Робинзон. Инструкция по выживанию Покровский Александр
– Наши бы обменялись сперва: «Первый, я второй!» (Акустик.)
– Понятно! По архисекретнейшей нашей звуко-подводной связи на чистейшем русском языке с нами говорят враги. У нас полигонное время истекает. Не дадут они нам работать. Что сейчас?
– Тихо вроде.
– Ушли?
– Скорее всего, нашли нашего «второго» и теперь его обрабатывают. У них преимущество в скорости.
– Да! У них везде преимущество. Нам скоро в Мотовский залив следовать, а тут – половину дел не сделали. Надо всплывать, разбираться и доносить об обстановке и о невыполнении плана. Ну, чего там опять? (Акустику.)
– Группа целей слабо прослушивается в направлении острова Кильдин. Видно, пасут нашего «второго».
– Так! Командир, всплытие на сеанс связи и определение места. Нам всплывать в надводное, а о всплытии надо за час доложить.
– Есть! Центральный!
Команда центрального: «По местам стоять к всплытию на сеанс связи и определение места!»
– Поднять перископ!
«Глубина тридцать метров! Поднять перископ!»
– Командир! (Начштаба.) В боевую рубку. Посмотрим, что там с целями.
Начштаба и командир в боевой рубке. Поочередно смотрят в перископ.
– Ну? (Начштаба.)
– Чисто! Горизонт чист!
– Всплываем!
«По местам стоять к всплытию!»
Продувается средняя группа ЦГБ. Лодка всплывает в позиционное положение. Начштаба и командир наверху с биноклем.
– А вот и гости! – начштаба.
– Квитанцию о донесении еще не получили, а эти уже здесь. Оперативно, сволочи. Танкодесантный корабль типа «Харлан Каунти» с супругой – разведывательная шхуна «Марьята». В их же ордере военный танкер и охранение – фрегат. Вот они, ребята! Ну что? Шпарим средним ходом и готовим донесение о гостях. Американцы. Сейчас будет весело. Центральный! Где командир БЧ-4? Связиста на мостик!
Через какое-то время:
– Центральный! (Начштабазаметно нервничает.) Есть квитанция?
– Нет!
– Хорошо! Ждем! Куда они там все подевались? Как только дело доходит до дела, так наше начальство всегда подозрительно долго молчит. Так мы все на свете проиграем! (Начштаба говорит последние фразы как бы себе, смотрит в бинокль на «гостей» – те приближаются.)
– Обе турбины полный вперед! Они нас сейчас забодают!
Оторваться не получается.
«Харлан Каунти» вывешивает флажки: «Провожу учения. Прошу не мешать моим действиям!
– Ах они учения проводят! Так-так! Центральный! Товьсь на быстрой!
– Есть! Товьсь на быстрой!
– Ну что, Александр Иванович! – начштаба обращается к командиру.
– Готовься! Начальство молчит, а мы в заднице! Я не я буду, если он сейчас нас пополам перерезать не попытается. Смотри что делает! Центральный! Право тридцать!
– Есть!
Лодка маневрирует, но вся четверка гостей все равно успевает оказаться рядом и прижимает так, что у лодки цели все равно справа – лодка обязана уступить дорогу.
– Гляди, сколько у них фотоаппаратов и видеокамер. Они про нас кино снимают. (Начштаба.)
А у нас фотоаппарат-то есть?
– Должен быть!
– И пленка в нем есть?
– Конечно!
– Хорошо! Центральный! РТС есть? Фотоаппарат с фотографом наверх!
– Есть!
На мостике появляется мичман с фотоаппаратом. Начштаба командует ему:
– Снимай!
Тот снимает, потом говорит:
– Пленка кончилась!»
– Так найдите где-нибудь еще эту вашу пленку!
В это время лодка маневрирует. То и дело слышится: «Право на борт! Лево на борт!»
Гости крутятся, вертятся – того и гляди располосуют лодку.
– Все вниз! – кричит начальник штаба. Командир и сигнальщики поспешно спускаются вниз. Начштаба непрерывно пятится, уступает и наконец: «Срочное погружение!»
Начштаба прыгает вниз, закрывает за собой крышку верхнего рубочного люка.
Лодка уходит вниз по «срочному». 20 секунд – глубина 140 метров. Начштаба отдраивает рубочный люк в боевой рубке и весь мокрый от пота спускается в центральный.
Опуская перископ в боевой рубке, он только что слышал над головой шум «вражеских винтов» – «Харлан Каунти» и его банда утюжит над ними море.
В центральном все серые от пережитого.
– Ну, – говорит начальник штаба, – что приуныли-то? В первый раз, что ли? Вот-вот в деле появится наше славное начальство, и мы будем во всем виноваты. У этих сук спутниковая навигация, и они никого не боятся. Ну что, командир, пошли на юг, ближе к родным территориальным водам? Там всплывем и подмоемся для интервью с командованием. А по данным нашей разведки потом окажется, что «Харлан Каунти» и его банда находились на расстоянии пятисуточного перехода от нас, и мы тут все придумали. Суки! Чуть нас не пропороли! Я до сих пор с влажной промежностью. Очко сжалось до размеров булавки! А? Что, центральный пост, тоже не сладко? Чай у нас на корабле есть? Командир, пошли, чайку, как бы это поприличнее выразится, хлопнем!
Командир и начштаба сидят в кают-компании. Пьют чай. Начштаба командиру:
– Не переживай, Александр Иванович. Ты же видел, что творилось. Он же с самого начала создавал ситуацию, ведущую к столкновению. И на палубе у него полно видео и прочей аппаратуры. И лозунги по-русски. И говорят они с нами на нашем, родном языке. Подготовились. А у нас, кроме «лютой ненависти к звериному оскалу империализма», ничего нет. И пленку в нашем задрипанном фотоаппарате заело. А у них – множественная фиксация ситуации. Еще секунда – и дырища у нас в борту, и даже гибель корабля в результате «безграмотных действий российского командира». Кто сказал, что холодная война закончилась? Хрен там. Помеха у меня справа по носу – я должен уступить дорогу. Они нас еще у наших террвод догонят. Увидишь. Это еще не конец. Не переживай. Насчет своей академии расстроился?
– Ну, честно говоря, да! – говорит командир.
– Никуда твоя академия не денется. Сейчас дай команду, чтоб принесли сюда вахтенный журнал центрального поста. Там всегда маленькая строчка найдется. Я запись сделаю, что я вступил в командование кораблем. Хотя не надо приносить журнал, я сам в центральный зайду. Разделим ответственность. Я командовал. Ведь так?
– Ну так!
– Вот мне и отвечать. Плевать. Не привыкать. Ну прилетит по линии МИДа очередная порка. Максимум, что мне грозит – это должность заместителя командира дивизии по боевой подготовке навсегда. Или оставят начальником штаба. Ну не назначат меня комдивом еще два, три, четыре года. А потом, может, и вовсе это все будет уже неактуально. А орден дадут какому-нибудь начальнику отдела кадров. Ты лучше скажи, чем у тебя народ сейчас занят?
– Отсечные учения по борьбе за живучесть.
– Вот и хорошо. Ты ляг в койку, задумайся, а я пройдусь по отсекам, посмотрю на народ. Заодно и запись в вахтенном журнале сделаю. Давай, вались в койку.
Начштаба уходит в центральный пост.
В центральном. Входит начальник штаба. Вахтенный офицер командует: «Смирно». Начштаба говорит устало: «Вольно». Начштаба подходит, берет черновой вахтенный журнал, что-то в нем ищет, находит, смотрит вокруг, говорит:
– Кто на журнале?
– Мичман Нестеренко!
– Нестеренко! Почему у вас в журнале есть пустые места, куда при желании можно что-то вписать? А?
– Виноват, товарищ капитан первого ранга!
– Виноват? Вот начштаба за вас и будет делать записи. (Делает запись: «Вступил в командование кораблем».) Так! Ладно. Командир в каюте, а я пройдусь по отсекам.
– Есть!
Начштаба выходит.
«Смирно!»– «Вольно!»
Пятый отсек. Командует Кашкин.
«Аварийная тревога! Пожар! Горит РЩ…» – «Загерметизирована носовая переборка!» – «Загерметизирована кормовая переборка!»– «Остановлен отсечный вентилятор!» – «Боевой номер… включился в ПДУ!» – «Готовится ЛОХ к подаче в отсек!» – «Готова к работе ВПЛ!» – «Размотаны шланги!» – «Тушится пожар с помощью ВПЛ!» – «Потушен пожар!»– «Боевой номер. переключился из ПДУ в ИП!»
Люди в отсеке бегают как белки. Герметизируют, обесточивают, разматывают, докладывают, включаются и переключаются.
Центральный пост.
«Пятый!»– «Есть пятый!»– «Пропустить начальника штаба в корму!» – «Есть пропустить начальника штаба в корму!»
Открывается переборочная дверь, в отсеке появляется начальник штаба.
«Смирно!»– «Вольно!»
Начштаба видит Робертсона:
– А, лейтенант, учимся?
– Так точно!
– Это хорошо. А покажи-ка мне, как ты герметизируешь отсек.
Они спускаются в выгородку кондиционирования.
– Ну? – говорит начштаба. – Какие клапана перекрываешь?
Робертсон показывает.
– А клапана выброса углекислого газа почему забыл? На какое избыточное давление рассчитана переборка?
– На десять килограмм!
– На десять килограмм на квадратный сантиметр.
– Так точно!
– То есть на сто метров под водой. А на какое давление рассчитана магистраль выброса углекислого газа? Не знаете?
Робертсон мотает головой.
– На два килограмма, – говорит начштаба. – Вот и выходит, что если ты не закроешь вот этот клапан, то переборка у тебя будет держать не десять кило, а только два. Понятно? Все клапана, особенно воздушные, должны быть загерметизированы. А что делать с баллонами ВВД при пожаре в отсеке?
– Их надо герметизировать!
– Да! Или стравить за борт! Иначе при хорошем пожаре в отсеке выгорят там в клапане все прокладки к чертовой матери, и пойдет в отсек воздух, и будет у тебя пылать, как в мартене. И давление в отсеке вырастет. А это значит, что если отсек негерметичен хотя бы по одной магистрали, то ты угарным газом загазуешь всю лодку. Что зачастую и происходит. И все умрут. Розовые. Почему угоревшие имеют розовый цвет лица? Потому что кровь в твоих и моих жилах, Робертсон, реагирует с окисью углерода в триста раз быстрее, чем с кислородом. И образуется карбоксигемоглобин. Тромб. Он алого цвета. Понятно? А регенерацию куда мы денем?
– Мы вынесем комплекты регенерации подальше от открытого огня!
– Вот это правильно. И запасные патроны к ИП тоже.
Вызов центрального:
«Пятый!» – «Есть пятый!» – «Начштаба есть?»– «Есть!»– «Начальнику штаба просьба прибыть в центральный пост!»
Начштаба входит в центральный.
«Смирно!» – «Вольно! Что?»
В центральном командир:
– В рубку акустиков.
Командир и начштаба в рубке акустиков.
– Они нас нагоняют, товарищ капитан первого ранга! (Акустик.)
– Скорость?
– У них двадцать шесть узлов.
– Они нас догонят у самых террвод. Надо уходить. Командир, донесение об обстановке в штаб!
«По местам стоять к всплытию на сеанс связи и определение места!»
Штаб Северного флота. Доклад начальнику штаба:
– К-216 опять уходит от преследования!
– Где они их нагонят?
– Вот здесь! (По карте.)
– У наших вод.
– Авиацию?
– А потом получить от МИДа за нарушение воздушного пространства над мирными американскими судами? Кто у нас в этом районе?
– Только ОВРа. Морской тральщик «Моторист».
– Дайте ему команду.
Морской тральщик «Моторист». Командир на мостике. К нему подходит офицер:
– Товарищ командир, только что из штаба получили. Нам приказано отогнать американцев всеми имеющимися средствами.
– Так и сделаем. Боевая тревога! Сергей Михайлович!
– Я!
– Готовьте ваши пушки!
– Пушки?
– В чем дело, Сергей Михайлович? Сказано: «всеми имеемыми средствами»! У вас в строю, надеюсь, то, что издали напоминает артустановки?
– Так точно! Ремонт, конечно.
– Но что-то у нас стреляет, я спрашиваю?
– Все, товарищ командир!
– Вот и готовьтесь к войне. И нечего тут трястись! Поздно! В детстве надо было сказать маме, что хотите быть художником-визажистом!
Командир снял свой головной убор и, глядя в небо, истово перекрестился. Офицеры смотрели на него со страхом.
– Чего стоим? – обратился он к офицерам, возвращая головной убор на место. – Механикам передать: если у них что-то сейчас встанет, расстреляю на юте! За дело!
– Есть!
– Вот и хорошо! Давно жду от вас этого слова! Вперед! К славе!
«Моторист» на всех порах летит навстречу американцам. Очень быстро он оказывается рядом. Тут же вывешивает флаги: «Произвожу стрельбы» – и начинает опасно маневрировать. Пересекает курс, сближается на расстояние плевка. Наконец он открывает огонь. Предупредительный. С недолетом. На палубе у него явно готовят реактивную бомбометную установку.
Американцы застопорили ход, остановились, легли в дрейф.
«Моторист» нарезает вокруг них круги. Того и гляди не впишется.
На мостике у «Харлан Каунти»:
– Что он делает?
– Он нас останавливает!
– Мы готовы воевать?
– Нет.
– Тогда миримся.
«Моторист» и «Харлан Каунти» идут борт о борт. С американца свесился командир и на чистом русском языке:
– Хелло, командир! Не будем ссориться!
– Не будем!
– Судя по твоему возрасту, ты ровесник своего тральщика?
– Почти!
– И уже капитан-лейтенант!
– Уже!
– Карьерист! А кто там рядом с тобой суетится?
– Мой зам!
– А что он у вас делает?
– То же, что и ваш капеллан!
– Что вы говорите? Предлагаю замену! Твоего бездельника на моего!
– Нет. Мой дорог мне как память.
– Слушай, командир, хочу подарить тебе что-то на эту самую память. Сейчас сделаем.
С «Харлан Каунти» через какое-то время свешивается стрела с грузовой сеткой. В сетке коробка.
Коробка опускается на палубу «Моториста». В коробке обнаруживаются: соки, мороженое, печенье, сухарики, салями, виски. Съестного на неделю примерно.
Надо что-то подарить в ответ.
– Зам! – говорит командир «Моториста».
– Я, товарищ командир!
– У нас в кают-компании пылится полное собрание сочинений Владимира Ильича Ленина.
В ответ в коробку бережно уложили полное собрание сочинений.
– Спасибо, командир! – прокричал командир американца. – Верю, что самое дорогое отдал!
С тем и разошлись.
Позже в штабе флота драли командира «Моториста»:
– Как вы могли? Стрельба? По американцу? О чем вы думали? Под международный конфликт нас подводите? Так, что ли? Что молчите? Навсегда! Слышите? Навсегда вы останетесь капитан-лейтенантом!
Тот выслушал все совершенно равнодушно.
Лодку все-таки нагнал шторм. Качает даже на глубине 50 метров. У всего центрального лица серые, то и дело кто-то выходит. Отблевавшись, возвращается на свое место.
Робертсон не укачивается.
– Робертсон! – говорит Сова. – Не укачиваешься?
– Нет.
– Повезло. А я укачиваюсь. В отсеке – в лежку. А вот наверху, вахтенным офицером на мостике в надводном положении, почему-то не укачивает. А тут, в бидоне, не могу – только что проблевался. Кашкин вон тоже не укачивается. Кашкин! Ну-ка иди сюда.
Кашкин подходит.
– Значит, так! – говорит Сова – Пока всем, кроме вас двоих, плохо, займитесь-ка вы, голуби, устройством отсека. Робертсон! Пока специальность на второй план. Пока ты изучаешь устройство отсека, общекорабельные системы, средства защиты, спасения и прочее. Вперед! А я полежу. Периодически буду выползать и смотреть, что вы делаете. Лодка идет в базу, задачи контрольного выхода нам зачтут и ладно. Часа четыре у вас есть, потом будет всплытие в надводное и родные берега. Не будем терять время. Кашкин! Вознюшенко попроси, чтоб он дал Артемова на полчаса – тот Робертсону расскажет, что успеет. Понял?
– Ясно!
– Давай!
Кашкин и Робертсон у клапанов ЛОХ. Кашкин:
– Система ЛОХ – лодочная объемная химическая. Ты уже видел станции – они в отсеках живучести, а у нас клапана. Каждый клапан помечен. Пометка светится в темноте. Поворот клапана – и пошел фреон в тот отсек, где пожар. Понятно?
– Понятно. Я это все уже знаю.
– Все равно. Сто, тысячу раз должен знать, где у тебя какой клапан. Потому что когда человека трясет, когда он горит заживо, ему очень трудно найти нужный клапан. Можно подать ЛОХ на себя или в соседний отсек. Все по команде центрального поста. Можно дать ЛОХ на себя без команды. Это в случае объемного возгорания и тогда, когда ты успеешь дать. Предварительно все в отсеке должны быть включены в дыхательные аппараты. Фреон – отрава. Травит насмерть. Кроме того, применять ЛОХ не любят. После него все электрощиты в отсеке можно выбрасывать сразу. И не только щиты – все микросхемы выходят из строя. То есть сразу лодка становится в ремонт. Если, конечно, до ремонта она доползет. Понятно?
– Ясно.
– Раз ясно, положи на каждый клапан руку и скажи про себя: «ЛОХ в пятый», а это – «ЛОХ в шестой». Ничего не трогай, не поворачивай. Только руку положил и так сказал. И пломбы не задень. Все клапаны опломбированы в закрытом положении.
– А зачем руку-то класть?
– Руку надо класть, чтоб ты привык. Чтоб внутри твоего тела созрело решение, и тогда в стрессовой ситуации ты будешь действовать как автомат. Тут каждый должен действовать как автомат. Иначе не выжить.
– Понятно.
Кашкин и Робертсон в выгородке кондиционирования. Кашкин:
– Все клапана, идущие в другой отсек, надо знать.
– Знаю, начштаба мне говорил. Про клапан выброса углекислого газа.
– Это хорошо, что он так говорил. Теперь закрой глаза и нащупай мне этот самый клапан. Вслепую.
– Зачем вслепую?
– Затем, что в отсеке может не быть электричества. Упадет аварийная защита реактора – пропало электричество.
– А аварийное освещение от батареи?
– Да! Включается аварийное освещение от батареи. Но, во-первых, оно освещает не так здорово – только проходы, а здесь ты в потемках будешь ползать, и, во-вторых, оно будет до тех пор, пока хватит на то батареи. А если ты неделю в темноте будешь сидеть?
– А что, такое бывает?
– Все бывает. Жить захочешь, и месяц просидишь.
– Так ведь воздуха же не хватит.
– Хватит. Для этого есть химическая регенерация. Одной такой баночки хватает на 64 человека-часа. А если правильно дышать – то и на большее время.
– А что значит «правильно дышать»?
– Без паники это значит. Тихо сидишь и через раз дышишь. Вскрыл баночку, снарядил ее, родную, в регенеративную установку и сам сел рядом. А еще в отсеке есть запасные патроны для ИПов – изолирующих противогазов.