Тени Королевской впадины Михановский Владимир
— Так просто.
— Такой красотке не полагается грустить.
— А вы что, Карло, специалист по красоткам? — поинтересовалась Росита.
— О, у тебя язычок как бритва, — рассмеялся Миллер. — Ты куда сейчас?
— На автобусную станцию.
— Домой, что ли?
— Домой.
— Между прочим, фавелы от тебя не убегут, — заметил Миллер. Вдали показалось приземистое здание автостанции, сложенное из блоков розоватого вулканического туфа, и он замедлил шаг.
Неужели эта встреча и знакомство, взбудоражившие его, кончатся ничем? Черт бы побрал этих туземных девок! Никогда не знаешь, как себя с ними вести. Здесь необходимо чувство меры, важно не перегнуть палку. Кто знает, может, эта местная Кармен сочла его слишком робким? Но хороша, ничего не скажешь! Ради такой стоит постараться.
— Мы еще встретимся, Росита? — спросил он.
Она пожала плечами:
— Может быть. Мир тесен.
Пока они шли, Росита лихорадочно соображала: как ей действовать дальше? Как заинтриговать Миллера и выудить из него сведения о Гарсиа?
Они подошли к автобусному расписанию.
— О, гляди-ка! Следующий рейс на Королевскую впадину — только через полтора часа! — воскликнул Миллер.
— Неужели? — с хорошо разыгранной досадой произнесла Росита, изучая расписание.
— Вот видишь, — показал он свои часы, — предыдущий автобус ушел только что. Я вижу в этом перст судьбы!
В зале ожидания, куда они вошли, было пустынно: очередные пассажиры разъехались, новые еще не подошли. Автобусов в эту унылую зимнюю пору было немного.
Толстый бармен с лоснящимся лицом протирал стойку, не обращая внимания на одинокую парочку.
Миллер посмотрел на спутницу.
— Давай употребим эти полтора часа с пользой. Росита, — произнес он.
Она улыбнулась:
— Не понимаю, о чем вы.
— Здесь недалеко есть приличный ресторан.
— Пожалуй, — согласилась Росита.
То, что местная девушка так легко согласилась пойти с ним, несколько даже обескуражило Миллера. Он успел привыкнуть к холодности и неприступности «туземок» — так Миллер именовал оливийских женщин.
В высоком прокуренном зале большинство столиком было свободно. Запах табачного дыма, видимо, навечно въелся в стены и мебель.
Они остановились, выбирая столик. Метрдотель бросился к ним навстречу. Он видел однажды этого человека в своем ресторане вместе с самим генералом Четопиндо.
Их усадили за маленький — на двоих — столик под пальмой с войлочным стволом.
Оркестр еще не начинал играть, монотонный шум вентиляторов навевал дремоту.
Миллер протянул Росите карточку, которую подал невозмутимый официант.
Росита скользнула взглядом по столбику цен и подумала, что на деньги, которые сюит одно блюдо, семья в фавелах могла бы просуществовать целую неделю.
— Ну и цены здесь!.. — вырвалось у Роситы, которая впервые попала в такой шикарный ресторан.
— Такая девочка, как ты, стоит любой цены. Тебе никогда не говорил об этом твой дружок? Есть небось у тебя дружок, а?
Росита промолчала.
— Почему ты погрустнела? — слегка встревожился Миллер. — Тебе стало нехорошо? А-а, ты, наверно, просто голодна, — догадался он.
Подошел официант, поклонился — сам хозяин ресторана только что велел ему быть отменно предупредительным и исполнительным с этой парочкой.
Миллер заказал коньяку, шампанского и несколько национальных блюд.
Эта брюнетка все более привлекала его. Особенно хороши были глаза — огромные, темные. Правда, немного грустные, но такова, наверно, характерная особенность местных красавиц.
Росита сосредоточенно разрезала мясо. Нож она сжимала так, что пальцы побелели. Она слегка нахмурилась, но даже такая отрешенность шла к ней.
«Держать себя в руках», — мысленно повторяла Росита. Недаром она в детстве мечтала стать актрисой! Не зря подолгу стояла перед крохотным осколком зеркала, который вмазала в заднюю стену дома, — это была маленькая тайна Роситы, о которой не знал никто, даже мать. Росита с увлечением изображала своих знакомых, подруг, очень похоже научилась копировать Люсию, а однажды так здорово изобразила начальника рудника, на котором работал Орландо, что все в доме так и покатились со смеху. А видела Росита этого начальника всего лишь раз, да и то мельком.
Теперь она играла недалекую девчонку из фавел, «вечернюю красавицу», которая не прочь развлечься, завязать новое знакомство и вообще не слишком строгих правил, хотя и напускает на себя временами неприступный вид.
— А много приходится разъезжать, Карло? — спросила Росита, отламывая клешню омара.
— А почему ты об этом спрашиваешь?
Росита вздохнула.
— Очень люблю путешествовать. — пояснила она. — У меня есть подружка, так она говорит, что самое большое счастье на свете — это повсюду ездить, видеть новое, и я с ней согласна. Только вот нечасто удается поехать куда-нибудь…
— Умная у тебя подружка. А вообще-то, мне действительно много приходится ездить, — сказал Миллер.
— Ты шофер?
— Воистину, ты ясновидящая! — захохотал Миллер.
— Я угадала?
— В самую точку!
— А что ты возишь?
— Не что, а кого, — поправил Миллер.
— Ну, кого?
Миллер поднял палец:
— Это государственная тайна. Но тебе, так и быть, скажу…
Он притянул ее к себе и, дыша в ухо винным перегаром, прошептал:
— Я — шофер генерала Четопиндо.
Росита удивленно переспросила:
— Ты шофер Четопиндо?
Миллер утвердительно кивнул и приложил палец к губам.
Да, с этой девчонкой он выбрал верную линию. Все они тут боятся генерала Четопиндо как огня. Даже имя его приводит их в трепет. Вон она как заинтересовалась, едва услышала имя Четопиндо…
На возвышение в центре зала стали подниматься пестро одетые оркестранты.
— Я слышала, что у генерала Четопиндо другой шофер, — заметила Росита.
— Кто же, интересно?
— Гарсиа его зовут.
Миллер опустил вилку.
— А ты откуда знаешь?
— Да моя подружка, о которой я тебе рассказывала, когда-то давно встречалась с этим Гарсиа, — сказала небрежно Росита.
— Встречалась, так больше не встретится, — бросил он, снова принимаясь за еду.
— Это почему?
— Да ты что, с луны свалилась? Газет не читаешь?
Росита качнула высокой прической.
— Не читаю, — призналась она. — Меня от газет сразу в сон клонит.
— Так знай, что этот самый Гарсиа, мой предшественник, — враг нации. Он выкрал секретные документы генерала Четопиндо и на его машине бежал за границу.
— А-а, теперь припоминаю… Я что-то подобное слышала по радио. Ну и что, поймали этого Гарсиа?
— Пока нет.
— А поймают?
— Уверен, что да.
Заиграл оркестр. Певица в длинном, вышитом серебряными блестками платье запела о южном небе, которое полыхает синим огнем, словно глаза любимого.
Чем-то давным-давно позабытым повеяло на Миллера от этого танго. Первые пары закружились на узкой кольцевой полосе, которая опоясывала оркестр.
— Выходит, тот шофер Гарсиа жив? — вскользь спросила Росита, очищая апельсин.
Глаза Миллера сузились.
— Шив, разумеется, — отчеканил он. — Трупы не умеют угонять машины и выкрадывать важные бумаги. А зачем тебе нужен Гарсиа?
— Мне он не нужен… — пожала плечами Росита. — Подругу жалко. Хоть они и расстались давно, она все не может его забыть.
— Уж если тебя так заинтересовал Гарсиа, могу сообщить по секрету… — Миллер внезапно умолк: к столику подошел официант, принес лимонад со льдом.
Росита с нетерпением смотрела на официанта, ожидая, когда он отойдет.
— Ты начал говорить о том шофере, который угнал машину генерала Четопиндо, — напомнила она, когда официант удалился.
— А, о Гарсиа, — усмехнулся Миллер. — Ты скоро услышишь о нем. И твоя подруга. Вы скоро все услышите о нем.
— Его поймали, да?..
Миллер усмехнулся:
— Пойдем-ка лучше танцевать.
Росита вышла из-за стола и остановилась, поджидая Карло. Он поднимался медленно, с преувеличенной осторожностью, стараясь не задеть посуду на столе.
Когда Миллер и Росита между столиками пробирались к месту, где кружились пары, к ним подскочил вылощенный метрдотель.
— Все в порядке, господа? — спросил он угодливо. — Не желаете ли…
Миллер перебил его:
— Повторить!
— Вы желаете повторить заказ, господин? — не понял метрдотель.
— Не заказ, а песенку, — пояснил Миллер и неожиданно пропел: — «Синий огонь в небесах, синий огонь у любимой в очах…»
Метрдотель подбежал к капельмейстеру, что-то прошептал ему, тот взмахнул дирижерской палочкой, и певица, поклонившись публике, начала свой номер сначала.
Парочки, начавшие было расходиться, снова потянулись к танцевальному кольцу.
— Видишь, как в этом заведении любят генерала Четопиндо, — с удовлетворением произнес Миллер. — Даже его шофер — и тот пользуется уважением.
— Разве тебя здесь знают?
— Этот прохвост во фраке, кажется, узнал… Но это не имеет значения…
В танце он вел уверенно, прижимая Роситу.
— Ты разрешишь мне проводить тебя домой? — спросил Миллер, не отрываясь глядя на ее полные губы.
Росита засмеялась:
— У меня строгий отец.
— Я люблю строгих людей, — сказал Миллер. — Быстро нахожу с ними общий язык.
Они сделали еще круг.
— Знаешь, Росита, я не встречал еще такой девушки, как ты, — начал он.
— Какой?
Миллер замешкался, подыскивая слово.
— Такой странной.
— Я не странная.
— А почему ты побежала от меня, когда мы столкнулись на улице?..
Росита на минуту устало прикрыла глаза.
— Не знаю…
— А все-таки?
— Показалось что-то… Померещилось… Дело в том, что… Ну что ты пристал! — в сердцах отмахнулась Росита.
Выходя из порта, Гульельмо почувствовал, что за ним следят: за несколько лет революционной работы у него выработался отменный нюх на такие вещи. Шпиков он не боялся. Однако сейчас существовала опасность вывести их на подвал в фавелах, где товарищи готовят ротатор для листовок.
Гульельмо словно невзначай оглянулся. Эти двое висят на хвосте, сомнений нет. Нужно принимать решение.
Он шел по дороге, ведущей из порта, и что-то безразлично насвистывал, провожая взглядом каждую проносящуюся мимо машину.
Из-за поворота показался длиннющий, с низкой посадкой рефрижератор. Гульельмо заметил за ветровым стеклом кабины знакомого шофера. На борту машины было выведено огромными лиловыми буквами: «Перевозка мяса. Королевская впадина — Санта-Рита». Когда машина поравнялась с ним, он вскочил на подножку.
— Гони! — крикнул шоферу, просовывая голову в приспущенное стекло кабины.
Шофер прибавил газ.
Двое одураченных шпиков остались на дороге. Они что-то закричали — из-за грохота слов нельзя было разобрать. Гульельмо рассмеялся.
Рефрижератор мчался и дребезжал так, что казалось, вот-вот развалится. Слева проплыли фавелы.
— Оторвался от «хвоста»! — прокричал Гульельмо шоферу, сунув голову в приоткрытое стекло кабины.
Тот вместо ответа подмигнул.
Гульельмо спросил:
— В Санта-Риту, друг?
— Да. А тебя куда подбросить?
— Нам по пути. Мне как раз туда и надо, — ответил Гульельмо и закашлялся.
Когда показались дома столичной окраины, Гульельмо попросил остановить машину.
— Дальше пойду пешком, — сказал он и спрыгнул с подножки. — Спасибо, друг.
Шофер отсалютовал и тронул машину.
Собственно говоря, никакого определенного плана у Гульельмо не было. Он знал только, что в этом огромном городе на какой-то из улиц — Росита. А почему — на одной из улиц? А может, она в каком-нибудь здании? В магазин зашла? В кафе?
Гульельмо решил три-четыре часа посвятить поискам Роситы — практически безнадежным, он понимал это, — а затем вернуться в фавелы и заняться ротатором.
С чего начать поиски? Просто бродить по улицам, надеясь на счастливый случай? Или придерживаться какого-либо определенного плана? Ну, хорошо, допустим, он встретит Роситу. Но что он скажет ей? Зачем он, собственно, ищет ее? Росита может послать его к черту — и будет права.
И все-таки он найдет ее! Просто чтобы увидеть, услышать ее голос.
С каждым часом надежды Гульельмо таяли. Если в городе сотни тысяч людей, как встретить среди них одного-единственного, который тебе нужен?
Для этого необходимо чудо.
Гульельмо верил в чудеса. Именно поэтому он продолжал упорно вышагивать, глазея по сторонам. Он проходил улицу за улицей, заглядывал в широкие стекла магазинов, парикмахерских, кафе; Роситы нигде не было. Он уже начал ругать себя за глупую затею.
Наступил вечер. Гульельмо отчаянно устал и проголодался. Давно пора было возвращаться в фавелы. Он двинулся к автобусной станции.
До фавел он добрался глубокой ночью, совершенно измученный. Товарищи его ни о чем не расспрашивали, а сам Гульельмо отмалчивался. Ротатор наладили только к рассвету, зато теперь он работал бесперебойно.
Утром Гульельмо вручил Орландо свежеотпечатанную листовку и рассказал, что вчера обнаружил за собой «хвост». О своей внезапной поездке в Санта-Риту он умолчал.
Рамиро, пристроившись у окна, внимательно читал текст, над которым ему пришлось изрядно помучиться.
— А вам не кажется, что мы сами гасим революционный порыв масс? — спросил Гульельмо. — После исчезновения Гарсиа Оливия наэлектризована…
— Вот мы и должны собрать это электричество воедино, — возразил Орландо. — Если рабочие начнут выступать несогласованно, нас разобьют поодиночке.
Получив очередные задания, члены комитета разошлись. Гульельмо и Либеро вышли на улицу вместе.
— Ты домой? — спросил Гульельмо не без задней мысли: идти одному к Росите он считал неудобным.
— Нет. Заскочу в порт.
— Будь осторожен.
— Ничего, — махнул рукой Орландо. — Там кругом свои. Если что, докеры в обиду не дадут…
— Росита дома?
— Опять убежала ни свет ни заря, благо табачная фабрика закрыта. А ты куда сейчас?
Гульельмо похлопал себя по карману, в котором лежала пачка листовок для распространения.
— Отдохни сначала часок-другой, — сказал Орландо. — На тебе лица нет. И кашляешь ты сегодня больше, чем обычно.
— Пустяки, — беспечно отмахнулся Гульельмо.
— Ох, молодость, молодость, — вздохнул Либеро.
Гульельмо рассудил, что улицы Санта-Риты подходят для распространения листовок ничуть не хуже, чем любой другой пункт страны. А главное — есть надежда повстречать там Роситу. Теперь в столицу его тянуло словно магнитом.
Гульельмо не спеша шел по улице, ведущей к центру. Со стен и афишных тумб на него глядели предвыборные плакаты — агитационная кампания с каждым днем набирала силу. Каждая партия ратовала за своего кандидата, каждая обещала своим избирателям полное благополучие, а стране — избавление от экономических неурядиц.
Оглянувшись, Гульельмо нырнул в подъезд большого дома. Прокламации он решил подсовывать под двери. Пусть их первой увидит прислуга, которая убирает квартиру, — так даже лучше.
Распространив всю пачку прокламаций и устав бродить по вечерним улицам Санта-Риты, решил перекусить в знакомом ресторанчике. Нет, он не искал уже Роситу, убедившись в бессмысленности подобной затеи.
Под потолком шумели вентиляторы, напоминая шум моря. Что-то мелодично играл оркестр.
Гульельмо сидел за столиком, погруженный в невеселые думы. Пища показалась пресной, словно трава. Хотелось поскорее расплатиться и уйти — здесь, даже под высокими потолками, в табачном дыму тяжело было дышать, и он с усилием сдерживал приступы кашля. «Сегодня пойду к ней, — думал Гульельмо, подперев лоб рукой в ожидании официанта. — Если Роситы не окажется дома, сяду у порога и буду ждать хоть целую вечность». На эстраду вышла певица и запела танго, которое любил Гульельмо:
Синий огонь в небесах,
Синий огонь
У любимой в очах…
Он поднял голову, взглянул на танцующих, и не поверил глазам: Росита танцевала с Миллером. Да, это был Миллер — Гульельмо узнал бы его из тысячи. Он запомнил это лицо по фотографии в газете.
Гульельмо поднялся и пошел к танцующим. Официант, плывущий навстречу с полным подносом, посмотрел на него и сделал поспешный шаг в сторону.
Расталкивая танцующих, он подошел к Миллеру.
— Гульельмо, — тихо произнесла Росита, опустив руки, — я все объясню тебе…
У него перехватило дыхание. Он хотел ей крикнуть, что самое гнусное на свете — это измена, что вдвойне омерзительна измена тому, кого любишь, товарищам по борьбе!.. Сдерживая изо всех сил кашель, разрывавший легкие, Гульельмо размахнулся и ударил Роситу по щеке.
К ним уже бежали со всех сторон официанты, метрдотель, побледневший как мел хозяин ресторана…
Миллер схватил Гульельмо за руку. Он мог бы убить его одним ударом кулака, но сразу узнал в нем того самого Новака, которого велел охранять Четопиндо.
Гульельмо свободной рукой двинул Миллеру в переносицу. Кровь хлынула из носа, запачкав белоснежную сорочку.
Сквозь плотную толпу ресторанной публики с трудом пробился наряд полиции.
— Что здесь происходит? — спросил сержант, беря перед Миллером под козырек.
— Вот этот пьянчуга приставал к даме этого сеньора, безобразничал, затеял драку, — зачастил хозяин ресторана, показывая попеременно на Гульельмо, которого держали за руки два дюжих официанта, Карло и Роситу.
— Это я… я во всем виновата, — срывающимся голосом произнесла Росита.
— Я ценю ваше благородство, мадам, — сурово сказал ей сержант, — но в данном случае оно неуместно. Взять его! — обратился он к двум полицейским, кивнув на Гульельмо.
— Оставьте его, сержант, — неожиданно шагнул вперед Миллер. — Я сам с ним разберусь.
Сержант посмотрел на нарушителя:
— Как тебя зовут?
— Гульельмо Новак.
— Почему ты ударил даму?
— Вы же видите, он просто выпил лишнего, но мне не сделал ничего плохого, — сказала Росита.
— Пойдем, Новак, — произнес Миллер и попытался взять Гульельмо за плечо.
Сержант отвел руку Миллера. Тот пожал плечами и вытащил носовой платок, с помощью которого попытался остановить кровь, — она продолжала сочиться из носа.
— Забавно получается, — процедил сержант. — Значит, этот парень и вам тоже ничего плохого не сделал? — И, не слушая возражений, патруль удалился, уводя с собой арестованного Новака.
Миллер был взбешен и растерян.
Гульельмо Новак, которого он должен был опекать, вдруг оказался арестованным полицией, причем в его присутствии. Скверно! Новак теперь не сможет заниматься в Королевской впадине «отчаянно революционной» агитацией, чего больше всего хотел в настоящее время генерал Четопиндо. Накануне всеобщих парламентских и президентских выборов ему крайне необходима была любая зацепка, которая дала бы возможность ввести в силу закон о чрезвычайном положении.
Особенно злило, что он, сам того не желая, оказался косвенной причиной ареста Гульельмо Новака.
Выбитый из колеи происшествием в ресторане, Миллер поначалу совсем выпустил из виду, что между Комитетом общественного спокойствия и полицией существует вражда, — ему и сам Четопиндо не раз говорил об этом. Эта вражда тлела постоянно, несмотря на то что министр внутренних дел побаивался генерала Четопиндо и время от времени по его просьбе выделял ему отряды полицейских.
Генерал как-то спросил Миллера:
— Ты любишь Дюма?
— Любил в детстве, — ответил тот, сбитый с толку. — А что?
— А то, что у нас отношения с полицией, как у мушкетеров с кардиналом Ришелье, — усмехнулся Четопиндо.