Золотой цветок Золот Андрей
Вертолет тем временем повисел какое-то время поодаль от нас и стал удаляться.
– Как бы там ни было, на какое-то время он с дистанции снят, поэтому давайте поторопимся, пока не вернулся. И эти клиенты, что позади, все ближе и ближе… – Василий Александрович посмотрел в бинокль.
Несколько часов мы наблюдали преследователей, которые неотступно следовали за нами, и скрыться от них не представлялось возможности, так как мы двигались по ровному склону. На подходе к скале перед нами стал вырисовываться проход, похожий на тот, через который мы недавно шли – с такими же скалами, светлой и темной по разным сторонам, только поменьше. Не отдыхая и не сбавляя ходу, мы быстро миновали эти скалы и вышли почти к горизонтальному, с легким подъемом в гору перевалу.
Дорога проходила между двух вершин и местами покрыта снегом.
– Вот отсюда нас смогут забрать, – сказал Вася, увидев, что местность позволяет вертолету приземлиться.
Он достал телефон и стал звонить своим парням. После двухминутного разговора с криками и руганью он положил трубку и обратился к нам:
– Мы идем дальше. Пилота у нас нет. С самого утра в коме прибывает. Спрятали от него все пойло еще вчера, так он нашел где-то пузырь. Наверное, заначка где-то своя была, в вертолете… Полдня пробуют его привести в порядок, уже вроде начал очухиваться, но умудрился втихаря еще пол-литра вдуть. Прозевали его раззявы. Сейчас его наручниками пристегнули… Пока не отойдет, никуда не двинется…
– Идем так идем… – Синицын, как всегда, всех подгонял. Теперь на это был веский довод, «товарищи» позади нас шли с меньшим багажом и поэтому быстрее нас.
Через несколько часов очень интенсивной ходьбы мы перешли на другую сторону хребта и остановились на краю десятиметрового обрыва. Перед нами открылся потрясающий вид на горы и скалистую долину. Некоторое время любовались этой красотой. Две горы, между которыми мы проходили, давали начало двум длинным грядам, тянувшимся на многие километры вдаль. На некоторых горах сияли белые шапки снега, облака, зацепившиеся за вершины, местами обращались в фантастические картины.
– Только ради того, чтобы увидеть такое, сюда стоило забраться, – произнес пораженный Вася.
– Отдохнули, и хватит… Идти надо… – как всегда, первым очнулся Синицын.
– Нам надо спуститься вниз. Там между вон тех скал есть проход, – указал я рукой на виднеющиеся скалы.
Мы стояли на краю огромной ямы диаметром метров в триста. Ее слева и справа окружали отвесные скалы, переходящие метрах в ста от нас в горы. В одном месте скалы расступались, образуя проход, ведущий вниз к ущелью.
Вдалеке послышался знакомый, уже ставший неприятным и пугающим, звук летящего вертолета. Мы разбежались по сторонам в поиске удобного спуска. Пока искали, вертолет появился из-за горы и завис над противоположным спуском. Повисев там минуту, он направился в нашу сторону.
– Над учеными висел, – сделал вывод Синицын.
Через несколько минут он тарахтел над нами, затем покружил немного над ближайшими горами и скрылся в ущелье за скалами – там, куда мы направлялись. Через несколько минут появился снова и скрылся в том же направлении, откуда появился.
– Вот теперь мы обложены со всех сторон. Позади ученые, впереди – неизвестно кто. Но уж что не друзья, это точно! – посетовал Толик.
С другой стороны ямы махал руками Василий Александрович, подзывая всех к себе.
– Есть идея! – сказал он, когда все подошли. – Как вы заметили, впереди, по всей видимости, высадились и уже приготовились нас встречать гости. Поэтому сейчас быстро спускаемся в котлован и прячемся, а те, кто позади, пусть проходят вперед…
– Если это одна и та же компания… – предположил Валера.
– Это не одна и та же компания! – убежденно отрезал Синицын.
– Может быть, и так… Но они могут и подружиться, когда встретятся, – сказал мой тезка.
– Будем надеяться, что, когда они встретятся, те, что впереди, примут их за нас и, зная, что мы можем дать сдачи, не станут жалеть, – с этими словами Василий Александрович умело закрепил веревку на огромном камне.
– А может, откроем Цветок и посмотрим другой путь? – предложил я.
Дед с недоумением посмотрел по сторонам, показывая своим взглядом, что тут не может быть другого пути.
– Если идея не сработает, тогда и будем искать другой путь, – археолог скинул рюкзак и стал спускаться по привязанной Васей веревке.
– В любом случае, пропустив наших «товарищей» вперед, мы выиграем время, а если идти вперед самим… Неизвестно, что нас там ждет… Пусть пройдут, тогда, может, и откроем… – Василий Александрович подмигнул мне.
Все по очереди спустились по веревке, дед, оставшийся последним, спустил нам рюкзаки, взялся за веревку и спрыгнул с края обрыва вниз. Я замер в ужасе, думая, что он разобьется, но он затормозил перед самой землей и плавно опустился на камни.
– Не забыло еще тело, где нужно собраться… – повернулся он к нам с улыбкой.
– Ты в своем уме?! – воскликнул Синицын, оправившись от шока, вызванного прыжком Василия Александровича. – А если бы забыло? Собирали бы тебя сейчас на камнях…
– Не боись, все под контролем, – бодро ответил дед. – Видишь – я еще в форме…
– Ведешь себя, как пацан, хоть и дед уже… – проворчал археолог.
– Кто дед? Я?!
Василий Александрович ловко запрыгнул на камень и принялся вытанцовывать вприсядку. Закончив танец, прыгнул, прогнулся назад, стоя на руках, и выпрыгнул обратно.
– А-а-а!.. Слабо? – он спрыгнул с камня, как акробат в цирке, хлопнул в ладоши и подмигнул Синицыну.
– Нет слов – ловок! – археолог одобряюще покачал головой.
Вся компания дружно захлопала в ладоши.
– То-то же. А ты говоришь – дед… – Василий Александрович ловко накинул на плечи рюкзак, сразу став серьезным и собранным. – Нужно искать укрытие!
– Давайте разойдемся, так быстрее найдем, – предложил Валера.
Компания молча разошлась по котловану, включив рации для связи. Через минут десять по рации стал вызывать Толик.
– Нашел местечко! – заговорил он. – Идеальное! Только девок не хватает, а так – можно жить.
Вскоре все собрались в найденном Толиком месте – между огромных валунов образовалось подобие комнаты с крышей из обломка скалы.
– Идеально… Идеально… – приговаривал Василий Александрович, мастеря что-то из камней, складывая их вокруг большой щели между валунами.
Закончив работу, он устроился между сложенными камнями с биноклем. Но ненадолго. Через пару минут он подозвал меня к себе, вручил бинокль и уступил место на импровизированном наблюдательном пункте, откуда был виден весь перевал. Расстояние до того места откуда мы недавно пришли, из-за склона горы, было невелико, и здесь в бинокле не было нужды. Тех, кого мы ждали, пропустить на таком расстоянии было просто невозможно.
Дед, уступив мне место, принялся за приготовление еды, и это в то время, когда все лежали еле живые от усталости после безостановочного, стремительного перехода и не в состоянии были даже словом перекинуться, не говоря уже про то, чтобы что-то делать.
– Вот скажи мне, Василий Александрович, – заговорил Синицын. – У людей под старость замедляются все процессы, появляются болезни, многие после шестидесяти лет передвигаются с трудом. А ты ведь вдвое старше меня, но, пройдя такое же расстояние, что и я, в том же темпе, даже не присел. А я вот даже встать не могу от усталости… Да что я! Вон – даже спортсмены по стенке сползли, – он кивнул в сторону Валеры с Толиком, которые, не снимая рюкзаков, сидели, оперевшись о камни. – Как такое возможно? Как у тебя это получается? Я не понимаю…
Дед лукаво усмехнулся:
– Наверное, надо начать с того, что я с собой не делаю… Я никогда не пил и не курил… Это я категорически не приемлю и не понимаю. Люди заставляют себя начать курить, и потом они же заставляют себя бросить эту привычку. Это глупо. Сигареты абсолютно ничего не дают, кроме вреда и зависимости. Про алкоголь я понимаю еще меньше. Заливать в себя горечь, чтобы начало мотать из стороны в сторону, перестала работать голова, и утром – жуткое похмелье. Это все мне кажется по меньшей мере глупо, – он сделал маленькую паузу и продолжил: – А что касается того, что я с собой делаю, так я еще в штрафбате понял, что жизнь – это движение. Как только остановился, перестал двигаться – все! Смерть не заставит себя долго ждать. Я убеждался в этом десятки и сотни раз – тот, кто быстрее и больше двигается, живет дольше и счастливее. И нет разницы – война ли идет или мирное время пришло. Закон этот работает всегда. Когда мы шли в наступление, не было ни одного случая, чтобы я прятался или пережидал. Если куда-нибудь спрячешься, туда обязательно залетит снаряд… И как только я понял, что жизнь – это движение, раз и навсегда для себя решил: что бы ни случилось, я всегда буду двигаться. Когда не было наступления, я начал бегать, упражняться, учиться кидать нож, камни, стрелять из всех видов оружия… Приемы всякие мы с мужиками разучивали… Не обращая внимания ни на голод, ни на усталость, заставлял себя двигаться… Ну. А как в диверсанты перевели, так там уже по работе остановиться было некогда – постоянно в движении. Там я понял, насколько наш физический запас зависит от нашего сознания. Ведь когда мы устаем, голодны или у нас что-то болит, мы концентрируемся на том, что нас мучает, тем самым увеличивая нашу невмоготу. В один момент, когда я уже почти сдался от усталости и голода и готов был умереть, у меня в голове появилась мысль, что если во мне есть что-то, что меня может убить, то должно быть и что-то такое, что может спасти. Сейчас для вас и для меня тоже эта мысль ничего не значит. Но в тот момент, когда меня в болоте засасывала трясина и единственным спасением была ветка хилого деревца, когда уже казалось, что сил себя вытащить больше нет, эта мысль пронзила мое сознание, как током. Я понял, что я буду жить, несмотря на усталость, голод, проклятое болото. Я осознал, что во мне есть что-то, что меня спасет. И я все-таки вылез из трясины и побежал дальше, уже не думая про усталость и голод. Я думал о том, что буду жить. При каждом шаге я думал, что именно этот шаг наполняет меня энергией и жизнью. В тот раз я преодолел семьсот километров по пересеченной местности за шесть дней. Меня, когда в части увидели, расстрелять хотели – не поверили, что сам добрался, думали – фашисты высадили, завербовали. Вот и сейчас мы идем, а я думаю не о том, что устал, а о том, как мое тело наполняется силой. Это работает, поверьте мне.
– Получается, что не движение тебе придает силы и энергии, а мысленный настрой? – сделал Синицын свои выводы.
– Мысленный настрой позволяет двигаться, а движение – позволяет жить, – ответил Василий Александрович.
– Нужно будет попробовать твои методики, может, не сгину в этих горах от усталости… – проговорил Валера, укладываясь на землю и устраивая рюкзак под голову.
– Я сегодня заметил, что, когда идешь и думаешь об усталости, идти еще тяжелее, а как задумаешься о чем-то другом, так и не замечается ни усталость, ни дорога… Да и настроение… – на спуске появились наши преследователи, и я, не закончив фразы, схватился за бинокль.
– Что там? – подскочил ко мне Василий Александрович.
Я передал ему бинокль.
– Шесть. А было восемь… – проговорил он, всматриваясь в бинокль.
– Может, отстали?.. – предположил Толик.
– В горах так просто не отстают. Здесь отстают или навсегда, или по уважительной причине, – прокомментировал Синицын.
– Это верно, – подтвердил дед. – Теперь будем ждать развития событий…
Таинственные незнакомцы подошли к обрыву, долго совещались и разошлись по сторонам в поиске спуска. Вскоре они собрались возле того места, где спускались мы и воспользовались нашей веревкой.
Василий Александрович вылез из убежища и скрылся с наших глаз. Вернувшись через очень короткое время, он обратился к нам:
– Теперь, ребятки, надо менять место дислокации и заблокировать проход. Вооружены эти ребята серьезно, есть автоматы, но для нас главное – занять выгодную позицию и надеяться на то, что эти две компании, все-таки столкнутся между собой и потреплют друг друга.
Сказав это, дед направился к проходу, осмотрелся и позвал нас.
Глава 28
Когда мы подошли, я заметил, что скалы, как и прежде, по сторонам прохода отличались цветом, одна – светлее, другая – темнее, как будто это был один разлом на протяжении всего пути. Вооруженные Валера и Толик заняли показанную Василием Александровичем позицию, блокировав проход. Остальные расположились поодаль, за одним из многочисленных валунов.
– Теперь можем поспать. Потом поменяемся, – сказал дед.
– Мне что-то не по себе от того, что, пропустив ученых вперед, мы провоцируем людские смерти, – высказал я свою тревогу.
– Надо надеяться, что у нас это получится… – Василия Александровича явно совесть не мучила. – Если тебя беспокоит тот факт, что вместо тебя может умереть кто-то другой, попробуй оценить свою жизнь, как, возможно, самую важную жизнь на планете в этот момент. Если те, кто нас хотели догнать или те, кто нас хочет перехватить, убьют тебя, а не друг друга, то шансы, что Золотой цветок попадет в Шамбалу, сравняются с нулем. То же самое произойдет, если они захватят Цветок, и вполне возможно, что тогда наша цивилизация пропадет за считанные годы, месяцы или дни. Я думаю, что сотни тысяч людей, может, и миллионы, отдали бы свою жизнь за успешный конец нашей операции. Наша попытка пожертвовать вместо себя шайкой ученых жуликов не стоит твоих переживаний. Цель оправдывает средства.
К нам подошел Толик.
– Ты чего?! – уставился на него дед.
– Мы с Валерой решили прогуляться в проход, осмотреться, что дальше делать… Может, место найдем поудобнее для засады… – ответил Толя.
– Ну, прогуляйтесь… – задумавшись, произнес Василий Александрович. – Только чтоб аккуратно. Помнишь, как я учил?
– Помню, – понимающе улыбнувшись, ответил Толик. – Надо было нам веревку, подрезать по которой спускались, одним меньше стало бы…
– А как обратно, если что?.. – спросил Синицын.
– У нас же Вася есть! Вы видели, как он спрыгнул? Думаете – не смог бы запрыгнуть? – отшутился Толик.
– Смейтесь, смейтесь, – обиделся дед. – Что бы вы без меня сейчас делали?
– Без тебя бы мы сейчас девчонок в бане парили, а потом жарили!
– У вас одни бабы в голове… Только и слышно от вас – там девчонок зацепили, там зацепили. Что за жизнь? Поинтересней надо развлекаться! На лошадях, например, катайся, в горы лазай… А сейчас – за проходом следи! – Василий Александрович начал сердиться.
– Хорошо! Если вернемся, снимем девок и поедем с ними на лошадях в горы, – улыбнулся Толик.
– Что значит «если вернемся»? – недоуменно спросил Синицын.
– У нас не так много шансов, учитывая, что-то место, где нам обязательно надо пройти, охраняется ребятами с автоматами, и они будут стрелять, как только нас увидят… – голос Толи, при том, что он говорил совсем не веселые вещи, оставался веселым.
– Что ты тут ужасы наводишь?! Пошел отсюда! – дед замахал руками.
Толя медленно повернулся и начал уходить.
– Подожди, – остановил его Василий Александрович. – Я, пожалуй, с вами пойду…
Я подошел к краю обрыва и посмотрел вниз: «Спуститься было легко, подняться будет намного тяжелее».
– И в жизни все так же… – услышал я за своей спиной знакомый, мелодичный голос. Я не повернулся. Я знал, что это она – женщина в белых одеяниях. Я подумал о ее словах и спросил:
– Что в жизни все так же?
– Спуститься вниз, на дно цивилизации очень легко, подняться намного тяжелее. При спуске всегда найдутся помощники, темные силы, их не надо об этом просить, они сами появятся и помогут опуститься. Ты ведь об этом знаешь, ты это пережил…
Я вспомнил свою жизнь при дворе императора, заговор, заточение. Вот она, помощь темных сил. Мой побег, странствия и затем постепенный подъем к тому, что было вначале.
– Темные силы помогают охотнее, чем светлые… – сказал я с досадой.
– Люди чаще видят и охотнее принимают помощь от темных сил. Нет худа без добра. Темные и светлые силы неустанно следуют вместе. В любом плохом событии люди видят только дела темных сил. Ты не исключение. В посланных тебе испытаниях ты увидел проявление темных сил и решил, что Бог от тебя отвернулся, и ты отвернулся от Него. Вместо того чтобы искать причины события в себе и найти в себе Бога, ты свалил причину на других и отрекся от Бога.
– Это мне не помешало подняться со дна…
– Ты присваиваешь заслугу за свой подъем исключительно самому себе…
– На тот момент я считал, что именно благодаря своей воле я остался на ногах, не стал уходить от реальности в алкоголь, как это делали многие встречаемые мной бродяги, и в конце концов я нашел то, что искал… Я шел к этому…
– Верно. Ты удержался, это самое тяжелое, но твой путь был очевиден. Ты не имел другого пути. Тебе необходимо было уйти за пределы империи твоего дяди и там начать заново свою деятельность. Но деятельность твоя ничем не отличалась от предыдущей. Ты не научился в заточении главному – любить себя. Только через любовь к самому себе мы можем понять, как нам стоит любить мир, людей.
– Я любил мир, любил людей. Все мои труды были направлены на благо общества, чтобы людям жилось хорошо.
– Хорошо, но лишь с материальной точки зрения – чтобы люди жили в достатке. Но ты мог сделать больше. Ты мог обратить людские взоры к Богу.
– Через любовь к себе? Разве через любовь к себе не прямой путь к эгоизму?
– Эгоизм – это когда человек думает только о себе, об удовлетворении своих плотских желаний. А любовь к себе подразумевает любовь к своему настоящему Я, а не к своему Эго. Любовь к своей душе, духу. И через эту любовь приходит любовь к Богу. Человек, по-настоящему любящий себя, любит и Бога, он не может быть эгоистом. Он принимает в душе закон Вселенной: дающему воздастся. Он будет отдавать, зная, что все, что он отдает, к нему вернется. Научившись себя любить, ты бы познал Бога и, обогащенный новым знанием, смог бы вернутся к людям и нести его в мир. Твоя жизнь закончилась там, где началась.
Я повернулся к ней лицом. На меня смотрели полные любви, понимания, доброты глаза, в которых светилось знание, знание всего, что происходило когда-то и происходит на Земле сейчас. От ее взгляда любовь, словно потоком, наполнила мое сердце. Я понял, про какую любовь она говорит – про любовь всеобъемлющую, безусловную. Я отчетливо осознал самого себя – без тела, без физической оболочки. Любовь к самому себе и к тому, кто меня таким создал. Я понял, что с любовью к самому себе невозможно не любить того, кто меня создал, и с любовью к Создателю невозможно не любить все, что он создал. Любовь к себе – это любовь всеобъемлющая…
Я резко проснулся от громких хлопков, раздавшихся где-то далеко и эхом разлетевшихся по горам. Синицын вскочил одновременно со мной.
– Где наши? – спросил он у меня.
– Не знаю. Я спал, – ответил я.
Пока мы спали, горы накрыла ночь, и вокруг было абсолютно темно. Только на небе местами через тучи просвечивалось звездное небо.
К нам подошли Василий Александрович с парнями.
– Слышали? – спросил Толя.
И тут же вдалеке опять послышались выстрелы – одиночные и очередями. Когда все стихло, дед сказал:
– Вот это хорошо. Около четырех часов прошло, как они скрылись в проходе. Будем рассчитывать на то, что они пойдут обратно, если смогут. Будем ждать до утра. Надо надеяться, что утром наш пилот будет в норме и нас смогут отсюда забрать…
– А если они объявятся до утра обратно? – спросил Синицын.
– Не выпустим их оттуда. Очень сомневаюсь, что они пойдут обратно, проделав такой путь. Если только они не разболтаются с вояками и не поймут, что их развели. При таком раскладе они уже могут торопиться сюда, – Василий Александрович замолк.
– Там парни или отмороженные, или им очень много платят, чтобы лазать ночью по горам… – сделал вывод мой тезка.
– Скорее всего – и то и другое, – сказал археолог.
– Итак, два-три часа можем отдыхать смело, потом пойдем ждать, – дед улегся на коврик. – Меня сегодня мысли и чувства кое-какие посетили, хочу поделиться с вами. Когда мы сегодня разошлись на обрыве и я остался один, вдруг почувствовал, что я, горы и природа – это одно неразделимое целое. Я почувствовал себя богом и в то же самое время – настолько хрупким, что жизнь моя может оборваться в любую секунду. Появилось чувство, что весь мир принадлежит мне, что я могу с ним делать все что захочу, могу идти куда захочу… Невообразимое ощущение свободы: как будто ветерок легкий подует, и я полечу в вольном полете… И жить захотелось долго-долго… Я не могу описать словами то чувство, но оно так меня задело, что не могу не поделиться…
– Вы, однако, романтик, – попытался съехидничать Толик, лежа на коврике.
– Я думаю, что жить долго-долго надоест, – в странной задумчивости произнес Синицын. – Устанешь… И еще я не хотел бы пережить своих детей… Жизнь станет скучной…
– Я раньше тоже думал, что жить долго надоест, но вот не надоело, хочется еще. Надоедает жизнь дома, перед телевизором, а разнообразная жизнь, наполненная событиями, надоесть не может, она не скучная. Если бы я свою бессонницу убивал книжкой или телевизором, я бы не был сейчас здесь. Я ведь почти каждую ночь выезжаю на своем стареньком махабыче колесить по городу, – Василий Александрович поймал смеющийся взгляд Толика с Валерой. – Они смеются, видишь ли… Думают – причуды такие… А у меня каждая ночь не похожа на предыдущую, и в том, что я тут оказался, не вижу ничего плохого… Я буду этому рад, даже если этот поход будет последним в моей жизни. Жизнь не надоест никогда. В ней всегда что-то новое…
– Ты опять прав, – согласился Синицын. – Жизнь должна пройти так, чтобы там, наверху, на нее посмотрели и сказали: «А ну-ка повтори!»
– Вот тут я не согласен, – вклинился в разговор я. – Из увиденного мною на днях кино, показанного Золотым цветком, могу сказать, что если события в жизни повторяются, значит, они не были поняты должным образом и из них не вынесен нужный опыт. Они могут повториться в следующей жизни или даже через жизнь. Это – карма, и мы должны ее отработать. Отработав, этот опыт копится в одном из наших бессмертных тел, и за счет этого мы развиваемся.
– Ты хочешь сказать, что все, что мы в жизни переживаем, где-то накапливается? – спросил Валера.
– Да. Все, что переживаем за эту жизнь, копится в одном из тел, а после смерти переходит в другое, к опыту предыдущих жизней. Потом опять мы выбираем себе жизнь – и все сначала, за новым опытом.
– Так мы себе жизнь можем выбирать на свое усмотрение? Эту – не хочу, эта – плохая, хочу хорошую, – удивился мой тезка.
– Что касается хорошей или плохой жизни, то… если мы живем для того, чтобы набираться опыта и за счет него эволюционировать, тогда получается, что плохого как такового нет. Любое событие – это опыт, а, как известно, чем труднее он приходит к человеку, тем тот становиться сильнее. Как говорит пословица: «Что нас не убивает – то делает сильнее». Выходит, что те события, которые мы принимаем за плохие, на самом деле очень полезны для нас.
– Из твоих слов вытекает, что зла как такового нет, а то, что мы принимаем за зло, на самом деле – добро, еще большее, чем привычное, обыденное? – спросил Синицын.
– Если смотреть на зло во вселенском масштабе – да. Оно существует для того, чтобы Вселенная эволюционировала. Если бы зла не было, а было только добро, мы бы не смогли набираться необходимого опыта.
– Выходит, все эти церковные рассказы про падшего ангела – это хорошо продуманный шаг высших сил, и все россказни про то, что со злом надо бороться, – ерунда? Получается, что зло есть добро, и ангел стал падшим по чьему-то приказу? – вступил в разговор Валера.
– Может быть, это так и есть. Что касается официальной церкви, то она ведь не рассматривает зло во вселенских масштабах, у нее более узкий кругозор, она подходит к злу субъективно – каждый человек должен бороться с ним в себе. И это тоже правильно. Если каждый будет в себе бороться со злом, как это принято, оно будет контролироваться в тех масштабах, в которых ему предполагалось быть для нашего развития. Если же этого происходить не будет, оно разрастется, и тогда появится реальная угроза для человечества. Когда зло достигнет критической массы и начнет переходить в качество, нас пустят в расход как никому не нужный материал. И я вынужден признать, этот момент как никогда близок.
– И этот предмет, с помощью которого мы можем предотвратить катастрофу, у нас в руках… – заключил Синицын.
– Похоже, что так… – кивнул я.
Пока мы беседовали, Василий Александрович, не теряя времени, лег прикорнуть и уже мирно похрапывал. Мы с Синицыным, взяв у парней оружие, отправились к проходу, оставив их отдыхать. Первый раз в жизни я взял в руки пистолет. От ощущения холодного, смертоносного металла в руке во мне возникло странное чувство беспокойства. От мысли, что, возможно, мне придется его применить, бросало в дрожь. Я попытался заглушить ее надеждой на то, что нам удастся избежать перестрелки и жертв.
Глава 29
Через несколько часов ожидания к нам подошли Василий Александрович и его парни. Было еще темно, но на небе уже появились первые блики рассвета.
– Заспались мы немного… – произнес дед.
– Ничего… Никакого движения пока не наблюдается, – успокоил его Синицын.
– Позвонил нашим… В вертолете топлива не хватит, только до базы долететь. До нас, может, и долетит, но потом – никуда, – оповестил нас Василий Александрович.
– Твою мать! Что же это делается?! – выругался Синицын.
– Идите отдохните… Позже будем решать, что делать…
Как только я прилег на коврик, мое сознание быстро стало погружаться в сон, но громкие хлопки совсем рядом заставили меня резко вскочить на ноги. Мой взгляд встретился с вопросительным взглядом Синицына.
– На землю! На землю! Ствол брось! – послышался после выстрелов голос Василия Александровича.
– Я – турист!.. Я – турист!.. – раздалось в ответ с сильным акцентом.
Мы выскочили из укрытия. Перед входом в проход, на земле корчились два человека: один лежал лицом в землю, другой стоял на коленях с поднятыми вверх руками и что-то бормотал по-английски.
– Где остальные?! – заорал на него дед.
Иностранец мотал головой и что-то бормотал.
– Он не понимает по-русски… – ответил за него лежавший лицом вниз, приподняв голову.
– Где остальные? – переадресовал свой вопрос Василий Александрович.
– Между скал остались двое… Их ранили серьезно… Может, не выживут…
– А еще двое где?
– За перевалом остались, темпа не выдержали…
Толя с Валерой обыскивали раненых, корчившихся на земле, и говорившего, Василий Александрович проверил иностранца.
– Что же вы своих друзей бросили умирать? – спросил Валера.
– У нас двое раненых, они идти могут, один из них, тот, что корчится, – иностранец…
– Его второй раз ранили? – дед подошел к раненым и начал их осматривать.
Один из них, русский, был ранен в бедро, второй – иностранец, ему пуля попала в плечо, ему уже сделали перевязку.
– Кто еще ранен?
– Я ранен… в руку…
Василий Александрович поднял говорившего с земли и усадил на камень.
– Как вы отсюда выбираться собирались? – спросил Вася у него.
– За нами спасательный вертолет должен прилететь… Сюда… – бедолага указал рукой на центр котлована.
– Когда?
– Когда позвоним…
– Вот это чудно! Звони!
Пленный посмотрел на стоявшего на коленях иностранца и что-то спросил у него по-английски. Они перекинулись фразами, затем русский опять заговорил:
– Этот договаривался… – кивнул он головой на корчившегося русского.
– Достаньте обезболивающее из рюкзака… Я позвоню… – сквозь стоны проговорил тот.
Валера достал из рюкзака раненого обезболивающее и вколол сначала ему, затем иностранцу. Стоны после уколов прекратились. Иностранец сразу отключился.
– Скажи, чтобы перевязал… – Василий Александрович указал на единственного не раненого иностранца.
Иностранец поспешно полез в рюкзак под пристальным взглядом Толика. Тем временем другой русский, раненый, звонил по спутниковому телефону и давал координаты места, где их забрать.
– Я помогу, врачом когда-то был… – Синицын подошел к отключившемуся иностранцу и начал снимать с него куртку. Осмотрев рану бедолаги, спросил: – Так вы все под наркотой?..
– Да… – отрешенно ответил сидевший на камне.
– Давление запредельное… кровь быстро уходит… может не дотянуть до больницы… – констатировал Синицын.
Русский перевел иностранцу. Тот что-то ответил. В голосе его звучали заметно агрессивные интонации.
– Что он сказал? – спросил Василий Александрович.
– Какие жалостливые, – говорит, – стрелять нечего было…
– А тут никто его не жалеет, нас интересуют лишь факты… не жилец он… поэтому и время на него тратить нечего, в вертолет загружать… Тело потом сами заберете, – жестко ответил дед. – Переводи. А если язвить будет, так и его тут жалеть никто не станет…
Пару минут русский с иностранцем переговаривались, а затем первый сказал:
– Он говорит, что у вас нет шансов выбраться из этих гор…
Толик с Валерой громко рассмеялись, Василий Александрович тоже хихикнул и спросил:
– Он нормальный вообще? Жизнь свою не ценит!
Толик подошел к иностранцу и приставил пистолет к его голове. Иностранец затрясся и умоляюще сложил перед собой руки.
– Чего геройствуешь, если трусливый такой?
– Кстати, нам не надо выбираться отсюда… Нам в одну сторону, – произнес Синицын, перевязывая иностранца.
Все посмотрели на Синицына.
– Откуда вы узнали про Золотой цветок? – спросил он.
– Я ничего не знаю… Нас наняли… Сказали – надо достать один предмет, Золотой цветок, с помощью которого они смогут произвести революцию в науке и вывести человечество на другой уровень развития. По тем деньгам, что они нам платят, можно сделать вывод, что это действительно что-то важное…
– Спроси у иностранца: откуда они про него узнали?
– Долгая история, говорит, – ответил русский.
– Тогда расскажи сначала, как обстоит дело там, где вас обстреляли, а потом пускай рассказывает… – сказал Василий Александрович.
– В каком смысле «как дело обстоит»? – не понял вопроса наемник.
– Сколько человек, где засели? – пояснил дед.
– Засели они на выходе из скал… Если днем идти, часа за два можно дойти… Стреляли четыре человека, одного мы сняли, но там было больше, чем четыре, не все стреляли, места маловато было… Мы думали, это вы…
– Разговаривали с ними?
– Пытались, но они на все вопросы и слова отвечали только одно: «Вам конец!»
– Из чего стреляли? – продолжал допрос Василий Александрович.
– Два автомата и два пистолета…
– Хорошо. Пускай теперь иностранец расскажет Володе, откуда узнали про Цветок.
Русский перевел иностранцу и тот начал говорить. Когда он умолк, наемник перевел:
– В начале прошлого века американские археологи в Египте раскопали древние документы с описанием строительства пирамид. Из документов стало понятно, что пирамиды строились при помощи загадочного предмета, Золотого цветка, которым жрецов, за их служение, наградили боги. С этим предметом контактировал главный жрец. При контакте он мог передвигать на любое расстояние любые предметы и людей. Перемещаемый объект пропадал в одном месте и появлялся в другом. Так же, с помощью Золотого цветка, жрец мог предсказывать будущее, ответить на любой вопрос, разговаривать с животными и приказывать им. Когда жрец умирал, он приказал спрятать Золотой цветок от людей, чтобы его никто не смог заполучить, объяснив это тем, что только избранные могут им воспользоваться. Таких на земле после него не будет, а если он попадет в руки простого смертного, земля погрузится во тьму, наступит конец света. Его ученики исполнили приказания своего учителя и надежно спрятали Золотой цветок. С тех пор он покоился в хранилище богов, и никто под страхом смерти не смел его открывать. В документах было указано место, где находилось хранилище богов, его нашли, но оно оказалось пустым…
Русский наемник замолчал и посмотрел на американца, взглядом давая понять, чтобы он продолжал. Американец снова заговорил и, когда замолк, русский снова начал переводить.
– Позже один из американских исследователей, работавший в Европе нашел в древней книге спрятанную в обложку рукопись, в ней говорилось о походе тамплиеров в Египет и о находке загадочного предмета, который необходимо спрятать в загадочной стране. Тамплиеры были мистиками и решили исполнить завещание жреца, отнести Золотой цветок его хозяевам. Они не знали о точном местонахождении загадочной страны, у них имелся только рассказ старого монаха, который якобы там был и утверждал, что именно туда им надо. После того как они отправились в путь, их след исчез. Говорилось только, что они ушли в далекие, холодные земли, на поиск описанных монахом гор. У ученых не было сомнений, что речь в рукописи, найденной в книге, и в египетских свитках идет о том же предмете, и что тамплиеры нашли Золотой цветок.
Наемник замолчал и посмотрел на иностранца, ожидая, что тот еще скажет.
– Как они вышли на нас? – спросил Синицын.
Русский спросил у иностранца, затем, когда тот закончил говорить, перевел:
Читать бесплатно другие книги:
