Нездешний Геммел Дэвид
— Ничего. Как ты?
— Хорошо. А ты?
— Лучше не бывает. — Взяв ее за руку, он подошел к Дурмасту. Глаза великана перебегали с одного на другую. — Рад тебя видеть. Впрочем, я знал, что с тобой ничего худого не случится.
— Да и с тобой тоже. Значит, все благополучно?
— Само собой.
— Ты точно витаешь где-то.
— Путь был долог, и я устал. Видел пыль на дороге?
— Да. У нас остается меньше часа. Нездешний кивнул. Все трое, спутав лошадей, запаслись факелами и вошли в пещеру. Там было темно, дурно пахло, а от входа, как и предупреждал Ориен, расходились три коридора. Нездешний, ведя за собой остальных, двинулся во мрак.
На сырых гранитных стенах плясали тени, и Даниаль, крепко сжимая рукоять меча, старалась не отставать от мужчин. Скоро они вошли в просторную пещеру, чью тьму не мог рассеять свет факелов. Даниаль дернула Нездешнего за плащ.
— Чего ты? — оглянулся он.
Из мрака на них смотрели десятки горящих глаз.
— Не обращай внимания, — сказал Нездешний.
Дурмаст гулко сглотнул и вытащил из чехла свой топор.
Путники двинулись дальше, и глаза сомкнулись кольцом вокруг них. Еще немного — и они добрались до грота, о котором говорил Ориен.
Там в железные кольца на стенах были вставлены просмоленные факелы. Нездешний зажег их, и пещера осветилась.
В дальнем ее конце на деревянной подставке стояли бронзовые доспехи: крылатый шлем, панцирь с изображением раскинувшего крылья орла, бронзовые боевые перчатки и два меча редкой красоты.
Путники молча стали перед ними.
— Поневоле поверишь в волшебство, — прошептал Дурмаст.
— В таких доспехах нельзя не победить, — сказала Даниаль.
Нездешний подошел и коснулся доспехов. Его рука прошла сквозь них. Он попробовал еще раз — с тем же успехом.
— Бери же их! — сказал Дурмаст.
— Не могу. Мне не дано.
— Что ты такое городишь?
Нездешний, хмыкнув, сел на пол перед доспехами.
— Они заколдованы, Дурмаст. Старый король Ориен предупредил меня об этом. Только избранный может взять их в руки. Полагаю, это сделано для того, чтобы сокровищем, столь важным для дренаев, не мог завладеть враг. Впрочем, какая разница?
— Какая разница? — взорвался Дурмаст. — Мы жизнью рисковали ради этой проклятой жестянки! Надиры вот-вот будут здесь, и еще не известно, что за нечисть пялится на нас из мрака. Ничего себе — какая разница!
— Мы старались — это главное. Дурмаст ответил на это кратко, яростно и непристойно.
— Дерьмо! На свете полно таких горе-старателей, и я к ним не отношусь. Что ж нам теперь — ждать златовласого героя, который омылся в каком-нибудь поганом волшебном фонтане?
Даниаль тоже попробовала взять доспехи, и тоже безуспешно.
— Ты-то куда лезешь? — рявкнул Дурмаст.
— Попробуй ты, — сказала она.
— За каким чертом? Я что, похож на златовласого героя?
— Я знаю, кто ты такой, Дурмаст. И все-таки попробуй — вреда от этого не будет.
Гигант подошел к доспехам. Они были совсем как настоящие. Он пожал плечами, протянул руку — и его пальцы коснулись металла. Даниаль раскрыла рот.
— Боги! Это он!
Дурмаст застыл, точно в столбняке, потом потрогал доспехи еще раз. Он снял со стойки шлем и с великим почтением поставил его перед Нездешним. Руки у него тряслись. Мало-помалу он снял с каркаса все части доспехов и плюхнулся рядом с Нездешним.
Факелы догорали. Даниаль постучала Нездешнего по плечу.
— Нам пора.
Нездешний и Дурмаст, неся доспехи, последовали за ней к выходу. Их встретили мириады мерцающих глаз. Даниаль, вздрогнув, высоко подняла факел, и глаза отступили во тьму.
— Веселая предстоит прогулка, — проворчал Дурмаст.
Свет упал на бронзовые доспехи, и вокруг поднялся свистящий шепот. Но глаза больше не приближались. Скоро путники вышли на свет.
Мужчины приторочили доспехи к вьючной лошадке Дурмаста и укрыли их серым одеялом. Заслышав стук копыт, Дурмаст выругался, схватил лук и бросился к тропе. Нездешний последовал за ним с арбалетом.
Появились двое надиров с копьями наперевес — и тут же вылетели из седел, один с короткой стрелой в глазу, другой с длинной между ребер.
— Это передовые — скоро мы не оберемся хлопот, — сказал Дурмаст, доставая из колчана вторую стрелу. — Сдается мне, они зажали нас в угол.
— Быть может, обратная тропа свободна, — сказал Нездешний. — Бери Даниаль и беги — я задержу их тут, а после догоню вас.
— Езжай с ней сам. Я сыт ею по горло.
— Послушай меня, дружище. Черные Братья ищут меня, меня одного. Куда бы я ни двинулся, они последуют за мной. Оставшись здесь, я буду притягивать их, как маяк, и у вас появится возможность доставить доспехи Эгелю. Поезжайте же — бегите, пока не поздно.
Дурмаст, выругавшись, повернулся к Даниаль:
— Седлай коня — мы уезжаем.
— Нет.
— Это он придумал — чертовски хорошо придумал. Иди попрощайся — я сам оседлаю поганую клячу.
Даниаль со слезами на глазах бросилась к Нездешнему.
— Он правду говорит?
— Да, вам надо ехать. Мне очень жаль, Даниаль, — жаль, что нам не суждено быть вместе. Я стал лучше после того, как узнал тебя. Убегу я или останусь — мне все равно конец, поэтому я остаюсь. Но мне будет легче от сознания, что я хоть как-то помог вам.
— Дурмаст — предатель.
— Что ж поделаешь? Я свою роль сыграл — остальное от меня не зависит. Иди, прошу тебя.
Она протянула к нему руки, но тут из-за поворота выскочил надирский воин. Нездешний оттолкнул ее и выстрелил из арбалета — стрела попала надиру в плечо, и он с воплем отступил назад.
— Я люблю тебя, Дакейрас, — прошептала Даниаль.
— Я знаю. Иди.
Нездешний слышал, как они отъехали, но не смотрел в их сторону и не видел, как Даниаль напоследок обернулась к нему.
Надиры бросились на него всем скопом. Двое упали сразу, еще двоих он сбил из Дурмастова лука — и с устрашающим воплем ринулся вперед, размахивая мечом. Тропа была узкой, надиры не могли его обойти. Меч косил их, и они отступили перед бешеным натиском Нездешнего.
На камнях осталось шестеро убитых.
Нездешний перезарядил арбалет. Из раны на ноге текла кровь. Он вытер глаза от пота и прислушался.
Сверху донесся едва слышный шорох, и с валуна соскочил надир с ножом в руке. Нездешний отшатнулся и разом спустил оба курка. Стрелы вонзились в летящего вниз надира, но он все-таки рухнул на Нездешнего и ножом поранил ему плечо. Отшвырнув тело прочь, Нездешний вскочил на ноги. Нож так и торчал у него в плече — лучше не вынимать, иначе можно истечь кровью. С трудом он перезарядил арбалет.
Солнце клонилось к закату. Тени стали длиннее.
Надиры дождутся ночи... и он их уже не остановит. Пальцы на левой руке онемели, он с усилием сжал их в кулак. Боль, поднявшись по руке, сосредоточилась вокруг ножа. Он выругался. Как мог, перевязал рану на бедре, но кровь все равно продолжала сочиться.
Начался озноб. Он поднял руку, чтобы вытереть пот, и тут в воздухе просвистела стрела. Отклонившись влево, он выстрелил сам. Лучник пропал из виду.
Нездешний привалился к скале. Стрела с черным оперением вошла ему в бок над левым бедром. Он осторожно ощупал себя сзади. Стрела вышла высоко между ребрами. Он со стоном обломил древко.
Надиры ринулись вперед. Две стрелы из арбалета попали в цель, и они опять отступили.
Но теперь враги были ближе и знали, что он тяжело ранен. Он с великим трудом натянул арбалет — пальцы сделались скользкими от пота, и усилие отзывалось болью в левом боку.
Сколько их там еще?
Он не мог вспомнить, скольких уже убил.
Облизнув сухим языком губы, Нездешний прислонился к скале. Шагах в двадцати от него лежал большой валун — он знал: за валуном затаился надир. Скала над валуном выдавалась вперед — он прицелился в выступ и выстрелил. Стрела, ударившись о камень, отлетела вправо. Раздался пронзительный вопль, и показался надир с кровоточащей раной на виске. Вторая стрела вошла ему меж лопаток, и он беззвучно упал.
Нездешний снова натянул арбалет. Левая рука у него почти отнялась.
Внезапный жуткий вой оледенил ему кровь. Он все же решился выглянуть из своего убежища и увидел последнего из оборотней, окруженного надирами. Они рубили его, зверь рвал их когтями и зубами.
Оборотень уложил уже шестерых, и теперь с ним бились только двое. Вот он прыгнул — и клинок надира вонзился в мохнатое брюхо, но гигантские челюсти уже сомкнулись на голове воина. Второй надир удрал вниз по тропе.
Оборотень двинулся к Нездешнему.
Он приближался медленно, одолевая боль, — из бесчисленных ран струилась кровь. Он сильно исхудал, и язык у него распух и почернел. Надирский меч торчал в его брюхе.
Нездешний поднял арбалет.
Оборотень надвигался, сверкая красными глазами.
Нездешний спустил курки, и обе черные стрелы вонзились в пасть зверя, поразив мозг. Оборотень выгнулся назад и упал. Нездешний повалился на колени.
Зверь взмахнул еще напоследок когтистой лапой — но глаза его остекленели, и он затих.
— А теперь ты сгниешь в аду, — произнес чей-то голос.
Нездешний оглянулся.
Слева на тропе стояли девять Черных Братьев с черными мечами в руках, и их черные доспехи сверкали в лучах угасающего дня. Нездешний попытался встать, но снова повалился на камень и застонал от боли в боку. Рыцари приближались — черные шлемы скрывали их лица, черные плащи трепетали на легком ветру. Нездешний метнул нож, рука в черной перчатке презрительно отшвырнула клинок в сторону.
И тогда его захлестнул страх, пересиливший все, даже боль.
Он не хотел умирать. Покой, в котором он пребывал еще недавно, исчез. Он был испуган, как ребенок, оставленный в темноте.
Он стал молиться — о возвращении сил, об избавлении, о громовой стреле с неба...
Черные Братья разразились смехом.
Чей-то сапог ударил Нездешнему в лицо, швырнув его наземь.
— Гнусный червь, сколько же хлопот ты нам доставил!
Рыцарь, став рядом с ним на колени, ухватился за обломок стрелы, торчавшей в боку, и свирепо крутанул его. У Нездешнего помимо воли вырвался крик. Нос хрустнул под ударом кулака в перчатке с бронзовыми шипами. На глазах от боли выступили слезы. Его ухватили под мышки и посадили. Когда зрение его прояснилось, он увидел перед собой темные безумные глаза, глядящие в прорезь черного забрала.
— Ты сам безумен, — сказал рыцарь, — если поверил, что способен противиться Духу. Теперь ты поплатишься за это жизнью, а доспехи и твою женщину Дурмаст взял себе. Уж он сумеет распорядиться и тем, и другим. — Рыцарь взялся за рукоятку ножа, застрявшего в плече Нездешнего. — Любишь ты боль, убийца? — Нездешний застонал от медленного нажатия на клинок. — Я люблю.
Он лишился сознания, и темное море покоя поглотило его. Но они нашли его и там — его душа неслась по угольно-черному небу, а за ней гнались звери с огненными языками. Он очнулся под хохот Черных Братьев и увидел, что луна стоит высоко над Рабоасом.
— Сейчас ты поймешь, что такое боль, — сказал вожак. — Ты будешь страдать, пока жив, и будешь страдать после смерти. Что ты дашь мне за то, чтобы я прекратил твои муки?
Нездешний молчал.
— Теперь ты прикидываешь, хватит ли у тебя сил, чтобы достать нож и убить меня. Попробуй, Нездешний! Ну пожалуйста. Давай я тебе помогу. — Рыцарь снял один из ножей с перевязи и вложил в руку Нездешнего. Ну же — убей меня.
Он не мог шевельнуть рукой, но все же сделал усилие, от которого из раны на плече хлынула кровь, — и, побледнев, обмяк.
— То ли еще будет, Нездешний, — сказал рыцарь. — Ну-ка, кольни себя в ногу.
Рука Нездешнего поднялась, потом опустилась — и он закричал от боли в бедре.
— Ты мой, убийца. Мой телом и душой.
Другой рыцарь, опустившись рядом с вожаком, спросил:
— Разве мы не будем преследовать Дурмаста и девицу?
— Нет. Дурмаст наш. Он везет доспехи Каэму.
— Тогда я, с твоего разрешения, позабавлюсь с убийцей.
— Разумеется, Энсон. Я не жадный. Прошу тебя, продолжай.
— Вынь нож из ноги, — велел Энсон. Нездешний готов был молить о пощаде, но стиснул зубы и промолчал. Его рука свирепо дернула нож, но клинок остался в ране.
— Спокойно, Энсон, — сказал вожак. — Ты возбужден, и это мешает тебе.
— Извини, Тхард. Можно я попробую еще?
— Конечно.
Рука Нездешнего снова взялась за нож и на сей раз вырвала его из ноги.
— Отлично, — проговорил Тхард. — Теперь попробуй что-нибудь потруднее. Вели ему медленно выколоть себе глаз.
— О боги, нет! — прошептал Нездешний. Но рука с ножом уже поднималась, нацелившись окровавленным острием ему в лицо.
— Ах вы поганые ублюдки! — взревел Дурмаст, и Тхард увидел на тропе бородатого великана с топором в руках. Энсон тоже обернулся, и чары, овладевшие Нездешним, пропали. Он посмотрел на нож, остановившийся в нескольких дюймах от глаза. Гнев вспыхнул в нем, пересиливая боль.
— Энсон! — тихо позвал он. Рыцарь повернулся к нему, и Нездешний вогнал нож в прорезь забрала по самую рукоять.
Тхард ударил его кулаком по голове. Нездешний повалился рядом с мертвым Энсоном. Тогда предводитель встал и спросил Дурмаста:
— Зачем ты здесь?
— Я пришел за ним.
— Чего ради? Он наш. Если тебя награда беспокоит, мы позаботимся о том, чтобы ты ее получил.
— Не нужна мне награда. Мне нужен он... живой.
— Что это с тобой, Дурмаст? Столь выспренние слова тебе как-то не к лицу.
— Не тебе судить, что мне к лицу, а что нет, ты, куча дерьма. Отойди от него!
— А если не отойду, то что?
— То ты умрешь.
— Ты полагаешь, что способен убить восьмерых рыцарей Братства? Да ты, приятель, не в своем уме.
— Посмотрим, — шагнул вперед Дурмаст. Тхард двинулся ему навстречу. Остальные семеро стали полукругом с мечами наголо.
— Замри! — крикнул вдруг Тхард, и Дурмаст застыл на месте.
Тхард, зловеще рассмеявшись, медленно обнажил меч.
— Эх ты, дубина! Уж кому-кому, а тебе роль героя идет как корове седло. Ты точно ребенок, задирающий взрослых, — и тебя, как всякого скверного мальчишку, следует наказать. Я долго буду наслаждаться твоими криками.
— Да что ты говоришь? — сказал Дурмаст, и его топор разрубил Тхарда от плеча до бедра. — Кто-нибудь еще желает высказаться? Нет? Ну, тогда начнем убивать друг дружку!
С жутким воплем он кинулся на рыцарей, описав топором сверкающую дугу. Они попятились. Один упал на месте с расколотым черепом.
Нездешний приподнялся на колени, но встать не смог. Он ждал, держа нож наготове, и молился, чтобы рука не изменила ему.
Чей-то меч вонзился Дурмасту в спину — гигант дернулся, вырвал клинок из руки врага и обратным взмахом топора рассек ему шею. Другой рыцарь пронзил Дурмасту грудь — и тут же умер от чудовищного удара кулаком. Оставшиеся сгрудились вокруг великана, кромсая мечами его большое тело, но топор косил их по-прежнему. Наконец рыцарей осталось только двое, да и те пятились от израненного Дурмаста.
Нездешний обтер пальцы, скользкие от пота и крови, и метнул свой нож. Клинок вошел левому воину под шлем, прямо в яремную жилу. Из раны хлынула кровь, и рыцарь зажал рукой горло, тщетно стараясь сдержать багровый поток.
Дурмаст бросился на последнего, но враг, пригнувшись, вонзил меч в живот гиганта. Отшвырнув топор, Дурмаст сгреб противника за горло и свернул ему шею — а сам рухнул на колени.
Нездешний по камням подполз к великану, сжимающему обеими руками торчащую из живота рукоять меча.
— Дурмаст?
Гигант растянулся на земле, улыбаясь окровавленными губами.
— Почему? — прошептал он.
— О чем ты, дружище?
— Почему избранником стал я?
Нездешний крепко сжал его руку. Дурмаст истекал кровью. Он тихо выругался и снова улыбнулся.
— Красивая ночь.
— Да.
— Вот уж, поди, удивился тот ублюдок, когда я разрубил его пополам.
— Как же ты это сумел?
— Будь я проклят, если знаю! — Дурмаст поморщился, и голова его запрокинулась назад.
— Дурмаст!
— Я здесь... пока еще здесь. Боги, какая боль! Думаешь, он потому оказался бессилен против меня, что я — избранник?
— Не знаю, может быть.
— Вот бы здорово было.
— Зачем ты вернулся?
Дурмаст хмыкнул, но тут же закашлялся, и изо рта его потекла кровь. Он поперхнулся и сплюнул.
— Хотел убить тебя, чтобы получить награду.
— Я тебе не верю.
— Я и сам себе не всегда верю. Некоторое время оба лежали молча.
— Засчитают мне это как доброе дело? — тихо, почти шепотом, спросил Дурмаст.
— Думаю, что да, — улыбнулся Нездешний.
— Не говори никому об этом. — Дурмаст закатил глаза, и с его губ сорвался хрип.
Посторонний звук привлек внимание Нездешнего.
Из пещеры вылезло около десятка уродов — то ли людей, то ли зверей. С восторженным клекотом они накинулись на трупы и поволокли их в глубину горы.
— Я никому не скажу, — шепнул Нездешний мертвому Дурмасту. И чудища нависли над ним.
Глава 24
Геллан и Йонат с сотней воинов ждали под стеной, прислушиваясь к звукам идущего наверху боя. Все они были одеты в черные доспехи вагрийских Псов Хаоса и в синие плащи. Геллан водрузил на голову офицерский шлем с белым конским плюмажем.
Было около полуночи, и атака понемногу захлебывалась. Геллан, проглотив слюну, застегнул ремешок шлема.
— И все-таки это безумие, — шепотом сказал Йонат.
— Сейчас я, пожалуй, склонен с тобой согласиться.
— Мы оба это знаем и все же лезем на рожон. Если кто-то вдруг вздумает послушаться моего совета, меня тут же удар хватит!
Сверху сбежал по ступеням солдат с окровавленным мечом.
— Они уходят. Приготовьтесь! — Он присел на лестнице, глядя вверх, и крикнул: — Пошли!
Геллан махнул рукой, и сотня последовала за ним на стену. Лестницы и веревки оставались еще на местах. Геллан посмотрел вниз. По лестнице, у которой он оказался, слезали трое вагрийцев. Он перекинул ногу через парапет и стал спускаться. Его солдаты позади размахивали мечами, притворяясь, будто продолжают сражение. Геллан находил это представление неубедительным. Он быстро слез на землю, подождал своих — и они двинулись к вагрийскому лагерю.
К ним примкнуло несколько вражеских солдат, но в разговоры никто не вступал. После очередного бесплодного дня вагрийцы устали до крайности и пали духом.
Геллан покосился на Йоната. Тот был напряжен, но спокоен — предстоящее дело, как всегда, заставило его забыть привычную раздражительность и сосредоточиться на главном.
Солдаты рассаживались у костров. Направо в трех бурлящих котлах готовилась еда.
От вкусного запаха пересохший рот Геллана наполнился слюной. Они в Пурдоле уже три дня как не ели.
План их дерзкой вылазки придумал Карнак. Дренаи под видом вагрийцев должны ограбить склад и доставить в крепость драгоценную провизию. За столом в пурдолском замке все это казалось проще простого, но здесь, посреди вражеского лагеря, представлялось самоубийством.
Из мрака вынырнул какой-то офицер.
— Вы куда? — спросил он у Геллана.
— Не твое дело, — отрезал дренай, определив по бронзовым полоскам на эполетах, что офицер ниже его по званию.
— Простите, но мне приказано без особого разрешения никого не пропускать в восточный квартал.
— Ну, нас-то пропустить придется, мы наряжены охранять гавань.
— Гавань охраняет третье крыло — у меня так записано.
— Прекрасно — значит, можно пренебречь приказом командующего и отвести ребят на отдых. Как тебя звать — на случай, если меня спросят о причине такого поступка?
— Антази, шестое крыло, — вытянувшись, ответил офицер. — Но я полагаю, мое имя упоминать не придется — очевидно, в приказе что-то напутали.
— Очевидно, — согласился Геллан и резко обернулся к своим: — Вперед!
Во время перехода по извилистым улочкам портового квартала Йонат поравнялся с Гелланом.
— Теперь начинается самое трудное.
— Да уж.
У деревянного склада несли караул шестеро солдат. Двое сидели на перевернутых ящиках, еще четверо играли в кости.
— Встать! — взревел Геллан. — Кто тут старший?
Краснолицый молодой солдат выскочил вперед, ссыпав кости в кошель у пояса.
— Я, мой господин.
— Что это значит?
— Виноват. Так что... поразвлечься немного хотели.
— А сто плетей тебя не развлекли бы?
— Никак нет.
— Ты не из моего крыла, и мне неохота разводить волокиту, поэтому я, так и быть, закрою глаза на твое поведение. А что, у задней двери тоже в кости играют?
— Не могу знать.
— Сколько их там?
— Десять.