Россия и мир в XXI веке Тренин Дмитрий
Глобальная безопасность и ядерное сдерживание
В декабре 1991 года, в момент роспуска Советского Союза, Москва четко определила два своих главнейших приоритета на мировой арене. Речь шла о том, чтобы обеспечить безопасность РФ в международно-правовом и военно-стратегическом отношении. Необходимо было перевести на Российскую Федерацию статус постоянного члена Совета Безопасности ООН, которое занимал СССР, и сосредоточить на российской территории и под российским контролем все ядерное оружие бывшего Союза. Обе эти задачи были успешно решены. Члены ООН быстро согласились с тем, что место СССР в Совбезе перейдет к России, а США помогли Москве убедить Украину, Казахстан и Белоруссию передать советское стратегическое ядерное оружие, находившееся на их территории, Российской Федерации. Первое было реализовано в декабре 1991 года, второе – к 1994 году.
По инерции последнего периода холодной войны сокращение ядерной угрозы увязывалось с сокращением ядерных вооружений США и России. Заключенные в 1991, 1993, 2002 и 2010 годах договоры о сокращении стратегических наступательных вооружений между СССР/РФ и США зафиксировали существенно более низкие потолки ядерных арсеналов двух стран по сравнению с периодом конфронтации. Снижение предельных уровней боезарядов по договорам 1991 и 2010 годов с 6000 до 1500 единиц не изменило, однако, саму ситуацию взаимного ядерного сдерживания, которое пережило окончание холодной войны и последовавший за этим почти четвертьвековой период российско-американского сотрудничества. В ситуации сдерживания между тем было заключено фундаментальное противоречие: инструментом предотвращения нападения потенциального противника и, следовательно, сохранения мира была угроза войны.
В ситуации резкого ослабления обычных вооруженных сил после распада страны российскому военно-политическому руководству удалось сохранить управляемость, боеспособность и боеготовность ядерных сил РФ. Это обстоятельство подкрепляло уверенность политического руководства России в сохранении страной статуса великой державы и в надежности сдерживания потенциальных силовых акций против РФ со стороны США. Такая озабоченность впервые после окончания холодной войны возникла у российского военно-политического руководства в самом конце 1990-х годов в ходе конфликта в Чечне и на фоне воздушной войны НАТО против Югославии. В условиях новой конфронтации, наступившей в 2014 году, ядерное сдерживание из «остаточного» вновь стало актуальным.
В ситуации, наступившей после украинского кризиса 2014 года, Россия еще активнее развивает свои стратегические ядерные силы с целью укрепления сдерживания своего главного старого-нового оппонента – Соединенных Штатов. Многократное количественное и огромное качественное преимущество США и НАТО над Россией в сфере неядерных вооружений заставляет Москву в поисках способов сдерживания Вашингтона делать упр на ядерные средства. Президент Путин публично заявил, что в начале украинского кризиса он рассматривал вопрос о приведении ядерных сил страны в повышенную боевую готовность[96]. На Западе это заявление было воспринято не столько как историческое признание, сколько как предостережение на будущее.
Российское руководство, со своей стороны, указывает на угрозы безопасности РФ, исходящие от строящейся системы противоракетной обороны (ПРО) США. Еще в 2002 году администрация Дж. Буша вышла из советско-американского Договора по ПРО от 1972 года, который на протяжении сорока лет рассматривался в Москве как «краеугольный камень стратегической стабильности». Существуют сценарии, хотя и крайне маловероятные и в очень отдаленной перспективе, при которых США смогут защититься даже от массированного ракетно-ядерного удара, что в принципе лишит Россию возможности сдерживать оппонента и фактически оставит РФ безоружной перед США. Другие угрозы для РФ исходят от американского высокоточного оружия (ВТО) и неядерных средств стратегического назначения, таких как система быстрого глобального удара[97].
В ответ на американские программы Россия проводит модернизацию ядерных вооружений, совершенствует всю систему сдерживания США. С учетом этих мер нет оснований переоценивать возможности американской системы ПРО и других стратегических систем. По мнению специалистов, в течение ближайших двадцати-тридцати лет США не смогут защититься от ответного ядерного удара со стороны РФ и, соответственно, будет отсутствовать даже теоретическая возможность безнаказанного ядерного удара по России[98].
В нынешней обстановке дальнейшие сокращения стратегических наступательных вооружений, которые не затрагивают неядерные системы и средства ПРО США, а также не распространяются на другие ядерные державы, уже не способны повысить безопасность Российской Федерации. Контроль над стратегическими наступательными вооружениями в том виде, в котором он существовал с конца 1960-х годов, практически исчерпал свой потенциал[99]. Существующие договоры, в том числе о сокращении стратегических наступательных вооружений (СНВ-3 от 2010 года) и по ракетам средней и меньшей дальности (РСМД от 1987 года), России целесообразно сохранять, однако новые соглашения с участием РФ должны охватывать оборонительные и неядерные средства, а участниками этих договоров должны стать третьи страны – прежде всего Китай, а также Великобритания и Франция. Вероятно, это произойдет не скоро.
В условиях возобновившейся конфронтации и приостановки мирного переговорного процесса России и Соединенным Штатам важно восстановить диалог по проблемам стратегической стабильности, который был начат еще в обстановке холодной войны. Важно также приступить к серьезному обсуждению такого рода проблем с Китаем. В начале XXI века глобальная стратегическая стабильность и военная безопасность может быть обеспечена лишь на основе минимума взаимопонимания и взаимодействия между тремя крупнейшими военными державами мира – США, Россией и Китаем. Путь к такому взаимодействию не короток и не прост, но фактически безальтернативен, если целью является стратегическая стабильность на глобальном уровне.
У трех ведущих военных держав, несмотря на все противоречия между ними, сохраняется общий интерес к сдерживанию дальнейшего распространения ядерного оружия. США, КНР и РФ давно и тесно сотрудничают в рамках международных переговоров с Ираном и Северной Кореей. Возможность ядерного конфликта в Южной Азии (между Индией и Пакистаном) и в Восточной Азии (с участием КНДР) прямо угрожает России, чья территория находится в непосредственной близости или на сравнительно небольшом удалении от очагов возможных конфликтов.
Китай – стратегический партнер России, но одновременно и крупная ядерная держава. Ядерный потенциал Китая точно не известен; обычно он оценивается как относительно небольшой (двести пятьдесят ядерных зарядов)[100], но он может быть быстро увеличен. Учитывая позитивный настрой в отношениях между Москвой и Пекином, России необходимо стремиться к углубленному диалогу по военно-стратегическим вопросам с КНР с целью лучшего понимания китайской политики в этой области, укрепления взаимного доверия, взаимопонимания и повышения предсказуемости взаимодействия в этой важнейшей и чрезвычайно чувствительной сфере.
Ядерные силы Франции и Великобритании, членов НАТО, предназначены для сдерживания нападения на сами эти страны. Как потенциальная «добавка» к стратегическому арсеналу США реально они не особенно влияют на ситуацию американо-российского сдерживания, пока уровни ядерных вооружений РФ и США все еще сравнительно высоки. Ядерные силы «неофициальных» ядерных держав – Израиля, Индии и Пакистана, а также Северной Кореи, обладающей ядерными устройствами, – являются фактором повышенной опасности в случае развязывания конфликтов на Ближнем Востоке, в Южной и Восточной Азии.
Серьезной угрозой международной безопасности и национальной безопасности России является распространение ядерного оружия и других видов оружия массового уничтожения, а также средств их доставки – баллистических ракет. Многие страны, осуществлявшие программы создания ядерного оружия, расположены в Евразии на сравнительно небольшом удалении от границ РФ. Противодействие распространению оружия массового уничтожения требует многосторонних усилий ведущих мировых держав. В начале 1990-х годов при поддержке США России удалось предотвратить появление новых ядерных держав на территории бывшего СССР. В 2013–2014 годах Россия и США сумели решить проблему вывоза и ликвидации химического оружия Сирии. Несмотря на украинский кризис, Москва продолжила сотрудничество с США, КНР и европейскими странами в вопросах урегулирования проблемы ядерной программы Ирана, результатом чего стала договоренность от июля 2015 года. Особую угрозу представляет перспектива попадания ядерных материалов, устройств или даже ядерного оружия в руки исламских экстремистов.
Итак, можно сделать следующие выводы. Угроза ядерной войны между США и Россией достаточно надежно контролируется ситуацией сдерживания и взаимного гарантированного уничтожения, существующей со времен холодной войны. Рост экономической, политической и военной мощи Китая делает необходимым участие КНР в поддержании глобальной стратегической стабильности наряду с Россией и США. Вооружения «неофициальных» ядерных держав таят опасность практического применения ядерного оружия в региональных конфликтах. Эта ситуация требует не только особого внимания со стороны ведущих государств, но и их практического сотрудничества. Особую опасность несет с собой возможность приобретения ядерного оружия или ядерных материалов экстремистами или террористами. Есть, наконец, проблемы физической безопасности ядерных вооружений. Весь спектр ядерных угроз требует максимума международного сотрудничества, прежде всего между двумя ядерными сверхдержавами – Россией и США.
Западный стратегический фасад России: проблема расширения НАТО
Главной военно-политической проблемой всего периода российско-западного сотрудничества стали не ядерные вооружения или проблема ПРО, а расширение Организации Североатлантического договора (НАТО) в Центральной и Восточной Европе. Украинский кризис 2014 года, как и грузинский шестью годами раньше, возник в значительной степени из-за опасений в России в связи с возможным расширением НАТО на территорию бывшего Советского Союза. С этим же в первую очередь была связана операция российских Вооруженных сил в Крыму[101]. В военно-политических кругах РФ НАТО прочно ассоциируется с традиционной угрозой военного вторжения в Россию с западного направления.
Расширение НАТО стало восприниматься в Москве как проблема с 1993 года, когда впервые была выдвинута идея приема новых членов из числа стран бывшего Варшавского договора. Президент Ельцин вначале отнесся к этой перспективе спокойно, но военные и представители служб безопасности быстро сумели его переубедить. Российская военно-политическая элита унаследовала советский «комплекс 22 июня»: опасение массированного, внезапного и смертельно опасного, как в 1941 году, нападения извне, угрожающего самому существованию страны и народа. Такую угрозу необходимо было во что бы то ни стало предотвратить.
В свое время ответом на угрозу внезапного нападения было выстраивание Советским Союзом с 1944 года геополитических буферов на своих западных границах. Вначале речь шла о поддержке Москвой «дружественных», но еще преимущественно буржуазных правительств в соседних странах. Затем, в 1948–1949 годах, – о навязывании государствам Центральной и Восточной Европы режимов «народной демократии», жестко контролируемых из Москвы. Действия СССР, особенно в Берлине и Праге, подтолкнули западноевропейские правительства искать защиты у США. В свою очередь, в ответ на образование в 1949 году НАТО[102] СССР создал собственный военный блок – Организацию Варшавского договора (1955 год). На главном стратегическом направлении – в Восточной Германии и Польше – советские войска оставались в течение всего периода холодной войны. Более того, они вернулись в Венгрию в 1956-м и в Чехословакию в 1968 году и тоже оставались там до самого конца.
Создание ядерного оружия и авиационных, а затем и ракетных средств его доставки почти сразу же обесценило стратегическую роль восточноевропейского буфера, изначально предназначавшегося в том числе от новой угрозы со стороны Германии, которая так и не возникла. После этого статичное противостояние огромных масс войск и вооружений НАТО и ОВД в Европе на протяжении четырех десятилетий стало центральным элементом поддержания не столько военной безопасности сторон, сколько политического и идеологического статус-кво на разделенном Европейском континенте.
Этот раскол просуществовал до 1989 года, когда М. С. Горбачев и его коллеги приняли решение «отпустить» Восточную Европу, содержать которую дальше было уже невозможно экономически, а пытаться удерживать под политическим контролем – чрезвычайно рискованно. В ходе встречи с президентом Дж. Бушем-старшим у берегов Мальты в декабре 1989 года Горбачев окончательно отказался от советской зоны влияния в Восточной Европе, включая ГДР. Такой ценой Советский Союз выходил из конфронтации с Западом.
Окончание противостояния было воспринято советским военно-политическим руководством с облегчением: даже теоретическая угроза широкомасштабной войны радикально снижалась. Договор об обычных вооруженных силах в Европе (ДОВСЕ, 1990 год, заключенный еще на межблоковой основе) фактически сделал невозможным скрытное сосредоточение войск для внезапного нападения. Объединение Германии (1990 год) предусматривало, что бундесвер не будет увеличен, а силы, подчиняющиеся командованию НАТО, не будут дислоцированы восточнее бывшей границы ГДР и ФРГ. Эти положения, однако, оставались в силе лишь до тех пор, пока не был завершен вывод советских войск из Восточной Германии.
В условиях разрушения политической основы своего военного присутствия в Восточной Европе СССР согласился на вывод своих войск из ГДР, Польши, Чехословакии и Венгрии и на роспуск Организации Варшавского договора (май 1991 года). Через несколько месяцев перестал существовать Советский Союз, а вместе с ним и Советская армия. Наиболее крупные и боеспособные группировки на территории СССР – Белорусский, Киевский, Одесский и Прикарпатский военные округа – стали основой вооруженных сил независимых Белоруссии и Украины. Прибалтийский округ ликвидировался, Балтийский флот терял базы и инфраструктуру в Эстонии, Латвии и Литве, Черноморский флот подлежал разделу между Россией и Украиной. Военные расходы РФ резко упали, оборонный заказ в 1992 году сократился в шестьдесят восемь раз.
После этого наступил период неопределенности. Холодная война была объявлена законченной без победителей и побежденных. ДОВСЕ снял угрозу внезапного массированного нападения. Де-факто нейтральный статус бывших участников Варшавского договора поначалу сохранял подобие геополитического буфера между вернувшимися домой советскими (российскими) войсками и оставшимися на своих позициях силами НАТО. В то же время попытка Москвы решить проблему безопасности радикально – путем вступления России в НАТО или заключения военного союза с США – не удалась. Черно-белое прежде стратегическое видение сменилось широким спектром проблем и богатым набором сценариев.
Основы Военной доктрины РФ (1993 года), отражая реальность окончания противостояния и налаживания сотрудничества с Западом, не содержали четкого указания на конкретного потенциального противника. Вместо этого в них перечислялись потенциальные риски, опасности и угрозы. В это время главная угроза военной безопасности России возникла внутри страны – на Северном Кавказе. Растянувшаяся почти на десятилетие (1994–2001 годы) чеченская война на некоторое время коренным образом изменила представления россиян о проблемах безопасности страны. Эти проблемы «ушли вовнутрь» государственной территории.
Неопределенность на «внешнем контуре» сохранялась до 1999 года, когда НАТО развязало войну против Югославии. Российские дипломатические усилия и даже готовность применить вето в Совете Безопасности ООН оказались не способны предотвратить войну. Воздушная операция НАТО была осуществлена по решению самого альянса, без санкции Совбеза ООН. Силовая акция Запада на Балканах вернула российскому военно-политическому руководству традиционное представление о потенциальных противниках.
Символом изменений стал знаменитый «разворот над Атлантикой» самолета в марте 1999 года, в момент начала бомбардировок Югославии, на котором в США летел председатель правительства РФ Евгений Примаков. В Москве сделали вывод, что решающее различие между косовским конфликтом и чеченским заключалось в том, что у России было ядерное оружие, что исключило вмешательство извне, а у Югославии его не было, и потому ее бомбили. «Слабых бьют», – позднее резюмировал Владимир Путин. Урок он усвоил.
К началу бомбардировок Югославии было наконец оформлено первое после окончания холодной войны расширение НАТО на Восток. В 1999 году членами альянса стали Польша, Чехия и Венгрия. Территория НАТО распространилась до границ РФ (Калининградская область) и стран СНГ – Белоруссии и Украины. Вторая «волна» расширения (2004 год) включила три бывшие республики СССР – Латвию, Литву и Эстонию, третья (2007 год) добавила Румынию и Болгарию. На севере блок НАТО вышел к Петербургу и Пскову, на юге занял господствующее положение на Черном море.
Таким образом, балтийско-черноморский геополитический буфер перестал существовать и де-факто, и де-юре. Россия смогла лишь договориться с НАТО в 1997 году о неразмещении на территориях новых стран-членов ядерного оружия и значительных иностранных военных контингентов, а также о создании особого Совместного постоянного совета (СПС) для консультаций по военно-политическим вопросам. Этот совет, однако, так и не стал органом для выработки общих подходов к евроатлантической безопасности. Фактически речь шла не более чем о миссии связи РФ при НАТО. В ходе косовского кризиса СПС был заблокирован.
Несмотря на опасения Москвы, расширение НАТО не было попыткой Запада создать плацдарм для нападения на Россию, а война против Югославии не была репетицией нападения на РФ. На деле происходили дальнейшее укрепление геополитических позиций коллективного Запада в Европе, стабилизация посткоммунистических государств в рамках расширявшегося Евросоюза и усиление политического влияния США в Европе при некотором сокращении их военного присутствия. В то время как Франция и Германия стали задумываться о более самостоятельной роли, новые члены альянса с востока Европы видели гаранта своей безопасности именно в США.
Параллельно расширению НАТО, с определенным лагом, шло расширение Европейского союза. В 2004 году в ЕС вошло сразу десять стран, в 2007-м – еще две. Еще в 1995 году в ЕС вступили Австрия, Финляндия и Швеция, сохранившие, однако, свой нейтральный статус. Расширение ЕС вместе с расширением НАТО фактически очерчивало границы новой Евро-Атлантики. Эти границы в принципе простирались до западных рубежей России, но дальше не шли. Такая установка гарантированно вела к столкновению: в то время как Россия рассматривала страны СНГ как сферу своих жизненных интересов, прежде всего в области безопасности, НАТО и ЕС видели их как своих потенциальных или ассоциированных членов.
Сразу после «третьей волны» расширения НАТО администрация Джорджа Буша попыталась протестировать возможность распространения НАТО в пределах СНГ. В начале 2008 года руководство Украины – президент Виктор Ющенко, премьер-министр Юлия Тимошенко и председатель Верховной рады Арсений Яценюк – обратилось к странам НАТО с просьбой о предоставлении Украине «плана действий по вступлению в НАТО». С аналогичной просьбой тогда же обратился к НАТО президент Грузии Михаил Саакашвили.
Вашингтон поддержал обе просьбы, но Берлин и Париж заблокировали их. В попытке предостеречь страны НАТО от рискованного шага на саммит альянса, проходивший в Бухаресте в конце марта – начале апреля 2008 года, прибыл президент Путин. В своем выступлении перед западными лидерами он говорил о том, что Украина не едина, что по вопросу о НАТО она неизбежно расколется, создав острый кризис на востоке Европы. Слова Путина были, однако, восприняты как свидетельство наличия у Кремля неоимперских притязаний в отношении Украины.
В итоге НАТО пришло к нечеткому и опасному компромиссу: в предоставлении плана Украине и Грузии отказать, но публично объявить, что обе страны в будущем непременно вступят в альянс. Спустя всего четыре месяца Саакашвили попытался силой решить конфликт в Южной Осетии, чтобы устранить формальное препятствие для членства в альянсе. Результатом стала пятидневная война Грузии с Россией.
Первое с 1991 года применение Вооруженных сил РФ против иностранного государства (Грузии) произошло фактически из-за расширения НАТО. Уже тогда в конфликт могла быть втянута Украина. В августе 2008 года попытки Киева запретить российскому Черноморскому флоту участвовать в военных действиях у побережья Грузии были способны привести к российско-украинскому вооруженному конфликту. Тогда президент Украины пошел на попятную, и столкновение с Россией было предотвращено, но, как оказалось впоследствии, лишь отложено.
В своей речи, посвященной воссоединению Крыма с Россией (март 2014 года), Путин, говоря о мотивах действий Москвы, выставил на первый план предотвращение контроля НАТО над Крымом. Широкомасштабная поддержка Москвой ополченцев Донбасса также мотивировалась главным образом необходимостью удержать Украину от вступления в НАТО. В феврале 2015 года Путин назвал вооруженные силы Украины «иностранным легионом НАТО».
В целом расширение НАТО в Европе вплоть до границ России создало для Москвы следующие проблемы:
Окончательную утрату буфера из нейтральных государств, создававшего у Москвы ощущение безопасности, несмотря на роспуск Организации Варшавского договора.
Усиление антироссийских настроений внутри альянса в результате принятия в НАТО таких государств, как Польша и страны Прибалтики.
Приобретение Соединенными Штатами дополнительных возможностей для ведения разведки на территории России, а в кризисной ситуации – для нанесения ударов по российским целям.
Необходимость для России направлять дополнительные ресурсы на обеспечение безопасности на западном направлении.
И самое главное: членство в НАТО означало бесповоротный уход соседних государств из российской сферы влияния, а в случае присоединения к НАТО Украины – крах надежд на становление «Русского мира» как евразийского цивилизационного объединения.
Вооруженные конфликты по периметру границ России на юго-западном направлении
Украинский кризис 2014 года перевел ситуацию с безопасностью России на качественно новый уровень. Действия новых украинских властей и реакция Москвы на свержение Януковича спровоцировали локальное вооруженное противоборство, потенциально способное перерасти в региональный конфликт, а при определенных условиях – в лобовое столкновение РФ и США. По уровню взаимной враждебности отношения России и НАТО практически вернулись к состоянию отношений СССР и НАТО. Москва вновь рассматривает США в качестве главного противника. Вашингтон, со своей стороны, вновь заметил «российскую проблему». Ряд союзников США – Великобритания, Польша, страны Балтии, Канада – относятся к России особенно негативно. Вдоль западных границ РФ формируется (пока на сравнительно низком уровне) инфраструктура нового постоянного военного противостояния России и стран Запада.
В то же время существуют фундаментальные отличия от ситуации времен холодной войны. Конфликт РФ с США не является системообразующим для международных отношений в целом. Он также глубоко асимметричен в том, что касается не только потенциалов, но и интересов сторон. В отличие от России для США ситуация на Украине имеет периферийное значение, как и сама Украина. Между Россией и Западом отсутствуют идеологический антагонизм и «железный занавес», препятствующий передаче информации и общению людей.
Российское руководство, стремясь обеспечить геополитические интересы РФ в непосредственной близости от своих границ, не ставит целью разрушить США или изменить американский образ жизни. Более того, Россия, вопреки частым спекуляциям, не стремится к захвату соседних государств (в частности, Прибалтики и Польши) и к восстановлению СССР или советской зоны влияния в Европе.
США, со своей стороны, вопреки московским страхам, не намерены разрушать и уничтожать Россию. Вашингтон пытается заставить Москву играть по правилам, установленным США после окончания холодной войны. Россия отказывается это делать и, напротив, работает над созданием полицентричной глобальной системы.
Конфликт Москвы с Вашингтоном реален и серьезен. США и РФ являются политическими оппонентами, но при этом они не намерены превращаться в военных противников. Российско-американское военное столкновение может стать результатом стечения обстоятельств и выхода ситуации из-под контроля, грубых просчетов, трагических ошибок.
В этих условиях России нужно действовать исключительно осмотрительно. США и их союзники по НАТО будут и дальше сдерживать Россию, наращивая давление на ее руководство, избегая при этом лобового столкновения с ядерной сверхдержавой. Восточная Европа будет пребывать в страхе перед Россией и стремиться получить новые гарантии безопасности в виде постоянного военного присутствия США и других союзных стран на своей территории, но нападение на Россию из Польши или Прибалтики маловероятно, поскольку оно также чревато ядерной войной. Основные угрозы безопасности на западном и юго-западном стратегических направлениях связаны с конфликтами, в которые вовлечена Россия.
Политическая и экономическая элита Украины, ее интеллигенция, новые средние классы останутся надолго враждебными по отношению к РФ. Крым уже превратился в символ российско-украинского конфликта. Пока статус полуострова не будет признан Украиной, а ситуация в Донбассе не будет окончательно урегулирована, отношения Москвы и Киева будут напряженными и взрывоопасными.
Конфликт в Донбассе, лишь отчасти замороженный в феврале 2015 года, стал долговременным генератором напряженности между Россией и Украиной, РФ и НАТО, РФ и США. Решение этого конфликта на путях интеграции региона с особым статусом в рамках скорректированной Конституции Украины представляется маловероятным. В интересах России – стабилизировать экономическую, социально-политическую и административную обстановку в Донбассе. Москве также нужно быть готовой как к изменению ситуации на Украине, так и к попыткам Киева восстановить контроль над Донбассом.
Формальное членство Украины в НАТО в обозримой перспективе маловероятно, поскольку, с одной стороны, угроза Европе и США со стороны «реваншистской России» считается серьезными правительственными экспертами несуществующей, а с другой – движение в направлении включения Украины в НАТО несет в себе вероятность прямого солкновения с РФ. Украина, однако, останется страной, практически полностью зависимой от США и ЕС. Если поддержка Украины Западом окажется недостаточной, внутренний кризис на Украине может углубиться и обостриться, что создаст угрозу стабильности в регионе.
Присоединение Крыма и размещение на территории полуострова дополнительных военных контингентов РФ вернуло России положение ведущей военной силы на Черном море. В то же время российский Калининградский анклав на Балтике, окруженный с суши территорией стран НАТО, очевидно уязвим, но провокации со стороны Литвы или Польши маловероятны.
Более проблемно то, что небольшой российский воинский контингент в Приднестровье физически изолирован, особенно в условиях решения Киева о закрытии российского военного транзита в Приднестровье. Перспективы решения конфликта между Кишиневом и Тирасполем практически не просматриваются, а поддерживать статус-кво все труднее, учитывая международный контекст. В случае попыток выдавливания РФ из Приднестровья в этом регионе возможен конфликт с участием Украины и Молдавии.
России в этих условиях приходится укреплять периметр безопасности и обороны в Европе, включающий помимо границ основной территории РФ также ее Калининградский анклав и союзные страны – Белоруссию, Армению, Абхазию, Южную Осетию. Де-факто военными протекторатами РФ с 2014 года стали непризнанные Донецкая и Луганская народные республики – ДНР и ЛНР. Укрепление периметра безопасности подразумевает прежде всего более тесное политическое взаимодействие с союзниками, воздержание от действий, провоцирующих соседей, и отказ поддаваться на их провокации, если такие последуют. Таким образом, РФ должна располагать достаточными (но не избыточными) возможностями по обороне своих западных рубежей.
Общеевропейский диалог по вопросам безопасности надолго заблокирован требованиями Украины и стран НАТО вернуться к территориальному статус-кво, существовавшему до присоединения Крыма к России. Поэтому России на ближайшую перспективу стоит сосредоточиться на стабилизации ситуации в конфликтных регионах по периметру ее границ и предотвращении возобновления и эскалации конфликтов.
Северный фасад: Арктика
Арктика – Северный Ледовитый океан и прилегающие к нему территории Российской Федерации, включая многочисленные острова, а также исключительная экономическая зона РФ – стала со второй половины 2000-х годов новым фасадом и одновременно еще одним фронтом внешней политики и политики безопасности России.
Повышение значения Арктики стало результатом нескольких факторов. Изменения климата – глобальное потепление и таяние льдов – открывают более широкие возможности для мореплавания в высоких широтах и для разведки и добычи полезных ископаемых, прежде всего энергоресурсов. В этой связи более актуальным, чем прежде, стало разграничение исключительных экономических зон. В 2015 году Россия заявила о своих правах на значительную часть Арктического шельфа. Аналогичные заявки сделали и другие государства. Коммерческая конкуренция между приарктическими государствами, а также другими странами, проявившими интерес к Арктике, в этих условиях заметно оживилась.
С другой стороны, Арктика рискует вновь стать регионом конфронтации с США и НАТО. Все соседи России на Крайнем Севере – США, Канада, Норвегия и Дания – члены НАТО. У берегов Норвегии на боевом дежурстве находятся американские атомные подводные лодки с баллистическими ракетами, способными поразить цели в центральной части России за несколько минут[103].
Североморск – главная база Северного флота, самого мощного объединения ВМФ России. Здесь располагаются российские подводные крейсеры стратегического назначения с баллистическими ракетами. Траектории полета стратегических ракет РФ и США, нацеленных друг на друга, проходят через Арктику. Северодвинск на Белом море – центр строительства подводных ракетных крейсеров и других военных кораблей. Мурманск на Баренцевом море – база российского ледокольного флота, жизненно необходимого для обеспечения судоходства в Арктике.
Северный морской путь (СМП) от Мурманска до Петропавловска-Камчатского и далее до Владивостока и Находки – кратчайший водный путь из Восточной Азии в Западную Европу. Расширение судоходства по СМП требует огромных вложений в инфраструктуру и обеспечения безопасности как собственно судоходства по этому маршруту, так и арктических районов РФ.
К Арктике проявляют растущий интерес и неарктические государства, в том числе Китай, Япония, Индия и другие. Сотрудничая с КНР, в том числе в развитии СМП, России важно отстаивать свои интересы в отношениях с дружественным, но более сильным партнером.
Вызовы с южного направления (Закавказье, Каспий, Казахстан и Средняя Азия, Афганистан, Ближний и Средний Восток)
После окончания холодной войны на Западе и нормализации отношений на Востоке для России наступило «время Юга»[104]. 1990-е и ранние 2000-е годы прошли под знаком чеченских войн и возраставшей опасности исламского экстремизма.
С середины 2000-х годов Северный Кавказ является относительно мирным регионом РФ (в основном благодаря успешному решению чеченской проблемы). Главным противником на этом направлении остается исламистский радикализм. Выжившие в чеченских войнах радикалы образовали террористическую группу «Имарат Кавказ», экстремисты более поздних призывов ассоциируют себя с Исламским государством.
Основными болевыми точками Российской Федерации в регионе являются республики Дагестан, Ингушетия, Кабардино-Балкария, Карачаево-Черкесия. Постоянно подвергается испытаниям Чечня. Напряженная демографическая и социальная ситуация в республиках, коррупция, сопутствующая авторитарной системе власти, а также проблемы идеологического, ценностного и религиозного характера создают питательную среду для деятельности радикалов и экстремистов.
Особого внимания требует проблема коррекции и укрепления отношений Чеченской Республики с Федерацией. Первоначальная формула решения чеченской проблемы – личная уния Владимира Путина и клана Кадыровых – во многом исчерпала свой потенциал и требует обновления. Очевидные трения между Рамзаном Кадыровым и российскими силовиками свидетельствуют о том, что необходима новая формула взаимоотношений, основывающаяся на более широком и независящем от конкретных личностей основании.
Экстремисты, действующие на Северном Кавказе, получают материальную подпитку из-за рубежа от различных исламистских организаций. В свою очередь, выходцы из различных республик Северного Кавказа участвуют в боевых действиях на Ближнем Востоке на стороне Исламского государства. Получив боевой опыт, они возвращаются домой для продолжения борьбы. Создается, таким образом, система взаимной подпитки экстремистов на территории Российской Федерации и стран Арабского Востока.
Существует реальная возможность распространения экстремистской угрозы за пределы Северного Кавказа на другие регионы РФ, как традиционно населенные мусульманами (Поволжье), так и другие (мегаполисы по всей стране, Урал, Сибирь, Дальний Восток), где некоренное мусульманское население растет благодаря массовой миграции выходцев из Северного Кавказа и приезду большого числа иммигрантов из Средней Азии.
В Закавказье Россия так или иначе вовлечена в три конфликта – грузино-абхазский, грузино-осетинский и армяно-азербайджанский. Война 2008 года привела к разрыву отношений между Москвой и Тбилиси. Россия не только официально признала независимость Абхазии и Южной Осетии, но включила обе республики в свое экономическое и гуманитарное пространство, разместила на их территории воинские контингенты. Правящая в Тбилиси коалиция «Грузинской мечты» не проявляет намерений вернуть утраченные Грузией территории силой, но и не признает существующее положение дел. Вероятность возобновления конфликта в случае политических изменений в Грузии существует, но она сравнительно невелика.
Россия в 1994 году выступила посредником между армянской и азербайджанской сторонами в конфликте из-за Нагорного Карабаха. С тех пор в этом районе сохраняется перемирие, прерываемое перестрелками. Азербайджан не согласился с фактической утратой части своей территории. Пока что Москве удается довольно успешно балансировать и (менее продуктивно) посредничать между Ереваном (союзником по ОДКБ и партнером по ЕАЭС) и Баку (важным политическим и экономическим партнером в Закавказье). Помимо этого Россия тесно сотрудничает в поисках карабахского урегулирования с двумя другими сопредседателями Минской группы ОБСЕ – США и Францией. Решения конфликта, однако, не просматривается. Ситуация остается замороженной, но неустойчивой. Возобновление широкомасштабных военных действий может привести к втягиванию в противоборство Турции – союзника Азербайджана и члена НАТО.
Каспийское море соединяет Россию с Азербайджаном, Ираном, Казахстаном и Туркменией. Принципиальные разногласия по формуле раздела сфер интересов прикаспийских государств не преодолены, но частично урегулированы на двусторонней основе. Существует механизм периодических встреч «Каспийской пятерки» на высшем уровне. России удается решать приоритетную задачу в сфере безопасности на этом направлении – не допускать военного присутствия на Каспии внерегиональных государств, и прежде всего США.
От Каспия до Алтая лежит самая протяженная граница России – с Казахстаном. Эффективный пограничный контроль на линии длиной 7500 км обеспечен далеко не везде. Казахстан – дружественное, партнерское, союзное государство для России, но далее на юг его границы с государствами Средней Азии также являются «пористыми». Фактически это означает, что у России на юго-восточном направлении отсутствуют надежно контролируемые рубежи, что делает ее уязвимой для просачивания террористов, диверсантов и боевиков из Афганистана и Средней Азии.
Отношения с Астаной имеют для Москвы важнейшее значение в рамках «малой Евразии». Казахстан – ключевой экономический партнер РФ в Евразийском экономическом союзе и в Организации Договора о коллективной безопасности. Москва обязана учитывать стремление казахской элиты выстраивать суверенное, независимое от России государство. Настоящий союз основывается на равноправии. В то же время Россия заинтересована в том, чтобы русское и русскоязычное население Казахстана чувствовало себя комфортно.
В обозримой перспективе в Казахстане произойдет смена власти. Для РФ крайне важно, чтобы курс первого президента страны Нурсултана Назарбаева на межэтническое согласие, широкое использование русского языка и интеграцию с Россией был продолжен. Наиболее серьезными опасностями в этой связи являются казахский ультранационализм и исламистский экстремизм. Обе тенденции пока что выражены слабо, но ситуация требует пристального внимания. Со своей стороны, Москва должна убедительно снимать страхи казахской элиты перед «русским ирредентизмом», якобы поддерживаемым Кремлем.
В Средней Азии у РФ есть два формальных союзника – Киргизия и Таджикистан. Обе страны занимают важное геополитическое положение. Одна расположена на границе с Афганистаном, другая – на южных подступах к Казахстану. Для России особую опасность представляет собой транзит через Среднюю Азию афганских наркотиков. Внутренняя ситуация в Киргизии и Таджикистане характеризуется хронической нестабильностью с периодическими обострениями. Серьезную проблему представляет здесь исламский экстремизм. У РФ имеются военные базы в обоих государствах, но не меньшее значение имеет сотрудничество с Бишкеком и Душанбе в сфере безопасности, в том числе на границах, и постоянный мониторинг социально-политической обстановки.
Узбекистан, самая населенная страна региона, позиционирует себя как потенциальная региональная держава, наследница державы Тамерлана, Бухарского, Хивинского и Кокандского ханств. Ташкент проводит подчеркнуто независимую внешнюю политику, маневрируя и балансируя между РФ, КНР и США. Узбекистан вышел из ОДКБ и не присоединился к ЕАЭС. В перспективе ситуация в Узбекистане таит серьезные риски для стабильности. Приближающийся уход с политической сцены Ислама Каримова, президента и основателя современного Узбекистана, может привести к политическому кризису, а в худшем случае – к потрясениям регионального масштаба. Речь идет не только о межклановых противоречиях. Жестко авторитарному режиму в Ташкенте противостоит подспудно набирающий силу, в том числе в Ферганской долине, исламский радикализм.
Туркмения с ее большими газовыми ресурсами – наиболее закрытое из всех государств Средней Азии. В 1995 году Ашхабад добился, чтобы его постоянный нейтралитет был признан ООН, затем объявил, что членство Туркмении в СНГ является «ассоциированным», хотя формально такого статуса не существует. Туркмения не участвует в региональных интеграционных проектах. Соглашения с Россией о военном сотрудничестве и двойном гражданстве были денонсированы туркменской стороной. В 2006 году Туркмения успешно прошла процедуру верхушечной смены власти, оставшись самой жестко авторитарной страной в регионе. Россия заинтересована в сохранении относительной политической стабильности в этой стране, но должна учитывать, что авторитарные режимы в мусульманских странах подвергаются растущей угрозе со стороны исламских радикалов и экстремистов.
Афганистан привыкает жить в условиях вывода в 2014 году значительной части войск международной коалиции. Действующая Конституция Афганистана и созданная на ее основе современная политическая система пока держатся. Однако стабильность в стране не обеспечивается. Если существующий в Кабуле режим будет свергнут талибами и страна опять погрузится в хаос, это будет серьезным фактором нестабильности, в том числе и для РФ, учитывая состояние границ между Россией и Казахстаном и между странами Центральной Азии.
Этнополитические силы Афганистана в этом случае будут, скорее всего, замкнуты на борьбу между собой, но наряду с этим страна может вновь превратиться в базу для исламских экстремистов. Для предотвращения такого сценария России необходимо тесное взаимодействие с Кабулом и соседними странами – Китаем, Пакистаном, Ираном, Индией, странами Центральной Азии – как на двусторонней основе, так и в рамках ОДКБ и ШОС.
Почти 200-миллионный Пакистан является «неофициальной», но вполне реальной ядерной державой[105]. В период холодной войны и особенно в период советской интервенции в Афганистане Исламабад был фактическим противником Москвы. Россия к тому же поддерживает отношения стратегического партнерства с Индией, которую Пакистан рассматривает как главного вероятного противника.
Тем не менее потенциальную угрозу для РФ могут представлять не действия Исламабада против России или ее интересов, а дестабилизация политической обстановки в этой стране и утрата ее властями контроля над ядерным оружием. Вероятность такой дестабилизации, впрочем, остается довольно низкой, несмотря на большое количество терактов в стране. Пакистанская правящая элита, разделенная на противоборствующие группы, в целом контролирует политическое пространство в стране, а вооруженные силы, несмотря на наличие в их рядах исламистов, пока что крепко держат под контролем ядерное оружие.
Иран – региональная держава, претендующая на доминирующую роль на Ближнем и Среднем Востоке. Тегеран строит ракеты средней дальности и реализует ядерную программу, уже достигнутой целью которой является приобретение способности к созданию ядерного оружия. В то же время создание Ираном ядерного оружия было бы дестабилизирующим фактором. Россия внесла существенный вклад в достижение в июле 2015 года договоренности между Ираном и мировым сообществом по ядерной программе Ирана.
Для Москвы Тегеран – важный геополитический партнер. Благодаря сотрудничеству с Тегераном в 1997 году удалось остановить гражданскую войну в Таджикистане. Сегодня Иран активно борется с Исламским государством на территории Ирака и Сирии, использует свое влияние в Герате и Кабуле для стабилизации Афганистана. В то же время амбиции шиитского Ирана ведут к его столкновению с суннитской Саудовской Аравией. России нет никакого резона ввязываться в этот конфликт.
Турция, традиционный соперник Ирана, также является региональной державой с интересами, распространяющимися на Ближний и Средний Восток, а также Закавказье и Центральную Азию. Анкара располагает крупными вооруженными силами – вторыми по численности в НАТО после США. Между Москвой и Анкарой существуют серьезные различия в позициях по Сирии, армяно-азербайджанскому конфликту, статусу Крыма и положением крымских татар, которых Турция исторически поддерживала. Турецкое общественное мнение по отношению к России настроено в основном негативно.
В то же время у РФ и Турции существуют серьезные общие интересы, в том числе в энергетической сфере. Турция – отчасти геополитический конкурент России в регионе, но также и потенциально ценный самостоятельный партнер. Баланс отношений между двумя странами сдвигается в сторону сотрудничества[106].
На южном направлении расположено большинство формальных союзников России. Это государства – члены Организации Договора о коллективной безопасности (ОДКБ): Армения, Казахстан, Киргизия и Таджикистан; лишь Белоруссия находится на западе. Эти же государства являются членами или кандидатами на вступление в Евразийский экономический союз. Кроме того, Россия установила союзнические отношения с двумя «малопризнанными» (фактически никем, кроме РФ, не признанными) государствами – Абхазией и Южной Осетией, разместила на их территории свои воинские контингенты.
То, что система союзов России обращена в основном на юг, вполне оправданно. Казахстан выполняет роль главного буфера, отделяющего РФ от основной части неспокойного мусульманского мира. Киргизия и Таджикистан являются своего рода заставами-заслонами на афганском направлении. На Кавказском направлении Армения служит передовой базой на Южном Кавказе. Абхазия «прикрывает» Сочи, а Южная Осетия выполняет роль передового укрепления-плацдарма на южной стороне Главного Кавказского хребта, у самых ворот Тбилиси.
Ценность ОДКБ для российского руководства заключается именно в этой оборонительной конструкции, создающей ощущение пояса безопасности. Сама конструкция, однако, требует модернизации. Наиболее вероятными противниками России на юге являются не расположенные здесь государства, от Грузии и Турции до Ирана и Пакистана, и не США, которые существенно сократили военное присутствие в Афганистане и в основном ушли из Ирака. Главная опасность – исламские экстремисты из ИГИЛ, «Аль-Каиды», «Имарата Кавказ» и подобных образований, а также экстремистские движения в Центральной Азии. Коллективная военная организация и особенно коллективная организация безопасности должны быть ориентированы именно на эти угрозы.
В ОДКБ, следовательно, должны быть усилены политическая, полицейская и «спецслужбистская» составляющие. Основными взаимодействующими структурами на многостороннем и двустороннем уровнях должны стать советы безопасности государств – членов организации и соответствующие президентские администрации. Внутри ОДКБ на центральноазиатском направлении есть смысл выстраивать «особые отношения» равноправного партнерства в сфере безопасности с Казахстаном. Астана оценит, а Бишкек или Душанбе вряд ли обидятся на предпочтение, отданное Москвой самому крупному региональному члену организации.
Восточный фланг
Крупнейшим соседом России на востоке является Китай. Граница РФ с КНР протянулась на 4355 км. Пограничный вопрос с Китаем закрыт благодаря заключению серии соглашений 1991–2006 годов. Отношения Москвы и Пекина были нормализованы в 1989 году, а с 1996 года они официально характеризуются как партнерские, причем уровень этого партнерства постоянно повышается. В то же время баланс сил между Россией и Китаем за последние три десятилетия решительно изменился.
В 1978 году ВВП КНР составлял примерно 40 % ВВП РСФСР. Сегодня Китай впятеро превосходит Россию по показателям ВВП; китайский экспорт в Россию состоит из промышленных изделий, в российском экспорте в Китай преобладают энергоресурсы и сырье; в технологическом и научном отношении Китай во многом обогнал Россию, а по уровню жизни существенно приблизился к ней. Китай укрепляет свою военную мощь – не столько количественно, сколько качественно. Его оборонный бюджет – второй в мире, он ежегодно увеличивается на 10 % и вдвое превышает соответствующие расходы РФ. Китай обладает всеми возможностями для быстрого наращивания своего ракетно-ядерного потенциала.
Китай – великая азиатская держава, само возвышение которой бросает вызов глобальному доминированию США. КНР вряд ли в обозримом будущем займет место США в качестве «державы № 1» в мире, но сокращение пространства доминирования одной державы создает больше возможностей для маневра остальных, включая РФ, особенно учитывая ее нынешние отношения с США. Одновременно Китай, однако, также становится ведущей державой возникающей Большой Евразии. Возвышение Китая и формирование Большой Евразии с востока принципиально меняет ситуацию для России, ставит ее перед новыми вызовами. Тем не менее страх перед Китаем, демонизация Пекина никак не оправданны.
Несмотря на острое противостояние СССР и КНР в 1960–1980 годах, включавшее вооруженные столкновения на границе, отношения двух стран на протяжении почти четырехсот лет были преимущественно мирными. Рассуждая гипотетически, Китай может стать противником России лишь в том случае, если верх в этой стране возьмут ультранационалисты, которые предъявят Москве претензии на территории, отошедшие России в 1858–1860 годах (Забайкалье, Приамурье и Уссурийский край), и попытаются взять под контроль ресурсы российского Дальнего Востока и Сибири.
В обозримом будущем, скажем, через десять лет, такой сценарий представляется совершенно невероятным, но в случае его реализации исходящие угрозы надежно купируются эффектом ядерного сдерживания. Напротив, есть достаточно оснований рассчитывать, что в обозримом будущем отношения России и Китая не только останутся мирными, но будут дружественными и партнерскими. Вопрос стоит скорее о характере партнерства и распределении ролей внутри его.
После «большой перемены» 2014 года в отношениях России и Запада раздаются предложения о формировании военного союза России и Китая. Военное и военно-техническое сотрудничество РФ и КНР развивается давно, с 1992 года, и довольно успешно. Появляются элементы оперативного и стратегического взаимодействия армий и флотов. Российско-китайские военные учения начиная с 2005 года проходили в разных регионах: в Восточном Китае и на Южном Урале, в Восточно-Китайском и Средиземном морях.
Тем не менее формальный союз РФ и КНР в обозримом будущем не отвечает потребностям Москвы и Пекина. Каждая из сторон привыкла обеспечивать свою национальную безопасность самостоятельно и вполне способна делать это и впредь. И Россия, и Китай считают себя великими державами и не желают связывать себя слишком жесткими обязательствами с партнером. Москва и Пекин также осознают, что внешнеполитические выгоды от их союза будут с лихвой перекрыты крупными издержками в их отношениях не только с Вашингтоном и Токио, но и с Дели и Ханоем.
На Дальнем Востоке Россия непосредственно соприкасается не только с Китаем, но также с США и их системой двусторонних союзов с Японией и Южной Кореей. В годы холодной войны США и их союзники рассматривались в качестве потенциальных противников СССР в мировой войне, которая, как считалось, будет иметь коалиционный характер. С тех пор ситуация в корне изменилась.
Япония и сегодня остается союзником США, с ней у России сохраняется неурегулированный территориальный спор из-за Южно-Курильских островов. Япония обладает современными, хорошо оснащенными вооруженными силами. В японской элите распространяются националистические настроения, притом что японское общество в целом относится к России настороженно, с оттенком враждебности. Токио подвержен сильному влиянию Вашингтона, особенно в вопросах, связанных с Россией.
Тем не менее стабильно развивающиеся отношения с РФ очень важны для Японии не только по экономическим, но и по геополитическим причинам, учитывая страх японцев перед возможным региональным доминированием Китая. Это обстоятельство можно считать некоторым ресурсом российской внешней политики, но пользоваться им следует крайне осторожно, не подвергая испытаниям стратегическое партнерство с Китаем.
Южная Корея – еще один американский союзник. После окончания в 1953 году Корейской войны на полуострове сохраняется перемирие, но не мир. На юге дислоцированы войска США, оснащенные тактическим ядерным оружием. Северная Корея создала собственные ядерные устройства и построила ракеты средней дальности. Конфликт между севером и югом Кореи, если он разразится, может перерасти в войну с применением ядерного оружия в непосредственной близости от российского Приморья. Такой конфликт может также привести к прямому противостоянию США и Китая.
Москва, которая поддерживает позитивные отношения с Сеулом и активно развивает контакты с Пхеньяном, заинтересована в снижении конфликтности на Корейском полуострове путем возобновления шестисторонних переговоров по ядерной проблеме и вовлечения обоих корейских государств в совместные экономические проекты. Корейский полуостров в целом является существенным ресурсом российской политики безопасности, он требует постоянного внимания и инициативного подхода.
Учитывая изменившийся характер отношений с Западом и продолжающееся сближение с Китаем, России предстоит точнее определиться со своим отношением к конфликтному потенциалу Азиатско-Тихоокеанского региона.
Москва традиционно рассматривает Тайвань как неотъемлемую часть Китая. В настоящее время отношения между Пекином и Тайбэем характеризуются дальнейшим расширением торгово-экономических связей и контактов между людьми. Руководство КНР очевидно следует курсом постепенного втягивания Тайваня в экономическое, гуманитарное, а в перспективе – политическое и стратегическое пространство Большого Китая. Тайваньские власти идут на сближение с КНР, рассчитывая на материальную выгоду и не испытывая пока опасений за свою безопасность.
Если, однако, этот гармоничный процесс будет нарушен и Тайвань развернется в направлении формального отмежевания от Китая, возможен острый конфликт с участием США. Здесь Россия должна занять принципиальную позицию. Не подвергая сомнению принадлежность Тайваня Китаю, она обязана исключить какую-либо вовлеченность в эвентуальный конфликт между Пекином и Тайбэем и тем более между КНР и США. Ориентиром здесь может быть дружественная по форме, но осторожно-нейтральная по сути позиция самого Пекина в отношении российско-грузинской войны 2008 года, присоединения Крыма к России в 2014 году и продолжающегося украинского кризиса.
Спор между Китаем и Японией из-за островов Дияоютай (японское название – Сенкаку) за последние годы заметно накалился. Токио пытается закрепить свой контроль над островами в Восточно-Китайском море, а Пекин отвечает на каждый японский шаг контрмерами. Вероятность того, что эскалация этого конфликта может привести к вооруженному столкновению Китая и Японии, пока невелика, однако такой сценарий следует иметь в виду. Как и в случаях с Кореей и Тайванем, существует перспектива, хотя и более отдаленная, втягивания в этот конфликт Соединенных Штатов. Скорее всего, если инциденты вокруг островов будут маломасштабными, США постараются остаться в стороне, увещевая обе конфликтующие стороны решить разногласия миром.
Тем не менее резкое обострение китайско-японских «островных» противоречий вынудит Москву определить свою позицию. Действовать в этом случае целесообразно аналогично сценарию тайваньского кризиса, с той лишь разницей, что РФ изначально занимает нейтральную позицию по вопросу принадлежности спорных островов. Это, кстати, аналогично позиции, занимаемой Пекином по проблеме Южных Курил.
В Южно-Китайском море существует целый ряд территориальных споров между Китаем и странами Юго-Восточной Азии, прежде всего Вьетнамом и Филиппинами. Манила является давней союзницей Вашингтона, но Ханой в прошлом был союзником Москвы, а в последние десятилетия является ее стратегическим партнером, важным клиентом российского ВПК и «пунктом входа» России в АСЕАН. Территориальное размежевание в Южно-Китайском море будет, вероятно, проходить долго и временами тяжело. Есть вероятность отдельных инцидентов, даже столкновений, но широкомасштабной войны, скорее всего, не случится. Как и в других случаях, третьей стороной в потенциально конфликтных ситуациях выступают США.
России необходимо последовательно выступать за дипломатическое решение спорных вопросов, не вовлекаясь в сами споры, и способствовать, насколько это возможно и удобно для Москвы, китайско-вьетнамскому взаимопониманию. Открытый конфликт между Пекином и Ханоем способен поставить Москву в чрезвычайно сложное положение, из которого невозможно будет выйти без существенных потерь.
Наконец, не до конца урегулированными остаются отношения между великими державами континентальной Азии – Китаем и Индией. Нормализация китайско-индийских отношений, наметившаяся в последние годы, не затронула замороженный пограничный конфликт между ними. Индия по-прежнему рассматривает КНР в качестве потенциального противника, Китай смотрит на Индию с позиции экономического, политического и военного превосходства. Пекин и Дели, однако, входят вместе с Москвой в группы БРИКС, ШОС и практикуют еще и трехсторонний формат РИК. Китай и Индия сосредоточены на проблемах внутреннего экономического развития. Таким образом, есть реальная возможность дальнейшего сглаживания противоречий между ними.
Россия как привилегированный партнер Индии и Китая, как поставщик оружия и технологий их вооруженным силам может сыграть существенную роль в долгосрочной стабилизации китайско-индийских отношений. С этой целью необходимо придать формату РИК самостоятельную динамику, выработать соответствующую повестку дня. РИК может стать новым неформальным «ядром» ШОС и, шире, формирующейся Большой Евразии. Для России «треугольник» может создать более комфортную ситуацию на континенте, компенсируя относительную слабость позиций РФ по отношению к КНР.
Итак, общая установка России в отношении конфликтов в Азии между третьими странами должна состоять в том, чтобы сохранять нейтралитет по отношению к непосредственным участникам конфликтов, способствовать их примирению, становлению системы безопасности в АТР, и прежде всего – на Азиатском континенте.
Перспективы. Что делать?
С 2014 года Россия и США находятся в состоянии конфронтации, которое продлится неопределенно долго. Когда и чем эта конфронтация закончится, сегодня сказать невозможно. Главной задачей обеспечения безопасности РФ на американском направлении является предотвращение военного столкновения. Войны между РФ и США желать не может никто, но в сложившейся ситуации возможны сценарии утраты контроля над событиями и скатывания к прямому военному столкновению с потенциалом эскалации вплоть до ядерной войны. В интересах России и Соединенных Штатов вести себя максимально осмотрительно, задействовать все возможные меры доверия и сдерживать собственных союзников на Украине с тем, чтобы они не спровоцировали прямой конфликт РФ и США.
Конфликт на Украине, который, по-видимому, не может быть решен в обозримом будущем, необходимо надежно стабилизировать. Замораживание конфликта в Донбассе потребует от России оказания существенной материальной (экономической, финансовой и прочей) поддержки ДНР и ЛНР, причем уже на постоянной основе, а также помощи в обеспечении их безопасности. России придется и дальше поддерживать экономически и политически другие свои «военные протектораты» – Абхазию, Южную Осетию и Приднестровье, одновременно стремясь к снижению напряженности вокруг них. Окончательное решение каждого из этих конфликтов лежит лишь в долгосрочной перспективе.
России необходимо развивать свои ядерные силы, совершенствовать ядерное сдерживание, не провоцируя при этом оппонентов. В обозримой перспективе новые соглашения с США о сокращении стратегических вооружений представляются маловероятными. Тем не менее России необходимо поддерживать диалог с США по вопросам стратегической стабильности в мире и приглашать к участию к этому диалогу Китай. С Пекином необходим и отдельный разговор на темы стратегической стабильности.
Вероятность необходимости применения Россией военной силы в обозримом будущем весьма высока, и модернизация обычных вооруженных сил и вооружений остается приоритетом военного строительства. В этом строительстве необходимо будет учитывать характер будущих войн и военных операций, которые придется вести Российской армии. Нельзя допустить, чтобы огромные для российской экономики средства расходовались на вооружения, предназначенные для ведения войн по старому образцу или на проекты престижа, чтобы «догнать США».
Широкомасштабная война против крупного противника (США или КНР) по-прежнему представляется маловероятной, безопасность РФ по отношению к крупным государствам надежно обеспечивается посредством ядерного сдерживания. В то же время локальные конфликты, контрповстанческие и контртеррористические операции (особенно на южном направлении) будут предъявлять высокие требования к российской военной организации.
Для того чтобы соответствовать этим требованиям, России помимо уже решаемых задач военной модернизации потребуется перестроить военное планирование, включив в него социально-экономический, политический и информационный аспекты; создать систему стратегического прогнозирования конфликтов, рисков и угроз, а также развития технологий; глубоко реформировать военно-промышленный комплекс.
Требуется совершенствование системы союзов. ОДКБ, как уже отмечалось, имеет смысл прежде всего как союз безопасности в Центральной Азии, противостоящий угрозам со стороны исламского радикализма, терроризма, а также внутрирегиональных конфликтов. Необходимо делать упор на сотрудничество в сфере обмена информацией, безопасности, охраны границ, специальных операций, борьбы с наркотрафиком и производством наркотиков, нелегальной иммиграцией. Союз с Арменией является главным образом средством сдерживания и инструментом стабилизации обстановки в Закавказье, а также отражением и символом традиционных связей народов и исторической роли России как покровителя армян.
Существует очевидная потребность в сопряжении усилий ОДКБ и других организаций безопасности в Азии, прежде всего Шанхайской организации сотрудничества (ШОС) и Совещания по мерам доверия в Азии (СМДА), где также участвуют Россия и другие члены ОДКБ. Есть необходимость также в более тесном сотрудничестве в области региональной и континентальной безопасности на двусторонней основе с Китаем и Индией, а также с Ираном, Турцией и другими странами. Формы такого сотрудничества должны включать не только диалог и договоренности о мерах доверия, но и совместные действия по предотвращению конфликтов, миротворчество и постконфликтное урегулирование.
Для борьбы с конкретными угрозами Россия может организовывать ситуативные коалиции или сотрудничать с уже существующими коалициями. Для противодействия Исламскому государству РФ может оказывать военно-техническую помощь государствам, подвергшимся нападению со стороны боевиков ИГИЛ, как это уже происходит в Сирии и Ираке, или экстремистских групп, как, например, в Афганистане. В дальнейшем такая помощь может потребоваться другим государствам, в том числе соседям или союзникам России в Центрально-Азиатском и Каспийском регионах.
Военный элемент стратегического партнерства России и Китая должен и дальше развиваться с целью укрепления безопасности обеих стран и обеспечения стабильности в Евразии. Это партнерство необходимо углублять путем более детальных и доверительных обсуждений видения обеими сторонами развития военно-политической обстановки в Евразии и в мире, взаимного информирования о готовящихся мероприятиях и лучшего знакомства с доктринальными установками друг друга. Российско-китайский военный союз, однако, не только не является необходимым в обозримой перспективе, но и был бы контрпродуктивен.
Угроза сепаратизма в многонациональной России латентно присутствует всегда, но сепаратистские настроения характерны для небольших групп населения некоторых республик. Утверждение верховенства Конституции РФ, осуществленное в начале 2000-х годов, и окончание чеченской войны с последовавшим мирным урегулированием в Чечне завершили период внутреннего раскола в Российской Федерации. Экономическое развитие страны и утверждение реального федерализма в ее политическом устройстве будут способствовать укреплению стабильности Российского государства, но сплочение Федерации не произойдет автоматически. Этнополитические вопросы должны постоянно находиться в поле зрения российского руководства.
Практически снятая угроза регионального «русского» сепаратизма, особенно в отдаленных от центра частях страны, таких как российский Дальний Восток, Сибирь, Калининград, а также Урал, полностью исчезнет лишь благодаря экономическому развитию и реальному федерализму (в том числе налоговому), а также путем осуществления целевых программ развития, передачи в регионы некоторых функций и полномочий федерального правительства. Формирование единого общероссийского рынка, развитие инфраструктуры и коммуникаций сцементирует единство геополитического пространства России в XXI веке.
Угроза «цветных революций», т. е. захвата государственной власти «улицей» («майданом», на украинский манер), лидеры которой апеллируют к Западу и, в свою очередь, руководятся им, преувеличивается российскими властями. Современные массовые движения в разных частях мира, будь то Арабский Восток, Балканы, Украина, Киргизия, Грузия, Таиланд, Малайзия или Гонконг, инспирируются разными мотивами. В современном обществе они обычно самоорганизуются по сетевому признаку, часто без общих лидеров. На Западе эти движения пользуются поддержкой определенных политических и общественных сил, выступающих за глобальное политическое обновление, что может совпадать с конкретной внешнеполитической повесткой дня США как государства. Тем не менее считать все эти движения лишь частью «заговора Вашингтона» означает не только упрощать, но и очевидно искажать ситуацию.
«Цветные революции» способны свергать непопулярные коррумпированные режимы, в том числе те из них, которые являются вполне комфортными для России партнерами. В этой связи существует реальная угроза нежелательного изменения геополитической ориентации соседних с РФ государств. Москве в этих условиях стоит не сокрушаться по поводу американского вмешательства, а работать на опережение, поддерживать отношения с различными политическими силами, особенно в странах-партнерах, в том числе и с оппозиционными, стремясь таким образом превратить российский вектор во внешней политике стран ЕАЭС в надпартийный.
Проблема «цветной революции» в самой России не актуальна. Тем не менее Россия, очевидно, попала в ловушку персоналистского политического режима, в которой важнейшим институтом является даже не должность президента РФ с широкими конституционными полномочиями и еще более широким традиционным влиянием, а личность нынешнего главы государства. Здесь таится самая серьезная потенциальная угроза безопасности страны. Политическая стабильность в России в средне– и особенно долгосрочной перспективе может быть обеспечена не за счет различных схем верхушечного наследования или раздела власти, но лишь путем наполнения содержанием формально существующих конституционных институтов, укрепления реального законоправия.
Терроризм по-прежнему является существенной угрозой для безопасности страны. Внутри страны эта угроза снижается путем реабилитации и ускоренного развития проблемных территорий, политической и информационной работы, совершенствования форм и методов деятельности спецслужб. Российская Федерация, однако, продолжает оставаться объектом деятельности международных террористических организаций. Несмотря на конфронтацию с США и резкое охлаждение отношений со странами Европейского союза, необходимо поддерживать и наращивать контртеррористическое сотрудничество со странами Запада, Китаем, Индией и другими заинтересованными государствами против общей угрозы терроризма. Это сотрудничество должно быть максимально защищенным от внешнеполитической конъюнктуры.
Российская Федерация соседствует с рядом государств, на территории которых существуют зоны конфликтов. В будущем могут появиться новые подобные зоны. В этой связи Россия должна прилагать усилия к предотвращению конфликтов, к прекращению начавшихся и к постконфликтному урегулированию. Оптимальной формой такого миротворчества являются коллективные усилия в рамках ОДКБ, предпринимаемые во взаимодействии с ШОС. Особенно остро стоит проблема приема и интеграции беженцев из зон конфликтов на территории РФ.
Кибербезопасность в XXI веке становится неким аналогом ядерной безопасности века ХХ. Речь идет прежде всего о приобретении государствами и отдельными группами способности к нанесению массированного удара для уничтожения современной информационной инфраструктуры и парализации противника. В отличие от ядерной войны, однако, атакующая сторона не всегда может быть однозначно определена; она может представлять собой государство. Объекта для нанесения ответного удара может и не быть, и при этом отсутствует взаимное сдерживание угрозой гарантированного уничтожения. Россия обладает существенными возможностями в киберсфере, и с этих позиций может и должна вести диалог о кибербезопасности с США, Китаем и другими странами.
V. Интеграция
Глобальный финансовый кризис 2008–2009 годов привел к кризису модели экономического роста России 2000-х годов, основанной на постоянном росте нефтяных цен и задействовании ранее не использовавшихся производственных мощностей. Последующий быстрый отскок нефтяных цен смягчил последствия кризиса, но не устранил его фундаментальные причины. В 2013 году российский экономический рост прекратился. Реформы в стране остановились еще в 2003 году, попытка модернизации путем инноваций фактически провалилась в 2008–2011 годах. В переломный 2014 год экономика России вступила в предкризисное состояние. Двукратное падение цен на нефть во второй половине 2014 года и спровоцированный им валютный кризис на фоне внешнеэкономического шока от отраслевых и финансовых санкций Запада и сочетания циклического кризиса с демографическим создали очень сложную ситуацию в российской экономике.
В то же время великая держава, которой хочет видеть свою страну российская элита и большинство населения страны, немыслима без экономической мощи, основанной на современных технологиях и производствах. Советский Союз потерпел историческое поражение и рухнул главным образом потому, что не сумел развить производительные силы и выиграть в историческом соревновании с капиталистической экономикой Запада. Решение брежневского руководства в 1970-е годы сконцентрировать основные ресурсы на гонке вооружений с США и НАТО ускорило наступление общего кризиса советской системы. Горбачев, сосредоточившись на политике, не смог его остановить. В итоге Советский Союз прекратил свое существование в тот момент, когда его вооруженные силы находились на абсолютном пике своей мощи.
Теоретически этот урок был совершенно ясен для Ельцина и последующих руководителей России. Егор Гайдар и его команда начали с изменения того, что марксисты называли «производственными отношениями». В России появились рынок и частная собственность. Монополия государства на внешнюю торговлю была отменена, страна стала частью глобального экономического пространства. Государственный оборонный заказ сократился в десятки раз, военно-промышленный комплекс был фактически разрушен. В целом экономическая роль государства на первом этапе была резко понижена, а роль частных игроков, особенно т. н. олигархов, достигла исторического максимума.
Переход к рынку и частной собственности сопровождался надеждами на то, что бывшие противники Советского Союза в холодной войне, ставшие партнерами новой России, окажут ей масштабную экономическую и финансовую поддержку. Действительно, Международный валютный фонд выделил России кредиты; США, западноевропейские страны и Япония оказали техническую помощь в процессе реформ, но быстрого экономического чуда не случилось. Как промышленная держава Россия в 1990-е годы фактически прекратила существование. Страна, которая прежде производила практически все, хотя и разного качества, фактически перестала производить что-либо вообще и жила в основном за счет экспорта сырья. Наконец, финансовый кризис 1998 года оставил Россию банкротом.
Кризис 1998 года, однако, стал поворотным моментом в процессе адаптации России к новым экономическим реалиям. С рубежа нового тысячелетия началось становление современной российской экономики. Начавшийся вскоре после этого быстрый рост цен на энергоносители (основная статья российского экспорта и доходов федерального бюджета) способствовал быстрому росту финансовых возможностей государства, обогащению экпортеров из топливно-энергетического комплекса и, наконец, росту благосостояния большинства россиян. Цены на нефть, чье резкое падение в середине 1980-х годов обострило финансовое положение СССР и ускорило его крах, пятнадцать лет спустя в трудный момент поддержали экономику РФ.
Даже стабилизировав свои финансы и добившись недостижимого для СССР уровня жизни большей части населения страны, Россия, однако, еще больше закрепилась в положении поставщика сырьевых товаров на мировой рынок и импортера промышленной, особенно высокотехнологичной продукции. Зависимость от нефтегазового экспорта и, соответственно, от цен на нефть превратилась в одну из основных проблем российской экономики и отчасти политики. Россия в полной мере почувствовала это в ходе глобального кризиса 2008–2009 годов, когда стоимость ее основного экспортного продукта уменьшилась в три с половиной раза.
Стало абсолютно ясно, что главная задача, стоящая перед РФ в первой трети XXI столетия, – это преодоление технологической отсталости и модернизации экономики. Альтернатива – маргинализация России на международной арене. Выбор, с которым столкнулась страна, был предельно жестким: модернизация или маргинализация. Внешняя политика в таких условиях должна была предоставить России максимально широкий доступ к внешнему модернизационному ресурсу – инвестициям, технологиям, ноу-хау, лучшим практикам и рынкам.
Речь шла об органичной интеграции РФ в мировую экономику на глобальном и региональном уровнях, о продвижении российских компаний за пределами страны, повышении их капитализации, формировании (в том числе благодаря обмену активами) отношений взаимозависимости с ведущими мировыми экономическими силами, прежде всего в Европе. Речь шла, наконец, об использовании существующих механизмов глобального экономического управления, таких как Всемирная торговая организация (ВТО), с максимальной пользой для РФ.
Разделяя в основном эти тезисы, российское руководство в президентство Дмитрия Медведева провозгласило курс на модернизацию экономики, освобождение ее от сырьевой зависимости. Был сделан очевидный вывод о том, что в век глобализации модернизация экономики должна и может осуществляться в тесном сотрудничестве с другими участниками глобальной экономики.
Такой вывод соответствовал исторической традиции. В период Петровских реформ начала XVIII века Россия многое заимствовала у стран Западной Европы, соединив иностранные технологии и опыт с внутренними ресурсами. В результате Россия стала первоклассной военной державой. Быстрое развитие российской экономики в конце XIX – начале ХХ века вдохновлялось внешними заимствованиями западноевропейских капиталов и технологий. Индустриализация Советского Союза в 1930-х годах проводилась с широким привлечением мирового инженерно-технического опыта, прежде всего американского и немецкого. Условия глобализации XXI века открывали еще более широкие возможности для использования внешних ресурсов, чем когда бы то ни было в прошлом.
Модернизация в условиях партнерства с Западом
Логическим следствием из вывода, сделанного российским правительством, стало признание того факта, что внешние ресурсы для российской экономической модернизации начала XXI века находились в наиболее промышленно и технологически развитой части мира – на Западе и в других странах Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР). Доступ к этому ресурсу, таким образом, однозначно требовал поддержания или установления дружественных отношений с США и их союзниками в Европе и Азии. Это подкрепляло курс на «перезагрузку» отношений с Вашингтоном, сближение с Берлином и Брюсселем, а также полную нормализацию отношений с Токио.
2009–2011 годы стали периодом активной экономической дипломатии России. Центральными ее направлениями стали завершение процесса вступления РФ во Всемирную торговую организацию, начатого еще в 1993 году, и заключение т. н. модернизационных альянсов с передовыми государствами – Германией, Францией, Италией, Японией и др. Была создана Президентская комиссия РФ и США, занимавшаяся в основном вопросами экономического, научно-технического и образовательного сотрудничества. В попавшем в 2010 году в СМИ внутреннем документе МИД РФ[107] содействие модернизации экономики было объявлено главным приоритетом российской внешней политики и дипломатии.
И все же модернизация периода президентства Медведева не дала ожидавшихся результатов. Подобно тому как во времена СССР достижения научно-технической мысли Запада, попадавшие в Советский Союз теми или иными способами, в том числе по линии технической разведки, плохо усваивались советским народным хозяйством, реальный российский бизнес-климат отторгал попытки привнесения импортных технологий без существенных изменений деловой среды. Даже долгожданное присоединение России к ВТО не стало фактором модернизации для российской экономики. Отчасти потому, что некоторые изменения были сделаны еще в ходе переговорного процесса, занявшего около двух десятилетий, отчасти потому, что на завершающих этапах акцент был сделан не на развитие конкуренции, а на защиту отечественной промышленности и сельского хозяйства.
Главной причиной, однако, стал приоритет политических соображений над собственно экономическими в экономической политике российских властей. На фоне официальных заявлений о модернизации был взят курс на укрепление государственного капитализма и ограничение экономической конкуренции, на принятие высоких социальных обязательств, включая поддержание высокой занятости и неизменного пенсионного возраста, на управление в ручном режиме. Модернизации при Медведеве не получилось, потому что в реальной повестке дня она отсутствовала.
Западные партнеры, приветствуя российское стремление к модернизации, настаивали на всеобъемлющем подходе к этой теме. Наряду с экономикой и даже прежде нее, по их мнению, глубокой модернизации требовала политическая система России. Европейские государства, начиная с Германии, надеялись и рассчитывали на второе президентство Медведева как шанс для такой всеобъемлющей модернизации. Их ждало глубокое разочарование. Обнародованное в сентябре 2011 года решение Путина вернуться в Кремль стало не только шоком для многих, но и сигналом для смены политики в отношении РФ. Сменился тон СМИ, ужесточилась риторика политиков. Импульс партнерства стал очевидно затухать.
Тем временем в предвыборной экономической программе Путина в 2012 году упор был сделан на реиндустриализацию и быстрый – 5–6 % в год – рост ВВП страны без каких-либо экономических реформ, не говоря уже о политических изменениях. Расчеты составителей программы, однако, игнорировали не только различные внешние риски, но главным образом структурные проблемы российской экономики и политической экономии России, которые привели к остановке роста уже в самом начале нового путинского президентства – в 2013 году.
Модернизация в условиях нового конфликта с Западом
В условиях, сложившихся после украинского кризиса 2014 года, идею модернизации фактически пришлось отложить в сторону. Вместо этого правительству РФ пришлось сосредоточиться на антикризисных и антисанкционных мерах – прежде всего на диверсификации и импортозамещении. В будущем любые попытки модернизации придется предпринимать в условиях конфронтации с США и экономических санкций, наложенных на Россию практически всеми развитыми странами мира: США, ЕС, Японией, Канадой и Австралией. Доступ к внешним ресурсам резко сузился или сошел на нет. Современного опыта модернизации в таких условиях нет ни у одной страны в мире. Наоборот, до сих пор непременным условием модернизации в глобальном мире считались нормальные, а в идеале – дружественные отношения с наиболее развитыми странами.
Лидер Китая Дэн Сяопин, прежде чем начать в конце 1978 года проводить в жизнь политику реформ и открытости, позаботился о примирении (де-факто союзе) с США. Другие восточноазиатские «тигры» – Южная Корея, Тайвань, Сингапур – в период ускоренного развития являлись союзниками Вашингтона. Сталинская индустриализация 1930-х годов также проводилась в условиях, когда СССР мог использовать технологии западных стран – США, Германии и других, которые в условиях экономического кризиса и отсутствия военного противостояния не препятствовали передаче технологий Советскому Союзу.
Современная Россия вновь являет собой особый случай. Верно, в России экономическая модернизация иногда осуществлялась в условиях войны (например, Северной войны со шведами в правление Петра I), подготовки к войне (сталинская индустриализация перед Великой Отечественной) или противостояния с внешним противником (холодная война против США и их союзников). Следует, однако, признать, что мобилизационный метод модернизации в современных условиях либо невозможен, либо крайне неэффективен. Примеры находящихся под международными санкциями Ирана и Северной Кореи вряд ли могут вдохновлять кого бы то ни было на следование их примеру.
Конфликт России с США и отчуждение с ЕС имеют фундаментальные причины и будут продолжаться сравнительно долго, но не бесконечно. Спустя три-пять-десять или даже более лет, в зависимости от сроков протекания внутренних и международных процессов, может наступить частичная или даже полная нормализация российско-западных отношений на каком-то новом уровне. Уровень и условия этой нормализации, однако, будут зависеть прежде всего от того, в каком состоянии будет находиться Россия к этому моменту. Это логически заставляет российское руководство делать главный упор на поиск внутренних ресурсов модернизации, чтобы поддержать не только международный статус страны, но и внутреннюю социально-политическую стабильность.
Что делать: внутренние задачи внешней политики
У России, таким образом, не остается иного выбора, кроме как постараться максимально использовать структурный кризис, санкции и падение цен на нефть для внутреннего развития. Конфронтация с наиболее сильным государством мира и его многочисленными союзниками может послужить неотразимым аргументом для проведения преобразований, которые в «мирное» время практически невозможны.
Направления этих преобразований давно и хорошо известны. Это гарантированное обеспечение прав собственности. Свобода конкуренции и снижение административных барьеров для развития отечественного бизнеса, прежде всего малого и среднего. Повышение качества человеческого капитала путем повышения уровня образования и развития системы здравоохранения. Создание собственных производств (но главным образом там, где у России имеются сравнительные преимущества). Формирование благоприятной среды для бизнеса, начиная с функционирования системы правосудия. Всемерное благоприятствование научно-техническому развитию и инновациям, а также современная модель внешнеэкономической политики.
Этот список можно продолжить, но и без этого очевидно, что реализация любых подобных преобразований потребует серьезных изменений не только в системе управления страной на всех уровнях, но и в самой правящей элите общества. Эта элита, сформировавшаяся на обломках СССР, отличается исключительной сосредоточенностью на собственных материальных интересах (личных, клановых, корпоративных) при почти полном пренебрежении интересами страны, общества, государства. У нее совершенно отсутствует главная черта имперской и советской элит – примат служения государству, и не выработалась еще социальная ответственность. Такие качества, как национальное сознание и ответственность за страну, также фактически отсутствуют. Наверху пирамиды власти доминирует охранительный мотив. Осознание Путиным рисков, связанных с радикальными переменами, размышления о судьбах Горбачева и Александра II, а также, по-видимому, другие соображения удерживают главу государства не только от рискованных и резких, но и от решительных реформаторских шагов.
В этой связи приходится признать, что необходимых предпосылок для фундаментальных преобразований «сверху» в сегодняшней России пока нет. В таких условиях могут иметь место инициированные Кремлем изменения, но медленные и частичные. Главным инструментом управления страной останется бюрократический аппарат. Общество остается в основном объектом опеки. По отношению к внешнему миру основной расчет делается на то, что политические оппоненты России на Западе сами устанут от введенных ими против РФ санкций, а экономические факторы (прежде всего цены на нефть и другое сырье) развернутся в пользу России. В дополнение к этому существует надежда на перспективы развития торгово-экономических отношений и научно-технического сотрудничества с незападными странами, прежде всего с Китаем, Индией, странами АСЕАН.
Такой сценарий может продлить жизнь нынешней политэкономической системе России, но он не будет способствовать развитию экономики и, соответственно, реализации амбиций российского руководства и элит. Без дополнительных экономических возможностей претензии России на значимую самостоятельную роль в мире, не говоря уже о статусе великой державы, останутся пустым звуком и даже станут предметом насмешек. Игорь Шафаревич писал, что Петр I «дал России двести лет устойчивого развития, избавил ее от судьбы Индии и Китая»[108], но эта устойчивость потребовала глубоких реформ. Отсутствие преобразований в России XXI века вполне может поставить страну в положение сырьевого придатка остального мира – не только Запада, но и Китая с Индией.
В подобной ситуации лишь серьезное ухудшение экономического положения с вытекающими из него социально-политическими последствиями для политического режима внутри страны и для геополитического положения страны в мире может вынудить руководство к действительно кардинальным шагам. По мнению бывшего министра финансов РФ, председателя Комитета гражданских инициатив Алексея Кудрина, становящаяся все более насущной реформа административного управления может логически подвести Кремль к необходимости стратегических реформ. На сегодняшний день это скорее надежда.
Пока же эксперты ожидают продолжения экономического кризиса до 2017 года. Российский политический цикл – парламентские, затем президентские выборы – практически не дает возможности начать реформы до 2018 года. Но и после этого власть, вероятно, будет проявлять осторожность. Тем временем в условиях неразвитости рынков капитала сохраняется неопределенность с инвестициями. Соответственно, российская экономика продолжает страдать от высокой степени зависимости от нефтегазового экспорта и притока иностранного капитала.
Внешние источники модернизации в современных условиях
В обозримой перспективе России, безусловно, предстоит в основном опираться на собственные ресурсы. Санкции, особенно американские, введены надолго. Нефть не «отскочит» ни быстро, ни высоко. Просить об отмене санкций или вести переговоры об их смягчении или отмене Москва отказывается, сигнализируя тем самым, что на принципиальные уступки она не пойдет. Это логично: отступление может оказаться для руководства России фатальным. Разумеется, дальнейшее ужесточение санкций – не в интересах РФ, но РФ не в силах это предотвратить. Москва может и должна лишь избегать ненужных провокаций.
Столь же ясно, что санкции в принципе могут стимулировать развитие российской экономики, пусть и очень жестким способом. Очевидна необходимость диверсификации экономики через снижение зависимости от сырьевого экспорта и импортозамещение – там, где это оправданно. Не менее очевидно, что доходы от экспорта должны направляться не только на текущие нужды, но во все большей степени на развитие экономики в целом и на ускорение научно-технического прогресса, системы образования. Именно на этих направлениях могут быть реализованы преимущества России. Неясно лишь, как заставить санкции «работать» на Россию в условиях существующей в стране политэкономической системы.
Несмотря на кризис, санкции и дешевую нефть, внешние источники для модернизации российской экономики не полностью иссякли. Применительно к основным источникам доходов страны глобальная конъюнктура будет в целом благоприятной, если цена на нефть будет колебаться в диапазоне 50–60 долл. США за баррель. Такая цена, с одной стороны, позволяет достаточно наполнить бюджет с учетом девальвации рубля, а с другой – не позволяет забыть о необходимости реформ, как прежде, и решать все вопросы с помощью денег. Гарантий такой «комфортной цены», однако, нет. Мировая экономика, по-видимому, вступила в период низких цен на нефть.
Решительно отказываясь от самоизоляции во внешнеэкономической политике, РФ должна быть максимально открытой всем международным партнерам, готовым вести дела с Россией. Привлекать их нужно не через создание привилегий для иностранцев, а путем улучшения делового климата и условий ведения бизнеса для всех.
Естественно, что в сложившихся условиях Россия максимально развивает отношения со странами Евразийского экономического союза. Модернизационный потенциал их, однако, невелик. Казахстан, Белоруссия и Армения сами нуждаются во внешних ресурсах для модернизации и ищут их как на Западе, так и на Востоке. Тем не менее некоторые возможности у России здесь есть. Ее партнеры по ЕАЭС (за исключением Белоруссии) не находятся под санкциями, они имеют некоторый доступ к ресурсам Запада.
Анализ западных санкций показывает, что они закрывают определенные возможности, но далеко не все. Есть области, где доступ к западным ресурсам пока закрыт. В основном это военная промышленность и нефтедобыча. В первой сфере России точно придется опираться на собственные силы, особенно с учетом прекращения военно-промышленной кооперации с Украиной. В нефтедобыче в обозримом будущем предстоит рассчитывать на международные технологии второго уровня. Проблема финансирования проектов за счет внешних заимствований может быть смягчена путем формирования внутреннего рынка капиталов.
Осуществляя поворот на Восток, Россия ни в коем случае не должна отворачиваться от Западной Европы. Германия остается не только важнейшим внешним источником модернизационных ресурсов для РФ, но и основным политическим партнером в вопросе снижения напряженности вокруг Украины, а в перспективе – урегулирования украинского кризиса и создания новой системы безопасности на Европейском континенте. Германские деловые круги не воспрепятствовали занятию Берлином жесткой позиции в отношении Москвы по Украине, в том числе по санкциям, но они желали бы скорейшей нормализации германо-российских торгово-экономических отношений. Сохраняющийся интерес германского бизнеса к России – один из главных ресурсов российской экономической и технологической модернизации. Сама же модернизация России по-прежнему отвечает коренным интересам как Германии, так и Европы в целом.
Поддерживая тесный контакт с политическими элитами Германии, России необходимо продолжать культивировать деловые круги этой страны. Необходимо постепенно и терпеливо формировать новую политическую основу экономических отношений с Германией. Путь к этому лежит через поэтапное урегулирование ситуации в Донбассе, убедительную демонстрацию отсутствия у Москвы агрессивных намерений в отношении остальной Украины и ослабление военной напряженности вокруг государств Прибалтики. Нужно создавать и поддерживать элементы нового доверия в российско-германских отношениях. В перспективе Германия наряду с Китаем, Индией и самой Россией – одна из опор будущей Большой Евразии.
Германия, конечно, тесно интегрирована в Европейский союз. В рамках ЕС Россия должна терпеливо восстанавливать традиционно дружественные и экономически выгодные отношения с другими ведущими членами ЕС – Францией, Италией, а также Испанией. Так же, как и с Германией, Москва должна искать пути и средства достижения взаимопонимания с политическими элитами этих стран и активно стимулировать интерес к России у экономических кругов. Видимый прогресс в урегулировании украинского кризиса будет также иметь здесь решающее значение. Как и в Германии, россияне могут при этом опираться на сохраняющиеся традиционные связи с влиятельными группами в этих странах.
В условиях ухудшившихся отношений естественно возрастает роль стран-посредниц между Западной и Восточной Европой: не входящих в НАТО членов ЕС Австрии и Финляндии, а также не входящей ни в НАТО, ни в ЕС Швейцарии. Эти экономически и технологически развитые страны, компании которых давно присутствуют на российском рынке, могут сыграть заметную роль в модернизации России. Нейтральный статус Австрии, Финляндии и Швейцарии позволяет Москве в будущем рассчитывать на взаимодействие с ними в деле создания новой системы безопасности в Европе – в частности, в вопросах международного статуса и границ Украины, Молдавии и Грузии.
Дружественные в целом отношения России с членами ЕС Грецией и Кипром также являются резервом российской внешней политики, но возможности использования этих отношений для поддержки российской модернизации являются ограниченными. То же самое можно сказать об отношениях РФ с Сербией и другими странами Восточной Европы.
В условиях изменившихся отношений с европейскими партнерами России предстоит гораздо более активно, чем прежде, искать пути развития связей с наиболее передовыми в технологическом отношении странами Азии. Наиболее развитая страна региона – Япония – слишком тесно привязана к внешнеполитическому курсу США и лишь в небольшой степени, к сожалению, может считаться модернизационным ресурсом России. Тем не менее сбрасывать Японию со счетов не следует. Токио заинтересован в нормальных отношениях с Москвой, в том числе в решении территориального вопроса, но еще больше – в отсутствии консолидации РФ и КНР на антияпонской основе. Национальные японские интересы требуют хороших отношений с Россией, и это необходимо учитывать в азиатско-тихоокеанской политике Москвы.
Ряд других стран – союзниц США, такие как Южная Корея, Сингапур и Тайвань, предоставляют некоторые возможности для России в области экономической модернизации. У Южной Кореи, как и у Японии, есть особый геополитический интерес, связанный с КНДР, и Москва может и должна это использовать. После 1949 года Москва всегда признавала Тайвань частью КНР и выстраивает торгово-экономические отношения с Тайбэем с учетом этого. Тайваньский бизнес активно встраивается в экономику «Большого Китая», и с этих позиций может быть ценным партнером для РФ. В еще большей степени это касается Гонконга – особого административного района КНР и мирового финансового центра, который может быть гораздо глубже вовлечен в российско-китайские экономические отношения.
Сегодня Китай является по факту главным модернизационным ресурсом России в АТР. За последние десятилетия Китай добился впечатляющих экономических успехов. Сейчас России приходится учиться у страны, которой она шестьдесят лет назад оказывала масштабную помощь в деле создания современной промышленности. Китай приобрел огромный опыт в осуществлении различных инфраструктурных проектов. Китайцы сумели также развить ряд важных для России технологий, в том числе в нефтедобыче. Китай способен стать важным партнером в области НИОКР. Наконец, китайские банки (включая гонконгские) являются потенциально крупным источником финансирования для российского бизнеса.
Ресурсы, которые может предоставить России Китай, ограничены технологическим уровнем этой страны, ее внешнеэкономическими приоритетами (главным образом, развитием связей с США), особенностями финансового и фондового рынков, статусом национальной валюты. Кроме того, внешнеэкономическая деятельность китайских компаний в различных регионах мира от Африки до Латинской Америки свидетельствует об упорном стремлении китайцев продвигать свои условия сотрудничества – например, использование китайской, а не местной рабочей силы в реализуемых ими проектах.
Принципиальное значение имеет достигнутая в мае 2015 года договоренность о сопряжении китайского проекта Экономического пояса Шелкового пути (ЭПШП) и Евразийского экономического союза. Тем самым открывается возможность тесного взаимодействия с Китаем в реализации крупных экономических проектов, причем в тех областях, где Китай добился впечатляющих успехов – в частности, в создании современной транспортной инфраструктуры. Москва также приняла решение присоединиться к другой китайской инициативе – созданию Азиатского банка инфраструктурных инвестиций (АБИИ), фактически первого проекта такого масштаба, в котором Пекин решился сыграть ведущую роль. Сотрудничество с ЭПШП и АБИИ может заметно продвинуть модернизацию российской инфраструктуры.
Договоренность о сопряжении российских и китайских экономических проектов в Евразии вместо их предполагавшейся многими на Западе конкуренции создает условия для гораздо более тесного, чем раньше, экономического сотрудничества двух стран. Это взаимодействие способно подняться на еще более высокий уровень при условии развития российско-китайского научно-технического сотрудничества. Соединение российских технологий и интеллектуального потенциала с финансовыми ресурсами Китая может дать большие результаты в таких областях, как гражданская авиация и космос.
Значение другой великой азиатской державы, Индии, для российской экономической модернизации определяется значительным научно-техническим потенциалом этой страны. Соединение российских и индийских интеллектуальных ресурсов уже принесло практические результаты в военно-технической сфере. Индийские специалисты участвуют в создании военного самолета пятого поколения; результатом совместных усилий стала ракета «Брамос». Тем не менее потенциальные возможности сотрудничества двух стран гораздо шире. Помимо военной авиации и ракетостроения они включают космос, информационные технологии, биотехнологии, фармацевтику. Очень важным полем сотрудничества является образование. Через Индию, страну с преобладающим английским языком в области науки и техники, Россия может войти в научную англосферу.
Возможности Бразилии и других стран Латинской Америки стать ресурсом российской модернизации относительно скромны, но ими ни в коем случае нельзя пренебрегать. С Бразилией Россия может сотрудничать в таких областях, как авиастроение и производство вооружений, с Аргентиной – в сельскохозяйственном производстве. Наряду с АБИИ важные возможности открывает Банк развития БРИКС, в капитале которого участвуют Бразилия и Россия – наравне с Индией, притом что первое место принадлежит Китаю.
Соединенные Штаты Америки обладают в принципе огромным ресурсом для модернизации России. Правительство США, однако, будет, вероятно, еще очень долго проводить политику санкций в отношении РФ, а также подвергать суровому наказанию те американские и иностранные компании и банки, которые будут пытаться поддерживать экономические связи с Россией в обход санкций. Такая политика Вашингтона будет существенно ограничивать способность Москвы привлечь внешний ресурс для российской модернизации.
В то же время отдельные американские компании будут проявлять интерес к экономическим связям с Россией вне «запретных зон», установленных санкциями. В этой связи существуют некоторые перспективы участия отдельных американских компаний в совместном с Россией освоении Арктики, развитии потенциала Сибири и российского Дальнего Востока. Эти возможности ни в коем случае нельзя переоценивать: к изменению общего подхода Вашингтона к экономическим связям с Россией они не приведут, но и полностью игнорировать их также неправильно.
Главное, что следует иметь в виду: как бы полно ни удалось задействовать внешний ресурс модернизации экономики России, такой модернизации не произойдет, если не будут изменены базовые условия существования российской экономики.
Интеграция в глобальный мир
В самом начале книги мы говорили о том, что корни кризиса российской внешней политики – в неудаче 25-летних попыток интеграции в Запад и очень скромных перспективах интеграции на постсоветском пространстве. Неудача «плана А» и «плана В» не означает, конечно, принципиальной невозможности или ненужности международной интеграции России. Требуется «план С», но «С» в этом случае обозначает не Китай (China), а connectivity – контактность, способность оптимально вписаться в глобальный мир, извлекая из этого максимум пользы для себя и будучи одновременно ценным участником глобального сообщества.
У России есть глобальный опыт. Как одна из двух сверхдержав в период холодной войны, Советский Союз интегрировал «свою» часть мира. Политически и идеологически это осуществлялось через институты международного коммунистического движения, начиная с Коминтерна, а затем через систему связей международного отдела ЦК КПСС; геополитически – через социалистический лагерь, позднее содружество, а также «страны социалистической ориентации»[109]; экономически – через Совет экономической взаимопомощи (СЭВ)[110]; стратегически – через Организацию Варшавского договора (ОВД)[111], группы советских войск в Восточной Европе[112], а также военных советников и специалистов в десятках стран; культурно и духовно – через систему обучения иностранных студентов, продвижение советской идеологии и культуры за рубежом. После краха коммунизма и распада СССР эта система была полностью разрушена, но опыт остался.
Окончание холодной войны лишило Советский Союз части мира, которую советские лидеры считали «своей», зато открыло перед Россией весь мир, включив ее в процесс глобализации. За последнюю четверть века Российское государство, экономика и общество довольно глубоко интегрировались в глобальные процессы и мировые системы. Опыт сближения с Западом в 1989–2014 годах стал важнейшей частью процесса становления современной России.
Унаследовав советские позиции в важнейших международных организациях, Россия стала членом клубов, в которые Советский Союз не мог быть принят. Это касается ведущих международных финансово-экономических институтов – МВФ и Всемирного банка, Парижского клуба кредиторов, Всемирной торговой организации. В 1996 году Россия вступила в Совет Европы – организацию, продвигающую европейские ценности и особенно права человека. На протяжении полутора десятилетий РФ являлась членом группы восьми ведущих индустриальных демократий, была привилегированным партнером НАТО. Таким образом, Россия получила возможность широко и активно участвовать в политических, экономических и военных отношениях на глобальном уровне, приобрела современный опыт «глобалистики».
Сегодня этот процесс остановился и даже пошел вспять. Процесс присоединения РФ к Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР) – мировому клубу развитых экономик – прерван. «Большая Европа» от Лиссабона до Владивостока не состоялась. Ни один из двух геоэкономических мегапроектов, продвигаемых США – Трансатлантическое торгово-инвестиционное партнерство (ТТИП) и Транстихоокеанское партнерство (ТПП), – не включает Россию. Даже пилотный проект создания зоны свободной торговли между Россией и Новой Зеландией заморожен. Постоянно ужесточающиеся санкции США, ЕС и других стран против России создали динамику прогрессирующего дистанцирования Запада от России, развернуть которую может лишь фундаментальное изменение ситуации в РФ или в мире.
На региональном европейском уровне у РФ пока еще сохраняются многие разветвленные связи с Европейским союзом и его отдельными членами. Несмотря на то что согласованные еще в 2005 году «общие пространства» РФ – ЕС так и не стали реальностью, Россия довольно далеко продвинулась в направлении принятия технических стандартов ЕС. Нынешнее отчуждение от Европы не означает, однако, возвращения к ситуации изоляции и самоизоляции, в котором практически всю свою историю находился СССР. Притом что отношения России с пока еще доминирующей частью мира – Западом – испорчены всерьез и надолго, она остается частью глобальной экономики, мирового информационного и гуманитарного пространств.
Так и не войдя в лигу «мирового Запада», Россия оказалась частью не-Запада – части мира, которую во второй половине ХХ века именовали «развивающимися странами», «третьим миром», «мировым Югом». Россия, конечно, северная страна, но в обозримом будущем ей придется обживаться в новой компании, к которой в прошлом она относилась часто свысока, но ведущие члены которой за последние десятилетия достигли поразительных успехов, во многих отношениях опередив Россию. Установление контактов и развитие связей с незападной частью мирового сообщества – одна из самых актуальных задач российской внешней политики.
Россия как не-Запад
Быть частью современного не-Запада не зазорно. Начавшийся в 1980-х годах процесс глобализации серьезно повысил роль незападных государств, прежде всего Китая, Индии, Бразилии, Мексики и Турции[113]. Подъем этих и других государств, учитывая размер их экономик и численность населения, существенно изменил расклад сил на мировой арене. Запад сохранил свое доминирующее положение, но вынужден считаться с возросшим весом незападных игроков. «Семерка» из главного глобального экономического форума, которым она была с середины 1970-х годов, превратилась в клуб ведущих западных экономик. В ходе кризиса 2008–2009 годов она уступила положение ведущего глобального экономического форума «двадцатке». В G20 наряду со странами G7 входят Китай, Индия, Бразилия, Россия, Турция, Индонезия, ЮАР, Мексика, Аргентина, Саудовская Аравия и другие ведущие незападные страны.
В этой расширенной группе Россия чувствует себя достаточно уверенно. В «двадцатке» нет однозначного лидера, эта группа не политизирована и не идеологизирована. Так, несмотря на американское давление, поддержанное Австралией – хозяином саммита 2014 года в Брисбене, исключения РФ из «двадцатки» не произошло благодаря позиции Китая и других незападных стран. Однако быть членом престижной группы – это только полдела. Эффективность участия в работе таких форумов определяется реальным вкладом государств в решение общих проблем. С одной стороны, необходимы «интеллектуальные взносы» в виде конкретных идей по глобальной повестке дня, а также работающих предложений по решению тех или иных проблем. С другой стороны, нужно обладать соответствующими материальными возможностями для реализации общих решений. Наконец, необходимы определенные лидерские качества для убеждения и привлечения партнеров, создания коалиций для продвижения тех или иных вопросов.
На каждом из этих направлений у России есть потенциал, но, как свидетельствует практика, довольно скромный и далеко не соответствующий заявленным амбициям. Часто выдвигается аргумент о том, что в глобальных институтах все еще доминирует Запад во главе с США. Не пытаясь опровергать этот аргумент, можно пойти другим путем. БРИКС, который поначалу был просто удобной аббревиатурой для обозначения быстрорастущих развивающихся рынков, трансформировался (во многом благодаря усилиям Москвы) в востребованный глобальный незападный проект.
Сегодня БРИКС представляет собой клуб ведущих незападных стран – протоаналог западной «семерки». Вслед за институализацией своих саммитов БРИКС в 2015 году создала собственный финансовый институт – Банк развития. Несмотря на то что ведущей экономической силой незападной пятерки государств является Китай, в рамках БРИКС единоличное лидерство какой-либо одной страны отсутствует и вряд ли возможно в будущем. Это открывает возможности для равноправного взаимодействия, к которому стремится Москва. Нужно только научиться эти возможности реализовывать.
Что может дать БРИКС России? Прежде всего площадку для выработки и апробирования международных практик, способных заменить существующие, дающие большие преимущества Западу. России не нравятся какие-то внутренние процедуры и характер деятельности международных финансовых институтов? Теперь есть основа для разработки и реализации альтернатив в сотрудничестве с ведущими незападными партнерами РФ. Если предлагаемые альтернативы действительно будут эффективнее и справедливее, у них появится шанс быть воспринятыми во всем мире. Новый мировой порядок появится в результате конкуренции лучших мировых практик.