Это не страшно Щуров Евгений

В ординаторской опять было пусто. Очень хорошо. Турчин быстро собрался. «Юлька сегодня в ночь. что ли ей позвонить? А зачем? Что я ей скажу? Прощай, дорогая, у меня рак? Глупости!»

Выходя одетым из ординаторской, Турчин опять столкнулся в дверях с Еленой Ивановной. Та оглядела его одетым в плащ и уличную обувь.

– Опять в банк?

– Хуже, – отвечал Иван, – в морг.

– А кого вскрывать будут? – не замечая подвоха, спросила она.

– Меня. Шучу. Конечно, в банк, – Иван выскочил из ординаторской.

Спустился на лифте, никого из близко знакомых не встретив. На улице было пасмурно, ветер налетал рывками, разметая полы плащей и пальто сновавших из больницы и внутрь пациентов и прочую публику. В машине было еще тепло, вкусно пахло юлькиными духами.

Дома Турчин открыл бутылку коньяку и включил музыку. Юлька не звонила. За окном валил снег.

Юлька шла домой пешком и думала, что все образуется само собой. Будут дежурства, мимолетные встречи, очень редкие совместные праздники, такие, как только что прошли у них, на выходные. Она думала, что достаточно, когда ее любят, а она любит своих детей. Она думала, что так и должно быть. В жизни.

Она шла по парапету, не оставляя даже следов от туфель. Наверное, я даже не оставляю следов от солнца, не бросаю тень. Она радовалась этому. Надо же чему-то радоваться. В голове билась мысль: меня здесь нет. Меня нигде нет. Меня вообще нигде больше нет. А раз меня нет – нет и проблем. Нет иксов, игреков, а вот с зетом – не получалось. Конечно же, я его не люблю. Любовь – это совместное Рождество, оливье, стирка, глажка рубашек, любовная игра, нежная болтовня – все то, что торжественно и неумолимо мужчина вручает тебе вместе с собой. Сейчас я уже понимаю, что это не золото, ни сюрпризы, не Сейшельские острова. И вот опять это слово выпирает, из мира, где я позволила себе не быть: любовь.

Вновь пошел снег. Юля почувствовала, что по ее щекам давно текут слезы. Иван одним объятием мог закончить все ее переживания. Но нельзя! Мама в детстве приучила «чистить зубы два раза в лень.» Отец работает, мать работает. Приходят домой избитые работой, уставшие. Какая тут любовь! Нежного слова друг другу не промолвят. Так, без тихих слов и стонов радости, изредка поскрипит кровать в комнате родителей раз в неделю, и снова – работа; на праздники мужики поговорят о колхозе, руководстве, политике американских империалистов, напиваются и храпят, отвернувшись к стене. Какие тут нежности! Положено так. Как у всех. Как у всех! Это чудовищное словосочетание погубило миллионы сердец, поразило черствостью целые поколения. Человека убивают привычки, особенно женщину – привязанности. Я не смогу уйти от него, даже ради собственного счастья. Не смогу! Но Иван! Он ждет. Он надеется, что я могу одним махом все разрубить и остаться с ним. Он ждет. Он имеет право на то, что я могу остаться с ним. Потому что он уже может понять, как именно я его люблю. Но любовь – это труд, а трудиться я не хочу или устала. Я не смогу уйти из семьи.

Он хороший. Он понимает, что я ценю его любовь ко мне. Но только ценю! Самой трудиться нет желания. У меня дети. Я понимаю, как он от этого страдает…

Так вот отчего он страдает!

Юля даже остановилась от внезапного прозрения. Это я виновата, что он страдает! И не от того, что не могу уйти из семьи. Он сам того еще не понял. А я поняла. Женщина не умеет любить своего мужчину так же, как своих детей. Вот! Не умеет и все. Все просто. В этом скрыт какой-то смысл. Это что – мы, женщины, выбираем мужчину, говорим о любви, заманиваем его в свои сети, рожаем от него детей, и всю нашу любовь переносим на чад своих? На мужей любви уже почти не остается. Как в мире насекомых. Получили потомство и сожрали отцов своих детей, чтобы накормить последних.

Юлька даже поежилась от своих открытий. Ей стало противно и пошло от этих примитивных открытий. Вот мужики и бегают от нас к другим – им любви, чувств, нежности не хватает. Все объяснимо. Все логично.

Она не заметила, как дошла до собственного дома. Сашка встретил ее нежным поцелуем и она впервые за долгое время ответила ему тем же.

– Я тебя люблю, Юля, – сказал он серьезно.

– И я тебя люблю, – так же серьезно ответила она.