Я, Эрл и умирающая девушка Эндрюс Джесси

Но не Мэдисон Хартнер. Она, пожалуй, достойна звания королевы ШГИМОКНСНЛВЖ. Лучшее тому свидетельство – Рейчел. Мэдисон с Рейчел до всей этой истории с раком были едва ли дальними знакомыми, но когда Рейчел заболела, это запустило у Мэдисон гормоны дружбы.

Позвольте обратить ваше внимание: то, что ШГИМОКНСНЛВЖ не станут намеренно ломать вам жизнь, отнюдь не значит, что им вовсе не случается этого сделать. Они над собой не властны, как слоны, которые радостно мчат сквозь джунгли и случайно давят белок, даже не замечая их. Ага, горячие сексуальные слонихи.

На самом деле Мэдисон в чем-то похожа на мою маму: озабочена Добрыми Делами и непревзойденный мастер убеждать людей сделать какую-нибудь фигню. Жутко опасное сочетание, в чем вам еще предстоит убедиться, если я все же закончу эту книгу, не взорвавшись и не вышвырнув комп из машины на ходу в глубокий пруд.

Ладно. Короче, гормоны дружбы, активированные лейкемией, растеклись по сосудам Мэдисон и заставили ее подсесть к нам за обедом.

– Здесь кто-нибудь сидит? – спросила Мэдди. У нее такой глубокий, вкрадчивый и словно бы умудренный голос, не вполне соответствующий внешности. От этого она делается еще «горячее». Чувствую, я выгляжу полным дебилом, постоянно говоря, как она «горяча», – все, заканчиваю.

– ДУМАЮ, НЕТ, – ответила Наоми.

– Садись с нами, – предложила Рейчел.

И Мэдисон села. Даже Наоми затихла. Равновесие сил сдвинулось, но еще никто из нас не понял, куда. В воздухе повисло напряжение, как всегда в миг большой возможности и еще большей опасности. Мир был готов навеки измениться. Я жевал мясо.

– Грег, а у тебя интересный обед, – заметила Мэдисон.

Обед в пластиковой коробочке состоял из ломтиков недоеденной говядины, ростков фасоли и салата. А также соуса тэрияки, лука-порея и тому подобной фигни – в общем, как будто бы инопланетянин учился делать салат «по-землянски», но провалился на экзамене. Однако я почуял возможность и не стал ее упускать.

– Я уже пообедал, – объявил я, – а это – инопланетная блевотина.

Рейчел с Анной фыркнули, а Мэдисон даже немножко хихикнула. У меня не было времени по-настоящему оценить древо возможных ошибок, поскольку Наоми явно собиралась громко возмутиться, чтобы вернуть себе всеобщее внимание, а я был готов заплатить любую цену, лишь бы предотвратить это.

– Да, за дополнительные баллы я делаю для мистера Маккарти проект по рвотным повадкам пришельцев. Снимаю, что они делают, на камеру и собираю их блевотину в контейнеры. Вы что, серьезно думали, что я собираюсь это есть? Нет и нет! Мэдисон, ты, должно быть, думаешь, я извращенец. Но я рвотовед – отнесись к этому, пожалуйста, с уважением. Потому-то и таскаюсь с этим прекрасным образчиком рвоты в контейнере. Это для исследования!

Наоми то и дело пыталась встрять, выкрикивая «ФУ!» или «ДА КАК ТЫ МОЖЕШЬ?!», но безуспешно: меня уже охватило вдохновение, и я чувствовал, что на подходе хороший урожай смешков, особенно Рейчел, Герцогини Фырксильвании.

– Я точно не собираюсь есть эту прекраснейшую из рвот. Должен кое-что объяснить вам, ребята: когда инопланетянин блюет, это знак доверия. Я провел кучу времени, общаясь с пришельцами, выстраивая отношения, чтобы они даровали мне свою дивную рвоту, и я не предам их доверие, съев ее. Даже несмотря на то, что она выглядит вполне съедобной и, наверное, окажется очень даже ничего на вкус. Да вы только взгляните: взгляните на эти чудные финтифлюшки, похожие на сперматозоиды. Не будят ли они во мне горячее томление? Желание немедленно затолкать их в рот? Конечно! Но речь идет о до-ве-ри-и! Следующий вопрос, пожалуйста. Рейчел?

Рейчел уже без сил фыркала и хлюпала носом, и я понимал, что, дав ей слово, смогу перевести дух, не позволив при этом говорить Наоми. Кроме того, я изо всех сил старался не думать о том, что заставил смеяться, возможно, самую классную девушку школы Бенсона. Разумеется, в первый и единственный раз в своей жизни.

– А где ты вообще нашел этих инопланетян? – наконец смогла произнести Рейчел.

– Отличный вопрос! Пришельцы обычно маскируются под людей, но если знаешь, на что смотреть, распознать их не так уж трудно. – Я быстро оглядел столовку в поисках предмета вдохновения. По некоторым причинам мой выбор пал на Скотта Мэйхью – одного из готанутых игроков в «Мэджик» в шестнадцати тысячах слов отсюда. Одетый в длинный тренч, он неуклюже пробирался между столиками с подносом.

– У пришельцев странные представления о человеческой моде: они зациклены на тренчах, – начал я, – и так и не научаются толком пользоваться человеческими ногами. Например – только не смотрите на него все сразу. – Скотт Мэйхью вон там. Да это же стопудовый инопланетянин!

Мое сердце трепетало. С одной стороны, я только что по-крупному согрешил против одного из своих главных принципов: никогда ни над кем не насмехаться. Стеб над одноклассниками – возможно, самый легкий путь заводить школьных друзей и врагов, да и не только школьных, а я уже миллион раз говорил, что целью моей жизни было нечто совершенно обратное.

Но с другой стороны, когда рядом три хохочущих до упаду девушки и одна из них – Мэдисон, а другая – Рейчел, остановиться я просто не мог.

– Вы, возможно, замечали, как странно Скотт ходит туда-сюда и все такое, и, наверное, думали про себя: что с ним не так? Так вот: он с другой планеты, с какого-то дебильного метеора или как там. У меня ушло чертовски много времени, чтобы выйти с ним на такой уровень доверия, когда он позволил мне взять образец его рвоты. Вы и представить себе не можете, сколько инопланетянской поэзии мне пришлось выслушать! В основном о кентаврах. И вот наконец-то это свершилось: сегодня утром он почитал мне свои стихи, а я такой: «Мне бы хотелось отблагодарить тебя, это так красиво!» – а он такой: «А мне бы хотелось оказать тебе честь своей рвотой!» И тут он наблевал мне сюда – о, это было что-то!

Тут мне пришлось заткнуться: Скотт дошел, наконец, до места и пялился на нас с другого конца столовой. То, что он увидел, ему явно не понравилось: Анна, Рейчел и Мэдисон глядели на него и смеялись, а я с глупой ухмылкой что-то рассказывал им – как тут не понять, что ржут над тобой! Он холодно и сердито посмотрел на меня.

– ГРЕГ, ТЫ ГАДКИЙ ПСИХ! – объявила Наоми, шустро пролезая в повисшую паузу.

– Грег, ты злюка, – сказала Мэдисон, при этом тепло улыбаясь мне.

И как, черт возьми, мне было выкручиваться?

– Нет, нет, нет! – завопил я. – Наоми, инопланетная блевотина вовсе не гадкая. В том-то все и дело. Она редкая и прекрасная. И, Мэдисон, то, что я говорю, совершенно беззлобно. Напротив: я воспеваю волшебную связь между мною и Скоттом. Воспеваю ее этой рвотой, которую держу в руках.

Но в душе я жутко злился на самого себя: поддавшись порыву, утратил самоконтроль и наговорил кучу гадостей про Скотта Мэйхью, возможно, «заработав» его ненависть. А заодно приобрел репутацию человека, который говорит про других гадости. Я был так зол, что больше не произнес ни слова до конца перемены, и, конечно, еще много недель не показывался в столовой. При одной мысли пообедать там у меня потели и чесались подмышки.

Позже Рейчел призналась мне, что Скотт Мэйхью без ума от Анны.

– О-о! Тогда все понятно.

– Правда?

– Да. Она все время читает книги о кентаврах и прочей фигне.

– Боюсь, он для нее слишком чудной.

– Да не такой уж он чудной.

Я все еще стыдился и переживал из-за Скотта и того случая.

– Грег, он чудик каких поискать. И волосы у него гадкие.

– Ну уж не чуднее меня.

– Это не ты ли документируешь рвоту пришельцев?

– Ага.

– А другие твои фильмы тоже документальные?

Думаю, Рейчел пыталась дать мне пас, открыть дорогу неиссякаемому потоку моего красноречия, но я слишком злился на себя, чтобы говорить. Вся эта история со Скоттом, а тут еще Рейчел заводит разговор о моих фильмах – я просто не знал, что делать.

Поэтому сказал что-то вроде:

– Э-э-э. Не особенно. Э-э.

К счастью, Рейчел поняла, что это значит.

– Извини, я помню, что это секрет. Мне не следовало спрашивать тебя о них.

– Да нет, это я дурак.

– И вовсе нет! Этот секрет важен для тебя, и я не прошу его раскрывать.

Признаюсь: в эту минуту Рейчел была потрясающе клевой. И все же, думаю, мне нужно рассказать про эти фильмы вам. Вы-то не такие клевые, как Рейчел, глупые вы мои читатели.

В смысле: это я решаю, о чем вам нужно прочитать, поэтому сейчас именно я кидаю говно на вентилятор.

Вряд ли кто-то этому удивится.

Глава 15

Гейнс и Джексон: собрание произведений

Конечно, список неполный.

Эрл, Гнев Божий-2 (реж. Г. Гейнс и Э. Джексон, 2005).

Да, я знаю: «2» – полная чушь. Либо уж «Агирре, Гнев Божий-2», либо «Эрл, Гнев Божий-1». Но в то время «Эрл-2» казалось неплохим вариантом. Да и нам-то было всего одиннадцать. Не судите нас слишком строго.

В любом случае прекрасное перевоплощение Эрла в говорящего на квазинемецком языке испанского конкистадора-психопата перечеркивалось почти полным отсутствием сюжета, развития героев, членораздельных диалогов и прочего. Задним числом мы поняли, что, наверное, не стоило тащить в фильм так много сцен с Кэтом Стивенсом, наскакивающим на нас из-за угла. Кроме того, нужно было добавить субтитры, потому что иначе речь Эрла совершенно непонятна. Например, «Ich haufen mit staufen ZAUFENSTEINNN». Звучит круто, но дословно значит: «Я куча/толпа/часть с [бессмыслица] камнедробилка-пропойца» .

Ран-2 (реж. Г. Гейнс и Э. Джексон, 2006). Мы действительно замахнулись на «Ран-2»: с костюмами, звуковой дорожкой, оружием и сценарием, который честно сели и попытались написать до начала съемок. Вот он: император с сыновьями обедают. Один из сыновей насмехается над отцом, император впадает в ярость и убивает придворного шута. Вбегает жена другого сына и объявляет, что только что вторично вышла замуж – за другого императора. Ее предают мучительной казни. Другой император живет в ванной и ест мыло; когда гонец сообщает ему, что его жена мертва, начинается длинная сцена ярости. Гонец оказывается сыном-бунтовщиком, который, однако, совершает ошибку, подойдя под дерево, где загадочный убийца ждет его с зубной пастой. Убийца и первый император некоторое время преследуют друг друга в лесу. От этого второй император закатывает еще более длительную сцену ярости. Но в конце концов вбегает в гостиную и совершает харакири локтем в лоб, пока каким-то-чудом-снова-живой шут поет громкую бессвязную песенку.

И тут все запутывается.

Апокалипсис попозже (реж. Г. Гейнс и Э. Джексон, 2007). Опять же, название не самое удачное. Когда мы выяснили, что такое апокалипсис, нам показалось глупым, что «Апокалипсис сегодня» был вовсе не о конце света. Сюжет фильма можно пересказать следующим образом:

1. Эрл, в бандане и с водяным пистолетом, требует сказать ему, когда наступит апокалипсис.

2. За кадром я сообщаю Эрлу, что апокалипсис еще не подоспел.

3. Эрл садится на стул и разражается долгим потоком ругани.

4. Повтор. 1/2

Звездные перемирия (реж. Г. Гейнс и Э. Джексон, 2007). Это случилось в 2007 году на планете Земля, а не «давным-давно в далекой-далекой Галактике». Несмотря на крутое имя, Люк-Чокнутый-Отморозок – самый убогий парень в околотке. В его сумке нет ничего, кроме пудинга, а девушки не только не хотят с ним встречаться, но и вообще постоянно норовят пнуть его в живот. Потом он откапывает в песочнице двух роботов, которые сообщают ему, что он может передвигать предметы силой мысли. Никаких подтверждений этому нет, но он все равно рассказывает о своих «способностях» каждому встречному, а когда его просят показать, впадает в ярость и исполняет Танец Рассерженного Робота. В какой-то момент Люк решает, что его велик – это сверхскоростной мотоцикл из будущего, и начинает гонять на нем с водяным пистолетом по Фрик-Парку, издавая губами «космические» звуки и нападая на людей, которых принимает за штурмовиков Империи. А потом появляется полиция: настоящая, в сценарии ее не было, но ее вызвала едва не сбитая нами пожилая леди. Это оказалось очень кстати, потому что конец мы так и не придумали. 1/2

Привет, пока жив (реж. Г. Гейнс и Э. Джексон, 2005). Прорыв! Это наш первый из многих фильмов с наручными куклами бибабо. Джеймс Бондаж, британский супершпион, просыпается в кровати с красивой женщиной, втайне куклой. Мы узнаем, что это тайна, когда Джеймс Бондаж говорит «Самое прекрасное в тебе, что ты – нормальная баба, а не какая-нибудь бибабо». 1/2

Котобланка (реж. Г. Гейнс и Э. Джексон, 2008). Беда в том, что коты – хреновые актеры.

Космическая Илиада 2002года (реж. Г. Гейнс и Э. Джексон, 2009). Мы совершенно раскрепостились, посмотрев «Космическую одиссею 2001 года». Если «Агирре, Гнев Божий» научил нас, что сюжет не обязательно должен заканчиваться счастливым концом, то «2001» научил нас, что сюжет – вообще не обязательная часть фильма, а многие сцены можно заполнить просто причудливыми цветами. С художественной точки зрения это один из наших самых амбициозных фильмов, отчего смотреть его наименее прикольно. 1/2

Маньчжурский канди-кот (реж. Г. Гейнс и Э. Джексон, 2010). Коты не только хреновые актеры, но еще и терпеть не могут костюмы. 1/2

Глава 16

Надеюсь, это конец порядком затянувшегося рассказа про Эрла

Всего мы сделали сорок два фильма, считая с «Эрла, Гнева Божьего-2». Завершение каждого фильма сопровождалось определенным ритуалом: мы записывали две копии на DVD, стирали фильм с папиного компьютера, а потом я выносил сырой материал на помойку за домом, покуда Эрл выкуривал сигаретку. Мама обычно взирала на это с неодобрением: по ее мнению, материалы стоило бы оставить на будущее, кроме того, даже терпя курение, она явно не была его фанаткой. Тем не менее она позволяла нам проводить эту церемонию – ей просто не оставляли выбора.

Мы не хотели, чтобы кто-нибудь, кроме нас, смотрел эти фильмы. Ни мама с папой – мы знали, что не можем доверять их мнению. Ни одноклассники – нам было наплевать на их мнение после провала «Агирре, Гнева Божьего». Да и потом – мы ни с кем особо не дружили.

Эрл, если честно, вообще не особенно озабочивался друзьями. Я был самым близким его другом, но, помимо съемок фильмов, мы почти ничего вместе не делали. В средней школе он стал проводить много времени сам по себе. Не знаю, где он шлялся, но его не было ни у себя дома, ни у меня. Какое-то время Эрл «варил» наркоту, но меня в это дело не посвящал. Вскоре он завязал и к восьмому классу ограничился исключительно сигаретами, хотя мы успели снять два фильма, когда Эрл был слегка съехавшим от дури («Иди, Лола, иди», 2008 и «Солдат Гей», 2008). Однако Эрл всегда жил сам по себе – бывало, я не видел его неделями.

У меня тоже с друзьями не ладилось. Не знаю почему. Знал бы, наверное, все не было бы настолько запущено. Одна из причин: меня просто не интересовало то, что интересует большинство нормальных подростков: спорт, музыка – две вещи, в которые я попросту не въезжал. Музыка интересовала меня лишь как звуковое оформление фильма, а что касается спорта – думаю, уже понятно. Какие-то парни перебрасывают куда-то мячик или пытаются сбить друг друга с ног, а ты должен сидеть и три часа смотреть на это – что за дурацкая трата времени! На фиг, на фиг. Не хочу показаться снобом и потому больше ничего не скажу, кроме того, что в прямом смысле слова не представляю, что может быть тупее спорта.

Короче, общих интересов у меня ни с кем не было. Более того, даже оказываясь в компании, я понятия не имел, о чем говорить. Юмор, не связанный с кино, мне категорически не давался, и когда вместо изящной шутки я на взводе пытался придумать что-нибудь «поинтереснее», обычно получалась фигня типа:

1. Вы когда-нибудь замечали, что люди похожи либо на грызунов, либо на птиц? Их легко классифицировать таким образом: у меня, к примеру явно крысиное лицо, а ты скорее смахиваешь на пингвина.

2. Если бы это была видеоигра, ты мог бы просто разфигачить все в этой комнате, и из ниоткуда выскочила бы куча денег – причем тебе бы даже наклоняться за ними не пришлось: просто шагни в их сторону и – о-па! – они уже на твоем счете.

3. Если я начну говорить как солист какой-нибудь олдскульной рок-группы, например «Перл-Джема», все подумают, что я серьезно ударился головой. Так почему же тому парню из «Перл-Джема» все можно?

Все это крутые темы для разговоров с друзьями, но не в том лучае, если ты всего лишь пытаешься вежливо пообщаться. А у меня никак не получалось выйти на следующий уровень. К тому времени, как я перешел в старшие классы и научился разговаривать с людьми чуточку лучше, я успел решить, что на самом деле и не хочу ни с кем дружить. Кроме как с Эрлом, который, как я уже сказал, был скорее коллегой.

А девушки? Забудьте о девушках. С ними у меня не было ни малейшего шанса. Причины исчерпывающе изложены в главе 3.

В общем, фильмы мы никому не показывали.

Глава 17

В гостях у мистера Маккарти

Мистер Маккарти – один из немногих нормальных учителей в школе Бенсона. С ним можно найти общий язык, и он каким-то чудом выработал иммунитет к жизнедробильной силе старшей школы. Большинство молодых учителей школа Бенсона доводит до слез по крайней мере раз в день, немногие другие – тупые дуболомы, выточенные на станке по единому шаблону, но мистер Маккарти – товар штучный.

Он белый, но бреется налысо, а его руки покрыты наколками. Ничто не заводит его так, как факты. Если кто-то говорит правильно, он бьет себя в грудь и кричит: «ВЕРНЫЙ ФАКТ!» – или иногда: «ЧТИТЕ НАУКУ!» Если утверждение неверно, раздается соответственно: «ЛОЖНЫЙ ФАКТ!» Еще он целый день потягивает вьетнамский суп из термоса – «обращается к оракулу». В редких случаях, когда он по-настоящему чем-то взволнован, мистер Маккарти притворяется собакой. Но в основном с ним офигительно легко, и порой он ведет уроки босиком.

Так или иначе, мистер Маккарти – единственный учитель, с которым у меня что-то вроде дружеских отношений, а еще он разрешает нам с Эрлом обедать у него в кабинете.

За обедом Эрл вечно сидит надутый. Он ходит на курсы коррекции с отстающими, сплошь кретинами. Кроме того, все кабинеты для дополнительных занятий расположены на этаже Б, под землей.

Кстати говоря, Эрл достаточно способный, чтобы успевать по любому предмету. Ума не приложу, зачем он ходит на курсы коррекции, но чтобы объяснить, как и почему Эрл принимает решения, и двадцатитомника мало, поэтому останавливаться на этом я здесь не буду. Однако фишка в том, что к седьмому уроку, после четырех часов зубодробительной тупости, он уже на стенку лезет. Первые десять минут обеда он просто трясет головой и рычит на все, что я ни скажу. Потом постепенно отходит.

– Так ты че, теперь типа тусуешься с этой чувихой? – спросил он как-то после моего неудачного похода в столовую.

– Ага.

– Мама заставляет?

– Ну, в общем, да.

– Она, типа, умирает?

– Э-э-э, – «глубокомысленно» протянул я, в самом деле не зная, что сказать. – Ну да, у нее рак. Но сама она не считает, что умрет, и мне делается хреново, когда мы с ней зависаем, потому что все, что я могу думать: «Ты умрешь, ты умрешь, ты умрешь».

Эрл с каменным лицом заметил:

– Все умрут.

На самом деле он сказал что-то вроде «Се уммут», но на письме это выглядит глуповато. Как вообще передают речь на письме?

– Ага, – согласился я.

– Ты веришь в загробную жизнь?

– Не особо.

– Да ладно, веришь, – убежденно возразил Эрл.

– Да нет, не верю.

– Ты просто не можешь не в нее не верить.

– Это… это тройное отрицание, – ответил я, чтобы позлить его. Глупо – талант злить людей не нуждается в ежедневном упражнении.

– Блин, чувак! По ходу, ты слишком правильный для загробной жизни.

Мы ели. Обед Эрла состоял из конфеток «Скиттлз», чипсов, печенья и колы. Я взял у него немного печенья.

– Несуществование просто не укладывается в голове – мозг отказывается верить, что не будет жить дальше.

– У меня очень сильный мозг.

– Я тебе его вышибу из башки, – прорычал Эрл, зачем-то топнув ногой.

Тут вошел мистер Маккарти.

– Грег. Эрл.

– Зрассь, мистер Маккарти.

– Эрл, у тебя не обед, а барахло, – мистер Маккарти, возможно, один из четырех человек на свете, который может сказать такое Эрлу, и тот не взбесится.

– Я хотя бы не сосу из никакого термоса никакой вонючий суп из никаких тентаклей, похожих на водоросли.

По некоторым причинам мы с Эрлом в то время были зациклены на тентаклях.

– Да, я как раз шел к оракулу.

Тут-то мы и заметили дымящуюся тарелку на его столе.

– Они там проводку меняют в учительской, – объяснил мистер Маккарти. – А здесь, ребята, источник вселенской мудрости. Только взгляните в воды оракула…

Мы заглянули в огромную бадью супа. Описание Эрла было очень точным: макароны выглядели натуральными тентаклями, а между ними плавала куча какой-то размокшей, расползающейся зеленой фигни. Все вместе походило на миниатюрную экосистему: я бы не удивился, увидев там живых улиток.

– Это называется «фо», – поведал мистер Маккарти, – вообще-то по-вьетнамски правильно произносить ближе к «фа».

– Дайте попробовать! – попросил Эрл.

– Нет, – отрезал Маккарти.

– Блин!

– Я не могу угощать учеников, – стал оправдываться Маккарти. – Это ужасно не одобряется администрацией. Чушь, конечно. Но, Эрл, могу порекомендовать тебе отличный вьетнамский ресторан, если хочешь: «Аромат Сайгона» Тхуэня в Лоренсвилле[7].

– Я не стану жрать в Лоренсвилле, – презрительно процедил Эрл.

– Эрл отказывается ехать в Лоренсвилль, – пояснил я. Уже давно я обнаружил, что порой при разговоре Эрла с кем-то другим прикольно описывать поведение Эрла, особенно если описание сводится просто к пересказу его реплик. Главная идея состоит в том, чтобы у Эрла был докучливый личный ассистент, на самом деле совершенно бесполезный.

– У меня нету таких бабок.

– У Эрла нет денег на подобные развлечения.

– Мне хотелося тута супчику спробовать.

– Эрл надеялся попробовать Вашего супа.

– Обломайся! – весело объявил мистер Маккарти, закрывая супницу. – Грег, дай мне факт.

– Э-э… Как и многие другие вьетнамские блюда, фо включает элементы французской кухни, в частности бульон, ведущий свое происхождение от консоме.

Стыдно признаться, но это я почерпнул на Кулинарном канале.

– ЧТИТЕ НАУКУ! – рявкнул мистер Маккарти. – Грег, ты просто монстр! – Он согнул правую руку в локте и шмякнул себя кулаком по бицепсу. – Так держать! – Он чудовищно перевозбудился, даже чуточку рычал: я уж думал, он нападет на меня, но учитель вместо этого повернулся к Эрлу:

– Эрл, если передумаешь, скажи Тхуэню, чтобы записал на счет мистера Маккарти, ладно?

– Лады.

– Фо у него в любом случае лучше моего.

– Лады.

– Путь добрый, молодые люди.

– До свиданья, мистер Маккарти.

Как только Маккарти ушел, мы, естественно, раздобыли бумажные стаканчики и плеснули себе того супчика. Он оказался вполне нормальным: как куриный, но со странными нотками, которые мы не могли распознать. Что-то чесночное и одновременно лакричное. В любом случае, в нем не было ничего психоделического. По крайней мере, поначалу.

Впервые я почувствовал себя странно, когда в ушах зазвенел звонок с последнего урока. Я встал, кровь прилила к голове, и перед глазами сомкнулась стена коричневого тумана – знаете, так иногда бывает, когда резко поднимаешься, – и мне пришлось замереть и ждать, пока это пройдет. При этом мои глаза были по-прежнему открыты и – так получилось – нацелены на Лив Райан, первую девушку в нашей школе, сделавшую пластическую операцию на носу. Точнее, они уперлись в ее буфера.

Из-за коричневой стены до меня долетело несколько слов Лив. Я прекрасно понимал, что это слова, но ни во что осмысленное они в голове не складывались.

Что за чертовщина?

– Грег, в чем дело, – повторила Лив, и на сей раз я смог понять, что она говорит. Выплыли из коричневого тумана и ее прелести.

– Кровь, – «объяснил» я. – У меня… э-э… в голове.

– Что?

– …ничего не видел, – мне было трудно говорить. Я начал осознавать, что выгляжу дебилом. И говорю в нос – словно 80 процентов моего лица занимал огромный раздувшийся нос.

– КровЬ ударила в гОЛОву, так чТо я ничеГО не видел, – наконец выдал я, хотя, возможно, не сумел произнести все слова правильно и расставить их в нужном порядке.

– Грег, ты плохо выглядишь, – заметил кто-то.

– А ты не мог бы перестать на меня пялиться, – поджав губы, попросила Лив, и от ее слов мое сердце переполнилось ужасом.

– Мне надо идти, – пробормотал я. Понимая, что нужно взять сумку, я попытался пошевелить ногами.

И упал.

Наверное, вам не нужно рассказывать, что в школе Бенсона, как и в любой другой, нет и не может быть ничего смешнее, чем чье-нибудь падение. Смешно не в смысле «остроумно» или «тонко», просто школьники искренне считают: самое забавное, что только может сделать человек, – это упасть. Не знаю точно, почему это так, но это так. Народ буквально выходит из себя, когда видит, что кто-то упал. Иногда от смеха они и сами падают, и тогда вслед за ними само небо обрушивается на землю.

Короче, я упал. Обычный Я выкрутился бы, встав и поклонившись, или исполнив еще какой-то ироничный церемониал. Но тот Я чувствовал себя ужасно странно и не мог нормально соображать. «Все над тобой ржут, над тобой ржут, над тобой ржут», – говорил мне мой мозг – собака, нет чтобы сообщить важные сведения или придумать план действий. «А все потому, что ты грохнулся, как идиот, идиот, идиот!» Мозг явно работал с перебоями, и я запаниковал: схватив сумку, рванул к двери и упал второй раз.

Народ чуть не лопнул со смеху. Это же истинный дар Богов Комедии: пухлый паренек падает, вскакивает, с матюками бросается к двери и снова падает.

Тем временем я выбрался из класса в коридор, оказавшийся в три раза длиннее обычного и весь в этих… ну, людях. Я плыл в море людской плоти, рассекая волны и изо всех стараясь сдерживаться и не взбелениться. Мелькали вокруг чьи-то лица, и все, казалось, пялились именно на меня, пытавшегося стать невидимкой. Еще ни разу в жизни я не чувствовал себя столь бросающимся в глаза: Человеком-носом, а также Падающим мальчиком.

Наверное, прошло минут пять, но они растянулись на час, пока я выбирался из школы. Час в аду. И тут, когда я, наконец, выпал на крыльцо, до меня дошло сообщение:

в супе ширево. вс3чаемся на парковке

Это был Эрл.

– Маккарти фигачит травку в свой супец, – прошептал он. Я не сразу въехал.

– Чувак, он, по ходу, туда тонну травы всыпал, – продолжал Эрл. – Я-то еще немного взял, а ты добавку налил – тебя, поди, всего расфигачило, сынок.

– Ага, – подтвердил я.

– Выглядишь хреново.

– Я упал.

– Блин! – воскликнул Эрл. – Почему я этого не видел!

Так вот, оказывается, что значит «словить кайф». Я как-то пытался курить марихуану на вечеринке у Дэйва Смеггерза, но ничего не почувствовал. Может, курил неправильно.

– Пошли на хату, тебе надо закинуться хавчиком, – предложил Эрл.

– О’кей. – И мы двинулись. Но чем больше я думал о том, как приду домой, тем больше понимал, что это плохая мысль. Я же под офигительным кайфом! По словам Эрла! Поэтому, едва мы доплетемся до дому, мама с папой сразу же поймут, что я вмазанный! Блин! Они же захотят об этом поговорить! А я лыка не вязал, куда уж там разговаривать! Я и думать-то словами не мог! Перед глазами всплыл барсук! Потрясный, налитый гормонами барсук!

Кроме того, пришлось бы что-нибудь наплести, потому что подставлять мистера Маккарти я не хотел. И что же я скажу? Что какие-то укурки заставили нас выкурить травку? Самому не смешно, а? А как еще мы могли так удолбаться – что придумать, а? И, возможно, еще важнее была мысль: «И как я вообще дотащусь до автобуса, не рухнув снова, а?»

– Маккарти, поди, все уроки ведет под кайфом, – предположил Эрл. – Нехилая штука. Блин, как же охота похавать!

Эрл был в отличном настроении. Я – нет. Мало того что я беспокоился насчет родителей, я чувствовал, что все прохожие смотрели на нас с неодобрением: два обкуренных подростка, шляющихся по улицам! Мы были под невероятным кайфом! А нос у меня был словно огромная груша, приклеенная к лицу! Огромная груша, полная соплей! Еще бы мы не были центром всеобщего внимания! Только потом я понял, что по шкале «Смотри скорее!» мы с Эрлом занимали место не сильно выше травы. (Ха-ха! «Травы»! Дошло? Вот кайф-то. Ладно, это шутка, и причем дурацкая. Собственно, именно за такие шутки люди терпеть не могут обкуренных.)

– Маккарти, по ходу, всегда под кайфом, – повторил Эрл, – когда ведет уроки.

– Он… вряд ли, – бормотал я. – Хотя, может быть. Типа того. Наверное. Ты мог бы… Э-э-э… не так. Ты знаешь…

Я даже не мог связать эти долбаные слова в долбаное предложение!

Услышав это, Эрл даже на время затих.

– Ну, блин, чувак! – наконец сказал он, – ну, блин!

Пока мы ехали в автобусе, пришла другая эсэмэска:

Звтр у меня хмтрп. Хчш попрощаться с моими волосами?:)

Стыдно признаться, но до нашей остановки мы не могли ее расшифровать. Не поняв сокращения, мы решили, что это какая-то бессмыслица. И даже поняв, не сразу догадались, что за этими сокращениями кроется, предлагая разные варианты:

– Заветрение!

– Хрен Моржовый, Ты – Рукоблудник Проклятый!

– Злобная Вредная Трескучая Редиска!

– За ВеТРом у меня ХМурая ТРойная Пипка.

– Ха… ха… ха…

– Хи-хи-хи.

– Не, серьезно, че это?

– Хе.

– Хах!

Наконец, выходя из автобуса, Эрл догадался:

– Химиотерапия.

– А-а-а?

– У твоей девушки выпадут все волосы.

– Че?

– Хи-ми-о-те-ра-пи-я! Тебе вкалывают какую-то дерьмовую химическую дрянь, и у тебя выпадают все волосы.

Мне поразило, как глупо это все звучало, хотя вообще-то я знал, что такое химиотерапия:

– О-о-о!

– А ты сам лежишь, как вареная сосиска с хреном.

Да, подумал я, хреновее некуда. Потом – ничего не мог с собой поделать – мне в голову полезла эта «вареная сосиска»: от которой быстро отвалились две буквы, и я представил себе бледно-розовую сосиску с лицом Мэдисон Хартнер и ее отпадными… которые без «со», и почему-то это меня ужасно развеселило.

– Эй, чувак! – Эрл смотрел очень серьезно.

Страницы: «« 345678910 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

Десять бурных лет из жизни троих молодых людей на фоне девяностых. Одна большая дружба, которая не в...
Наверно, много здесь всего, но дорогое это всё. Не всем понравится — не всем, но отдохнёте от пробле...
Здравствуйте, уважаемые читатели. Вам интересна русская история? Вам надоели общепринятые шаблонные ...
Нечто странное и необъяснимое происходило с некоторыми людьми в начале девяностых в Москве. И только...
Я говорю о хайку, или хоку, или даже хокку — японских стихах, написанных в три строки, где-то с сере...
В твоем доме взорвался газ. Ты забыла ключи от маминой квартиры. Друг на тебя в обиде, а подруга сли...