Сорвать банк Гарднер Эрл
– Сэр, вы еще хотите задать мне вопросы? Тогда спрашивайте сейчас, потому что менее чем через два часа я буду уже держать курс на Лос-Анджелес.
– Подчеркиваете свою независимость?
– Нисколько, лейтенант. Так уж случилось, что во мне глубоко укоренилось убеждение – я не имею права пускать под откос наш бизнес только потому, что кому-то заблагорассудится, хоть и вам, задержать нас в Лас-Вегасе, пока вы не закончите свое следствие… Я вполне понимаю ваше положение, лейтенант, и ваши заботы, но у меня свои заботы и свои обстоятельства.
– В таком случае мне придется использовать право вызвать вас повесткой на суд коронера[2].
Эндикотт, подумав, отчеканил:
– Я ошибся, лейтенант, у вас действительно есть такое право.
– И вы все же не сможете уехать до окончания следствия… А не пойти ли нам на компромисс? – вдруг предложил Клейншмидт. – Если я не буду сейчас препятствовать вашему отъезду, приедете ли вы добровольно из Лос-Анджелеса по моему вызову?
– Да, при двух условиях. Первое – если это действительно окажется необходимо; второе – если я приведу свои дела в порядок настолько, что смогу уехать. – И Эндикотт направился к двери. И, обратившись к Уайтвеллу, сказал: – Артур, вы не против, если я уеду, не дожидаясь десяти часов утра? Тогда я успею попасть в контору после полудня.
Уайтвелл утвердительно кивнул:
– Да, Артур, вы же хотели написать письмо с одобрением сделки.
– Да, да, – перебил его Уайтвелл, беспокоясь, как бы детали сделки вдруг не стали известны непосвященным.
Эндикотт отвел руку от дверной ручки и кивком указал на письменный стол.
– Да нацарапайте пару строк, Артур. Все, что от вас требуется, – это упомянуть о сделке. Датируйте ее шестнадцатым числом прошлого месяца.
Уайтвелл быстро набросал записку и размашисто расписался. Клейншмидт наблюдал за каждым движением обоих бизнесменов.
– Здесь нет марок, – вдруг сообразил Эндикотт. – Я спущусь в вестибюль и куплю несколько штук. Там стоит автомат…
– Не беспокойтесь, Пол, – сказал Уайтвелл. – Я всегда вожу с собой конверты с марками. Для таких вот случаев. Не такие свежие конверты, может быть. Дядя Сэм на почте все равно отнесется к ним с уважением. – Он достал из кармана авиаконверт с маркой, толкнул его по гладкому столу к Эндикотту: – Напишите адрес. Вы его знаете. И бросьте в почтовый ящик.
Я быстро взглянул на Берту, чтобы убедиться, отметила ли она привычку Уайтвелла таскать с собой авиаконверты с марками. По-видимому, нет.
– Не уверен в здешнем воздушном сообщении, Артур, но даже если письмо отправится в Сан-Франциско и вернется обратно, все равно оно будет на месте самое позднее завтра утром – и защитит ваши интересы.
Клейншмидт стер с лица насупленное выражение и совершенно неожиданно улыбнулся Берте.
– Мне очень жаль, миссис Кул, что я спозаранку причинил вам беспокойство. Ради бога, не обращайте на это внимания и не держите на меня зла. Ах, если бы люди смогли научиться относиться к неприятностям философски, ведь было бы гораздо легче жить, а?
Он решительно подошел к двери, четко повернулся на каблуках и вышел.
Я посмотрел на Артура Уайтвелла. Он более не выступал в роли льстеца-ловеласа либо запутавшегося в неприятностях встревоженного отца; нет, он проявлял себя человеком с быстрым умом и способностью принимать мгновенные решения.
– Хорошо, Пол, – сказал он, – сейчас берите на себя все руководство в Лос-Анджелесе. Я же останусь здесь до тех пор, пока это дело с исчезновением мисс Бурк полностью не прояснится.
Эндикотт внимательно слушал монолог Уайтвелла.
– Я охотно подниму цену до восьмидесяти пяти долларов за акцию, только чтобы приобрести пакет, о чем мы говорили прошлой ночью. Вы понимаете?
– Да, конечно.
– За компанию «Консолидэйтед» больше пятидесяти тысяч я не дам. А в том, гарантированном предложении от Фарго, я думаю, есть хорошие виды на нефть. Тут я готов дать до семидесяти пяти тысяч, но при этом войти в долю последним и первым уйти в тень, предварительно отхватив как можно больший кусок пирога. Понимаете?
– Вы намереваетесь сообщить им…
– Нет. Выслушайте меня. Они совершают ту же ошибку, что и каждая новая фирма, – недооценивают размер первоначального капитала. Вложите двадцать тысяч на их условиях. Поставьте своим условием, что акционеры соберут дополнительные двадцать тысяч. После этого своих позиций не сдавайте. Когда начнутся трудности, они снизят запросы, потребуют вместо пяти тысяч две тысячи долларов. Стойте на своем. Дождитесь, пока они совсем отчаются, а потом выдвиньте наши условия.
– Контроль? – спросил Эндикотт.
– Контроль, но предварительно требование покрыть мои капиталовложения. Я хочу добиться контроля только после этого.
Эндикотт поджал губы.
– Думаю, что это не пройдет.
– Пройдет, если твердо следовать по такому пути. Они просят тридцать пять тысяч долларов. Спросите их, смогут ли они собрать двадцать тысяч долларов, если я вложу свои двадцать тысяч. Они это сделают – и будут думать, что этого достаточно.
– Понимаю, – сказал Эндикотт.
– Не проговоритесь о нашей стратегии, – инструктировал его дальше Уайтвелл. – Что же до моего дела здесь… до вас доберутся репортеры, посмейтесь над «слухами». Отметьте вскользь, что я прибыл сюда за несколько часов до совершения убийства. Другими словами, это чисто деловая поездка. Мой бизнес и Филипп на месте помогают мне, одновременно осваивая некоторые тонкости бизнеса вообще. Понимаете?
– Хорошо.
– Ну а по сути… Филипп молод, горяч, импульсивен. Он влюблен и очень встревожен исчезновением молодой женщины, на которой собирался жениться. Его нервы напряжены. Временно он от меня отдалился, да, мы поспорили. И я не думаю, что он сейчас склонен прийти мириться. Я также не уверен, что местные власти позволят ему покинуть Лас-Вегас. Но если это случится, он направится к вам. И тут я на вас полагаюсь.
Эндикотт кивнул.
– Ни под каким видом он не должен разговаривать с репортерами. Я думаю, что можно положиться на его здравый смысл, но если вы заметите, что он дает слабину, одерните его. Держите со мной связь по телефону.
– Сколько вы рассчитываете здесь пробыть?
– Не знаю, может быть, и долго.
– Ну, наверное, через два-три дня вы уже будете в офисе. Расследование займет…
– Я могу оказаться в тюрьме, Пол, – коротко заметил Уайтвелл.
Эндикотт вытянул губы и присвистнул. Совсем как недавно Кулак.
– Вам пора собираться, Пол, – сказал Уайтвелл. – Хоть и слабая, но все же есть вероятность, что ваш отъезд может быть отложен.
– Только не мой! – возразил Эндикотт. – Время, штампы на билете и лотерея очистили меня от подозрений. Да вообще глупо подозревать каждого, у кого нет алиби или кто находился поблизости. Это бестолковый способ следствия.
– Вряд ли следует ожидать столичного мышления от провинциального полицейского… А вы рискуете опоздать, если не начнете собираться.
Эндикотт поднялся, поклонился Берте Кул, бегло улыбнулся Уайтвеллу. И вскоре его тяжелая поступь раздалась в коридоре.
Уайтвелл пересек комнату, и звук щелкнувшего дверного замка заставил меня осознать, что его «стратегия» пока что победила.
– А теперь, Лэм, скажите, что сможете предпринять вы?
– Артур, вы вполне можете довериться моему агентству, – вмешалась Берта.
Он даже не повернулся к ней, движением ладони потребовал тишины.
– Расскажите же нам, Лэм…
– Но, Артур…
– Я требую молчания! – резко сказал Уайтвелл. И неудержимая Берта Кул, к моему удивлению, замолчала.
– Так что вы скажете, Лэм? Чего вы добиваетесь и что вы сможете предпринять?
– Сначала скажите мне, к чему я должен быть готов? Клейншмидту теперь известно о Корле. Потом… эта девица… Это означает, что кто-то из Клатмеров подслушивал.
– Девица ошибается. Меня не было рядом с квартирой мисс Фрамли.
– Мне кажется, девица не лжет.
– И я так думаю, Лэм. Но неужели вы не понимаете, что это значит? Мы с Филиппом очень похожи. Ей и не нужно было к нему присматриваться. Она просто заметила его, когда он проходил мимо. Если бы сегодня утром здесь присутствовал Филипп, она бы опознала его. Но его не было. И, конечно, она хотела оказать услугу полиции: она увидела меня, и сходства оказалось достаточно. Она не должна видеть Филиппа.
– Она уже опознала вас. И от своих слов не откажется.
– Что ж, дай бог, чтобы это оказалось правдой. Каковы ваши предположения?..
– Она должна увидеть вас еще несколько раз. Разговаривайте, ходите кругами вокруг нее. И тогда… встретив Филиппа, она примет его за совершенно незнакомого человека.
– Великолепная мысль.
– У Филиппа-то есть хоть какое-то алиби?
– Не знаю, Лэм. Это как раз то, что я хотел бы попросить вас выяснить.
– Нужно ли мне поставить его в известность, что я работаю в этом направлении?
– Нет. И эту сторону дела я хотел бы с вами оговорить. Вы не должны его информировать, что работаете над чем-то еще, кроме исчезновения Корлы Бурк.
– Увы, мистер Уайтвелл, расходы тогда возрастут.
– С этим у вас забот не будет.
Берта Кул выпрямилась в своем кресле.
– Извините меня, джентльмены, но этот вопрос…
Движением руки Уайтвелл вновь отодвинул ее на задний план. Но на сей раз Берта не стушевалась.
– К черту всю эту чепуху! Не воображайте, что кто-то другой, кроме Берты Кул, устанавливает цены в ее агентстве!
Уайтвелл, снова став самим собой, улыбнулся Берте:
– Простите меня, Берта. Никто не пытался действовать без руководителя агентства. Я просто хотел, чтобы Лэм понял, что ему нужно предпринять – и немедленно.
Берта улыбнулась. В ее голосе разлились мед и патока:
– Знаете, Артур, за дела по убийствам мы берем больше, чем за прочие.
– На сколько ж больше?
Берта посмотрела на меня и кивком указала на дверь.
– Дружок, тебе и впрямь лучше приступить прямо сейчас, – предложила она.
Глава 10
Холод ночи растаял под солнечными лучами, озарившими пустыню. Фасад здания сверкал, белая штукатурка слепила глаза, но жилище Дирборнов оставалось безмолвным и безжизненным.
Я сидел в машине, взятой напрокат, смотрел на дом напротив и ждал, впитывая в себя тепло восходящего солнца и стараясь прогнать сонливость. Пытался курить сигареты, но они не бодрили меня, напротив, сняли нервное напряжение, и я больше расслабился. Прикрыл глаза, спасаясь от невыносимого блеска, – но не смог поднять свинцовые веки. В приятной дремоте могло пройти и десять секунд, и десять минут. Я очнулся, опустил стекло в кабине и стал глубоко дышать: кислорода, как можно больше кислорода! И думать о том, что сводило бы с ума!
И вдруг дом ожил. Открылась входная дверь, и вышел Огден Дирборн. Постоял немного, потягиваясь, на крыльце. Я соскользнул с сиденья, прижался телом к полу машины, лишь глаза оставались на уровне дверного стекла.
Дирборн взглянул на небо, потом на узкую полоску газона перед домом, выпрямился, опять зевнул – эдакий беззаботный мужчина, простой инженер, пребывающий на федеральной гражданской службе, регулярно получающий чеки к оплате, ведь выборы давно прошли, его партия у власти, – и к черту налоги!.. Зевающий Дирборн вернулся в дом.
Едва закрывшись, дверь снова отворилась. Вышла Элоиза Дирборн… Она не из тех, кто бесцельно глазеет по сторонам. Твердыми шагами Элоиза направилась к какой-то ясно обозначенной цели.
Я продолжал наблюдать за Элоизой. Пройдя три квартала вниз по улице, она свернула налево – за угол. Я потихоньку двинулся следом, стараясь держаться в отдалении и ведя машину вдоль кромки тротуара.
Элоиза углубилась в густо застроенный район города. Там магазинчики стояли тесно, почти касаясь друг друга. Девушка зашла в маленькую бакалейную лавку. Я остановился у пешеходной дорожки, выключил двигатель.
Через десять минут она вышла, держа в руках два больших бумажных пакета. Теперь она прошла только полквартала. Отыскала дом с надписью на входе: «Квартиры для холостяков».
Я выскочил из машины, вбежал в лавочку, купил банку сгущенного молока за десять центов и тоже подошел к меблирашкам. Какая-то тетка в халате подметала там вестибюль. Я выставил перед собой банку молока, заискивающе улыбнулся, пытаясь сразу же завоевать ее доверие, и спросил:
– Где я могу найти женщину, которая только что вошла сюда? С двумя пакетами в руках?
Уборщица перестала мести пол, подняла глаза, заметила мою банку молока.
– В чем дело? Она что-то обронила?
– По-видимому, да.
– А… Скорей всего, она в квартире 2-А. Вверх по лестнице и прямо.
Я поблагодарил уборщицу, взобрался по лестнице, подождал, пока стихнет шарканье веника, а затем и щелчок закрывающейся двери. Скатился вниз, прыгнул в машину, швырнул банку молока на заднее сиденье и помчался к телефонному пункту.
– Междугородный, – объявил я, – межстанционный вызов. Номер детективного агентства Б. Кул в Лос-Анджелесе. И побыстрей.
Элси Бранд отозвалась почти сразу же, как только Центральная соединилась с Лос-Анджелесом.
– Привет, Элси. Как дела с ухажерами? – поинтересовался я.
– Так себе. Как босс?
– Ты не поверишь. Берта похудела до ста пятидесяти фунтов!
– Неужели?
– Точно. Более того, она становится застенчивой.
– Ты, наверное, выпил. Когда возвращаешься?
– Не знаю… Слушай внимательно, Элси. Обратись в дружественную газету. Пусть дадут просмотреть в столе справок всю имеющуюся у них информацию о человеке по имени Сид Дженникс. Бывший боксер. Когда-то был одним из первых. Либо достань его фотографии, либо, если надо будет, заставь фотографа переснять. И вышли их мне, пожалуйста. Авиа. Лас-Вегас. Отель «Сал-Сагев».
– Остановился под собственным именем? – спросила Элси-умница.
– Угу. И Берта тоже. Мы оба здесь, в «Сал-Сагев». Вот тебе еще задание. Свяжись, пожалуйста, со статистическим управлением, выясни, на ком женат Сидней Дженникс. Узнай, не было ли развода. Эту информацию отправь мне телеграфом.
– Ладно, Дональд, сделаю… Здесь двое клиентов жаждут помощи от агентства Берты Кул. У первого – шантаж, у второго – наезд. Что мне им ответить?
– Скажи им, что Берта Кул предоставляет услуги агентства, лишь получив ощутимый аванс… Наличными. Посмотрим, на сколько их хватит. Если будет выглядеть многообещающе…
Женский голос произнес: «Ваши три минуты закончились».
Я резко опустил телефонную трубку на рычаг, но характерный щелчок по линии услышал секундой раньше – это означало, что Элси Бранд меня опередила. Берта Кул не терпела затрат на междугородные телефонные разговоры. «Мне хватило меньше трех минут, чтобы сообщить своему мужу, куда он может отправляться, – частенько говаривала она. – Все, что я передавала или слышала с тех пор по телефону, не обладало и половиной значения, которое имел тот разговор. Так вот, если вы не можете уложиться в три минуты, вам придется этому научиться!»
Из телефонного пункта я направился в ресторан, заказал чашку кофе и яичницу с ветчиной. Справившись с едой, проследовал в «Кактусовую рощу». Какой-то служащий сказал мне, что Луи Хейзена не будет в зале до пяти вечера, но как только я собрался уйти, еще один коллега Луи попросил меня немного подождать. Видно, Луи находился внизу в подвале, ремонтировал автоматы.
Я постоял и впрямь недолго, Луи вскоре подошел, какое-то мгновение подозрительно вглядывался в меня, потом в его глазах мелькнуло узнавание, лицо расплылось в улыбке.
– Привет, приятель. – Он шагнул ко мне с протянутой рукой.
Я протянул руку в ответ, но… в пустоту. Луи мгновенно увернулся, отвел мою правую в сторону, и, когда мой недоуменный взгляд отыскал его ухмыляющееся лицо, обнаружил его на расстоянии в несколько дюймов, а его правый кулак осторожно, но твердо упирался в низ моего живота.
– Ты должен быть готов к этому приему, приятель, – сказал он. – Ты должен быть готов к таким вещам постоянно!
Я взглянул в его затуманенные глаза, расплющенный нос; широкая улыбка открыла с левой стороны пустоту – зияние двух выбитых зубов.
– Не ожидал этого, а, приятель?
Я мотнул головой.
– Если хочешь стать настоящим боксером, будь начеку. Я мог бы сделать из тебя боксера, приятель, честное слово. Научить тебя драться. И ты стал бы взрывным, как динамит. У тебя есть все, что нужно. Выдержка. Сгусток мужества, который присущ настоящему бойцу… Мне бы хотелось потренировать тебя.
Я взял его за руку.
– Как-нибудь мы этим займемся. А сейчас… где бы нам поговорить?
Он отвел меня в угол пустого зала.
– Что у тебя на уме?
– Хочу, чтоб ты для меня кое-что сделал, Луи.
– Рад помочь… Видишь ли, ты мне понравился с той минуты, как я тебя ударил. Вот иногда думаешь, что тебе кто-то понравился, но после рукопожатия внутри будто застываешь, а с иным… только коснешься, и по тебе проходит какой-то электрический ток. Примерно так и произошло у меня с тобой, как только кулак врезался в твою челюсть… Да, кстати, как поживает твоя челюсть?
– Побаливает.
– Так оно и должно быть, малыш. Дай мне шесть месяцев, и я из тебя сделаю бойца.
– Луи, сделай для меня кое-что.
– Да, да. Я тебе уже сказал. Что нужно?
– Видел утреннюю газету?
– Нет.
– Взгляни на нее. – Я подал ему газету. – Смотри вот: прошлой ночью погиб мужчина.
– Что значит «погиб»?
– Застрелен из пистолета.
Глаза Луи округлились.
– Убит?
– Совершенно верно… А теперь у меня для тебя сюрприз. Отгадай, кто это был?
Луи не стал даже пытаться отгадывать.
– Человек, который вчера вечером играл здесь.
– Ты имеешь в виду Сида Дженникса, боксера?
– Полиция думает, что его зовут Гарри Биган.
– Говорю тебе, это Сид Дженникс. Я же узнал его. Только увидел, как он выдвигает левое плечо вперед, а правая идет вверх, – подумал: ба, это же стойка старины Дженникса. Парень, это у него почти всегда срабатывало. Обычно он рассекал…
– Послушай, Луи, я хочу, чтобы ты кое-что для меня сделал.
– Ну, ну, конечно. Я сделаю все, что хочешь. Что именно, дружище?
– Поезжай в морг и опознай тело. Но не как человека, с которым ты сразился вчера вечером, когда он химичил с автоматами, а как Сида Дженникса, своего старого приятеля по рингу. Опиши, как ты с ним дрался однажды…
– Но я никогда с ним не дрался. К сожалению.
– Это у вас был не официальный матч, а просто тренировка в спортивном зале.
– Черт возьми, приятель, у меня нет желания ехать в морг.
– Тебе это не причинит никаких неприятностей.
– Я знаю, но и ничего хорошего в этом тоже нет…
– А, ладно, если ты не хочешь…
– Ну, погоди минутку, дружище. Я же не сказал, что не сделаю этого. Я просто сказал, что мне неохота.
– Мне не хочется заставлять тебя делать что-то, что тебе неохота.
– Ну, дружище… Если ты хочешь, чтобы я это сделал, то и я хочу. Когда нужно отправляться?
– Прямо сейчас.
Он поправил галстук, улыбнулся своей неполнозубой улыбкой, преисполненный радостного и веселого дружелюбия.
– Уже в пути, дружище. Осмотр этого трупа не прибавит мне аппетита, но тем не менее я уже в пути. Где ты будешь, когда я вернусь?
– Я приду сюда чуть позже.
– Отлично, старина, тогда увидимся. Кстати, запомни, я не обманываю. Я мог бы сделать из тебя боксера. Я повторяю: у тебя есть все, что для этого нужно.
– Я подумаю, – пообещал я и проследил взглядом за тем, как Луи идет вдоль длинного ряда игральных автоматов к входной двери. Его голова прочно сидела на шее, что неудивительно для человека, который овладел трудным делом получать и наносить удары.
А я прошествовал к бару. Подошел бармен.
– Что налить?
Я поинтересовался:
– Брекенридж не появлялся?
– Полагаю, он наверху. Хотите его повидать?
– Мне надо поговорить с ним.
– Как вас зовут?
– Лэм.
– Тот самый Дональд Лэм?
Я кивнул.
– Босс оставил записку. Указание дневной смене, мол, все, что вы ни пожелаете в этом заведении, должно быть вашим. Что вам налить?
– Пока ничего, спасибо. Я просто хотел бы видеть Брекенриджа.
Бармен поймал взгляд мужчины, который мог показаться обычным автотуристом, слоняющимся по залу. Но, подойдя к нам, автотурист взбодрился, его вялость сменилась бодростью.
– Хочет видеть босса, – сообщил подошедшему бармен.
Глаза налились холодной энергией, бармен поспешно сказал:
– Это Лэм. Босс оставил вам записку…
Ледяные глаза мигом потеплели. Передо мной возникла ухоженная ладонь с большим бриллиантом, мужчина энергично встряхнул мою руку.
– Рад, что вы зашли, Лэм. Как насчет того, чтобы взять пару фишек и попытать счастья?
– Нет, благодарю вас. Мне бы хотелось увидеть мистера Брекенриджа.
– Нет вопросов, – сказал мужчина. – Поднимайтесь в кабинет.
Он проводил меня до дверцы, которая открывалась на лестницу. Я заметил встроенную, под цвет стены, закрытую панелью мембрану. Мой сопровождающий произнес:
– Здесь Дональд Лэм, Харви. Я поднимусь с ним наверх, до входа.
Дверца бесшумно отодвинулась, и мы начали подниматься по ступенькам. К концу лестницы мой сопровождающий – он шел сзади меня – незаметно исчез и вернулся в казино, чтоб продолжить свое челночное движение по залу – «автотуристом». А навстречу мне уже шел Харви Брекенридж с протянутой для пожатия рукой и дежурной улыбкой. Вообще-то он не производил впечатления человека, который часто улыбается, но когда все же пытался это сделать, его тонкие губы нервно сжимались, будто собирались изобразить подобие улыбки, но при одном условии: ее причина останется глубокой тайной.
– Входите, Лэм, присаживайтесь. Выпьете?
– Нет, спасибо. Все, кого ни встречу, толкают меня на выпивку.
– Это же прекрасно… Я искал вас, Лэм. Мне совестно из-за того, что получилось вчера вечером. Вы вели себя удивительно благородно. Ведь вы вполне могли загнать нас в угол. Я это оценил. И теперь, если вы считаете, что между нами все о’кей, – не так ли? – здесь выполнят любую вашу просьбу. Скажите ребятам, кто вы такой, и все заведение ваше.
– Я не намереваюсь вас эксплуатировать, Брекенридж, – сказал я. – Но у меня есть одна просьба.
– Какая?
– Мне может понадобиться один из ваших.
Брекенридж перестал улыбаться. Он не спросил, конечно, для какой цели. Просто его лицо стало непроницаемо, как у игрока в покер, когда тому сдают флеш, не меняя карт.
– Кто именно?
– Луи Хейзен.
Взгляд Брекенриджа смягчился, потом мой собеседник улыбнулся, спустя мгновение рассмеялся.
– Что вы с ним намереваетесь сделать? – спросил он. – Прикончить?
– Нет. У меня может найтись для него работа. Это не причинит вам неудобства, если я на некоторое время его у вас… позаимствую?
– Мой бог, конечно, берите вместе с пожеланием удачи.
– Я, конечно, оплачу ему то время, пока он будет у меня.