Спальни имеют окна Гарднер Эрл
Она сделала движение, как будто хотела бросить в меня книгу, но в глазах я заметил смешинку.
– Итак, вы ничего не знаете о Стэнвике Карлтоне? – спросил я.
Она улыбнулась, покачала головой и сказала:
– Подозреваю, что Стэнвик не любит меня. Как-никак мое имя связано с бурным прошлым его жены.
– А разве оно было бурным?
– Не говорите глупостей. Просто он ревнивец, собственник и недоверчивый человек.
– Вам следовало бы прочесть всю газету, – сказал я.
– Зачем?
– Минерву нашли мертвой в мотеле «Коузи Дэлл» примерно в десяти милях от города. Она…
Клэр Бушнелл кинулась к журнальному столику, схватила газету и начала лихорадочно ее перелистывать. Я помог ей найти сообщение о двойном самоубийстве. Пока она стояла в немом оцепенении или же мастерски его изображала, я собрал со стола все пленки, незаметно сунул их в карман и вышел, тихо прикрыв за собой дверь.
Она даже не услышала, как я выхожу. Последнее, что я увидел, закрывая дверь, – ее круглые от ужаса глаза, читающие сообщение о смерти Минервы Карлтон.
Я нажал кнопку лифта, но кабина не поднималась. Я не стал ждать и бегом спустился по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки, плюхнулся в нашу развалюху и рванул с места.
Проехав четыре квартала, я остановился, чтобы взглянуть на добытые пленки. Две пленки изображали девушек в обнаженном виде, остальные четыре – в купальных костюмах. Но с ними был мужчина. Голова Минервы покоилась на его голом плече. У обоих был счастливый вид.
Я сунул все пленки в конверт. На лицевой стороне конверта было напечатано: «Три снимка на глянцевой бумаге».
Глава 5
Я остановил машину на Корреандер-стрит, взбежал по ступенькам белого особняка и позвонил.
В наружной двери было окошечко, затянутое сеткой. Внутренняя дверь была открыта. В конце коридора появилась сухопарая женщина лет пятидесяти. Она неуклюже передвигалась, раскачиваясь при ходьбе.
Подойдя к двери, она остановилась и принялась разглядывать меня сквозь сетку. У нее было суровое, неулыбчивое лицо.
– Что вы продаете? – спросила она.
– Ничего.
– Что вам нужно?
– Я хочу видеть миссис Джаспер.
– По какому поводу?
– По поводу автомобильной аварии.
– А что именно вас интересует?
– Я бы хотел узнать, как все произошло. Страховая компания выплатила компенсацию и…
– Ну и что же вам нужно?
– Я скажу об этом лично миссис Джаспер.
Она не сказала ни «извините, пожалуйста», ни «подождите минутку», ни «сейчас узнаю», ну и так далее. Она вообще ничего не сказала. А просто повернулась и не спеша пошла по коридору. Ее длинное, худое, нескладное тело раскачивалось на костлявых ногах.
Я услышал голоса. Потом женщина вернулась и остановилась на пороге.
– Как вас зовут? – спросила она.
– Лэм.
– Это фамилия. А имя?
– Дональд.
– Вы представитель страховой компании?
– Нет.
– Почему же вы интересуетесь этой аварией?
– Я скажу об этом лично миссис Джаспер.
– Вы беседовали с другой стороной?
– Нет.
– Со страховой компанией?
– Я предпочел бы поделиться своей информацией с миссис Джаспер.
– А она предпочитает, чтобы вы поделились ею со мной.
– Передайте ей, что если она хочет, чтобы возмутительное решение страховой компании оставалось в силе, то тогда ладно, пусть отказывает мне в приеме. Но если она хочет восстановить справедливость, то ей лучше повидаться со мной.
– А что вам известно об этом деле?
– Многое.
Ее черные, блестящие, словно покрытые китайским лаком, глаза пристально смотрели из глубоких глазниц. Затем она повернулась и опять не торопясь пошла по коридору. На этот раз она отсутствовала гораздо меньше, минуты полторы.
Потом возвратилась и отперла парадную дверь.
Я вошел.
Она заперла за мной дверь.
– Куда идти? – спросил я.
– Вниз по коридору, первая дверь налево.
Я пошел по коридору, покрытому ковровой дорожкой, повернул налево и вошел в гостиную. В кресле-каталке сидела женщина. Она была красива. Волосы рыжевато-коричневого цвета, лицо почти без морщин. Взгляд быстрый, наблюдательный и умный. Если бы не чуть обвисший подбородок, она выглядела бы гораздо моложе своих лет.
– Здравствуйте, мистер Лэм, – сказала она. – Я Амелия Джаспер.
– Миссис Джаспер, – сказал я, поклонившись, – рад познакомиться с вами. И простите за вторжение в столь ранний час, да еще в воскресенье. Но, видите ли, это единственный день, когда я могу собрать материал для работы, которую я в настоящее время выполняю.
– А что это за работа, можно узнать?
– Я независимый журналист, – сказал я.
Она продолжала машинально улыбаться, но в глазах ее появилась настороженность.
– Журналист? – переспросила она холодно.
Я сказал с чувством:
– Видите ли, я пишу статьи о деятельности страховых компаний, особенно о страховании от несчастных случаев. Особую критику вызывает поощрение страховой премией за дачу ложных показаний под присягой при расследовании автомобильных аварий. Бывают случаи, когда с одной стороны есть хотя и единственный, но достойный уважения и доверия свидетель, с другой – несколько свидетелей, но откровенно лгущих по поводу случившегося. В таких случаях компания, как правило, не утруждает себя расследованиями и…
– И это вы говорите мне? – вскричала Амелия Джаспер, и глаза ее засверкали негодованием. – Никогда в жизни никто не подвергал меня такому унижению, как они… Я имею в виду эту аварию, в которую я попала, и…
– Пожалуйста, изложите только суть дела, – сказал я. – Как я понял, вы ехали одна?
– Да, – не сразу ответила она.
– А во встречной машине было три или четыре человека?
– Их было четверо, – сказала она. – Невежественные мужланы, готовые на все, даже на лжесвидетельство, лишь бы получить ничтожное вознаграждение в несколько долларов. Вы, конечно, знаете этот тип людей.
– Это случилось на перекрестке?
– Да. Я въехала на перекресток, посмотрела направо, там никого не было. Быстро посмотрела налево, предполагая, что у меня будет право на преимущественный проезд перед любым транспортом с левой стороны, затем сосредоточила все свое внимание на правостороннем движении.
– Что же произошло?
– Эти несносные типы врезались в меня. Они ехали слева и при этом так быстро, что въехали на перекресток гораздо раньше меня. Но у них хватило наглости сказать страховому агенту, что они уже стояли на перекрестке, когда увидели меня, и что я мчалась на такой бешеной скорости, что не могла остановиться и врезалась в их машину.
– А вы врезались?
– Моя машина ударила их машину, если вы это имеете в виду.
– Значит, не они врезались в вас, а вы врезались в них, не так ли?
– Но они поставили свою машину прямо перед моим носом, – сказала она.
– Теперь понимаю, почему страховая компания вынесла такое решение.
– А я не понимаю, – возмутилась она. – И не рассчитывайте на мое содействие, если вы намерены сочувствовать страховой компании.
– Я вовсе не сочувствую, – сказал я, – я просто пытался выяснить, что произошло.
У меня в руках была записная книжка и карандаш, которые я вынул из кармана в начале разговора. Теперь же, даже не раскрыв записной книжки, я сунул ее вместе с карандашом обратно в карман и поклонился.
– Был очень рад познакомиться с вами, миссис Джаспер, премного благодарен за то, что вы согласились принять меня.
– Но я вам еще не все рассказала.
Неловко переминаясь с ноги на ногу, я сказал:
– Э-э… видите ли… мне кажется, я уже понял суть дела.
Она рассердилась:
– Только потому, что их четверо, вы принимаете их сторону и считаете меня виноватой.
– Ничего подобного, – возразил я. – Просто я понял, что это не тот случай, который мог бы заинтересовать редактора журнала, куда я собирался отнести свою статью.
– Почему?
– Видите ли, я хотел показать всю опасность компромиссов: бывает так, что застрахованная сторона фактически права, однако страховая компания полагает, что ее защита потребует слишком больших усилий, и поэтому позволяет другой стороне давать ложные показания, пользуясь преимуществом в количестве свидетелей и…
– Но это же как раз мой случай!
Я помолчал, потом спросил:
– Вы были серьезно ранены?
– Да. У меня было повреждено бедро.
– Но рана почти зажила, не так ли?
– Да. Я уже в состоянии передвигаться самостоятельно, но с тех пор меня мучают приступы радикулита. Вот как раз сейчас у меня сильнейший приступ. Видите, приходится пользоваться надувными подушками, принимать аспирин.
– Как я вам сочувствую, – сказал я.
– Но больше всего я боюсь, что одна нога станет короче.
– Не волнуйтесь. Все будет в порядке, как только мышцы начнут сокращаться… со временем.
– Со временем! – сказала она пренебрежительно. Я промолчал.
Она изучала меня несколько секунд, затем сказала:
– У меня всегда… всегда были красивые ноги…
В этом месте она сделала паузу и держала ее ровно столько, сколько необходимо, чтобы произвести впечатление человека, обуреваемого разноречивыми чувствами… Наконец после непродолжительной борьбы желание убедить одержало верх над стыдливостью, и она, задрав юбку, показала мне левую ногу.
Я присвистнул.
Она одернула юбку с негодующим жестом.
– Я вам не для того показала, чтобы вы свистели!
– А для чего?
– Я просто доказывала свою точку зрения.
– Не точку, а линию. Я бы так сказал.
– Вы очень любезны. Но что будет с правой ногой? Она ведь намного короче и может потерять форму.
На ее глаза навернулись слезы.
– Да не будет она короче ни в коем случае!
– Она уже короче. И становится все тоньше и тоньше из-за атрофии мышц. И я… я уже давно не молода…
Я недоверчиво улыбнулся.
– Говорю вам, что я не молода. Как вы думаете, сколько мне лет?
Я поджал губы, наморщил лоб и изобразил беспристрастного судью.
– Ну, – протянул я, как бы размышляя, – вам, наверное, за тридцать пять. Но с вашей стороны нечестно задавать мне этот вопрос именно сейчас, потому что женщина всегда выглядит старше, если она сидит в кресле-каталке. Вот если бы вы прошлись передо мной, я бы… ну, я бы, возможно, дал вам тридцать пять. Не больше.
Она засияла:
– Вы действительно так думаете?
– Конечно.
– Мне сорок один, – сказала она.
– Не может быть! – поразился я.
– Да. Сорок один, – жеманничала она.
– Но вы выглядите гораздо моложе.
– Я и чувствую себя гораздо моложе.
– Итак, я собираюсь нанести визит, – сказал я, переменив тему, – страховой компании и собрать все факты, касающиеся вашего дела. Я все-таки думаю, что такой материал вполне подойдет для статьи.
– Я уверена в этом и очень хочу, чтобы вы написали такую статью. И считаю, что ее необходимо напечатать. Уж слишком самоуверенны, слишком самодовольны эти страховые компании.
– Да, они превратились в корпорации, – подтвердил я, – и совсем запутались в бюрократической волоките.
– Да. Это верно.
Я указал на утреннюю газету, лежавшую на журнальном столике рядом с каталкой, и спросил:
– Читали об убийстве?
– Каком убийстве?
– Ну, о том, которое произошло в мотеле «Коузи Дэлл».
– А… – сказала она небрежно, – это про любовь, убийство и самоубийство. По-моему, я видела заголовки.
– И вы не прочли статью? – удивился я.
– Нет.
– В ней говорится о людях, приехавших из Колорадо. Кажется, мужчину звали Стэнвик Карлтон… нет, погодите… убитого звали Доувер Фултон. Он из Сан-Роублз. А Стэнвик Карлтон – муж женщины, убитой в этой трагедии… Минерва… да-да, ее звали Минерва, если я не ошибаюсь.
Миссис Джаспер рассеянно кивнула и сказала:
– Мне бы очень хотелось, чтобы вы связались со страховой компанией. Найдите мистера Смита и попросите его, чтобы он вам изложил свою версию случившегося. И мне бы хотелось знать, что он вам скажет. Вы могли бы сообщить мне об этом?
– Мог бы, конечно.
– Я была бы вам очень признательна. Итак, вы журналист. О чем же вы пишете?
– О разном.
– Подписываетесь собственным именем?
– Нет, я пишу под разными псевдонимами, а иногда и анонимно.
– Зачем вы это делаете?
Я ухмыльнулся:
– Дело в том, что в своих рассказах я описываю уйму откровенных признаний и…
– Вы хотите сказать, что ваши истории выдуманы?
– Те, которые я пишу, да.
– А я думала, что они правдивы.
– Конечно, я беру факты из реальной жизни, затем приукрашиваю их и рассказываю от первого лица. Больше всего меня интересуют разводы, убийства и так далее, в том же духе.
– Поэтому вы меня спросили об убийстве?
– Вероятно, поэтому.
– Я всегда хотела написать что-нибудь, – сказала она. – Это очень трудно?
– Ни капельки. Вы просто излагаете свои мысли на бумаге, вот и все. Вы себе представить не можете, как легко приходят слова.
– Но если это так легко, почему же так мало писателей?
– Не так уж и мало, – сказал я.
– Я имею в виду тех, кто продает свои произведения журналам. Их как раз мало.
– Ах, продает! – воскликнул я и покачал головой. – Все это так ужасно! Писать очень легко. Вы просто садитесь за стол и пишете, что вам взбредет в голову. А вот продавать – вот это трудно. Вот в этом-то и закавыка!
Она засмеялась и сказала:
– Вы так смешно рассказываете об этом, мистер Лэм. Не хотите ли присесть и побеседовать со мной немного?
– Мне бы очень не хотелось отнимать…
– Да что вы, какие пустяки! В конце концов, сегодня воскресенье… И я не жду гостей… Хотя, может быть, вы спешите?
– Нисколько, – сказал я. – Мне доставляет удовольствие беседовать с вами… Представляете, какой переполох я могу устроить в страховой компании, если сообщу им, что нашел еще одного свидетеля, готового показать, что авария произошла исключительно по вине другой стороны. Да они лопнут от злости! Конечно, они там знают, чем я занимаюсь, и им это очень не нравится. Уж они постараются поставить мне хоть что-нибудь в вину, лишь бы остановить меня.
– Вот это мне нравится! И не вздумайте отступать! Ни в коем случае!
– Вообще-то, – сказал я робко, – я хотел навестить вас еще вчера, но потом испугался.
Сначала я улыбнулся, потом засмеялся… в общем, постарался сделать вид, что сам себя осуждаю за проклятую робость.
– Вы испугались?!
– Да.
– Что же так напугало вас?
– Молодой человек, хорошо одетый. Я решил, что он детектив.
– Что же произошло, мистер Лэм?
– Это был высокий человек в двубортном костюме, он курил сигарету. Мы почти одновременно подъехали к вашему дому. Он вышел первым из своей машины, прошел мимо меня, посмотрел пристально, потом поднялся по ступенькам и позвонил. Я отъехал на целый квартал и остановился в таком месте, откуда я мог наблюдать за его машиной. Я ждал, когда он выйдет. Я думал… да что там думал… я был уверен, что он детектив, работающий на страховую компанию, и что он получил задание выяснить мою личность. Из-за него я чуть было не отказался от знакомства с вами. Но из всех случаев, которые я расследовал, ваш – наиболее типичный, поэтому я решил сделать еще одну попытку познакомиться с вами.
– Он вовсе не детектив, – сказала она, – конечно же, он не детектив. Он… ну, он… очень милый молодой человек, такой же, как и вы.
Я засмеялся и сказал:
– Вы сняли груз с моей души. Значит, он ваш друг. Вы давно с ним знакомы?
– Не очень.
Я ждал.
Она сказала:
– Он милый, очень милый молодой человек.
– Однако он очень похож на сыщика, – сказал я.
Она нахмурилась.
– Как вы с ним познакомились? – спросил я.
– Можно сказать, случайно. Он богат, имеет долю в горнодобывающих предприятиях, так что ему не приходится работать. Он, как это принято теперь называть, плейбой. Хотя, признаюсь, мне до сих пор непонятно, что мог увидеть во мне такой человек. – Она самодовольно улыбнулась.
– Он может увидеть то же, что и я.
– Мистер Лэм, вы забываете о моем возрасте. Этот человек… Ему не больше… Ну, словом, он гораздо моложе меня.
– Готов держать пари, что он старше.
– Ну что вы, мистер Лэм! Что вы такое говорите!
– Вы прекрасно знаете, что я прав.
Она ужасно заскромничала.
– Что вы, что вы, мне такое и в голову не могло прийти. Мистер Дэрхэм был просто очень добр ко мне…
Я понимающе улыбнулся. У нее был очень самодовольный вид, как у птички, чистящей перышки.
Я сказал:
– Очень сожалею. Надеюсь, вы простите меня.
– За что?
– За то, что я перехожу на личности.
Она сказала игриво:
– Женщины любят мужчин, переходящих на личности.
– Правда?
– Разве вы не знаете?
– Я… видите ли, я как-то никогда об этом не думал.
– Так вот, это именно то, чего женщины всегда добиваются. Запомните!
– Обязательно!