Замечательные женщины Пим Барбара
– Кажется, я нашел жилицу для нашей квартиры!
– Как интересно, Джулиан! – Уинифред импульсивно всплеснула руками и опрокинула чайник с горячей водой. – Рассказывай скорей!
– Кто-то действительно подходящий? – спросила я.
– Исключительно подходящий, на мой взгляд, – ответил Джулиан. – Некая миссис Грей, вдова.
– Звучит превосходно. Некая миссис Грей, вдова, – повторила я. – Так ее себе и представляю.
– И я тоже! – с энтузиазмом воскликнула Уинифред. – Опрятная маленькая женщина лет шестидесяти, довольно мило одетая.
– Боюсь, ты далека от правды. Я бы сказал, она совсем немногим старше Милдред. К тому же высокая, но, рискну сказать, очень мило одетая. Впрочем, сама знаешь, я мало обращаю внимания на такие детали.
– Но как вы ее нашли? – поинтересовалась я. – Вы давали объявление в «Церковные ведомости»?
– Нет, не понадобилось. Она даже живет в нашем приходе – пока в меблированных комнатах. Вы, возможно, видели ее в церкви, хотя она мне сказала, что всегда сидит в задних рядах.
– Вот как? Интересно…
Уинифред начала перебирать все незнакомые лица, какие заметила в последнее время, но нам никак не удавалось опознать миссис Грей. Описание Джулиана было настолько расплывчатым, что подходило к любой из двух или трех новых женщин, которых мы смогли припомнить.
– Откуда она узнала про квартиру? – спросила я.
– Она зашла к мисс Эндерс перешить платье, и, надо полагать, они разговорились. Потом она упомянула об этом отцу Грейторексу, а тот рассказал мне. Она решила, что ей не следует обращаться ко мне напрямую. Она ведь вдова священника, понимаете, – добавил Джулиан, точно это объясняло деликатность, которую редко проявляют люди, занятые таким безнадежным делом, как поиски квартиры.
– Ну надо же! – невольно воскликнула я, поскольку инстинктивно не доверяю вдовам, которые бывают двух разновидностей, причем одна может быть опасной. Правда, я сочла, что по описанию миссис Грей явно относилась к сравнительно безвредной.
– Полагаю, у нее не слишком много денег, – задумчиво продолжал Джулиан, – поэтому даже не знаю, какую плату было бы справедливо попросить. Я понял, что не могу про это заговорить, и, по всей очевидности, она тоже не сумела.
– А я считаю, что это должен быть ее первый вопрос, – сказала я, удивившись про себя, какой, наверное, деликатный у них вышел разговор. – Не ждет же она, что получит три комнаты даром? Вам надо быть осторожным, как бы она не попыталась сбить цену.
– Ох, Милдред! – Вид у Джулиана сделался удрученный. – Если бы вы ее видели, не говорили бы так. У нее такие грустные глаза.
– Нет-нет, извините, – пробормотала я, поскольку совершенно забыла, что она вдова священника.
– Конечно, мы не хотим на ней наживаться, – сказала Уинифред, – поэтому, уверена, достигнем дружеского соглашения. Возможно, я могла бы это с ней обсудить, вероятно, с женщиной ей будет не так неловко.
С сомнением посмотрев на сестру, Джулиан перевел взгляд на меня.
– Думаю, идеальной кандидатурой была бы Милдред.
– Потому, что привыкла находить общий язык с обедневшими женщинами из хороших семей? – спросила я. – Но, боюсь, общение с ними развило во мне подозрительность. Понимаете, иногда к нам приходят мошенницы, и каждый случай требуется тщательно изучить.
– Правда? Как печально! Я понятия не имел, что кто-то решится на мошенничество.
– Ужасно! – воскликнула Уинифред. – Мне всегда грустно слышать про такую греховность. Особенно среди женщин нашего круга.
– Да, возможно, от них ожидаешь большего, – согласилась я, – но могу вас заверить, такое иногда случается.
В обществе брата с сестрой Мэлори у меня довольно часто возникало ощущение, что о греховности сего мира я знаю больше них, особенно учитывая, сколько узнала о слабостях человеческой природы, когда работала в ведомстве по цензуре. Впрочем, столь большая часть моих познаний была из вторых рук, что я сомневалась, обладает ли житейской мудростью хоть кто-то из нас троих. Но мне вправду казалось, что по натуре они наивнее и доверчивее меня.
– Надеюсь, я более или менее справлюсь сам, – сказал Джулиан. – Было бы нечестно ожидать, что Милдред займется чем-то, совершенно ее не касающимся.
– Могу попробовать, если хотите, – с сомнением произнесла я, – но это правда не мое дело.
Тогда я еще не осознала в полной мере, что практически что угодно может быть делом незамужней, не обремененной семейными обязательствами или собственными бедами женщины, которая проявляет дружеское участие к затруднениям ближних.
– Надо будет поискать миссис Грей в церкви, – сказала Уинифред. – А ведь, сдается, я знаю, кто это. Кажется, она иногда носит горжетку из черно-бурой лисы.
– Джулиан вроде бы сказал, что у нее мало денег, – откликнулась я. – Хотя, конечно, меха могли остаться с лучших времен.
– Горжетка довольно пушистая, – добавила Уинифред. – Может, и не чернобурка вовсе. Я плохо в этом разбираюсь.
– Кажется, во время нашей встречи мехов на ней не было, – внес свою лепту Джулиан, – но одета она была очень мило.
– Надеюсь, она не будет отвлекать вас от написания проповедей, Джулиан, – сказала я в шутку. – Нас, верно, ждет сокращение речей с кафедры, едва въедет миссис Грей.
Рассмеявшись, Джулиан встал из-за стола.
– Надо возвращаться к краске, не то комнаты останутся непригодными для жилья. Работа теперь будет в радость, раз уж я знаю, что, высохнув, тон станет светлее. Сегодня я определенно кое-чему научился.
Уинифред нежно улыбнулась ему вслед.
– Мужчины совсем как дети, правда? Донельзя счастлив, когда делает что-то, с чем можно перепачкаться. А теперь, Милдред, может, проставим цены на вещи для базара?
Мы мирно провели полчаса, перебирая присланный хлам и строя домыслы насчет миссис Грей.
– Джулиан по сути ничего и не сказал о том, какая она, – пожаловалась Уинифред.
– Надо думать, женщин такого типа и возраста трудно описать, если только они не поразительные красавицы.
– Как чудесно было бы, окажись она поразительно красива! – Уинифред откинула со лба растрепанные седые волосы.
– Ну, не знаю, – протянула я. – Возможно, будь она к тому же еще и милой, однако красивые люди не всегда таковы.
– Но она же вдова священника…
– Боже ты мой! – рассмеялась я. – Об этом-то я и забыла! – Эти два слова уже казались своего рода магическим заклинанием. – Значит, она должна быть не только красивой, но и доброй. Как-то даже чересчур. Откуда нам знать, как умер ее муж? Может, это она свела его в могилу.
Вид у Уинифред сделался такой шокированный, что она отбросила глупые фантазии и вернулась к определению цен на поношенную одежду, чучела птиц, старую обувь, клюшки для гольфа, трактаты по теологии, ноты популярных танцевальных мелодий тридцатых годов, каминные решетки и рамки для фотографий – хлам во всей его красе.
– Интересно… – задумчиво произнесла вдруг Уинифред. – Интересно, а какое у нее имя?
Глава 6
Великий пост в этом году начался в феврале, и погода стояла холодная, с ледяным дождем и пронизывающим ветром. Контора, где я вела дела моих обедневших дам, располагалась в Белгравии, и по средам я обыкновенно ходила на дневные службы в Сент-Эрмин.
Церковь сильно пострадала при бомбежке, и пользоваться можно было только одним нефом, поэтому он всегда казался переполненным – даже сравнительно небольшому числу прихожан приходилось тесниться в неповрежденном проходе. Это давало нам ощущение сплоченности и отделенности от остального мира, поэтому паства напоминала мне первых христиан, окруженных, надо признать, не львами, но суматохой и суетой обеденного перерыва в будний день.
В Пепельную среду я, как обычно, пошла в церковь с миссис Боннер, еще одной нашей сотрудницей, которую привлекал главным образом сам проповедник, так как, по ее собственному признанию, она любила хорошие проповеди. Мы поспешно съели ленч (безвкусные спагетти, за которыми последовал передержанный пудинг – самая подходящая еда для Великого поста, как мне кажется) и пришли задолго до начала службы. Пробравшись через развалины, где были сложены грудами сорванные настенные плиты, случайная урна или голова херувима, мы наткнулись на маленькую седенькую женщину, разогревавшую кофе в сковородке на примусе, что казалось совершенно неуместным посреди такого разорения.
Миссис Боннер удобно устроилась в ожидании удовольствия и стала разглядывать входящих, точно присутствовала на светской свадьбе. Боюсь, она нашла их не слишком интересными, поскольку это были различные конторские служащие да несколько старушек и унылых старых дев, которые повсюду составляют часть паствы. Исхудавший священник в порыжелой черной сутане маячил у двери, а его жена суетилась среди входящих, стараясь помешать им последовать естественной склонности и сгрудиться в задних рядах, не оставляя места для опоздавших.
Я сидела смирно, иногда оглядываясь по сторонам, и в один из таких моментов, к своему удивлению и огорчению, обнаружила, что смотрю прямо на Иврарда Боуна, который как раз входил в церковь. Он тоже посмотрел на меня, но как будто не узнал. Наверное, я была неотличима от множества других женщин в невзрачных зимних пальто и простых шляпках и порадовалась своей безликости. Но его трудно было не заметить. Отлично сшитое пальто, длинный нос и светлые волосы сразу бросались в глаза среди царящей вокруг серости. Мне показалось, я почти поняла, насколько привлекательным он мог казаться любому, кого тянет к трудному, необычному и даже неприятному.
– Какой интересный мужчина… Хотя нос у него чуточку длинноват, – громким шепотом произнесла миссис Боннер, когда Иврард сел на скамью впереди нас.
Я не ответила, зато поймала себя на мысли, что не могу о нем не думать. Уж его-то я никак не ожидала тут увидеть. Наверное, по невежеству я всех антропологов считала неверующими, но появление Иврарда Боуна основательно поколебало мою самоуверенность. С другой стороны, он, возможно, пришел из профессиональных соображений: чтобы изучать наше поведение с прицелом написать статью в какой-нибудь научный журнал. Надо будет расспросить Елену при следующей встрече.
Маленькая седая женщина – возможно, та самая, которая варила в развалинах кофе, – села за фисгармонию и заиграла вступление к гимну Великого поста. Собравшиеся пели от всего сердца, пусть и немного нестройно, и мною овладели смирение и стыд за нехристианские мысли об Иврарде Боуне. Несомненно, он лучший человек и лучший христианин, чем я, что, впрочем, не так уж сложно. А кроме того, почему, собственно, он мне не нравится? Из-за своего длинного носа и того, что мне было трудно с ним разговаривать? Или из-за его дружбы или что у них там с Еленой Нейпир? Последнее уж точно было не моим делом.
Проповедник говорил интересно и убедительно. Его слова словно связывали нас, так что мы все больше напоминали ранних христиан, у которых много общего. Я старалась отделаться от чувства, что предпочла бы не иметь ничего общего с Иврардом Боуном, но оно то и дело возвращалось, будто он в каком-то смысле был епитимьей, и совсем расстроилась, когда на выходе мы с ним оказались почти рядом.
– Боже ты, боже мой, – громким шепотом произнесла миссис Боннер. – Какая интересная проповедь, но сколько всего про грех! Наверное, в начале Великого поста такое вполне естественно, но чувствуешь себя совсем несчастной, правда?
Сомневаюсь, что это замечание было уместным, и ее громкий шепот вызвал у меня лишь неловкость, поскольку я испугалась, что она привлечет внимание Иврарда Боуна и он меня узнает. Однако мне нечего было бояться, так как, неуверенно постояв секунду-другую на паперти, он быстро пошел в противоположном от нас направлении.
– Понятно, что в церкви у него всегда битком, – продолжала миссис Боннер. – И он, несомненно, сильная личность, но не могу поверить, что мы действительно настолько грешны.
– Нет, но нас надо заставить это понять, – неубедительно ответила я, поскольку мы и правда казались довольно безвредными – люди средних и преклонных лет и несколько мягких с виду человек помоложе. Иврард Боун был единственным, на ком можно было задержать взгляд.
– Разумеется, множество очень хороших людей нерелигиозны в том смысле, что не ходят в церковь, – не унималась миссис Боннер.
– Конечно, конечно, – согласилась я, чувствуя, что она вот-вот заведет речь о том, что с равным успехом можно славить Господа в березовой роще или у лунки для гольфа ясным воскресным утром.
– Должна признать, я всегда чувствую присутствие Господа гораздо больше, когда нахожусь в саду или на горе, – продолжала мисс Боннер.
– Боюсь, у меня нет сада и я никогда не бываю на горе, – отозвалась я.
Но, вероятно, присутствие Господа можно лучше почувствовать на Уайтхолле или на Белгравия-сквер, чем, скажем, на Воксхолл-бридж-роуд или на Оксфорд-стрит? Без сомнения, в этом что-то есть.
– «Исполнен красоты чудесной сад, так повелел Господь»[11], – довольно вяло процитировала миссис Боннер. – На следующей неделе обязательно надо будет сходить. Интересно ведь, когда проповедники постоянно меняются: никогда не знаешь наперед, чем все обернется.
Когда я вернулась домой, мне пришло в голову, что надо бы спросить, нет ли у Нейпиров чего-нибудь для благотворительного базара, который состоится в ближайшее воскресенье. А еще я подумала, что могу разузнать об Иврарде Боуне и о том, почему он был на службе. Конечно, это не мое дело, но мне стало любопытно. Возможно, узнав это, я его пойму и стану лучше к нему относиться.
Поднимаясь к себе мимо квартиры Нейпиров, я услышала, что они дома, поскольку двери у них всегда были приоткрыты. Сейчас голоса стали громкими, точно они ссорились.
– Ты же просто грязнуля, дорогая! – услышала я голос Роки. – Как можно ставить горячую жирную сковородку на линолеум!
– Да не кипятись так! – донесся из гостиной голос Елены.
Я с виноватым видом медленно пробиралась мимо, чувствуя, что подслушиваю, когда с тряпкой в руках из кухни вышел Роки и пригласил меня выпить с ним кофе.
Он повел меня в гостиную, где за письменным столом сидела Елена. Вокруг нее были разбросаны листы с какими-то диаграммами из маленьких кружков и треугольников.
– Выглядит очень научно, – сказала я, делая слабую попытку быть любезной – так иногда случается в неловких ситуациях.
– Просто диаграммы родства, – резковато отозвалась она.
Роки, рассмеявшись, налил мне кофе, и мне показалось, Елена сердится, что он меня пригласил.
– Не обижайтесь, что не отрываюсь от работы, – сказала она. – У нас скоро доклад, а еще многое нужно сделать.
– Надо полагать, вы испытаете большое облегчение, когда все останется позади, – сказала я.
– Уж я-то точно его испытаю, – вставил Роки. – В настоящий момент на мне вся готовка и стирка. Я устал как собака.
– Теперь ты не на адмиральской вилле, и вообще осталось недолго. И я думала, ты любишь готовить, дорогой, – раздраженно откликнулась Елена.
Мне стало не по себе. Наверное, женатые люди так привыкли говорить «дорогая» и «дорогой», что не осознают, как фальшиво звучит это слово, произнесенное раздраженным или сердитым тоном.
– Я хотела спросить, нет ли у вас чего-нибудь для воскресного благотворительного базара? – поспешила вставить я. – Старая одежда, обувь, что-нибудь такое?
– Да-да, у меня вечно уйма хлама. Отличный шанс от него избавиться, – сказала Елена, не поднимая глаз от заметок. – Я соберу что-нибудь вечером.
– А у меня есть пара ботинок и костюм, который съела моль, – сказал, бросив взгляд на жену, Роки. – Принесу вам сегодня вечером. К Елене придет Иврард Боун поговорить про доклад.
– А я его сегодня видела, – сообщила я небрежно.
– Вот как? – Елена, оживившись, повернулась.
– Да, я была на службе в Сент-Эрмин и видела его там. Очень удивилась. То есть, – добавила я, не желая показаться самодовольной, – удивилась, поскольку туда никто из знакомых обычно не ходит.
– Вы хотите сказать, что не ожидали, что антропологи ходят в церковь, мисс Лэтбери? – заметила Елена. – Но Иврард новообращенный и довольно ревностный христианин, знаете ли.
– Я думаю, новообращенные всегда ревностны, – отозвался Роки. – В том-то и смысл новообращения, верно? Все кругом для них интересно и ново. Он обратился в Африке, видя миссионеров за работой? Я полагаю, это должно было оказать обратное действие.
– О нет! – запротестовала я. – Они делают такое благое дело!
– Благое дело? – повторил, смакуя слова, Роки. – Как мне нравится это выражение! Так благородно звучит. Возможно, мисс Лэтбери права, и как раз вид собратьев-антропологов наставил его на путь истинный.
– Это было не в Африке. – Елену разговор как будто совсем не забавлял. – Думаю, это случилось в Кембридже, хотя он никогда об этом не рассказывает.
– Наверное, это довольно неловко, – сказал Роки. – Жизнь без всего такого во многом лучше.
– Конечно, для него это скорее интеллектуальное занятие, – пояснила Елена. – Ведь он знает ответы на все вопросы.
– Нам определенно нужны такие люди, – вставила я. – Церкви нужны интеллектуалы.
– Не сомневаюсь, – пренебрежительно бросила Елена. – Все эти старушки, заглядывающиеся на смазливых младших священников, церковь далеко не продвинут.
– Но наш младший священник вовсе не смазливый, – возмутилась я: перед глазами у меня возникла приземистая фигура отца Грейторекса в обтрепанном плаще. – И даже не молодой.
– И вообще, зачем церкви куда-то продвигаться? – спросил Роки. – Мне кажется, гораздо утешительнее знать, что она остается на своем месте.
– Где бы оно ни было, – добавила Елена.
Я тихо запротестовала, но совсем тихо, поскольку с ними двумя и впрямь не понимала, о чем речь и где мое место, хотя Роки был как будто на моей стороне.
– Боюсь, не все мы так уж интеллектуально подходим к своей вере, – сказала я, обороняясь. – Мы, вероятно, многого не знаем и не умеем дискутировать. Тем не менее, думаю, в церкви и для глупых есть место, – добавила я, вспомнив строки из гимна епископа Хебера: «Много богаче славословие сердце, дороже Господу молитвы бедняков». Хотя, вполне очевидно, Ему должно быть по нраву, что у Него есть такой интеллектуал, как Иврард Боун.
– Вы с ним поговорили? – спросила Елена.
– О нет, думаю, он даже меня не заметил, а если и заметил, то не узнал. Так часто бывает, знаете ли. Наверное, во мне просто нет ничего примечательного.
– Милая моя мисс Лэтбери, – улыбнулся Роки, – это чистой воды неправда!
И вновь я перенеслась на террасу адмиральской виллы, где заняла свое место среди военнослужащих женского вспомогательного. Разумеется, я не знала, что на это ответить.
– Почему бы нам не называть вас Милдред? – спросил вдруг Роки. – В конце концов, мы будем часто видеться. Думаю, мы станем друзьями.
Я испытала некоторую неловкость, но не могла же отказать!
– И вы должны называть нас Елена и Роки. Справитесь?
– Думаю, да, – отозвалась я, спросив себя, когда начинать.
– А Иврарда Боуна называть Иврардом, – внезапно рассмеялась Елена.
– О нет! – воспротивилась я. – Вообразить себе такого не могу!
– Вам следовало бы поговорить с ним после службы, – посоветовала она. – Сказать что-нибудь о проповеди. Он любит покритиковать.
– Он куда-то спешил, – объяснила я, – так что у меня не было шанса, даже если бы он меня узнал.
– Как же мило, что над нами живете именно вы, – неожиданно сказала Елена. – Подумать только, там могла бы поселиться какая-нибудь скучная семейная пара, или «деловая женщина», или семья с детьми… какой ужас!
К себе наверх я поспешила в приподнятом настроении. Меня несколько позабавила мысль о том, что, увидев Иврарда Боуна на великопостной службе, я сразу стала человеком, с которым приятно жить в одном доме. Ради Елены, если не себя самой, наверное, в следующий раз стоит сделать какой-нибудь дружеский жест. Можно назначить себе епитимью: лучше относиться к Иврарду Боуну. Я стала воображать себе, как это будет: что я скажу и что он ответит. Какое-нибудь замечание о проповеднике или о погоде или дружеский вопрос о том, как продвигается работа, были бы неплохим началом.
Я стояла у окна, опираясь о рабочий стол, и рассеянно смотрела на церковь, видневшуюся за голыми деревьями. Вид сестры Блэтт, великолепной на своем высоком старомодном велосипеде – точь-в-точь корабль на всех парусах, – доставил мне большое удовольствие. Потом появился Джулиан Мэлори в черной накидке: наш священник разговаривал и смеялся с женщиной, которой я раньше не видела. Она была высокой и довольно элегантно одетой, но лица ее я не разглядела. Мне вдруг пришло в голову, что это, наверное, миссис Грей, которая будет жить в квартире на втором этаже. Я проводила их взглядом, пока они не скрылись из виду, а потом пошла на кухню стирать чулки. Я не могла бы сказать, откуда у меня взялось чувство, что она не совсем то, чего мы ожидали. Вдова священника… У нее такие грустные глаза… Вероятно, мы не представляли себе, что она будет смеяться вместе с Джулианом, – более определенной причины я не отыскала…
Глава 7
Официально меня представили миссис Грей на благотворительном базаре утром в субботу. Ей предстояло работать вместе с Уинифред, которая выглядела очень оживленной и довольной, напомнив мне ребенка, который предложил играть вместе и был принят в друзья.
Миссис Грей, как я и предположила, увидев ее мельком, была недурна собой и элегантно одета. Возможно, слишком элегантно для вдовы священника, подумалось мне, – тут я вспомнила, сколько уже встречала таких, как она. Ее сдержанная обходительность наводила на мысль не о робости, а скорее о самодостаточности, а в ее улыбке было что-то потаенное, будто она видела и думала больше, чем согласилась бы признать.
– Вам придется говорить мне, что делать, – сказала она, обращаясь к нам с Уинифред, – хотя, надо полагать, благотворительные базары повсюду одинаковы.
– Народ набежит довольно буйный, – игриво отозвалась Уинифред. – У нас не самый приятный район, сами понимаете, далеко не Белгравия. Боюсь, многие из тех, кто приходит на наши базары, носа в церковь не кажут.
– Так, по-вашему, в Белгравии есть благотворительные базары? – спросила миссис Грей. – Никогда бы не подумала.
– Кажется, в Сент-Эрмин иногда устраивают, – вставила я.
– Хочется думать, что на них ходят жены членов кабинета министров, – откликнулась миссис Грей с довольно деланым смешком, как мне показалось.
Чересчур громко рассмеявшись, Уинифред принялась переставлять вещи на раскладном столе. Они с миссис Грей заправляли «палаткой» всяческих безделушек. На центральном месте здесь величественно возвышались чучела птиц, их окружали книги, фарфоровые статуэтки и рамки – в некоторых еще остались фотографии. Уинифред вынула эдвардианскую леди и молодого священника, но остальные проглядела, и теперь они обвиняюще смотрели из своих почерневших вычурных оправ: некрасивая женщина с напряженным лицом (наверное, гувернантка), группа бородатых джентльменов в костюмах для крикета, капризного вида дитя с кудряшками.
– Ой, посмотрите! – услышала я восклицание Уинифред. – Бедняжки! А я думала, что всех вынула!
– Неважно, – успокаивающе, точно разговаривая с ребенком, сказала миссис Грей, – думаю, те, кто покупает рамки, даже не замечают фотографий. Помню, в приходе моего мужа…
«Так, значит, у ее мужа был приход», – подумала я. Почему-то я представляла его армейским капелланом, погибшим на войне. Тогда, возможно, он был в годах? После этого я уже ничего не слышала, поскольку голос у миссис Грей был тихий, а на меня надвинулась сестра Блэтт. Я обрадовалась, что она поможет мне в «палатке» с одеждой, всегда самой популярной. Каждая вещь была заранее снабжена ценником, но все равно среди покупателей обычно возникали борьба и ссоры, и они обращали к нам призывы их рассудить.
Базар был устроен в зале приходских собраний, пустом помещении с выкрашенными зеленым стенами. На одной из них висел написанный маслом портрет отца Басби, первого священника здешней церкви, и он взирал с него на нас сверху вниз, словно благословляя наши старания. По крайней мере нам хотелось думать, что он нас благословляет, хотя, если посмотреть внимательнее, выходило, что он скорее восхищается собственной окладистой бородой, которую любовно поглаживал пухлой рукой. Сейчас в дальний угол зала были сдвинуты бильярдный стол, доска для дартса и другие приспособления для безобидных развлечений членов молодежного клуба. Поближе к дверям за стойкой с решеткой мисс Эндерс, мисс Стэтхем и моя миссис Моррис, которую, очевидно, больше не смущали ни биретты, ни папские туфли, хлопотали вокруг титана и чайников. Джулиан Мэлори в фланелевых брюках и пиджаке спортивного кроя, заручившись поддержкой Тедди Лимона и нескольких дюжих ребят из клуба, ждал у дверей, чтобы сдерживать напор посетителей, когда они откроются. Посреди зала неуверенно топтался отец Грейторекс в сутане и старом синем бушлате, какие во время войны носили участники гражданской обороны.
Перехватив мой взгляд, сестра Блэтт раздраженно цокнула языком.
– Опять он! Как же он действует мне на нервы!
– На благотворительных базарах он действительно бесполезен, – согласилась я. – Но он такой добрый, почти святой. – Тут я осеклась, поскольку на самом деле ничем не могла подкрепить свое утверждение – лишь тем, что его обычное одеяние, состоящее из сутаны и старого бушлата, указывало на полное безразличие к условностям этого мира, что, в свою очередь, подразумевало поглощенность высшими материями.
– Как же, святой! – фыркнула сестра Блэтт. – Ума не приложу, почему вы так решили. Только потому, что человек на склоне лет принял сан и расхаживает как старый бродяга? Он ничего не добился в торговле, вот и подался в церковь. Не такие нам нужны.
– Будет вам, – запротестовала я. – Не слишком ли вы суровы? В конце концов, он правда хороший человек…
– А вот и мистер Моллет с мистером Конибиром! Только посмотрите на них! – продолжала она так громко, что оба церковных старосты вполне могли ее услышать. – Вот кому бы не повредило испачкать руки толикой честного труда. Ведь Тедди Лимон и мальчики расставили столы и наносили воды в титан.
– Да, сестра, когда мы пришли, обнаружили, что все уже сделано, – сказал мистер Моллет, кругленький добродушный человечек. – Истинный был удар, скажу я вам. Мы надеялись помочь вам, милые дамы. Но служат и те, кто лишь стоит и ждет, как говорят поэты.
– А пришли-то вы довольно рано, – с нескрываемым сарказмом откликнулась сестра Блэтт.
– Ранней пташке Бог червячка подаст, – откликнулся мистер Конибир, высокий и жилистый человек в пенсне.
– Надеюсь, вы не думаете, что у нас тут есть червяки, – хихикнула из-за стойки мисс Стэтхем. – И вообще вы можете получить кое-что другое, если не отойдете с дороги. И не думайте, что я налью вам чаю, пока вы его не заслужите…
Но в этот момент Джулиан с часами в руке приказал открыть двери. Напирающую толпу сдерживали Тедди Лимон и его подручные, а Джулиан брал по три пенса платы за вход. Едва попав внутрь, люди бросались к палаткам.
– Вот и говори про высадку в Нормандии, – заметила сестра Блэтт. – Из тутошних прихожан отличные десантники вышли бы.
Следующие несколько минут потребовали большой сосредоточенности и твердости. Я принимала деньги, отсчитывала сдачу и одновременно старалась расправить смятую одежду, уладить споры и спасти от давки старушек.
Сестра Блэтт направо и налево раздавала советы и критические замечания.
– Вам никогда в него не влезть, миссис Райан! – насмешливо крикнула она кряжистой ирландке (католичке, кстати сказать), которая на наших базарах всегда оказывалась в первых рядах.
Добродушно рассмеявшись, миссис Райан крепче прижала к себе платье из искусственного шелка, которое успела ухватить. Как всегда, меня привлек ее мягкий говор, поэтому я зачарованно слушала, не понимая, что именно она говорит. Я разобрала лишь слова «мировой мужик», когда она уже уходила с платьем.
Миссис Блэтт против воли расхохоталась:
– Ну и нахалка! Пригласила меня на их благотворительный базар на следующей неделе, да еще сказала, что их новый священник, отец Богарт, мировой мужик! Словно меня это привлечет!
– Да, но если подумать, такое случается сплошь и рядом. Где была бы церковь, если бы не «мировой мужик» от случая к случаю? И вообще, приятно думать, что благотворительные базары способны объединить конфессии. Интересно, а методисты базары устраивают?
– Объединение конфессий через благотворительные базары? – переспросил подошедший к нашей палатке Джулиан. – Что ж, могло быть и хуже. – Он с удовлетворением оглядел толпу, всего полчаса назад напиравшую, но теперь уже не такую воинственную. – Вы не уговорили прийти своих друзей Нейпиров? – спросил он меня.
– Боюсь, даже не пыталась, – признала я. – Они кое-что прислали, но я почему-то не могу себе представить их тут. Для них тут не подходящая обстановка.
Джулиан оглядел унылые зеленые стены.
– Полагаю, все мы думаем, что заслуживаем лучшего.
– За исключением отца Грейторекса, – зловредно вставила сестра Блэтт. – Здесь он как раз на своем месте. Весь день ничего не делал. И почему он не снимет бушлат? Он, наверное, уже в нем сварился.
– Смотрите, – сказала я, – он несет чай мисс Мэлори и миссис Грей.
– Совершенно не в его духе, – откликнулась сестра Блэтт.
– Едва ли его можно за это винить. – Джулиан с интересом наблюдал за группкой. – Интересно, захватил ли он кексы? Сомневаюсь, что он сумеет унести все разом. Наверное, мне лучше ему помочь.
Я посмотрела, как он подходит к окошечку выдачи и возвращается с тарелкой покрытых яркой глазурью кексов, а потом предлагает один из них миссис Грей.
Мы с сестрой Блэтт переглянулись.
– Ну, приходской священник всегда любезен с новыми прихожанами, во всяком случае ему следует быть любезным. Это общеизвестно.
– Но у нас-то чаю нет, – возмущенно напомнила она. – Думаю, с его стороны крайне грубо так нас игнорировать. И все из-за нового лица. Старые друзья на вес золота. Может, нам и не следует ценить себя на вес золота, но тем не менее…
– Да, сдается, он несколько забыл о манерах, – согласилась я. – С другой стороны, миссис Грей поселится в его доме, понимаете, поэтому, наверное, он считает, что важно наладить с ней особенно сердечные отношения.
– Чушь! Никогда не слышала настолько притянутых за уши оправданий.
– Ага, так вы ревнуете, сестра? – проказливо поинтересовался мистер Моллет. – Вам лучше пойти и взять свой чай, пока кексы не кончились.
– Вы хотите сказать, пока вы с мистером Конибиром все не съели, – парировала сестра Блэтт. – Полагаю, вы уже несколько часов лопаете.
– Давайте, дамы, бегите. Я присмотрю за одеждой, – сказал мистер Моллет, беря платье и прикладывая его к себе на комичный манер. – Гарантирую, что под моим руководством дела пойдут в гору.
– Да, думаю, теперь уже можно оставить палатку, – отозвалась я, бросив через плечо взгляд на скомканную одежду на голых досках.
Старое бархатное пальто, отороченное поеденным молью белым кроликом, рядом с ним – грязное, покрытое пятнами вечернее платье из розового жоржета, украшенное бисерной вышивкой по моде двадцатых годов, а еще облезлая лиса-горжетка с застывшим безумным взглядом и ценником «6 пенсов» – это был неликвид, который никто никогда не покупал.
У раздаточного окошка наплыв тоже спал, так что никто не мешал нам поболтать. Над общим гомоном плыл напевный голос миссис Моррис:
– Такие чудные у них старинные вещички. Я сказала: «Давайте чуток их отполируем», – а он в ответ: «Удачная мысль», – а она: «Не утруждайтесь». У них главное дело – мытье и уборка.
Я поняла, что она говорит о Нейпирах, и хотя из естественного любопытства мне хотелось услышать больше, но, наверное, не стоило ее поощрять. Дело ли тут в природной деликатности, какая есть у некоторых из нас, или нам просто не хватает смелости следовать нашим склонностям?
– Конечно, он был во флоте, – продолжала тем временем миссис Моррис.
– Да, капитан-лейтенант Нейпир служил в Италии, – произнесла я громко и четко, точно старалась поднять разговор на более высокий уровень.
– Как мило, – отозвалась мисс Эндерс. – Моя сестра однажды ездила туда в круиз. Моя замужняя сестра, та, которая живет в Пейнес-парк.
– Такой милый молодой человек этот мистер Нейпир, – продолжала миссис Моррис. – Чересчур хорош для нее, помяните мое слово.
Мои потуги, очевидно, не возымели большого успеха, но было очевидно, что больше пытаться не стоит.
– Итальянцы слишком много позволяют себе с женщинами, – объявила вдруг миссис Стэтхем. – Конечно, в любом иностранном городе неразумно гулять одной после наступления темноты.
– Не успеешь оглянуться, как ущипнут за мягкое место, – вырвалось у миссис Моррис, но последовавшее затем краткое молчание подсказало ей, что она зашла слишком далеко. Строго говоря, по положению в обществе она стояла ниже мисс Эндерс и мисс Стэтхем, и только участие в приходских делах давало ей временное равенство.
– Сестра была там, разумеется, с мужем, – чопорно произнесла мисс Эндерс, – поэтому ничего подобного не могло случиться.
Сестра Блэтт фыркнула.
– Прошу прощения… – Сзади к нам подошел Джулиан с пустыми чашками и блюдцами, которые поставил на прилавок.
– Вы съели кусочек моего домашнего слоеного пирога, отец? – озабоченно спросила мисс Стэтхем. – Мне так хотелось, чтобы именно вы попробовали.
– Спасибо, очень вкусно, – рассеянно пробормотал тот.
– Что-то я сомневаюсь, – вполголоса сказала мне мисс Стэтхем. – Он взял только тарелочку печений и глазированных кексов.
– Может быть, отец Грейторекс пробовал, – предположила я.
– Если хотите знать мое мнение, большую часть слопали мистер Моллет и мистер Конибир. Они первыми пили чай. Еще я видела, как Тедди Лимон взял кусок.
– Уверена, он заслужил хороший полдник, – заметила я. – Он поработал как следует.
– Да, а мистер Моллет и мистер Конибир даже пальцем не пошевелили. Только, как обычно, путались у всех под ногами.
Группка распалась, и мы вернулись к столам, чтобы собрать оставшееся. Еще один благотворительный базар подошел к концу.
Ко мне с сияющими глазами подошла Уинифред.
– Ах, Милдред, – выдохнула она, – как, по-вашему, ее зовут?
У меня не было на этот счет никаких предположений.
– Аллегра! Разве это не чудесно? Аллегра Грей.
Я подумала, действительно ли это настоящее имя миссис Грей или она взяла его себе взамен более расхожего и менее интересного.
– Кажется, Аллегрой звали незаконнорожденную дочь Байрона? – спросила я.
– Байрон! Великолепно! – Уинифред благоговейно сжала руки.
– Не вижу тут ничего великолепного, – отрезала я.
– Но ведь Байрон такая романтическая личность, – отозвалась Уинифред. – Это же самое главное, верно?
– Вот как? – переспросила я, все еще исполненная решимости не восхищаться миссис Грей. – Разве в людях не ищут других качеств?
– Ах, Милдред, вы такая практичная, – рассмеялась Уинифред. – А я всегда была романтичной и глупенькой… Просто вы такой уродились.
Я подумала о Кристине Россети в мягкой обложке из зеленой замши. «Когда умру я, дорогой…»… А ведь тут никакого «дорогого», вероятно, никогда и не было. И разве все мы чуточку не отличаемся друг от друга? Я мысленно перебрала своих знакомых с точки зрения великолепия и романтики. Знакомых у меня, конечно, совсем немного, и среди них нет практически никого, кого можно было бы назвать великолепным и романтичным. Священников можно и нужно сразу вычеркнуть, так что практически никого и не оставалось. Только, возможно, Роки Нейпир и Иврард Боун, каждый из которых был по-своему хорош собой. Роки к тому же обладал шармом и множеству женщин, наверное, казался великолепной и романтической личностью.
Читать бесплатно другие книги:
