Ворлок из Гардарики Русанов Владислав

— Сиди. Говори. Мы слушаем. — Каждое слово конунга падало, словно удар меча по вражеским шлемам.

— Я видела… — вздохнула королевна. — Я видела наши корабли, отплывающие с Оркнейских островов, всю рать, несметную силу… Они выходили в открытое море, раздув цветные паруса, но каждый дреки был облеплен вронами. Огромными, толстыми воронами. Каждый величиной с орла. Они молча сидели на щитах и на штевнях, на мачтах и на бортах. И не могли взлететь от сытой тяжести. Так, будто бы вдосталь наелись мертвечины на бранном поле…

Епископ перекрестился.

Торфинн покачал головой:

— Возможно, это добрый знак. Корабли — наши. И вороны сыты. Значит, они кормились на трупах наших врагов.

— Нет! — отчаянно замотала головой девушка. — Дурной знак. Я знаю. Я чувствую! Я еще видела.

— Что? — еще сильнее нахмурился — хотя куда уж больше? — Харальд. — Что ты видела?

— Скалу. Огромную серую скалу. Она торчала из моря, словно рука со сжатым кулаком. Нет! Не из моря! Из тумана. Вокруг плескался белесый, стылый туман. Он скрывал подножие скалы, он клубился вокруг нее, напоминая Северное море в самый страшный шторм. Только медленно и вязко ходили волны молочной завесы…

Вратко живо представил себе ту каменную громадину, на которой сидели накилеви, едва не угробившие дружину Лосси-датчанина, да и людей Хродгейра заодно.

— На верхушке скалы сидела женщина, — продолжала Мария. — Высоченная, плечистая, под стать самому сильному викингу. Рукава ее рубахи развевались по ветру. Я не запомнила ее лица. Только глаза, горящие угольями во мраке, и седые космы, торчащие, как щетина вепря. Она смеялась. Она пела. Она махала рукавами…

Ярл Торфинн сжал кулаки. Епископ побледнел и забормотал молитву, часто крестясь. Вратко почувствовал мороз между лопаток.

— Она кричала, тыча пальцем в сторону наших кораблей: «Вот плывет волчья сыть, воронье яство! Никто не вернется обратно! Саксонские мечи и стрелы успокоят вас навеки! Славно же попирует моя свита»…

— Хель… — прошептал Торфинн и умолк под яростным взглядом церковника. Языческих богов и божков Бирсейский епископ на дух не переносил, даже от одного только упоминания впадал в гнев.

— Это сам Искуситель в облике людском! — загремел священник, поднимая крест над головой. — Вот знак свыше! Молитесь, дети мои! Молитесь и кайтесь! Господь Бог наш всесилен и милостив!

— Да помолчи ты хоть чуть-чуть! — зарычал Харальд. Повернулся к дочери. — Продолжай. Что еще видела? Какие знамения?

— После я видела битву кровавую. Гордо вился «Опустошитель земель»,[52] но падали воины, его защищавшие. Падали один за другим, щедро напитывая чужую землю горячей кровью. И слышался над полем боя хохот злой великанши. И карканье воронов, спешивших на поживу.

Плечи конунга опускались, словно под непосильным грузом.

— А еще я видела скальдов, громко выкрикивающих стихи. Они вселяли мужество в сердца сражающихся. И «Опустошитель земель» выровнялся, пошел вперед. Щиты викингов ударили в щиты хускарлов графа Гарольда Годвинссона. И началась сеча… Дальше видение сменилось…

— Кто? Кто победил? — не выдержал Харальд.

— Я не видела. Знаю только: что-то важное, от чего зависит наша победа, скрывается здесь, на Оркнеях. Но дастся оно в руки лишь истинному скальду.

— Я сам скальд! — расправил плечи конунг. — Нужно срочно искать это? Да, а что это за вещь? Амулет? Сокровище? Человек? Нелюдь?

— Не знаю, — покачала головой Мария. — Я лишь видела место. Вересковые пустоши и пологие холмы. Камни, поставленные стоймя один подле другого. Темный лаз, уходящий под землю…

— Ты знаешь, где это, Торфинн? — прервал ее рассказ правитель.

— Врать не буду… — задумчиво отвечал ярл. — Судить наверняка не берусь…

— Сдается мне, я догадываюсь, что это за место, — вмешался исландец.

— Я еду туда немедленно! — Харальд отпустил дочь, пошатнувшуюся без его поддержки. Чтобы не упасть, она оперлась рукой о щебень.

— Нет, батюшка. Нет, великий конунг! — воскликнула Мария.

— Мой конунг, прости неразумного, но ты должен оставаться с войском, — поддержал ее Торфинн.

— Ибо негоже показывать верным людям, верующим в Господа Бога нашего, что в сердце их вождя зародилось сомнение, — проговорил епископ. — Сомнение настолько сильное, что поиск языческого амулета может заменить ему молитву и разговор с Богом.

— С чего ты взял, что это языческий амулет? — Конунг медленно выпрямился. Он возвышался над священником, словно дуб над осиной, и на столько же превосходил телесной мощью.

— Что еще может показать видение, вызванное колдовским мороком? — без тени страха, звенящим от праведного гнева голосом отвечал прелат. — Кто знает, кем был наведен этот морок? Не этой ли языческой собакой? — Он, не смущаясь, указал пальцем на Вратко.

— Он — не колдун! — вступился за парня Черный Скальд.

— Само собой, не колдун! — весело поддержал его Халли. — В заднице не кругло! Чтобы настоящим ворлоком стать, нужно высохнуть и скрючиться, разбирая руны.

— Ты откуда знаешь? — опешил Харальд.

— Мне многое ведомо, все я провижу… — ухмыльнулся скальд.

Вратко так и не понял, почему конунг не отвесил ему подзатыльник. Ведь и руку уже занес! Но ладонь правителя зависла на полпути.

— Ну, хорошо… — хриплым голосом произнес он.

— Прошу вас, мой король, опомнитесь! — зачастил епископ. — Ради памяти вашего брата, короля Олафа, прозванного Святым за заслуги перед христианской церковью! Именем Господа нашего, Иисуса Христа, святой Девы Марии! Одумайтесь, ваше величество, иначе мне придется принять меры!

Харальд медленно шагнул к прелату, протянул огромные ладони и сграбастал его за грудки. Черная ткань затрещала под пальцами конунга, привычного и к мечу, и к веслу.

— Ты вздумал пугать меня, святоша?

— Нет, но если…

— Ты ставишь мне условия? Ты? Мне? Да знаешь ли ты, святоша, что я могу отправить гонцов к брату своему Изизлаусу Ярицлейвсону?[53] И через полгода меня будут исповедовать и причащать кенугардские монахи? — как следует встряхнув Бирсейского иерарха, прорычал Харальд.

Епископ держался невозмутимо, хотя его голова болталась на шее так, что казалось — вот-вот оторвется. Когда конунг отпустил его, священник тщательно расправил сутану, проговорил с достоинством:

— Прошу простить меня, ваше величество… — В его голосе звучало смирение, но Вратко видел, как дрожат жилы на шее старика. Покорность давалась епископу неимоверным усилием воли. — Я был не прав. Я проявил горячность, недостойную служителя римской церкви. Вы вправе наказать меня. И я сам, не дожидаясь примерного наказания, наложу на себя епитимью…

Харальд хрипло дышал, сжимая и разжимая тяжелые кулаки. Наверное, больше всего ему сейчас хотелось стукнуть чванливого старика по темени, вгоняя по колено в прибржный щебень. Но он не стал бы верховным правителем, если бы не умел себя сдерживать.

— Я больше не гневаюсь, — сказал конунг, отворачиваясь. — И я не буду наказывать тебя или изгонять. Иди. Иди и постарайся пару дней не попадаться мне на глаза.

Епископ осенил его крестным знамением и удалился, шагая торжественно, будто на богослужении. Никто не посмел бы обвинить его в трусости.

— Так. — Харальд обвел взглядом оставшихся. — Где это место и почему я не могу туда пойти?

— Это совсем недалеко отсюда, мой конунг, — ответил Халли Челнок. — Местные жители называют эту постройку Брогарским кольцом. Они считают, что некогда здесь обитал злой йотун-людоед, и это — остатки его жилища.

— Йотун? — нахмурился правитель. — Что за бабьи сказки?

— Так говорят люди, — поддержал скальда ярл Торфинн. — Может быть, и врут.

— Я обошел моря от южных до северных. Я видел арапов, рожденных жаркой пустыней, и финнов, которые не знают лета. Но йотунов я не видел никогда!

— Позволь сказать, мой конунг, — учтиво поклонился Хродгейр.

— Говори!

— До недавнего времени я не верил в накилеви. Считал их досужими выдумками.

— И что ты хочешь этим сказать, скальд?

— Мир меняется. Уходят старые боги, приходят новые. Как знать, если в наших краях позабудут аса Тора, достанет ли сил у Белого Бога противостоять вражеской рати, когда наступит Рагнарек, конец света?

— Крамольные речи ведешь, скальд, — хмыкнул в бороду Харальд. — Твое счастье, что епископ ушел. Не то наслушался бы я…

— А ты не его слушай, конунг, нас слушай, — встрял Халли. — Неужто мы, скальды, меж собой не договоримся?

— Что-то много нынче скальдов развелось. Стихи слагать есть кому, а вот воевать… — пробурчал правитель, но складки на его лбу уже разгладились, стал мягче взгляд.

— Мы и бранного пира не чураемся, и за столом впереди других! — подмигнул исландец.

— Ладно. Доберемся до Англии, поглядим, какие вы удальцы. Что вы сейчас от меня хотите, неуемные? — совсем по-стариковски вздохнул конунг.

— Отец! — Мария вскочила на ноги, но едва не упала, покачнувшись от слабости. Хродгейр поддержал ее под локоть.

— Говори уж…

— Мы отправимся туда. К Брогарскому кольцу.

— Кто это — «мы»?

— Я, Хродгейр Черный Скальд и Вратко из Гардарики.

— Втроем? Ну уж нет!

— Я пойду с ними, — почесал бороду Халли Челнок. — А то как иначе они найдут Брогарское кольцо?

— И я пойду, — развернул плечи ярл Торфинн.

— Нет. Ты не пойдешь, — отрезал конунг. — Хоть и хотел бы я…

— Я возьму столько людей из моей дружины, сколько нужно, — сказал Хродгейр. Он по-прежнему поддерживал королевну, которая и не думала протестовать.

— Четверых, самых надежных, — согласился Харальд. — Ну и хольмгардца своего не забудь…

— Не забуду, мой конунг. Он приносит удачу, — улыбнулся Черный Скальд.

— И не будет помехой, если он метким нидом пригвоздит к месту какого-нибудь йотуна. Желательно пожирнее, чтобы каждому нашлось куда воткнуть меч! — взмахнул кулаком исландец.

— Мы прямо сейчас поедем? — встрепенулась Мария.

— Куда ты сейчас поедешь? — покачал головой Харальд. — Завтра поутру.

Конунг нахмурился лишь слегка, но почему-то у всех пропала охота спорить. Да и была ли она? Разве что у королевны, стремящейся в неведомое место за помощью, о которой знала лишь одно — она должна быть. Или у Халли-исландца, вступавшего в пререкания по поводу и без повода. Сам Вратко счел приказ конунга правильным. Не годится отправляться в дорогу сломя голову, не подготовившись. Как говорится, спешка нужна лишь при ловле блох.

Прав был тот купец, который говорил, что урманы ездят верхом только туда, куда не могут доплыть на лодке. Да и то предпочитают добираться на своих двоих — пускай и дольше, зато надежнее. Олаф с Асмундом долго отнекивались, когда им предложили усесться на спины низкорослых северных лошадок. Их можно понять. Вратко, в детстве частенько ездивший верхом, сам опешил, когда увидел, на кого ему предстоит вскарабкаться. Что это за кони — ростом чуть выше теленка? И смех, и грех. Мохнатые, гривастые, злые — каурый жеребец все время прижимал уши, так и норовя достать зубами если не ляжку седока, то хоть круп вороного. Новгородцу пришлось пару раз как следует дать ему по зубам удилами, после чего конек присмирел. Надолго ли?

Ехали без седел, охлюпкой. Спины лошадей попросту застелили толстыми тряпками. Впрочем, рысца у местных лошадок оказалась мягкая — не растрясет. Да еще приходилось поджимать ноги, чтобы не чиркать пятками по жесткой короткой траве. Особенно мучился Олаф, которого батюшка с матушкой ростом не обделили. Он несколько раз порывался соскочить на землю и пойти дальше, ведя коня в поводу, но язвительные шуточки Асмунда, страдавшего лишь немногим меньше, заставляли его сдерживаться.

Кроме двух своих лучших бойцов, Хродгейр взял в дорогу Рагнара по прозвищу Щербатый, худого, костлявого мужика зим сорока от роду, про которого говорили, что он, мол, двужильный, может грести дольше всех и не показывать усталости. Четвертым ехал Бёдвар, чья кличка Длиннорукий была, на взгляд Вратко, полностью оправдана, ибо кулаки этого бородача свисали и вправду едва не до колен.

Они выехали вскоре после рассвета, и Халли намеревался поспеть к полудню.

Исландец возглавлял цепочку всадников, поглядывая на одному ему ведомые приметы. Новгородец не уставал удивляться: как можно находить дорогу среди вересковых пустошей? Здесь не было ни рощ, ни одиноких деревьев, ни запоминающихся скал или оврагов. Солнце вначале грело левую щеку, потом начало светить в затылок. Парень от нечего делать рассматривал длинную тень — свою и конскую. Тогда ему казалось, будто едет он на диковинном коньке-горбунке.

Мария Харальдовна вначале поддерживала учтивую, ни о чем, беседу с Хродгейром — расспрашивала его, где бывал скальд, что видел, но ответы слушала вполуха. Да и то, отец ей наверняка столько понарассказывал о походах в Миклогард, о службе тамошнему императору, о побережьях Средиземного моря — чудесных островах, населенных латинянами и греками, где никогда не бывает снега, а урожай на полях собирают дважды в год, где растут всяческие диковинные ягоды, которые на Русь привозят только сушеными, и можно лишь догадываться, какими они бывают, недавно снятые с ветки. После историй Харальда-конунга приключения Хродгейра-скальда должны были показаться скучными и неинтересными. Ну, в Бирку сходили, ну, три года назад путешествовали в Свальбард,[54] где охотились на страшных зверей с двумя зубами, торчащими изо рта вниз, на медведей, обросших не бурой, как обычно, а снежно-белой шерстью, и таких огромных, что, встав на задние лапы, возвышались над самым рослым воином на два аршина. Сам Вратко подобные рассказы слушал бы и слушал… А вот королевна кивала невпопад, задавала вопросы вовсе не те, которые следовало задавать человеку заинтересовавшемуся.

Потом она и вовсе замолчала. Задумалась.

Не желая отвлекать девушку, притих и Черный Скальд.

Над поросшими вереском холмами звенела тишина, нарушаемая конским дыханием да глухим стуком копыт. Даже Олаф с Асмундом устали подтрунивать друг над другом, посерьезнели, надо и не надо проверяли, как ходят мечи в ножнах.

Вратко под размеренный шаг каурого мало не задремал. Начал клевать носом и встрепенулся, услышав пение.

Пела Мария Харальдовна. Голос ее звучал негромко и чуть хрипловато, старательно выводил заунывную мелодию. Вратко, поднаторевший в урманской речи, разбирал почти все слова. Во всяком случае, мог понять, о чем идет речь. Такие песни впору петь над телами павших героев. Хотя раньше, до прихода на Русь византийских монахов, на похоронах считалось достойным петь и веселиться.

Но, видно, невеселые думы одолевали королевну. Вот она и грустила, нагоняя тоску на остальных:

— Эту песню сложили здесь, на Оркнеях, — тихонько проговорил Халли Челнок, отстав так, чтобы его конь поравнялся с каурым жеребцом Вратко. — Валькирии мчат на поле битвы при Клонтарве. Ирландцы дали нам тогда хороший урок мужества. Несмотря на гибель своего конунга, они стояли насмерть и сбросили наш хирд в море… Тогда много славных воинов отправилось пировать в Вальхаллу. Там был и мой дед тоже. Никто никогда не говорил мне, будто бы он побежал с поля боя. Даже мертвый он упал лицом вниз, вытянув руку с топором вперед, стараясь достать врага.

— Зачем она вспомнила эту песню? — недоуменно проговорил словен.

— Боюсь, Харальдсдоттир рассказала нам далеко не все, что увидела. Да… Мы-то что? Она боялась расстраивать конунга. Чует мое сердце, ничего хорошего из этого похода не выйдет.

— А если мы найдем ту вещь, о которой она говорила?

— Тогда все может пойти по-другому. Если на то будет воля Отца Битв.

Исландец вздохнул и стукнул пятками конька. Тот тряхнул головой и взбрыкнул. Халли смешно покачнулся, выказывая неумение ездить верхом, но не свалился. Вратко долго смотрел на пегий круп его коня и думал о превратностях судьбы. Вот уж воистину: «О мертвых по свету молва прошумит»… А живым останется скорбеть и корить себя, что слишком мало сделали для своих погибших товарищей…

У новгородца начали уже побаливать ноги с непривычки, когда на дальнем холме показались, словно зубы дракона, серые, изрытые дождем и ветром, стоячие камни.

— Вот оно — кольцо Брогарское! — воскликнул Халли Челнок. И продекламировал, со смаком выговаривая слова:

— Нам туда? — Хродгейр спросил то ли Марию, то ли исландского скальда.

— Туда, — кивнул Халли.

— Нет! — покачала головой королевна. — Нам не туда! Дальше. Я чувствую.

— Куда дальше? — удивился исландец.

— Туда! — неопределенно махнула рукой на восход Харальдовна.

— Возвращаться? — удивился Хродгейр.

— Там же нет ничего! — с сомнением проговорил Халли Челнок.

— Есть! — с уверенностью ответила девушка.

Черный Скальд потер бороду, пожал плечами.

— Коли надо, можем и поехать…

— Давайте для затравки хоть в кольцо заглянем, — просительно сказал Халли. Вратко почувствовал, что исландцу нравятся здешние места и он думает, что, быть может, никогда и не вернется на Оркнейские острова — война есть война.

— Я бы тоже поглядел, — поддержал новгородец скальда. — Вреда не будет…

— Уважила бы гостя, Мария Харальдсдоттир, — тут же подхватил Халли. — Виданное ли дело — скальд из самой Гардарики! Ему любопытно на жилье йотуна посмотреть. Поди в ихних лесах такого днем с огнем не сыщешь.

— Некогда… — Королевна нахмурилась.

— Хоть одним глазком. Видишь, парень просил бы, да робеет.

— Ладно! Но быстро! — Она стукнула коня пятками и порысила вперед. Холодный ветер, пробегающий над вересковой пустошью, трепал прядь волос, выбившуюся из-под ее платка.

Неспешно приближались гигантские камни, устремленные в синее небо. Рытвины и трещины, блеклые пятна лишайников на их боках свидетельствовали о почтенном возрасте. Не одну сотню лет торчали они здесь, вызывая в редких путниках почтение и благоговейный ужас. Ведь и правда не человеческих рук эта работа, подумалось Вратко. Разве в силах люди громоздить такие глыбы? Это вам не камень тесать для крепостных стен. Парень вспомнил рассказы о том, что в Константинополе стена, окружающая город, сделана из камня. Ох, и дорогущая работа, наверное. Зато, с другой стороны, польза налицо — атакующее войско вряд ли сможет стену поджечь. Так вот, здешнее каменное кольцо, пожалуй, не уступало в величии самым знаменитым постройкам мира. Оно казалось в самом деле остатками дома великана. Если представить прочные жерди-стропила наверху, солому… Или нет, солома не годится — откуда ее здесь взять? Широкие пласты дерна на крыше — вот в самый раз. То что надо. А во-он там, правее, две продолговатые глыбы расходятся чуть больше, чем остальные. Это мог бы быть вход. Так и хочется представить порог, о который живущий здесь йотун обчищает грязь с сапог, прежде чем войти.

Вратко тряхнул головой и потер глаза. Это же надо навоображать столько, что увидеть куски грязи, упавшие с великанской подошвы.

Да нет! Это не грязь. Это кусок земли, вывороченный каблуком или конским копытом.

— Тут кто-то был до нас! — Новгородец повернулся к Хродгейру. Ткнул пальцем в следы.

— Да?! — Норвежец напрягся, спрыгнул с лошадки, придерживая меч левой рукой.

Его воины быстро расположились так, чтобы видеть всю округу. Сталь сверкала в их руках.

Глава 12

Скара бра

Вратко присоединился к Хродгейру. Беглый осмотр показал — здесь побывали несколько всадников. Судя по размерам копыт, они приехали на таких же низкорослых лошадках местной породы.

— Не нравится мне это… — протянул исландец, почесывая затылок. Он, оказывается, тоже спешился и стоял за спиной у новгородца.

— Кто бы это мог быть? — удивился Вратко.

— Если бы я был охотником… — отвечал Черный Скальд.

— Да и я рыбку чаще ловлю, — поддержал его Халли. — По следам ходить непривычен.

— Ладно, я попробую оглядеться, — пожал плечами словен. Чего греха таить, он не чувствовал себя умелым следопытом, но какой-никакой опыт хождения по лесу за зверем имел. Если белку можно назвать зверем. И отыскивал он рыжих пушистых зверьков не по следам, а доверяя чутью верной лайки — Дружка, оставшегося в Новом Граде. Зато, наткнувшись на след лося или медведя, мог определить, в какую сторону направился лесной великан — навыки, необходимые, чтобы не столкнуться с опасным зверем нос к носу.

Парень опустился на колени, внимательно разглядывая и трогая пальцами отпечатки копыт. Давно ли неизвестные всадники миновали Брогарское кольцо, он не решился бы сказать наверняка. Возможно, прошлым вечером или этой ночью, незадолго до рассвета. Зато мог присягнуть именем Господа, что было их полдюжины — не больше и не меньше. Приехали они тоже с берега, почти по той же дороге, что и Мария Харальдовна со спутниками, только сильно срезали путь, а потому их следы и не попались на глаза раньше. По всей видимости, торопились. Но устоять перед величием загадочных камней не смогли — ненадолго завернули поглазеть. «Если увидели Кольцо и решили рассмотреть поближе, значит, было уже светло, — подумал Вратко. — Должно быть, только-только солнце поднялось»…

— Кто-то из наших? — задумчиво проговорил Хродгейр.

— Такие «наши» китовый скелет на отмели обгладывают, — немедленно отозвался Халли Челнок. Он держал пальцы на рукояти боевого топора, и похоже было, что скальд не станет долго раздумывать, прежде чем пустить его в ход.

— Нам нужно торопиться, — коротко бросила королевна. Она будто и не заметила, что вызвавшиеся ее охранять воины всерьез задумались о возможной опасности.

— Говорят мудрые люди: поспешай медленно, — сразу нашелся исландец. И добавил, горестно вздохнув: — Куда хоть ведешь нас, Харальдсдоттир?

— Туда… — Девушка показала на восток. Там торчало несколько холмов, приметных тем, что выглядели лысыми — по какой-то причине вереск не уживался на их округлых, похожих на караваи, верхушках.

Хродгейр прищурился, прикрыл от солнца глаза ладонью.

— Вроде бы следы на склоне. А может, просто камень скатился…

— Просто так камни на Оркнеях не катятся, — отрезал Халли. — Зверья крупного нет и в помине, а люди обычно здесь не шатаются. Местные хорошо помнят легенду о йотуне и без нужды к Кольцу не прибредут.

— Нам туда, — упрямо повторила Мария.

Черный Скальд кивнул.

— Добро, дроттинг. Раз надо, значит, надо. Пойдем. Но пойдем с опаской. Глядеть будем в оба.

Выглядел он смущенно и даже чуть виновато, и Вратко понял, что боится Хродгейр не за себя, а за Марию. Уж если скальд полез в жилище полусумасшедшей старухи, от которой ничего, кроме сглаза или черного проклятия и ожидать не мог, да и когда понял, что ночью их посещал оживший мертвец, не струсил, а ушел с достоинством, то здесь, при свете солнца да в окружении четырех самых лучших бойцов из своей дружины, он не побоялся бы полудюжины незнакомых всадников. Но на нем лежал груз ответственности. Не приведи Господь, что-то случится с дочерью Харальда Сурового… Тут страшен даже не конунгов гнев, а позор — вот, скажут, не усмотрел, не уберег, полез на рожон.

Желая предостеречь товарищей, словен сказал то, что вертелось на языке с недавнего времени:

— Эти, что впереди нас, тоже туда направились.

Брякнул, не подумав, и тут же пожалел.

Хродгейр, и без того напряженный и сердитый, еще больше посуровел. Казалось, была бы возможность, отрастил бы себе глаза еще и на затылке.

— Умеешь обнадежить, Подарочек Ньёрда! — усмехнулся исландец. — Чего еще веселого поведаешь?

— Ничего… — насупился Вратко. Буркнул, глядя в землю: — Мне оружие дайте.

Конечно, добрый нож, висевший у него на поясе, тоже мог считаться оружием. Да в ремесленном конце Новгорода и считался бы за милую душу. Но, если враги нападут и будет настоящий бой, хотелось бы иметь в руках что-нибудь подлиннее и потяжелее.

— Не порежешься? — состроил зверскую рожу Халли.

— Не должен, — ответил за ученика Хродгейр. Но меча все-таки не дал. Вытащил из-за пояса и сунул в руки словена кистень. — Сумеешь сам себе лоб не расшибить?

— Сумею! — Парень даже обиделся слегка. Эка невидаль! Кистень!

Он засунул оружие за ремешок, подпоясывающий куртку, и сразу стал чувствовать себя уверенней.

— Поехали?

Хродгейр кивнул и забрался на коня.

— Глядеть в оба! — окликнул он воинов.

Но те и без его приказов старались изо всех сил. Когда еще та война, а тут под самым носом — случай отличиться. Если не славу добыть, то хоть доказать лишний раз, что не зря ратным делом кормятся.

Лошади шли шагом.

Как-то так получилось, что Вратко и Мария Харальдовна оказались в окружении воинов: Хродгейр и Халли впереди, Олаф с Асмундом справа, а Рагнар и Бёдвар — слева. Быть под защитой словену не хотелось. Он изо всех сил разворачивал плечи, силясь показаться опытным бойцом, и поглаживал рукоять кистеня.

— Ты чувствуешь что-нибудь? — вдруг огорошила его вопросом в лоб королевна.

— Н-нет, — с перепугу заикнулся новгородец. — А чего бы мне чувствовать что-то?

— Ты же ворлок. — Серые глаза Харальдовны смотрели в упор. Она не смеялась, не подначивала. Просто сообщала общеизвестную истину.

— Я — не ворлок. И не колдун. И не чароплет, — отчеканил Вратко.

— Но ты же прогнал накилеви. Не побоялся. И строки сложил к месту и вовремя.

— Накилеви прогнал солнечный свет.

— Возможно. Тогда твоя виса разогнала туман. Называй как хочешь, но жизни воинов со «Слейпнира» и «Жрущего ветер» ты спас. Наши это поняли. Датчане нет.

— Я не колдовал, — повторил Вратко, в глубине души сознавая, что и сам себе не верит. Он вкладывал в стих, в каждую строчку, каждое слово частицу самого себя, стремясь выразить волю. Другой вопрос — можно ли считать это колдовством? Ведь он не резал руны, не приносил в жертву старым богам черного петуха, не рисовал знаки на песке, не сочинял заклинания… Нет, заклинания он как раз сочинял. Ту самую вису, после которой лопнул туман. Значит, все-таки колдовал? Или нет? Вконец запутавшись в собственных мыслях, парень опустил голову. Промолвил, будто цепляясь за последнюю соломинку: — Был суд. Меня признали невиновным.

— Отец признал тебя невиновным в злом умысле. А потому оправдал, — слишком жестко для женщины проговорила Мария. — К тому же он неравнодушен к скальдам. Сам сочинял висы в молодости… Ты слышал его висы?

— «Рыжая и ражая рысь морская рыскала»?..

— Точно!

— Хорошие. Красивые…

— Еще бы! Сам Харальд Сигурдассон слагал! Вот потому-то он за скальдов горой стоит. Я с самого начала поняла: что бы там Точильный Камень ни плел, а вас с Хродгейром оправдают.

— То есть ты считаешь, нас несправедливо оправдали? — обиделся Вратко. — Мы что, по-твоему, виновны на самом деле? — Он и сам не заметил, что разговаривает с королевной на равных, как с соседской девчонкой. А она нисколечко не зазнается. Отвечает ему, словно век прожила не в конунговых палатах, а в новгородских кривых улочках или в усадьбе на берегу Северного моря.

— С тебя сняли обвинение в злом умысле. А если человек использовал немножечко колдовского умения, чтобы спасти свою жизнь и жизни своих друзей, что ж тут плохого?

— Ну да… — кивнул новгородец. Ей пальца в рот не клади. Пожалуй, из дочери норвежского конунга мог бы выйти законник, каких поискать. Можно сказать, повезет тому, кого она будет защищать в суде. И очень не повезет обвиняемому.

— Так чувствуешь что-то или нет? — И с выбранного направления ее не сбить, не заморочить.

— Ничего не чувствую. Есть хочется разве что… — попытался отшутиться Вратко.

Она пропустила его слова мимо ушей.

— А я чувствую. Мы все время верной дорогой шли. И теперь, чем ближе к тому холму… Только раньше оно меня просто манило, а теперь… Как бы правильно описать? Оно меня теперь просит прийти скорее, умоляет. Ему страшно.

— Страшно? Кому? Я думал, оно неживое…

— И я так думала.

Мария замолчала, погрузившись в свои мысли и чувства.

Вратко смотрел под ноги коня. Следы неизвестных всадников в том же направлении, в каком двигались и они. Кто бы это мог быть? Неужели в войске Харальда завелись предатели, замышляющие недоброе? К сожалению, завистников или просто недругов у всех правителей хватает. А уж у норвежского конунга, прозванного Суровым, их должно быть в достатке. Если правда то, что люди о нем говорят, Харальд ни с кем не заигрывал, не пытался обласкать либо улестить. Наверняка кто-то из ярлов или херсиров затаил обиду и ищет удобного случая поквитаться. Но кто знал, что они едут сюда? Кто знал подробности видения конунговой дочери? Кроме них с Хродгейром и Халли Челнока только ярл Торфинн и епископ Бирсейский. Насколько им можно доверять, Вратко не знал. Но почему-то боевой ярл внушал ему больше уважения, чем священник, в свите которого словен обнаружил давнего недруга. Вообще, служителей римской церкви он с некоторых пор не любил и готов был им приписывать самые черные мысли и побуждения.

Поделиться размышлениями с Хродгейром?

Парень поежился. Доказательств-то никаких. Скальд может запросто сказать, что новгородцем движет обычная вражда и желание отомстить отцу Бернару. Чего доброго, на смех подымут. У них, урманов, это запросто. Любят позубоскалить, надо и не надо. Уж лучше держать подозрения при себе.

Что ж, так он и поступит. Никому ничего не расскажет, но будет начеку. А там поглядим, кого винить в предательстве.

Холм приближался. Теперь уже не только Хродгейр, чье зрение позволяло разглядеть рисунок паруса у идущего почти перед окоемом корабля, но и новгородец увидел, что пятнистый склон изрыт, будто целая свора собак искала припрятанные загодя кости.

Черный Скальд обернулся, поднял руку.

Его спутники поняли знак и натянули поводья.

— Не торопитесь! — негромко приказал Хродгейр. — Сперва поглядим.

Он перебросил ногу через холку с коня и соскользнул на землю. Исландец последовал за ним.

Медленно ступая, внимательно поглядывая по сторонам и держа ладони вблизи оружия, они пошли к склону. Хродгейр наклонился над черным провалом, уходившим в толщу холма. Прислушался. Кажется, даже принюхался.

— Вроде бы никого…

Королевна будто ждала его слов, спрыгнула с коня, отдавая повод Рагнару, и кинулась к дыре. Халли Челнок мягко, но настойчиво перехватил ее по пути.

— Не пущу!

— Мне туда надо! — попыталась вырваться Мария, но тщетно.

— Нет, Харальдсдоттир, не пущу! Случится что — как я перед конунгом оправдаюсь?

— Пусти, я приказываю! — Девушка топнула ножкой, сводя брови точь-в-точь как ее отец.

— И не приказывай, и не проси! — стоял на своем скальд.

— Извини, Харальдсдоттир, — поддержал его Хродгейр. — Вначале мы все проверим. Вратко!

— Я уже смотрю, — ответил новгородец. Он и правда внимательно изучал следы.

Страницы: «« « 4567891011 » ... »»