Вдвоем против целого мира Полянская Алла

Вездесущая Дина бросилась снимать лишние подушки, служанка тащила плед.

– Сюда, профессор. – Дина устраивает старуху на диване. – Вот, выпейте лекарство.

Афанасьев только головой покачал – надо же, и с лекарством управилась. Как ей это удается, бог знает.

– Все это хорошо, но ответа на вопрос, кто убил Лизу, нет. – Реутов старается не смотреть на Соню, но у него это плохо получалось. – Улик не осталось, но убийца по сей день среди нас.

– И тот же человек заколол Татьяну Филатову. – Виктор оглядел собравшихся. – Рано или поздно, а улики мы найдем.

– Может, и найдете, да только не убивала я эту потаскушку.

Это произнесла Дина, молчаливая и все на свете умеющая.

– Дина?! – Светлана Терентьевна всплеснула руками. – Что такое ты говоришь?

– Да что уж теперь. – Дина вздохнула. – Я убила Лизку. Вы тогда пришли в дом и плакать принялись, как ваша Соня живет и какая она вся побитая, живого места нет, и что это девчонка такое с ней делает, и Дмитрия забрали по наущению старика. А потом вспомнили, что рубашку Дмитрия на берегу оставили. И я пошла за той рубашкой – через овраг. А там была она.

– Дина…

– Ну что – Дина? Мне помирать скоро, и чтоб напраслины на Соню не возвели, я скажу. Девка была в том овраге, шла откуда-то как ни в чем не бывало, уж где она шлялась одна такая-то, я знать не знаю, но она шла мне навстречу, и я окликнула ее, а эта дрянь и головы не повернула, шла, глядя в землю, как будто ничего не слышит.

– И вы…

– Я взяла палку – их много, в овраг дождем сносит – и ударила ее. – Дина вздохнула. – Чтоб она хоть раз узнала, что такое боль. Она же за этим нападала на Соню – чтобы понять, что такое боль, я думаю. Ребята говорили, что Соня рассказывала: когда Лиза нападала, она очень внимательно смотрела, как реагирует сестра. Словно на лабораторную крысу.

– Она бывала у своего деда в лаборатории, слышала все разговоры и, конечно же, знала о препарате. И видела, как обходятся с крысами. – Огурцова застонала от отчаяния. – Она не видела разницы между крысой и человеком. Лиза не понимала, в чем эта разница, если дед проделывает опыты на людях. И она пыталась ему подражать. Эти ее рисунки – целые альбомы, где она рисовала Соню. Это лабораторный журнал, а не проявление привязанности или любви. Она вела журнал наблюдений! Чудовищно…

– Лиза не понимала, что это ее сестра и что так нельзя? – Реутов едва сдерживал ярость.

– Нет. – Огурцова закрыла глаза и сжала пальцами виски. – Не понимала. Они же в лаборатории обсуждали всех детей как раз в таком ключе – тот получил столько-то препарата, реакция такая, тот вот так. И Лиза думала, что все они – как эти крысы, она разницы не видела! А старый дурак это знал, будь он проклят! Знал и до поры закрывал глаза, пока не понял, что девчонка вышла из-под контроля. Но вы-то, вы-то как это поняли?

Дина улыбнулась и погладила Огурцову по руке.

– Не надо волноваться, профессор. Поняла, слушая рассказы о ней, вот уж не знаю как.

– Погодите. – Анжелика решила вмешаться. – Когда я поранила ногу, Лиза испугалась. Если бы она воспринимала людей как лабораторных крыс, то…

– Она не всех так воспринимала. – Огурцова вздохнула. – О тебе в лаборатории не говорили, и тебя она воспринимала человеком, твоя боль ее взволновала. А вот остальных из опытной группы, включая сестру… Господи, кошмар.

– Не надо, профессор. – Дина поправила старухе подушку. – Все прошло. Я встретила ее в овраге и выдала этой дряни то, чего она хотела – она же искала ответы. Я ударила ее, она согнулась, схватившись за лицо, и я ударила ее снова, она закричала. Я спросила, поняла ли она то, что хотела понять, а она смотрела на меня и кричала на одной ноте. И я ударила ее по голове. Сильно. Я знала, что убью ее. Она упала, а я пошла дальше. Палку выбросила в реку, забрала рубашку Дмитрия и вернулась в дом. Мы уехали практически сразу, Андриевский увез нас в Александровск, оттуда мы связывались с адвокатами, чтобы Диму вызволить. Если вы сможете это доказать – милости прошу, господа, но случись что, я от всего откажусь, скажу, что пошутила. Но модельку я не убивала, вот как хотите, но я к ней пальцем не прикоснулась, так что ищите в другом месте.

Дина кивнула присутствующим и вышла. Тишина, которая упала после ее ухода, придавила собравшихся непомерной тяжестью.

Истина далеко не всегда бывает желанной, но практически всегда – необходимой.

– Что ж, это неожиданно. – Реутов решил заняться своей работой. – Итак, теперь моя очередь делать доклад, и я благодарен хозяину дома, что он пригласил нас на эту гулянку. Все участники событий здесь, а это значит, что пересказывать содержание нашей беседы мне не придется. С убийством Лизы мы разобрались. Я пока не знаю, что стану делать с этой информацией, но хочу восстановить те события как можно точнее. Итак, Лизу убила эта женщина, и она обосновала свой поступок.

– Но тела не нашли. – Соня растерянно смотрела на Реутова. – Значит, она не убила Лизу, просто ранила…

– Нет, убила. – Реутов увидел, как расстроилась Соня, и мысленно пнул себя. Но деваться некуда, эту чашу она тоже выпьет из его рук. – Тело нашли Дариуш и Татьяна.

– Что?!

Этот возглас вырвался почти у всех хором, на одном дыхании.

– Судя по показаниям Дариуша, трупное окоченение еще не наступило, а это значит, что нашли они ее в течение часа после убийства. Они сняли с убитой медальон и трусики…

– О боже…

Соня закрыла лицо руками, Реутов готов был полжизни отдать, чтобы она забыла эти слова – но такое не забудешь.

– Зачем? Дарик!

Тот отвернулся.

– Они взяли трофеи и рассматривали гениталии убитой. Это оказало следствию услугу, так мы узнали, что Лиза не была изнасилована, а это значит, что преступник не какой-то залетный маргинал, который увидел красивую девочку совсем одну, надругался над ней, убил, забрал украшение и был таков, а некто, кого Лиза в этом ключе не интересовала, он убил ее, потому что у него имелся мотив. – Реутов сжал кулаки. – Итак, Дариуш и Татьяна проделали все это с телом, а потом оттащили его через овраг в болото, где закопали в торф. Им хотелось проверить теорию о том, что торф сохраняет тело. Они ездили на него смотреть весь год.

– Нет… – Соня раскачивалась из стороны в сторону. – Нет…

Анжелика обняла ее и прижала к себе.

– Тише, тише. Все давно прошло.

– Мне жаль. – Реутов понимал, что его откровения шокируют собравшихся. – Но я должен это рассказать. Итак, через год они перенесли тело в лес и все лето ходили смотреть, как оно разлагается. Им было интересно.

– Конечно, это идея Татьяны, Дариуш никогда бы до этого не додумался. Видит бог, я рада, что эта тварь мертва. – Огурцова закрыла лицо руками. – Тот, кто ее убил, сделал доброе дело.

– Закон, Лариса Максимовна, смотрит на это по-другому. – Реутов разводит руками. – Но по основному тезису я с вами согласен, никогда не слышал ничего более извращенного. Итак, в конце лета они собрали останки девочки в пакет и спрятали в лесу, а когда Дариуш построил здесь дом, он перенес останки на бутафорское кладбище и пересыпал их в могилу с именем Лизы на памятнике. Ему хотелось, чтобы кладбище было хоть немножко настоящим, а другого трупа у него не имелось. И все это время останки Лизы покоились там, пока он не проболтался об этом Татьяне перед самым балом и она не заставила его бросить их в озеро Шумиловых. Так ведь, Дариуш? Мы просмотрели все записи с камер наблюдения. На участке Шумиловых их нет, но в начале улицы – есть, только ваша машина стояла перед воротами Сони ровно за неделю до бала.

– Это не я. – Дариуш вздохнул. – Я не хотел этого делать, Танюха сама. Не знаю, с чего она так взвилась, мы поссорились, она вскрыла могилу, пересыпала кости в пакет, бросила туда пару булыжников и утопила. Ей хотелось, чтобы Софья купалась в озере, где лежит ее сестра. Это было забавно.

– Именно. Вам это казалось просто смешным, к тому же теперь связать вас с телом стало невозможно. – Реутов кивнул, соглашаясь. – Но останки в могиле были, эксперты нашли волоски и волокна. А в день бала вы забрались в дом к Соне, чтобы разыграть ее.

– Да, мы решили ее напугать. Просто пошутить.

– Конечно. – Реутов презрительно поморщился. – Вы влезли в дом и установили в нем камеры и «жучки», чтобы продолжать следить за Соней и, поскольку она стала известным лицом, выкладывать в сеть это видео. Что делала Татьяна, когда вы суетились с техникой?

– На столе альбом с фотографиями лежал, она его листала.

– Вот именно. – Реутов кивнул. – Она листала альбом, принадлежавший семье Оржеховских, пока не нашла фотографию, которая натолкнула ее на интересную догадку. Все знают, какой была Филатова. Она умела улавливать связь между событиями и фактами. В ее голове хранился огромный объем информации, можно сказать, досье на людей, которых она знала. Ей не приходилось ничего записывать, память у нее была феноменальная – на лица, на события, она годами помнила ничего не значащие вещи, чтобы со временем увязать их с чем-то, что становилось ей известно. И в ту ночь она расставила свои сети на Дмитрия Владимировича Афанасьева. Все годы она помнила, что в день исчезновения Лизы Дмитрий Владимирович был в Научном городке в доме Андриевских. От нее не укрылось, что он резко поговорил с Натальей Шумиловой…

– Постойте! – Соня вскинулась. – Таньки там не было! Она могла знать обо всем только с наших слов, но я ничего не рассказывала, да и не заметила ничего подобного. А ты, Дарик?

– Нет. – Дариуш покачал головой. – Ты вспомни, мы нырнули через забор, а Танька тут как тут.

– Она наблюдала. – Соня вздохнула. – Она постоянно таскала с собой театральный бинокль, чтобы наблюдать за людьми. Она следила за всеми.

– Значит, и тогда следила и не забыла. – Реутов был рад, что Соня заговорила. – Она запомнила. И тут она видит этот альбом, открывает его – и вот они, фотографии того дня. Дмитрий Владимирович за столом, и тут же все остальные. И Лиза. Почему она заподозрила вас в том, что вы убили Лизу?

– Не знаю. – Афанасьев растерянно смотрит на Реутова. – Может, из-за рубашки?

– Конечно. – Маша, очнувшись, вступила в разговор. – Мы-то все дурачились в воде, я отлично это помню, а Козявка в наших забавах не участвовала, куда там, королевишна – и вдруг обмажется тиной. Она, конечно, видела, что вы пришли в окровавленной рубашке. А потом нашли тело, и она решила, что знает ответ.

– Почему же она никому не сказала?

– Потому, молодой человек, что эта дрянь собиралась шантажировать Дмитрия. – Профессор Огурцова села на диване, поправляя прическу. – Подайте-ка мне воды. У нее хватило ума шантажировать Ивана нашими отношениями, да не тут-то было, Иван надрал ей уши и притащил ко мне, а я отлупила ее ремнем как сидорову козу. Это было через год после исчезновения Лизы, значит, уже тогда дрянная девчонка размышляла о шантаже. И вдруг такая удача – человек был у Андриевских вместе со всеми, потом он является на берег в окровавленной рубашке, а через какое-то время она и Дарик находят труп Лизы. Ведь, насколько я понимаю, Дмитрий, Анжелику вы обнаружили в овраге часа в четыре пополудни?

– Нет, где-то около половины пятого, в четыре мы с Лизой только из моего дома вышли. – Анжелика поднялась и посмотрела на присутствующих. – Я поранилась, Лиза убежала, а тут Дмитрий Владимирович.

– Именно. – Огурцова отпила из стакана и кивнула. – Благодарю. А вы, Дариуш, во сколько нашли труп Елизаветы?

– Примерно в шесть. – Дариуш уставился в окно. – И что?

– А то. – Реутов мысленно аплодирует старухе. – Дмитрий Владимирович никак не мог убить Лизу, потому что в момент обнаружения тело было мягким.

– Теплым даже. – Дариуш прищурился. – Конечно. Дяде Диме в это время уже спецура лапти плела, он не убивал Лизу.

– Именно. – Реутов кивнул. – Но Татьяна этого не знала. Думаю, вся эта затея с балом была для того, чтобы заставить Дмитрия Владимировича поспособствовать ей в карьере. Она рассчитывала воспользоваться своей внешностью и была уверена, что не мытьем, так катаньем заставит его сделать то, чего ей хочется. И когда ее жертва стала ухаживать за Соней, весь план грозил пойти прахом. Соню убрали со сцены, передав ей записку от Дариуша, но Афанасьев к тому времени, когда Татьяна собиралась к нему подкатить, говорил по телефону, она же не знала, что он готовился уйти, его на этом балу интересовала только дочь. И тогда двое недоумков едут в дом Сони, и Татьяна вдруг находит фотографию, которая подтверждает, что в тот день Афанасьев был в Научном городке и видел Лизу. Вот оно, доказательство. Она берет эту фотографию и прячет, чтобы разведать побольше.

– Нет, она ничего такого не делала!

– Дарик, ты болван. – Илья посмотрел на бывшего приятеля исподлобья. – Она это сделала, просто тебе не сказала, зачем? У нее был свой план. Но тогда получается, что она собралась шантажировать нашего радушного хозяина и он ее убил?

– Нет, не получается. – Реутов хмыкнул. – Она даже не успела ни о чем его спросить. Она обдумывала свой план. Но вышло так, что она, сама того не зная, перешла дорогу людям, которые не терпят живых свидетелей.

– Что… что вы имеете в виду? – Дариуш нахмурился. – Послушайте, если бы что-то такое было, я бы знал.

– Она и сама не знала. – Реутов ухмыльнулся. – Это совершенно другая часть истории.

– Молодой человек, вы полны сюрпризов. – Афанасьев одобрительно смотрит на полицейского. – Мы все – внимание.

– Дело очень простое. – Реутов достал из кармана пакетик с медальоном. – Это – медальон Лизы Шумиловой. Он украшен бриллиантами и сапфирами. У Сони такой же медальон, там присутствуют еще изумруды и рубины. Но бриллиантов одинаковое количество, и расположены они на тех же местах.

– И что?

– Наши эксперты рассмотрели камни под микроскопом. На бриллианты нанесены буквы и цифры, это химическая формула.

– Черт меня подери, если это не формула препарата! – Огурцова даже закашлялась. – Старый пройдоха! Он всегда боялся, что лавочку прикроют, знал, что все записи у него заберут и дело не будет продолжено. Он отлил эти цацки сам, и сам их украсил, состояние потратил на камешки.

– И нанес формулу на бриллианты, украшающие медальоны. – Маша кивнула. – Умно.

– Очень умно. – Огурцова одобрительно улыбнулась. – Иван всегда был дьявольски хитер. Но формула длинная, и чтобы ее записать, нужны два медальона. Думаю, Лиза знала.

– Потому-то она и требовала, чтобы Соня носила медальон. – Елена Станиславовна вздохнула. – Она знала, что формулу можно прочитать, только имея оба украшения, и, как все аутисты, поняла это буквально.

– Да. – Реутов налил себе воды. – С вашего позволения. Но когда исчезла Лиза, медальон тоже исчез, и второй стал бы бесполезен, не запиши профессор формулу еще где-то. Может, он и записал, но то, что после приезда из Лондона проект прикрыли, а все записи увезли, очень сильно его подкосило. Я расспрашивал старых сотрудников института, они отлично помнят те события. Профессор закрылся на даче, и вот вопрос – почему его лаборатория работала? Ответ прост: к нему обратились другие люди. Думаю, это люди из какой-то правительственной организации, они были в курсе работы профессора. Он попытался восстановить свои записи, но не смог. Жена умерла, сын болел, сам профессор стал осознавать, что натворил. А когда он умер, все его бумаги были изъяты, но не сотрудниками кафедры, как думала Соня, а совсем другими людьми. Я сделал запрос в архив, работа профессора по сей день засекречена. Но, думаю, формулы там нет, потому что, когда я стал копать, последовали странные телодвижения. Сначала убили Татьяну. Потом стреляли в Соню. А после пытались убить Елену Станиславовну. Человека, который был убит в доме Оржеховских, не опознали. Его отпечатки пальцев вытравлены химическим способом, лицо со следами пластики. И он что-то искал в доме Шумиловых. Я не знаю, как Татьяна дала ему понять, что у нее есть нечто важное и нашла она это в доме Шумиловых…

– Я знаю. – Светлана Терентьевна вздохнула. – Значит, это она звонила.

– Мама?!

– Я не придала этому значения и вовсе забыла. Ты уехал в город заказывать котенка. А тут звонок на городской номер, а я только что поговорила с доктором и решила, что это он перезвонил. Это была девушка. Как я теперь понимаю, именно Татьяна. Она спросила Диму, а потом заявила: скажите ему, что звонила хозяйка бала. Я нашла нечто важное, имеющее отношение к семье Шумиловых, старые фотографии не лгут.

– Вас прослушивали. – Соня испуганно оглянулась. – Боже мой…

– Это тебя прослушивали. – Влад нахмурился. – У тебя «жучок» в домашнем телефоне стоял, допотопный, но рабочий, а диапазон там большой. Я его убрал. Но когда Танька и Дарик влезли в твой дом, их тоже начали прослушивать, все эти наши сотовые телефоны – просто следящие устройства, которые мы таскаем с собой добровольно.

– Да. – Реутов кивнул. – Думаю, сначала обыскали дом Сони и взяли альбом, в котором отсутствовал снимок. Они решили, что формула на одной из фотографий и нужную унесла Татьяна. Дом Дариуша обыскали, но ничего не нашли и решили, что эту вещь Татьяна носит при себе. И парень нашел ее, она же ждала звонка, думала, что Дмитрий Владимирович бросится к ней выяснять – а пришел киллер и просто заколол ее. Наверное, она и понять ничего не успела. С собой у нее была только старая фотография, и убийца решил, что это она и есть. Когда оказалось, что там ничего интересного для них нет, он решил снова обыскать дом Шумиловых, а тут мы – сидим, чай пьем и уходить не собираемся. Он выстрелил в окно, не желая убить, ему требовалось просто убрать Соню из дома на ночь – и она пошла ночевать к соседям, конечно же. Думаю, дом был обыскан снова, но следов обыска на этот раз не оставили. И тогда, прослушивая Оржеховских, они понимают, что формула может быть в записях старика.

– И ради этого они были готовы убить? – Елена Станиславовна бледнеет. – Но зачем?

– Затем, что это до сих пор актуально. – Реутов сухо улыбнулся. – И всегда будет актуально. Формула стоит больших денег. В архиве сказали, что бумаги профессора Шумилова неоднократно запрашивали к просмотру, и я думаю, искали формулу, они же точно знали, что она есть, вот пять живых доказательств. Вить, что там?

– Повязали всех как миленьких. Теперь пойдет потеха, успевай только поворачиваться.

– Что?!

Афанасьев бросился к окну, и все как по команде кинулись за ним.

Лужайка перед домом представляла собой красочное зрелище. Группа полицейских в форме вела нескольких мужчин, посреди лужайки лежала горка оружия.

– Они следили за нами, а мы тем временем следили за ними. Они были готовы убить всех в этом доме, чтобы заполучить формулу. – Реутов смеется. – Они нас с Витьком прослушивали, дебилы, а мы им ловушку расставили. Извините, Дмитрий Владимирович, немного клумбы вам помяли. Теперь сдадим их куда следует, пусть там разбираются.

– Но как же… – Афанасьев обеспокоенно посмотрел на Соню. – Пока формула есть, кто-то всегда будет стремиться ее получить.

– Да. – Реутов подошел к Соне и протянул руку. – Дай мне его, я тебе верну.

Соня сняла с шеи медальон и положила в протянутую ладонь. Ей хотелось уйти отсюда, забрать котенка и уйти. И постараться все забыть.

– Дмитрий Владимирович, я надеюсь на вашу помощь, потому что бриллиантов у меня нет. – Реутов подбросил в ладони украшения. – Нужно выковырять эти и вставить новые. А старые утилизировать, что ли, и быстро, пока эти дебилы не заговорили, иначе спецслужбы изымут камни, и я не знаю, в чьи руки они попадут.

– Идемте. – Дина снова тут как тут. – Разберемся.

В комнату вбежал рыжий котенок и, увидев Соню, отчаянно замяукал. Чтобы его человек знал, как он одинок и несчастен.

– И что ты ему сказала?

Анжелка сидит на окне, болтая ногами. Прошел дождь, последний день августа выдался пасмурным, и она замерзла в своей красной футболке.

– Ничего. – Соня вздохнула. – Я не знаю, что ему сказать. Им всем. Они все от меня чего-то хотят, Анжел. Дмитрий Владимирович… он хороший, очень добрый, но я не знаю… И Вадим, его сын. И бабушка. Вот с ней мне как-то легче, она ничего от меня не хочет – звонит иногда, раз в неделю приезжает, или я приезжаю к ней. Вместе ко мне в дом ездили, я чердак чистила от хлама.

– Неужто все выбросила?

– Да. – Соня качнулась в кресле. – Незачем хранить вещи этих людей. Дмитрий Владимирович ворота поставил, дорожки проложили… но я не знаю, как на это реагировать.

– А чего ты хочешь сама?

– Чтобы меня все оставили в покое.

– Ну нет, подруга, на это не надейся. – Анжелка прищурилась. – У тебя пиво есть?

– В холодильнике.

Анжелка соскочила с подоконника, потревожив котенка в кресле, он проснулся и настороженно посмотрел на людей – дескать, что за грохот?

– Да лежи ты, нервный какой. – Анжелка тронула пальцем голову котенка. – Милая круглая морда. Ишь, наел будку!

– Он британ, ему такая по статусу положена.

– Любому, кто жрет корм за бешеные тысячи, да еще в таком количестве, положена круглая морда. – Анжелка достала из холодильника банку. – Постой, дорогая. А пиво у тебя откуда?

И тут Соня покраснела. Она покраснела, не зная, куда девать глаза. Анжелка вытаращилась на подругу, не понимая ее смущения.

– Сонь…

– Дэн оставил.

– Понятно. – Анжелка поставила банку на стол. – Дэн, значит. Ну, погоди ты у меня…

– Что, Анжел?

– Я ему яйца оторву, твоему Дэну, нашел с кем играть! – Анжелка пробежала по комнате, как красно-черный вихрь. – Я же его просила. Я его, сукина сына, предупреждала. И ты хороша, Соня. Ну, не узнаю я тебя! Да, у него смазливая морда, и что?

– Анжел, он мне предложение сделал.

Анжелика остановилась как вкопанная и воззрилась на Соню.

– Три недели меня не было в городе, и ты уже успела вляпаться. Предложение он сделал… Такие, как он, никогда не женятся, мне ли не знать. Ладно… а ты ему что?

– А я ничего. – Соня снова вздохнула. – Анжел, что мне делать?

– Но ты этого хочешь?

– Не уверена. – Соня раздраженно тряхнула кудрями. – Я не знаю, чего хочу, и кто я такая, потому что все, что я знала, оказалось ложью или преступлением. И я хочу, чтобы все оставили меня в покое. Я буду сидеть здесь до посинения, пока не пойму, что готова собрать все по новой и начать как-то жить.

– Времени у тебя было достаточно, почти полтора месяца.

– Мне этого мало. – Соня поднялась и подошла к окну. – Дмитрий Владимирович… он готов остаться в моей жизни на любых условиях, но я при этом чувствую себя очень странно. Вадим, его сын – хороший, замечательный даже, но я не знаю, как мне с ним себя вести. Бабушка…

– Видишь, ее ты все-таки называешь «бабушка».

– Да. – Соня задумалась. – Она все говорит – отец приедет, отец у тебя беседку починил, отец звонил… Но я не могу сказать ему – отец. Я же большая уже, взрослая даже.

– А для него ты маленькая, Соня. Вот маленькая, и все. Девочка, к которой он бежал в парк, чтоб только увидеть и на руках подержать, его ребенок, о котором он всю жизнь помнил, тосковал, беспокоился… я знаю, каково это, Соня, у меня есть дети. И они для родителей одинаковы, что старшие, что младшие, что совсем взрослые.

– Наверное.

– Как там Дина?

– Никак. – Соня вздохнула. – Обвинений Дэн выдвигать не стал, доказательств нет никаких, ее признание можно опровергнуть. Бабушка сказала, что она взяла Дину к себе с улицы. На вокзале подобрала. Дина была рецидивисткой, вышла из тюрьмы – а податься некуда, возраст уже такой, что сожителя не найдешь. Она заболела, бабушка ее к себе привезла, выходила и оставила навсегда. Так она и служит у нее.

– Как собака преданная. – Анжелка вздохнула. – Не держи на нее зла. Она же ради тебя ее убила, она думала, что спасает тебя, и чтоб отец с бабушкой не расстраивались.

– Я знаю. – Соня погладила котенка, и он недовольно посмотрел на нее – что, мол, спать мешаешь. – И Дэн…

– Дэн. – Анжелка фыркнула. – Соня, ну что ты к нему чувствуешь?

– Я… – Соня беспомощно смотрит на Анжелку. – Мне нравится, когда он рядом. Мне нравится, как он пахнет. И как он смотрит на меня, и даже как он иногда ругается из-за супа в пакетиках. Они с Владькой тут проводку меняли, Витя им помогал, и я…

– Выходи за него. – Анжелка хихикнула. – Все, спекся Дэн, набегался. Если он завел дружбу с твоим другом, если он менял у тебя проводку и притащил своего напарника – выходи за него. Тем более тебе пора рожать ребенка. Часики-то тикают, Соня.

– Анжел…

– Что, горюшко?

– А если мои дети будут как Лиза? Или как я?

– Глупости. – Анжелка покосилась на банку с пивом и вздохнула. – Тебе старуха Огурцова сказала, что этот признак по наследству не передастся?

– Не мне, а Машке.

– Ну, пусть Машке. И детей ее осмотрели, они здоровы. – Анжелика с сожалением посмотрела на банку пива. – Сонь, я опять беременная. Ну вот что ты будешь делать!

– Да? Ой, поздравляю тебя!

– Дура ты. У меня уже двое, куда третьего?

– Туда же. – Соня улыбнулась. – Алик рад?

– На седьмом небе. – Анжелка смущенно улыбнулась. – Сказал, что и этот не последний.

Они умолкли, глядя в темнеющее окно, и впервые Лиза не стояла между ними. Осень принесет дожди и холода, а весной родится новый человек и начнется какая-то другая жизнь. Но пока все так, как есть.

Соня думает о Дэне, о том, как она вообще сможет быть замужем, как это – жить с кем-то постоянно, а если вдруг дети? А еще она хочет написать новую книгу, ее обитатели уже толпятся в ее голове, их голоса звучат все громче, требуя выхода в новый мир, и сопротивляться этому зову она не может, в точности как Владька, который делает новую игру.

Звонок в прихожей, требовательный и громкий.

– Ты кого-то ждешь?

– Нет. – Соня направилась в переднюю. – Может, это Дэн.

Щелкнул замок, послышались голоса. В комнату ввалились Реутов и Виктор.

– Привет, Анжел. – Виктор чмокнул ее в щеку, словно они закадычные друзья. – Пивка? Сейчас я тебя догоню.

– Дэн?

– Привет, Анжел. Пойду, Соне помогу на кухне, скоро ужинать будем.

Они с Виктором остались в комнате, и он откупорил банку с пивом.

– Слыхала? Дружбан мой хочет жениться.

– Слыхала. – Анжелика вздохнула, принюхиваясь к пиву. – Я ей, конечно, мозги вправила слегка, но ты ж ее знаешь.

– Знаю. – Виктор откинулся в кресле. – Новости у нас. Гавриков этих, что гонялись за формулой профессора Шумилова, передали очень серьезной конторе. Там шутить не будут, и вряд ли этих ребят вообще кто-нибудь когда-нибудь увидит.

– Но кто они?

– Бывшие сотрудники спецслужб, и пара действующих с допуском к секретности. Подзаработать хотели. – Виктор презрительно прищурился. – Один из них случайно наткнулся в архиве на ящик, в котором нашел записи старика. Имея кое-какое образование, он понял из этих записей, о чем речь – они журналы вели, там о детях писали, обо всем. И в поисках формулы они такого накуролесили. В общем, так дела обстоят. Дариуша вашего папаша к рукам прибрал, больше от безделья маяться не будет. Огурцова, старая ведьма, ему все рассказала про это старое дело. Ну и рассвирепел господин Андриевский, так-то.

– А формула?

– А что – формула. Тю-тю формула, камешки другие, а те в болоте утопли, ищи-свищи. Сам выбрасывал от греха подальше. Что они там возятся?

– Пусть поговорят.

– Ты что пивко не пьешь? – Виктор ухмыльнулся. – Беременная?

– Ага.

– Шутишь. – Он уставился на Анжелику. – Ну, блин, даешь. Поздравляю. Рожай, Анжелка, у меня тоже трое. Правда, пацаны – близнецы.

Дэн заглянул в комнату:

– Ужинать идите.

На столе салаты из «Восторга», торт и соки.

– Отлично. – Анжелика села к столу и налила себе сока. – Что молчите?

Соня смущенно покраснела, а Дэн улыбнулся.

– Соня только что согласилась выйти за меня. – Дэн обнял ее, она уткнулась ему в плечо. – Погодите, мы ждем еще людей. А на выходные закатим вечеринку в Научном городке – позвоним всем мутантам, я своих подтяну, тоже мутанты не из последних, перезнакомимся окончательно, шашлыков нажарим.

В дверь позвонили.

– А вот и наш человек пришел, без него сегодня никак. – Дэн подмигнул Соне. – Не нервничай, дорогая, привыкай жить в этом измерении.

В кухню вошел Афанасьев. Смущенно откашлявшись, посмотрел на Соню и вручил ей большой букет.

– Всем добрый вечер. Спасибо, что позвали. Не каждый день помолвка у дочери. Здравствуй, Соня.

Его глаза смотрят с такой любовью, и Соня понимает – этот человек любит ее просто так. Такую, как есть – не знающую таблицу умножения, не понимающую ничего в собственной жизни. И он будет у нее завтра и не бросит ее, если ей станет плохо или страшно. Он здесь, потому что ему это нужно.

– Привет, пап.

Рыжий котенок прыгнул на табурет и вцепился в ленточку, свисающую из букета, и мир качнулся в нужную сторону, обретая равновесие.