Это не страшно Щуров Евгений
В палате Шастин уже занимался бабушкой, давал команды медсестрам, что вводить, выгнал ходячих пациентов из палаты, заказал ЭКГ, выслушивал тяжело и часто дышащую Евсееву.
– Хрипов не слышу, это не отек. Давление?
– 120/95, частота 120, – доложила Наталья.
– Она гипертоник? – спросил Шастин у Ивана?
– Ну да. Еще и с варикозом в анамнезе. Тромбанула, наверное.
– Похоже, – согласился Шастин. – Давай ее в реанимацию, позвони к ним.
«Вот и все» – подумал Иван Николаевич. Надо думать дальше.
Евсеевой поставили периферический катетер, капельницу. Записали ЭКГ. По расшифровке действительно можно было предположить тромбоэмболию легочной артерии. Подогнали каталку, стали Евсееву раздевать. Перегружали осторожно, и только укрыли бабушку простыней, как она сделала глубокий вдох и дышать вообще перестала. Шастин с Иваном начали бабушку реанимировать, но лицо, шея ее постепенно становились темно-фиолетового цвета. Зрачки постепенно расширялись. Дефибриллятора в отделении не было. Реаниматологов все-таки вызвали. Они пришли быстро, заинтубировали бабушку, продолжили закрытый массаж сердца. Минут через пять заросший волосами везде, бородатый, колобкообразный реаниматолог Чудов, пьяница и трудоголик, отошел от Евсеевой, вытер пот со лба и сказал:
– Ну хватит, чего толку качать уже. Видно же, что массивно тромбанула. Пошли, Вера. На вскрытие посылать будете?
– Да куда там! Родственники не согласятся, ответил Иван. На душе у него пели соловьи.
Чудов с помощницей вытащили интубационную трубку и вышли из палаты. Санитарки накрыли Евсееву простыней.
– Куда мы ее сейчас?
– Отвезите к запасному лифту, пока. Я сейчас свяжусь с родственниками, – ответил Иван Николаевич.
Они с Шастиным вышли в коридор, где по стенам стояли больные, кто в ужасе, кто с непроницаемыми лицами, часто лежащие в терапии и все это не раз видевшие.
– Умерла, бедняжка?
– Ох, все там будем!
– Как же так, только вчера поступила, да и чувствовала себя неплохо…
– На все Божья воля!
Санитарки покатили труп в закуток к лифту, а Иван Николаевич с Шастиным побрели в ординаторскую. Там Иван Николаевич доложил заведующей, средних лет, молодо выглядевшей и всегда элегантной даме, о происшедшем.
– Звоните родственникам, попробуйте настоять, чтобы отправить на вскрытие, а то на нас и так главнюк все время орет.
Иван Николаевич нашел историю болезни Евсеевой, будто бы полез смотреть номер телефона родственников, хотя он уже был забит в мобильнике.
– Вы скажите родственникам, что у нас возникли сомнения относительно внезапной смерти пациентки, что смерть наступила в стационаре, и мы вынуждены отправить ее на вскрытие, – монотонно, голосом с минимальными модуляциями произнесла еще одна докторица из их отделения, очень спокойная, иногда казалось, совершенно равнодушная ко всему, неразговорчивая Татьяна Игоревна.
Иван вышел из ординаторской и набрал номер Евгения.
– Здравствуйте, Евгений! Это Иван Николаевич, доктор.
– Да-да, Иван Николаевич, я слушаю Вас внимательно.
– Евгений, Лидия Антоновна скончалась полчаса назад, примите мои искренние соболезнования.
– Боже мой, доктор, это так неожиданно! – На другом конце трубки Евгений даже всхлипнул. – Когда мы сможем забрать бабушку?
– Понимаете, нам бы желательно отправить тело на вскрытие…
– Но это непременно необходимо? – насторожился Евгений.
– Как бы наш главный врач требует от нас, но можно попробовать что-нибудь сделать, – начал лукавить Иван. – Но Вам все равно придется приехать и написать заявление об отказе от вскрытия, например, по религиозным мотивам, а я там что-нибудь придумаю, – окончательно ввел Иван в заблуждение Евгения, дав понять, что это тоже зависит от него и за это стоит приплатить.
– Ну, хорошо, я сейчас подъеду.
– Жду.
Войдя в ординаторскую, Иван Николаевич сообщил, что родственники отказываются от вскрытия и пусть идут сами к главнюку, после чего сел писать посмертный эпикриз.
В течение пяти минут ординаторская рассосалась, все пошли по своим делам. Заведующая шепнула Шастину, что на пару часов отъедет в парикмахерскую, куда-то двинулась Татьяна Игоревна, Шастин тоже исчез в неизвестном направлении. Иван Николаевич остался один. Посмертный эпикриз был практически готов. Иван позвал Наталью, попросил ее, чтобы санитарка принесла из регистратуры карточку Евсеевой, а сам пошел перекурить. В курилке он застал Шастина и Ирину Юрьевну, курящих и о чем-то весело болтающих.
– Привет, доктор! – сказала Ирина, будто они сегодня и не виделись.
– Привет, красавица, – ответил Иван Николаевич, сел на кушетку рядом с Шастиным. – О чем речь?
– Так, ни о чем, отпуска обсуждаем, виртуально, – мечтательно произнесла Ирина Юрьевна.
– И куда ты планируешь?
Иван закурил. В курилке было довольно прохладно, окна выходили на северную сторону, здесь курить было приятнее, чем на жаркой улице.
– Куда мне, бедной, одинокой женщине, планировать? Черное море, предел мечтаний!
– Ну что Вы, Ирина Юрьевна, – воскликнул Шастин. – С Вашими-то данными – и на Черное море? Вы достойны, по-крайней мере, Средиземного!
– Константин Евгеньевич, Вы же человек реальный, не мечтатель, как Турчин! Будьте снисходительны к бедной женщине! – протяжно отозвалась Ирина и широко зевнула, никого не смущаясь.
– Я тоже рвану на Черное! – мечтательно сказал Иван. – Может вместе?
– Я Вам не пара и Вы меня недостойны! – шутливо, с пафосом мурлыкнула Ирина Юрьевна.
– Ну да, ну да, с козлиным рылом в калашный ряд!
– Со свиным, – поправил Шастин.
– Суть не меняется, – Турчин изобразил на лице печаль.
У него зазвонил телефон. Иван Николаевич встал с кушетки и, увидев высветившийся номер Евгения, затушил сигарету, кивнув головой курильщикам вышел в коридор.
– Еще раз, добрый день, Иван Николаевич, – сказал Евгений. – Мы можем забрать бабушку?
– Вы где? Иду к Вам.
– Я в холле, на первом этаже.
Иван быстро пошел вниз, навстречу своему благодетелю. И вновь промелькнула мыслишка: вот сейчас Евгений передаст ему деньги, их окружат люди в неприметной одежде, и на руках Ивана Николаевича Турчина защелкнутся наручники лет этак на пятнадцать. Тьфу ты! Он даже мотнул головой, отгоняя всякие страшные мысли.
Евгений с матерью стояли в холле, о чем-то беседуя. Увидев Ивана Николаевича пошли навстречу. Евгений протянул руку, мужчины поздоровались. Ольга Павловна кивнула Ивану.
– Еще раз, примите мои соболезнования, – произнес Иван Николаевич.
– Спасибо, – ответила Ольга Павловна. – Все так неожиданно произошло…
– Когда же мы сможем забрать бабушку? – снова спросил Евгений.
– Понимаете, есть небольшая загвоздка, подпись главного врача. Всех, умерших в стационаре он направляет на вскрытие, я уже говорил Евгению.
– Но можно что-то сделать? Иван Николаевич, просим Вас, помогите… Мы доплатим…
– Хорошо! Пойдемте со мной, напишете заявление.
Иван Николаевич попросил их подождать в кабинете дежурного врача, а сам пошел к себе в отделение забрать бланк заявления об отказе от вскрытия. Спустился к Ольге Павловне, они написали заявление и, собрав все необходимые документы, Иван перекрестился незаметно и пошел к заму главнюка, симпатичному дядьке, доброму, умному и почти безотказному.
Напустив на себя полное спокойствие, Иван Николаевич показал амбулаторную карту Евсеевой, историю болезни и в два счета доказал начмеду, что труп можно спокойно отдать родственникам без вскрытия, справку о смерти он, Турчин, напишет. Начмед просмотрел еще раз записи участковых терапевтов, анамнез болезни в истории и подписал справку.
– Дооформи как следует, чтобы потом претензий не было, – сказал он и отдал все бумаги Ивану Николаевичу.
– Конечно, все сделаю, – пообещал Турчин и вышел из кабинета.
В комнату дежурного врача он зашел в приподнятом настроении.
– Ну, все, можно забирать, – сообщил Иван Николаевич родственникам.
– Спасибо Вам за все, – мягко сказала Ольга Павловна, а Евгений достал из барсетки пакет с деньгами.
– Здесь пятнадцать тысяч, за скорость и помощь в выдаче тела. Спасибо! – Евгений пожал руку Турчину.
– Как все подготовите, подойдите к санитаркам в отделении, они вам помогут.
– Спасибо еще раз и прощайте, надеюсь, – добавил Евгений. Они с матерью вышли из комнаты.
Иван Николаевич защелкнул дверь, достал пакет из кармана и начал пересчитывать купюры. Они так же были не новенькие, разных номиналов, ровно пятнадцать тысяч евро. Вот это да! Он – богач! В голове Ивана Николаевича кружились веселые, разноцветные мысли о будущем применении заработанного богатства. Десять тысяч баксов и двадцать пять тысяч евро! Не сон ли это? Настроение было очумительное, о работе уже не хотелось думать. Возникло странное желание позвонить Юльке и рассказать ей обо всем. Глупости, не поймет. Сколько же это в рублях? Почти миллион и триста тысяч! Да-а-а… Во времена тухлого средневековья, Турчин вполне мог бы работать Главным палачом в каком-нибудь княжестве…
Глава шестая
Вот сейчас можно и с Юлькой куда-нибудь уехать, только бы уговорить.
Во время обеденного перерыва Иван Николаевич снова отпросился у заведующей и поехал в банк, где произвел несложные финансовые операции по конвертации валюты и создания еще одного валютного счета в евро. Рублевая карточка «Сбербанка» была пополнена ста тысячами рублей. В кармане, наличными, Турчин оставил пятьдесят тысяч. Это было так приятно, рассовывать денежные средства по разным корзинам! По пути на работу, он не отказал себе в желании заехать в табачный магазин и купить себе когда-то доступного и любимого «Captain Black», без всяких ароматизаторов. В ворота больницы он въезжал «на коне»!
Остаток рабочего дня пролетел быстро. Иван с кем-то встречался, весело болтал, кого-то подбадривал, кому-то искренне сочувствовал, в общем, был активен, как Шастин ежедневно. Ровно в шесть Иван Николаевич переоделся, захватил из своей тумбочки пару бутылок коньяку и коробку шоколадных конфет из фонда подарков, и быстренько спустился к своей «кошечке». Сегодня вечер должен оказаться необычным, завтра позвонит заведующей и придумает какую-нибудь отмазку, чтобы прийти на работу часам к одиннадцати.
Иван Николаевич, не придумав, чем заняться, двинулся просто вперед. Машин в городе было много, вечер, но пробки не раздражали. Иван подрулил в Центр, с трудом припарковал «кошечку» и побрел в огромное, сверкающее разноцветными фонарями, здание торгового комплекса.
Он бродил среди украшенных витрин, заходил в ювелирные отделы, разглядывал без особого интереса перстни, цепочки, броши, серьги. Раньше, до внезапно свалившихся денег, он мечтал о том моменте, когда сможет себе позволить вот так просто, зайдя в ювелирный, купить себе что по душе, что приглянется. Сейчас же он мог купить практически любую вещь, но желание пропало. Как интересно устроен человек! Всю жизнь карабкаешься к цели, раздирая в кровь кожу и сердце, а достигнув цели наступает апатия; надо ставить перед собой цель новую, чтобы вновь карабкаться к ней, раздирая в кровь кожу и сердце, чтобы опять схватить апатию…
Ивану вспомнилось, что на протяжении многих лет он увлекался нумизматикой, лет с 8–9, и бросил свое хобби только в конце 90-х, когда появилось огромное количество подделок и цены на оригиналы подскочили до заоблачных цифр. Иван распродал свою коллекцию, оставив только самые дорогие, штук тридцать. Может снова заняться нумизматикой? Эта пробежавшая мысль несколько оживила его печальное настроение. Иван Николаевич подошел к витрине с золотыми и серебряными современными монетами и долго вглядывался в них, вспоминая свою молодецкую страсть. В те, советские времена, мало кто понимал ценность этих неброских медных, серебряных монет, и продавались они практически за бесценок. Иван помнил, что советский полтинник 21–27 годов так и стоил 50 копеек, рубль, серебряный, 21–24 годов так и стоил рубль, советский, бумажный. Эх, были времена! Екатерининские пятаки покупали десятками штук, собирали «по годам». Литературы не было, специалистов было очень мало. Часто встречались монеты Петра, Елизаветы, конечно, не по рублю, но и не по нескольку десятков тысяч, как сейчас.
Так он простоял у витрины с подарочными и коллекционными монетами из драгметалла около получаса, продавец-консультант дважды подходил, предлагал помощь, Иван отвечал, что вспоминает молодость. После второго подхода консультант отстал от предложения услуг.
Ничего не купив, Иван поблагодарил продавцов за терпение и вышел из ювелирного отдела. Направо? Налево? Какая разница! Он пошел смотреть отдел подарков. Картины по стенам его не привлекали, так как заведомо были написаны во множестве экземпляров. Разномастные вазы, напольные, настольные, миниатюрные тоже попахивали ширпотребом, пусть и искусно выполненным. Антикварный магазин! Вот куда должна завести его дорога!
И, все-таки, зайти в выходные к нумизматам, в скверик, рядом с художниками!
Выйдя из комплекса, он вспомнил о коньяке и конфетах в бардачке своей «кошечки». Можно было заглянуть к кому-нибудь из знакомых женщин. Но настроения все равно не было. Домой? Иван Николаевич развернул машину и поехал в сторону дома. «Вот так, наверно, и чувствует себя Абрамович», – подумалось Турчину.
На дороге машин было очень мало, тихо и мерно шелестел дождь под шинами, голова перестала о чем-либо думать и клонило в сон.
Дорога, бегущая вдоль высокого кустарника, поворачивала слегка налево и вдруг, в свете фар, на правой обочине Турчину померещилась ступня с частью голени. Он остановил машину метров за десять, пригляделся. Действительно, это была нога, остальное скрывали кусты. Может и проехал бы Иван Николаевич мимо, если бы не была эта нога в полицейской одеге.
Он вышел из машины, посмотрел по сторонам. Никого не было. Подошел к кустам, раздвинул их и действительно узрел лежащего на животе полицейского, с непокрытой форменной фуражкой головой. Даже издалека Турчин понял, что мент мертв, тем не менее, наклонился и приложил пальцы к сонным артериям. Как и предполагал, никакой пульсации, кроме холодной кожи под пальцами, он не ощутил. Не разгибаясь, Иван нащупал под курткой очертания предмета, отчего его сердце забилось в удвоенном ритме. Быстро выхватив свой носовой платок, Иван загнул форменную куртку, расстегнул кобуру замотанной в носовой платок рукой и проворно достал из нее пистолет и обойму из соседнего отсека. Сердце отчаянно билось.
Иван Николаевич распрямился и вновь огляделся по сторонам. Тишина, только легкий дождь. Он быстро прошел к машине, бросил оружие и запасную обойму под сиденье и достаточно быстро поехал от обочины. Только метров через пятьсот навстречу ему попалась машина, за ним никого не было. Турчин остановился, достал пистолет, обойму, завернул их в дежурную тряпочку, снова засунул поглубже под сиденье. Носовой платок кинул туда же.
«Вот это да, – думал сейчас Турчин. Еще и ПМ обзавелся. Впрочем, в богатом хозяйстве все пригодится. Да и мент уж, наверно, час как мертв. Может, сердце с перепою да от дежурств сплошных не выдержало. Застала смерть не на боевом посту.»
Дальше Турчин успокоился, проанализировав ситуацию: видеокамер вокруг не наблюдалось, дождь следы смоет.
Вечер Турчина закончился неожиданно весело. По дороге домой он встретил Шастина, видимо, только возвращавшегося из больницы домой. Шастин нечасто ездил на работу на своей старой «шестерке», добирался автобусом. Вот и сегодня, что-то, видимо с машиной было не в порядке.
– Шастин, привет, садись! – крикнул Иван в окошко. – Чего-то ты задержался! Мила не выгонит? Пойдем-ка к вам в гостяшки, я угощаю! Небось Мила твоя все глаза уж проглядела: где он шляется, этот доктор Шлястин?
– Да, уже обиделась и рассердилась не на шутку, по телефону говорить не хочет. Объясняю, надо бумаги дописывать, дождь идет, скоро буду, а она каких-то баб больничных придумывает…
Иван захохотал, позвонил Миле, сообщил, что они действительно задержались в больнице, едут домой и предупредил, что кроме них едет алкоголь в неведомом количестве; не дав опомниться Шастину, затащил его в машину и довез до дому, жили почти рядом… Мила была очень приветливой хозяйкой и они застали ее уже разогревающей в микроволновке мясо, соус, жарила картошку и уже порезала зелень.
– Привет, Иван, – поцеловала Мила в щечку Ивана. – Если бы не ты, убила бы этого трудоголика!
– Привет, верная, строгая и необратимая! – В доме Шастиных Иван Николаевич чувствовал себя на удивление спокойно и комфортно, даже весело.
Константин подошел к жене и нежно поцеловал.
– Ну, прости, больше не буду, правда!
– Ты предупреждай! Я как дура ужин приготовила, тебя жду, ужин остыл, а он даже не звонит… Ну, ладно, я тебе еще покажу кузькину мать, садитесь за стол, – Мила показала куда садиться Ивану, куда мужу и принялась накладывать горячее. Салаты стояли на столе, два сорта плюс засолки.
– Мила, уважаемая и неподражаемая, пить будем только крепкие напитки! – заявил Турчин, разливая коньяк. – Ну, только из уважения к тебе, доставай свое любимое белое, я с собой не взял.
– Вот, вечно ты на халяву, и рыбы нет, да? Так. Ты к нам и не собирался!
Она просто обожала рыбу в любом виде.
Турчин проигнорировал ее заявление, так как ее вывод был совершенно логичным. Все знали ее страсть к рыбе.
– Мил, по первой мы уже выпили, так что не ругайся, бывают экстренные набеги, как в моем случае… Ну, Шастин, давай по второй!
– Ну, давай!
Мужчины выпили еще по рюмочке, Мила только пригубила из своего бокала. Мясо было нежным и вкусным, закусывали лимончиком, сервелатом, сыром. Аппетит разыгрался.
– Вот скажи мне, Ваня, – завел разговор Шастин. – Ну чего ты не отобьешь Юлию свою Ивановну у этого Саши? Чего он ей дать может, полезного? Ни образования, ни культуры внутренней, то ли сварщик, то ли еще кто, или вообще – без профессии, пьянствует, дома не ночует, книжек не читает… А внешность у него? Видел же… Морда бандитская, ублюдская какая-то… я даже не представляю, как он улыбается, этакая улыбка палача-садиста перед обреченной жертвой, что-то такое… Как-то так… – Шастин тайно сотворил отрыжку с привкусом лимона и коньяка.
– Не видел, как он улыбается. Да и вообще, встречались два-три раза. Насчет его внешности – это ты правильно сказал, – сморщившись, может от лимона, сказал Иван.
– Ну так и бортани его как-нибудь. Вообще, если ты настроишь себя решительно, своего добьешься. Ты просто до конца не решил, наверное? Чего тебе мешает? Почитай любовную классику, решись на что-нибудь!
– А как, убить его, что ли? Да и вообще, – Иван обернулся, нет ли на кухне Милы, и продолжал, – Представь себе, она переезжает ко мне с детьми или я переезжаю к ней и что? Огород, свиньи, дичь? Да я же ссохнусь от тоски через месяц! Страшно мне, что между нами возникнет вот эта ее привычка к огороду, хозяйству, хотя сейчас это не есть необходимость, вместе ведь мы будем хорошо зарабатывать. Если только ее в большой город увезти… но сначала надо убрать Сашку.
– Кого это вы хотите убрать? – на кухню зашла Мила, подошла к плите. – Ну вот. Мясо готово? Гарнир горячий? Можете наливать по-следующей.
– Мила, вот как ты, Шастина на огород гоняешь?
– Не-а, бросила, бесполезно. Он такую рожу скорчит, лучше сама все сделаю.
Район, где жили в основном врачи, находился на окраине города, километрах в десяти, потому у каждого коттеджа был небольшой (а у некоторых – и большой) участок земли. Коттеджи стояли компактно, образуя улицы и переулки. Они были построены в конце 80-х годов, с целью привлечения молодых, а позже, и немолодых специалистов. И все равно, при явной нехватке кадров, мало кто ехал работать в провинцию. Молодых спецов тянуло в столицу, крупные города. А Шастин и Турчин уже и не подумывали о каких-то переездах, не те годы. Иван Николаевич еще держал в уме возможность перебраться глубоко в нутро города, но хотелось захватить с собой Юлию.
Мужчины разлили по рюмкам коньяк, чокнулись за удачу, выпили и набросились исключительно на приготовленное Милой мясо. Оторваться было невозможно, вкуснятина! Жена Шастина умела готовить и очень любила, когда гости съедают все и хвалят хозяйку за вкусно приготовленную еду. Сама ела мало, всего понемногу, потому и выглядела прекрасно: стройная фигурка, благородно вытянутый овал лица, четко очерченные губки, выразительные большие голубые глаза, удлиненные темные волосы. Шастин не ревновал, а гордился своей женой, когда на улице незнакомые мужчины бросали на нее однозначно восхитительные взгляды.
Выпили еще по одной, разговор, как ни странно, не особо разгорался, поболтали еще полчаса о делах больничных и любовных.
Иван Николаевич стал собираться. Порешили по пьяной лавочке Сашку Юлькиного извести, а как – потом придумаем, а пока пора разбегаться по домам.
– Доедешь? – формально спросил Шастин?
– Обижаешь!
– Ты все равно будь осторожнее, – напутствовала Мила.
– Да полисмены все уже родные, бросьте вы! – весело ответствовал Турчин. Вспомнилось: тот полисмен в кустах был ему незнаком.
– Да, Вань, не забудь, у Вовы день рождения, приходи, – вспомнила Мила.
– Можешь Ирину Юрьевну захватить, Юля-то твоя вряд ли с тобой поедет, – добавил Костя.
– Точно, захвати Ирину, мы давно с ней не виделись, – согласилась Мила.
– Договорились! – язык у Турчина уже немного заплетался. – Пока, ребята!
– Пока!
На улице было прохладно, черное небо высветилось яркими звездами, тучи разошлись, ветерок еле трогал листья деревьев. Дождя как и не было.
Иван Николаевич сел в машину, завел, включил яркий свет и неспеша поехал домой. Шастины постояли на улице, пока авто Ивана не скрылось за поворотом, вернулись в хату.
Глава седьмая
Дома стояла привычная для Ивана тишина, кругом было, как всегда, чисто, пахло океанским бризом. Турчин пошел на кухню, замахнул еще пару кардиологических дринков коньяку, быстренько принял душ, растерся досуха махровым полотенцем. Сходил в машину, достал из-под сиденья пистолет, обойму и понес все в дом. Шторы повсюду были задернуты.
Иван протер ПМ, разрядил его, щелкнул вхолостую, снова передернул затвор, снова нажал на спуск. В магазинах сидело по восемь тупоголовых толстеньких смертушек. Турчин вставил обойму и спрятал пистолет за книги в спальной комнате, бросив рядом запасную. Вымыл еще раз руки, воткнул в уши плейер и мгновенно уснул. Часа через два вытащил наушники и снова погрузился в сон.
Сон у Ивана Николаевича был тяжелый, немного похмельный. Ему чудилось, что среди мерзкого темно-зеленого марева двое красномордых мента волокут его в наручниках в неизвестность, ухмыляясь, приговаривая: то ли еще будет! Сильно болело левое плечо. Перед глазами мелькали сморщенные старостью лица убиенных им бабок.»То ли еще будет тебе, убивец», тихо проговорил кто-то. Он проснулся в холодном поту, встал в туалет, выпил минеральной воды из холодильника. Тут сознание постепенно вернулось к нему и стало спокойнее: он же миллионер, незаконный владелец оружия. Тем не менее, выпил таблетку феназепама, залез под одеяло и мгновенно уснул.
Утром Иван Николаевич был бодр, заехал за Шастиным, убедился, что, действительно машина приятеля не «на ходу» и они вместе уехали на работу.
Дни пролетали незаметно, однообразно и быстро. Холодало все ощутимей.
В один на редкость прекрасный, солнечный день, когда Иван Николаевич зашел на «скорую», Юлия Ивановна отозвала его в коридор и шепотом сказала, что муж с детьми и мамой в пятницу, на неделю уезжают в гости. Сердце Турчина совершило несколько приятных экстрасистол, улыбка его разбежалась от уха до уха и он еле сдержался, чтобы не обнять Юльку у всех на глазах.
– Ура! Наконец-то! Я с ума схожу от счастья!
– Давай завтра все обговорим, ты же тоже дежуришь.
– Хор. Начинаю составлять план культурных мероприятий.
– Давай, начинай. Все, побежала. У меня вызов, целую, – и Юлия Ивановна растаяла среди людей в коридоре или в глазах Ивана, которые окутала пелена.
Иван вернулся в свою терапию, сел за стол с компьютером. Запустил комп на своей программе и автоматически продолжал писать очередной эпикриз. Все думки устремились к встрече с Юлькой. В глазах мелькали доллары, евро, рубли и счастливая Юлька, примеряющая одно платье за другим…
Работа кипела, радость не оставляла Ивана ни на секунду, за каких-то три часа он написал все эпикризы, задолженные за прошедший месяц.
Во время обеденного перерыва, Иван Николаевич пошел в отделение к Лыкину, договориться о подмене дежурств. Завтра, в четверг, его с Юлькой смена, затем она отдыхает у него дома в пятницу и субботу, днем, в воскресенье – дежурит. А у него в воскресенье – сутки. Надо ночь отдать Лыкину. Уговорить, уломать, сломать, но доиться своего, даже отдать эту ночь бесплатно. Зная, что Лыкин строится, лишняя тысяча ему не помешает, но все надо делать заранее.
Доктор Лыкин, продолжающий толстеть благородно, понемногу увеличивая животик, сидел у себя в кабинете и, как всегда, радостно приветствовал коллегу. Вообще, Лыкин был веселый малый, во внерабочее время от него всегда можно было услышать шутки-прибаутки, смешные рассказики и он никогда не был высокомерен с медсестрами и санитарками.
– Слушай, Влад, давай ты за меня отдежуришь в воскресенье с восьми вечера, дозарезу надо! Я тебе просто дарю это дежурство! И полторашку пива – на выбор.
– А если я скажу тебе: давай три настоящей «Баварии» по 0,5? – повеселел Лыкин. В глазах его засверкали веселые зеленоватые огоньки.
– Согласен! – протянул руку Иван Николаевич. – Тебе сейчас или можно в воскресенье?
– А можно сейчас и в воскресенье? – уже прикалывался Лыкин со смехом.
– Давай! Пошел!
– Да, ладно, шучу, – улыбался Влад. – В воскресенье выхожу с восьми вечера.
– А может, с шести? – не унимался Иван. Юлия Ивановна сдавала смену в 18.00.
– Ну, тогда точно 2 литра светлой «Баварии».
– Самой свежей, к 18.00 уже будет холодненькой. Да, там и колбаски будут охотничьи, ничего? – спросил Иван Николаевич?
– Вот тут уже точно что-то неспроста! – хитро улыбался Лыкин. – Тут наверняка замешана женщина.
– Я ведь уже взрослый! Ну, договорились, – и Турчин пошел из отделения.
Сейчас предстояла задача обдумать предстоящее рандеву в смысле не простого утоления похоти, все должно пройти как настоящий праздник. Он не мог себе представить, как поведет себя Юлия у него дома, что оденет, будет ли помогать готовить праздничный ужин. Как все будет, Иван Николаевич даже не мог себе представить. Туман сладости в голове его не рассеивался.
Заиграл телефон.
– Вы где, Иван Николаевич? Это Наташа. Привезли бабку, по скорой, заведующая просит Вас ее посмотреть.
– Ну конечно, больше некому, – проворчал в трубу Иван и свернул к приемному отделению.
В приемном отделении под капельницей стояла каталка, на которой, скрючившись, лежала старенькая бабуля, обтянутая желтой сухой кожей. Около пациентки копошилась фельдшер «скорой помощи», переставляя новую капельницу. За столом дежурных врачей сидела Юлия Ивановна и, как всегда, наморщив лобик, красивым ученическим почерком старательно выводила в карточке вызова свои описания пациента. Увидев, что зашел Иван Николаевич, подняла к нему голову и сразу посыпались вопросы, все по существу. В больнице, когда все сотрудники стали явно понимать их любовные отношения и на каждом углу обсуждать поведение Доктора (так «за глаза» называли Ивана Николаевича) и Юлишны, она предложила все-таки, наконец, перейти на Вы, для приличия, и встречаться пореже, и болтать покороче, и меньше друг другу улыбаться. У нее самой это как-то выходило, она могла пройти мимо, только улыбнувшись, правда очень даже игриво и с подтекстом, но не остановиться. Иван же Николаевич после такой неожиданной встречи, тоже делал самую милую физиономию на своем лице, расплывался в улыбке, отвечал на приветствие, но когда Юля проходила мимо, оборачивался ей вслед, тупо разглядывал ее удаляющуюся фигурку несколько секунд и только неимоверной силой воли возвращался на землю. Выходило, что он ее все-таки любил.
– Вы меня слышите? Доктор? – потрепала его за полу халата Юлия Ивановна.
– Ага. Что за бабуля?
– Родственники настояли, – полушепотом сказала Юля; и вслух: – Третий день полусонная, ничего не ест, жалуется на боли в груди. Вот пленка.
Юля подала ему ЭКГ. На пленке страшного ничего не было – мерцание предсердий, правда, тахиформа, с довольно длительными интервалами асистолии.
– В анамнезе гипертоническая болезнь, в конце 90-х перенесла инфаркт, но, со слов родственников несколько дней назад еще сама себя уверенно обслуживала. Пять лет назад прооперирована по поводу рака желудка… Там родственники хотят с тобой поговорить, – опять понизила голос Юлишна.
– Хорошо. – Иван подошел к бабуле, с трудом добился от нее краткого рассказа о болезни, осмотрел и пошел в коридор, где стояли несколько мужчин и женщин с двумя маленькими детьми.
– Добрый день, слушаю Вас, – сказал Иван.
– Здравствуйте, доктор, – обратилась к нему одна из женщин, вида решительного, явно и безоговорочно считавшаяся лидером в этой компании. – Вы Иван Николаевич?
– Так точно, – ответил Иван. Что-то горячее пробежало по спине, некое предчувствие выбросило адреналин в кровь и он слегка напрягся. – Что Вы хотели узнать?
– Как она?
– Пока трудно что-либо сказать, без обследования.
– Вы ее хотите поднять в реанимацию?
– По ее состоянию – не считаю необходимым, она достаточно сохранна, надо уредить частоту сердечных сокращений, посмотреть уровень глюкозы крови, она же диабетик?
– Да, сама колет себе инсулин.
– Ну, пока не вижу повода для тревоги. Поднимем в отделение, разберемся, – Иван Николаевич снова пошел в кабинет приемного покоя полюбоваться своей Юлией Ивановной, послушать ее щебетание.
Он уже двинулся в кабинет, как дама, беседовавшая с ним, окликнула:
– Иван Николаевич, можно Вас еще на минуту.
Иван вернулся к предводительнице родственников. «Вот оно, начинается», подумал он. Это состояние трепета появилось впервые, но не оставляло сомнения, что родственники предложат ему нечто аналогичное, что удачно прошло у него уже два раза – эвтаназия. Опять же впервые Иван Николаевич получил совершенно новое ощущение; некое мировоззрение убийцы все глубже проникало в его сознание… Если он прав и ему вновь поступит предложение об эвтаназии, проще говоря об очередном заказе на убийство, он откажется.
– Доктор, давайте выйдем на крылечко, прошу Вас, – попросила предводительница. За ней последовал унылого вида высокий мужчина.
– Останься! – распорядилась дама. – Я сама.
Из кабинета приемного покоя выглянула Юлия Ивановна.
– Доктор, ну где Вы, проверьте карту! Вы забираете бабушку?
– Одну минуту, любезнейшая Юлия Ивановна, сейчас подойду, – ответствовал Иван. Юлишна подумала, что он пошел курить и бросила вслед:
– Курить нельзя! Я Вас отучу от этой дурацкой привычки!
– Из твоих рук – хоть яд на блюде, – Иван далеко не часто обращался к Юлии «на Вы» и при постороннем участии. Ему-то было далеко наплевать, что о нем думают коллеги. Не хотелось подводить Юлю. Вдруг вспомнилось, что его личная и неземная любовь к Юлии вспыхнула после того, как она однажды принесла ему на пробу красного вина собственной выделки.
Иван Николаевич вышел на улицу и закурил. Дама тоже закурила. Предложила отойти в сторону из-под окон отделения. Они вдвоем с Иваном Николаевичем шли молча впереди, мужчина остановился несколько сзади.
Наконец, подойдя к деревьям сада, дама произнесла, тоном совершенно как бы равнодушным:
– Вы помните Анну Николаевну, Милованову? У нее мама умерла здесь?
– Припоминаю, – почти мгновенно ответил Иван, вспомнив свою первую жертву.
– Представляете, у нас сложилась катастрофичная история: бабушка не желает продавать свой дом, а он огромный, дом, бабуля с ним не справляется, все рушится, почти в центре. Завещан на мужа… Коля, подойди к нам! Мы у моря живем. Вот и разрываемся! Там работать надо, тут к бабушке ездить… Деньги за этот дом хорошие дают, Вы не сомневайтесь…
Иван Николаевич про себя, внутри, уже не только смеялся – хохотал! Он внезапно понял, что никому не откажет в легкой смерти, что он превратился в серийного убийцу, разве что – не в маньяка. А что? Прикинет кто ему предложение: надо мочить, и замочит ведь, за деньги… гад! Со стороны казалось, что он что-то обдумывает в плане будущей эвтаназии, справки, расчета, а он внутренне насмехался над собой, до какой степени скотства скатился уважаемый Иван Николаевич!
– Давайте так, аванс знаете? Ступайте домой, бабушку поднимем сейчас в отделение, мы обменяемся телефонами и в ближайшее время я Вам позвоню… Ну, проводите ее до палаты. Посидите. Последний раз живой видите.
Иван Николаевич взял полиэтиленовую сумку, протянутую ему мужем и сыном Колей, этим лысоватым, высоким и унылым, резко повернулся и пошел в приемное отделение. У Приемника стоял Шастин и в одиночестве курил.
– Привет, еще раз, чего такой возбужденный: «и злость и радость на лице его играли краской цвета кожи…»
– Знаешь, Шастин, что в мире самое сладкое и самое говенное? Деньги! Пойду, Юлька ждет.
Доктор «скорой помощи» Юлия Ивановна действительно сидела в приемном, медленно заполняла карту вызова и ждала Ивана. Когда Турчин зашел в кабинет, она приподняла глаза на него и, как обычно, проворковала:
– Ну, доктор, посмотрите, я правильно сформулировала диагноз?
Иван взял карту и стал читать красивый ученический, не испорченный медициной, почерк Юльки. Смысл слов не доходил до его ума, настолько ему почерк этот нравился. Турчин сам прекрасно знал, что она умненькая, постоянно читающая врачишка, с хорошей памятью, только прикидывается простушкой этакой, чтобы не завидовали предпенсионного возраста коллеги. А сколько дежурств они просидели за изучением ЭКГ, по ночам, и ведь эта вредина не давала даже приобнять ее, пока до сути не докопается!..
Иван Николаевич вернул Юлии карту, сказал, что все в порядке, а сейчас ему надо идти заниматься бабушкой.
Он вышел из кабинета и прошел в дежурку. Развернул полиэтиленовый красочный пакет. На дне пакета лежала пачка заветных американских долларов, перетянутая резиночкой. Турчин стащил резинку и сел пересчитывать деньги. Ровно 10000. Решили рассчитаться сразу. Купюры были опять разного достоинства. Попалась даже двухдолларовая купюра. «На счастье», как-то машинально подумал Иван Николаевич. Как бывший коллекционер, он знал, что в обороте двухдолларовых купюр почти нет даже в США. Считается редкой, посвящена провозглашению Независимости государства от Английской короны. «А что, может действительно начать снова коллекционировать?» Глупости! Опять все уйдет на страсть. То же картежничество или рулетка. Вредное азартное действо.
Итак, у Ивана сейчас в наличии без малого два миллиона рублей! Надо опять ехать в банк. Дома держать деньги он не собирался, да и вообще пока не обдумывал, как правильно ими распорядится. Главное – эффективно!
При себе, наличными он привык оставлять 10–20 тысяч рублей. По меркам провинциального городишки этого всегда хватит на какие-либо неожиданности и приятности. В конце концов, банковская карта тоже под рукой.
Сейчас предстояла процедура сдать валюту на хранение банку (Турчин не держал «все яйца в одной корзине», заимел даже золотой сертификат), затем, за подарком Юлии, который он не собирался дарить завтра, на дежурстве. Нет, надо спрятать до пятничного вечера; главное – продукты для праздничного ужина.
Из банка поехал на рынок. Чем только не изобилуют рынки южных городов! Всем. В колбасном павильоне можно насытиться одним воздухом; не менее пикантен и съедобен воздух масел, сыров, творога. Но самые неизгладимые впечатления оставляют запахи свежего и свежайшего мяса!
Читать бесплатно другие книги:
