Робинзон. Инструкция по выживанию Покровский Александр
– А вот так не надо!
Рустамзаде сдерживается.
– Хорошо, Саня, извини! Давай спокойно, ладно? Не буду ничего говорить про Катю. Хорошо? Давай я тебе расскажу про Свету. Про Свету можно?
Робертсон обижен, смотрит в сторону, как мальчишка. В сущности, он мальчишка и есть. Рустамзаде это все видит и говорит с ним очень аккуратно.
– Света – это такая добрая, хорошая мама, она будет ждать тебя, она будет тебя кормить, спать укладывать, детей твоих качать, тебя на службу собирать, утром в шесть часов вставать, готовить тебе завтрак. Ты знаешь, как это важно, когда жена не спит, когда ты на службу уходишь, а сидит рядом с тобой утром – невыспавшаяся, непричесанная – но она встала ради тебя, чтоб тебя проводить. Это очень важно.
– Что ж тогда ты на ней не женишься? – мрачно говорит Робертсон.
– У меня невеста есть. В Баку. Забыл? Света очень хороший человек, но и моя невеста очень хороший человек. Зачем мне два хороших человека? Саня, я тебя прошу! Только не надо сразу, ладно? Ты сейчас пойдешь, ты подумаешь, ты пока предложения руки и сердца не делал, надеюсь?
Робертсон молчит, и по тому, как он молчит, Рустамзаде догадывается – делал.
– О Аллах! Аллах! Господь! Будда! Магомет! Исса! Иисус Христос! – говорит Рустамзаде. – Хорошо! Не будем! Вот это да! Ладно! Ты сейчас все понимаешь, а, Саня? Все? Точно? Мы сейчас идем в море, на контрольный выход, на задачу! Выполним задачу и придем. На контрольном выходе перед автономкой проверяется работа всех систем и всех механизмов. Это понятно? Хорошо! Уже хорошо! Саня! Ты меня слышишь? Лейтенант Робертсон! Ты офицер! Это прежде всего! Сейчас не про любовь! Ладно? Сейчас про то, что ты – офицер. Сейчас ты пойдешь в отсек и будешь его готовить вместе с Кашкиным к бою и походу! О! Уже через десять минут будет тревога. Все уже потихоньку стекают на борт. Мы выйдем в море, а там видно будет. Ладно? А тут – все! Любовь – это для берега. Для суши. Понятно? А тут утонуть можно и людей погубить. Тут надо все из головы выкинуть, выбросить к чертовой матери и думать только о деле! Хорошо? Запомни: у нас море, и ты в него выходишь в первый раз, и чтоб из него назад, домой, живым вернуться, тут нельзя думать о женщинах. Женщины кончились! Лодка началась! Тут утонуть можно! Запросто! Или сгореть! Заживо! Поэтому медленно ты сейчас пойдешь и тихонько в себя придешь. Хорошо? И помни, что от тебя жизнь твоих матросов зависит. Ладно? Так что давай.
Робертсон выходит в отсек. Дверь за ним закрывается, Рустамзаде смотрит ему вслед и говорит:
– Чудеса!
Ровно в 0 часов 00 минут по кораблю раздается сигнал боевой тревоги. Из центрального поста по «каштану» по всем отсекам: «Боевая тревога!» Народ разбегается по отсекам.
Центральный принимает доклады из отсеков о готовности к бою, когда очередь доходит до ЦДП, Рустамзаде отвечает на вызов «каштана»:
– ЦДП к бою готов, присутствуют все!
– Есть ЦДП! По местам стоять, корабль экстренно к бою и походу приготовить!
По кораблю все включается, что еще не включено, люди перемещаются быстро, продуваются цистерны главного балласта – на верхней палубе то справа, то слева вырастают фонтаны из-под воды. Команды центрального поста: «Проворачиваются обе линии валов! От линии валов отойти!»
Проворачиваются винты лодки.
«Переключается система ВВД! Отойти от перемычек!»
Жуткий удар – объединили запас ВВД.
«Переключается сеть 220 вольт 400 герц!»
«Осмотреть системы ВВД, гидравлики, забортной воды, фильтры ФМТ-200Г!»
«По местам стоять, к проверке прочного корпуса на герметичность!»
Проверяется прочный корпус на герметичность, пускается вытяжной вентилятор, потом закрываются запоры (первый, второй) останавливается вентилятор.
«Слушать в отсеках!»
Наступает тишина, слушают в отсеках, потом проходит доклад в центральный пост: «В таком-то отсеке замечаний нет».
«Подводная лодка герметична! Сравнивается давление по вдувной!»
Открывается вдувная магистраль, давление в лодке выравнивается. Подается сигнал «отбой тревоги!» и команда центрального:
«От мест по боевой тревоге отойти! Доложить по команде! Командирам боевых частей и служб прибыть в центральный пост!»
Все командиры БЧ прибывают в центральный. В кресле сидит командир, он принимает доклады.
– Боевая часть один к выходу в море готова, материальная часть в строю, присутствуют все!
Когда отзвучал последний доклад, командир говорит:
– Внимание командиров боевых частей! Выходим в море, отрабатываем задачи контрольного выхода. Кроме того, работаем с лодкой, отрабатываем задачи совместного плавания, потом – в базу, проверка штабом, дозагрузка продовольствия до полных норм, далее – трехдневный отдых личного состава (ну, там как получится) и после этого выход в море, на боевую службу. Прошу всех обратить внимание на работу материальной части. У нас все старое. Матчасть свое выработала. У нас продленный моторесурс. Возможны любые сюрпризы. С нами в море идет начальник штаба дивизии, офицеры штаба. Вопросы ко мне? Сова! Как там ваш Робертсон? Сдает зачеты? Хорошо! Сейчас формально у него все должно быть принято, а в море – все заново. Понятно, надеюсь? За море вы должны подготовить себе замену. Помните об этом. Все свободны.
Эпизод. На пирсе штаб, начальник штаба. К лодке подходят буксиры – они помогут ей при выходе из базы и проходе узкости. (Узкость – это вход в базу – справа скалы, слева скалы.) Штаб вместе с начальником штаба переходит на борт. Командир корабля на ходовом мостике. Он подает команду вниз, в центральный пост:
– Швартовым командам приготовится к выходу наверх!
Центральный репетует:
– Швартовым командам приготовиться к выходу наверх!
Через минуту:
– Швартовым командам выйти наверх!
Командир:
– По местам стоять, со швартовых сниматься!
Центральный:
– По местам стоять, со швартовых сниматься!
Швартовые отдаются, лодку с пирсом больше ничего не связывает, она начинает медленно отходить. Буксиры ей помогают, отжимают от пирса. Лодка в сопровождении буксиров начинает двигаться к выходу из залива.
Командир:
– Боевая тревога! По местам стоять! Узкость проходить!
Центральный репетует:
– Боевая тревога! По местам стоять! Узкость проходить!
Лодка проходит узкость.
– Швартовым командам вниз! Отбой тревоги! Боевая готовность номер два надводная! Первой смене заступить!
Заступает первая боевая смена. Лодка следует в точку погружения, а потом – в район боевой подготовки.
На мостике начальник штаба капитан первого ранга Попов Виталий Александрович, командир корабля, вахтенный офицер, сигнальщик. Начальник штаба командиру:
– Александр Иванович, что такое твой «продленный моторесурс», не мне тебе говорить. Но горит график цикличности, коэффициент напряженности и все прочее, так что на службу все равно выйдешь. Компрессора у тебя все дохлые, так что флагманского по живучести на этот поход я тебе дам. Не обессудь. На всякий случай.
– Ясно, Виталий Александрович.
– С погружением в точке сутки отрабатываем элементы подводного плавания, а потом, как ты знаешь, по плану всплываем, идем до места, там погружаемся и следуем в полигон. Семидесятые полигоны мелковаты, конечно, но делать нечего. Там у нас отработка звукоподводной связи с лодкой – она возвращается с боевой службы. Еще сложность – погода. По метеосводке на нас надвигается ураган. А сеансы связи, как понимаешь, по четырехчасовой программе – так что скучно не будет. Сова! (Обращается к вахтенному офицеру, им стоит Сова.) Как там ваш новый лейтенант? Я слышал, у него непростое происхождение?
– Шотландский предок поступил на службу к Петру Первому, товарищ капитан первого ранга!
– Шотландский? Надо же! Впрочем, шотландцы неплохие вояки. И он потомственный флотский офицер? Что-то я не слышал на флоте такой фамилии. Давайте его сюда. Поглядим на него.
Робертсона вызвали на мостик. Он поднялся:
– Лейтенант Робертсон по вашему приказанию прибыл!
– Робертсон! – говорит ему начштаба. – Ну как, лейтенант, осваиваетесь?
– Так точно!
– Вы потомственный офицер?
– Никак нет!
– А как же предок?
– Шкипер Джеймс Робертсон был единственным моряком в нашей семье.
– А что же делали все остальные?
– Были дипломаты, чиновники и один генерал.
– Генерал?
– Да. Он в русско-японскую погиб.
– А в Красной армии кто-нибудь служил?
– Служили в артиллерии.
– А вас, значит, потянуло на флот?
– Так точно!
– А скажи-ка мне, будущий флотоводец Робертсон, можно ли выполнять маневр «срочное погружение» без запаса ВВД?
– Наверное, нельзя.
– Не «наверное», а нельзя. Кувалде можно, лодке нельзя. ВВД, Робертсон, это как мама родная для подводника. Для всплытия в позиционное положение продуваем среднюю, но до этого, действуя исключительно рулями, подвсплываем, на тридцати метрах начинаем поднимать перископ, потом командир с начальником штаба переходят в боевую рубку и там они оценивают обстановку. Только высунулся из воды перископ – мазанул им по горизонту, оценил, что вокруг, и только после этого, подвсплывая, глубина семнадцать метров, поднимаешь остальные выдвижные – оцениваешь еще раз – нет ли врага, и потом можно давать команду «Продуть среднюю». Продувается средняя группа ЦГБ – всплываем в позиционное положение – рубка над водой. А ЦГБ концевых групп дуется воздуходувкой. Понятно? Не ВВД, а воздуходувкой. Воздухом низкого давления. ВВД нужно для срочного погружения. «Товьсь на быстрой!» Знаешь, что такое «быстрая»? Это цистерна быстрого погружения. Она быстро заполняется водой, и лодка проваливается на глубину – так мы уходим от противника – и эта цистерна тут же должна начать осушаться, а иначе – инерция, Робертсон, госпожа инерция. Из-за нее можно вообще не всплыть никогда. Провалимся, и раздавит нас к чертовой матери. Вот поэтому надо сразу осушать «быструю». А ВВД средней группы можно подбить уже под водой. Компрессорами. Снять давление воздуха в отсеках лодки – на это время всегда найдется. А вот на маневр «срочное погружение» времени может не хватить. Жизнь от этого иногда зависит. Понятно, Робертсон?
– Понятно!
– Давай! И чтоб все это наизусть знал, потомок великого Джеймса! Ночью, в бреду, в дыму, на ощупь! На ощупь! Сто раз! Тысячу раз! Запнулся – два балла! Ине я тебе поставлю два балла, Робертсон! Жизнь тебе поставит! И на тебе еще жизнь матросов и всех, кто в твоем отсеке. Они на тебя будут смотреть. Они от тебя будут ждать решения. Они в тебя должны верить. Не спать, не жрать – сдавать на допуск к самостоятельному управлению. Боишься лодку?
– Никак нет!
– А надо. Не боится только идиот, Робертсон. Лодку надо немножко бояться. И уважать. Давай вниз.
Робертсон уходит.
– Сова! – говорит начштаба.
– Я!
– С лейтенанта не слезать!
– Есть! Ясно!
– Он всю лодку на пузе должен проползти! Каждый болт чтоб знал.
– Понял.
– Ну и вперед, если понял.
Эпизод. Робертсон только что спустился с ходового мостика на среднюю палубу 3-го отсека, как его увидел и зазвал на ЦДП Рустамзаде:
– Саня, иди сюда!
Тот входит на пост, а там уже Кашкин и Андрей Вознюшенко.
– Торт будешь? У Кашкина сегодня день рождения. Он торт на борт притащил.
Торт быстро доели. Чай под это дело готовил Рустамзаде («А вы все равно не умеете чай заваривать»).
Осталась коробка из-под торта. Точнее, крышка.
– Полезная вещь! – говорит Рустамзаде. – Куда б ее пристроить?
– Я знаю куда! – говорит Андрей. – Давай сюда!
Он выносит ее в коридор, оглядывается и тихонько заходит в ближайшую каюту – это каюта офицеров пульта ГЭУ.
Там на верхней полке спит Саня Буденко – толстый старший лейтенант. Он спит на спине – храпит вовсю.
– Во давит! – говорит Кашкин.
Рустамзаде на вахте, поэтому он только приоткрыл дверь поста и следит за приятелями.
Кроме Буденко в каюте еще два человека. Все спят.
Андрюха аккуратно надевает Буденко на физиономию крышку от торта.
После этого приятели перемещаются на пост.
– Время пошло, – говорит Андрюха и смотрит на часы. – Если через пять минут мы ничего не услышим.
– А-а-а! – из каюты доносится крик.
– Вы только что слышали крик, – говорит Андрюха, – заживо замурованного.
Через какое-то время в кают-компании Буденко уже рассказывал о ночном кошмаре:
– И снится мне, что я в гробу и у меня роскошные похороны! – глаза у Буденко округляются от пережитого. – Просыпаюсь – блин, темно, ничего не понимаю. На лицо что-то давит. Чуть ежа не родил. Найду, кто это сделал, и убью.
– А может, она на тебя сверху сама свалилась! – говорит ему присутствующий при этом Андрюха.
– Ага! Сама! Подбежала и прыгнула!
Команда центрального прерывает переживания Буденко: «Приготовиться к погружению!»
Все расходятся по отсекам.
Сигнал на открытие клапанов вентиляции и вторых запоров цистерн главного балласта концевых групп, потом команда центрального: «Принят главный балласт, кроме средней! Осмотреться в отсеках!»
Отсеки докладывают: «Первый осмотрен, замечаний нет!»
Потом: «Погружаемся на глубину сорок метров, осмотреться в отсеках!»
Лодка уходит под воду.
Робертсон в своем, пятом отсеке.
К нему подходит Кашкин, руку он держит за спиной:
– Это твое первое погружение?
– Почему первое? На практике на лодке выходили в море.
– Ну, тогда ты был курсантом, а теперь – лейтенант. На! – протягивает плафон с забортной водой. Сейчас же собираются все матросы и мичманы отсека. Робертсон выпивает плафон.
– Молодец! – говорит Кашкин.
– Народ! – обращается Кашкин к обитателям отсека. – А лейтенант-то у нас орел!
Все улыбаются.
– Поздравляем! – говорит Кашкин. – Ты у нас принят в жители пятого отсека!
Команда по «каштану»: «Лейтенанту Робертсону прибыть в центральный пост!»
Робертсон прибывает в центральный. Там уже собрались все командиры и начальники, и там ему вручают еще один плафон.
– Так я же только что пил, товарищ командир! – говорит Робертсон.
– Пейте, лейтенант! – говорит ему командир. – Там вы пили неофициально, а тут– официальная часть с посвящением в подводники. Тут мы вам диплом выдадим. Где у нас диплом? (Заму.) Ага! Вот и диплом, и вымпел.
На средней палубе третьего отсека стоит Буденко, который все еще переживает. Он рассказывает кому-то свою историю:
– Понимаешь, и снится мне.
Мимо идет Рустамзаде, обращаясь к Буденко, говорит:
– Робертсона не видел?
– Его в центральном водой накачивают.
– А-а. Как пройдет, скажи ему, что я ему чай заварил.
– А мне чай можно?
– А ты варенье обещал?
– Ну?
– Ну и где оно?
– Забыл!
– Как вспомнишь, сразу же тащи его на ЦДП. У меня таких сирот, как ты, до Пекина раком не переставить.
Команда из центрального: «Приготовиться к погружению! Погружаемся на глубину 400 метров!»
– О! – говорит Рустамзаде. – Началось! Глубоководное! Надо дверь отрыть в отсек, а то клинит.
Робертсон в пятом отсеке. В отсеке Кашкин натянул нитку от борта до борта.
– Это зачем? – спрашивает Робертсон.
– Что зачем? Зачем погружаемся на четыреста? Так это ж глубоководное испытание. На контрольном выходе – обязательно.
– Да нет, зачем нитку протягивается?
– Посмотришь, как корпус сжимается. Нитка провиснет. Сейчас мы ее натянем, а как только начнем погружаться на четыреста, так она и начет провисать.
Центральный: «Погружаемся на глубину 120 метров!»
Народ замирает, ни тени улыбки. Погружение – это серьезно.
Через некоторое время: «Глубина 120 метров! Слушать в отсеках!»
Как только в «каштане» раздается: «Есть шестой!»– Кашкин отвечает: «В пятом замечаний нет!»
На вопросительный взгляд Робертсона Кашкин объясняет:
– Центральный пост опрашивается все отсеки, и опрашивает он так: принимает доклад с первого отсека, а потом включает тумблер на десятый и говорит: «Есть первый!» – и десятый ему отвечает, что замечаний нет, тогда он говорит: «Есть десятый!»– но одновременно включает второй отсек. То есть лодка опрашивается по принципу «нос – корма».
Центральный: «Погружаемся на глубину 200 метров!»
Корпус лодки начинает скрипеть. Звук – как кожа сухая сминается – очень неприятно.
Робертсон с Кашкиным переглядываются. Тот взглядом ему говорит: все нормально.
– Вот в такие минуты хочется петь, – говорит Кашкин.
«Глубина триста метров!» Где-то на заднем плане слышится ответ вахтенного пятого: «В пятом замечаний нет!»
– Атаев! – кричит Кашкин в трюм.
– Я! – из трюма.
– Смотри там!
– Да!
Скрип ужасный, лица у всех напряженные. Тяжкое это дело – ждать.
«Глубина 350!»
Скрипит.
«Глубина 400 метров! Слушать в отсеках!»
Нитка провисла совсем.
– Гляди, Робертсон, что творится, – говорит Кашкин. – Для тебя специально нитку вешал. Вот так нас и жмет.
– А если провалимся? – спрашивает Робертсон.
– А если провалится на глубину, то будет то, чему тебя должны были в училище учить. «Трешер» будет. Лодка «Трешер» провалилась. С тех пор ее никто не видел. Давит, Саня, и рвет металл, как туалетную бумагу. Провалимся – море нами жопу подотрет. Понятно?
– Понятно!
– Атаев! (Атаеву в трюм.) Как там?
– Нормально, тащ-ка!
– Ну слава тебе господи!
«Есть шестой!»
– В пятом замечаний нет!
«Боевая тревога!»
Кашкин подходит к «каштану», вызывает центральный пост и на его: «Есть центральный!» – докладывает:
– Пятый к бою готов, присутствуют все!
– Есть пятый!
Через полминуты: «По местам стоять, к всплытию на сеанс связи и определение места!»
– Только что же погружались? – говорит Робертсон.
– Это контрольный выход, – отвечает Кашкин. – Тут – то взлет, то посадка, то вверх, то вниз. А сон – если получится. Весь контрольный по боевой тревоге. Я однажды десять суток не спал. Потом падаешь мордой в прибор. А штурманенок наш, славный Вадик Стожик, не может после этого выносить шелест кальки.
– Как же это все?
– Так! Человек – самая выносливая скотина.
В рубке акустиков начальник штаба, акустики, командир.
– Ну? – говорит начальник штаба.
– Понимаете, товарищ капитан первого ранга, – говорит старшина акустиков, – мы ж аукали периодически.
– Ну?
– Не может быть, чтоб это наши были. Слушайте, что они передают.
Из наушников: «Рыбка плавает по дну, хрен поймаешь хоть одну!»
Начштаба слушает и вопросительно смотрит на старшину.
– Это не наши, – говорит акустик. – Мы еще в прошлый раз, как всплыли по своим углам (вы же помните?), так и договорились о взаимодействии, о мерах безопасности по ЗАС, ну и так далее.
– М-да! Ужасно засекреченная связь!
– Так точно! Ушли, разбежались. Чтоб все по науке! А прежде чем разбежаться, мы же еще раз обнюхались по ЗПС. То есть мы договорились по звукоподводной связи о том, что и как, – и в разные углы. Они на юго-восток, а мы на северо-запад. Потом свою подводную цель мы потеряли (это естественно), а теперь выявлены сначала три, а потом и четыре надводные цели. С северо-запада.
– Так! Покороче!
– Цели квалифицированы: транспорт и военные корабли. Вот с тех пор и маневрируем: мы вправо – они вправо. Как привязанные.
– Еще раз режим «тишина»? (Это командир.)
– Да какая там «тишина»! (Начштаба.) У нас ревущая корова! Они нас слышат. Мы эти сообщения во время «тишины» и получаем. Что там еще? – берет наушники, а там: «Слушай, слушай, только куй не скушай!»
– Не наши! – говорит начштаба.