Это не страшно Щуров Евгений

Глава десятая

Первой проснулась Юлия. Потянулась, забросила руки за голову. Она думала о счастье, просто о женском счастье, об Иване, детях, будто они неотделимы. Саша только промелькнул в мыслях и исчез в бездне здешнего, пусть временного, но счастья. Она повернулась к Ивану. Некоторое время смотрела на него, затем стала легонько гладить рукой по лицу, телу, склонилась над ним, начала целовать. Иван уже проснулся, но глаз не открывал, чувствовал движения ласковых губ и рук его Юльки, внезапно обнял ее и притянул к себе. После долгого поцелуя они вновь были одно целое…

Шел двенадцатый час субботы. Дождь за окном молчал.

Потом они лежали рядом, пресытившиеся любовью, молча глядя друг на друга и улыбаясь.

– Хочешь есть? – спросил Турчин.

– Немного. Может фруктов и кусочек копченого мяса, – ответила Юлия.

Иван сел в постели и положил любовнице на тарелку мясо и виноград.

– Спасибо, дорогой! А ты?

– Я только сок.

Иван встал, не одеваясь, прошел на кухню и сделал себе и Юльке свежеотжатый апельсиновый сок.

– У нас впереди большая программа, – сообщил он, принеся сок в спальню и подавая бокал Юльке.

– Какая же? – спросила она.

– Большой шопинг, вечером – ресторан.

– Мне надо привести себя в порядок.

– Это можно сделать в салоне красоты, я это тоже предусмотрел.

– Ой, какой ты предусмотрительный, – вздохнула Юлька. – Поехали, я наелась и напилась. Мы вчера неплохо поужинали.

– Я очень старался!

– Пойду в душ, – сказала Юля, накинула халатик и удалилась. Вскоре в ванной зашумела вода.

Турчин допил сок, включил телевизор и лег, ожидая подружку. Настроение у него было хорошее, даже блаженное. Он не чувствовал себя усталым. Он готов был бодро провести остаток дня с любимой женщиной.

Появилась Юлия.

– Итак, сейчас в душ я, затем – едем, – сказал Турчин.

– Мне еще надо волосы высушить.

– Разумеется. А мне побриться.

Турчин ушел в ванную комнату.

Только к трем часам они собрались и выехали из гаража. Было на удивление солнечно, небо голубело до самого горизонта.

Был салон красоты, где Юльке сделали прическу, макияж.

Был салон обуви, где приобрели чудесные итальянские туфельки и колготки.

Был дорогой французский бутик, где Юльке подобрали довольно скромное, но очень качественное и хорошо сидевшее на ней платье, чудесно гармонирующее с туфельками.

Был салон кожи, где купили маленькую роскошную дамскую сумочку.

Был салон верхней одежды, где взяли красивое немецкое пальто, с воротником из натурального меха. Только в этом салоне Юлька шепотом спросила:

– Откуда у тебя столько денег?

– Я продал свою коллекцию монет, – не моргнув глазом, соврал Турчин.

Потом они ужинали в маленьком ресторанчике. Юлька выглядела бесподобно! Все мужчины, проходящие мимо их столика, притормаживали и с восхищением разглядывали эту миниатюрную красотку с изумрудными сережками.

В ресторане появился фотограф и предлагал посетителям свои услуги. Турчин попросил его снять их вместе и отдельно – одну Юльку. Та сначала наотрез отказалась, но Турчин убедил ее, что фото – исключительно для личного пользования. Когда фотограф, еврей лет шестидесяти, перешел к съемке спутницы Ивана, он на некоторое время задумался, потом сказал:

– Тут фотосессию надо делать. Ваша девушка весьма разнопланова.

– Так приступайте! – воскликнул Иван.

– Это минут на пятнадцать, – добавил фотограф.

– Я потерплю.

– Может не стоит? – заколебалась Юля.

– Что Вы, девушка! Если Вы позволите старому еврею поместить ваши будущие фото в рекламный альбом моей фотографии, я не возьму с молодого человека ни копейки!

– Ну, ладно… – нерешительно согласилась Юлия Ивановна.

Съемка началась. Фотограф сделал, наверное, сотню снимков: сидя в кресле, за столиком, стоя у пальмы, выгнув спину, наклонившись вперед и всяко по-другому.

Юлька все вытерпела. Готовые фотографии мастер обещал выдать Ивану в понедельник. Бесплатно.

– Вот я и фотомоделью побыла, – заключила Юлька. – А неплохая профессия, впрочем.

– Ты была бесподобна!

Они еще долго сидели в ресторане, шутили друг над другом, как всегда, смеялись, ели, Юлька пила вино, танцевали. Веселились вовсю. Один раз Юле позвонили дети. Она вышла в туалет, чтобы не было слышно музыку, и несколько минут разговаривала.

Вернувшись, рассказала Ивану, что у детей все в порядке. Ни слова о муже. Это Турчину понравилось.

Они посидели еще полчаса и в десять часов поехали домой.

В машине Юля спросила:

– И сколько же ты сегодня потратил на меня?

– Любимая, я не считал. Но еще достаточно осталось. Коллекция очень дорогая была, – весело ответил Турчин.

Дома, только скинув с себя верхнюю одежду, он обнял Юльку и стал жадно целовать.

– Я по тебе соскучился! Я хочу тебя прямо сейчас, вот так, во всей твоей красе!

Иван подхватил ее на руки и понес в спальню, не переставая целовать.

Они опустились на кровать.

Жар желания охватил и ее…

И только когда они насытились любовью, откинулись на спины, тяжело дыша. Так они пролежали минут десять, прежде чем Юлька поднялась. Поцеловала Турчина и пошла в ванную переодеваться. Турчин первым делом налил себе немного коньку и выпил. Разделся. Включил телевизор. В ванной шумел душ.

Наконец в спальне появилась Юлия. Она была уже в своем сиреневом халатике, без макияжа, но с сухими волосами.

– Прическу я решила до завтра оставить, ну или сколько она продержится. Мне понравилось.

– Я тебе всегда говорил, что ты красивая женщина, красивейшая!

– Ну, хватит меня захваливать.

– Но это правда! – воскликнул Иван. – Причем тут лесть? Ладно. Я в ванную.

– Во сколько встаем? Завтра же на дежурство. И тебе. Кстати, мои приедут только во вторник.

– Вот здорово я предусмотрел! У меня же завтра сутки? Да. И я договорился с Лыкиным, что он выйдет за меня завтра, в шесть. Так что в шесть вместе поедем ко мне, а утром я отвезу тебя домой.

– А я тебе еще не надоела?

– Да ты что? Да никогда! О чем ты говоришь, глупенькая?

– Ладно, иди в душ, я лягу.

Турчин одел свой теплый халат, выпил еще рюмочку коньяку и первым делом пошел курить. Только сейчас он вспомнил, что не курил весь день. Так был увлечен своей подругой, противницей курения. Он вышел на крыльцо. Небо было абсолютно чистым, сверкали звезды, холод морозил голые ноги. Турчин курил и ни о чем не думал. Ему было просто хорошо. Юлька подарила ему незабываемые мгновенья.

В двенадцать они уже крепко спали. На улице тучи постепенно затягивали звездное небо.

Они проснулись по будильнику в семь. За окном было темно. Ровно в восемь каждый был на дежурстве в своем отделении. Завтракали каждый в своем отделении. Потом, до обеда, пару раз созванивались. Обедали тоже порознь. Потом опять созванивались. Только в четыре Турчин зашел на «скорую». Юлия Ивановна чего-то писала.

– Привет, – едва взглянув на Турчина, спокойно сказала она.

– Привет, – подыграл ей Иван Николаевич. – Чего-то Вы, Юлия Ивановна, устало выглядите. Но у Вас чрезвычайно красивая прическа!

Юлька взглянула на Ивана и рассмеялась, не сдержавшись.

– Чего это вы? – спросила толстая Лариса.

– Юлии Ивановне смешинка в рот попала, – серьезно произнес Турчин. – Много вызовов?

– Уууу! Почти не заезжают девчата на станцию, – сказала диспетчер. – Совсем загоняли.

– Хоть мне не возят, спасибо! – сказал Турчин. – Можно Вас на минутку, Юлия Ивановна?

Юлька встала и без слов вышла вперед Ивана.

– Ну чего ты меня смешишь? Я же работаю. Вечером посмеемся.

– Да я пришел договориться, как уедем. Предлагаю так: как соберешься – позвони или сбрось смс, я буду уже готов.

– Хорошо.

– Мне сегодня утром так понравилось, что ты одела новое пальто!

– Оно мне правда очень понравилось. Ладно. Иди. Не мешай работать.

Поднимаясь в отделение Турчин вспомнил, что еще не сходил в магазин. Надо же Лыкину проставить. В магазине он взял все, что обещал приятелю, и вернулся в отделение. Завалился на свой продавленный диван и задремал под телевизор. Его разбудил пришедший Лыкин. Рассчитались. Лыкин был доволен, сразу налил себе бокал пива. Иван судорожно одевался. Уже одетый, предложил Лыкину покурить. Было двадцать минут седьмого. Они вышли в курилку. Лыкин о чем-то трещал, Турчин машинально отвечал. Пришло смс от Юльки – она ждет около машины. Турчин извинился перед Лыкиным, еще раз поблагодарил приятеля, бросил сигарету и выскочил на улицу. Юлька стояла со стороны пассажира и ее почти не было видно. Они сели и быстро уехали.

До дома ехали почти молча. Турчин чувствовал, что Юлия устала, потому не предложил ей никуда поехать, повеселиться.

– Устала сильно?

– Ага, устала. Но не настолько, чтобы сразу упасть и уснуть.

– Может, куда съездим или в кино сходим?

– Нет, Вань, не хочу. А хочу просто посидеть дома, спокойно поужинать, немного выпить, посмотреть телевизор. Хорошо?

– Согласен, – кивнул Турчин.

Когда они заехали в гараж, Иван удивился, как быстро Юлька освоилась в его доме. Она вела себя так естественно, будто жила здесь по меньшей мере пару лет.

Поужинали с вином. Турчин выпил две рюмки коньяку. Завалились смотреть TV. Посмотрели какой-то авторский фильм, обоим понравился. Полчаса фильм обсуждали.

– Юль, давай поговорим, – предложил, наконец, Иван.

– Давай, – согласилась Юля.

– Будь моей женой.

– Дурачок! Не буду. У меня муж есть. Не сердись, иди ко мне.

Юлька набросилась на Ивана и у них опять началась ночь безумной любви.

Шторы были задернуты и они не могли видеть, что за окном идет крупный пушистый снег, отчего вокруг светлело.

Турчин появился в ординаторской ровно в восемь часов, к началу отделенческой планерки. Сел на диван, накинув халат. Светлана Геннадьевна, провела планерку чуть рассеянной, как всегда, по понедельникам. Отделение было заполнено. Лыкин за воскресную ночь заложил шесть человек. Шастин и Турчин сидели на диване рядом и сделали логичный вывод, что будучи под кайфом, Лыкин предпочел не связываться ни с кем из поступающих и никому не отказал в приеме. Пусть терапия расхлебывает. В общем, свободных мест не было. Был понедельник, день «загрузки».

– Ну, давайте, терапевты, разбирайтесь, выписывайте! – логично и твердо сказала заведующая.

– Выпишем! – вздохнул Шастин.

– Не замедлим, – подтвердил Турчин.

Елена Ивановна промолчала, сочтя монологи законченными.

Светлана Геннадьевна пошла к себе в кабинет, обернувшись при выходе:

– Мужчины, давайте, выписывайте, ну пожалуйста! Сегодня столько поступают, вы же знаете!

– Ну да, знаем, – вздохнул Шастин.

Все, кроме мужчин, разошлись, даже Елена Ивановна, которую обычно всегда можно было найти на своем месте, куда-то пошла.

– Иван! Огромное тебе спасибо за деньги! Миле такую шубку купили! Она в восторге, тебе – привет с благодарностью.

– Слушай, Костя, брось вспоминать, все нормально, – ответил Турчин. – Тебе не кажется, что в нашем возрасте надо что-то менять? Кардинально?

– Что именно?.. Кстати, как провели с время с Юлией Ивановной?

– Прелестно! И, все равно, вопросы остаются. Сожалею, – Турчин немного помолчал и продолжил:

– Юля ничего не хочет менять в своей жизни… Ее только тяготит жизнь с Сашкой, отсутствие удобств в доме, двое детей от разных мужчин и любовь ко мне, которая не может реализоваться, пока жив и здоров Саня или я. Ты представляешь себе ситуацию? А потом сказала, что такая, как сейчас, жизнь, ее вполне устраивает. Есть любимый мужчина, это я, есть муж, это Саша, есть мама и дети, которые любят Сашу. Все. Я как бы гриб на березе – не мешаю и радую… Костя, я с ума сойду от этого положения! Мне остаются две вещи. Убрать Сашку или завести себе другую женщину. Можно еще удрать отсюда куда подальше… Но какую же я должен встретить женщину, которая затмит мне Юльку! Не у тебя же Милу отбивать!

– Но-но! Убью, не задумываясь! – спокойно реагировал Шастин.

– Да нет, это я так, болтовня банальная… Я не такой.

– Знаю, потому и не реагирую серьезно. Ты – нормальный. Как человек. Тебе можно верить. Ты хороший врач и друг. Я не променял бы тебя ни на кого и всегда заступлюсь, если что.

– Даже если узнаешь, что я – преступник?

– Да, Ваня. Я тебе верю…

– Ладно. Закончили беседу о женщинах и жизни. Пойдем работать.

– Пойдем, но неохота.

– Надо, Костя, надо!

Турчин встал, переоделся в пижаму, одел как следует халат. На своем столе взял папки с историями болезней и, перекрестившись, вышел из ординаторской.

Шастин сидел на диване и думал о своей жизни. Сколько сил и знаний он положил на алтарь медицины, под влиянием своего отца, его друзей, никогда не чурался пациентов, трудностей, все время учебы в институте работая санитаром, медбратом, фельдшером, анастезистом в реанимации областной больницы, прошел Афганистан, голодал, спал, закутавшись в офицерскую шинель, переворачиваясь то лицом, то спиной к костру. Была мысль остаться служить в армии. Военным врачом. Но из армии уволился, когда его друзья напропалую писали ему об успехах в собственном бизнесе. Вернулся домой. Его бизнес какое-то время хорошо его кормил. Шастин занимался антиквариатом. Скопив довольно внушительную по тем временам сумму, вложился в совершенно другой бизнес и тут же попал в лапы мошенников из столицы, которые собственную операцию провели безукоризненно. Шастин лишился всего, уехал на юг. Отец помог с деньгами. Поступил работать в провинциальную больницу с элементами клиники, когда летом ему давали в обучение студентов старших курсов. Работа с пациентами и студентами доставляла ему удовольствие, благодарность пациентов принимал также с удовольствие, легко и непринужденно, естественно, не вымогал ни в коем случае. На первом же году работы женился на своей страшно запущенной молодой пациентке, вылечил ее, не переведя ее острое заболевание в хронь, потом у них родился мальчик, которого оба боготворили. Поженились. Не учитывая разницу в возрасте. Жена была моложе его на полтора десятка лет. Мила являла собой образец жены и Шастин верил ей безоговорочно, и вел себя безукоризненно по отношению к жене, и мыслей об измене, настолько выраженной у Турчина, вызывала у него чувство омерзения или, по крайней мере, активного неприятия. В конце концов Шастин понял, что кроме Милы у него никогда не будет никаких шашней, так как ни одна женщина не вызывала у него такого чувства восторга и заполонения; кроме Милы он не мог думать ни о ком, ни представить себя в объятиях другой женщины. Попробовал представить однажды себе красавицу-пациентку в своих объятиях и не ощутил никаких симптомов возбуждения и желания. Мимолетное воспоминание о Миле заставляло его плоть бороться с собой, минимум – позвонить и услышать ее голос. Хоть на несколько секунд. Шастин был счастлив. Мила же ревновала его к работе. Она не понимала, что можно быть влюбленным не только в женщину, но и в работу. Тем не менее время неумолимо сближало их. Несмотря на разницу в возрасте. Несмотря на противоречия в мировоззрении. В частности, в воспитании сына. Костя уступал жене практически во всем, потом раскаивался, что не поговорил с сыном так, как ему хотелось, уступая жене. Со своей работой, бесконечными дежурствами, пока сын был маленьким, папа упустил заметно настоящее отцовское воспитание, и сейчас они с Милой пожинали плоды довольно резкого перехода мальчика-паиньки, мальчика – маменькиного сыночка, в самостоятельного, но беспомощного во взрослой, самостоятельной жизни, юного студента. При всем при том Мила души не чаяла в сыне и считала, что все его пороки – следствие внешнего воздействия. К папе претензий не было. Хотя папа жаждал внести свою лепту в воспитание уже взрослого сына…

– Константин Евгеньевич, а где Турчин? – спросила Светлана Геннадьевна, влетев в ординаторскую.

– Не могу знать. Ушел смотреть пациентов, сказал.

– Его Главный требует к себе.

– Хорошо, передам, как увижу. Послушайте, Светлана Геннадьевна! Я – не исполняю своих обязанностей, в смысле историй болезни. Но чего у вас есть против Турчина? Я же вижу, что Вы к нему пристрастны. Разговор сугубо конфиденциален?

Заведующая прошла круг по ординаторской, постояла около дивана, где сидел Шастин, остановилась напротив него, села в кресло.

– Конфиденциален. Знаешь ли ты, что Турчин… Ну, у него роман с Юлией Ивановной, со «скорой».

– А кто этого не знает? И в чем проблема?

– А в том, что это… Костя, извини, я потом тебе расскажу, после обеда. Зайдешь ко мне?

– Как пожелаете…

– Да брось ты! Давай тоже, между собой, «на ты». Ладно?

– Хорошо, Светлана. Давай. Тебе плохо?

– Неважно… Ладно, все пройдет. Заскочишь после обеда?

– Договорились! – Шастин несколько обалдел от их разговора. И не мог понять, что произошло, а произошло, видимо, нечто неординарное. Говорить ли об этом Турчину? Или послать к Свете? Для выяснения? Но она же его приглашала. Я тупой, да еще и дурак, подумал Шастин, ничего не понял. Мила бы сразу сообразила.

Ясно было видно, что заведующая чем-то озабочена. Но чем?

Шастин вышел из ординаторской и начал спрашивать у медсестер, где может быть Турчин.

– Господи, Константин Евгеньевич, да где угодно! Чего у меня-то спрашивать?

Шастин зашел к старшей сестре отделения.

– Где Турчин? Не видели?

– Его наш любимый главнюк тоже разыскивает. А что?

Шастин набрал номер Турчина.

– Але! Ваня? Извини, что помешал. Тебя главнюк срочно зовет. Тебе сейчас все звонить начнут.

– А что случилось? – встревожился Иван.

– Да кто его знает, – отвечал Шастин. – Честно!

– Хорошо, сейчас к нему зайду, – пообещал Иван.

От главнюка Иван Николаевич Турчин вышел в подавленном настроении. Дежурные улыбки встреченным. Поднялся в ординаторскую и плюхнулся на диван. Никого не было, никого и не хотелось видеть. Он думал, как такое могло произойти: ПСА больше 10. Да, это скорее всего рак простаты. Об это с ним и говорил главнюк, бывший уролог. «Вам надо срочно лечь в онкодиспансер, обследоваться, я договорюсь». Ивану сейчас хотелось одного – уехать домой и напиться в одиночку. Надо предупредить заведующую. Но так не хочется никого видеть! Даже деньги не успел толком потратить… А может, застрелиться? Грех. Нет, сначала – напиться. Как же так? Ведь мне еще и пятидесяти нет! Ужасно! Иван вспомнил умирающих онкологических больных, их худобу, серость кожи, постоянные боли. Смерть была отпечатана на их лицах, даже если кто и улыбался еще. И все верили в выздоровление. Но он врач, и вряд ли возможно выжить с каким-нибудь инфильтративным раком простаты. Впрочем, шанс есть. Очень маленький, но шанс. Иван встал с дивана и пошел к заведующей. Та была у себя.

– Заходи, Иван Николаевич, – пригласила Светлана. – Я все знаю. Иди домой, а послезавтра я тебе позвоню и скажу, когда подъехать. Ну, ты знаешь, куда.

– Знаю, – вздохнул Турчин.

– Да ты прекрати паниковать, знаешь ведь, ошибка анализа, доброкачественная опухоль, все может быть. Обследуют, как положено, на консультацию в центр поедешь, рано себя хоронить… Мы еще с тобой на День медика выпьем. На брудершафт.

– Ладно, Светлана Геннадьевна, будет тебе, – оба помолчали немного, глядя друг на друга.

– Заявление как писать, «за свой счет»? – спросил Турчин.

– Пиши два дня «за свой счет», а там тебе ведь больничный откроют.

– Хорошо, – вздохнул он. – Дай лист бумаги, здесь напишу, не хочу никого видеть.

Заведующая подала Ивану лист и тот быстро написал заявление.

– Давай мне, я сама отнесу, – сказала Светлана.

– Спасибо. Правда, никого не хочу видеть, тем более, что уже наверняка вся больница знает.

– Да нет. Главнюку позвонили из лаборатории утром и он только мне сказал.

– Ну ладно, я поехал.

– Давай, Турчин, не расслабляйся.

– Не буду, – сказал Иван и вышел из кабинета.