Дебютантка Тессаро Кэтлин
– Разрешите вас пригласить?
– Но я как раз собиралась…
Он притянул ее к себе ближе:
– Молчите и танцуйте, понятно?
Пахло от Алекса довольно приятно. В такт музыке рука его слегка поглаживала ее голую спину. Он резко крутанул партнершу вокруг себя.
– Я хочу сделать вам заказ.
– Но вы же не знаете ни меня, ни моих работ! – изумилась Кейт.
– Не важно!
– А я совершенно не знаю вас.
– Что вы хотите про меня знать? Мой любимый цвет – черный. Я люблю собак и терпеть не могу кошек. Понятия не имею, какой у меня знак зодиака, поскольку считаю все это полнейшей ахинеей. И еще я не верю в удачу, зато верю в балы.
– Ясно. А где ваша дама? – снова спросила Кейт.
– Она не моя дама. Так вы не хотите услышать, в чем заключается мое предложение?
– Не хочу.
Она отодвинулась от него и огляделась. По залу кружились пары, их отражения мелькали в зеркалах.
– Понимаю. Попадаются иной раз люди, которые боятся успеха. Боятся жить на полную катушку. Похоже, и вы из их числа? – Теперь Алекс явно над ней насмехался.
– Вот еще не хватало! Я ничего не боюсь. – Кейт вырвалась и, даже не попрощавшись, пошла прочь из переполненного зала.
Она прекрасно понимала: если хочешь уйти совсем, надо двигаться более решительно и шагать побыстрее. Однако движения Кейт были нарочито медленными и вялыми. Она знала, что Алекс идет за ней, что расстояние между ними сокращается, еще минута – и он ее догонит.
Он действительно догнал Кейт и взял ее за руку.
– Что вы делаете? – засмеялась она и послушно пошла за ним по коридору. – Мне пора домой.
– Правда?
Он провел ее через холл и направился к выходу.
Кейт повернулась, всем телом навалилась на его руку и прижалась к нему.
– Что вы делаете? – снова спросила она, но на этот раз тише.
– Похищаю вас.
– А если вы мне не нравитесь?
– А с чего, интересно, вы взяли, что нравитесь мне?
– Вы что, всегда похищаете первую попавшуюся девушку?
– Нет, – ответил Алекс, глядя на нее немигающими глазами, – я прежде никого еще не похищал.
Они уже были снаружи, стояли на тротуаре. Было темно и прохладно. Швейцар у входа задумчиво созерцал пространство, не обращая на них никакого внимания.
Алекс поднял руку, и к ним медленно подъехал длинный черный «мерседес».
Кейт недоверчиво рассмеялась:
– Только не говорите, что это ваш!
– Ладно, не буду.
– Так, значит, вы из тех, у кого есть персональный шофер?
– Абсолютно верно.
Он распахнул дверцу:
– Залезай.
– Зачем?
– Отвезу тебя домой.
Она смотрела на него, и ей казалось, что он так похож на ее отца: от него даже пахло точно так же, и манеры такие же развязные. От этого человека за версту несло опасностью и сексом, неразборчивым и порочным. А она была на взводе, ее переполняли желание и эмоции.
– Я не такая, – предупредила Кейт.
Голос его прозвучал тихо, но отчетливо.
– Конечно такая. Но только со мной.
Сколько времени прошло с того момента, как она вошла в бар, и до тех пор, когда она лежала в темноте машины на заднем сиденье и целовалась с ним, и пальцы ее ерошили его волосы?
Час?
А потом элегантное платье зеленого шелка, скомканное, упало на пол, а Алекс властно раздвинул ей ноги, словно она была его собственностью, словно она всегда теперь будет его собственностью.
К остановке подъехал автобус, двери со скрипом раскрылись.
– Садиться будете? – крикнул Кейт водитель.
Алекс любил ее, разве нет? По-своему, но любил.
– Эй, барышня, вас спрашивают: будете садиться или как?
Кейт подняла голову, увидела красное, потное лицо водителя, а у него за спиной – раздраженно уставившихся на нее усталых пассажиров.
– Садиться будешь? – чуть ли не заорал шофер.
Она отрицательно покачала головой, дверь с лязгом захлопнулась, и автобус тронулся с места.
А Кейт осталась сидеть со своими призраками в душе, словно ей некуда было идти.
Профукать собственную жизнь – на это много времени не требуется.
Сент-Джеймс-сквер, 5
Лондон
3 июня 1936 года
Моя маленькая Птичка!
Только представь, теперь мы с Энн будем жить вместе в одной квартире! В конце концов я убедила Ту, Которую Нужно Слушаться, что Энн будет оказывать на меня чрезвычайно позитивное влияние, а наша с ней совместная работа в книжной лавке чудесным образом изменит мой характер в лучшую сторону. Старый Служака, как ты можешь себе представить, будет только счастлив избавиться от меня. Мы будем жить на Бёрдкейдж-уолк, в очаровательной лачужке, из окон которой открывается великолепный вид; правда, площадь довольно маленькая. Не могу передать, как я волнуюсь! Это всего в нескольких кварталах от «Бельмонта», оттуда раз плюнуть дойти до магазина «Фортнум энд Мейсон», хотя истинным леди плеваться и не подобает, так что теперь у нас не будет недостатка ни в славной компании, ни в чае и свежих пышках.
Ах, да! Благодарю тебя безмерно за значки Сандерлендской школы для девочек. Они удивительные, просто потрясающие, особенно мне понравился этот фантастически загадочный лозунг! Энн, Ник и я везде надеваем их, а теперь даже Джеймсу это понравилось… Лучшей наживки для любопытных и не придумаешь: окружающие теперь считают, что мы ни с того ни с сего остепенились и с головой окунулись в политику. И все до смерти хотят знать, что все это значит! Мы даже выдумали что-то вроде тайного приветствия для посвященных, и журналисты теперь сходят с ума от любопытства. Так им и надо, особенно щелкоперам из этой паршивой газетенки «Уик». Разумеется, Пол страшно обижается, поскольку Энн всюду видят с Джеймсом Даннингом. Это довольно забавный тип: очень богатый и в придачу член парламента. Он с ног до головы осыпает Энн бриллиантами, а она с удовольствием ловит их обеими руками. Она говорит, что теперь выйдет замуж только по расчету, поскольку в браке по любви разочаровалась. Я думаю, отец Пола заставил его пойти на работу в банк, чтобы платить ей содержание. Так что закончились деньки, когда он носил коричневую фетровую шляпу и красную косынку на шее. О-хо-хо, как это скучно!
Да здравствует гнилая буржуазия!
Б. Б.
Джек стоял на платформе. Он еще не был до конца уверен, что поедет, но захватил с собой портфель на тот случай, если вдруг передумает и решит все-таки отправиться в офис. Но когда подошел поезд, он отправился не в Сити, куда сейчас устремлялись все, а в противоположном направлении.
В глубине души он понимал, что если сейчас не поедет, то потом будет об этом очень жалеть. И все равно уверенности не было. До самого последнего момента он пытался подавить в себе сложную путаницу чувств. Причем доминировала злость. Она была громадная, словно камни, которые теперь его окружали, – тяжелые глыбы темного мрамора на утопающем в зелени кладбище на Форчун-Грин-роуд.
Джек рассматривал надгробья. На одном из них виднелась какая-то фигура, похожая на ангела. Ангел склонил голову, в сложенных на груди руках – одна-единственная лилия, а на лице – полупрозрачная вуаль. Таким ли должно быть изображено горе? Тонкая пелена, сквозь которую просвечивает вселяющая надежду красота этого недоступного более мира? Джек прошел мимо громоздкого семейного склепа с кованой чугунной калиткой черного цвета. На самом верху стояла огромная каменная урна, обернутая витой драпировкой. Довольно банальная мысль: смерть отрезает покойников от всех, кого они любили при жизни; нас разделяют навсегда закрытые врата; глубокое отчаяние покрывает нас, словно ткань, тяжелые и плотные складки которой пригибают скорбящих к земле.
Джек шел по широкой центральной дорожке, и под подошвами его сандалий хрустели камешки. Воздух был чист, сквозь листья деревьев пробивался яркий солнечный свет. Какие-то люди выгуливали собак: два белых лабрадора, тяжело дыша и весело волоча за собой поводки, гонялись друг за другом среди могил, и их жизнерадостность, как ни странно, нисколько не нарушала мрачной торжественности этого места.
Он совсем забыл, как здесь тихо и красиво.
Возле входа в церковь продавали цветы. Джек остановился. Он пришел с пустыми руками. Нужно чем-то отметить памятный день, но не так, как это делают все. Ах, если бы можно было просто убедиться, что все действительно миновало, что она ушла из его жизни навсегда, отпустила его и он свободен. Как хотелось ему сейчас ощутить эту свободу. Как хотелось почувствовать, что все наконец далеко позади.
В голову вдруг пришло слово «прощение». Внутренне Джек сопротивлялся, делал вид, что не замечает его. Какое прощение? Ведь именно злость защищала его, злость поддерживала его на плаву весь первый год, когда казалось, что уничтожено все, чем он жил. Злость, одна только злость давала ему силы хоть как-то жить дальше. Как Джек боялся, что рано или поздно это чувство пройдет, боялся лицом к лицу столкнуться с реальностью, от которой его надежно заслоняла собственная злость. Но теперь он чувствовал, что жадные ее щупальца, жесткие и упругие, как побеги плюща, ползут по нему, словно по стволу и ветвям стройного деревца, тянут к земле и несут ему гибель.
Он двинулся дальше.
Так, теперь свернуть на эту боковую дорожку – и вниз, к самому краю кладбища. Как гулко бьется сердце, от волнения комок подкатывает к горлу. Ему страшно; кажется, по жилам теперь течет не кровь, а ледяная вода. Где же ее могила? Да и узнает ли он теперь тот надгробный камень? Он сам выбирал его вместе с ее отцом. О, сколь невыносимо мучительна была эта задача! Они не смотрели друг другу в глаза, просто не было сил. Но Джек никогда не забудет, какое лицо было у его тестя: застывшая мрачная маска, не выражавшая абсолютно ничего, кроме решимости исполнить страшную, тягостную работу, чтобы хоть как-то облегчить боль жены.
Кажется, вот она, могила, прямо перед ним.
Или нет?
Нахмурившись, он прищурился. И вдруг его словно накрыла горячая волна слепого бешенства.
Да-да, это тот самый камень. Только кто-то уже успел побывать здесь сегодня, совсем недавно, кто-то опередил его.
На могиле лежал большой букет распустившихся белых роз, явно купленных не в ларьке возле часовни. Дорогой, аккуратно перевязанный, все бутоны словно вырезаны из слоновой кости, с едва видными прозрачными зеленоватыми прожилками. От цветов шел нежнейший запах, он поднимался вверх в жарком воздухе, заполняя все вокруг. Букет стоял в небольшой, изумрудного цвета вазе и смотрелся так изысканно, что сразу было понятно: его приобрели в одном из самых дорогих цветочных магазинов Вест-Энда. В безупречной красоте роз чувствовалось нечто романтически-грустное. Вряд ли Дональд и Фэй, родители его покойной супруги, жившие в Западном Суссексе, могли купить такие цветы.
Джек все смотрел и смотрел на букет, пока в глазах не помутилось; слова «Любимой жене» на могильном камне слились вместе, и пришлось долго моргать, пока буквы снова не встали на свои места.
Он думал, это будет интимная, сокровенная, глубоко личная встреча. Сокровенное свидание.
Ему захотелось растоптать шикарный букет ногами, каблуком растереть нежные лепестки в пыль.
Вдруг Джек заметил карточку, болтающуюся на кусочке простого шпагата, обернутого вокруг букета в самом низу. Она порхала на ветру, словно бабочка.
Ему противно было смотреть, от кого она.
Но он все-таки сделал это: шагнул вперед и повернул карточку лицевой стороной к себе.
Джеку показалось, что на грудь ему больно наступила чья-то тяжелая нога и в легких совсем не осталось воздуха, он чуть не задохнулся от ярости. Карточка выпала из его пальцев и снова заплясала в потоках легкого утреннего ветерка.
Когда Джек пришел в себя, у него было странное чувство: словно он покинул собственное тело, словно ноги его все еще стояли на мягкой, покрытой травой земле, но сам он висел в воздухе и смотрел на все это сверху. И с этой выгодной точки ясно видел выражение собственного лица, на котором зияли пустые глаза потрясенного предательством человека, видел отвисшую челюсть и еще недавно красивые, но вдруг постаревшие от горечи и смятения черты.
Джек развернулся и кое-как поплелся назад по дорожке, посыпанной гравием. Она привела его на главную аллею, потом он вышел на широкую улицу, сияющую витринами магазинов, и наконец оказался на станции.
Слова, которые он прочитал на карточке, отзывались в нем страшной болью и, словно острый нож, вонзались в самое сердце.
«Всегда с тобой» – вот что было там написано.
Бёрдкейдж-уолк, 12
Лондон
2 сентября 1936 года
Моя дорогая!
Время, проведенное с тобой, доставило мне много радости. Так чудесно видеть тебя, и так редко теперь выпадает подобная возможность. Я сегодня не лягу спать, буду всю ночь вспоминать танцевальные сцены из фильма «Время свинга» и как мы визжали и хлопали в ладоши от радости, когда Фред Астер пел: «The Way You Look Tonight». Мне кажется, вся публика в кинотеатре потешалась, глядя на нас с тобой! Совсем как в старые добрые времена, любовь моя. О, как я хочу, чтобы ты как можно чаще приезжала в Лондон!
Я вижу, что после долгих разговоров с Нэнси у тебя укрепилась надежда. Нэнси умеет убеждать, и взгляды ее исполнены страсти. Я и сама частенько бывала потрясена ее речами. Однако мне кажется, что ты придаешь ее идеям слишком большое значение, и это меня беспокоит. Во-первых, ты же сама понимаешь, что будет с нашей Святошей, если до нее вдруг дойдут слухи, что ты увлеклась протестантской «Христианской наукой». Стоит ей только свистнуть – и в одно мгновение твой дом оцепят единым лагерем все римско-католические организации страны. И во-вторых, мне не нравится, что ты, похоже, винишь во всех своих неудачах одну лишь себя. Милая, поверь: твои мысли или молитвы тут ни при чем. Господь знает, что никто не молится больше и истовее, чем ты. Ты всегда была прекрасной женой, несмотря на то что Бог не благословил вас детьми. Насколько я знаю, Малькольм никогда на тебя не жаловался и не имел на это причин. Пусть только попробует, тогда ему придется иметь дело со мной! И мне просто невыносимо слышать, когда ты говоришь, что у тебя есть какие-то изъяны, любовь моя. Я не сомневаюсь, что ты такова, какой сотворил тебя Бог. Я знаю, в этих делах мое мнение мало что значит, ведь я не являюсь для тебя столпом добродетели или веры. Но как человек, который бесконечно любит тебя, я умоляю тебя не доверять Нэнси слепо, а рассмотреть ее убеждения в более ярком свете. И ты поймешь, что это не убеждения, а скорее фантазии и причуды. В конце концов, она американка и потому гораздо более восприимчива к подобным вещам.
Когда я снова увижу тебя? Может быть, в следующий раз сходим вместе в театр? О, как я по тебе скучаю!
Всегда твоя
Б.
Подходя к дому тети, Кейт заметила принадлежавшую Джеку машину. Сердце ее вдруг застучало, как у семнадцатилетней девчонки. Она вошла в дом. Сейчас она увидит его, в первый раз после того вечера в Примроуз-Хилл. И несмотря на непростой разговор, после которого они тогда расстались, Кейт не боялась этой встречи, на душе у нее было легко. Все будет хорошо. Рейчел приготовит что-нибудь поесть, они сядут за стол, будут разговаривать… Кейт было приятно думать, что сейчас она снова увидит Джека.
Она швырнула сумочку в прихожей и прошла на кухню. Так и есть: Рейчел нарезает овощи, а Джек, сунув руки в карманы, смотрит в окно. Когда Кейт вошла, оба разом обернулись.
– Добрый день, – улыбнулась она. – Какой приятный сюрприз! Вы пообедаете с нами?
Кажется, получилось слегка наигранно, так в фильмах пятидесятых годов хозяйки обращались к гостям.
– Вот и я пытаюсь уговорить его, – сказала Рейчел и кивнула на бумаги, лежащие на столе. – Смотри! Он в рекордные сроки закончил работу над каталогом!
Кейт взяла толстую пачку бумаг.
– Просто удивительно, правда? – просияла Рейчел.
– Да.
Кейт пролистала страницы с фотографиями. Странно, ей казалось, что это займет гораздо больше времени.
– Молодец, – произнесла она.
– Благодарю вас, – пробормотал Джек и, снова отвернувшись к окну, продолжил разглядывать улицу. Похоже, мысли его где-то далеко и ему сейчас не до разговоров.
Кейт вопросительно посмотрела на Рейчел, и та ответила ей ободряющей улыбкой.
– Что ты готовишь? – спросила девушка, обнимая тетю.
– Ризотто. Послушай, мне надо выскочить в магазин. У меня тут кое-чего не хватает. Надеюсь, вы без меня не соскучитесь. – Она вытерла руки фартуком, развязала его и бросила на спинку стула. – В холодильнике есть вино. Сейчас куплю клубнику, сливки и меренги и угощу вас чудесным тортом. Я быстро.
– Хорошо, тетя, – сказала Кейт и посмотрела на Джека.
Но он не двинулся с места, по-прежнему демонстрируя ей свою спину.
Рейчел взяла сумку, ключи и вышла. Дверь с шумом захлопнулась.
Кейт села за кухонный стол.
– Как дела? – спросил он, не оборачиваясь.
Она взяла ложку из сахарницы и повертела в руках.
– Нормально. А у вас?
– И у меня тоже нормально.
– Хотите выпить?
– Нет, спасибо.
– Вы давно уже здесь?
– Не очень.
Ложка почему-то выскочила у нее из пальцев и со звоном упала на стол.
Джек обернулся.
– Я вам мешаю? – поинтересовалась Кейт.
– Нет. Простите. Я не… Просто я очень устал. Ну так как поживаете?
– Хорошо. Кажется, мы уже об этом поговорили.
– Ах, да. Действительно.
Он явно пытался сосредоточиться, но потом, похоже, бросил это занятие и потер глаза.
– Тогда вечером, на холме… Зачем вы мне все тогда рассказали? – вдруг спросил он.
– Не знаю. – Кейт показалось, что спрашивает он каким-то прокурорским тоном. – Простите, если что не так, – добавила она.
– У вас что, неприятности?
– А почему вас это интересует? Уж не собираетесь ли вы меня спасать?
– Нет… Вернее… Просто я хотел сказать, что… если вам нужна помощь… то есть, если я могу что-то сделать…
– Ничего не нужно. Тем более что все уже позади.
– То есть?
– Я и сама толком не поняла, как это началось. А когда поняла… в смысле, по-настоящему поняла… то… – Она замолчала.
– То вы уехали, – закончил Джек.
– Да.
– Так, значит, – он попытался заглянуть ей в глаза, – теперь все, конец?
Кейт снова взяла ложечку и повертела ее в пальцах.
– Да. Да, думаю, все.
– Понятно. Сперва вы не знали, что он женат, а когда узнали, то сразу уехали. И теперь всё позади, так?
– Вы хотите все аккуратно разложить по полочкам. Сначала случилось одно, а потом – другое…
– Это называется фактами.
Кейт посмотрела ему в глаза:
– А ваша собственная жизнь, Джек, – тоже собрание отдельных фактов, так, что ли? Все расписано по пунктам, кое-что отмечено жирными точками. Если соединить их, получится кривая графика достижений и успехов, да?
Он глубоко вздохнул, взволнованно взъерошил волосы. Разговор явно свернул не в ту степь.
– Вы хотели, чтобы я соответствовала образу, который бы вам понравился, да? – продолжала Кейт. – Но все оказалось не так-то просто.
– Но вы мне и в самом деле нравитесь. В том-то вся штука. И мне жаль, что у вас сложилось обо мне превратное впечатление. – Джек взял со стола каталог. – Боюсь, сегодня вам со мной неинтересно разговаривать. Так что я, пожалуй, пойду.
Он направился к выходу. Хлопнула дверь.
На глаза Кейт навернулись слезы. Она сердито вытерла их кулачками, не вполне понимая, на что именно сердится. Ну почему Джек постоянно к ней придирается, что бы она ни сказала?!
Через несколько минут вернулась Рейчел и стала выкладывать на стол покупки.
– Джек ушел, – коротко сказала Кейт, помогая ей разобрать сумку. – Очень жаль.
– Да, я его встретила. – Рейчел снова повязала фартук. – Он хочет взять отпуск и съездить куда-нибудь на пару недель.
– Да ну? – удивилась Кейт. Она и сама не знала, почему это известие так ее задело. – С чего это вдруг?
Но Рейчел, казалось, была совершенно невозмутима.
– Джеку надо отдохнуть. Он очень устал.
– Мог бы и мне о своих планах рассказать, как ты считаешь?
Она шлепнулась на старый деревянный стул, сунула палец в сахарницу и облизала его.
Рейчел подняла голову:
– Вы что, поругались?
– Вот еще! С какой стати нам ругаться?
– Откуда я знаю, – пожала плечами Рейчел. Она подлила в ризотто куриного бульона и помешала. – Мало ли всяких причин бывает.
– Например?
Рейчел сделала вид, что не расслышала вопроса.
– Пойми, дорогая, Джек особенно тяжело переносит это время года. А сегодня… сегодня ровно два года, как умерла его жена.
– Ой! – Кейт заморгала, словно получила пощечину. – Я и не знала.
– Она погибла в автокатастрофе… Автомобили столкнулись лоб в лоб. Оба водителя скончались мгновенно.
– Господи, вот ужас!
– Но это еще не все. – Рейчел промыла под краном пучок петрушки, крупно нарезала ее и добавила в миску. – Они с Полом частенько говорили по душам. Так вот, несчастье случилось на безлюдном участке дороги, рано утром. И оказалось, что машина ее ехала совсем не от дома сестры, у которой она якобы должна была ночевать, а совсем в другую сторону. – Рейчел помолчала. – Джек тогда не сразу сообразил, в чем дело. Да и сестра пыталась ее покрывать. Сказала, что она, мол, ездила за покупками. Какие покупки! С двенадцати ночи и до семи утра все магазины закрыты! А на заднем сиденье валялась пустая сумка.
Кейт похолодела.
– Хочешь сказать, у нее был с кем-то роман?
Рейчел кивнула:
– Не думаю, что Джеку очень хотелось в это верить. И родственники жены просто горой за нее стояли: все как один подтверждали версию сестры, даже когда стало ясно, что, скорее всего, это враки.
Кейт вспомнила вопросы, которые задавал ей Джек. Так вот почему он хотел убедиться, что она порвала с любовником, как только узнала, что тот женат.
– О господи! – воскликнула девушка, проводя пальцами по глазам. – Как ужасно, что он узнал обо всем таким образом!
– Представляешь, каково ему было? – сказала Рейчел, поднимая с огня тяжелую чугунную сковородку. – Тело погибшей опознала ее сестра, еще до прибытия Джека. Но когда полиция потом отдала ему вещи жены… В общем, он говорил Полу, что среди них оказались незнакомые ему платья, которых он никогда прежде не видел. Он сперва даже было подумал, что это чужая сумка.
– Выходит, она жила двойной жизнью?
– Да уж, – мрачно подтвердила Рейчел. – Прямо как в той истории про доктора Джекила и мистера Хайда. Джек понял, что жена ему изменяла.
– Ты знала ее?
– Конечно.
Кейт помолчала – на душе у нее скребли кошки, – а затем неуверенно поинтересовалась:
– Какая она была?
– Приятная женщина, очень умная. Работала в телевизионной компании, в научно-исследовательском секторе. Амбиций ей было не занимать. – Рейчел сморщила нос, словно пытаясь что-то вспомнить. – Мне кажется, человек она была очень требовательный, во многих отношениях. Но личность при этом весьма обаятельная, в ней было много шарма.
– А… – Кейт замолчала, слова как будто застряли в горле. Но она взяла себя в руки и, стараясь говорить безразлично, спросила: – Она была красивая?
– Очень! Эффектная такая девочка. Но Джек ведь и сам мужчина хоть куда, верно?
– Да… Да, пожалуй, – согласилась Кейт.
Раньше она об этом как-то не думала.
– Они были красивая пара.
– И куда, интересно, он собрался ехать?
– Подальше от Лондона. Скорее всего, снова вернется в Девоншир. Перед аукционом там надо все как следует проверить. Заодно и развеется на природе.
– По-моему, это мало похоже на отдых.
– Согласна, – улыбнулась Рейчел. – Но в этом весь Джек. И в каком-то смысле я его понимаю. С одной стороны, не хочется никого видеть, а с другой… сидеть в своем углу и ничего не делать тоже не очень приятно. Надо как-то пережить тяжелое время.
Лицо ее снова застыло, и Кейт подумала: должно быть, тете очень не хватает Пола.
– Будь добра, дорогая, помой салат и шпинат.
У Кейт уже пропал аппетит, но она послушно вымыла под краном зеленые листья.
– А как ее звали?
Рейчел не расслышала, она резала клубнику.
– Что ты спросила?
– Как звали жену Джека?