Призраки грядущего Геммел Дэвид
— Поживем — увидим, — отвел взгляд Салида.
— Я того же мнения. Он нас продаст. Предпочтет это разорительной войне, которую все равно не выиграет.
Из караульни донеслось переливчатое пение, и Салида вздрогнул:
— Не нравится мне этот старик. От него веет смертью, как от всех надирских шаманов.
Танаки и Киалл присоединились к ним.
— Это песнь приветствия рождающемуся на свет, — сказала Танаки. — Пойду помогу.
Чареос, зевнув, растянулся на стене. Он устал, и кости у него ломило. Подложив под голову свернутое одеяло, он стал засыпать.
— Спаси дитя, Чареос, — услышал он вдруг голос Окаса.
Весь сон слетел с него. Салида вернулся к солдатам, и на стене остались только шесть часовых. Чареос сел. Аста-хан обещал ему, что ни с матерью, ни с ребенком не случится ничего дурного. В чем же тогда опасность? Ему вспомнился вопрос, который задал ему Окас в Горном Трактире: «Почему кости Тенаки-хана похоронены в Бел-Азаре?»
Тенака-хан. Царь Каменных Врат, Князь Теней. Человек, который, как верил Аста-хан, никогда не умрет. Теперь шаман сидит подле роженицы с черепом великого хана. У Чаре-oca пересохло во рту, и мысли пришли в смятение. Как это сказал Аста? «Ничего не случится с матерью, давшей ему плоть».
А как же душа?
Он посмотрел на караульную. Там в этот самый миг Аста-хан готовится убить душу младенца. Чареос побежал по лестнице вниз.
Он был уже у самой двери в караульную и хотел войти, когда услышал позади шорох. Он обернулся, но поздно — кинжал Асты оцарапал ему щеку. Шаман отскочил назад, и Чареос хотел вынуть из ножен саблю, но члены его словно налились свинцом.
— Я так и знал, что ты догадаешься, — прошептал Аста. — Но ты опоздал, Чареос. Умри с миром.
Яд проник в кровь. Ноги подогнулись, и Чареос упал на землю, не почувствовав удара.
Оттащив тело за угол, Аста вернулся к постели роженицы. Он сел на холодный пол, закрыл глаза, и его дух освободился от плоти.
Равенна стонала в родовых муках, Танаки сидела рядом с ней. Киалл, спавший у дальней стены, проснулся и спросил:
— Как дела?
— Воды отошли. Ребенок вот-вот родится.
— Чем я могу помочь?
— Как и все мужчины в таких случаях — ничем, — с беззлобной улыбкой ответила Танаки.
Киалл вышел. Ночной воздух был чист и свеж. Почти все солдаты, кроме часовых на стене, улеглись спать. Он поискал взглядом Чареоса, но Мастера не было нигде. Чиен-Цу как раз поднялся со своих одеял, и Киалл направился к нему.
Маленький воин, потянувшись, повесил за спину свой длинный меч. Его слуга спал, тихо похрапывая.
— Где Чареос? — спросил Чиен.
— На стене, наверное.
— Будем надеяться. — Чиен пошел к лестнице.
Они осмотрели всю стену и башню. Явно встревоженный Чиен стал оглядывать крепость и заметил неподвижную фигуру у стены караульной. Оба бросились к Чареосу, Чиен перевернул его, нащупывая пульс.
— Что с ним такое? — спросил Киалл.
— Не знаю. Я слышал крик его души — это меня и разбудило.
— Смотри, у него на лице царапина.
— Он мог пораниться, когда упал. Отнесем его к костру. Он холодный, но сердце еще бьется.
Чареос проснулся и увидел себя в унылом краю — под беспросветно серым небом, на бесплодной земле. На дальнем холме, словно скелет, торчало сухое дерево и горел свет. Чареос потряс головой. Он не помнил, как оказался здесь. Когда он пошел на свет, вдали послышался волчий вой, глухой и зловещий. Чареос взошел на холм и сел у огня, который горел в воздухе над землей. Воин протянул к нему руки, но голос Окаса сказал:
— Не надо, Чареос, — он слишком слаб и чист. Чареос обернулся. Покрытый Узорами с улыбкой подал ему руку, и воин пожал ее.
— Что это за огонек? — спросил Чареос.
— Их здесь два — это души близнецов, которых рожает Равенна.
— Как они прекрасны, — прошептал Чареос.
— Все детские души светятся, а эти особенно. Им суждено изменить мир, Чареос, — к добру или ко злу, не знаю.
— Как ты попал сюда? И как я здесь оказался?
— Аста-хан отравил тебя. Сейчас твое тело умирает там, в другом мире. Он хочет убить также душу ребенка, какой она ему представляется.
— Да, помню. Он хочет вернуть к жизни Тенаку-хана. Удастся ли ему это?
— Да, если он верно рассчитает время. Вот почему кости хана лежали в Бел-Азаре. Вот почему Джунгир наложил тысячу заклятий на гробницу Ульрика — не затем, чтобы помешать грабителям войти туда, а затем, чтобы помешать Тенаке выйти. Но Аста провел его: он подменил кости хана другими и унес останки Тенаки в Бел-Азар, чтобы дождаться Призраков Грядущего.
— Значит, мы осуществили его мечту?
— Мы поддерживали в нем жизнь, пока он был слаб, но теперь он снова окреп.
— Что же делать?
— Спасать дитя, — пожал плечами Окас.
— Возможно ли это?
— Нет. Но разве тебя это когда-нибудь останавливало?
Подул холодный ветер и принес на холм черный туман. Туман сгустился и превратился в орду демонов с тускло-красными глазами и длинными когтями. Среди них стоял Аста, а рядом с ним — Тенака-хан, Царь Каменных Врат.
Чареос встал и вынул саблю. Она вспыхнула серебряным огнем.
— Ты все еще противишься мне? — рявкнул Аста-хан. — Этим ты ничего не добьешься. Взгляни на мое войско.
Обитатели тьмы кишели повсюду, куда ни глянь, и их жажда крови отталкивала Чареоса назад, будто осязаемая сила.
— Отступись, Чареос! — сказал Тенака-хан. — Ты уже совершил все, что было тебе предназначено. Призраки Грядущего достигли своей цели — подарили мне вторую жизнь.
— Нет, великий хан, — ответил Чареос. — Ты уже прожил свою жизнь, и она окончилась. Дитя заслуживает того, чтобы увидеть небо и прожить собственную жизнь. Да и не верится мне, что мои друзья и я сам погибли в твою честь. Ради ребенка — другое дело.
— Довольно! — крикнул Аста. — По-твоему, ты способен остановить нас в одиночку?
— Он не одинок, — сказал Бельцер, став рядом с Чареосом. Он больше не был старым, толстым и лысым. Рыжие волосы обрамляли лицо, как львиная грива, и топор горел серебром.
Слева появились Маггриг и Финн с белыми луками в руках.
У Чареоса сжалось горло, и слезы подступили к глазам. Он смахнул их рукавом рубашки.
— Теперь ты знаешь, Тенака, предназначение Призраков Грядущего, — сказал он. — Веди на нас своих демонов. Мы их не боимся!
Бельцер поднял топор, Маггриг и Финн наставили луки. Аста вскинул руку, но хан удержал его и вышел вперед, печально и задумчиво глядя лиловыми глазами.
— Я думал, что вы посланы в мир ради меня. Я знал, что у вас особая судьба, — потому-то и оставил вам жизнь, запятнав свою славную историю единственным поражением. — Он посмотрел на свет и вздохнул. — Ты прав, Чареос. Мое время прошло. Пусть дитя увидит небо.
Хан повернулся к орде демонов. Они расступились перед ним, и он пропал из виду.
Аста двинулся вперед, но Чареос загородил от негосвет.
Шаман, внезапно постаревший, с несчастным видом смотрел на Чареоса, растерянно моргая.
— Ты должен отдать дитя мне.
— Нет.
— Я не хочу его убивать. Да и не могу теперь, раз Тенака не дал мне своего благословения. Но у надиров должен быть хан. Разве ты сам не понимаешь? В этом ребенке течет кровь царей. Отдай мне его.
— Что ты можешь предложить взамен, Аста-хан?
— Средство против смертельного яда. Ты будешь жить.
— Ты не понял меня. Что ты можешь предложить ребенку?
— Свою жизнь. Я буду защищать его ценой своей жизни. Я научу его быть ханом.
— Тогда бери его.
Аста искренне удивился.
— Позволь мне увидеть его душу.
— Нет. Возвращайся в Бел-Азар и дай мне свое противоядие. Ты увидишь ребенка, когда он родится.
— Могу ли я доверять тебе, Чареос?
— Боюсь, что да.
Аста повернулся и исчез. Демоны снова обратились в туман, и ветер унес его в серое небо.
Герои Бел-Азара остались одни на вершине холма. Свет двух душ, разгораясь, тронул сухое дерево. Оно покрылось листвой, на нем распустились бело-розовые цветы, и лепестки, как снег, закружились вокруг огня.
15
Шестнадцать часов Чареос пролежал при смерти, едва дыша. Аста-хан сидел рядом с ним, вливал ему в рот дурно пахнущее зелье и растирал члены, облегчая приток крови. Чиен-Цу предложил свою помощь, но Аста отмахнулся.
— Будет ли из всего этого толк? — спросил Киалл Чиена.
— Я никогда еще не видел, чтобы человек так старался. Я почти что верю, что жизнь Чареоса ему не безразлична. Почти что.
Киалл вернулся в караульную, где Равенна уже родила близнецов, крепких и здоровых. И родильница, и не отходившая от нее Танаки спали. Киалл хотел уйти, но тут Танаки открыла глаза, улыбнулась устало, подошла к нему и обняла.
— Что же теперь? — спросила она.
— Будем ждать, что ответит регент.
Один из мальчиков расплакался. Танаки взяла его из корзинки, где он лежал вместе со своим братом, откинула одеяло и приложила его к груди Равенны. Крепко спящая мать даже не шелохнулась.
Танаки растерла спинку затихшего малютки и вернула его в колыбель. Второй проснулся, но не плакал. Танаки и его отнесла к Равенне, и он тоже насытился.
— Жаль, что Равенна — не женщина Чареоса, — сказал Танаки.
— Почему?
— Он мог бы сразиться за нее с Джунгир-ханом. Таков надирский обычай — хан не смог бы ему отказать. Тогда мы избежали бы войны.
— Я сам могу вызвать его, — сказал Киалл. Глаза Танаки наполнились страхом.
— И не думай даже! Я видела, как ты дерешься — ты и вполовину не столь искусен, как Джунгир. Он порубит тебя на куски.
— Но могу же я нанести удачный удар, — настаивал Киалл.
— Удача в твоих поединках не играет никакой роли. Выбрось это из головы!
Киалл задержался в дверях.
— Знаешь ли ты, что я тебя люблю?
— Знаю.
Он поднялся на стену к Салиде, Гарокасу и Чиен-Цу. Шаман по-прежнему сидел рядом с бесчувственным телом Чареоса.
— Думается мне, его сердце уже отказало, — сказал Га-рокас.
— Он уже немолод, — отозвался Салида, — но будем надеяться, он выдюжит.
Надиры зашевелились и начали седлать лошадей. Салида взглянул на небо — данный им срок истекал.
Всадник влетел в западные ворота и соскочил со взмыленного коня. Подбежав к Салиде, гонец вручил ему пергаментный свиток с печатью регента, оттиснутой в зеленом воске. Саяида отошел в сторону, снял боевые перчатки и вскрыл письмо. Громко потянув носом, он медленно прочел его, снова свернул и сунул за пояс.
Потом натянул перчатки и вернулся к остальным.
Надиры двинулись вперед с Джунгир-ханом во главе. Они остановились под самой стеной, и хан спросил, подняв голову:
— Получил ты свой ответ, капитан Салида?
— Получил, великий хан. Мне приказано удерживать эту крепость именем готирского народа и не допускать сюда никаких иноземных войск.
— Это война, — сказал Джунгир, обнажая меч.
— Подождите! — вскричал Киалл. — Могу ли я сказать слово, великий хан?
— Кто ты такой, мальчик?
— Я Киалл. Равенна была моей женщиной, ее украли из моей деревни. Мы были женихом и невестой. Я вызываю тебя, чтобы решить ее судьбу поединком.
Джунгир откинулся в седле, пристально глядя на Киалла темными глазами.
— Ты хочешь сразиться со мной сам?
— Это мое право, и у надиров так заведено.
Джунгир покосился на своих людей. Они все знали этот обычай, и хан чувствовал, что смелость юноши им по душе.
— Что будет, когда я одержу победу, кроме того, что я получу назад мою женщину?
— Я могу отвечать только за Равенну, великий хан.
— Хорошо. Спускайся сюда, и мы сразимся. И я обешаю убить тебя быстро, ибо ты следовал за своей женщиной, как подобает мужчине.
Надиры одобрительно загудели. Киалл спустился во двор. Аста-хан, слышавший все, подскочил к нему и схватил его за руку.
— Чего тебе? — спросил Киалл, стараясь освободиться.
— Послушай меня, дуралей, — тебе нет нужды умирать! Я помогу тебе в бою, если ты мне доверишься.
— Я не желаю никаких колдовских штучек.
— Их и не будет. Повтори только за мной то, что я скажу, — вот и все.
— Что я должен повторить? — пожал плечами Киалл.
— Одни заветные слова, которые обеспечат тебе помощь друга. Доверься мне, Киалл. Разве ты не видишь, что я на твоей стороне? Я борюсь за жизнь Чареоса — разве это ничего не значит? Я твой друг.
— Скажи свои слова.
Аста-хан закрыл глаза и произнес нараспев:
Мы надиры,
Вечно юные,
Кровью писаны,
Сталью пытаны,
Победители.
Киалл повторил за ним.
— Что это значит?
— Жизнь, — прошептал холодный голос в его мозгу, и Киалл испуганно вздрогнул. — Не бойся, — продолжал голос Тенаки-хана. — Я тот воин, который помог тебе в битве с демонами, и теперь я снова помогу тебе. Мне нужно, чтобы ты успокоился и позволил мне вернуться к жизни— совсем ненадолго. Это все, что я прошу у тебя в обмен на свою помощь.
Киалл чувствовал, как некая сила словно распирает его изнутри.
— Уступи, Киалл. Позволь мне спасти твоих друзей.
— Это мой поединок, — слабо заспорил юноша.
— Джунгир-хан отравил меня — отравил родного отца. Ты должен позволить мне осуществить мою месть.
— Я... Я не знаю.
— Доверься мне. Уступи. — И Киалл сдался, чувствуя, как сила Тенаки-хана вливается в его жилы. Их памяти слились, и Киалл вспомнил трепет бесчисленных битв, увидел падение неприступного Дрос-Дельноха, познал великую любовь, которую питал хан к полулюдице Рении. Более того — он ощутил в себе уверенность прирожденного воина. Он хотел шагнуть вперед, но к ужасу своему понял, что члены больше не повинуются ему. Руки простерлись в стороны, легкие наполнились воздухом.
— Ох, — произнес другой его голосом, — как это славно — снова дышать!
Тенака-хан двинулся к воротам, и тут из караульной выбежала Танаки.
— Киалл! — закричала она, бросаясь ему на шею. — Прошу тебя, не ходи!
Тенака поцеловал ее в лоб.
— Я вернусь, — сказал он. — Джунгир меня не одолеет.
— Еще как одолеет. Он у нас лучший боец после моего отца. Никому не под силу побить его — кроме разве что Чареоса.
— Ты любила своего отца? — спросил он.
— Ты же знаешь, что да. Больше всех на свете.
— А меня любишь? — Киалл, заточенный в собственном теле, с трепетом ждал ответа.
— Да, — просто ответила она. — Я твоя, Киалл, — отныне и навсегда.
— Твой отец тоже любил тебя. Ты была даром, который оставила ему Рения. Следи за боем со стены и ничего не бойся. Киалл вернется к тебе. Я обещаю, Наки.
Он отодвинул засов и вышел за ворота. Танаки оцепенела. Киалл стал совсем другой — и он назвал ее ласковым именем, которое она носила в детстве.
— Что ты с ним сделал? — напустилась она на Аста-хана. Старик молча отвернулся от нее к Чареосу. Мастер Меча открыл глаза.
— Я сдержал свое слово, — прошептал ему Аста. — Сдержишь ли ты свое?
— Сдержу. Что у вас слышно?
— Киалл вышел на поединок с Джунгир-ханом.
— Исток всемогущий, нет! — простонал Чареос. — Помогите мне подняться на стену.
Маленький жилистый шаман поставил Чареоса на ноги и чуть ли не на себе поволок вверх по ступенькам.
В долине Тенака-хан уверенно вышел навстречу сыну. Джунгир был вооружен роскошно украшенной саблей, подаренной ему Чиен-Цу. Тенака обнажил свою, испытал ее на равновесие и отшвырнул прочь. Пройдя мимо удивленного Джунгира, он остановился перед старым воином на серой лошади.
— Мне сказали, что ты Субодай, самый старый друг Тенаки-хана.
Старик угрюмо кивнул.
— Не одолжишь ли ты мне один из коротких мечей, которые Тенака подарил тебе в вашу последнюю встречу?
Старик окинул взглядом Киалла — его осанку, наклон головы, внимательный серый взгляд, — вздрогнул, вынул меч и молча подал его юноше рукоятью вперед.
Тенака дважды взмахнул мечом в воздухе и вернулся к Джунгир-хану.
— Готов ли хан к бою?
Джунгир сделал молниеносный выпад. Тенака отразил его и придвинулся ближе.
— Ты думал, яд остановит меня, сынок? — шепотом спросил он.
Джунгир побелел и снова ринулся в атаку. Но клинок Тенаки каждый раз отбрасывал его назад. Когда они в пылу боя отошли подальше от зрителей, Джунгир нанес рубящий удар. Тенака отбил его и подошел еще ближе.
— Аста перенес мои кости сюда, но я по-прежнему чувствую вкус яда из твоей чаши.
— Замолчи! — завизжал Джунгир.
Тенака, прыгнув вперед, выбил меч из его руки, и клинок упал в десяти шагах от них.
— Подними, — приказал Тенака.
Джунгир схватил меч и бросился вперед, забыв о защите. Тенака, не успев опомниться, безотчетно вонзил меч в грудь сына. Джунгир обмяк.
— Я любил тебя, отец, — сказал он, — а ты всегда был ко мне безразличен.
Тенака со слезами на глазах подхватил сына и опустил на землю.
— Ох, сынок! Я гордился тобой, но хотел, чтобы ты вырос сильным — настоящим надиром. И чувства свои проявлял только с Танаки. Но я любил тебя — и твоих братьев тоже. Джунгир... Джунгир!
Но хан уже умер.
Тенака стоял над ним, склонив голову, потом вырвал из тела меч, отшвырнул его прочь и опустился рядом с сыном на колени.
Старый Субодай подъехал к нему и спешился. Старик охромел, но это был все тот же человек, которого Тенака-хан спас много лет назад.
— Кто ты? — шепотом спросил старый воин. — Кто?!
— Всего лишь человек, — ответил Тенака, глядя на крепость, где осталась его единственная дочь. Глупый мальчишка подарил ему жизнь, и он использовал ее, чтобы убить последнего из своих сыновей. Притом в этот миг он ясно понял, что не сможет отнять у дочери ее любовь. Уж лучше умереть окончательно и отправиться на поиски Джунгира. — Иди сюда, Киалл, — тихо позвал он.
Киалл почувствовал, как сила, сковывающая его, уходит. Он потянулся и сказал Субодаю:
— Спасибо, что одолжил мне меч. Дух Тенаки-хана велел мне попросить его у тебя.
— На миг мне подумалось... — Надир потряс головой. — Ладно, пустое. Возвращайся в свою крепость — скоро ты все равно умрешь.
— Субодай! — крикнул Аста-хан со стены.
— Чего тебе, колдун?
— У хана родился сын!
— Это правда? — спросил Субодай у Киалла свистящим шепотом.
— Да. Он родился ночью.
— Сейчас я вынесу его, — сказал Аста. — Погодите нападать.
Киалл пошел обратно в крепость. Двое солдат открыли ему калитку. Аста направился в караульную, но Чареос остановил его.
— Подожди. Я сам вынесу тебе дитя.
Чареос вошел к Равенне. Она кормила грудью одного мальчика, а другой спал. Чареос сел рядом с ней.
— Не знаю, как и сказать тебе об этом, но я, чтобы предотвратить войну, пообещал, что один из твоих сыновей станет ханом. Теперь меня поймали на слове.
Она, видя страдание в его глазах, протянула ему руку.
— Один из них все равно стал бы ханом, а другого убили бы по надирскому обычаю. Пусть Аста получит то, что хочет. Я выращу другого. — Она отняла младенца от груди и нежно поцеловала. — Бери его, пока я не передумала.
— Я помогу тебе растить твоего сына, клянусь. — Он взял ребенка. — А теперь ни звука. Аста не должен знать, что их двое.
Чареос вышел на солнце, и Аста бросился к нему, протягивая руки.
— Вот он, новый великий хан, — восторженно произнес старик.
Чареос отдал ему ребенка, и тот раскричался, но шаман пошептал что-то ему на ушко. Дитя утихло и уснуло.