Спальни имеют окна Гарднер Эрл
Она посмотрела на меня с некоторым сожалением.
– Вы придете еще?
– О да, конечно, обязательно приду. И не однажды. Вот закончу расследование и приду, чтобы задать вам несколько вопросов.
– Мне бы хотелось, чтобы вы пришли. Я хочу довести до конца это дело со страховой компанией.
Я встал. Она позвала Сюзи. Горничная внезапно и быстро вошла в комнату. Ее рвение вызывало подозрение.
– Мистер Лэм уходит. Он будет навещать меня время от времени. Я приму его, когда бы он ни пришел. Запомни, Сюзи, в любое время!
Сюзи кивнула в ответ. Она стояла в проходе, возле стены. Я протиснулся и пошел вперед. Снял крючок с входной двери, открыл ее и вышел.
Сюзи стояла в дверях.
– До свидания, Сюзи, – сказал я и улыбнулся.
Она свирепо на меня посмотрела и заявила:
– Вы одурачили ее, но меня вы не проведете, – и громко хлопнула дверью.
Пока я шел к месту стоянки автомобиля, я обдумывал ее заявление. Я оставил машину на мостовой возле тротуара. И когда я заметил следы женских туфель возле нашей машины (кто-то интересовался нашим номером), я очень обрадовался, что мы приняли меры предосторожности и зарегистрировали ее на подставное лицо. Кстати, туфли были на низких каблуках.
Глава 6
Я подогнал машину к автостоянке, где мы арендовали место, закрыл ее и направился к зданию, где находилась наша контора.
Я заметил какое-то движение на противоположной стороне улицы. Большая полицейская машина тронулась с места и направилась в мою сторону, быстро набирая скорость. Сержант Фрэнк Селлерс из криминальной полиции сидел за рулем и ухмылялся.
– Привет Умнику! – сказал он.
– Привет и тебе, – сказал я. – А что у тебя на уме?
– Просто хотел поговорить с тобой. Тебя же не поймаешь. Берта мне сказала, что ты занят одним делом.
– Верно, занят.
– А каким делом?
– Не будь дураком. Ты же знаешь, я не могу тебе этого сказать.
– Тебе пришлось бы, если бы я задал вопросы как положено по форме.
– Ну тогда, значит, ты задал не по форме.
– Я ищу тебя уже часа три, Лэм. А ты сегодня рановато взялся за работу.
– Рано – это относительное понятие, – сказал я. – Оно зависит от того, на кого ты работаешь: на Берту Кул или на налогоплательщиков.
Он не понял намека.
– Садись, – сказал он, открывая дверцу машины.
– А куда мы едем?
– Куда надо.
– Зачем?
– Узнаешь когда надо. Садись!
Я сел в машину. Он захлопнул дверцу и включил скорость.
– Неужели ты не можешь мне сказать, куда мы едем? – спросил я.
– Еще не время. Пока я не проверю все факты, я не стану ни допрашивать тебя, ни выслушивать твои объяснения. А вот когда я их проверю, я дам тебе шанс оправдаться.
Я откинулся на сиденье и зевнул. Сержант Селлерс включил сирену, движение замерло, и мы помчались вперед без помех.
– Должно быть, произошло что-то чрезвычайное, – сказал я.
Он ухмыльнулся:
– Терпеть не могу тащиться в хвосте колонны, особенно в воскресенье. Водителям полезно послушать сирену время от времени. Это их закаляет. Они… Черт бы побрал этого парня!
Селлерс резко нажал на тормоза, чудом избежав столкновения. Встречная машина, совершая обгон, чуть было не врезалась в нас. Увернувшись от удара, Селлерс сбросил скорость. Мы буквально на тормозах спускались вниз по дороге, когда впереди вспыхнули сигнальные огни патрульной машины, ехавшей нам навстречу.
Человек, сидевший за рулем, крикнул:
– Я его достану!
– Оштрафуй его! – заорал в ответ Селлерс. – Врежь ему на полную катушку.
Офицер кивнул.
Селлерс опять прибавил скорость и сказал:
– Таких людей надо держать взаперти и не выпускать…
– Совершенно верно, – сказал я. – Но здесь ты уже касаешься проблемы жизни и смерти и…
Он бросил на меня косой взгляд.
– Прибереги иронию. Она еще может тебе понадобиться.
– Ладно, – сказал я, – приберегу. Вероятно, она мне понадобится.
Еще через три минуты я понял, куда он меня везет.
Я напряг все силы и приготовился к тому, что должно было случиться.
При дневном свете мотель «Коузи Дэлл» казался грязным и дешевым. Ночью красочные неоновые огни придавали определенное очарование парадному въезду. Водитель видел изгиб дороги, усыпанной белым гравием, красные и зеленые огни, аккуратные домики, расположенные ровными рядами, и у каждого домика фонарь, освещающий парадный вход.
Однако при дневном свете в глаза лезла потрескавшаяся штукатурка, заляпанная грязью. Было очевидно, что домики нуждаются в срочном ремонте.
Сержант Селлерс подкатил к конторе.
– Пошли, Лэм, – пригласил он.
Я последовал за ним в контору. За столом сидела та же женщина.
– Видели его раньше? – спросил Селлерс.
Я встретился с ней глазами.
– Да, это тот самый, – сказала она.
– Какой?
– Ну, тот самый, о котором я вам говорила, тот самый, который приехал сюда в машине Фултона, тот самый, который написал «Доувер Фултон, 6285, Ориндж-авеню, Сан-Роублз» собственной рукой.
– Что вы можете сказать о девушке, с которой он приехал?
Она шмыгнула носом и сказала:
– Какая-то маленькая шлюшка. И знаете, что я вам скажу: этот парень, он совсем еще зеленый… Представляете, пришел сюда и говорит, что его девицу тошнит и ей нужен туалет. Надо же, придумал предлог! Я ему сказала, что у нас нет никаких уборных, а есть коттеджи с ванными комнатами и туалетами, и предложила снять один домик. И что вы думаете он сказал?
Сержант Селлерс внимательно меня разглядывал.
– Ну и что же он сказал, черт возьми?
– Он сказал, что ему придется пойти и спросить у нее.
Селлерс ухмыльнулся.
– Я даже не хотела ему сдавать, – сказала она. – Такие люди, как он, и создают нашей гостинице дурную славу. Теперь я жалею, что не выполнила своего намерения и не выгнала его. Парочка любителей – вот кто они такие. В конце концов, здесь не детский сад.
– Он не ребенок, – сказал Селлерс.
– Да, но ведет себя как ребенок.
– Ну а что насчет той крошки, что была с ним?
– Я ее не рассмотрела, – сказала женщина и добавила устало: – Я на таких вообще никогда не смотрю. Некоторые хамят ужасно, но любители, те по большей части стараются не попадаться на глаза, сидят в машине и прикидываются безразличными. Меня тошнит от них!
– Продолжайте, – сказал Селлерс. – Вы ведь видели ее, пусть мельком, но все же видели. Она была рыжеволосая с…
– Нет, она была маленькая блондинка. Больше я ничего не разглядела. Я уже рассказала полиции о ней все, что знала.
– А что произошло потом?
– Этот человек, – сказала она, – сделал запись в журнале, и я их проводила к домику. Потом получила деньги и вернулась сюда. У меня оставалось еще три свободных домика, и я сдала их в течение полутора часов. Потом те, что сняли последний домик, пожаловались, что у их соседей очень громко орет радио, и я…
– Вы слышали выстрелы?
– Я подумала, что это грузовик «стреляет». Я понятия не имела…
– Сколько было выстрелов? Три?
– Три.
– Вы услышали выстрелы после того, как эти люди сняли домик?
– Да.
– Через сколько минут?
– Ну, этого я не могу точно сказать. Может быть, через пятнадцать, а возможно, и через десять.
– А может быть, и дольше?
– Я же вам сказала, может быть. Но точно сказать не могу. Я такие вещи специально не запоминаю. Если бы я заранее знала, что будут стрелять, то я бы, конечно, засекла время. И если бы я знала, что этот человек доставит мне столько неприятностей, я бы ни за что не сдала ему домик. Я не ясновидящая.
– Да, да, конечно, – согласился Селлерс. – А что произошло потом?
– Последний домик я сдала около одиннадцати ночи. Он двойной, комнаты в нем смежные, и, конечно, такая планировка никому не нравится. Примерно в это время появилась компания из четырех человек. Эти четверо… Они сами захотели снять этот домик. Когда я их провожала, я заметила, что в соседнем домике горит свет, и услышала, что играет радио.
– А до этого жалоб не поступало?
– Нет. Домики расположены довольно далеко друг от друга, так что ни услышать, ни увидеть ничего нельзя. Вот только этот двойной находится рядом, поэтому все так хорошо и слышно. Эти четверо сказали, что очень устали и лягут спать. И я пообещала им, что заставлю соседей уменьшить звук.
– Продолжайте, – сказал Селлерс.
– Но я уже рассказывала.
– Еще раз расскажите.
– Я подошла и постучала в дверь. Никто не ответил. Я постучала громче. Опять никакого ответа. Тогда я толкнула дверь. Но она была заперта изнутри. И тут я просто взбесилась и ударила кулаком так, что ключ выскочил из замочной скважины. Запасным ключом я отперла дверь и вошла. И вот что я увидела: они лежали на полу, везде была кровь. Мой новый ковер был залит кровью! А ведь я положила его всего три месяца назад. Я так старалась создать уют для своих гостей! Мне так хотелось, чтоб все здесь выглядело прилично! И вот теперь…
– И вы позвонили в полицию?
– Верно. И раз вы уже здесь, я хочу, чтобы вы мне разъяснили: вот я взяла деньги за двойной номер… А эти четверо, как только услышали весь этот шум и вой полицейских машин, ужасно разозлились и потребовали деньги обратно. Я им сказала, что если они порядочные люди и у них чистая совесть, то никакой шум не может им помешать спокойно спать. А они пригрозили, что подадут на меня в суд за то, что я не хочу вернуть деньги. Вот скажите, могут они это сделать?
– Нет, – сказал Селлерс.
– Вот и я так думаю. Я рада, что вы подтвердили.
– Продолжайте.
– Они съехали около часа ночи. Сказали, что не станут спать в гостинице, где произошло убийство. Поехали куда-то вниз по шоссе. Я уверена, что они ничего приличного нигде не нашли.
Я взглянул на Селлерса.
Селлерс сказал:
– Дайте мне сведения об этой компании… кто они… как зарегистрировались… номер машины и…
Женщина начала перелистывать журнал.
– Не сейчас, – сказал Селлерс. – Я вернусь через несколько минут. А вы за это время подготовьте для меня все материалы. Выпишите на отдельный листок. Я вернусь и заберу.
Селлерс взял меня за руку и вывел наружу.
– Может быть, начнешь говорить, Дональд? – спросил он.
Я покачал головой.
– Начинай, – сказал Селлерс. – Тебе лучше быть чистеньким в этом деле.
– Не могу, – сказал я. – Это именно то дело, которое я расследую в данный момент.
– Ну надо же! Он расследует! Да ты знаешь, что я уже все перепроверил! И с Бертой разговаривал по этому поводу.
– Я продолжаю настаивать, что я веду это дело. Клиентка заплатила двести долларов. Она хотела… – И я остановился.
– Ну, ну, продолжай, – сказал Селлерс.
Я покачал головой и сказал:
– Я не могу злоупотреблять доверием клиента. Прежде чем сказать что-то, я должен получить разрешение на это.
– Ты можешь помочь нам, Дональд. Я хочу поскорее выяснить ситуацию и закрыть дело.
– Нет, Фрэнк. Не проси меня. Я уже сказал, что веду это дело.
– Ну да! Ведь я знаю, что ты сам подцепил эту девчонку. Берта мне все рассказала. Если и дальше будешь пороть эту чушь, то потеряешь патент. Уж больно ты прыткий, любишь срезать углы. А Берта все-таки честный игрок, и я постараюсь освободить ее от такого партнера, как ты.
– Я же сказал тебе, Фрэнк, что как раз сейчас веду дело. Оно имеет отношение к Доуверу Фултону, но никак не связано с убийством.
– Ты обязан сотрудничать с полицией. Не забывай.
– Послушай, Фрэнк, это самоубийство, несчастная любовь. Они оба чокнутые. Предпочли такой выход из положения… Это их личное дело. Что касается полиции, то дело закрыто. Ты знаешь это не хуже меня.
– Но здесь есть некоторые неясности. И начальство требует, чтобы их прояснили.
– А здесь нечего прояснять. Они мертвы. Обычное двойное самоубийство.
– А машина? И вообще все это запутано. И я хочу распутать.
– Если бы я рассказал тебе все, что знаю, дело не стало бы менее запутанным.
– Кто твой клиент? На кого ты работаешь?
Я покачал головой.
– Подожди здесь, – сказал Селлерс.
Я видел, как он направляется в офис. Через пять минут он вышел, на ходу складывая лист бумаги.
Он сел в машину и сказал:
– Ладно. Прогуляемся по другому адресу.
На этот раз мы поехали в Сан-Роублз. Дом 6285 по Ориндж-авеню был послевоенной постройки. Его слепили из тех материалов, которые были под рукой. Такие домики обычно строят на юге. Он был опрятный снаружи. Но перед строителями, по-видимому, встала проблема стоимости одного квадратного метра, вот они и постарались сделать как можно меньше этих квадратных метров. Лет пятнадцать назад такой миниатюрный домик, наверное, сочли бы за архитектурную новинку и использовали бы как кукольный, правда, большого размера, или как агентство по продаже недвижимости. Теперь же он стоит двенадцать тысяч семьсот восемьдесят пять долларов. В нем были две спальни и ванная.
Мы прошли через маленькую калитку. Селлерс позвонил.
Женщина, открывшая нам дверь, плакала. Увидев нас, она попыталась взять себя в руки. Ее ожидало нелегкое будущее, и теперь она в каком-то полубессознательном состоянии старалась приспособиться к новым обстоятельствам, которые она не могла предусмотреть.
– Знаете этого человека? – спросил Селлерс.
Она покачала головой.
– Извините за вторжение, – сказал Селлерс, – но мы хотим войти.
Миссис Фултон посторонилась и открыла пошире дверь.
– Где дети? – спросил Селлерс.
– У соседей, – сказала она. – Здесь все время толпятся люди, и мне показалось, что лучше их увести отсюда.
– Я с вами согласен, – сказал Селлерс. – Мы вас задержим ненадолго.
Он уселся в удобное кресло, скрестил ноги, расстегнул куртку, сунул большие пальцы в проймы жилета и сказал:
– Прошу без увиливаний. Вы абсолютно уверены, что никогда раньше не видели этого человека?
Она посмотрела на меня и опять покачала головой.
– И вы никогда не нанимали его для слежки за вашим мужем?
– Нет, боже упаси! Конечно, нет. Мне и в голову не приходило, что что-то неладно.
– Вы думали, что он задерживается в конторе?
– Нет, не в конторе, а вообще работает где-то.
– Он к вам не переменился за последние две недели?
– Нет, что вы! Напротив. Он стал еще более внимательным. Всего несколько дней назад я думала, как мне повезло в жизни… Он сделал комплимент по поводу моей внешности и… ну… кажется, это было вчера…. Как бежит время.
Селлерс посмотрел на меня.
– Как у вас со страховкой? – спросил я.
– Что за странная идея, Умник? – сказал Селлерс.
– Ничего странного. Ты уже столько времени терзаешь бедную женщину, что я подумал, не пора ли для разнообразия сделать что-нибудь полезное.
– Хорошо, я обдумаю это, – сказал Селлерс.
– Всего несколько месяцев назад, – сказала миссис Фултон, – я заставила мужа застраховаться. Стоимость жизни быстро растет, и он, к сожалению, ничего не смог отложить. Поэтому я велела ему застраховаться, чтобы хоть как-то обеспечить наше будущее… если… ну… если с ним что-нибудь случится. Он оставил завещательное распоряжение на сорок тысяч долларов: на имя детей по пятнадцать тысяч долларов на каждого, чтобы в случае чего дать им возможность закончить обучение в школе, и на мое имя – десять тысяч долларов.
– Правильно сделали, – сказал Селлерс.
– Когда это было? – спросил я.
– Прошлой осенью… А теперь я позвонила в страховую компанию, и мне сказали, что страховой полис считается недействительным в случае самоубийства, если не истек годичный срок со дня заключения договора. Мне вернут только первый взнос. Вот и все деньги, какие у меня есть.
– А дом? – спросил Селлерс.
– Мы отдали за него большой залог. Конечно, нам могли бы вернуть какую-то часть залога. Но на это уйдет время. И… мне же нужно где-то жить. И дети…
Она запнулась и задумалась над ситуацией, в которой так неожиданно оказалась.
– Что же мне делать? Как же мне жить сейчас? Боже мой! У меня же нет никаких доходов! Никаких! Никаких! – Ее охватила настоящая паника.
– Не волнуйтесь, – сказал Селлерс.
– А что, эти полисы, – спросил я, – они только по страхованию жизни?
– Да. Они обеспечивают двойную компенсацию в случае гибели. В автомобильной катастрофе или… где-нибудь еще в таком же роде. Вы знаете, я ночами не спала – все думала, что будет со мной и с моими детьми, если вдруг… если что-нибудь… И когда он застраховался, у меня камень с души упал… А теперь… Они не хотят платить.
– Да, это так, – сказал Селлерс, – они не выплачивают компенсацию в случае самоубийства. Если еще года не прошло со дня заключения договора.
Наступило молчание. Затем Селлерс сказал:
– Очень сожалею, миссис Фултон, но вам придется поехать со мной. Вам придется встретиться с одним человеком.
– Ну что ж. Придется так придется, – сказала она. В голосе ее даже звучали нотки благодарности, словно она была рада возможности уйти из дома.
– Вы можете оставить дом?
– Конечно… Я его просто запру. Дети все равно у соседей.
– Ладно, – сказал Селлерс, – собирайтесь, и поедем. – Он свирепо взглянул на меня и угрожающе сказал: – А я пока обойдусь без твоих комментариев, Умник.
– Ну и ладно, – сказал я. – Но ты сейчас вытащишь пустой номер.
– Без комментариев! – сказал он сердито. – Я еще пока не знаю, что я сделаю с тобой. Хорошо бы, если бы это было убийство. Тогда я бы тебя бросил в каталажку.
Я смолчал. Селлерс был не в настроении вести дебаты.
Миссис Фултон плеснула холодной водой в лицо, попудрилась, надела пальто и шляпу и вышла к нам.
Селлерс отвез нас в мотель «Коузи Дэлл». Хозяйка вышла, посмотрела на миссис Фултон и покачала головой.
– Нет? – спросил Селлерс.
– Нет, – сказала она. – С ним была совсем другая женщина, очень маленькая, с хорошей фигурой, длинноволосая, скуластая, с большими темными глазами и пухлым ртом.
– Вы уверены, что вас не одурачили? Ведь вы не видели, как она выходила из машины.
– Ни в коем случае, – сказала женщина. – Эта женщина… Ну, она знает как себя вести. Она замужем, это сразу видно. А та была настороженная, ну такая, немного испуганная. Она, конечно, погуливала, но не привыкла проводить ночи в придорожных гостиницах.
– Помнится, вы назвали ее шлюхой, – сказал Селлерс.
– Ну ладно, пусть будет так. Но в ней было что-то неестественное, какое-то притворство. Видно было, что она чего-то боится. Я даже подумала, а не опасается ли она, что ее здесь поймают с поличным во время ночной попойки. Ну, не знаю… Что-то в ней вызывало подозрения.
– Откуда вы знаете, что эта женщина замужем? – спросил Селлерс.
– А я как посмотрю, так сразу и вижу. Эта женщина уже угомонилась. Она перестала думать только о себе. У нее есть дом, ребенок, возможно, даже парочка ребятишек. А вчерашняя шлюшка, сразу было видно, еще не встретила своего суженого и думала только о себе.
– Вы что, читаете чужие мысли? – спросил Селлерс.
– В нашем деле иначе нельзя, – ответила женщина.
– Сколько лет ей было, на ваш взгляд?
– Моложе этой женщины, гораздо моложе.
– И меньше ростом?
– Меньше.
– И худее?
– Гораздо худее.
Селлерс вздохнул и завел машину.
– Ну ладно, – сказал он устало, – дело приняло совсем другой оборот. Придется вникать во все подробности.
Когда мы возвращались в Сан-Роублз, я небрежно спросил:
– Как ты думаешь, Фрэнк, когда произведены выстрелы?
– Примерно в десять пятнадцать, насколько мы смогли определить. Знаешь, как это бывает в таких случаях, – никто никогда не смотрит на часы, и потом приходится определять приблизительно. Но все-таки мне кажется, что десять пятнадцать – это самое верное время.