Девять жизней черной кошки Соболева Лариса

Через некоторое время Кир уехал, Андрей и Назар выбрали удачное место для наблюдения и принялись ждать…

Черкесов звонил каждый час. Клонило в сон не только его, но и наблюдателей тоже. Время от времени то Андрей, то Назар выходили из машины, протирали лица мокрым снегом и снова садились. Черкесову было комфортней в тепле, он сидел у телевизора, прислушиваясь к малейшему шуму, а под утро все же заснул, даже не понял, как это случилось.

Утром, предполагая, что Кир вернется проведать подпольщика, Андрей и Назар отъехали от пункта наблюдения и теперь по очереди ходили дежурить на угол квартала. Днем приехал Кир, проторчал у Черкесова с полчаса, уехал.

– Значит, нападут, когда Васька поедет на вокзал, – предположил Андрей.

Васька Романович в шесть часов вышел из убежища, двинулся к остановке. Он с облегчением заметил «Ниву», следующую за ним по пятам, повеселел. Приехал на вокзал, постоял у кассы, будто бы взял билет, походил по перрону… В общем, делал все, что приказал Андрей. В восемь вечера у Андрея лопнуло терпение, он подошел к Черкесову и сказал:

– Отбой. Завтра продолжим, а сегодня поспать не мешает.

Вернулись в деревню, там за время их отсутствия ничего страшного не произошло. Черкесов был безумно рад, что выиграл у судьбы еще один день и ночь, а также радовался, что не Кир его главный враг. Но все же поинтересовался у Андрея:

– Кира можно вычеркнуть из подозреваемых?

– Вычеркивай, – неопределенно пожал плечами Андрей.

– Ребята, а как мне быть? – обеспокоенно спросила Лиза, накрывая на стол. – Мне же работать надо…

– О работе не может идти речи! – прервал ее Андрей.

– Ты смеешься? – обдала его холодом Лиза. – Меня выгонят…

– Не выгонят, – заверил он. – Ты единственная «англичанка» в школе. Кто преподавать у них будет? И потом, разве учителя не болеют?

– Болеют, – конфликтно сказала Лиза. – Но при этом имеют больничный.

– Не беспокойся, больничный тебе нарисуют, я договорюсь с врачихой. Или напрямую поговорю с директором, чтоб не серчал на тебя, – успокоил ее Андрей. – Нельзя тебе отсюда выходить, неужели не понимаешь?

– Хорошо тебе говорить… – проворчала она. – А у меня дочь, ее кормить надо.

– Прокормим вас обеих, и хватит об этом! – слегка пристукнул ладонью по столу он. – Пока не сцапаем банду, выходить отсюда запрещается.

Ночь прошла спокойно.

Странное дело, завод – серьезное предприятие, а местная телестудия, мягко говоря, ничего собой не представляет. Так вот к Волокуше оказалось попасть труднее, чем к Киру Науменко. Видимо, Максим Волокуша опасался революционеров, которые берут власть, занимая вокзал, почту и телеграф. Поскольку стратегическая важность этих точек слегка устарела, новые революционеры, скорей всего, займут сначала места дислокации средств массовой информации. В этом случае телевидение окажется на первом месте, ибо из средств массовой информации телевидение является первостепеннейшим. Андрей не смог пройти кордоны, ему предоставили лишь телефонную трубку.

– С вами, – сказал Волокуша, не пожелав выслушать, чего хочет Андрей, а едва узнав его голос, – я не стану разговаривать. – И положил трубку.

Пришлось караулить, когда он появится на улице. Волокуша вышел из здания, в котором располагалась студия, через три часа. Он открывал ключом машину, и вдруг его схватил за локоть Андрей. Волокушу затрясло при виде негодяя, подло напавшего на него на большой дороге.

– Чего ты? – улыбался Андрей, открывая машину Максима. Втолкнул его внутрь, попросил передвинуться на место пассажира, а сам сел на водительское и сказал: – Я не сделаю тебе ничего плохого, честно. Просьба есть. Не у меня, у твоего друга и компаньона Василия Романовича Черкесова. Не мог бы ты его спрятать на одну ночь?

– Это просьба или приказ? – выдавил бледный Волокуша.

– Конечно, просьба. Помоги ему…

– Раз ты сказал – просьба, – перебил Волокуша, – то у меня есть выбор?

– Естественно, – кивнул Андрей, не понимая, к чему тот клонит.

– Тогда… извини. Я не буду прятать Черкесова.

– Почему?

– Не буду! – взвизгнул, как баба, Волокуша. – Хватит с меня! Что хочешь, со мной делай, не буду. Что, опять в заложники возьмешь? Учти, я должен через полчаса быть на совещании в администрации города. Я позвонил, что еду…

– Да никто не собирается брать тебя в заложники, – попытался урезонить его Андрей. – Черкесов доверяет только тебе…

– Плевать мне на его доверие! – трясло Волокушу. – Не хочу ему помогать, понял? И не буду. Оставьте меня в покое…

– Ну, хорошо! – Андрею пришлось повысить голос, так как по-другому явно было не остановить разошедшегося телевизионщика. – Не хочешь помогать, не надо. Но пусть он у тебя на даче переночует одну ночь. У тебя же есть дача?

– На моей даче только стены и крыша. Я не Черкесов, это он способен выстроить особняк под ключ за три месяца, а на меня деньги с потолка не сыплются. Дача им нужна! Катитесь вы все на… – и прямо сказал, куда следует катиться защитникам Черкесова.

– Слушай, у тебя совесть есть? – вытаращился Андрей.

– Нету у меня совести! – прошипел, брызжа слюной, Волокуша и перешел на нытье, отнюдь не характерное для настоящего мужчины: – Отстаньте от меня, а? Ну, что вам нужно? Хватит с меня ваших посягательств на мою жизнь. Ты учти, я оставил письмо в надежном месте. Если со мной что случится, я указал, как вас найти.

– Лады, – слегка поднял руки вверх Андрей. – Значит, тебе плевать, что твоего друга и благодетеля, благодаря которому ты имеешь неплохую работу, убьют?

– Да, да, да! – воскликнул Волокуша. – Каждому свое!

Андрей вышел из машины, в сердцах хлопнув дверцей. Впрочем, он с уверенностью вычеркнул этого человека из списка подозреваемых. Таким образом, экономится время. Вернувшись в «Ниву», бросил Черкесову на усмешке:

– Где ты таких друзей набрал, Васька? Сдадут тебя и не покаются. Назар, к Бубулину едем.

– Что ты хочешь сказать? – не понял Черкесов.

– А то, – сказал Андрей. – Отказал тебе в помощи Волокуша.

Бубулин находился в том же кабинете, где он принимал граждан. Андрею важно было не пропустить реакцию Прохора Никитича на его просьбу, поэтому он лично пошел к нему, хотя Черкесов сам хотел поговорить с депутатом. Надо сказать, на этот раз Бубулин не слишком-то обрадовался новому появлению Андрея на его горизонте.

– А-а… – потянул он, не вставая из-за стола. – Опять менять меня будешь? На кого теперь?

– Вы извините, Прохор Никитич, что с вами так обошлись, – потупился Андрей.

Перед этим пожилым, уважаемым человеком ему было неловко. Да, руководствуясь личными симпатиями, он не хотел видеть в Бубулине коварного убийцу. Но Андрей по опыту хорошо знал, какими обманчивыми бывают личные симпатии, как предатель ловко маскируется за обаянием и дружественным отношением, подставляя товарищей под пули. Ведь кто-то же из внешне вполне приятных людей, приятелей Черкесова, действует по бандитскому кодексу! Значит, забыть надо пока о симпатиях.

– Чего задумался? – раздраженно спросил Бубулин. – Потрепали вы мне нервишки, друзья-фермеры, потрепали. Я ведь тогда моральный дух пленников поддерживал, а на самом деле… Вот: теперь сердчишко пошаливает. Так же нельзя.

– Еще раз прошу прощения. Я знал, что те парни отпустят вас, не причинив вреда…

– Да уж отпустили! – грозно перебил Бубулин. – Выбросили, не довезя до города двадцать километров. И как на грех – ни одной машины, время-то было неурочное. Пешком добирались, а для меня это, сам понимаешь, не прогулка. Вы, ребята, совсем ополоумели, что ли? Откуда оружие-то у вас?

– Да все оттуда… – промямлил Андрей, не желая разговаривать на эту тему.

– Оттуда! – передразнил его Бубулин. – С войны, что ли?

– Угу. Все везли, и мы прихватили. В хозяйстве все сгодится.

– Вас, что же, не обыскивали? – допрашивал, как прокурор, Бубулин.

– А чего нас обыскивать? – хмыкнул Андрей.

– Понятно теперь, откуда население черпает боеприпасы. Эх, докатились… бандитское государство построили! Чего приехал? Говори уж.

– Черкесова приютите на ночь.

– Ваську? А что так?

– У нас опасно ему оставаться. А завтра он уедет.

– От себя не уедет, – назидательно заявил Бубулин. – Ему в прокуратуру ехать надо, а не бежать из города. Ни документов, ни… Хотя нынче любой документ купить можно, даже справку, что ты архангел Гавриил и работаешь привратником в раю. Черт знает что происходит! Так что там с Васькой?

– В прокуратуру ему нельзя. Его же разыскивают, как двойника Черкесова. Лариса постаралась. До выяснения личности засадят на нары, а там его убить могут прямо в камере. Ему бы одну ночь пересидеть, а доверяет он только вам.

– Доверяльщик! – буркнул Бубулин. – Дурак дураком, а туда же, в политику полез. На заседаниях в думе спал, ничем не интересовался. Ладно, ему и выскажу. Где он?

– Вы скажите, куда его привезти, я доставлю.

– Домой ко мне! – рявкнул Бубулин. – Уж я ему прочищу мозги!

– Может, на даче ему будет лучше? – осторожно спросил Андрей.

– Хуже! – отрубил Прохор Никитич. – У меня на даче нет отопления. Там – что на улице. «Буржуйка» есть, но она сейчас не согреет ни одну комнату. Да и боюсь, сожжет Васька мой домик, он же белоручка, ничего не умеет толком сделать. Вот весна наступит, пусть прячется на даче до поздней осени, а сейчас там и два часа не продержаться, зима в этом году вон какая выдалась. Так что милости прошу ко мне домой. Живу один, Ваську никто не сдаст. И ты приезжай, я вам обоим…

Бубулин не договорил, однако его невысказанные угрозы Андрей понял. Усмехнулся про себя, встал:

– Простите нас, Прохор Никитич, но выхода другого не было. За Черкесова кто-то взялся железно. Вон и жену его убили. Лизу с дочкой выкрали… Простите.

– Да понимаю я… – махнул рукой пожилой депутат. – Только ради этого дурака Васьки не стал жаловаться. И всех отговорил не кляузничать. – В мозгу Андрея щелкнуло: Бубулин отговаривал жаловаться, а это, по их с друзьями разумению, должен был делать заказчик-убийца. – Только запомни, Андрей, игры ваши – дурацкие, глупые. Есть органы, в подобных случаях к ним обращаются нормальные люди. А вы… слишком много на себя берете. Чего вы добиваетесь?

– Да, собственно, ничего не добиваемся, – стушевался Андрей, ибо Бубулин был прав тысячу раз. Но… именно он отговаривал их заложников «кляузничать»! – Черкесов к нам попал случайно, я бы отдал его, если б не угрозы нам. А каждый свою шкуру спасает, как умеет. Не так ли?

– Но ты все-таки помогаешь Ваське.

– Обстоятельства так сложились, – развел руками Андрей. – Вот завтра уедет, и все мои проблемы закончатся. Вернее, они кончатся сегодня, когда определю Черкесова на ночь. Завтра он обойдется уже без моей помощи. Так что я отправлюсь домой с чистой совестью.

– Куда он уедет? – отмахнулся Бубулин. – Ладно, держи ключи, отдашь Ваське. Отвезешь его ко мне, он дорогу покажет.

Бубулин отсоединил от связки ключей два, протянул Андрею…

Ночь выдалась холодная – ударил мороз, поднялся ветер, а к полночи и снегопад обрушился. Андрей и Назар находились во дворе Бубулина, не удосужившись даже замаскировать машину. Двор большой, темный, ночь холодная, вряд ли на их «Ниву» обратят внимание бандиты, если придут по душу Черкесова. А вскоре снежный покров толстым слоем лег на ее корпус, замаскировав естественным путем лучше, чем какое-либо другое покрытие.

Подъезд, в котором жил Бубулин, друзья не выпускали из поля зрения ни на минуту. Каждый, входивший в него человек, будь то даже женщина или юноша, подвергался тщательной проверке. Андрей или Назар бежали следом, отслеживали, в какую квартиру он направился.

Где-то около двух ночи Назар высказался:

– Ты, конечно, у нас самый умный, Андрей, только и на этот раз ты просчитался. Не понимаю, на что рассчитываешь? Думаешь, Бубулин грохнет его в своей квартире?

– Не сам, – ответил Андрей. – А пригласит наемников. И не в квартире. По моим расчетам, его должны увезти, а мы увидим. Это очень удобный момент избавиться от Черкесова раз и навсегда.

– Но ты-то свидетель, знаешь, что Черкесов у Бубулина…

– Я в деревне, – возразил Андрей. – Привез Василия и уехал, об этом я предупредил Прохора Никитича.

– А он тебе так и поверил, – съязвил Назар. – По-моему, неудачный план.

– Посмотрим.

Они просидели в машине до утра. Утром Бубулин уехал на работу, и Андрей позвонил на сотовый Черкесова, ведь тот за все время пребывания в гостях у депутата ни разу не дал о себе знать.

– Как настроение? – поинтересовался он.

– Старик полночи морали мне читал! – услышал возмущенный голос Черкесова. – Что делать дальше?

– Действовать по плану, – коротко бросил Андрей и отключился от связи.

По плану Черкесов должен поехать на вокзал в два часа дня. Он зарос бородой, и теперь Василия Романовича трудно было узнать. А что вышло? Бубулин приехал домой в час, самолично проводил Васю на вокзал и засунул в поезд. Едва состав отошел от перрона, Черкесов сообщил:

– Андрей! Я выйду на следующей станции!

– Где? – заорал в трубку тот.

– В Ростове…

Вот так номер! И «Нива» помчалась в Ростов за Черкесовым.

Итак, остались двое – Савичев и Алла.

На следующий день друзья атаковали Савичева. Мало сказать, что тот безумно перепугался, столкнувшись у своего дома с Андреем. Юра Савичев едва в обморок не упал, увидев его. Прислонился к стене дома спиной и жалобно проблеял:

– Что… Что вы хотите?.. Я мили…

– Не надо, – упредил робкие угрозы Андрей. – Милиции поблизости нет, а народу вон сколько. Чего ж ты, чудак-человек, трясешься? Дело есть к тебе, маленькое.

– К-какое дело? – выдавил Савичев, сглотнув слюну.

И последовала та же просьба: спрятать Черкесова на одну ночь, мол, доверяет он только тебе, а завтра он уедет, и мы все забудем про него на веки вечные.

– Хорошо, – тряхнул головой бедняга. – Спрячу.

Андрей на минуту замер, изучая его. Не слишком ли поспешно тот согласился? Подозрительно.

– Но ты учти, о Черкесове ни одна живая душа…

– Понял, – снова кивнул Юра.

– Где будет ночевать Черкесов?

– У меня дома.

– Алке не расскажешь?

– Н-нет, клянусь.

– Тогда стой здесь, я приведу Черкесова.

И снова ночь прошла без неожиданностей. Утром Черкесов приехал на вокзал, ходил часа два по перрону…

Троица вернулась в деревню, где их ждал и обед, и ужин сразу. Ожидаемого от операции эффекта опять не получилось, отсюда и настроение у заговорщиков было скверное. Тонус поддерживали водкой. Один Гриша оставался спокоен и, казалось, безразличен к неудавшимся провокациям. После ужина он достал настенные часы, которые ему принесла с просьбой исправить одна деревенская старушка, разложил на подоконнике инструменты и приступил к ремонту. Остальные сидели за столом.

– Не понимаю, где мы допустили ошибку… – в раздумье произнес Андрей.

– Не мы, а ты, – поправил его Назар, пересел в кресло, взял гитару.

– Хорошо, я, – раздраженно бросил Андрей. – Где же я допустил ошибку?

– Может, твои подозрения неверны? – предположил Черкесов.

– Нет, не может, – категорично заявил Андрей. – Убийца среди этих людей. Иначе на Курке нам пришлось бы отдать тебя. Ты что же, думаешь, братва по доброте душевной забрала пять человек? Парни, которые работают убийцами, жалости не знают.

– Тогда… Алла? – вытянулось лицо у Черкесова. – Она одна осталась из пятерых.

– Мотив где? – Назар явно стоял на стороне Аллы. – Чтобы организовать такую банду, надо иметь мотив и большие бабки. Мотив отсутствует у двоих: у Аллы и Бубулина.

– Мотива нет, – согласился Андрей. – У остальных тоже мотивы хлипкие.

– Значит, на подозрении остаются те же трое, что и были, – подытожил Назар, беря на гитаре произвольные аккорды.

– Четверо! – прорычал Андрей.

– Я тебя не понимаю, – хмыкнул Назар. – Мотивов нет у двоих, а на подозрении четверо? Объясни, а?

Андрей потер ладонями лицо, как бы снимая усталость, словно она прилипла к нему толстым слоем, потом думал еще некоторое время. Все ждали, что он скажет, потому что больше никто не понимал, каким образом из пяти человек вычислить единственного. Наконец Андрей сказал:

– Я исключаю только Волокушу.

– Почему? – сразу же заинтересовался Назар.

– Потому что он трус.

– А Савичев, выходит, не трус? – скептически спросил Назар.

– И Савичев трус, но!.. – призывая к вниманию, Андрей поднял указательный палец. – Савичев тихушник и скользкий тип. Одно то, что он подпольно встречался с Аллой, наставляя рога шефу, лично меня настораживает. К тому же и с Ларисой у них были какие-то отношения. Не берусь говорить, какие точно, но очень уж ловко он обошел эту тему на нашем допросе и перевел стрелки на Кира. Это нехороший симптом. Тем более что Савичев и Науменко дружны, как я понял. Один спал с любовницей Черкесова, другой его покрывал и участвовал в оргиях. Короче, такой человек, как Савичев, способен на любую подлость. Надеюсь, это ясно всем?

– Почему не исключаешь Бубулина? – не унимался Назар.

– Он мне признался сам, признался – я не просил его об этом говорить! – что уговаривал наших пленников после освобождения не писать заявлений на нас и помалкивать. А, по идее, об этом просить должен только тот, кто возглавил заговор против Васьки.

– Но это «по идее», – возразил все тот же Назар. – А на деле могло быть иначе.

– В таком случае объясни, зачем Бубулину инцидент с похищениями скрывать от милиции? Это ведь опасные шутки, которые так просто не прощаются. Хорошо, он добряк по натуре. Ну и не писал бы сам, а он еще и отговаривал всех! Нет, квартеронец, шум невыгоден только убийце, и без того ситуация вышла из-под контроля. Теперь в этой истории завязано слишком много людей. Тут одно из двух: либо нас оставят в покое, а заодно и Черкесова, либо… добьют всех.

– А нас вроде бы оставили в покое, – подал голос Гриша. – Все эти дни тихо было, посторонних не замечено ни у дома, ни возле хозяйства.

– Может, затаились на время? – предположил Назар. – Выжидают?

– Кстати, Лиза, – подошел к ней Андрей, – скажи-ка, дом, где тебя держали, как отапливался? «Буржуйка» там была?

– Внизу горел камин… Да, дом отапливали камином. Наверное, поэтому было не очень тепло, мы с Вероничкой мерзли. А «буржуйки» я не видела.

– Черкесов, Бубулин говорил, будто на его даче нет отопления. Ты там у него был? Это правда?

– Правда. Он считает оснащение дач пустой тратой денег.

– Черт! – В сердцах Андрей хлопнул руками по столу. – А я надеялся…

– Что Бубулин отдал свой дачный дом гангстерам? – хихикнул Назар.

– А почему нет? – Андрей рассуждал, ни на кого не глядя, словно сам с собой разговаривал. – На дачах зимой практически никого нет… Не спорю, живут люди и на дачах круглый год, но Лиза говорила, что не слышала вокруг ни живности, ни автомобилей, ни голосов. Обычно те, кто зимой живет на дачах, живность имеют. А Лизу держали в тихом месте, но среди построек. Так, Лиза?

– Да, – подтвердила она.

– Ты не совсем прав, – сказал Черкесов. – На дачах престижного сектора кур не держат.

– Как ты сказал? – оживился Андрей. – Престижного? Это где загородные коттеджи? У Бубулина там находится дача?

– Нет, у него как раз в районе «фруктоводов». Так прозвали дачников, которые выращивают овощи и фрукты не только на пропитание, но и на продажу.

– Отлично! – хлопнул в ладоши Андрей. – Теперь мы приблизительно знаем, где искать братков.

– Слушай, а Алке будем устраивать проверку? – спросил Назар.

– Она меня не пустит, – предупредил Черкесов, которому эксперименты Андрея изрядно пощекотали уже нервишки и страшно надоели.

– Алла… Алла… – бормотал Андрей, словно и не слышал вопроса друга и реплики Василия Романовича. – Аллочка девочка хитрая… А хитрость – ум подлецов. Черкесова она держала за кошелек, отрывалась с Савичевым… Интересно, а еще кого-нибудь из нашей четверки она пригревала? Ну, Волокуша отпадает, этот вряд ли мог ее заинтересовать. А Бубулин и Науменко? Как думаешь, Черкесов? Нет, ребята, почему я один шевелю мозгами? Всем думать! Это приказ!

– Я шевелю, – произнес Назар, перебирая струны гитары. – И я говорю: у Аллы к Бубулину может быть один интерес – выйти за него замуж, чтобы через месяц он околел от избытка положительных эмоций. Алла останется вдовой с хорошей квартирой, дачей и старой, как муж, машиной. Черкесов, я перечислил полностью достояние Прохора Никитича?

– Полностью, – кивнул тот удрученно. – Только Бубулин на то и Бабуин, что общественные интересы для него важнее личных, по бабам он не бегает.

– А Науменко? – прищурил один глаз Андрей. – Он и Алла не…

– Мне на этот счет ничего не известно, – сухо сказал Черкесов.

– Я понимаю, тебе неприятно, что тебя обставили, как… – Андрей не закончил фразу. – Но ты же не хочешь быть убитым? Тогда выкладывай всю информацию.

– Какую? Какую еще информацию я должен выложить? – простонал Черкесов. – Вы уже и так обо мне знаете… больше, чем я сам.

– Да что ты к нему прицепился? – пожалел Черкесова Назар. – Человека убивали, избивали и ограбили, меняли, подсылали агентом в стан врага… Еще и бабы ему… хм!

Черкесов вскочил и заходил по комнате, негодуя:

– Да сколько можно издеваться! Вам смешно, да? Вас бы на мое место!

– Вася, ну что ты так кричишь? – сказала Лиза. – Тебе пытаются помочь…

– Мне ваша помощь вот уже где! – провел ребром по горлу Черкесов. – Я устал. От ваших намеков, издевок, смешков и… унижений устал. Да, я плохой человек, плохой! Что же мне теперь, удавиться? А вы все умные, хорошие и благородные, черт вас возьми! Хоть бы кто задумался, каково мне! Жил и не знал, что меня окружают одни… ехидны. И все за моей спиной… обували меня. А я не знал. Я верил им. И что теперь? Я никто! Меня нет! Но меня упорно хотят убить. Я ничего не понимаю, кроме того, что меня обязательно должны убить. И так мозги съехали набекрень, потому что я постоянно думаю об одном: кто из них? А тут еще вы… Постоянно подкалываете, постоянно подчеркиваете, что я ничтожество. А знаете, пусть меня лучше убьют!

– Я сейчас рыдать буду, – сказал флегматично Андрей. – Горько-горько.

Черкесов схватил дубленку и выскочил на улицу. Паузу заполнили звуки гитары. Лиза оглядела всех и тихо проговорила:

– Зачем вы так? Он же человек… Догоните его.

– Угу, человек, – проворчал Андрей. – Из-за этого человека мы забыли, когда спали. Да что ты так переживаешь за него? Никуда он не денется.

– Андрей, нельзя пользоваться чьей-то беспомощностью, – сказала Лиза. – Он зависит от вас, а вы и правда рады поиздеваться.

– Он не был беспомощным, когда ворочал грязными делишками, а выставлял себя чуть ли не святым, – вскипел Андрей. – Дерьмо он, а не человек, твой Черкесов! Был, есть и будет дерьмо. Если эта кутерьма кончится положительно для него, ничего не изменится, вот посмотришь. Он будет таким же, каким был до взрыва.

– Все равно нехорошо, – проговорила Лиза. – Сильному нельзя измываться над слабым. От этого сильный становится грубым и бесчеловечным.

– Лиза, я простой, как хозяйственное мыло, – запальчиво сказал Андрей. – Мне всех этих словесных завихрений не понять. Благодаря твоему несчастному иисусику, мы четверо… нет, пятеро – еще вон там Вероника спит, я и ее считаю, – так вот мы вынуждены теперь думать, как защититься неизвестно от кого.

– Нас, как ты сказал, пятеро, – возразила Лиза. – А он один.

– Ну, так иди, пожалей его! – психанул Андрей.

– И пойду.

Лиза накинула пальто, платок и вышла, тяжко вздохнув.

Снова гитарные аккорды заполнили тишину в доме. Гриша делал вид, что ничего не слышал, сгорбился над подоконником, ремонтируя часы. Назар не сводил понимающих глаз с Андрея.

– Командир, ты рискуешь, – сказал он в тон аккордам, которые брал на гитаре. – Русские женщины очень часто берут шефство над дистрофиками, особенно над моральными, потому что они ущербнее дистрофиков физических.

– Заткнись, – беззлобно бросил Андрей.

– Я нем, как кит на мелководье. Так что, Алке будем делать экзамен?

– Завтра скажу. Мне надо подумать.

– Ну, думай, думай, – многозначительно сказал Назар, отложив гитару. – А я потопал на покой. Щас ка-ак засну… Прошу меня не будить.

Андрей вышел на крыльцо. У забора стоял Черкесов и курил, Лиза находилась рядом, что-то тихонько говорила ему.

– Просьба всем войти в помещение, – не употребляя имен, сказал Андрей. Ни Лиза, ни Черкесов не сдвинулись с места. И он произнес в пространство: – Пуля, вообще-то, сама по себе дура, но она становится умной в умелых руках.

Лиза отделилась от забора, прошла мимо Андрея в дом. Черкесов отбросил окурок, поднялся на крыльцо, задержался и буркнул:

– Извини, я был не прав…

– Да мне-то все равно, Черкесов. Мне твои вопли до пятки. Но, знаешь, прими мой совет: не дави на жалость, это последнее дело. Раз уж нам довелось быть в одной упряжке, принимай наши условия и будь мужиком, а не тряпкой. Нервы есть и у нас, и нам тоже неохота пулю поймать. Мы от этого ушли из армии. А получилось – пришли к тому же, от чего ушли. Так что поищи в себе волю.

Черкесов ничего не сказал, ему было стыдно из-за дурацкого срыва. Андрей, после того как Черкесов вернулся в дом, еще покурил, но недолго – холод пробирал до костей. Он вошел внутрь, запер двери. Гриша был один в общей комнате, вертел перед носом маленькую деталь. Завидев Андрея, показал ему какую-то детальку:

– Опять вот осталось…

– А часы идут?

– Тикают.

– Значит, порядок.