Грехи волка Перри Энн

Сын его – тоже личность незаурядная. Правда, не столь удачлив в делах и не слишком ими интересуется, а потому передал управление компанией своему зятю, Байярду Макайвору. Это иностранец, ну, то есть англичанин, но человек вообще-то неплохой. Несколько мрачный, но очень способный и, надо сказать, честнейший. Мистер Элестер – казначей-прокуратор, и у него почти нет времени заниматься делами фирмы. Прекрасный, к слову, прокуратор, гордость города. По мнению некоторых, немного важничает, но для казначея это не порок. Закон – дело серьезное, не правда ли?

Бывают ли у него загулы? Об этом не слыхали. Он вроде не из таких. Ни одного скандала с его именем не связано.

Была, правда, история с Гэлбрейтом, но здесь уж вина самого Гэлбрейта, а казначей тут ни при чем.

Монк расспросил о деле Гэлбрейта, хотя уже знал о нем.

Он услышал то, что было ему известно и прежде: Гэлбрейта обвиняли в растрате, и речь шла об очень крупной сумме. Все были уверены, что, если дело дойдет до суда, его ждет приговор, но казначей-прокуратор заявил, что для передачи дела в суд нет достаточных оснований, и Гэлбрейт избежал тюрьмы, но не позора – во всяком случае, в глазах людей. Только это уж не вина казначея!

А миссис Мэри Фэррелайн?

О, то была настоящая леди! Воплощение всех достоинств. Благородна, ко всем доброжелательна, никакого высокомерия, с каждым вежлива, будь то богатый или бедный. Это, знаете ли, высший сорт! Всегда элегантна, но без всякой показухи.

А как насчет ее личной репутации?

Не говорите чепухи! Ничего такого о ней никто и подумать не мог. Миссис Фэррелайн была прелестна, но не допускала ни малейшей к себе фамильярности. Бесконечно предана семье. Естественно, такая красавица, какой она была в молодости, не могла не иметь поклонников. Она была человеком веселым, жизнерадостным, но вести себя неподобающим образом, подать повод для скандала – это извините!

Понятно. А нынешнее поколение?

Люди они неплохие, но куда им до нее! Вот разве что мисс Уна. Это тоже леди. Похожа на свою мать: спокойна, серьезна, по-настоящему внимательна к семье… и к тому же умна. Говорят, в процветании компании ее заслуга не меньше, чем мужа. Вполне возможно. Впрочем, если и так, это никого не касается.

Монк появился на Эйнслай-плейс во всеоружии приобретенных сведений об общественном положении и прекрасной репутации этого семейства, но все, что ему удалось узнать, не содержало и намека на то, кто же мог убить Мэри Фэррелайн, не говоря уже о доказательствах.

Его вежливо приветствовал Мактир, на сей раз проявивший к сыщику сдержанный интерес, но в остальном по-прежнему неодобрительно взирающий на весь мир. Посетителя пригласили в ту же самую гостиную, где уже собралась почти вся семья. Не доставало, кажется, только Элестера.

Уна с легкой улыбкой шагнула навстречу Уильяму:

– Добрый вечер, мистер Монк. – В ее прямом открытом взгляде он прочел не простую вежливость, но откровенную симпатию, непохожую на обычное женское кокетство. – Как поживаете?

– Спасибо, прекрасно. И я в восторге от Эдинбурга, – ответил детектив, взглянув на нее с выражением, призванным показать, что их договор остается в силе.

Миссис Макайвор обернулась к собравшимся, и Монк, последовав за ней, обменялся с ними любезными приветствиями, замечаниями о погоде и здоровье и прочими банальностями, к которым прибегают люди, когда им не о чем говорить.

В этот вечер здесь был и Гектор Фэррелайн. Выглядел он ужасно. Лицо его было таким бледным, что даже веснушки на щеках выступали яркими пятнами, а глаза его покраснели. Чтобы иметь такой скверный вид, подумалось Уильяму, нужно выпивать не меньше бутылки виски в день. Так он очень скоро допьется до смерти. Полулежа на боку на большой софе, майор с недоумением уставился на Монка, словно пытаясь уяснить его роль в происходящем.

С той же радостью, что и в прошлый раз, детектив отметил присутствие Дейрдры. В самом деле яркая женщина! Но даже ее лучший друг не мог бы с одобрением отозваться о ее туалете. Сыщик простил бы ей экстравагантность одежды. Но его безупречный вкус всегда позволял ему распознавать хорошие наряды, а платье молодой миссис Фэррелайн к их числу явно не относилось. Оно было прекрасно сшито, а бисерная отделка корсажа выглядела очень аккуратно, но само платье было явно не по фигуре своей хозяйки. Юбка слишком коротка, а это особенно ужасно выглядит на невысоких женщинах, да и рукава словно вздернуты на плечи, создавая что-то вроде оборок там, где им быть не поло-жено.

Впрочем, все это отступало на задний план перед ее неповторимой самобытностью и странной ранимостью – качеством, всегда привлекавшим Монка.

Он взял предложенный бокал вина и перешел поближе к камину.

– С пользой провели эти дни? – поинтересовался Квинлен, подняв глаза от стакана. Было непонятно, скрывалась ли за этим вопросом насмешка.

Сыщик не нашелся, что ответить, чтобы извлечь из разговора какую-то пользу. Он был близок к отчаянию. Время бежало неумолимо, а ему все еще не удалось узнать что-либо, хоть сколько-нибудь важное для судьбы Эстер. Может быть, стоит испробовать более рискованную тактику?

– Я теперь гораздо больше знаю о вашем семействе, – отозвался он с улыбкой скорее насмешливой, чем доброй. – Разные факты, мнения, по большей части достаточно любопытные. – Это была ложь, но правды сыщик позволить себе не мог.

– О нас? – встрепенулся Байярд. – Я полагал, что ваше расследование касается мисс Лэттерли?

– Мое расследование касается всего, что имеет отношение к преступлению. Впрочем, заметьте: я ведь сказал, что знаю теперь гораздо больше, но не говорил, что специально постарался это узнать.

– Это уже тонкости, – поддержал свояка Квинлен. – Ну, и что во всем этом интересного? Вам не рассказывали, как я женился на красавице Айлиш Фэррелайн, уведя ее буквально из-под носа у прежнего воздыхателя? Это был молодой человек из хорошей семьи, но без копейки, доставлявший своим близким немало огорчений.

Макайвор помрачнел, но счел за благо промолчать.

Айлиш на него бросила расстроенный взгляд. Сам же Байярд сидел, отвернувшись от нее, и она с неприязнью посмотрела на мужа.

– К счастью, предпочтение было отдано вам, – бесстрастно заметил Монк. – Было ли причиной ваше личное обаяние, принадлежность к влиятельной семье или попросту деньги?

Уна вздохнула, но в глазах ее мелькнула насмешливая искра, и от Уильяма не ускользнуло, что она взглянула на него с возросшей симпатией. Он испытал удовлетворение, а если быть совсем откровенным, то ему это было даже приятно.

– Об этом надо было спрашивать матушку, – после затянувшейся паузы проговорила Дейрдра. – Думаю, все решило ее мнение. Ну и, конечно, Элестера… хотя он в таких делах предпочитает полагаться на других. Не знаю, почему он тогда не вступился за того молодого человека. Мне он казался вполне приемлемым.

– Что значит «вполне приемлемым»! – с некоторой горечью проговорил Кеннет. – Все решают даже не деньги – разумеется, если речь не идет о тысячах. Главное – респектабельность, не так ли, Уна?

Миссис Макайвор обратила к нему спокойный понимающий взгляд:

– Во всяком случае, дорогой, не красота, не остроумие и не веселость, а тем более – не умение веселить других. Все эти свойства женщины весьма ценят, но перед алтарем думают не о них.

– Только, бога ради, не говори нам, где же они о них думают! – вмешался Файф, взглянув на Кеннета. – Ответ достаточно очевиден.

– И все же я отказываюсь понимать, – заговорил Байярд, в упор глядя на Квинлена. – Ты небогат, семья твоя ничем не замечательна, а о личном обаянии и говорить не приходится.

Уна выразительно посмотрела на него:

– Мы, Фэррелайны, не нуждаемся ни в деньгах, ни в чьей бы то ни было поддержке. Мы вступаем в брак с теми, с кем пожелаем. У Квинлена есть свои достоинства, привлекшие Айлиш, а мы одобрили ее выбор – вот и все. – Она улыбнулась миссис Файф. – Не правда ли, милая?

Ее сестра помедлила с ответом. На ее лице отражалась борьба противоположных чувств. Наконец оно прояснилось, и его озарила ответная смущенная улыбк-а:

– Да, конечно. Я тогда была очень сердита, что ты поддержала маму, и во всем винила тебя. Но теперь я понимаю, что с Робертом Кроуфордом никогда не была бы счастлива. – Она взглянула на Байярда и тут же отвела глаза. – Он – не тот человек, который мне нужен.

Щеки Макайвора вспыхнули, и он отвернулся.

– Романтическая любовь, – пробормотал Гектор, ни к кому не обращаясь. – Какая сказка… Какая дивная сказка… – Устремив взгляд в пространство, он погрузился в воспоминания. Все сделали вид, что ничего не слышали.

– Кто-нибудь может сказать, когда придет Элестер? – спросил Кеннет, переводя глаза с Дейрдры на Уну. – Мы что, опять должны ждать его с обедом?

– Если он опаздывает, – холодно отозвалась старшая из сестер, – то по достаточно веской причине, а не из-за собственной необязательности. Или, возможно, ему пришлось отправиться на какой-то прием.

Физиономия у Кеннета вытянулась, как у ребенка, но он промолчал. У Монка сложилось ощущение, что молодой человек просто не решился возразить, хотя ему очень этого хотелось.

Разговор вяло тянулся еще минут десять-пятнадцать. Детектив постарался побеседовать с Дейрдрой, не столько для того, чтобы выведать интересующие Уну сведения, сколько потому, что ее общество было ему приятно. Она производила впечатление женщины неглупой и лишенной так раздражавшей его фальши. При этом сыщик следил краем глаза и за Айлиш, но ее ослепительная красота не трогала его. В людях он больше ценил характер и остроумие. Совер-шенные красавицы всегда были окружены ат-мосферой недосягаемости, никогда не привлекавшей Уильяма.

– Удалось вам что-то выяснить о смерти несчастной матушки, мистер Монк? – спросила Дейрдра серьезно. – Надеюсь, дело не затянется, принося все новые и новые страдания… – В ее тоне звучало беспокойство, а взгляд темных глаз был тревожным.

Она заслуживала честного ответа, хотя даже ей сыщик без всяких колебаний мог солгать, если бы считал, что этого требуют интересы дела.

– Боюсь, у меня нет оснований надеяться на его быстрое завершение, – ответил он. – Уголовный процесс – всегда вещь малоприятная. Никому не хочется быть… – он заставил себя произнести это слово… – повешенным, пока не исчерпаны все попытки этого избежать.

Его внезапно охватило чувство ослепляющей ненависти ко всем этим людям, сидящим в теплой комнате в ожидании приглашения к обеденному столу. Один из них убил Мэри Фэррелайн, а теперь намеревался позволить, чтобы закон вместо него убил Эстер.

– Без сомнения, любой хороший адвокат постарается переложить вину и подозрения на кого-нибудь другого, – стиснув зубы, продолжал Уильям. – Конечно, это будет неприятно. Она борется за свою жизнь. Это – смелая женщина, уже испытавшая одиночество, лишения и опасности. Она не покорится. С ней придется сражаться.

Дейрдра с изумлением уставилась на него.

– Вы говорите так, словно хорошо с ней знакомы! – чуть не шепотом проговорила она.

Монк опомнился, как бегун, который, споткнувшись, пытается сохранить равновесие:

– Такая у меня работа, миссис Фэррелайн. Я не могу успешно отстаивать интересы обвинения, если плохо знаю противника.

– А!.. Да, наверное. Об этом я не подумала. – Молодая женщина нахмурилась. – Я вообще не слишком много размышляла на эту тему. Элестер, наверное, понимает больше. Ведь вы с ним беседовали. – Это прозвучало не как вопрос, а скорее как предположение. Дейрдра выглядела немного огорченной. – Вы бы поговорили с Уной. Она очень наблюдательна. Разговаривая с любым человеком, видит его насквозь. Я это часто замечала. Она великолепно разбирается в людях. – Миссис Фэррелайн улыбнулась. – Приятно сознавать, что кто-то тебя так хорошо понимает.

– Только не в случае с мисс Лэттерли, – отозвался Уильям с чересчур заметным сарказмом.

Уловив его тон, Дейрдра взглянула на него с интересом и легким испугом. Сыщик ощутил недовольство собой и за то, что был с ней так резок, и за то, что выдал себя.

– Не вините ее за это, – поспешно заговорила его собеседница. – Она была целиком поглощена заботами о бедной матушке. А матушка во всем положилась на Уну, поскольку очень тревожилась из-за Гризельды. – Она слегка нахмурилась. – Не думаю, что там что-то действительно не в порядке. Гризельда всегда была мнительной. Но вдруг это что-нибудь серьезное? Первые роды часто бывают трудными. Всякое может случиться! Я знаю, что Гризельда присылала сюда по несколько писем в неделю, пока даже Уна не решила, что матушке следует поехать в Лондон и успокоить ее. А теперь она, бедняжка, так и не узнает, что же матушка собиралась ей сказать.

– А разве миссис Макайвор не может написать ей? – поинтересовался Монк.

– Да я убеждена, что она написала! – уверенно заявила Дейрдра. – Я бы и сама очень хотела помочь Гризельде, но понятия не имею о причинах ее тревоги. Наверное, речь идет о какой-нибудь наследственной болезни, насчет которой матушка могла ее успокоить.

– В таком случае я не сомневаюсь, что это сделает миссис Макайвор.

– Конечно! – Миссис Фэррелайн улыбнулась с неожиданной теплотой. – Если тут вообще можно помочь, то Уна все сделает непременно. Думаю, матушка посвятила ее в эту историю. Она найдет что сказать, чтобы Гризельда перестала волноваться.

Разговор был прерван появлением Элестера, который выглядел утомленным и слегка встревоженным. Первым делом он обменялся несколькими словами с Уной и лишь затем поздоровался с женой и извинился перед Монком за опоздание. Тут прозвучал гонг, и все отправились в столовую.

Когда уже подали второе, спокойное течение обеда оказалось нарушенным. Старый майор, до тех пор в основном молчавший и ограничивавшийся односложными ответами на обращенные к нему вопросы, внезапно заметил Элестера, нахмурился и не без труда сосредоточил на нем взгляд.

– Наверное, опять то дело, – с отвращением проговорил он. – Брось его. Ты проиграл. Это бесполезно.

– Нет, дядя Гектор, – устало отозвался глава семейства. – Я беседовал с шерифом: есть кое-какие новости.

Фэррелайн-старший недоверчиво фыркнул – возможно, будучи слишком пьяным, он просто не понял сказанного.

– Это было скверное дело, – заявил он упрямо. – Ты должен был выиграть его. Немудрено, что ты до сих пор о нем думаешь.

Уна налила в свой стакан вина из стоявшего на столе графина и протянула майору. Взглянув на нее, тот взял стакан, но пить не стал.

– Элестер не может выиграть или проиграть дело, дядя Гектор, – мягко объяснила миссис Макайвор. – Он решает, достаточно ли серьезны основания для предъявления обвинения или нет. Если нет, дело просто не передается в суд. Это было бы лишь пустой тратой казенных денег.

– А человека, вполне возможно, невиновного, обрекало на мучительные испытания и публичный позор, – вмешался Уильям.

Уна бросила на него удивленный взгляд:

– Да, и это тоже.

Гектор посмотрел на детектива так, словно лишь теперь вспомнил о его присутствии.

– Ну да… Вы ведь сыщик, правда? Приехали проверять показания против этой сиделки. Жаль. – Он взглянул на Монка с явной неприязнью. – Мне она понравилась. Милая девушка. Храбрая. Женщина, знаете ли, должна обладать большой смелостью, чтобы отправиться в такое место, как Крым, и ухаживать за ранеными. – Лицо его стало откровенно враждебным. – Вы бы, молодой человек, лучше проверили… Как следует проверили, того ли вы схватили, кого следует!

– Проверю, – мрачно отозвался Уильям. – Я отношусь к этому гораздо серьезнее, чем вы можете себе представить!

Старый джентльмен пристально посмотрел на него и только теперь почти нехотя принялся за поданное Уной вино.

– Здесь нет никаких сомнений, дядя Гектор, – с раздражением проговорил Квинлен. – Будь вы чуточку трезвее, вы бы это поняли.

– Ах вот как! – рассердился Фэррелайн-старший. Он поставил стакан, едва не уронив его. Положение спасла Айлиш, перегнувшаяся через стол и успевшая поддержать стакан кончиком ложки. – Это почему же? – не обращая на нее внимания, потребовал Гектор. – Почему бы я это понял, Квинлен?

– Не говоря уже о том, что если это не она, то, значит, один из нас, – усмехнулся Файф. – Только у нее была какая-то причина поступить так. Брошку-то нашли в ее чемодане!

– Книги, – убежденно произнес старый Фэррелайн.

– Книги? – насмешливо переспросил Квинлен. – О чем вы говорите? Какие книги?

Краска гнева залила лицо майора, но он сдержался.

– Конторские книги компании, – с улыбкой объяснил он. – Счета.

Наступило молчание. Кеннет отложил вилку и нож.

– Мисс Лэттерли ничего не знала о наших конторских книгах, дядя Гектор, – спокойно сказала Уна. – Она только в то утро приехала в Эдинбург.

– Конечно, не знала, – согласился ее дядя печально. – Но мы-то знаем!

– Разумеется, знаем, – подтвердила миссис Макайвор, и Монку показалось, что она едва не добавила: «Дурак ты этакий».

– А один из нас к тому же знает, все ли в них точно или нет, – упрямо продолжал подвыпивший господин.

Кеннет вспыхнул:

– Я знаю, дядя Гектор! Вести их – моя обязанность. В них все точно… до последнего фартинга.

– Ну конечно, точно, – уверенно заявила Уна, переводя взгляд с брата на дядю. – Каждый из нас понимает, как тебя расстроила мамина смерть, но, дядя Гектор, ты уже сам не знаешь, что говоришь. Это несправедливо по отношению ко всем нам. Ты бы лучше прекратил этот разговор, пока не сказал чего-нибудь такого, о чем мы все потом пожалеем. – Она пристально посмотрела ему в глаза. – Маме было бы неприятно, что мы ссоримся и огорчаем друг друга.

Старый Фэррелайн оцепенел – как если бы, на минуту забыв о смерти Мэри, он вдруг вновь в полной мере ощутил всю тяжесть утраты. Краска сбежала с его лица. Казалось, он близок к обмороку.

Айлиш наклонилась, чтобы поддержать его, поскольку он едва не упал со стула. В ту же минуту Байярд вскочил и, подойдя к майору, приподнял его:

– Пойдемте, дядя Гектор. Давайте я отведу вас в вашу комнату. Думаю, вам стоит немного полежать.

Лицо Квинлена исказилось от злобы при виде того, как его жена и мистер Макайвор, подхватив пьяного родственника с двух сторон, помогли ему встать. Едва держась на заплетающихся ногах, тот направился к выходу. Пока они пересекали холл, были слышны их шаги, ободряющие слова Айлиш и низкий голос Байярда.

– Прошу прощения, – извинилась Уна, обращаясь к Уильяму. – Боюсь, дядя Гектор не вполне здоров. Все это слишком его потрясло. – Она мягко улыбнулась, как бы ища у детектива сочувствия. – Порой с ним бывает нелегко.

– Чепуха! – рассердился Файф. – Просто он в стельку пьян. Старый осел!

Элестер бросил на него предостерегающий взгляд, но промолчал.

Дейрдра звонком вызвала слуг, чтобы они убирали со стола и подавали следующее блюдо.

Только когда обед закончился и все вернулись в гостиную, Уна улучила возможность поговорить с Монком с глазу на глаз. Воспользовавшись тем, что все находившиеся в комнате разбрелись по разным углам, она постепенно стала отводить его все дальше и дальше, пока они не оказались у большого окна, сейчас плотно закрытого ввиду холодной погоды – здесь никто не мог их слышать. Сыщик вдруг ощутил аромат духов собеседницы.

– Насколько успешной оказалась ваша миссия? – поинтересовалась она.

– По большей части я услышал то, чего и следовало ожидать, – уклончиво ответил Уильям.

– Про нас?

Детектив не видел причин скрывать правду на этот счет, а Уна была не той женщиной, которой ему хотелось лгать без крайней необходимости.

– Разумеется, – кивнул он.

– Удалось вам выяснить, на что Дейрдра тратит столько денег, мистер Монк? – спросила миссис Макайвор.

– Пока нет.

Дама скорчила печальную гримасу, выражавшую, помимо смущения, какое-то сокровенное чувство, определить которое Уильям вряд ли бы смог.

– Ее расходы достигают сумм, совершенно необъяснимых в нашем домашнем хозяйстве, которое в основном вела мама, пока была жива. И я, конечно, тоже. – Уна нахмурилась. – Дейрдра уверяет, что тратит деньги на наряды, но она чересчур экстравагантна даже для женщины, которая в одежде старается следовать моде и соответствовать своему положению. – Она глубоко вздохнула и обратила на Монка открытый взгляд. – Все это несколько огорчает моего брата Элестера. Если… если в ходе вашего расследования вы что-нибудь узнаете, мы были бы очень признательны за сведения. – По лицу женщины скользнула тень улыбки. – Наша признательность может выразиться в любой приемлемой форме… Я не имела намерений оскорбить вас, – добавила она поспешно.

– Благодарю, – искренне отозвался сыщик. Приходилось смирять свою крайне ранимую гордость. – Если мне удастся найти разгадку, что вполне вероятно, я тут же сообщу вам.

Понимающая улыбка на мгновение осветила лицо его собеседницы, но затем оно тут же вновь обрело привычное светское выражение.

Примерно без четверти одиннадцать Уильям собрался уходить. Ожидая в холле, когда в обитых зеленой тканью дверях появится Мактир, он увидел Гектора Фэррелайна, неверной походкой спускавшегося по лестнице. Сорвавшись с последних пяти-шести ступенек, он упал на площадку. Лицо его было крайне сосредоточенным.

– Вы намерены найти убийцу Мэри? – спросил он сыщика шепотом, неожиданно четким для столь пьяного человека.

– Да, – просто ответил Монк, не видя нужды в каких-либо объяснениях, которые лишь усугубили бы и без того назревавший конфликт.

– Она была лучшей из всех женщин, каких я когда-либо знал. – Майор заморгал, и в его глазах отразилась безмерная скорбь. – Видели бы вы ее в молодости! Красавицей вроде Айлиш она никогда не была, но в ней был тот же внутренний свет, какой-то огонь…

Он смотрел мимо Уильяма, и на мгновение его взгляд упал на огромный портрет брата, прежде почти не привлекший внимание детектива. Губы Гектора скривились, и на лице у него отразилась настоящая буря чувств – любовь, ненависть, отвращение, раскаяние, тоска о прошлом и даже жалость.

– Знаете, порой он бывал настоящим ублюдком, – заявил вдруг Фэррелайн. Сказано это было почти шепотом, но голос его дрожал от напряжения. – Красавец Хэмиш, мой старший братец, полковник. Я-то был всего лишь майором. Но воевал-то я всегда лучше! Он вытянул счастливую карту. Умел разговаривать с дамами. Они его обожали.

Он споткнулся и уселся на нижнюю ступеньку:

– Только с Мэри им было не сравниться. Она всегда ходила выпрямившись, с поднятой головой. И остроумная. Могла заставить смеяться до слез… над чем угодно.

Пожилой джентльмен уже едва не плакал, и Монк при всей своей нетерпимости испытал приступ жалости к нему. Это был старик, живущий из милости при младшем поколении своей семьи, не питающем к нему ничего, кроме презрения, и терпящем его по обязанности. Тот факт, что ничего иного он и не заслуживал, являлся не слишком большим утешением.

– Он был неправ, – вдруг произнес Гектор, извернувшись, чтобы снова взглянуть на портрет. – Совершенно неправ. Ему не следовало так с ней поступать.

Детектив не слушал его. Хэмиш Фэррелайн уже свыше восьми лет как мертв. Никакого отношения к смерти Мэри это не имеет, а все остальное неважно. Он направился к выходу.

– Присмотритесь к Макайвору! – бросил ему вслед старик.

Монк обернулся:

– Почему?

– Она его любила, – просто ответил Фэррелайн-старший, глядя ему в лицо. – Если Мэри кого-то любила, это всегда было заметно.

– Понятно.

Сколько можно ждать Мактира! Старый дурень, вероятно, спит в своей каморке. Уильям взял с вешалки свое пальто и был уже в дверях, когда появившийся из гостиной Элестер извинился за отсутствие дворецкого.

Сыщик вторично попрощался с ним, кивнул сидящему на ступеньках Гектору и вышел. Он не стал искать кэб и уже зашагал в южном направлении, когда заметил знакомую фигурку, проскользнувшую под фонарем так проворно, что детектив едва не упустил ее. Больше ни у кого не могло быть подобной воздушной грации и таких огненных волос. Голову спешащей женщины почти целиком скрывал капюшон плаща, но когда луч света упал ей на лицо, Монк успел увидеть бледный лоб и над ним – медно-красную прядь.

Куда это Айлиш Файф собралась одна, пешком в одиннадцать часов вечера?

Сыщик подождал, пока она пробежала мимо него, пересекла травянистый газон и перешла на противоположную сторону Эйнслай-плейс, где должна была исчезнуть из виду, свернув либо к востоку, на улицу Сент-Комб, либо на юг, на улицу Гленфинлас. Он неслышно поспешил за ней и добрался до угла как раз в тот момент, когда она проходила под фонарем в начале Шарлотт-сквер.

Была ли у этой дамы какая-то цель? Без всякого сомнения. Иначе почему она вышла одна и притом постаралась остаться незамеченной?

Миссис Файф быстро миновала площадь. Всего два небольших квартала отделяли ее от широкого перекрестка с Принсес-стрит. Куда же она направляется? Прежде она не слишком интересовала Монка, но сейчас в его мозгу замелькали худшие подозрения.

Не глядя по сторонам и не оборачиваясь, Айлиш прошла перекресток и двинулась дальше по Лотиан-роуд. По левую руку от нее темнел парк, а над ним угрюмо нависала огромная масса скалы с прилепившимся на самой вершине Замком.

Уильям держался ярдах в ста позади беглянки и едва не был застигнут врасплох, когда она, свернув налево, скрылась на Кингс-стэйблс-роуд. Этот путь был ему знаком. Он обычно пользовался им, если возвращался домой пешком. Совсем неподалеку находится улица Грассмаркет, а чуть подальше – Каугейт. Неужели миссис Файф направляется туда? Чем могут привлечь темные, теснящиеся друг к другу домишки и узкие улочки такую даму, как Айлиш?

Перебирая в уме возможные объяснения, сыщик вдруг ощутил резкую боль в затылке, и в глазах у него потемнело.

Очнувшись, он обнаружил, что стоит на тротуаре, привалившись к стене, замерзший, с раскалывающейся головой и совершенно разъяренный. Айлиш исчезла.

Назавтра расстроенный Монк в скверном расположении духа вернулся на Эйнслай-плейс и, едва стемнело, уже был начеку. Обнаружил он, однако, не Айлиш, а какого-то неряшливого субъекта в замызганной и весьма потрепанной одежде, который настороженно приблизился к дому номер семнадцать, озираясь по сторонам, как будто опасался слежки.

Детектив отступил подальше в тень и замер.

Свет фонаря на мгновение упал на лицо прохожего. Это был тот самый человек, которого Уильям уже видел несколько дней назад, но не с Айлиш, а с Дейрдрой. Достав часы, субъект взглянул на них и сунул обратно в карман.

Занятно! Если судить по его виду, он не из тех, кто умеет определять время по часам, и уж тем более не из тех, кто обладает ими.

Прошло несколько минут. Человек начал проявлять признаки беспокойства. Монк стоял, боясь пошевелиться. Слабый свет фонаря вырывал из непроглядного сырого мрака лишь небольшой пятачок тротуара. Холодало. Сыщик, лишенный возможности двигаться, ощущал это в полной мере. Холод пронизывал его до костей, подошвы его ног стыли.

Вот она, наконец! Из ворот, ведущих во двор, выскользнула тень. Но это была не Айлиш, а маленькая решительная фигурка Дейрдры. Даже не взглянув вокруг, она прямо направилась к ожидавшему человеку. Несколько минут они стояли, склонившись друг к другу и разговаривая так тихо, что Монку в его убежище не было слышно ни звука.

Вдруг миссис Фэррелайн решительно помотала головой. Мужчина мягко коснулся ее руки убеждающим жестом. Но она повернулась и исчезла в доме, после чего незнакомец удалился в том же направлении, откуда пришел.

Детектив прождал до середины ночи, замерзая все сильнее и сильнее, но никто больше не выходил из дома Фэррелайнов и не входил в него. Ему оставалось лишь ругать себя за то, что он не последовал за незнакомцем.

Прошло еще два столь же холодных дня, вызвавших у Монка растущее отчаяние, ибо он не узнал ничего такого, чего бы не мог подсказать ему простой здравый смысл. Он отправил письмо Рэтбоуну, обстоятельно изложив в нем все, что ему пока что удалось выяснить. На третий день, вернувшись под вечер к себе на квартиру, сыщик обнаружил два письма, пришедшие на его имя. Первое, посланное Оливером, содержало изложение основных пунктов завещания Мэри Фэррелайн. Свое весьма немалое имущество, движимое и недвижимое, она оставляла детям, поделив его между ними более или менее поровну. Дом и значительную часть семейного дела еще раньше, после смерти отца, унаследовал Элестер. Второе письмо было от Уны, и в нем Уильяма приглашали в этот же день на большой званый ужин, извиняясь, что приглашение делается так поздно.

Монк решил пойти. Терять ему было нечего. Время тянулось мучительно, а ночные бдения возле дома Фэррелайнов не давали никаких результатов. Ни Дейрдра, ни Айлиш больше не показывались.

Детектив тщательно оделся, хотя, поглощенный размышлениями о собранных сведениях, был не слишком озабочен собственной элегантностью и светскими приличиями. Он думал о том, как угораздило Эстер впутаться в эту ужасную историю. Те немногие впечатления, которыми она успела поделиться с Уильямом, помочь ему не могли. Нет ли у Дейрдры и Айлиш каких-то тайных дел с обитателями трущоб? Что, если Мэри узнала об этом? Но из-за этого ее не стоило убивать. Раз она до сих пор не предала этого огласке, то, видимо, и не собиралась. Самая серьезная семейная ссора может толкнуть на убийство разве только сумасшедшего.

Вот если бы жертвой была Айлиш, тут все было бы понятно. Явная причина для убийства была и у Квинлена, и у Байярда. Даже у Уны, если Байярд в самом деле влюблен в ее красавицу-сестру.

Нет, это тоже немыслимо! Не с Байярдом же на свидание она пробиралась по ночам по Кингс-стэйблс-роуд!

Монк появился в огромном зале, отведенном для ужина, с письмом Уны в руке, готовый предъявить его любому привратнику, желающему проверить, имеет ли он право присутствовать здесь. Однако уверенная манера послужила надежным пропуском, и никто его не остановил.

Сыщику открылось ослепительное зрелище. С потолка свисали многочисленные люстры. Нетрудно представить, сколько времени пришлось потратить лакеям, чтобы спустить их, зажечь бесчисленные свечи и вновь поднять наверх. Светом был залит каждый уголок великолепного зала. Под чарующие звуки скрипок собравшиеся медленно двигались по кругу, улыбаясь и раскланиваясь в надежде, что их присутствие будет всеми замечено. Между ними бесшумно сновали лакеи, разнося напитки, а привратник в сияющей ливрее провозглашал прибытие наиболее значительных, с точки зрения света, гостей.

Заметить Айлиш было нетрудно. Даже облаченная в траур, она, казалось, излучала сияние. Ее волосы могли поспорить по красоте с коронами герцогинь, а черный наряд лишь подчеркивал белизну ее кожи.

Расположившись на галерее, Уильям вскоре нашел в толпе бледное лицо Элестера, а секундой позже увидел и Уну. Хотя при взгляде сверху рассмотреть ее было трудно, он на расстоянии ощутил присущую ей уверенность, властность и рассудительность.

Была ли Мэри такой же? Спившийся Гектор утверждает, что да. Ради чего понадобилось убивать такую женщину? Чтобы присвоить власть, которой она обладала, или ее деньги? Из зависти к свойствам, всегда обеспечивавшим ей главенствующую роль? Или из боязни, что она знает о ком-то нечто позорное, угрожающее счастью и даже благополучию этого человека? Но что же это было? Что могло быть известно старой миссис Фэррелайн? И знает ли теперь то же самое Уна, сама не подозревая о нависшей над ней опасности?

К счастью, среди собравшихся не было старого майора и, насколько мог заметить Монк, Кеннета. Никто не нарушал уединения сыщика, но он все же заставил себя спуститься вниз, в толпу гостей.

За ужином Уильям оказался рядом с полной женщиной в бордово-черном платье с такими широкими фижмами, что никто не мог подойти к ней ближе, чем на полтора ярда. Впрочем, Монк и не испытывал подобного желания. Он предпочел бы вообще не вступать с ней в беседу, но рассчитывать на такое везенье не приходилось.

Дейрдра сидела напротив него за дальним концом стола. Несколько раз перехватив ее взгляд, детектив улыбался в ответ. Он уже начинал думать, что попусту теряет время, хотя и угадывал по меньшей мере одну причину, по которой Уна решила пригласить его сюда. Ей хотелось узнать, продвинулся ли он в поисках разгадки, на что ее невестка тратит деньги. А быть может, она и сама уже все знает и ждет от него лишь доказательств, необходимых, чтобы загнать транжирку в угол и ускорить ту самую ссору, ради предотвращения которой была убита ее мать?

Но, взглянув через стол на нежное, умное, упрямое лицо Дейрдры, Уильям отверг эту мысль. Возможно, ей свойственно то, что некоторые называют безнравственностью, и она, вне всякого сомнения, сумасбродна, но поверить, что она убила Мэри, он не мог.

Впрочем, ему уже приходилось ошибаться, особенно когда дело касалось женщин.

Хотя нет, неправда. Он мог ошибаться в оценке женской силы, верности и даже в их способности к вспышкам страсти, но не в том, что связано с женской преступностью. Почему он так не уверен в себе?

Потому что он потерял Эстер. Пока он сидит за этим роскошным столом, среди стука ножей, звона бокалов, сияния свечей, гула голосов, шуршания шелков и скрипа корсетов, мисс Лэттерли томится в Нюьгейтской тюрьме в ожидании суда, а если ее признают виновной, то и виселицы!

Его мучает чувство утраты, потому что это его поражение…

– …великолепное платье, миссис Фэррелайн! – уловил сыщик чьи-то слова, обращенные к Дейрдре. – Такое необычное!

– Благодарю, – отозвалась та, но в ее голосе Монк не услышал радости, какой можно было ожидать после подобного комплимента.

– Очаровательное, – подхватила его полная соседка, скривив губы. – Совершенно очаровательное! Я обожаю такой фасон. И я всегда считала, что бисерная отделка очень элегантна. У меня было похожее платье. Очень похожее. Помнится, у него был немного иной покрой плеч, но в остальном – совершенно такое же.

Джентльмен, сидевший напротив, с удивлением взглянул на нее. Подобные замечания звучали не слишком вежливо, и делать их было не принято.

– Это было в прошлом году, – закончила полная дам-а.

Мгновенное озарение побудило сыщика задать еще более неприличный вопрос:

– Оно все еще у вас, мадам?

Его собеседница, впрочем, не удивилась и дала столь же неприличный ответ:

– Нет… Я от него избавилась.

– Весьма разумно, – бросил Уильям с неожиданной злостью. – Нынешний туалет… – он окинул взглядом ее необъятную фигуру, – больше соответствует вашему… сложению. – Он чуть было не сказал – возрасту, и каждый из присутствующих мысленно договорил это за него.

Женщина побагровела, но промолчала. Дейрдра тоже залилась румянцем, и Монка вдруг осенило – хотя он никак не смог бы этого доказать, – что, вопреки слухам, эта дама тратит деньги на что угодно, но только не на наряды. Она покупает подержанную вещь и, очевидно, прибегает к услугам какого-то портного, подгоняющего ее по мерке и вносящего в нее некоторые изменения, чтобы платье было не так легко узнать.

Через заставленный посудой с остатками еды стол миссис Фэррелайн бросила на детектива умоляющий взгляд. Он ответил ей улыбкой и, как сообщник, покачал головой, что было, в общем, нелепо. Почему он должен хранить ее секреты?

Позже, столкнувшись с Уной и глядя ей прямо в глаза, Уильям сказал, что занят интересующим ее расследованием, но пока не пришел к определенному выводу. Ни малейших угрызений совести за эту ложь он не испытывал.

С утренней почтой пришло письмо от Калландры. Монк торопливо разорвал конверт и прочел:

«Дорогой Уильям!

Боюсь, здешние новости с каждым разом становятся все хуже. Я навещаю Эстер так часто, как только позволяют. Она держится очень мужественно, но я замечаю, что это стоит ей огромного напряжения. Я по глупости полагала, что опыт работы в госпитале в Скутари хоть в какой-то мере поможет ей перенести тяготы Ньюгейта. Но на самом деле это совершенно разные вещи. Дело не в физических трудностях. Гораздо страшнее душевные страдания, бесконечная череда пустых дней, когда нечем заняться и воображение невольно рисует самые мрачные картины. Страх отнимает последние силы.

В Скутари она постоянно была кому-то нужна, ее уважали и даже любили. А здесь ей нечем заняться, и надзирательницы, уверенные в ее виновности, ненавидят и презирают ее.

От Оливера я знаю, что вам до сих пор не удалось добиться ощутимого результата в поисках ответа на вопрос, кто же мог убить Мэри Фэррелайн. Мне бы очень хотелось вам помочь. Я снова и снова расспрашивала Эстер обо всем, что ей запомнилось, и о ее впечатлениях. Но ей в голову не приходит ничего такого, чего бы она уже не рассказывала вам.

Худшую из новостей мы, наверное, должны были предвидеть, но, к сожалению, не сумели. Впрочем, это ничему бы не помогло, даже если бы мы обо всем знали с самого начала. Поскольку преступление было совершено, когда поезд еще находился в Шотландии, то решено, что независимо от того, кто был истинным его виновником, Эстер будут судить в Эдинбурге. У нас нет оснований опротестовывать это решение. Ее переведут в тюрьму при Эдинбургском Верховном суде, и Оливер не будет иметь возможности сделать что-либо. Поскольку ему дано право выступать лишь в английском суде, защищать ее он не сможет.

Разумеется, я найму лучшего шотландского адвоката, какого только сумею найти, но, признаюсь, я в отчаянии, что это будет не Оливер. У него есть то огромное достоинство, что он уверен в ее невиновности.

И все же нам не следует терять мужества. Борьба еще не окончена, и пока она продолжается, мы не проиграли. И не проиграем!

Дорогой Уильям, не жалейте ничего, чтобы выяснить правду, – ни времени, ни денег. Пишите мне обо всем, что вам потребуется.

Искренне ваша

Калландра Дэвьет».

Освещенный бледным осенним солнцем, Монк стоял, уставившись на белый клочок бумаги. Он был потрясен. Рэтбоун не сможет защищать Эстер! Прежде такой оборот не приходил ему в голову, но теперь, после письма Калландры, он представлялся очевидным. Детектив и не подозревал, насколько до сих пор рассчитывал на мастерство Оливера, в какой мере прежние победы этого адвоката подсознательно влияли на его настроение, заставляя надеяться на невозможное. И вот все эти надежды рухнули.

Ему понадобилось несколько минут, чтобы прийти в себя. Под окнами прогрохотала телега. Что-то крикнул хозяин винной лавки, выругался возница… Стук лошадиных копыт по мостовой и скрип колес были ясно слышны сквозь приоткрытое окно.

Кто-то в доме Фэррелайнов подменил лекарство Мэри, зная, что это убьет ее. Кто-то подсунул ее брошь в сумку Эстер. Почему? Из алчности? От страха? Ради мести? Или по какой-то еще неизвестной причине?

Куда ходит Айлиш по Кингс-стэйблс-роуд? Кто тот неряшливый субъект, который поджидал Дейрдру и с кем она шепталась перед домом? Ее любовник? Ну нет, в такой-то одежде! Шантажист? Не исключено. Чем он воспользовался? Ее сумасбродством? Быть может, она проигралась, или увязла в старых долгах, или завела любовника либо незаконного ребенка? Чего ради станет она платить шантажисту? Во всяком случае, ее деньги уходят не на модные наряды. Тут она явно лжет.

Выход один, хотя и весьма противный. Он должен выследить миссис Фэррелайн или того мужчину и во что бы то ни стало узнать правду. Также нужно проследить и за Айлиш. Необходимо выяснить, не завела ли она шашни с мужем сестры или с кем-то еще.

Первая ночь не принесла сыщику результатов. Ни Дейрдра, ни Айлиш не показывались. Но на вторую ночь, вскоре после полуночи, человек в рваном пальто пришел снова. Он опять топтался под фонарем, смотрел на часы, пока наконец не появилась миссис Фэррелайн, выскользнувшая, как тень, из боковых ворот. После недолгого горячего спора, на этот раз не сопровождавшегося жестикуляцией, они вместе направились прочь и торопливо двинулись по улице тем же путем, которым в ту ночь шла Айлиш.

Теперь Монк последовал за ними, что было нетрудно, поскольку они очень спешили. Дейрдра шла широким шагом, неожиданным для столь миниатюрной женщины, и, казалось, не знала усталости, словно манившая впереди цель прибавляла ей энергии и энтузиазма. Время от времени Уильям останавливался и оглядывался, чтобы убедиться в отсутствии слежки, памятуя историю с миссис Файф.

Улица была пуста, если не считать прошедшей навстречу молодой пары, черного пса, рывшегося в канаве, и пьяницы, прислонившегося к стене, чтобы не упасть.

Легкий ветер доносил запах копоти и сырости, ущербная луна проглядывала сквозь легкие облака… Пространство между редкими фонарями было погружено в непроглядную тьму. В стороне высилась величественная Замковая гора, а левее на фоне неба темнела зубчатая гряда.

Дейрдра и незнакомец свернули налево, на Грассмаркет. Улица здесь была поуже, и пятиэтажные дома делали ее похожей на глубокое ущелье. В тишине гулко отдавался звук шагов да по временам раздавался случайный крик, хлопанье дверей или стук копыт лошади припозднившегося путешественника.

Улица Грассмаркет была длиной всего в несколько сот ярдов, а затем дорога сворачивала на Каугейт, пересекала Саутбридж, параллельную Кэнонгейт, и поворачивала на Холируд-роуд. Справа располагались улицы Плезанс и Дамбидайкс, а слева – Хай-стрит, Ройял Майл и, наконец, Холирудский дворец. Это был настоящий лабиринт из переулков, узких проходов между домами, ведущих вверх и вниз лестниц, дворов и закоулков.