. Бич был занят яйцами всмятку, беконом, колбасой и жарким. Кофе он варил чашку за чашкой. Конгрессмен Бреннан не пришел, но прислал представителя.
«Тебе придется прийти самому, Джо, — думал Бич со злорадной усмешкой, — и выбрось из головы все новые мысли о том, как бы сбежать».
Денек выдался живым и ясным, гораздо больше напоминавшим конец сентября, чем конец июля. Небо было ярко-голубым, температура где-то градусов 20, а скорость восточного ветра была около двадцати миль в час. Снова в городе появились чужие, и снова Хэвен одаривал их такой славной погодой. Скоро будет уже не важно, славная ли погода, обменивались взглядами горожане; скоро они будут платить за свое счастье.
Хороший день, сказали бы вы, славный летний денек в Новой Англии, который так любят туристы. Такие дни пробуждают зверский аппетит. Те, кто приехал из-за пределов Хэвена, заказывали обильные завтраки, как это склонны делать люди с пробудившимся аппетитом, но Бич заметил, что тарелки возвращались съеденные лишь наполовину. Приезжие быстро теряли аппетит, глаза их тухли и они, за редким исключением, становились опустошенными и смертельно усталыми.
«Хэвен Ланч» был полон, но шума почти не было. Должно быть, местный воздух отличается от того, к которому они привыкли, — думал Бич. Он вообразил, как пойдет в кладовку, где под кучей скатертей лежит аппарат, избавивший его от двух назойливых мусоров. Бич представил, как вынесет его оттуда — большую базуку, пахнущую смертью — ив восхитительной вспышке зеленого огня увидит, как помещение очистится от чужаков. Нет, не сейчас. Время еще не пришло. Но вскоре это обязательно случится. В следующем месяце. А сейчас… Он взглянул на тарелку, которую очищал, и увидел зуб в чьей-то яичнице.
Томминокеры появились, мои друзья, — подумал Бич. — Пока они окончательно не перебрались сюда, я не думаю, чтобы они стали суетиться со стуком, я думаю, их уже сдуло через проклятую дверь прямо вниз.
Бич слегка позеленел. И смахнул зуб с тарелки вместе с остальными отбросами.
2
Дуган мог вести себя очень тихо, когда хотел, а этим утром ему этого-то и хотелось. Кроме того, этого хотелось и старику. Дуган приехал к дому Ива Хиллмана в Нижнем Мэне ровно в восемь и обнаружил «Джип Чероки», стоящий на обочине. На заднем сиденье у него была ружейная сумка, а на крыше была прикручена толстая веревка.
— Ты взял это на прокат в Бангоре?
— Арендована в Дерри, — сказал Ив.
— Должно быть, дорого?
— Не слишком, дорогуша.
На этом разговор и закончился. Через час и сорок минут они оказались где-то рядом с дорогой Альвион — Хэвен. Старик предупреждал, что придется немного проехаться по бездорожью, и, как выяснилось позже, если уж это не было классическим преуменьшением, то уж совсем неясно, что еще могло бы им быть. Так, по крайней мере, показалось Бучу. Он просидел за рулем в этой части Мэна двадцать лет и до сегодняшнего дня был уверен, что знает здешние места как свои пять пальцев. Теперь он знал лучше. Хиллман знал их как свои пять пальцев, а Буч Дуган по сравнению с ним обладал лишь зачатками знаний, и не более.
Они проехали дорожный пост на 69 шоссе, с него свернули на асфальтовую двухрядку, оттуда на гравийную к западу от Трои, затем на грязную дорогу, посередине которой пробивалась трава, и в конце концов на заросшую лесовозную дорогу, которой, судя по ее виду, никто не пользовался где-то с 1950 года.
— Ты хоть представляешь, куда мы премся? — вырвалось у Буча, когда «Чероки», пробивающийся сквозь бревенчатый завал на дороге, занесло, и комья грязи и раздробленные щепочки полетели из-под всех четырех колес.
Ив только кивнул. Он цеплялся за большой руль «Чероки», как большая лысая обезьяна.
Лесистые дороги переходили одна в другую, в конце концов машина вскарабкалась на присыпанную листвой осыпь щебня, и оказалась, как, осмотревшись, понял Буч, на Дороге № 5 города Альвиона. Хоть Бичу и казалось это невозможным, старик сделал то, что обещал: он показал путь вокруг Хэвена, который ни разу не заходил в город.
Теперь Ив остановил в сотне футов от обозначения городской границы Хэвена. Он приглушил двигатель и приоткрыл окно. Не доносилось ни звука, лишь мерно урчал мотор. Не слышно было птичьего пения, и Бичу показалось это странным.
— А что в ружейной сумке сзади? — спросил Бич.
— Самые разные вещи. Пускай сейчас это тебя не волнует.
— Чего ты ждешь?
— Колокольного звона, — сказал Ив.
3
Но это не был тот колокольный звон церкви методистов, под который Ив вырос и ждал сейчас, который звонил без четверти десять, созывая на Оплакивание — и искренних плакальщиков, и тех, у кого уже наготове были бурные потоки крокодильих слез — в Методистскую Церковь, где начинался первый из трех актов спектакля (Акт II: У могилы; Акт III: Поминки в Городской Библиотеке) Преподобный Гуринджер, робкий человек, который и мухи не обидит, несколько недель назад ходил по городу и говорил всем, что он устал от этого буханья.
— Так почему бы тебе что-нибудь с ним не сделать, Гу? — спросила Памелла Сарджент.
Преподобного Лестера Гуринджера еще ни разу в жизни не называли «Гу», но в его тогдашнем состоянии затаенной обиды он едва обратил на это внимание.
— Быть может и сделаю, — сказал он, мрачно глядя сквозь толстые линзы очков. — Очень даже может быть.
— Есть идеи?
— Время подскажет, не так ли? — изящно ответил он.
— Конечно, Гу, — сказала она. — Конечно.
На самом деле у преподобного Гуринджера была идея, касающаяся этих колоколов — даже удивительно, как он раньше не додумался, настолько она проста и великолепна. Главная прелесть идеи состояла в том, что она не требовала обсуждения ни с дьяконом, ни с «Женской помощью» (организация привлекала лишь два типа женщин — толстых слюнявых баб с грудями не меньше бочонка и плоскогрудых девиц с усохшим задом вроде Памеллы Сарджент с ее мундштуком из поддельной слоновой кости и режущим слух кашлем курильщика), или с некоторыми из наиболее активных членов его общины… общение с которыми всегда выливалось для него в сильное и болезненное расстройство желудка. Он не любил просить. Нет, это то, что преподобный Лестер Гуринджер способен сделать и сам, и он это сделает. И плевать на всех, кто не поймет, в чем шутка.
— Если Ты, Пэм, еще раз назовешь меня Гу, — шептал он, вывинчивая пробки в церковном подвале, так как его идея могла потребовать большого напряжения, — я заткну дыру в писсуаре в доме священника и хорошенько промою тебе мозги… если их раньше не смоет в унитаз.
Он захихикал и снова занялся пробками. Преподобный Лестер Гуринджер за все свою жизнь не подумал, и уж тем более не произнес ничего более грубого, но сейчас он лишь почувствовал себя более свободным и оживленным. Ведь Лестер, собственно говоря, готовился посоветовать тому из Хэвена, кто не оценит новый колокольный перезвон, откушать пирожок с хером жареным внутри.
Но все в городе считали, что это нововведение не лишено великолепия. Так оно, в сущности, и было. И сегодня преподобный Гуринджер почувствовал, как сжалось от гордости его сердце, когда он слегка коснулся нового выключателя в ризнице и звук колоколов поплыл над Хэвеном, и все услышали мелодии разных гимнов. Теперь колокольный звон можно было задавать заранее, и Гуринджер выбрал те гимны, которые особенно подходили к Оплакиванию. Туда вошли старые методистские и баптистские гимны, например:
«Христос — наш лучший друг» и «Это мир моего Отца».
Преподобный Гуринджер стоял никем незамеченный, потирал руки и наблюдал, как люди стали стягиваться к церкви группами, и по двое, и по трое, привлекаемые колоколами, только колоколами и их звоном.
— Черт побери! — воскликнул преподобный Гуринджер. Никогда в жизни он не чувствовал себя лучше, поэтому он решил отправить Рут Маккосланд в последний путь подобающим образом. Он намеревался поставить смесь из разных панегириков.
В конце концов, все так любили ее.
4
Колокола.
Дэйв Рутледж, старейший городской житель, повернулся к ним и улыбнулся беззубым ртом — даже если бы колокола звучали нестройно, он все равно бы улыбался, потому что он мог слышать их. В начале июля Дэйв полностью оглох, нижние конечности его стали холодными, а циркуляция крови почти прекратилась. В конце концов ему было уже девяносто, и поэтому он был похож на старого пса. Но в этом месяце его слух и кровообращение волшебным образом исправились. Люди говорили ему, что он выглядит на десять лет младше, но ведь он еще, слава богу, и чувствовал себя младше лет на двадцать. После этого любому колокольный звон покажется самой мелодичной музыкой на свете.
Дэйв поднялся и поплелся к церкви.
5
Колокольный звон.
В январе помощник, которого конгрессмен Бреннан отправил в Хэвен, находился в Дипломатическом Корпусе. Там он и познакомился с прекрасной молодой женщиной по имени Аннабель. Этим летом она посетила Мэн, чтобы побыть с ним, и этим утром за компанию приехала в Хэвен. Он обещал, что у них будет целый вечер в баре «Бухта», прежде чем они вернутся в Огасту. Поначалу эта идея ей не понравилась, потому что ее слегка подташнивало в ресторане и она даже не смогла закончить завтрак. И все из-за низкорослого повара, выглядевшего как постаревшая и потолстевшая копия Чарльза Мэнсона. Когда казалось, что на него никто не обращает внимания, он иногда слегка улыбался очень странной улыбкой — и уже одного этого хватало, чтобы все вообразили, что он солит яйца мышьяком. Но мелодичный перезвон колоколов, который она не слыхала со времени детства в Небраске, очаровал ее воображение.
— Бог мой, Марта, как может позволить себе городишко, который является лишь точкой на карте, такие великолепные колокола?
— Быть может, умер какой-нибудь богатый летний турист и оставил их в дар городу, — неопределенно высказался Марти. Его не интересовал колокольный звон. С самого приезда сюда у него болела голова, и боль становилась все сильнее. Хотя один из гимнов увлек-таки его. «Пойдем, пойдем в церковь». «Мы можем уехать отсюда и направиться в бар «Гавань», где моя башка придет в норму, раздумывал он, — какой поганый все-таки городишко».
Они вместе пошли по улице, ее одежда была черной (но, как она лукаво ему сообщила по пути, белье было из белого шелка… насколько незначительно это было), его — темно-серой. Жители Хэвена, одетые во все самое лучшее, шли вместе с ними. Марти отметил удивительно большое количество голубоватых полицейских мундиров.
— Смотри, Марти! Часы!
Аннабель показывала на башню ратуши. Она была сделана из твердого красного кирпича, но на секунду покачнулась и поплыла перед глазами Марти. Быть может, что-то не в порядке с глазами. Он проходил проверку три месяца назад, и парень сказал, что его здоровья достаточно и летчику, но может быть, он ошибся. Половина служащих в Америке употребляют кокаин. Он читал об этом в «Тайме»… и почему его мозг бредит таким странным образом? Это были колокола. Казалось, что за счет эха они приумножаются в голове. Десять, сто, тысяча, миллион, и все играют «Когда мы все поклонимся в ноги Иисусу».
— Так что же часы? — спросил он прерывисто.
— Стрелки совсем смешные, — сказала она. — Они похожи на… нарисованные.
6
Звон колоколов.
Эдди Стамфел из казарм Дерри и Энди Ридерут из Арно переходили улицу — они оба знали и любили Рут.
— Красиво, тебе не кажется? — с сомнением спросил Эдди.
— Может быть, — сказал Энди. — Но я как раз думал, что цветущие поля и прекрасные созвучия уходят от нас из-за нашей тупоголовости, а эти звуки напоминают мне испорченный телефон. По-моему, сегодня в городе случится какая-то неприятность. Может быть, это и глупо, но я это чувствую.
— Эта неприятность уже произошла с моей головой, — поморщился Эдди. — Она болит, как последняя дрянь.
— Ну, подними голову и пойдем, — сказал Энди. — Хоть Рут была и хорошей женщиной, но она умерла. И, между нами говоря, мне безразлично, как она жила свою жизнь, лишь бы выбраться отсюда.
Они вместе вошли в Методистскую церковь, но не один из них не взглянул на преподобного Лестера Гуринджера, который стоял около выключателя, контролирующего этот дивный колокольный перезвон, улыбался, потирал руки и принимал комплименты от всех и каждого.
7
Звон колоколов.
Бобби Андерсон вышла из голубого грузовика «Шевроле», хлопнула дверцей, и, прежде чем медленно пойти по тротуару к церкви, расправила свою темно-голубую одежду на бедрах и посмотрелась в зеркало бокового обзора грузовика. Она шла с опущенной головой и поникшими плечами. Как сейчас необходим был ей отдых, чтобы продолжить жизнь, и Гард, чтобы хоть чуть-чуть рассеять ее наваждение.
(Да, это наваждение, не стоит обманывать себя).
Но Гард оказался негодным тормозом. Он не присутствовал на похоронах, потому что отсыпался сейчас после грандиозной пьянки, положив свое истощенное лицо, обрамленное седыми волосами, на руки и распространяя вокруг себя тяжелый запах перегара. Да, верно, Андерсон устала, но ее еще тяготило то, что она почувствовала утром — неявное ощущение большого горя. Частью из-за Рут, частью из-за Дэвида Брауна, да и вообще из-за города. Но больше всего, как ей показалось, она виновата в этом сама. «Превращение» продолжалось — для любого горожанина, за исключением Гарда — и это радовало, но она оплакивала свое собственное «я», которое блекло, как утренняя дымка. Она знала, что «Бизоньи солдаты» — ее последняя книга… и, в чем был весь смех, ей сейчас казалось, что Томминокеры написали большую ее часть, вот так.
8
Колокола, колокола, колокола.
И Хэвен ответил им. Это было I Актом шарады под названием «Погребение Рут Маккосланд или Как мы любим эту женщину». Для того, чтобы прийти туда, Нэнси Восс пришлось закрыть почту. Правительство бы это не одобрило, но когда не знаешь, то и душа не болит. Они узнают все в избытке чуть позже, думала она. Вскоре они получат из Хэвена большое экспресс-послание. Они и все остальные правительства на этом грязном вертящемся шарике.
Франке Спрюс, владелец самой крупной в Хэвене маслобойки, ответил колоколам. Джон Мэмфи, чей отец столкнулся с Рут за пост городского констебля, ответил им. Эшли Равалл, с чьей помощью она ушла из города за два дня до смерти, ответил им вместе со своими родителями. Эшли плакал. Здесь были и Док Ворвик и Джад Таркингтон; Эдли Маккин пришел с Хейзл Маккреди на руках; колоколам ответили и Ньют Берринджер и Дик Эллисон, которые поддерживали предшественника Рут, Джона Хартли, медленно шагавшего между ними. Джон был очень слаб и выглядел почти прозрачным. У его жены Мэгги вообще не хватило сил дойти сюда.