Бортовой журнал 7 Покровский Александр
А я ему сказал: скажи спасибо, что они тебя с моста не сбросили – на Троицком мосту грабили, и рядом никого – он из института в одиночку пешком домой шел.
Черт его знает, может, мы на разных языках говорим?
А еще эти уважаемые милиционеры просят президента взять дело Дениса Евсюкова под личный контроль. Наверное, многим не нравится, что милицию теперь «евсюками» называют.
Интересно, что тут понимается под «личным контролем»?
Ну, человек при погонах, забыв присягу, стрелял в голову людям. Несколько человек убил.
А потом еще один такой же в Туве стрелял опять в голову и опять убил.
Стрельба в голову – это не беспорядочная стрельба, могу вас в этом уверить! Я знаю, что такое беспорядочная стрельба, когда на тебя вдруг оружие наставляют, а ты, значит, пытаешься уйти от пули, укрыться и палишь во все стороны.
Стрельба в голову – это из области мести. Это от обуревающих чувств – на тебе, на!
Сейчас все активно обсуждают наше возвращение в Средневековье – отмену моратория на смертную казнь.
Так вот, стреляющий в голову как нельзя лучше подходит под старинное: отнял жизнь – отдай свою.
Так что, ребята, или «облик», или «око за око».
По-другому не бывает.
Премьер встретился с кинематографистами.
А почему?
А потому что качество отечественного кино – все время хочется помягче – не очень сильно соответствует требованиям современности (хорошо сказал).
Так что мягкое у нас теперь все.
Сериалы – наша боль. Таких «Ментов», как здесь, нигде не встретишь. И «Солдаты» – боль. И олигархи какие-то не такие, и жены, дети, няни – в общем, все не такое.
Кинематограф сегодня – это производство. И больше всего он напоминает производство обуви в СССР.
Делали в СССР обувь, и никому она была не нужна. Все гонялись за австрийскими сапогами.
Одна пара таких сапог могла уравновесить все ботинки, сделанные в СССР.
А почему? А потому что откаты нынче съедают не только промышленность.
Они все съедают. Деньги получили и поделили.
А на оставшееся можно выпустить только что-то очень мелкое, мягкое, но вонючее.
Но премьер до них добрался. Премьер дошел, вошел, вник и предложил.
Новое. Теперь деньги сосредоточим в одном месте, а из него – продюсерским компаниям. Они снимут фильмы, а мы и поглядим, кто из них возьмет Канны.
Если возьмет – то и дальше снимать будет.
Вот оно!
Америка во время великой депрессии столько фильмов сделала!
Неужели ж мы хуже? Нет!
И без столпов отечественного кинематографа все это не обошлось. Они на совещание то, по кинематографу, были позваны и внимали каждому слову.
Теперь все просто бросятся делать кино.
И сделают. Верю. «Чапаева».
В войсках прошла проверка боеготовности. По этому поводу у меня РЕН-ТВ взяло интервью.
В эфир пустили не все, что я сказал.
И правильно, наверное, потому что там много было всего сказано.
Теперь все хочется изложить еще раз, но поинтеллигентней, что ли.
Спросили: как я оцениваю нашу боеготовность. Я сказал, что есть. Есть у нас боеготовые части, но боеготовность их зависит от степени порядочности командования этих частей.
Таких мало – это я о порядочности, а значит, и о боеготовности.
Отдельное дело – Генеральный штаб.
Понимаете, есть у нас те, кто хорошо стреляет, есть еще те, кто хорошо ездит на танке. А еще есть те, кто хорошо прыгает, бегает, плавает. Но если над всем этим не будет Генерального штаба, то они так и будут бегать и прыгать.
А мы будем проигрывать первый удар.
Мы всегда проигрываем первый удар.
Суток на трое.
То ли Генштаб куда-то переезжает, то ли он скрывается где-то– но проигрываем.
Потом это все объясняется, конечно.
Разными причинами.
Что же касается техники, то связь в войсках должна быть современной, а иначе ее противник подавит, и управлять в бою такими войсками невозможно – мне кажется, что я очень мягко насчет нашей связи сказал.
Что касается танков. Ну, к примеру, если двигатель танка у вас работает только 240 часов, а потом подлежит замене, то если такая замена вовремя не произведена, вы имеете груду железа, а не танк. А если еще и под видом солярки заправить танк непонятно чем – то ли там серы много, то ли свинца, двигатель встанет значительно раньше – дырки в нем, например, будут размером с кулачок пионера.
То же самое можно сказать и об авиации – заправлять ее, как это ни странно, надо правильным топливом, а то она с небес может запросто посыпаться в самый ответственный момент.
А вообще-то, реформа у нас идет. И идет она не первый год. И конца ей не видно.
Как это сказывается на боеготовности? А так и сказывается – на вас напали, а вы со спущенными штанами.
Так, может, нам реформу не проводить? Не. Реформа нужна. Только, господа мои хорошие, давайте быстрее, швыдче, что ли – не могу, сейчас слезами обольюсь, если вот прямо сейчас о реформе не закончу. А флот? Что там?
Флот? Еще раз: есть у нас отдельные корабли… и на этом все– пардон, господа, слезы душат.
Но ведь защищаться нам как-то надо!
Надо. Надо нам защищаться. Потому что по одну сторону Амура, к слову, живут два миллиона человек, а по другую – шестьдесят восемь.
И сидят эти два миллиона на чистом золоте.
Как вы думаете, долго ли будут на все это смотреть шестьдесят восемь?
Вот именно поэтому нам нужна боеготовность.
А от стран восьмерки или двадцатки по вооружению мы отстали навсегда. Вот такая у нас картина.
Мне рассказали одну историю. В ту Великую Отечественную, случился такой эпизод: роту, усиленную «чужими» (человек двести), бросили затыкать какую-то дыру в нашей обороне в районе Кривого Рога. Задача была держать «до последней капли крови» единственную дорогу, которой могли воспользоваться немецкие танки. Танки остановить и умереть – вот ведь благодать!
Роту пригнали на место, отгрузили чуть не целую «полуторку» противотанковых гранат и все. И еще сказали, что танков завтра, наверное, придет много. С тем и уехали. А эти с этим и остались, и жить им оставалось меньше суток.
Командир осмотрел местность и сказал: «Стыдно, люди, к нам в гости из Германии едут, а у нас дорога такая разбитая».
«Свихнулся, наверно, от страха» – подумали многие. Командир тем временем продолжил: «Всем вытряхнуть все из вещмешков и за мной».
Рота пошла к ближайшему от дороги холму шлака с какой-то металлургической фабрики неподалеку. Командир заставил набирать в мешки шлак и нести к насыпи. На саму дорогу шлак сыпался неравномерно – побольше там, где дорога в горочку идет.
«Чтоб им несколько было!» – бубнил командир. Шлакозасып продолжался очень долго, все мешки были изорваны в лохмотья, лопатки сточились до черенков. Засыпали чуть не два километра дороги. Народ злой и усталый, теперь ведь еще и окапываться полночи.
Утром с этих шлакогор подали сигнал:
«Вижу танки».
Сжимая свои почти бесполезные гранаты, солдаты знали, что жизнь на этом закончилась. Наконец танки начали заходить на «благоустроенную» дорогу.
Третий танк колонны потерял гусеницу первым, а через минуту эта эпидемия охватила остальные машины, числом восемь. Стоячий танк, если его не злить, штука не опасная. Не совсем поняв «вас ис дас», немцы угробили и танк-эвакуатор. Пехота у немцев не дурная, вперед без танков не пойдет – так что образовался затор.
Нашим на них «за Сталина» нарываться тоже никакого резона не было.
Командир, формально выполнивший боевое задание (остановить танки), посылает гонца найти хоть какое начальство и передать: «Задача выполнена. Потерь нет».
Гонец принес хорошую новость: «Ночью можете уходить, сзади есть оборона. Будет возможность, накроем потом артиллерией».
Секрет командира – в его образовании техника по холодной обработке металлов.
Никельшлаки – отходы металлургии, страшный абразив, лишь немного уступающий корунду и оксиду алюминия. Никакие пальцы гусениц не выдержат издевательства такой дрянью, и что приятно – гусеница приходит в негодность целиком, забирая с собой большую часть всего привода.
Меня редко можно провести фальшивыми звуками, а вот журналисты обеспокоены посланием президента Федеральному собранию.
Это у них ноябрьское. Мне даже неудобно говорить, чтоб они вместо этого занялись чем-нибудь радостным и не искали бы ум там, где его и отродясь не бывало.
Мало ли кто и что пишет. Ну, пишут люди. Некоторые фантастикой увлечены, а кто-то страдает от сильных позывов художественного свойства.
А есть еще люди, которые вышивать любят. Гладью. Неужели же кто-то всерьез должен эти узоры обсуждать? Это же все имеет отношение только к украшениям, а не к тому, что мы завтра будем есть.
Завтра будет завтра. Много ли из того, что было сказано в прошлом году, сбылось в нынешнем? И вообще, должно ли оно сбываться?
Это же фигуры речи. Танцы. Полонез. Все должны выслушать и подивиться – «нечеловеческая музыка».
А потом все вернутся к человеческому, то есть к обычному, чуть не сказал дерьму: повышению налогов (на машины, на дороги, на квартиры, на свет и на воздух), увеличению сборов, вымогательству, мздоимству, произволу властей и ко всему такому прочему. Вот оно настоящее послание. Подлинное. Единственно верное. Только его никто не посылает – оно само приходит. В каждый дом.
«В следующем году будет хуже». Вот и все послание.
Кому будет хуже, разрешите полюбопытствовать? Всем.
Не правда ли, в этих двух строчках я все и описал – Федеральное ваше собрание, тух и еще раз тух!
А все эти выкрутасы: школы, образование – это все к тетеньке, чтоб, значит, к матери не сказать.
Знаете старинное: «Вот тебе бабушка и Юрьев день!» – вот это туда. И это правда. А «нано» или «на» и еще раз «на» – это не к нам и не про нас.
Другие люди. «Узок круг этих люд-дей, страшно д… о… б… от нар…рода!» – икнув, воскликнул когда-то один наш кудесник, любимец богов.
Некоторые ищут во всем этом параллели со сливным бачком.
А я – с тем, что из этого бачка смывают.
И не путайте! Попрошу!
Это у них там, на Диком Западе, все еще течет, а у нас уже ничего не течет.
Потому что течь разучилось. Совсем.
Вы думаете, они кого-то учить собираются на этом своем собрании? Образовывать? Они там только взгляды начальства на себе ловят и обеспокоены только тем, чтоб, значит, часы на ручке холеной не по миллиону долларов были.
Скромность нынче всех одолевает. Во как!
Потому что завтра всех их поменять могут.
Новые толпятся, теснятся. У трона. «Свободы, гения и славы палачи!»
Вот так.
Все уже было.
До зевоты.
Что-то неправильное есть в том, что в госкорпорациях беспрестанно воруют. Какое-то нарушение устойчивого равновесия плода.
То ли около плода что-то не так.
Словом, во всем этом абсолютно нет времени разбираться.
Если с плодом что-то не так, следует отрубить матери голову.
Весьма убедительно! Все это так убедительно, что главным спасением будет немедленное погружение в продолжительный сон. Я наблюдал за некоторыми в зале – это я о Федеральном, знаете ли, собрании – некоторые увлеклись настолько, что это стоило им помрачения сознания. Глаза их все еще являли миру все признаки души, но разум уже почел за лучшее сохранить себя.
Кривоногие барабанщики, бейте в свои барабаны, ибо пора!
Господин Павловский, президент Фонда эффективной политики (прошу не путать с политикой неэффективной), по поводу послания президента заметил: «Своим посланием он (президент, естественно) заявил свои цели – создание ситуации политического конфликта».
То есть создается не сама борьба, а видимость политической борьбы, а значит, и видимость демократии. То бишь создается «уклон на демократизацию местных выборов».
Не сама демократизация, а только ее уклон. Крен, значит. Скривимся мы в эту самую сторону.
Вот поэтому и нужны кривоногие барабанщики.
Как я снимал Сосковца.
Мы лежали с Колей на Мальте. Было лето, и мы там лежали. Купили горящие путевки за совершенно бросовые деньги, кинули все к нашей общей матери и помчались на Мальту. Отель – пять звезд, в кармане у нас какая-то чушь, и мы лежим на Мальте у бассейна. Коля – гений отечественной литературы. Я – тоже гений, и Мальта – гениальное место. А рядом лежат эти воры из питерской мэрии, которые купили путевки за тысячу долларов, и им жутко хочется узнать, кто мы такие.
Жарко. Расплавленный воздух. Воры меняют очертания вместе с горизонтом. Я говорю Коле:
– Пора!
– Чего? – говорит Коля, совершенно растекшийся.
– Пора кого-то снимать.
И у этих, из мэрии, немедленно в нашу сторону выросли уши африканского слона, а я все это чувствую и продолжаю:
– Давай снимем Сосковца.
– Почему?
– Задолбал.
– Ты думаешь?
– Уверен.
– Как скажешь, – соглашается Коля, а вечером смотрим «рашен ньюз» по CNN, и там объявляют о том, что сняли Сосковца.
И не то чтобы я хорошо знаю английский язык, нет! Просто я понимаю по-английски слова: «Сосковец», «банда» и «Кивилиди в гробу».
Вот у этих воров (а может, они были из мэрии) на следующее утро были лица!
Не передать.
Вывод: гении, остерегайтесь шутить! Если ваша шутка понравится судьбе, она обязательно сбудется.
Россия планирует расширить присутствие своих боевых кораблей в Мировом океане.
Об этом сегодня заявил Дмитрий Медведев на встрече с экипажем ракетного крейсера «Варяг».
М-да. На сегодня у нас что ни флот, то проблемы.
Например, на Балтике сейчас всего три корабля, которые можно назвать относительно боеготовыми и самыми молодыми. Это СКР «Неустрашимый» (ему чуть больше 10 лет), его брат-близнец, спущенный на воду в этом году «Ярослав Мудрый» и наша основная надежда – корвет «Стерегущий». «Неустрашимому» недавно сделали ремонт, в результате которого корабль получил неустранимый (по крайней мере, пока) дифферент на нос в 5 градусов. Что же касается «Ярослава Мудрого», то после прошедших недавно маневров у него вышли из строя: главная артустановка АК-190 и ЗРК. Вот так просто тупо взяли и вышли из строя.
Такая же картина и на «Стерегущем» – у него давно барахлит артиллерийское вооружение, а кое-чего, например РЛС и ГАС, у него вообще нет – не готовы, понимаешь.
И такое положение у нас на всех флотах.
Интересно, чем это мы будем «расширять присутствие»?
Боеготовность нужна любому государству. На Дальнем нашем Востоке очень мало людей. А рядом Китай. Даже в северных (безлюдных, с точки зрения китайцев) районах которого проживает в 34 раза больше людей, чем у нас на соседней территории. Это все равно что плотина – с одной стороны высокий берег с большим количеством воды, с другой – низкий берег. Гипотетически – когда-нибудь прорвет. Боеготовность нужна на случай такой аварии.
И если в китайском Генштабе (как и в американском или японском) не просчитывают возможность нанесения удара по нашим территориям, то грош цена такому Генштабу.
И не только такому. Любой Генштаб планирует войну на чужой территории. Для этого он и существует. И еще любой Генштаб планирует отражение нападения на собственную территорию.
И если враг трое суток наносит удар по твоим позициям, значит, твой Генштаб чем-то не тем занят. Вот и все.
Извиняюсь за это объяснение на пальцах.
Это азбука.
По-другому не бывает.
Если у вас есть, к примеру, газ, или нефть, или лес (золото, уголь и далее по списку), то всегда существуют люди на другой территории, которые хотят этим делом овладеть тем или иным способом.
Не учитывать это нельзя.
Вот для этого и существуют армия, штабы, боеготовность и так далее.
Это как йод – он стоит в аптечке и никому не нужен, но он там должен быть.
Боеготовность – это йод для любого государства (если только оно государство, конечно).
Все думают, что Запад пугает наше ядерное оружие. Могу всех заверить: уже не пугает.
Мне в прошлом году переслали запрос какого-то деятеля из Конгресса США по поводу «растущей боеготовности России».
Запрос был направлен в соответствующее разведведомство, и связан он был (подозреваю) с тем, что наши ТУ-160 порадовали своим присутствием в Венесуэле самого Уго Чавеса. Ответ разведчиков был краток: «…Все было бы так (рост боеготовности России), если б у них было государство».
Мне кажется, что к этому добавить нечего.
И еще мне попадались выписки из доклада соответствующих ведомств в Конгресс США, где было сказано, что, мол, ракетные установки с ЯБП (ядерный боеприпас) России уничтожаются на месте за такое-то время, а подводных лодок (у России) столько-то (8), а реально надо опасаться только этих (4), но и они в море не выйдут, потому что будут утоплены у пирса в такое-то время.
Вот, как я понимаю, настоящая работа Генштаба. Все под контролем.
И не только (как мне кажется) ракеты России.
Вот это и называется боеготовностью – все расписано до минуты.
Мы теперь в Германии дизельные лодки покупать будем. Не хватает своего – покупаем чужое. На мой взгляд, в этом нет ничего страшного. Боеготовность – это готовность отразить первый удар. У нас для отражения первого удара ничего нет. А из пяти дизельных лодок, построенных в России в последние годы, ни одной не построили для собственных ВС. Самое время закупать их в Германии.
Я вот о чем все время думаю: а нет ли во всех этих моих размышлениях относительно нашей боеготовности военной тайны? И вот к какому выводу я пришел: есть. Есть в моих выводах военная тайна. Их даже не одна, а целых две.
Первая и главная военная тайна, о которой еще Гайдар говорил: Красная Армия всегда опаздывает.
Вторая тайна: Запад в курсе, а наш главнокомандующий нет – у нас с любым вооружением просто беда.
Случай с «Финской кампании», с начала которой исполняется 70 лет.
Рассказано командиром пулеметной роты, получившим в ту войну две пули в грудь, парализовавшие правую часть его тела.
Вот его рассказ: «Из-за сильных морозов бойцам Красной Армии выдавали водку. И вот однажды на участке полуторка, груженная водкой, проскочила линию наших войск и выскочила на нейтральную полосу.
Водитель и сопровождающий были убиты огнем финнов, посчитавших это за прорыв русских. Слух о том, что посередине окопов стоит машина, полная ящиков с водкой, сразу стала известна по обе линии фронта. Ночью к машине с нашей стороны и со стороны финнов поползли сначала разведчики, а потом и неорганизованные группы солдат. Ни один человек не вернулся. Как рассказывал дед, ни русские, ни финны не применяли оружие, чтобы не разбить бутылки. В полной темноте они шли врукопашную с одними ножами. Убивали друг друга молча. Потери с обеих сторон пошли огромные. Через трое суток, когда вокруг машины лежал не один десяток трупов, командование Красной Армии приняло решение расстрелять машину из пушек. Больше ночных потерь на нейтральной полосе не было».
Всякий чиновник представляется мне чужеземцем на муле. Он едет, а по обеим сторонам дороги люди, люди. А чиновник пустил поводья своего животного, сложил руки на груди, как святой (мул тем временем бредет себе и бредет), и говорит: «Все клевета и разочарование!» «Как? – спрашивают его. – Не расслышали!» – «Все клевета!» – «Так мы же ничего не сказали!» – «Все равно клевета!»
Говорят, что где-то в далекой Сибири видели одинокого, но порядочного чиновника. Вот и я все думаю, не зовут ли его Салтыков-Щедрин?
Думаю, все дело в носе. В особом носе.
У чиновника должен быть особый нос, внутреннее устройство которого неповторимо. Место начала его на лице, спинка (с горбинкой или без), кончик, колумелла, а также боковые поверхности, которые внизу переходят в крылья носа, – все это не так, как у людей. Все это ярче выражено.
Все это тоньше, глубже, сложнее.
Такой нос не теряет нюх.
Эта страна приучена бежать только в одну сторону.
Тут если целуют, то до смерти.
А если и находят нечто, кажущееся симпэтичным, то сейчас же считают это панацеей от всех бед.
Теперь все увлечены энергосберегающими лампочками. Я о них слышу везде – в поезде (энергетики едут с совещания), в подъезде (электрики матерятся), по телевизору – тут все время интервью дают какие-то жирные электрические тетки.
И говорят те тетки только о том, сколько им удалось сэкономить.
А я хочу сказать не о пользе экономии, а о вреде, потому что именно о вреде все и забывают, когда хотят сэкономить.
Прежде всего эти лампочки вредны для людей с фоточувствительной кожей и младенцев – облучение от них более интенсивное, так что рак кожи очень даже может быть.
А еще – сыпь, экземы, псориаз, отеки (список далеко не полный).
А еще они у эпилептиков вызывают мигрень и головокружение.
А еще, как считают ученые, от них исходит вредное электромагнитное излучение – до 300 Мгц. То есть в квартирах с низкими потолками их применять нельзя, потому как до темечка человеческого там ой как недалеко.
И на столе их лучше не ставить – глаза надо беречь.
А еще – в этих лампочках содержится 4–5 мг высокотоксичной ртути. Так что расколотил лампочку – и быстренько бросился на очень долгое время проветривать помещение.
И в мусоропровод их выбрасывать нельзя. Нужны пункты утилизации – а их по стране раз, два и обчелся. Да и сама организация этой самой утилизации в России не отработана.
Тут надо, чтоб человек был заинтересован не выбросить лампочку, а принести ее в магазин и там уже обменять на новую, выиграв при этом в цене.
И надо, чтоб магазин был заинтересован в сборе таких отработанных лампочек.
Возможно ли это в России? Нет. Все уйдет на помойки.
А с помоек – в почву.
А из нее – в воздух, в воду, в животных, в человека.
К чему это приведет?
К новым, пока еще неизвестным науке заболеваниям.
Так что ждем.
Клянусь святой Радагундой, как хочется перемен!
Как хочется их ощутить, чтоб, то есть защекотало в носу и по нервам!
И чтоб пупырышками все тело пошло от макушки и до самых пяток!
А давайте введем смертную казнь. Ненадолго. Введем и посмотрим – как это. Может быть, что-то изменится? То есть не будем ничего особенно ломать – ни суд, ни прокуратуру, ни милицию, только немного смертной казни – и поглядим. Убьем немножко людей – они же ужасны – и посмотрим, что будет с остальными ужасными людьми. Вдруг они от этого станут прекрасными.
Вот ведь!
Кастрацию педофилов мы уже обсуждали в Государственной думе.
Теперь о смерти говорим.
Интересно, а если лишить депутатов зарплаты, то они вернутся к своим прямым обязанностям, или это уже утеряно нами безвозвратно?
Вы знаете, все, абсолютно все на Западе изучают послание нашего президента Федеральному собранию. Даже исповедницы третьего ордена святого Франциска Ассизского, а также монахини горы Голгофы – премонстрантки, клюнистки, картезианки – все они по ночам лежат на своих власяницах и читают его. А потом они ворочаются, мечутся всю ночь напролет и царапают себя до крови – так им хочется найти в том творении нечеловеческом хотя бы малейшие признаки противостояния между президентом и премьером.
Увы! Все напрасно. Они просто прошлых посланий второго в ту самую пору когда он был первым, не читали.
И мне хочется сказать им: друзья мои, не следует себя так терзать. Достаточно просто сличить это послание и все предыдущие.
Все одно и то же.