Меч Предназначения Сапковский Анджей

– Дракон скрылся в ущельях Пустульских гор, в районе истоков Браа, и как в воду канул в тамошних пещерах.

– Все ясно, – сказал Геральт. – Дракон, вероятно, спал в тех пещерах несколько столетий летаргическим сном. Слышал я о таких случаях. Там же скорее всего хранятся его сокровища. Теперь понятно, почему алебардисты блокируют мост. Кому-то не терпится наложить лапу на его богатства. А этот «кто-то» – Недамир из Каингорна.

– Точно, – подтвердил трубадур. – Голополье аж бурлит, потому как там считают, что дракон и сокровища принадлежат им. Но боятся поссориться с Недамиром. Недамир – сопляк, еще даже бриться не начал, а уже успел показать, что с ним ссориться не с руки. А дракон, видать, ему потребен до зарезу, потому-то он так быстро и среагировал.

– Ты хотел сказать, не дракон, а сокровища.

– В том-то и дело, что больше дракон, чем сокровища. Потому что, понимаете, Недамир положил глаз на соседнее княжество, Маллеору. Там после неожиданной и странной смерти князя осталась княжна в возрасте, я бы сказал так: предпостельном. Вельможи из Маллеоры с неприязнью смотрят на Недамира и других претендентов, потому как знают, что новый властитель быстренько их обуздает, не то что малолетняя княжна. Вот они и раскопали где-то старое и пылью покрытое предсказание, будто митра и рука девушки положены тому, кто победит дракона. Поскольку дракона здесь никто давным-давно не видел, постольку все думали, что могут спать спокойно. Ясное дело, Недамир начихал бы на легенду и взял Маллеору силой, но когда разошлась весть о Голопольском драконе, он сообразил, что может побить маллеорских дворян их собственным оружием. Явись он с драконьей башкой в руках, народ встретил бы его как ниспосланного богами монарха, а вельможи не посмели бы и пикнуть. И после сказанного вы еще удивляетесь, что Недамир помчался за драконом, как кот с полным пузырем? К тому же за таким драконом, который уже и так еле ноги волочит? Для него это чистый подарок, улыбка судьбы, черт бы его побрал.

– А дороги перекрыл от конкурентов.

– Пожалуй. И от голопольцев. Но при этом по всей округе разослал конных с грамотами, адресованными тем, кто должен дракона прихлопнуть, потому как Недамир не горит желанием лично лезть в пещеру с мечом. Мигом собрали самых известных драконьеров. Многие тебе, вероятно, знакомы, Геральт.

– Возможно. Кто приехал?

– Эйк из Денесле – это раз.

– Скажите… – Ведьмак тихо свистнул. – Богобоязненный и добродетельный Эйк, рыцарь без страха и упрека, собственной персоной.

– Ты его знаешь, Геральт? – спросил Борх. – Он что, действительно такой спец по драконам?

– Не только по драконам. Эйк управится с любым чудовищем. Он убивал даже мантихоров и грифов. Говорят, прикончил нескольких драконов. Силен рыцарь. Но здорово портит мне дело, курицын сын, потому как даже денег не берет. Кто еще, Лютик?

– Рубайлы из Кринфрида.

– Ну, значит, дракону конец. Даже если он выкарабкался. Эта троица – та еще банда, дерутся не часто, но эффективно. Вымордовали всех ослизгов и вилохвостов в Редании, а попутно покончили с тремя красными и одним черным драконом, а это уже говорит о многом. Ну, все?

– Нет. Присоединилась шестерка краснолюдов под командой Ярпена Зигрина.

– Его не знаю.

– Но о драконе Оквисте с Кварцевой горы слыхал?

– Слыхал. И видел камни из его сокровищницы. Были там сапфиры редчайшего оттенка и алмазы размером с черешню.

– Ну так знай, именно Ярпен Зигрин и его краснолюды уделали Оквиста. Об этом была сложена баллада, но слабенькая, не моя. Ежели не слышал, ничего не потерял.

– Все?

– Да. Не считая тебя. Ты утверждал, будто не знаешь о драконе, может, и верно. Ну, теперь знаешь. И что?

– А ничего. Дракон меня не интересует.

– Ха! Хитер, Геральт. Все равно грамоты-то у тебя нету.

– Повторяю, дракон меня не интересует. А ты, Лютик? Тебя-то что так тянет в те края?

– А как же иначе? – пожал плечами трубадур. – Надобно быть при событиях и зрелищах. О битве с драконом будут говорить. Но одно дело – сложить балладу на основе рассказов и совсем другое – если видел бой своими глазами.

– Бой? – засмеялся Три Галки. – И-эх! Что-то вроде забоя свиньи или разделки падали. Слушаю я вас и не могу в толк взять – знаменитые вояки мчатся сломя голову только для того, чтобы добить полудохлого дракона, отравленного каким-то хамом. Смех и слезы.

– Ошибаешься, – сказал Геральт. – Если дракон не пал от отравы на месте, значит, его организм уже нейтрализовал яд и дракон полностью восстановил силы. Впрочем, это не столь важно. Рубайлы из Кринфрида в любом случае его прикончат, но без боя, если хочешь знать, не обойдется.

– Значит, ставишь на рубайл, Геральт?

– Конечно.

– Как же, – усомнился молчавший до того стражник. – Драконище – существо магическое, и его иначе как колдовством не возьмешь. Уж если кто с ним и управится, так та волшебница, что проезжала тута вчерась.

– Кто? – наклонил голову Геральт.

– Волшебница, – повторил стражник. – Я же сказал.

– Имя назвала?

– Угу. Только я позабыл. Грамота у нее была. Молодая, красивая, на свой манер, но глазищи… Сами знаете. Человека аж в дрожь кидает, когда такая на него зыркнет.

– Ты что-нибудь знаешь, Лютик? Кто это может быть?

– Нет, – поморщился бард. – Молодая, красивая, да еще и глаза. Тоже мне – приметы. Все они такие. Ни одна из тех, кого я знаю, а знаю я, поверь, многих, не выглядит старше двадцати пяти – тридцати, а ведь некоторые из них, слышал я, еще помнят те времена, когда бор шумел там, где теперь стоит Новиград. В конце концов, зачем существуют эликсиры из мандрагоры? Да и в глаза они себе тоже этот поскрип накапывают, чтобы блестели. Баба, она и есть баба.

– Не рыжая? – спросил ведьмак.

– Нет, господин, – ответил десятник. – Черная.

– А конь какой масти? Гнедой с белой звездочкой?

– Нет. Вороной. Как она. И вообще, говорю вам, она дракона прикончит. Дракон – работа для колдуна. Человеческая сила супротив него слаба.

– Интересно, что б на это сказал Козоед, – рассмеялся Лютик. – Сыщись у него под рукой что-нибудь покрепче чемерицы и волчьей ягоды, сегодня драконья шкура уже сушилась бы на голопольском частоколе, баллада была бы сложена, а я не парился бы здесь на солнце…

– Как получилось, что Недамир не взял тебя с собой? – спросил Геральт, искоса поглядывая на поэта. – Ты же был в Голополье, когда они отправлялись. Или король не любит артистов? Как вышло, что ты тут жаришься, вместо того чтобы тренькать при королевском стремени?

– Виной тому некая юная вдова, – грустно сказал Лютик. – Черт бы ее побрал. Загулял я, а на другой день Недамир и прочие были уже за рекой. Прихватили даже Козоеда и лазутчиков из голопольской милиции, только обо мне забыли. Я толкую десятнику, а он свое…

– Есть грамота – пускаю, – равнодушно проговорил алебардист, отливая на стену дома сборщика пошлины. – Нет грамоты – не пускаю. Приказ такой…

– О, – прервал его Три Галки. – Девочки возвращаются с пивом.

– И не одни, – добавил, вставая, Лютик. – Гляньте, какой конь. Сущий дракон!

Со стороны березовой рощицы галопом мчались зерриканки, а между ними всадник на крупном боевом беспокойном жеребце.

Ведьмак тоже поднялся.

На наезднике был фиолетовый бархатный кафтан с серебряными галунами и короткий плащ, отороченный собольим мехом. Выпрямившись в седле, он гордо глядел на них. Геральту были знакомы такие взгляды. И не сказать, чтобы нравились.

– Приветствую вас. Я – Доррегарай, – представился наездник, медленно и с достоинством слезая с коня. – Мэтр Доррегарай. Чернокнижник.

– Мэтр Геральт. Ведьмак.

– Мэтр Лютик. Поэт.

– Борх по прозвищу Три Галки. А с моими девочками – они вон там вынимают пробку из бочонка – ты уже познакомился, мэтр Доррегарай.

– Действительно, – не улыбнувшись, проговорил чародей. – Мы обменялись поклонами, я и прелестные воительницы из Зеррикании.

– Ну и славно. – Лютик роздал кожаные кубки, которые принесла Вэя. – Выпейте с нами, мэтр чародей. Господин Борх, десятнику тоже налить?

– Конечно. Иди к нам, вояка.

– Я думаю, – проговорил чернокнижник, благовоспитанно отхлебнув небольшой глоток, – что к заставе на мосту вас привела та же цель, что и меня?

– Если вы имеете в виду дракона, мэтр, – сказал Лютик, – то так и есть. Я собираюсь сложить балладу на месте. Увы, вот этот десятник, человек, видно, неотесанный, не желает пропускать. Требует грамоты. И все тут.

– Прощения просим. – Алебардист выпил свое пиво, причмокнул. – У меня приказ никого без грамоты не пропускать. А похоже, уже все Голополье скучилось тута с телегами и готово отправиться в горы за драконом. У меня приказ…

– Твой приказ, солдат, – насупился Доррегарай, – касается только орущей голытьбы, распутных девок, которые распространяют болезни, воров, подонков общества и гуляк. Но не меня.

– Без грамоты никого не пропущу, – нахмурился десятник. – Клянусь…

– Не клянись, – прервал Три Галки. – Лучше выпей-ка еще. Тэя, налей этому мужественному воину. И давайте присядем, милостивые государи. Пить стоя, торопливо и без соответствующей торжественности не пристало благородным людям.

Расселись на тюках вокруг бочонка. Алебардист, свежевозведенный в благородные, покраснел от удовольствия.

– Пей, боевой сотник, – поторапливал Три Галки.

– Я вроде бы десятник, не сотник. – Алебардист еще больше покраснел.

– Но будешь сотник, пренепременно, – осклабился Борх. – Парень ты хват, башковитый, мигом дорастешь.

Доррегарай, отказавшись от добавки, повернулся к Геральту.

– В городишке все еще толкуют о василиске, уважаемый ведьмак, а ты, вижу, уже на дракона замахнулся, – тихо сказал он. – Интересно, тебе позарез нужны наличные или ты из чистого удовольствия забиваешь существа, которым угрожает вымирание?

– Странное любопытство, – ответил Геральт, – в устах того, кто сломя голову мчится, чтобы успеть выбить у зарезанного дракона зубы, столь ценные при изготовлении колдовских снадобий и эликсиров. А правда ли, уважаемый мэтр, что лучшие зубы те, которые выбивают у живого дракона?

– Ты уверен, что я еду ради этого?

– Уверен. Но тебя уже опередили, Доррегарай. Тут успела проследовать твоя коллега с грамотой, каковой ты, к примеру, не имеешь. Черноволосая, ежели тебя это интересует.

– На вороном коне?

– Кажется.

– Йеннифэр, – недовольно буркнул Доррегарай. Ведьмак незаметно для всех вздрогнул.

Наступившую тишину прервала отрыжка будущего сотника.

– Никого… этта… без грамоты…

– Двести линтаров хватит? – Геральт спокойно вытащил мешочек, полученный за василиска от тучного солтыса.

– Геральт, – загадочно улыбнулся Три Галки. – Так все-таки…

– Прости, Борх. Сожалею, но я не поеду с вами в Хенгфорс. Может, другим разом. Может, еще встретимся.

– Ничего не влечет меня в Хенгфорс, – медленно произнес Три Галки. – Ну вовсе ничего, Геральт.

– Спрячьте свой мешок, милсдарь, – грозно произнес будущий сотник. – Это взятка и ничего боле. И за триста не пропущу.

– А за пятьсот? – Борх вынул свой мешочек. – Спрячь мешок, Геральт. Я заплачу пошлину. Меня это начало забавлять. Пятьсот, господин солдат. По сто со штуки, считая моих девочек за одну прелестную штуку. А?

– Ой-ей-ей, – запричитал будущий сотник, пряча под курточку мешочек Борха. – Что я королю скажу?

– Скажешь, – молвил Доррегарай, выпрямляясь и вынимая из-за пояса изящную костяную палочку, – что удар тебя хватил, как только ты увидел.

– Что, господин?

Чародей взмахнул палочкой, выкрикнул заклинание. Сосну, росшую на прибрежном откосе, моментально охватило бушующее пламя.

– По коням! – Лютик запрыгнул в седло, закинул лютню за спину. – По коням, господа! И… дамы!

– Убирай шлагбаум! – рявкнул на алебардистов разом разбогатевший десятник, имеющий солидные шансы стать сотником.

На мосту, за заслоном, Вэя натянула поводья, конь загарцевал, застучал копытами по бревнам. Девушка, размахивая косичками, что-то пронзительно крикнула.

– Верно, Вэя! – отозвался Три Галки. – Вперед, милсдари, по коням! Поедем по-зеррикански, с грохотом и свистом!

– Ну, гляньте-ка, – сказал старший из рубайл, Богольт, кряжистый и грузный, словно ствол старого дуба. – Недамир не прогнал вас на все четыре стороны, а ведь я был уверен, что поступит именно так. Ну что ж, не нам, худородным, оспаривать королевские решения. Просим к костру. Устраивайте лежанки, парни. А так, между нами, ведьмак, о чем ты с королем болтал?

– Ни о чем, – сказал Геральт, удобнее пристраиваясь спиной к подтянутому ближе к костру седлу. – Он даже из палатки не вышел. Послал только своего фактотума, как там его…

– Гилленстерна, – подсказал Ярпен Зигрин, крепкий, бородатый краснолюд, подкладывая в костер огромный смолистый пень, который приволок из зарослей. – Фанфарон надутый. Жирный хряк. Когда мы присоединились, он явился, нос до неба, фу-фу, говорит, не забывайте, говорит, краснолюды, кому тут подчиняться следовает, говорит, здесь король Недамир распоряжается, а его слово – закон, ну и так далее. Я стоял, слушал и думал: велю своим парням повалить его на землю и сдеру с него плащ. А потом раздумал: ну его, снова шум пойдет, мол, краснолюды зловредные, агрессивные, мол, сукины дети, и с ними невозможно это, ну как его, состу… стосуществовать… или как там. И обратно где-нито учинят погром, в городишке каком-нибудь. Ну и стал я вежливенько слушать, головой кивать.

– Похоже, господин Гилленстерн ничего другого и не умеет, – вставил Геральт, – потому что и нам сказал то же самое, и нам тоже оставалось только кивать.

– А по-моему, – проговорил второй из рубайл, расстилая попону на куче хвороста, – лучше б вас Недамир прогнал. Народищу прется на того дракона страх сколько. Это уже не экспендиция, а поход на жальник. Я, к примеру, в толкучке биться не обожаю.

– Успокойся, Нищука, – сказал Богольт. – С народом топать лучше. Ты, что ль, никогда на драконов не ходил? На них завсегда тьма народу тянется, целая ярманка, прям-таки бурдель на колесах. А как только гад нос высунет, сам знаешь, кто на поле остается. Мы, и никто боле.

Богольт на минуту замолчал, как следует хлебнул из большой оплетенной бутыли, шумно высморкался, откашлялся.

– Другое дело, известно, что порой только апосля того, как дракона прикончат, начинается потеха и резня, и головы летят, как груши. Как начнут сокровища делить, тут уж охотники прут друг на друга. Ну что, Геральт? Эй! Я прав? Ведьмак, с тобой говорю-то.

– Известны мне такие случаи, – сухо подтвердил Геральт.

– Известны, говоришь? Не иначе как с чужих слов, потому как не слышал я, чтоб ты когда на драконов охотился. Сколь ни живу, не слыхал, чтобы ведьмак на дракона ходил. Тем более странно, что ты сюда явился.

– Верно, – процедил сквозь зубы Кеннет по прозвищу Живодер, самый младший из рубайл. – Чудно чтой-то. А мы…

– Погодь, Живодер. Сейчас я говорю, – прервал его Богольт. – Впрочем, шибко-то разводить не собираюсь. Ведьмак и так понял, что к чему. Я его знаю, и он меня знает, пока-то мы друг дружке дорогу не перебегали и, мыслю, не будем. Потому как, заметьте, парни, ежели б, к примеру, я захотел ведьмаку в деле помешать либо добычу из-под носа увести, то ведьмак-то с ходу б меня своей ведьмачьей бритвой секанул и имел бы право. Я верно говорю?

Никто не подтвердил, но и не отрицал. Похоже, Богольту не очень-то это и нужно было.

– Ну, само собой, кучей-то топать весельше, как я сказал. И ведьмак могет в кумпании сгодиться. Округа дикая, безлюдная, а вдруг да выскочит на нас какая-никакая химера аль жряк какой, а то и упырь, и могут дел наделать. А ежели тута Геральт будет, то никаких хлопот не жди, потому как это его специальность. А вот дракон – не его специальность. Я верно говорю?

Снова никто не подтвердил и не отрицал.

– Господин Три Галки, – продолжал Богольт, передавая бутыль краснолюду, – едет с Геральтом, и мне этого достаточно. Рекомендация вполне… Так кто вам мешает, Нищука, Живодер? Не Лютик же?

– Лютик, – сказал Ярпен Зигрин, подавая барду бутыль, – завсегда пришлепает где чего интересного творится, и все знают, что он не помешает, не поможет и не задержит. Он что-то вроде репья на собачьем хвосте. Нет, ребяты?

«Ребяты», бородатые и квадратные краснолюды, захохотали, тряся бородами. Лютик сдвинул шапочку на затылок и хлебнул из бутыли.

– О-о-ох, зараза, – хватил он ртом воздух. – Дух перехватывает. Из чего вы ее гоните, из скорпионов?

– Одно мне не нравится, Геральт, – сказал Живодер, принимая бутыль от менестреля. – То, что ты колдуна сюды притащил. Тут уж от колдунов скоро продыху не будет.

– Верно, – подхватил краснолюд. – Живодер верно толкует. Этот Доррегарай нужен нам как свинье седло. У нас уже есть своя ведьма, собственная, благородная Йеннифэр, тьфу, тьфу.

– Угу, – проворчал Богольт, почесывая бычью шею, с которой только что снял ошейник, утыканный железными шипами. – Колдунов-то тут уже по горлышко. Аккурат на две штуки больше, чем надыть. И что-то уж больно липнут они к нашему Недамиру. Гляньте только, мы тут под звездочками, у костра, а они, изволите видеть, в тепле, в королевской палатке уже шушукаются, умники. Недамир, ведьма, колдун и этот, Гилленстерн. А похуже всех – Йеннифэр. И чего они шушукаются? А того, как нас объегорить, вот чего.

– И мясо косулье жрут, – угрюмо вставил Живодер. – А мы чего ели-то? Сурка. А сурок, он чего? Он крыса и ничего боле. Так чего мы жрали? Крысу!

– Не беда, – сказал Нищука. – Скоро драконьего хвоста отведаем. Ничего нету лучше, как драконий хвост, запеченный на угольях.

– Йеннифэр, – продолжал Богольт, – паршивая, зловредная и зубастая баба. Не то что твои девочки, милсдарь Борх. Энти тихие и милые, вона, гляньте, сидят себе рядышком с лошадьми, сабли вострят, а я проходил, шутку кинул – улыбнулись, зубки показали. Да, им-то я рад, не то что Йеннифэрихе, та все чегой-то затевает, надумывает… Говорю вам, парни, надыть присматриваться, а то весь наш уговор коту под хвост пойдет.

– Какой уговор, Богольт?

– Ну что, Ярпен, сказать ведьмаку-то?

– Не вижу супротив показатиев, – учено выразился краснолюд.

– Водяра кончилась, – вставил Живодер, переворачивая бутыль вверх дном.

– Так тащи еще. Ты самый молодой. А уговор-то, Геральт, мы придумали, потому как мы не наемники и никакие там не платные холопы, и не пошлет нас Недамир на дракона, кинув под ноги пару штук золота. Правда такова, что мы одолеем дракона без Недамира, а вот Недамир без нас не одолеет. А отседова следовает, кто стоит больше и чья доля должна быть больше. И мы, сталбыть, решили честно – те, кто врукопашную пойдут и дракона уложат, берут половину. Недамир, учитывая благородное происхождение и титул, берет четверть. В любом случае. А остальные, ежели будут помогать, поровну поделят оставшуюся четверть промежду собой. Что ты об этом думаешь?

– А что об этом думает Недамир?

– Не сказал ни да, ни нет. Но лучше пусть уж не лезет, хлюст. Я ему, дескать, сам он на дракона не пойдет, должен положиться на профессионалов, то бишь на нас, рубайл, да на Ярпена с парнями. Мы, а не кто иной, сойдемся с драконом на длину меча. Остальные, в том числе и колдуны, если помогут, поделят меж собой четверть сокровищев.

– Кроме колдунов, вы кого еще включаете в число остальных? – заинтересовался Лютик.

– Уж конечно, не музыкантов и рифмоплетов, – хохотнул Ярпен Зигрин. – Тех, кто работает топором, а не лютней.

– Та-а-ак, – протянул Три Галки, глядя в звездное небо. – А чем поработает сапожник Козоед и его сброд?

Ярпен Зигрин сплюнул в костер и проворчал что-то по-краснолюдски.

– Милиция из Голополья знает тутошние горы и сойдет за провожатых, – тихо сказал Богольт, – потому справедливо будет допустить их к дележке. А вот с сапожником-то дело другое. Понимаете, будет паршиво, ежели хамы решат, что как только в округе появится дракон, то заместо того, чтобы слать за спецами, можно просто сунуть ему отраву и продолжать с девками в кустах озоровать. Ежели такой порядок распространится, то нам не иначе как на побирушки придется идти. Э?

– Правда, – добавил Ярпен. – Потому, говорю вам, с энтим сапожником должно случиться что-нибудь, пока он, трахнутый, в легенду не попал.

– Должно случиться, стало быть, случится, – убежденно сказал Нищука. – Это на мне.

– А Лютик, – подхватил краснолюд, – задницу ему в балладе обработает, на смех подымет. Чтоб осрамить во веки веков.

– Об одном вы забыли, – сказал Геральт. – Есть тут один, кто может вам все попутать. Который ни на какие дележки и договора не пойдет. Я об Эйке из Денесле. С ним вы говорили?

– О чем? – проскрипел Богольт, поправляя палкой поленья в костре. – С Эйком, Геральт, не поговоришь. Его дела не интересуют.

– Подъезжая к вашему лагерю, – сказал Три Галки, – мы встретили его. Он в полном вооружении стоял коленями на камнях и не отрывал глаз от неба.

– Он завсегда так, – сказал Живодер. – Размышляет или молится. Говорит, так надо, потому как боги наказали ему людей от худа оберегать.

– У нас в Кринфриде, – буркнул Богольт, – таких в телятнике держат на цепи и дают куски угля, тогда они на стенах разные разности малюют. Но довольно о ближних сплетничать, поговорим об интересе.

В круг света беззвучно ступила закутанная в шелковый плащ невысокая молодая женщина с черными волосами, покрытыми золотой сеточкой.

– Чем это тут так несет? – спросил Ярпен Зигрин, прикидываясь, будто ее не видит. – Не серой ли?

– Нет. – Богольт демонстративно потянул носом, глядя в сторону. – Мускус или что-то вроде.

– Нет, пожалуй, это… – поморщился краснолюд. – Ах! Так это ж благородная госпожа Йеннифэр! Здрасьте, здрасьте!

Чародейка медленно обвела взглядом собравшихся, на мгновение задержала блестящие глаза на ведьмаке. Геральт еле заметно улыбнулся.

– Позвольте присесть?

– Что за вопрос, благодетельница вы наша, – сказал Богольт и икнул. – Присядьте вот тут, на седле. Сдвинь зад, Кеннет, и подай благородной колдунье седло.

– Вы тут о делах, я слышу. – Йеннифэр уселась, вытянув стройные ноги в черных чулках. – Без меня?

– Не смели, – сказал Ярпен Зигрин, – беспокоить столь важную особу.

– Ты, Ярпен, – прищурилась Йеннифэр, повернувшись к краснолюду, – лучше б помолчал. С первого дня ты делаешь вид, будто меня вообще не существует, так уж и продолжай в том же духе, не утруждай себя.

– Да что вы, госпожа! – Ярпен показал в улыбке неровные зубы. – Как можно! Да пусть меня клещи лесные покусают, ежели я не трактирую, нет, не тракую вас лучше, чем нежели воздух. Воздух, к примеру, мне случается испортить, а касательно вас я б себе этого ни в коем разе не позволил.

Бородатые «ребяты» зашлись хохотом, но тут же замолкли, увидев синее мерцание, вдруг охватившее чародейку.

– Еще одно слово – и от тебя останется лишь испорченный воздух, – сказала Йеннифэр, и в ее голосе прозвучал металл. – И грязное пятно на траве.

– И верно, – кашлянул Богольт, разряжая обстановку. – Помолчи, Зигрин. Послушаем лучше, что нам скажет госпожа Йеннифэр. Она только что заметила, будто мы тут болтаем о делах без нее. Отседова вывод, что у нее есть какое-то предложение. Послушаем. Только б не предложила собственными чарами уделать дракона.

– А что? – подняла голову Йеннифэр. – Думаешь, невозможно, Богольт?

– Может, и возможно. Но нам не окупится, потому как вы тогда потребуете половину драконьего богатства.

– Как минимум, – холодно сказала чародейка.

– Ну вот, сами видите, нас это ну никак не устраивает. Мы, милсдарыня чародейка, бедные солдаты – если добыча пройдет мимо нашего носа, то голодать нам как пить дать. Мы щавелем и лебедой пробиваемся…

– Разве что в праздник сурок какой аль суслик попадется, – грустно вставил Ярпен Зигрин.

– …водой колодезной запиваем. – Богольт отхлебнул из бутыли и слегка встряхнул ее. – У нас, госпожа Йеннифэр, нету другого выхода, как только получить свою долю или зимой под забором коченеть. А постоялый двор денег стоит.

– И пиво, – добавил Нищука.

– И девки распутные, – размечтался Живодер.

– Потому, – Богольт взглянул на небо, – мы сами, без чар и вашей помощи дракона уделаем.

– Ты уверен? Запомни, существует предел возможного, Богольт.

– Может, он и существует, только я ни разу не встречал. Нет, госпожа, повторяю, мы сами дракона прикончим, без всяких там чар.

– Тем более, – добавил Ярпен Зигрин, – что у чар тожить наверняка есть свои пределы возможного, которые, в противу наших, нам неведомы.

– Ты сам придумал, – медленно спросила Йеннифэр, – или тебе подсказали? Уж не присутствие ли ведьмака в вашем глубокоуважаемом обществе позволяет вам так задираться?

– Не-а, – сказал Богольт, глядя на Геральта, который, казалось, дремал, лениво растянувшись на попоне и положив голову на седло. – Ведьмак тут ни при чем. Послушайте, благородная Йеннифэр. Мы сделали королю предложение, он отмолчался. Ну ничего, мы народ терпеливый, до утра погодим. Ежели король предложение примет, едем дальше разом, нет – мы возвращаемся.

– Мы тоже, – буркнул краснолюд.

– Никакой торговли не будет, – продолжал Богольт, – так сказать, на нет и суда нет. Передайте наши слова Недамиру, милсдарыня Йеннифэр. А вам скажу, предложение выгодно и вам, и Доррегараю, ежели вы с ним столкуетесь. Нам, учтите, драконий труп до фени, токмо хвост возьмем. Остальное ваше будет, бери, выбирай! Не пожалеем для вас ни зубов, ни мозга, ничего, что вам потребно для колдовства.

– Конечно, – добавил, хихикая, Зигрин, – падаль будет ваша, чародейская. Никто не отберет. Разве что другие трупоеды.

Йеннифэр встала, закинула плащ на плечо.

– Недамир не намерен ждать утра, – сказала она резко. – Он уже сейчас согласен на ваши условия. Наперекор, чтоб вы знали, моим и Доррегараевым советам.

– Недамир, – медленно процедил Богольт, – проявляет мудрость, удивительную для столь недозрелого короля. Потому как по мне, госпожа Йеннифэр, мудрость – это, в частности, умение пропускать мимо ушей глупые или неискренние советы.

Ярпен Зигрин хмыкнул в бороду.

– Запоете иначе, – чародейка уперлась руками в бока, – когда завтра дракон вас исхлещет, изрешетит и раздолбает ваши кости. Станете мне туфли лизать и скулить, моля о помощи. Как всегда. Я достаточно хорошо знаю вас и вообще таких, как вы. До тошноты.

Она повернулась и ушла во мрак, не попрощавшись.

– В мое время, – сказал Ярпен Зигрин, – чародейки сидели в башнях, читали умные книги и помешивали лопатками в тиглях. Не путались у воинов под ногами, не лезли в наши дела. И не крутили задом у мужчин перед глазами.

– А задок-то, честно говоря, ничего себе, – сказал Лютик, настраивая лютню. – А, Геральт? Геральт! Эй, куда ведьмак запропастился?

– А нам-то что? – буркнул Богольт, подбрасывая поленья в костер. – Ушел. Может, по нужде. Его дело.

– Конечно, – согласился бард и ударил по струнам. – Спеть вам чего-нибудь?

– А что, спой, – сказал Ярпен Зигрин и сплюнул. – Только не думай, будто за твое блеяние я дам тебе хоть шелонг. Тут, парень, не королевский двор.

– Оно и видно, – кивнул трубадур.

– Йеннифэр.

Она обернулась, точно удивленная, хотя ведьмак не сомневался, что она уже давно слышала его шаги. Поставила на землю деревянный ушат, выпрямилась, откинула со лба волосы, высвобожденные из-под золотой сеточки и теперь крутыми локонами спадающие на плечи.

– Геральт.

Как обычно, она носила только два своих цвета – черное и белое. Черные волосы, черные длинные ресницы, позволяющие только гадать о цвете скрытых ими глаз. Черная юбка, черный короткий кафтанчик с белым меховым воротником. Белая рубашка из тончайшего льна. На шее – черная бархотка, украшенная усеянной бриллиантами обсидиановой звездой.

– Ты ничуть не изменилась.

– Ты тоже, – поморщилась она. – И в обоих случаях это одинаково нормально. Однако напоминать об этом, хоть, может, это и не самый скверный способ начать разговор, бессмысленно. Правда?

– Правда, – кивнул он, глядя туда, где стояла палатка Недамира и горели костры королевских лучников, частично загороженные темными квадратами фургонов. Со стороны дальнего костра долетал звучный голос Лютика, напевающего «Звездным трактом», одну из своих самых удачных любовных баллад.

– Ну что ж, со вступлением покончено, – сказала волшебница. – Что дальше? Слушаю.

– Видишь ли, Йеннифэр…

– Вижу, – резко прервала она. – Но не понимаю. Зачем ты приехал? Ведь не ради же дракона? В этом-то, думаю, ничего не изменилось?

– Нет. Ничего.

– Так зачем же, спрашиваю, ты присоединился к нам?

– Если я скажу, что из-за тебя, поверишь?

Она молча глядела на него, и в ее блестящих глазах было что-то, что никак не могло понравиться.

– Поверю, почему бы нет, – сказала она наконец. – Мужчины любят встречаться с бывшими любовницами, любят освежать воспоминания. Любят думать, будто давние любовные игры дают им что-то вроде пожизненного права собственности на партнершу. Это хорошо влияет на их самочувствие. Ты не исключение. Несмотря ни на что.

– Несмотря ни на что, – усмехнулся он, – ты права, Йеннифэр. Твоя внешность прекрасно влияет на мое самочувствие. Иначе говоря, я рад, что вижу тебя.

– И это все? Ну, допустим, я тоже рада. Нарадовавшись, желаю спокойной ночи. Видишь, я отправляюсь на отдых. А предварительно намерена смыть с себя пыль и грязь. Но при этом привыкла раздеваться. Посему удались и с присущим тебе тактом обеспечь мне минимум удобств.

– Йен, – протянул он к ней руки.

– Не называй меня так! – яростно прошипела она, отскакивая, а из пальцев, протянутых в его сторону, посыпались голубые и красные искры. – Если коснешься, выжгу глаза, прохвост.

Ведьмак попятился. Чародейка, немного остыв, снова откинула волосы со лба, встала перед ним, упершись руками в бока.

– Ты что думаешь? Что мы весело поболтаем, вспомним давние времена? А может, в завершение всего пойдем вместе на воз и подзаймемся любовью на овчинах, так просто, чтобы освежить воспоминания? Да?

Геральт, не зная, читает ли чародейка его мысли или удачно угадывает, молчал, криво улыбаясь.