Прощай, прощай, черный дрозд! Робертс Нора
— О боже…
— Марлен готова полюбить тебя, потому что я уже сделал это. Кроме того, она в восторге от того, что я решил остепениться и обзавестись семьей. От того, что ты сумела понять, какое я сокровище. Короче говоря, у вас с ней много общего.
— Мне как-то не по себе…
— Держи. — Гэннон снова вынул телефон и сунул его Лейн. — Позвони своей маме, расскажи ей обо всем и позови меня. Тогда мы будем на равных.
Лейн уставилась сначала на аппарат, а потом на Макса.
— Так это не сон?..
— Верно, черт побери.
— Ты действительно хочешь жениться на мне?..
— Стадию желания мы уже прошли. Я женюсь на тебе. И только попробуй передумать! Марлен задаст тебе такую трепку, что мало не покажется.
Лейн засмеялась, в два прыжка пересекла кухню, прыгнула в объятия Макса, обвила ногами его талию и впилась в губы.
— Я всегда хотела побывать в Саванне. — Она забрала телефон и положила его на стойку.
— Ну что, будешь звонить матери?
— Я сделаю это позже. У нас с ними два часа разницы. А мы используем это время для других дел.
Поскольку Лейн начала покусывать мочку его уха, было ясно, какие дела она имеет в виду. Макс подхватил ее крепче и понес к двери.
— А как насчет домашних обязанностей?
— Плевать на обязанности!
— Мне нравится твой образ мыслей.
Лейн провела языком по его шее — сначала сверху вниз, а потом снизу вверх.
— Ты сможешь донести меня до спальни?
— Милая, в таком состоянии я мог бы донести тебя до самого Нью-Джерси.
— Мы забыли про взбитые сливки! — ахнула Лейн, когда Макс начал подниматься по лестнице.
— Займемся ими позже.
Она опустила руки и вытянула рубашку из его джин сов.
— Согласна. — Ладони Лейн скользнули под рубашку и легли на его мускулистую грудь. — Ах, как я люблю твое тело… Я обратила на него внимание, как только увидела тебя в первый раз.
— Я могу сказать то же самое.
— Но это не было главным.
— А что было? — спросил он, повернув к спальне.
— Твои глаза. Я увидела их и лишилась дара речи. Просто потеряла голову. — Они упали на кровать, но Лейн продолжала обнимать его руками и ногами. — А когда ты пригласил меня на обед, я подумала — нет, скорее почувствовала, — что у нас с тобой будет безумный и страстный роман.
— Да уж… — Макс возился с пуговицами ее блузки.
— А теперь я выхожу за тебя замуж! — Довольная Лейн стащила с него рубашку через голову и бросила ее на пол. — Макс, я должна тебе кое-что сказать… Если бы ты не понравился Генри, я бы все равно спала с то бой, но замуж бы не вышла.
Он опустил голову и слегка прикусил ее сосок.
— Справедливо.
Лейн выгнулась дугой, потом перекатилась на бок.
— Я бегала бы к тебе украдкой от него. Хотя мне было бы стыдно…
— Ты у нас известная потаскушка.
Она откинула голову и громко расхохоталась.
— О боже, как мне хорошо!
Макс провел ладонями по ее бокам и бедрам.
— Можешь не рассказывать.
— Макс… — Лейн с нежностью погладила его по голове, а потом обняла ладонями лицо. — Я люблю тебя, Макс. И буду тебе хорошей женой.
В ней было все, чего он хотел, сам не подозревая об этом. Те странные и милые черточки, которые составляли ее сущность и делали милее всех на свете.
Изнемогая от любви, он привлек Лейн к себе, и, когда она протяжно вздохнула, этот звук прозвучал как музыка. От ее кожи и губ было невозможно оторваться. Внезапно Максу пришло в голову, что с ней легко быть нежным. Неужели до сих пор никто этого не замечал? Да, все считали Лейн умной, сообразительной, рассудительной и практичной, но говорил ли ей кто-нибудь, что она дороже всех на свете?
Макс приподнял ее и начал раздевать, бормоча какую-то любовную чепуху. Он прикасался к ней так бережно, словно она была хрупкой, как стекло, и драгоценной, как бриллиант. Лейн затаила дыхание, а потом снова еле слышно вздохнула от наслаждения. Ласки Гэннона делали ее тело податливым, словно воск. Хотелось лечь навзничь, вытянуться, и пусть он делает с ней что угодно. От неторопливых чувственных прикосновений кожа начинала гореть огнем. Лейн лениво плыла по течению, но внезапно течение стало быстрее. Дыхание учащалось, в глазах стоял туман; желание жгло ее, казалось, все тело охватывает пламя. Она снова и снова шептала его имя, а потом опрокинула Макса на спину, оседлала и положила его ладони на свои груди.
Когда Лейн овладела им, Максу показалось, что его клинок погрузился в ножны из теплого бархата. Волосы Лейн сверкали в полумраке, глаза казались нестерпимо синими. Она откинулась, дав ему возможность полюбоваться ее стройным телом, а потом нагнулась, накрыв его волосами, изо всех сил вцепилась в плечи — и начала сводить его с ума.
Ее бедра двигались с быстротой молнии, и в жилах Гэннона забурлила кровь. Он наслаждался бешеной энергией этой женщины. Наконец Лейн закинула голову, вскрикнула, рухнула навзничь, и ее тело свела сладостная судорога.
Макс уцепился за край кровати, сел, обхватил Лейн руками, прильнул горячими губами к ее шее и позволил рыжекудрой красавице увлечь его за собой.
Нужно было вернуться к работе. Сделать это было нелегко: насытившееся тело млело от наслаждения, а мысли постоянно возвращались к Лейн. Но Макс понимал, что это жизненно важно — не столько для клиента и для него самого, сколько для Лейн.
Чем скорее эта часть бриллиантов вернется на место, тем легче будет всем заинтересованным сторонам.
Но на этом трудности Лейн не кончатся.
Макс не думал, что Крю снова сунется в дом, но знал, что этот человек не смирится со своей потерей и не уедет. Из-за этих камней он убил человека и не ус покоится, пока не завладеет всем.
Скорее всего, Крю с самого начала собирался убить Майерса и забрать себе его долю. Иначе зачем ему по надобилось заманивать ювелира в ловушку под предлогом беседы с глазу на глаз? Потом он собирался изба виться от других партнеров и ускользнуть со всеми двадцатью восемью миллионами.
Может быть, они почувствовали это? У человека, который всю жизнь прожил между мельничными жерновами, должен быть развит нюх. Гэннон был готов держать пари: либо Джек и Вилли почуяли, что с ними ведут двойную игру, либо их напугало исчезновение Майерса.
Как бы там ни было, но они ударились в бега. И по рознь очутились в городке, считая магазин Лейн идеальным тайником, где можно спрятать камни, потом продать их и тихо испариться.
Ну ничего, у него еще будет время сказать Джеку пару теплых слов. Черт возьми, этот идиот привел Крю к самому порогу собственной дочери! Камни в конце-концов оказались в безопасности, но совсем не так, как было задумано. Вилли умер, а Лейн стала мишенью.
«Как бы то ни было, Большой Джек далеко не уйдет, — подумал Макс. — Потому что на кону стоит доля Вилли. Видимо, он где-то прячется и готовит очередной план. Что ж, это неплохо. Можно успеть поймать его и вернуть владельцам еще одну четвертую часть добычи».
Макс не собирался передавать Большого Джека копам — он ведь дал слово Лейн. Но зато собирался стряхнуть будущему тестю пыль с ушей за то, что тот подверг Лейн опасности.
Это снова заставило его подумать о Крю.
Этот тип тоже где-то неподалеку. Теперь он знает, что поиски ведутся в самом городке, и будет вдвойне осторожен. Но не захочет находиться слишком далеко от своего приза.
Он уже убил одного человека ради четверти добычи. А ради половины не остановится ни перед чем. Крю считает, что часть денег находится у Лейн, а остальное у Большого Джека. В любом случае, ниточка к двадцати восьми миллионам была только одна — Лейн.
Лучше всего было бы вернуть клиенту бриллианты, обнаруженные в собачке, умыть руки, сказать: «Я сделал все, что мог», взять Лейн и увезти ее в Саванну Конечно, пришлось бы усыпить ее, связать и посадить под замок, но он пошел бы на это, если бы знал, что другого способа спасти ее нет.
Однако сколько можно держать ее в таком состоянии? Несколько лет? Едва ли это доставит удовольствие им обоим. Нет, следует придумать другой способ.
Крю будет ждать. Ждать и искать удобный момент для нападения. Будет лучше, если он сделает это на их территории, где они смогут встретить врага в полной боевой готовности.
Должно быть, Лейн обо всем догадывается. Она кто угодно, только не дура и не тугодумка. Она знает, что человек, который крал миллионы и убивал ради них, не станет жизнерадостно подсчитывать убытки и уди рать с половиной пирога. Да и для Макса это дело давно перестало быть захватывающим расследованием, в конце которого его ждал внушительный гонорар. Отныне речь шла о жизни и смерти. Ради их с Лейн мирного и спокойного будущего он был готов на все.
Макс снова просмотрел досье Крю и задумался, барабаня пальцами по распечатке.
Алекс Крю женился на Джудит П. Файнс 20 мая 1994 года. Свидетельство о браке выдано в Нью-Йорке.
Один ребенок, мальчик, Уэстли Файнс-Крю, родился в больнице «Гора Синай» 13 сентября 1996 года.
Брак расторгнут: решение о разводе вынесено судом города Нью-Йорк 28 января 1999 года.
Джудит Файнс-Крю переехала с сыном в Коннектикут в ноябре 1998 года. Впоследствии переехала еще раз. Местонахождение в настоящий момент неизвестно.
— Ничего, найдем, — пробормотал Макс. До сих пор он не слишком усердно занимался этим направлением. Предпринятый им опрос соседей, знакомых и родных Джудит почти ничего не дал. Ничто не указывало на то, что она продолжает поддерживать связь с бывшим мужем.
Он перелистал распечатку и нашел собственные за метки, посвященные Джудит Крю, урожденной Файнс. Когда они поженились, ей было двадцать семь. Служила менеджером художественной галереи в Сохо. Под судом и следствием не была. Выросла в семье, принадлежавшей к верхушке среднего класса, получила хорошее образование и была чрезвычайно привлекательна — Макс скопировал газетную фотографию, когда проводил компьютерный поиск.
У Джудит была сестра, на два года младше, но ни сестра, ни родители не получали от нее вестей и не слишком горевали из-за этого. Джудит порвала с семьей, с друзьями и куда-то исчезла летом 2000 года. Вместе с маленьким сыном.
«Крю наверняка знает, где она», — подумал Макс. Человек с таким самомнением и таким самолюбием должен видеть в сыне отражение самого себя и считать мальчика залогом собственного бессмертия. Может быть, он не поддерживает связь с бывшей женой: пока мальчик маленький, он требует слишком много внимания. Но в том, что Крю следит за ними, сомневаться не приходится. Потому что в один прекрасный день мальчик вырастет, а каждому мужчине хочется иметь наследника.
— Ну что ж, Джуди и маленький Уэс… — Макс раз мял пальцы, как пианист перед исполнением сложной сонаты. — Посмотрим, куда вы девались. — Потом он опустил пальцы на клавиатуру и начал поиск.
Идти в полицейский участок по собственной воле Джеку совсем не улыбалось. Он ничего особенного не имел против копов — в конце концов, они делали лишь то, за что получали деньги. Но, поскольку копам платили за то, что они ловили и сажали за решетку таких, как он, Джек предпочитал избегать их.
Надо же… Оказывается, даже преступник временами нуждается в полицейском.
Ладно, если он не сумеет обвести вокруг пальца какого-то деревенщину со значком, ему стоит бросить свое ремесло и начать зарабатывать на жизнь честным трудом.
Джек решил дождаться вечерней смены — логика подсказывала, что человек, дежурящий после семи, находится на нижней ступени полицейской иерархической лестницы. Одежду он позаимствовал в универмаге на окраине города, тщательно отбирая только то, что соответствовало личности человека, которого он собирался изобразить. Джек твердо верил, что одежда делает мужчину тем, кем он хочет быть.
Деловой костюм в полоску оказался ему не по фигу ре. Джеку пришлось самому укоротить брюки, но он сделал это вполне пристойно. Дополнял наряд клоунский красный галстук-бабочка, намекавший на то, что его носитель — существо безобидное.
Кроме того, Джек стянул в «Уол-Марте» очки без оправы. В очках он видел лучше, но не хотел этого при знавать: ему нравилось считать себя молодым и полным сил. Но очки требовались для завершения имиджа человека с претензией на интеллектуальность, который он хотел создать.
Хороший игрок обязан предусмотреть все. Поэтому Джек прихватил в универмаге коричневый кожаный чемоданчик (который потом пришлось изрядно поколотить, чтобы искусственно состарить) и тщательно набил его тем, что обычно берет с собой в дорогу чело век, приехавший на деловую встречу в другой город. Около часу он забавлялся, входя в роль личного секретаря со знанием компьютера. Ему нравились высокие технологии.
Когда Джек шел к полицейскому участку, его походка была угловатой, широкие плечи ссутулились. Он то и дело рассеянно поправлял очки, заранее отрепетировав этот жест перед зеркалом. Хотя никто не обращал на него внимания, О'Хара уже был в образе. Зачесанные назад волосы отливали фальшивым блеском гуталина, в чем следовало винить краску, позаимствованную сегодня днем в местной аптеке. Впрочем, его двойник, Питер ГГ. Пинкертон, был достаточно тщеславен, чтобы красить волосы, и достаточно наивен, чтобы верить, будто они выглядят естественно.
Он поднялся по ступенькам и прошел в захолустный полицейский клоповник. Как и следовало ожидать, приемная оказалась маленькой и неказистой. Тут были черные пластмассовые стулья и пара дешевых столов, на которых лежали старые номера журналов. В помещении пахло кофе и лизолом. За стойкой в задней части сидел помощник шерифа.
Джек — он же Питер — взволнованно потеребил галстук, поправил очки и приблизился к стойке.
— Чем могу служить?
Джек близоруко прищурился, посмотрел на помощника шерифа и откашлялся.
— Я не совсем уверен, сержант… э-э… Расе. Пони маете, сегодня днем я должен был встретиться с одним знакомым. В час дня в ресторане гостиницы «Путник». Понимаете, деловой ленч. Но знакомый так и не явился, и я не смог связаться с ним. Я навел справки в регистратуре гостиницы, но мне сказали, что он у них не останавливался. И тут я встревожился. Он очень пунктуальный человек, а я ради этой встречи прилетел из Бостона.
— Вы хотите подать заявление о пропаже человека, который отсутствует всего-навсего восемь часов?
— Да, но… Понимаете, я никак не могу связаться с ним, а встреча очень важная. Боюсь, с ним могло что-то случиться по пути из Нью-Йорка.
— Фамилия?
— Пинкертон. Питер П. — Джек сделал вид, что полез во внутренний карман пиджака за визитной карточкой.
— Мне нужна фамилия человека, которого вы ищете.
— Ах да, конечно. Питерсон. Джаспер Р. Питерсон. Он торгует редкими книгами и должен был привезти том, которым интересуется мой шеф.
— Джаспер Питерсон? — Помощник явно заинтересовался — впервые за все время разговора.
— Да, верно. По дороге из Нью-Йорка он заезжал в Балтимор, а затем, кажется, в Вашингтон, где у него были дела. Мне не хотелось бы беспокоить вас понапрасну, но мистер Питерсон всегда был образцом точности и надежности.
— Прошу вас немного подождать, мистер Пинкертон.
Расе выбрался из-за стойки и ушел в заднюю комнату.
«Что ж, пока все идет неплохо», — подумал Джек. Теперь придется выразить изумление и огорчение по поводу гибели знакомого в результате несчастного случая. Старый товарищ простит его. Будь Вилли жив, он оценил бы мастерство перевоплощения друга.
Затем нужно будет приставать к помощнику шерифа до тех пор, пока тот не расскажет, какие шаги предприняла полиция. Как только подтвердится, что песик действительно у них, он предпримет следующий шаг и выкрадет фигурку из помещения, где хранятся вещественные доказательства. А потом заберет бриллианты и уберется отсюда — как можно дальше от Лейн. Оставив Крю такой след, который увидит даже слепой, скачущий на коне.
Джек повернулся к стойке, приняв рассеянный вид. И ощутил неприятный холодок под ложечкой, увидев, что вместо скучающего помощника из боковой двери вышел высокий светловолосый коп.
Выражение лица копа очень не понравилось О'Харе.
— Мистер Пинкертон? — Винс неторопливо изучал его взглядом. — Я — шеф полиции Бергер. Прошу пройти в мой кабинет.
13.
Когда Джек вошел в кабинет шефа полиции Эйнджелс-Гэп, по его спине потекла струйка пота. Если уж сталкиваться со слугами закона, то лучше иметь дело с подчиненными.
Все же он сел, суетливо одернул полосатые брюки и аккуратно поставил рядом со стулом чемоданчик, как сделал бы Питер. Запах кофе здесь был еще сильнее, а новенькая кружка, на которой была изображена карикатурная корова с ярко-красными губами Мика Джаггера, говорила, что шеф по горло увяз в канцелярской работе.
— Вы из Бостона, мистер Пинкертон?
— Верно-у… — Бостонский акцент Джек постоянно совершенствовал и приберегал для самых тонких дел. — Я прибыл сюда только-у на одну ночь. Собирался завтра утром уехать, но, посколько-у не достиг своей цели, придется задержаться. Шеф Бергер, прошу прощения за то, что отнимаю у вас время, но я действительно-у волнуюсь за мистера Питерсо-уна.
— Вы хорошо его знаете?
— Да. Точнее, очень хорошо-у. Я имел с ним дела последние три го-уда, выполняя поручения моего работодателя. Мистер Питерсоун торгует редкими книгами, а мой работодатель, Сайрус Манц Третий… Возможно-у, вам знакомо это имя.
— Не имел такого удовольствия.
— Мистер Манц — крупный бизнесмен, хорошо-у известный в Бостоне и Кембридже. Кроме того-у, он заядлый собиратель редких книг. У него у одна из самых крупных библиотек на Восточном побережье — Джек потеребил галстук. — Как бы там ни было, я специально приехал сюда по просьбе мистера Питерсо-уна, чтобы приобрести первое издание «Шума и ярости» Уильяма Фо-улкнера в суперобложке. Я должен был встретиться с мистером Питерсо-уном во время ленча…
— Вы встречались с ним раньше?
Джек заморгал глазами в украденных очках, словно был сбит с толку и вопросом, и тем, что его прервали.
— Конечно-у. Много раз.
— Не могли бы вы описать его?
— Да, конечно-у. Он довольно маленький. Рост — метр шестьдесят восемь, а вес — примерно шестьдесят два килограмма. Ему около шестидесяти, волосы седые. Глаза… кажется, карие. Этого достаточно-у?
— Это он? — Винс протянул ему фотографию из по лицейского досье.
Джек выпятил губы.
— Да. Конечно-у, здесь он значительно моложе, но это явно-у Джаспер Питерсо-ун. Боюсь, я вас не пони маю.
— С человеком, которого вы опознали как Джаспера Питерсона, несколько дней назад произошел несчастный случай.
— О боже… О боже… Чего-то в этом роде я и боялся! — Расстроенный Джек снял очки и начал протирать стекла белоснежным носовым платком. — Он ранен? Лежит в больнице?
Винс подождал, пока он снова не надел очки.
— Он мертв.
— Мертв? Мертв?! — Это слово снова ударило его как кулак, угодивший под ложечку. Голос Джека дрогнул от искреннего чувства. — Ох, это ужасно. Я не могу… не могу в это поверить. Как это случилось?
— Его сбила машина. Он умер почти мгновенно.
— Какой кошмар…
Вилли. О боже, Вилли! Джек чувствовал, что бледнеет. От щек отхлынула кровь, по коже побежали мурашки. Руки дрожали. Ему хотелось заплакать — нет, за выть, — но он сдержался. Питер Пинкертон не стал бы открыто проявлять свои чувства.
— Я не знаю, что мне теперь делать. Это ужасно! Придется позвонить моему шефу, сообщить ему… О господи, какой ужас…
— Вы знали каких-нибудь родственников мистера Питерсона?
— Нет.
Джеку хотелось сорвать душивший его галстук, но он только теребил дурацкую бабочку. «Я — все, что у него было. Его единственный родственник», — думал он. Но Питер Пинкертон продолжал говорить с тягучим гарвардским акцентом:
— Мы редко-у говорили о чем-то, кроме книг. Не могли бы вы сказать, когда состоятся похороны? Я думаю, мистер Манц захочет прислать цветы или сделать благотворительный взнос.
— День похорон пока не назначен.
— Ох… Ну, раз так… — Джек поднялся, но потом снова сел. — Не могли бы вы сказать мне, была ли у мистера Питерсо-уна с собой книга, когда он… Прошу прощения за бестактность, но мистер Манц будет спрашивать… Был ли при нем Фо-улкнер?
Винс откинулся на спинку кресла, не сводя глаз с лица Джека.
— Насколько мне известно, ничего подобного при нем не было.
— Вы уверены? Прошу прощения, но нельзя ли это проверить? Может быть, есть какая-нибудь о-упись? Мистер Манц давно охотился за этим изданием. Пони маете, трудно найти книгу с сохранившейся суперобложкой. Нас заверили, что это действительно пер вое издание, причем в хоро-ушем состоянии, а мистер Манц… очень настойчив. О господи… О-ун потребует от меня отчета.
Винс послушно открыл ящик и вынул папку.
— Ничего такого здесь нет. Одежда, туалетные принадлежности, ключи, часы, сотовый телефон с зарядным устройством, бумажник и его содержимое. Вот и все. Покойный путешествовал налегке.
— Понятно. Возможно-у, он хранил книгу в каком-нибудь сейфе. Конечно, он не мог забрать ее до.. Прошу прощения, я злоупотребляю вашим временем.
— Где вы остановились, мистер Пинкертон?
— Остановился?
— На ночь. Куда вам сообщить насчет похорон?
— Ах, вот вы о чем… В «Путнике». Но, думаю, я улечу завтра утром. Господи, господи, просто-у ума не приложу, что мне сказать мистеру Манцу.
— А если мне понадобится связаться с вами в Бостоне?
Джек протянул визитную карточку.
— По одному из этих телефо-унов. Пожалуйста, по звоните мне, шеф Бергер, когда что-то прояснится.
— Я обязательно свяжусь с вами.
Винс проводил Джека до дверей, вышел на крыльцо и долго смотрел ему вслед. Он, разумеется, мог проверить его рассказ, а заодно фамилии Пинкертон и Манц. Но за стеклами дешевых очков скрывались ярко-голубые глаза Лейн, из чего следовало, что попусту тратить силы и время незачем.
— Расе, позвони в «Путник» и проверь, зарегистрирован ли там мистер Пинкертон.
Выяснив, что постоялец с такой фамилией имеется, Винс поднял с постели одного из своих подчиненных и велел ему не спускать глаз с этого человека.
Требовалось понять, что именно искал О'Хара… если это действительно был О'Хара. Поскольку Винс был абсолютно уверен, что в помещении для хранения вещественных доказательств нет никаких бриллиантов — тем более на несколько миллионов, — требовалось понять, нет ли там чего-нибудь, что может указывать на их местонахождение.
Куда она девалась, черт побери? Джек отмахал два квартала и только после этого смог вздохнуть полной грудью. От полицейских нор, полицейских глаз и по лицейских запахов у него всегда спирало дыхание. Фаянсовой собачки в описи не было. Можно не говорить, что такой подозрительный коп наверняка включил бы в список подобный предмет. Следовательно, его план забраться в помещение для хранения доказательств летел ко всем чертям. Нельзя украсть то, чего там нет.
«Старею, — думал Джек. — Вот и из нашего с Вилли плана тоже ничего не вышло».
Когда они разделились, собачка осталась у Вилли. Друзья надеялись, что Крю пойдет по следу Джека, это должно было дать Вилли время добраться до Лейн и отдать ей фигурку на хранение. Но хитрый Крю погнался за Вилли. За нервным старым Вилли, который больше всего на свете хотел уйти на покой, поселиться на берегу моря и прожить остаток своей жизни, малюя плохие акварели и наблюдая за птичками.
Нельзя было расставаться с ним, нельзя было оставлять его одного! А теперь его единственный друг мертв. Больше не с кем поговорить о добрых старых временах. Не осталось никого, кто мог понять его без слов. Никого, с кем можно было пошутить.
Джек потерял жену и дочь. Так уж вышло. Он не мог осуждать Мэрилин за то, что она ушла и забрала с собой Лейни. Бог свидетель, она много раз просила его начать честную жизнь. И он много раз обещал ей это. Но неизменно нарушал слово.
По мнению Джека, бороться с природой было невозможно. Он родился игроком. Разве он виноват, что на свете столько соблазнов? Если бы господь не хотел, чтобы Джек им поддавался, он бы не стал плодить эти соблазны в таком количестве.
Джек знал, что это слабость, но если бог создал его таким, разве можно спорить с самим богом? С богом спорят только лицемеры. Но Джек, сын Кейт О'Хары, лицемером не был.
За всю свою жизнь Джек любил только троих: Мэрилин, Лейни и Вилли Янга. Двум первым он позволил уйти, потому что нельзя удержать того, кто не хочет быть твоим. Но Вилли оставался с ним.
Пока у Джека был Вилли, у него была семья. Теперь Вилли не вернешь. В один прекрасный день, когда все останется позади, он постоит где-нибудь на солнечном берегу и поднимет бокал за лучшего друга на свете.
Но до тех пор нужно закончить дело, додумать то, что следует додумать, и перехитрить убийцу, который готовится нанести ему удар в спину.
Вилли все-таки добрался до Лейн. Наверняка в тот момент фаянсовая собачка была при нем. Конечно, он мог где-то спрятать фигурку — любой здравомыслящий человек сначала удостоверился бы, что все в по рядке. Но это было не в духе Вилли. Джек, как никто, знал своего старого друга и не сомневался, что, когда Вилли зашел в магазинчик Лейн, статуэтка с бриллиантами внутри была у него при себе.
А вышел он оттуда уже без статуэтки.
Существовало два варианта. Либо Вилли спрятал ее в магазине без ведома Лейн. Либо папина малышка лгала отцу в глаза.
Как бы там ни было, он найдет песика.
И начнет с магазина любимой доченьки.
Лейн сидела за столом в своем домашнем кабинете и аккуратно вырезала что-то из большого листа миллиметровки. После минутного замешательства Макс понял, что это бумажная мебель.
— Это что, взрослый вариант кукольного домика?
— В каком-то смысле. Вот это мой дом, комната за комнатой. — Она постучала пальцем по распечатанному листу миллиметровки. — Мне нужно кое-что заме нить, поэтому я сделала масштабные модели вещей, которые есть у меня в магазине, и теперь прикидываю, как их получше расставить.
Макс на мгновение задумался.
— Не могу поверить, что обручился с женщиной, которая заранее измеряет все. Даже диваны.
— А с чего ты взял, что я не вырезала твою масштабную модель и не использовала ее в разных вариантах?
— Ха-ха.
Лейн улыбнулась:
— Не беспокойся. Я совершенно равнодушна к диванам и с готовностью расстаюсь с ними, если дают хорошую цену. А с тобой я расставаться не собираюсь.
— Тут есть над чем подумать, но слышать прият но. — Он сел на угол стола. — Похоже, я нашел бывшую жену и сына Крю. Они живут в штате Огайо, не далеко от Колумбуса.
— Думаешь, она что-то знает?
— Я думаю, что Крю интересуется собственным сыном. Такой человек, как он, должен считать отпрыска, а тем более отпрыска мужского пола, своей собственностью. Жена — дело другое. Она всего лишь женщина, и ее легко заменить.
— Серьезно?
— С точки зрения Крю — безусловно. Лично я считаю, что, если мужчине повезло найти подходящую женщину, заменить ее невозможно.
— Тут есть над чем подумать, но слышать приятно.
— Опыт подсказывает мне: если появляется ниточка, ее нужно тянуть до конца. Либо она к чему-то при ведет, либо окажется ложным следом. Я хочу потянуть ее. Следовательно, планы меняются. Утром я полечу в Нью-Йорк и лично доставлю найденные нами бриллианты. Потом слетаю в Огайо и посмотрю, нельзя ли что-нибудь выудить из бывшей миссис Крю и мистера Крю-младшего.
— А сколько лет Крю-младшему?
— Седьмой год.
— Ох, Макс, он же совсем ребенок!
— Помнишь поговорку? У маленьких детей большие уши.. О боже, Лейн, я не собираюсь допрашивать его с пристрастием! Просто поговорю с ними обоими, и все.
— Если они развелись, это может значить, что она не желает слышать о Крю и не хочет, чтобы сын знал, что собой представляет его отец.
— Но это не значит, что малыш не знает отца и не встречается с ним время от времени. В любом случае, мне нужно это проверить. Если ты хочешь отправиться со мной, я закажу билеты на двоих.
Лейн опустила взгляд, ткнула обратным концом карандаша в вырезанный из миллиметровки диван и по ставила его под другим углом.
— Без меня ты обернешься быстрее.
— Возможно, но это будет не так весело. Она подняла глаза.
— Предложение заманчивое. В добрые старые времена я бы согласилась, не раздумывая, но сейчас… У меня есть работа, дом и Генри. Кроме того, я должна научиться звонить твоей матери. — Макс засмеялся, и она ткнула его карандашом в ребро. — Насчет последней реплики комментариев не будет.
Максу не хотелось оставлять ее одну даже на день.
— Если ты отправишься со мной, то сможешь позвонить ей откуда угодно. Магазин можно на один день закрыть, Генри оставить Бергерам, а дом подождет нашего возвращения. Свою бумажную мебель можешь взять с собой.
— Макс, милый, не беспокойся обо мне. Я очень долго сама заботилась о себе. И буду вынуждена заботиться о себе даже тогда, когда мы поженимся.
— Когда мы поженимся, ты и думать забудешь об этом воре и убийце.
— Ты можешь поручиться, что не появится какой-нибудь другой повод для волнений? Отправляйся, — сказала Лейн, не дожидаясь его ответа. — Делай свое дело. Я буду делать свое. А когда вернешься… — Лейн погладила его бедро, — мы найдем, чем заняться вместе.
— Ты пытаешься отвлечь меня… Черт, я действительно забыл, о чем мы говорили! — Макс наклонился и поцеловал ее. — Ладно, я поеду один и вернусь завтра вечером. Но с одним условием. До тех пор вы поживете у копа и его жены — ты и Генри. Ты не останешься здесь одна, пока все не утихомирится. А теперь решай сама. Мы либо подеремся, либо будем искать компромисс.
Лейн продолжала гладить его бедро.
— Я люблю драться.