Колокол по Хэму Симмонс Дэн

– Так и есть, – ответил коротышка. Его улыбка вызывала у меня совершенно иные чувства, нежели кривая ухмылка Дельгадо, – она помогала мне расслабиться и внушала симпатию к Филлипсу, а когда улыбался Дельгадо, мне хотелось убить его.

„Своим возвращением вы обязаны Хемингуэю“, – подумал я и встряхнул головой – в это время суток лекарства мешали мне связно мыслить.

– Я вернулся, чтобы поговорить с вами, – продолжал Филлипс. Он кивком указал на Хемингуэя. – С вами обоими.

– Мы ждем ваших объяснений, – сказал Хемингуэй. – Или вы хотите сначала узнать, что произошло на минувшей неделе?

Ян Флеминг вынул изо рта мундштук и стряхнул пепел в пепельницу для гостей, стоявшую у подноса с моим обедом.

– Мы хорошо осведомлены об этих событиях, но с удовольствием выслушаем подробности о гибели майора Дауфельдта.

Хемингуэй бросил на меня взгляд. Я кивнул. Он коротко, немногословно поведал им о случившемся.

– А лейтенант Мальдонадо? – спросил Филлипс.

Я рассказал о нашей встрече на кладбище.

– Но лейтенант остался жив? – произнес Флеминг.

Я кивнул. „Хитрое дело“ в изобилии поставляло нам информацию на эту тему.

– На следующий день женщины, которые принесли цветы к памятнику Амелии де ла Хоц, услышали его крики из мавзолея. Мальдонадо доставили в гаванскую клинику, сумели спасти его ногу и приставили к нему круглосуточную охрану.

– Зачем? – спросил Филлипс.

– Чтобы обеспечить его безопасность, – ответил Хемингуэй. – Лейтенант спугнул десяток хулиганов-фалангистов, вознамерившихся осквернить памятник студентам-медикам.

Он прогнал их, но Кубинская национальная полиция опасается возмездия. Всю эту неделю Мальдонадо оставался героем Гаваны… по крайней мере, для тех, кто не знал, что он за человек.

– Думаешь, он захочет отомстить, старина? – спросил Флеминг, глядя на меня.

– Вряд ли, – ответил я. – Мальдонадо был всего лишь мальчиком на побегушках, отнюдь не центральной фигурой.

Он получал деньги как от ФБР, так и от СД. Он провалил одно из своих заданий. Сомневаюсь, что он пожелает довести его до конца. К тому же, по слухам, несколько ближайших месяцев он будет ходить на костылях.

– Все это замечательно, – подал голос Хемингуэй, – так давайте же выслушаем объяснения. Лукас утверждает, что почти разобрался в происходящем, но мне не удалось вытянуть из него ни слова.

Я поправил подушку за своей спиной.

– Я решил отложить свои догадки до нынешнего совещания, – сказал я. – Будет проще, если кто-нибудь заполнит пробелы.

– Ты ждал нас? – с удивлением спросил Флеминг.

– По крайней мере, господина Филлипса, – ответил я. – Но надеялся, что появится и кто-нибудь из вашей группы, Ян.

В конце концов, это был торг из-за ваших секретов.

– Каких секретов? – вмешался Хемингуэй. – Ты имеешь в виду британские конвои и Дьепп?

Господин Филлипс сцепил пальцы и вновь улыбнулся.

– Изложите свои гипотезы, Джозеф. А мы добавим, если нам будет что сказать.

– Хорошо, – отозвался я и выпил воды из стакана, стоявшего на моем подносе. – Думаю, все происходило примерно так… По-видимому, СД заключило некую сделку с американской контрразведкой… почти наверняка с ФБР, а то и с директором Гувером лично. Они прикрывались совместной разведывательной операцией СД и Абвера в Бразилии, Мексике и на Кубе. Тедди Шлегель и остальные оперативники Абвера, в том числе бедолаги солдаты, которых убили на берегу, не имели ни малейшего понятия о том, что происходит в действительности.

– А именно? – спросил Флеминг, вертя в пальцах мундштук и чуть заметно улыбаясь.

– Суть в том, что СД – Бекер, Мария и Дельгадо, а также их хозяева – намеревались сдать агентуру Абвера в Западном полушарии, а может быть, и в Европе.

Хемингуэй прикоснулся к повязке. За последнее время его борода сильно отросла.

– Одна шпионская организация нацистов предает другую? – произнес он. – Но это бессмысленно. Ведь они воюют с нами.

– Господин Филлипс, – сказал я, – думаю, вы сумеете объяснить это лучше, чем я.

Лысый коротышка пошевелил сцепленными пальцами и кивнул.

– По правде говоря, господин Хемингуэй, СД отнюдь не считает американские разведывательные и контрразведывательные органы своими главными врагами.

– Вы хотите сказать, их основной противник – Советы и Британия?

– Да, в международных делах они имеют более высокий приоритет, – согласился Филлипс. – На самом же деле основным противником СД является… Абвер. – Он умолк и пригубил виски. – Джозеф наверняка объяснял вам, что разведывательная группа СД. АМТ IV, входит в состав РСХА, которая включает в себя Гестапо и СС и в настоящее время осуществляет организацию и управление концлагерей и лагерей смерти в оккупированной Европе.

– Гиммлер, – сказал Хемингуэй.

Филлипс вновь кивнул.

– Рейхсфюрер Генрих Гиммлер. Вероятно, самый страшный из людей, ныне живущих на планете.

Темные брови Хемингуэя приподнялись, скрывшись под повязкой.

– Страшнее, чем даже Адольф Гитлер?

Ян Флеминг стряхнул пепел и подался вперед.

– В мозгу Адольфа Гитлера родятся кошмары, а рейхсфюрер Гиммлер воплощает их в жизнь.

– Мы имеем достоверную информацию о том, что и поныне евреев бросают в лагеря смерти… заметьте, не в концентрационные лагеря, а в огромные колонии, созданные СС с единственной целью уничтожить иудейскую расу… в количествах, которые цивилизованный мир не в силах лаже представить, – добавил Филлипс.

На лице Хемингуэя отразились интерес и отвращение одновременно.

– Но при чем здесь Дельгадо и Мария, „Хитрое дело“ и я?

– На первый взгляд адмирал Канарис со своей военной разведкой, рейхсфюрер Гиммлер и его РСХА, а также почивший генерал Рейнхард Гейдрих, глава СД. действовали в полном единстве и согласии во имя Тысячелетнего Рейха, – заговорил Филлипс. – На самом же деле Канарис ненавидит двух остальных, а Гиммлер с Гейдрихом уже давно замышляли погубить Абвер и репутацию адмирала.

– Передав ФБР все эти сведения об Абвере, – сказал я. – А еще раньше Бекер, главарь местного отделения СД. уничтожил бразильскую и другие южноамериканские разведывательные сети Канариса. Потом они с Дельгадо организовали передачу секретных сведений об Абвере в ФБР через наши руки. По крайней мере, через нас – Дельгадо, а потом – Гуверу.

Хемингуэй покачал головой.

– Ничего не понимаю. Если у Дельгадо имелся канал связи с Гувером – господи, ведь тот был его начальником! – то зачем ему понадобились „Хитрое дело“ и мы в качестве перевалочной базы для этих документов!

– Ошибаетесь, старина, – сказал Флеминг, усмехаясь себе под нос. – Человек, которого вы знаете под именем Дельгадо, уже организовал передачу документов через Кубинскую национальную полицию, но когда прошлой весной объявилось ваше „Хитрое дело“, все участники сговора – Дельгадо, Эдгар Гувер, Гейдрих, полковник Вальтер Шелленберг и сам Гиммлер – увидели, какие выгоды оно сулит. Любительская шпионская сеть, связанная со всеми основными контрразведывательными службами США, которой лично покровительствует посол Соединенных Штатов… и все это – в девяноста милях от побережья Америки! Идеальное прикрытие.

– Прикрытие, – задумчиво произнес Хемингуэй. – Иными словами, если бы что-нибудь сорвалось, мы стали бы козлами отпущения.

– Именно, – подтвердил Филлипс. – Насколько мы можем судить, Эдгар Гувер весьма встревожен провалом прошлогодней операции с участием Попова. ФБР располагало документальными свидетельствами того, что японцы собираются бомбить Пирл-Харбор, за много недель до нападения, однако Гувер и его люди утаили их. Уильям Донован подтверждает это. Гувер опасался, что президент Рузвельт узнает об этом и ослабит роль ФБР в разведке, либо, в самом кошмарном для Гувера варианте, снимет его с должности директора Бюро.

– Гувер предпочел бы умереть, – негромко добавил я.

– Совершенно верно, – сказал Филлипс. – Именно поэтому он согласился с планом, который ему предложил Дельгадо… майор Дауфельдт. С планом СД. С планом Гиммлера.

Я поднял руку, словно школьник:

– Но кто такой Дельгадо? Да, я знаю, он – майор СС Курт Фридрих Дауфельдт… но что он за человек?

Ян Флеминг погасил сигарету и вынул окурок из длинного черного мундштука. Когда он заговорил, выражение его лица и голос были намного серьезнее, чем прежде.

– Насколько нам известно, дружище, Дауфельдт – самый умелый разведчик Германии за все время, что она ведет войну. – Флеминг невыразительно улыбнулся Хемингуэю, сидевшему рядом. – Впрочем, это весьма сомнительная похвала. Нацисты проявили потрясающую некомпетентность в деле сбора полевой информации.

– И это еще одна причина, по которой Гиммлер и прочие лидеры СД без колебаний провалили абверовские операции, – добавил Филлипс. – Почти все они заканчивались и продолжают заканчиваться катастрофой. Разведка немцев на Восточном фронте действовала несколько успешнее, но они уверены, что директор Гувер нипочем не поделится абверовскими данными о русских с самими русскими.

– Но почему? – спросил Хемингуэй и улыбнулся собственной наивности. – Ему нужна фора в борьбе с Советами, верно?

– Абсолютно, – подтвердил Филлипс.

– По-моему, господин Гувер страшится коммунистов куда больше, чем японцев или нацистов, – сказал я.

– Нынешняя война – досадная помеха для нашего друга Эдгара, – добавил Флеминг. – Он стремится покончить с ней, чтобы начать другую, настоящую.

– Против Советов, – сказал Хемингуэй.

Ян Флеминг широко улыбнулся, показав свои кривые желтые зубы:

– Против всего международного коммунистического заговора.

Я вновь поднял руку.

– Прошу прощения, но мой вопрос остался без ответа.

Кто такой Дельгадо?

– Да, – откликнулся Филлипс. – В самом деле, кто он такой? Если вы помните, Джозеф, несколько недель назад я высказал предположение, что ваш Дельгадо – мифический агент Д., человек, которому приписывают убийство Диллинджера. Мордашки Нельсона и других врагов нации. Некто вроде „специального“ спецагента Гувера.

– Это действительно он? – спросил я.

– Мы так думаем, – ответил лысый коротышка. – Однако его настоящее имя нам неизвестно. Когда Дельгадо в 1933 году попал в поле зрения Гувера, его звали Джерри Фредериксом по кличке Датчанин, он был головорезом и информатором ФБР в Филадельфии. Однако теперь мы сомневаемся, что он уроженец Филадельфии, и полагаем, что Дельгадо еще до того внедрили в США по приказу Гиммлера.

– Он был тогда очень молод, – заметил я.

– Когда Гувер привлек его к э-ээ… к особым операциям, Дельгадо было двадцать шесть лет. Агент Д. говорил по-английски, по-немецки и по-испански, одинаково уютно чувствовал себя во всех трех культурах, а также в среде так называемой „мафии“ и преступного мира США. Убийство Диллинджера создало ему нежелательную славу в ФБР, и в 1937 году Фредерике уехал в Испанию, работал там на фашистов и впервые назвал себя Дельгадо. У нас есть сведения, что в 1939 году он находился в Берлине под именем майора Курта Фридриха Дауфельдта, но, как я уже говорил, выяснить, было ли это его настоящее имя, затруднительно.

– Весьма деятельная личность, – заметил Хемингуэй.

– Совершенно верно, – согласился Филлипс. – Естественно, появление Дельгадо-Фредерикса-Дауфельдта на Кубе нынешней весной обеспокоило нас. Точнее сказать, обеспокоило господина Стефенсона, командора Флеминга и БКРГ.

Они сообщали нам о деятельности нашего друга Дельгадо. – Он кивком указал на Флеминга.

Британский агент улыбнулся.

– Видите ли, мы не знали точно, что замышляют Дауфельдт и Бекер, но не ждали от них ничего хорошего для своей страны.

– И оказались правы, – добавил я. – Ведь директор Гувер скормил им секретные сведения о британских конвоях и перемещениях войск.

Хемингуэй посмотрел на меня-, на гостей и вновь повернулся ко мне.

– ФБР торговало британскими секретами в обмен на документы Абвера?

– Ну конечно, старина, – ответил Флеминг, сдержанно усмехнувшись. – Уж не думаете ли вы, что директор Федерального бюро расследований стал бы расплачиваться со своими немецкими информаторами „американскими“ тайнами?

Черт побери, да ведь он настоящий патриот!

Хемингуэй сложил руки на груди и нахмурился:

– Не верю своим ушам. Но зачем Гувер хотел убить меня?

– Дельгадо хотел убить нас обоих, – поправил я, чувствуя, что действие лекарств начинает ослабевать. Мое сознание прояснилось, но его притупляла мучительная боль в боку и спине. – Однако не думаю, что решение ликвидировать нас было принято Гувером.

– Это не в его обычаях, – пробормотал Флеминг. – Вы, ребята, должны были послужить прикрытием, коллективным козлом отпущения… если бы передача информации сорвалась. Но мне кажется, что Эдгар был против убийства кого-нибудь из вас, или обоих. Он скорее вызвал бы вас в сенатскую комиссию по коммунистической деятельности, дискредитировал бы вас или бросил в тюрьму.

– В Сенате нет комиссий по охоте на ведьм, – возразил Хемингуэй.

– Будет, дружище. Обязательно будет.

– Приказ о нашем устранении исходил от СД. – сказал я. – Гиммлер и Гувер могли доверять друг другу, поскольку их власть зависела от того, будет ли сохранена в тайне эта операция, но мы слишком многое узнали. Как только мы добыли абверовские документы и передали их Гуверу через Дельгадо, наша песенка была спета.

– Но мы не передавали их, – заспорил Хемингуэй. Его руки все еще были скрещены на груди, он продолжал хмуриться.

– Нет, не передавали. Но это не имело особого значения.

Мы оказались в нужном месте в нужное время. В случае необходимости Дельгадо мог скопировать сколько угодно абверовских документов. А после нашего исчезновения Кубинская национальная полиция продолжала бы выполнять роль передаточного канала. Мы были нужны, только чтобы свалить на нас вину, если начнется расследование.

Филлипс отставил пустой бокал.

– Между тем обвинить вас было бы совсем нетрудно. Вас должны были обнаружить мертвыми, очевидно, погибшими от руки друг друга, а поблизости – два недавно захороненных трупа немцев. Жестокое нападение Джозефа на несчастного кубинского лейтенанта лишь подкрепило бы подозрения.

Ян Флеминг зажег очередную сигарету.

– Чего мы не ожидали – так это убийства Дельгадо двух своих людей.

– Значит, молодых немцев застрелил именно Дельгадо? – спросил Хемингуэй.

– О, в этом почти нет сомнений. – Флеминг улыбнулся. – Тем вечером наши парни следили за Дельгадо и Бекером от Гаваны до Манати, но упустили их на заброшенной железнодорожной линии, ведущей к бухте. Я подозреваю, что солдатам было ведено дожидаться гауптштурмфюрера, и, по всей видимости, он осветил себя фонарем, чтобы унять их беспокойство, а через несколько секунд Дельгадо застрелил их из своего „шмайссера“. Разве можно было придумать лучший и более надежный способ передать вам документы?

Я попытался устроиться удобнее, но легче мне не стало.

– И, кстати, пока мы заполняем пробелы, – сказал я. – Как насчет Марии? Кто она такая?

– Агент СД. дружище, – ответил Флеминг между двумя затяжками. – Один из двух членов так называемой ликвидационной группы, которая должна была устранить вас, после того как вы с господином Хемингуэем выполнили бы свое предназначение.

– Черт побери, я знаю об этом, Ян, – сказал я, чувствуя, как боль до предела напрягает мои нервы. – Меня интересует, что она за человек.

Филлипс положил ногу на ногу и провел ладонью по безупречной складке брюк.

– Вероятно, это самая загадочная часть случившегося, Джозеф. Мы попросту не знаем, кто она такая. Скорее всего, немка, выросшая в Испании. Либо талантливая полиглотка.

Она весьма успешно действовала в условиях глубокой конспирации. Она – настоящий кошмар для любого руководителя контрразведки.

– Была, – поправил я. – Если, разумеется, у вас нет сведений о том, – что ей удалось вырваться живой с Кейо Пута Пердида.

– Кейо… как ты сказал? – переспросил Флеминг. Он был шокирован.

Филлипс покачал головой.

– Мне очень жаль, но такими данными мы не располагаем.

Агентов ОСС на Кубе немного, и они весьма загружены работой. Естественно, если эта дама появится где-нибудь, мы не спустим с нее глаз.

– Дельгадо назвал ее Эльзой, – сообщил я.

– Ага! – Филлипс вынул из кармана пиджака маленький блокнот в кожаном переплете. Отвинтив колпачок серебряной чернильной ручки, он сделал пометку.

– Что с абверовскими документами? – спросил я.

Филлипс улыбнулся.

– Господин Донован и ОСС с огромным удовольствием примут их из ваших рук, Джозеф. Разумеется, мы не поделимся ими с господином Гувером и ФБР… только если будем вынуждены сделать это, и только в частном порядке, если директор вновь попытается ликвидировать нашу службу, чем он весьма усердно занимался несколько минувших месяцев.

Также мы были бы рады получить копии снимков погибших немецких курьеров, трупов Дельгадо и Бекера, и… если это вас не очень затруднит… нотариально заверенные, датированные и скрепленные печатью показания. В них вы опишете события, в которых пострадали и которым были свидетелями.

Я посмотрел на Хемингуэя. Писатель кивнул.

– Хорошо, – сказал я, невольно улыбаясь, хотя мои плечи, спину, бок и руку терзала нестерпимая боль. – Вы помещаете директора под колпак, верно?

Филлипс улыбнулся в ответ.

– Верно, однако безопасность и интересы Соединенных Штатов Америки остаются нашим главнейшим приоритетом, – сказал он. – Будет лучше, если ОСС сосредоточит в своих руках сбор всей зарубежной информации. Нелишне также, чтобы власти директора столь могущественной организации, как ФБР, противостояла система… э-ээ… мягкого контроля и равновесия.

Я на мгновение задумался над словами Филлипса. Я не мог не согласиться с ним.

– Итак, – заговорил Флеминг, вынимая из мундштука второй окурок и допивая виски с таким видом, как будто намеревался уходить. – Кажется, мы во всем разобрались, нашли ответы на все загадки.

– Кроме одной, – отозвался Хемингуэй.

Гости внимательно ждали продолжения.

– Что теперь делать нам с Лукасом? – осведомился писатель, свирепо выглядывая из-под повязки. – Джо потерял работу. Господи, ему даже нельзя отправиться на родину. Не сомневаюсь, что Гувер превратит его жизнь в ад, вздумай он приехать в Штаты и вернуться на свою должность. Представьте, что скажет КНБ.

Ян Флеминг нахмурился.

– Что ж, это и впрямь…

– А как же я? – продолжал Хемингуэй. – Комиссия по надзору за бюджетом и без того жрет меня с потрохами. И если то, что вы говорили о любимом способе Гувера давать сдачи – правда, он объявит меня сторонником коммунистов, как только война подойдет к концу и русские уже не будут нашими союзниками. Черт побери, он, должно быть, уже начал собирать информацию обо мне.

Я встретился взглядом с Филлипсом и Флемингом. Мы все видели досье Хемингуэя. Первые документы легли в него десять лет назад.

– То, что вы сказали, заслуживает самого пристального внимания, господин Хемингуэй, – сказал Филлипс. – Однако позвольте заверить вас, что господин Донован и другие… эээ… влиятельные лица в ОСС не позволят директору Гуверу сорвать на вас свою злобу. И это еще одна причина, которая побуждает нас снять с вас показания.

– В конце концов, вы – писатель, известный во всем мире, – вмешался Флеминг. – Гувер сам жаждет славы, но опасается того могущества, которое она обеспечивает другим людям.

– Вдобавок ваш дом расположен на Кубе, – сказал я. – И это помешает ему добраться до вас, даже если ему этого захочется.

– Вам не о чем беспокоиться, – заверил Хемингуэя Филлипс. – Несколько минут назад Джозеф весьма остроумно заметил, что директор „находится под колпаком“. Наша служба сделает все от нее зависящее, чтобы он там и оставался. И если вам, господин Хемингуэй, потребуется наша…

Хемингуэй лишь взглянул на коротышку. Помолчав, он сказал:

– Все это очень хорошо. Но, как только моя жена закончит свои изыскания за маленьким крестом на пустой карте, я попрошу ее слетать в Вашингтон, переговорить со своей подружкой Элеонор и старой леди в кресле на колесах насчет ошейника для этой собаки.

– Крест на пустой карте? – переспросил Флеминг, переводя взгляд с Хемингуэя на меня и обратно с таким видом, как будто принимает шифрованную передачу. – Старая леди?

Кресло на колесах? Собака?

– Не обращайте внимания, Ян. – Филлипс усмехнулся. – Я объясню вам по пути в аэропорт.

Все, кроме меня, поднялись, собираясь уходить. Я смотрел на них, жалея, что еще не пришло время принять очередную порцию болеутолителей.

– Джозеф, – заговорил Филлипс. – Хотите узнать истинную причину, которая сегодня привела нас к вам?

– Конечно. – Я размышлял о том, насколько был прав Хемингуэй, утверждая, что я больше не смогу вернуться в Штаты и к своей должности в контрразведке. Тут не было ничего нового, я знал об этом с того самого дня, когда решил рассказать Хемингуэю обо всем и работать на него, а не на своих истинных хозяев. Однако сама эта мысль опечалила меня, невзирая на действие морфина и боль, которая волнами накатывалась на мое тело.

– Ваша… э-ээ… изобретательность произвела серьезное впечатление на господина Донована, Джозеф. Он был бы рад встретиться с вами и обговорить перспективы вашего дальнейшего трудоустройства.

– За пределами страны, – уныло произнес я.

– Что ж, это так. – Филлипс улыбнулся. – Но ведь именно там действует наша служба, не правда ли? Не могли бы вы приехать на Бермуды через пару недель? Разумеется, если позволит состояние вашего здоровья.

– Конечно, – повторил я. – Но почему на Бермуды? – Это была территория Британии.

– Дело в том, дружище, – пояснил Флеминг, – что господин Донован наметил поездку на Бермуды для разговора с вами, поскольку господин Стефенсон также хочет обмолвиться с вами словом, прежде чем вы примете решение относительно предложений ОСС. Уильяму… „нашему“ Уильяму… удобнее оставаться на британской земле, покуда не уляжется неизбежный гнев директора Гувера… если вы понимаете, о чем я.

– Стефенсон? – тупо переспросил я. – Он хочет поговорить со мной?

– Перспективы самые радужные, старина, – заверил меня Флеминг. – А после войны, когда Адольф, Того и Бенито, а также все остальные умалишенные будут помещены… как уже не раз было сказано сегодня, „под колпак“, нас ждут новые испытания. И Британия вполне может оказаться весьма уютным домом для молодого американца с хорошим жалованьем.

– Предлагаете работать на MI6? – Я сам удивился своей тупости и наивности.

Филлипс улыбнулся и потянул Флеминга за рукав.

– Отложите решение до более подходящих времен, Джозеф, – сказал он. – Приезжайте к нам на Бермуды через пару недель… либо когда достаточно оправитесь, чтобы путешествовать. Господин Донован с нетерпением ждет встречи с вами.

Хемингуэй проводил гостей до подъездной дорожки.

Я сидел в постели, борясь с болью, чувствуя, как зудит кожа под повязками, и качая головой. „Работать на заклятую МI6?“

Несколько минут спустя Хемингуэй вернулся с таблетками.

– Тебе нельзя принимать их со спиртным, – сказал он.

– Знаю, – ответил я.

Он протянул мне две таблетки и бокал виски. Он принес порцию и для себя. Я проглотил лекарство, и он поднял свой бокал.

– „Estamos copados“, – сказал он вместо тоста. – Ну а пока – за смятение в рядах наших врагов!

– За смятение в рядах наших врагов! – повторил я и выпил.