Зачарованные Изерлес Инбали

– Еще немножко, скоро отдохнем.

Мне уже было все равно, куда он меня ведет. Я потеряла ощущение присутствия моих родных, я увидела крылатую бесшерстную – и ничего не обнаружила. Разочарование тяжело давило на мой промокший мех, а кроме того, было и нечто еще более пугающее, царапающий страх, который я отгоняла уже много дней.

Мой взгляд блуждал по серым камням. Вода неслась вдоль краев дорожки, подхватывая листья и мусор, который бесшерстные разбрасывали везде, где проходили. На этом отрезке дороги смерти не было ничего мне знакомого, и все равно он выглядел так же, как любая другая часть Большой Путаницы, – бесцветным, безликим и серым. Потеряв чувство направления, я вскинула голову и принюхалась. Я не видела даже нор бесшерстных на возвышении над Путаницей, за мутным горизонтом.

– Нам нужно спрятаться от дождя, – пробормотал Сиффрин.

У края дороги смерти мы нашли проход, слишком узкий для манглеров. Стены из красного камня поднимались по обе его стороны, сходясь наверху аркой. Сиффрин помедлил у входа в нее, принюхиваясь. Потом скользнул в проход, к двум огромным жестяным бакам, и с сомнением оглянулся на меня:

– Наверное, это не самое удобное место для отдыха, но здесь хотя бы сухо.

Я повела ушами и скользнула за баки. Там было не слишком много места, двигаться оказалось почти невозможно. Запах сгнившего мяса хлынул мне в нос. Я вздохнула и легла, опустив голову на лапы, а Сиффрин устроился рядом со мной.

Он озабоченно посмотрел на меня и моргнул:

– Ты вся дрожишь.

– Да?

Мое тело действительно содрогалось от легкой дрожи. А я этого и не заметила.

Сиффрин подобрался ближе и накрыл меня своим длинным хвостом. Мускусный запах его мокрого меха заглушил запахи баков. Замерзшая и растерянная, я прижалась к нему, согреваясь теплом его тела. Я не отдыхала вот так, рядом с кем-то, с тех пор, как исчезли мои родные. Мне казалось, что я куда-то уплываю… что я качусь к крутому обрыву, который мрачно манит к себе… и только тепло Сиффрина удерживает меня.

Должно быть, дождь слегка ослабел. Я слышала, как капли стучат по серым камням за проходом под аркой, но усталость взяла свое, и я стала засыпать. Тук-тук-тук…

Тук-тук-тук…

Дождь колотил по безлистым веткам деревьев, падал на высокую траву нашей зеленой полосы. Пайри жевал маленький желтый цветок, наморщив нос.

«Зачем ты это ешь, если оно такое противное?» Я прыгнула к нему и хлопнула его по усам, но он увернулся и продолжал жевать.

«Это лепестки силы, – выдохнул он, с гримасой глотая цветок. – От него я вырасту сильным и умным».

Я восторженно замерла: «Это бабушка тебе сказала?»

Пайри горделиво вскинул нос: «Мне не нужно, чтобы кто-то мне это говорил. Ты сама можешь понять по цвету, что это полезно».

Я откусила один лепесток и тут же выплюнула его: «Ух! Горький!» И встряхнулась. Дождь заползал под мех, холодя кожу. Я обежала вокруг Пайри, ловя его за хвост.

Он заговорил важным тоном: «Яркие краски означают, что это полезно для тебя, маленькая лисичка!»

Я встряхнулась еще энергичнее. Как будто он действительно что-то знает! Я подумала о всяких вкусных вещах и о том, что все они коричневые или серые: мышки, полевки, голуби… Я уже готова была возразить, но тут послышался голос папы: «Пайри! Айла! Вы где?»

Мы побежали обратно, а папа уже спешил по траве в нашу сторону. Его белая грудка блестела под дождем. Папа тряхнул ушами и коснулся наших носов: «Бабушка хочет, чтобы вы сидели в норе, пока дождь не кончится».

Я посмотрела на тучи, предвидя долгие часы сидения в норе. «Но дождь не сильный!»

«Достаточно сильный».

Я прижала уши: «Но ты ведь не прячешься от дождя, папа!»

«Я – это совсем другое дело, – мягко ответил он. – У взрослых лис более густой мех. – Его взгляд остановился на Пайри. – Что это ты ешь, малыш?»

«Я хочу быть таким же большим, как ты! – тявкнул Пайри, срывая еще один желтый цветок. – Тогда я смогу всегда оставаться снаружи, даже в грозу!»

Папа дернул его за ухо: «Ты и станешь таким, только не оттого, что жуешь какие-то лепестки. Мы лучше найдем для вас обоих по хорошей жирной крысе».

Пайри выплюнул цветок и сразу принялся спорить: «Айле не нужна целая крыса! – Он хитро сверкнул глазами. – Она слишком маленькая! Я помогу ей справиться».

«Вот как раз потому, что я маленькая, мне и нужно больше, чем тебе! – Я легонько куснула его за заднюю ногу. – Мне крысы гораздо нужнее, чем тебе! Ведь правда, папа? А Пайри может обойтись и цветами. Самыми яркими».

Папа ткнул меня носом в ухо, но ничего не ответил и сразу отправился обратно. Мы резво бежали за ним, хватая друг друга за хвосты. Мама и бабушка уже виднелись за упавшей веткой, за которой начиналась наша территория. Дождь намочил их шкуры и сделал морды более темными. Когда папа вспрыгнул на ветку, небо стало еще мрачнее. Темно-синие тучи затянули горизонт, смешавшись с серыми. Во влажном воздухе силуэт мамы дрожал. Бабушкин мокрый мех был серебряным и золотым. Я резко остановилась, широко раскрыв глаза, а Пайри заскакал вокруг меня.

«Я слышал что-то живое! – возбужденно взвизгнул он. – То существо с прекрасным голосом! Вон оттуда… Идем за ним, Айла!»

Папа остановился на упавшей ветке рядом с мамой и бабушкой, его длинный хвост метался из стороны в сторону.

Он оглянулся через плечо: «Айла! Пайри! Вы слишком молоды, чтобы оставаться снаружи в такую плохую погоду! Быстро внутрь, там безопасно и тепло. И вас ждут сочные крысы».

Я принюхалась, опустив хвост. В слабеющем свете три лисицы на упавшей ветке выглядели размытыми, как здания, окутанные туманом. Только кончики волосков их меха сверкали, словно иней.

Папа снова что-то сказал, но его голос заглушило дождем. Он беззвучно звал нас.

«Айла! Пайри!»

Но Пайри был уже далеко от меня, он мчался сквозь траву к Большой Путанице. Я замерла на месте, и капли дождя посыпались на мою шкуру. Мама, папа, бабушка… их фигуры таяли, становились бледными на фоне темного неба. Дождь все смывал… даже сияние их ярких глаз.

Тук-тук-тук…

Время скользнуло вперед, вырвав меня из воспоминаний о недостижимом. Подальше от луны, уползающей в туман, от первого осторожного луча солнца…

– Я ничего такого не ожидал… – Голос Сиффрина плыл надо мной, его хвост все еще укрывал меня.

Я не размыкала глаз, хотя уже проснулась. Я ощущала его мягкий мех.

– Я думал, что приду в Серые земли, найду Пайри и уйду. Так мне велела Джана – чтобы я привел его к ней. Я не знал, что он настолько молод. Я не догадывался, что у него есть родные. Мне и в голову не приходило, что он всего лишь детеныш. Большинство детенышей рождаются гораздо позже…

Дыхание затрепетало в глубине моего горла. Усы шевельнулись.

– Малинта… – прошептала я, пробуя это слово на вкус. – Ты говорил, все рождаются во время малинты…

Я продолжала держать глаза закрытыми, разбираясь в путанице воспоминаний. Но лишь Пайри я видела отчетливо. Моего брата, родившегося на мгновение раньше меня, до того как на деревьях набухли почки.

– Примерно в это время, – подтвердил Сиффрин. – Когда день и ночь равны по длине, а созвездие Канисты горит ярко. Это время большой энергии и маа… именно в это время большинство детенышей присоединяются к нашему миру.

Я едва слушала его, стараясь вспомнить Пайри совсем маленьким. В первые дни жизни мы лежали бок о бок, слепые и беспомощные. Мне так хотелось вернуться в то время, когда тепло и защита были тем единственным, что я знала.

– Неужели из-за того, что мы с Пайри родились во время длинных ночей, в нас что-то не так? Что-то неправильно?

Голос Сиффрина зазвучал успокаивающе.

– Нет, не неправильно. Вы просто другие, Айла. Я ощутил это, когда прикоснулся к твоей маа. И постоянно об этом думаю. Я дурак, что не заметил этого прежде.

Я насторожила уши:

– Как это – другие?

Сиффрин молчал так долго, что я уже подумала, не заснул ли он. Наконец он заговорил очень тихо. Я еле слышала его сквозь шум дождя на дороге смерти.

– Твоя маа была ослепительна. А сквозь ее свет я заметил нечто гневное и могучее, как… как вода, что несется в Бурной реке. В тебе большая сила, Айла.

Я не знала, что и ответить. Мой нос сморщился.

– Но я маленькая, а мир так велик. Ты можешь бежать вдоль дороги смерти от заката до рассвета много дней – и так и не доберешься до ее конца.

Я вспомнила рыжевато-коричневую лисицу, которая рухнула с крыши. Может, ее тело все еще лежит на серых камнях? Я почувствовала, что сама вот-вот куда-то упаду. Правда, которую я не хотела признавать, вгрызалась в мой живот. Но я боролась с инстинктами, не в силах успокоить их.

Сиффрин теснее прижался ко мне, как будто испугался, что я могу куда-то ускользнуть, – как будто знал, что я готова была прыгнуть куда-то.

– Дорога смерти бежит и еще дальше, – прошептал он. – И кто знает, кончается ли она вообще?

Но я его больше не слушала.

Я вспоминала то, что он говорил мне прежде.

«Я выследил тебя, когда ты вернулась к своей норе и появилась та лисья стая…» Но что, если он ничего такого не делал?

Я снова подумала о том, как он испугался, когда с крыши увидел Карку. Белки его глаз стали похожи на лунные полумесяцы.

«Ты не знаешь, на что она способна!»

Все мое тело напряглось, но я не шевельнулась и осталась лежать, свернувшись, под железным баком. И глаза у меня были все так же закрыты, но живот стал твердым, словно каменный.

Наконец я тихо прорычала:

– Что ты видел около моей норы?

Сиффрин напрягся:

– Айла…

– Что такого делала Карка, пока ты стоял и наблюдал?

Сиффрин опустил хвост на землю. Сквозь мех я ощущала биение его пульса.

– Все было не так. Я ничего не мог сделать…

Я резко открыла глаза. Теперь я видела падающие капли дождя. Я все еще подавляла свои инстинкты, цепляясь за надежду, что ошибаюсь. Но предостережение бабушки уже гудело в моих ушах:

«Не доверяй никому, кроме родных, потому что у лис нет друзей».

Я скользнула глубже под бак и повернулась к Сиффрину, яростно глядя на него. Я уже знала правду, я заподозрила ее тогда, когда впервые осознала, что лица родных стираются из моей памяти. Но я собиралась заставить Сиффрина сказать это вслух.

Его бронзовые глаза умоляюще расширились, уши прижались к мокрой голове.

– Они все были там, вся стая…

– Двенадцать лисиц, – выпалила я.

Он отпрянул, опустил глаза:

– Карка была в бешенстве. Она проклинала городских лис, которых невозможно усмирить. Она пыталась совладать с ними, превратить в таких же рабов, как вся ее стая. Те лисы были там не потому, что им этого хотелось…

Он умолк.

Мои губы дернулись, из горла вырвался рык:

– Они – Зачарованные.

Сиффрин поднял голову и посмотрел на меня:

– Они лишены воли, они принадлежат своему хозяину, Мэйгу. Карка тоже его слуга, но в отличие от Тарра и остальных она служит ему добровольно.

– И поэтому у нее нет шрама на лапе? Метки, похожей на розу?

Сиффрин тяжело сглотнул:

– Она не из Зачарованных. Она из стаи Мэйга, из Темных земель, она мастер лисьего искусства, умелый убийца. Джана предостерегала меня насчет нее, но я и представления не имел, какова она на самом деле, – пока не увидел ее собственными глазами.

К моему горлу подкатила едкая горечь.

– Ты видел, как она убила моих родных.

– Когда я туда добрался, все уже было почти кончено… Твои мама и папа… они были мертвы…

Внутренне я корчилась от боли, но мое тело застыло в неподвижности. Сиффрин продолжал быстро говорить, его голос становился выше, а я тихо рычала.

– Твоя бабушка была очень храброй. Она не позволила Карке подавить ее волю. Она сражалась… похоже, она была знакома с некоторыми лисьими искусствами. Ты должна гордиться ею, Айла. Она была очень храброй.

Он хотел придвинуться ко мне, но что-то в моих глазах заставило его отпрянуть.

– Ты позволил Карке убить их! – крикнула я, трясясь от ярости.

– Я не мог их спасти. Даже твою бабушку, они окружили ее со всех сторон. Их было двенадцать! Никакой надежды…

– Но ты должен был попытаться! Лучше было умереть вместе с ней, чем сбежать, как последний трус!

Нос Сиффрина дрожал, когда он снова заговорил.

– Мне было приказано уйти вместе с Пайри. Джана сказала, что это очень важно.

Я и представить не мог…

– Где он? – прошипела я. – Где мой брат?

– Его там не было. Я не знал, что делать. Старая лисица наконец пала, она была сильно ранена. Они утащили ее прочь вместе с твоими мамой и папой, а в нору бросили угли. А потом я увидел, как пришла ты. Я видел, как ты убежала, и пошел за тобой.

Во мне кипел гнев, белый яростный жар.

– Ты позволил мне верить, что они живы! – взвыла я.

– Я не знал, как…

– Ты лжец!

Я попятилась от него под арку, а Сиффрин следом за мной выбрался из-под бака. Утренний туман едва пропускал свет, и было не намного светлее, чем ночью.

– Айла, если бы я мог их спасти… Карка ни за что не отпустила бы их. А ее стая была велика, так много Зачарованных… – Он с силой тряхнул головой. – Ты не понимаешь, что это значит, когда тебя полностью лишают собственной воли. Большей жестокости лисица и представить не может.

Не слишком ли он сочувствовал Тарру и его дружкам? Не слишком ли хорошо понимал тех, кто убил моих родных? Мои лапы дрожали, хвост метался из стороны в сторону, а мои сомнения вырвались наружу паническим воем.

Сиффрин знал имя Карки; Тарр узнал его…

«Лис из Темных земель, предатель… Мы видели метку…»

Мое сердце колотилось о ребра, глаза уставились на верхнюю часть передней лапы Сиффрина, на темную впадину, похожую на выжженную метку.

«Не делай вид, что ты отличаешься от нас…»

Страх вырвался наружу, когда я осознала, что именно упускала из виду все это время. Скрытые под густой и яркой шкурой Сиффрина, не слишком заметные, темно-красные пятна не походили ни на что. Но теперь, когда промокший мех Сиффрина прилип к коже, я видела линии и изгибы поблекшей метки.

Шрам, похожий на розу.

Такой же, как у всех Зачарованных.

Я попятилась назад, к дороге смерти.

– Ты вовсе не наткнулся на стаю Карки около моей норы. Ты был одним из них!

Эти слова прозвучали невероятно даже для меня самой.

Сиффрин стоял неподвижно, его усы дрожали. В янтарных глазах светилась печаль. Чувство вины.

– Конечно не был.

– Не понимаю. – Меня трясло. – Я думала, ты помогал мне, уводя от стаи Карки. Кто такие Старейшины? Что им нужно от меня? Что им нужно от Пайри?

Сиффрин шел за мной, но поодаль.

– Все не так, как кажется.

– В самом деле? И как же оно в действительности?

Я что, покачнулась? Мне показалось, что земля вдруг стала неровной.

– Ты слишком устала. Тебе нужно отдохнуть.

Он шагнул ко мне, но я оскалилась, преодолевая страх яростью. Я прижалась носом к его горлу.

– Кто ты такой на самом деле? – Мои губы едва шевелились от ненависти. – Кто такой Мэйг?

– Успокойся, Айла! Ты ведешь себя как безумная. – Сиффрин попятился от меня. – О нем почти никто ничего не знает. Он устроил свою нору в Дремучем лесу, под древними деревьями. По слухам, он подчинил себе лисье искусство… Стаи из Болотных земель говорили о странном шуме, что доносился из того леса, о странных запахах и исчезновении лис…

– Зачем он послал к нам своих лисиц? Неужели Пайри с ним?

Сиффрин ощетинился:

– Ты можешь успокоиться?

– Отвечай! – рявкнула я.

– Я не знаю, чего хочет Мэйг! Но предполагаю… Я думаю, это как-то связано с маа Пайри. Если она похожа на твою.

Он заглянул в меня во время маа-шарм. Видел ли он мои мысли так же, как я отчасти видела его собственные? Было ли это тоже частью плана – частью замысла Сиффрина в поисках Пайри?

– А Тарр? Он явно встречался с тобой раньше!

– Он, наверное, из стай Болотных земель… Он мог родиться где-то неподалеку от того места, где жила моя семья.

Я нахмурилась:

– Нет, тут что-то большее. Он знал тебя!

Сиффрин тряхнул головой, сверкнув своим белым нагрудником.

– Мне не нравятся такие странные обвинения. Разве ты забыла, кто спас тебя от Зачарованных? – Клыки Сиффрина блеснули в слабом свете. – Я знаю, ты расстроена, но думай что говоришь. Мне совсем не нравится стоять здесь и выслушивать оскорбления после всего того, что я для тебя сделал.

Я стиснула зубы. Он чуть не отвлек меня своим фальшивым негодованием.

– Тарр знал тебя.

Сиффрин дернул хвостом:

– Может быть, эта стая разговаривала со своим хозяином… Мэйг мог меня узнать.

– Как это – разговаривала? Ты ведь сказал, что он живет в Дремучем лесу, очень далеко отсюда.

– Так и есть.

У меня застучало в голове, когда я попыталась это понять.

– А почему вдруг Мэйг тебя узнал? Ты же никогда с ним не встречался! Никогда не был в его стае!

Сиффрин отвел глаза:

– Я предан Старейшинам.

Он не ответил на мой вопрос. Под его насквозь промокшим мехом я различала красновато-коричневые вмятины. Они раскрывались в верхней части его передней лапы, как смятые лепестки омерзительной розы. Туман расползся по дороге смерти, он кружил клочьями в серых лучах рассвета.

– Вон тот шрам на твоей лапе… Кто это сделал?

Сиффрин опустил голову, его плечи согнулись. Он инстинктивно немного повернулся, скрывая старую рану.

– Забудь об этом, хорошо?

Я взорвалась:

– Говори!

В течение нескольких ударов сердца Сиффрин молчал, а дождь колотил по его шкуре и стекал вниз по лапам. Я сдержала дыхание, шерсть на моей холке сама собой вздыбилась. Наконец Сиффрин поднял голову. Я знала, что он скажет, еще до того, как он произнес хоть слово.

– Это сделал Мэйг. Теперь ты счастлива?

Я попятилась от него, окончательно растерявшись. Все, что когда-то казалось понятным и устойчивым, превратилось в пыль и воздух. Я уже стала доверять этому рыжему лису, но он все время лгал мне насчет того, что он знал; лгал о том, что он видел…

Лгал о самом себе.

Сиффрин встряхнулся, рассыпая капли воды с мокрого меха:

– Все очень запутано, куда сильнее, чем тебе известно. Но поверь мне, Айла, я все равно лучший друг, какой только может у тебя быть… и я твой единственный шанс отыскать Пайри.

– Я не нуждаюсь в твоей помощи. Ты меня предал! Ты позволил мне верить, что мои родные до сих пор живы!

Я говорила все громче, мой голос стал пронзительным, и я нервно сглотнула. Мои усы дрожали, тело вдруг стало тяжелым…

– Тут куда более важное дело, чем ты, детеныш! Неужели до сих пор не поняла? На кону стоит куда больше, чем несколько городских лисиц!

– Те «городские лисицы» были всем, что я имела! Все, что у меня было… – У меня сорвался голос, я опустила взгляд.

– Я знаю, – намного мягче произнес Сиффрин. – Я не хотел… Если ты позволишь мне объяснить, обещаю, я больше ничего не стану от тебя скрывать.

– Ты обещаешь? – фыркнула я. – Да что значат какие-то обещания для лжеца?

Рыжий лис поморщился, его большие глаза стали грустными.

«Вот и хорошо, – подумала я. – Заставь его страдать… пусть хоть частицу моей боли почувствует».

Горечь все сильнее подступала к горлу, она царапала меня изнутри, словно когти.

– Мне ничего от тебя не нужно, я не хочу иметь дел с тобой, со Старейшинами или с кем-то там еще. Я сама найду своего брата.

Я развернулась на ослабевших лапах и побежала вдоль края дороги смерти, разбрызгивая воду из луж и набирая скорость.

– Не будь дурочкой! Серые земли опасны! – крикнул Сиффрин.

Я обернулась, оскалив клыки:

– Без тебя знаю, что они опасны! Никому нельзя доверять!

Я пустилась бегом. Я почти не видела, куда бегу, просто неслась по серым камням, ослепленная дождем, гневом и горем.

– Подожди, прошу, мне так жаль! – кричал мне вслед Сиффрин, но я не обращала на него внимания.

Когда я бросилась через дорогу смерти, сквозь туман до меня донесся его пронзительный голос:

– Айла, оглянись!

Я взглянула через плечо и увидела глаза манглера. Он заверещал, когда я очутилась прямо перед ним.