Ворлок из Гардарики Русанов Владислав

— Слышу!

— Слазь с дерева и к нам! Живо! Только подальше этих обходи — понятие о чести у них как у бешеных псов.

Скафти забурчал, будто у него в животе каменные жернова зашевелились, но Модольв вновь окоротил воина:

— Стоять, сказал!

Вратко в последний раз бросил взгляд на Скардаборг, полыхающий уже вовсю. Над городом стоял толстый столб густого черного дыма, подсвеченный снизу багровым пламенем. Головни, перебрасываемые викингами Харальда, разожгли пожар сразу в десятке мест, и защитники попросту не успели затушить их все и сразу. Сильный ветер, разносящий искры и огонь, способствовал успеху замысла конунга. Вряд ли кто останется живым в огненном аду. Жители Скардаборга предпочли умереть, но не сдаться — не очень-то добрый знак в самом начале войны. Хоть и победа, но какая-то мрачная… Но кто его знает, как урманы приметы оценивают? Может быть, для них и в самый раз.

— Эй, ты живой там?

— Живой! — Вратко соскользнул по стволу вниз, сразу отбежал на несколько шагов от невольно дернувшегося к нему Эйрика. Прошел по кругу и оказался за спинами Гуннара и его товарищей.

— Ну что? Получили? — усмехнулся кормщик.

— Надо будет — возьмем, что сами захотим, — отозвался Модольв.

— Это вряд ли, — покачал головой Гуннар. Сказал своим: — Отходим медленно. Глаз не спускать с них. Особенно с берсерка. А ты, Подарок, ох и получишь по шее… Но после.

«Да сколько угодно!» — хотел ответить Вратко, однако смолчал. Он только сейчас, оказавшись на земле, за спинами людей, готовых сражаться за него, понял, как близко был от смерти. И зачем нужно было задирать Белоголового? Хотя, с другой стороны, если бы он молчаливо сидел на дереве, кротко выслушивая обвинения в колдовстве, что-то изменилось бы? Он мешает отцу Бернару, а значит, почему-то мешает и Модольву. И они не успокоятся, пока не сживут словена со свету.

Размазанной тенью, едва не сбив Вратко с ног, к Марии подбежала Рианна. Вцепилась переодетой королевне в рукав и, поднимаясь на цыпочки, что-то зашептала на ухо.

— Отходим, — напомнил Гуннар. — После поговорите.

— Странные гости плывут на корабле Хродгейра Черного Скальда, — проговорил вдруг монах. — Ой, странные…

— Не тебе, святоша… — начала Мария Харальдовна… и осеклась. Замолчала, втянув голову в плечи. Наверное, поняла, что погорячилась, а горячность может дорого обойтись.

— Думаю, конунгу будет интересно узнать, как нарушаются его приказы. И, главное, кто их нарушает, — продолжал Бернар.

Светлобородый викинг из окружения Модольва подобострастно засмеялся. Скафти непонимающе смотрел на спутников. А губы Кетильсона под белыми усами уже дрогнули в злорадной улыбке. Быстро же он соображает!

Гуннар в сердцах крякнул. Он не понаслышке представлял себе гнев конунга, прозванного Суровым. Если Харальд дознается, что Мария вопреки его приказу отправилась в Англию, Хродгейру не поздоровится. Изгнание — самое мягкое наказание для ослушника. Кормщик сбросил копье с плеча и взял его двумя руками. Видимо, всерьез прикидывал, не придется ли драться. Мертвые проболтаться не смогут.

Но королевна не растерялась. Она гордо вскинула подбородок, сжимая запястье Рианны — пикта, казалось, готова была броситься с кулаками на викингов Модольва. С чего бы это?

— Когда конунгу придет время узнать истину, он узнает ее, не сомневайтесь! — звонко проговорила Мария. — Я ослушалась его, желая добра и удачи. А почему вы ослушались его? Зачем рылись под холмом в Скара Бра? По какому праву убили хранителей знания о Чаше? Что замыслили?

— Что ты говоришь такое, дроттинг? — старательно изобразил недоумение Белоголовый. — Мне странно слышать твои обвинения. Уж не украл ли я вдобавок молот Тора, подобно йотуну Трюму? Или ожерелье Фрейи? Или…

— Довольно! — перебила его королевна. — Сейчас не время и не место для шуток. Ты хотел убить всех пиктов, живших в Скара Бра. Не знаю зачем, но хотел. Только ты просчитался, Модольв Кетильсон! Наследница правительницы клана пиктов выжила и готова свидетельствовать против тебя.

— Да что за ерунда! — зарычал Белоголовый.

— Погоди, сын мой, — мягко остановил его отец Бернар. — Ее высочество хочет сказать, что эта девочка может каким-то образом доказать причастность моего близкого друга и духовного ученика, хевдинга Модольва Кетильсона, к убийству дикарей-варваров, слухи о котором доносились до нас перед отплытием с островов?

— Да! — кивнула Мария. — Она слышала голоса Модольва и его подручного Скафти в подземелье, когда убивали ее семью. Запомнила их и сейчас узнала.

— Не очень веское доказательство. Не думаю, что Харальд Суровый примет слова какой-то чумазой девчонки на веру.

— Да, я — девчонка! Но мой род древностью не уступит никому! — воскликнула Рианна, порываясь броситься на обидчиков.

Мария не без труда удержала ее и продолжила:

— Отец знает, зачем я ездила в Скара Бра и что там искала. А что искали вы?

— Я не был там! — поднял кулак, словно давал клятву, хевдинг.

— А Рианна утверждает, что был!

— Мое слово против слова девчонки…

— Харальд может вновь назначить суд Господа. — В голосе королевны зазвенела сталь, напомнившая нрав ее отца. — А Хродгейр во второй раз может не быть так мягкосердечен.

Модольв скрипнул зубами, шагнул вперед.

Игни рывком натянул тетиву до щеки.

Хрольв присел, выставляя перед собой меч, а Свен занес над головой секиру.

— Pax vobiscum![69] — вскинул руки Бернар. — Остановитесь, люди!

Белоголовый тяжело дышал, втягивая воздух сквозь сжатые зубы. Скафти лениво ворочал шеей, поглядывая то на соратников, то на дружинников Черного Скальда.

Плечи Игни дрожали от напряжения — нелегко удерживать в натянутом положении боевой лук, — но стрела по-прежнему смотрела в грудь Кетильсона.

— Худой мир лучше доброй ссоры, — продолжал монах. — В этой народной мудрости есть свой резон. Мы уйдем. Мы не расскажем королю Харальду о том, как повстречали его дочь. Я не буду просить вас молчать, отвечая услугой на услугу, ваше высочество. Но я много слышал о вашем тонком уме и сообразительности. Думаю, вы сами решите, выгодно ли вам давать огласку делу. Мы уходим. — Отец Бернар окликнул хевдинга. — Модольв Кетильсон! Мы уходим!

Белоголовый кивнул.

— Хорошо. Но с тобой, змееныш, мы еще встретимся. И с тобой, Гуннар-кормщик.

— Если бы я всего боялся, кто поставил бы меня к правилу? — ответил Гуннар. — Я не стану прятаться. И ты знаешь, где меня найти.

— Я тоже буду искать тебя, — растягивая слова, видимо, чтобы придать им большую весомость, проговорил Скафти. — Ты обидел меня. Пообещал поединок и обманул.

— Тебя я тоже буду ждать, Медвежья Шкура. Приходи.

Вместо ответа Скафти оскалился и повернулся спиной. Вскоре отряд хевдинга по прозвищу Белоголовый скрылся в сумерках, все еще по-летнему стремительных.

Возвращаясь на «Слейпнир», Вратко старался заставить себя думать о предстоящей взбучке, но мысли возвращались к участию Модольва и Бернара в разграблении подземного жилища пиктов.

Глава 15

«Йорвик[70] перед нами!»

Расправа с непокорным Скардаборгом смирила саксов Кливленда. Города и деревни сдавались без боя, таны наперебой присягали норвежскому конунгу, соперничая не в воинском искусстве, а в хитрости и пронырливости. Каждый, прибежавший к Харальду первым, рассчитывал получить больше выгоды, нежели его припозднившийся земляк.

Полных пять суток понадобилось урманскому войску, чтобы покорить весь Кливленд, пополнить припасы и отдохнуть.

На четырнадцатый день вересня с юга пришла, отчаянно лавируя против ветра, рыбацкая лодка. Управляли ею трое одетых в грязные лохмотья мужчин, но когда они проходили к шатру Харальда мимо приткнувшегося к берегу «Слейпнира», Вратко успел заметить вороненую кольчугу, выглядывающую сквозь прореху долгополой рубахи.

— Лазутчики, — пояснил все ведающий Сигурд. — Гонцы!

Вскоре по лагерю распространилась недобрая весть.

Хродгейр, поговорив с хевдингом Ториром, собрал хирдманов, чтобы донести до них самые свежие новости.

Оказалось, рыцари Вильгельма Нормандского выступили в поход. Начав сборы в весенний месяц снегогон[71] на франкских землях, войско герцога готовилось к захвату Англии все лето. Во всех гаванях Нормандии опытные мастеровые строили и снаряжали корабли, способные нести на борту не только рыцарей, но и коней, оружие, запасы пищи. Кузнецы и бронники делали копья и мечи, шлемы и кольчуги.

Сам Вильгельм не только поспешил заручиться поддержкой Папы Римского, но и успел побывать в Сен-Жермене у короля франков Филиппа. Гордый нормандец смирил себя и попросил помощи у королевства, мягкое подбрюшье которого нормандцы частенько щекотали острой сталью. Юный король франков посоветовался с баронами и… отказался помогать северному герцогству, не желая портить отношения с Англией в случае неудачи Вильгельма. Проявил осторожность и родич герцога — граф Фландрии.

— Еще бы! — Всезнайка Сигурд с усмешкой посмотрел на окруживших его хирдманов. — Королева Франции — Анна Ярицлейвдоттир приходится родной сестрой нашей Эллисив. Станет она войско против родной крови посылать? А фландрский граф, Болдуин, хочет и с вашими, и с нашими дружить! Одну сестру за Тостига-коротышку выдал, а вторую — за Вильгельма-нормандца. Смех да и только!

И викинги хохотали как дети, подтрунивая над хитрым правителем, но настороженно слушали о событиях в далекой Нормандии.

Несмотря на отказы франкского короля, его рыцарство откликнулось на зов герцога. Тем паче что Вильгельму доставили буллу от Папы Александра Второго с одобрением всех его действий и священную хоругвь, которую норманны вознамерились нести впереди рыцарского строя.

— Римские церковники, — сказал Хродгейр, — объявили Гарольда Годвинссона, английского короля, клятвопреступником. А сам виноват! Не надо было клятвы раздавать направо и налево! Сперва Вильяму присягнул, поклявшись на святых мощах, обещал герцогу поддержку всяческую, а потом вдруг сам в короли захотел! Его короновал архиепископ йоркский в присутствии Стиганда Кентерберийского.

— Папа Римский, — пояснила Мария, — назвал архиепископа кентерберийского Стиганда самозванцем и признал коронацию Гарольда Годвинссона незаконной. А Вильгельм получил благословение Папы только потому, что пообещал в случае успеха подчинить английскую церковь Риму.

— То-то и оно, — согласился Черный Скальд. — Воины сражаются, а святоши только и думают о выгоде… — И продолжил рассказ.

Вооруженные бойцы с отрядами свиты прибывали в Байе со всех концов Европы. Не только из Франции, но и из Аквитании, Бретани, Фландрии и Бургундии. Почувствовав грядущую поживу, прибыли даже добровольцы из Апулии и Сицилии! Слухи раздували численность армии нормандцев до неслыханных размеров — пятьдесят тысяч человек. Как известно, сведения, полученные из досужей болтовни, следует делить на пять. И все равно получалось, что войско Вильгельма превосходит по размерам силы, собранные Харальдом.

— Четыре долгих месяца готовился герцог к войне. Да вот незадача! В конце лета, когда все было готово, задули сильные ветра с севера. Море в проливах, отделяющих остров от материка, штормило и рычало диким, голодным зверем. Должно быть, часть добычи просит…

Несмотря на это, сборным местом для кораблей и войска было назначено устье реки Дивы, впадающей в море, между Сеной и Орной. Весь месяц серпень[72] дули противные ветры и задерживали там норманнский флот. Потом попутный южный ветер двинул корабли до устья Соммы к Сен-Валери. Там застигла их непогода, и надобно было простоять несколько дней. Корабли бросили якоря, а войска расположились на берегу под непрестанными проливными дождями.

— Ожидание затянулось. С морем шутки не шутят… — Хродгейр невесело усмехнулся, показывая превосходство бывалого морехода над сухопутными конными воинами. — Благородные рыцари умирают от кишечной хвори и простуд, травятся гнилой водой и скисшим вином. Но Вильгельм держит войско наготове. Стоит перемениться ветру, и вся силища нормандских кораблей двинется через пролив.

Были и другие новости. Уже поближе, из Нортумбрии.

Давно проведавший о готовящемся вторжении Гарольд Годвинссон собрал большую армию. Сильный отряд хускарлов, а в поддержку к нему созвали по графствам фирд[73] и дружины танов. Они ждали высадки нормандцев на юге Англии, а потому викингам могли противостоять лишь дружины графов Моркара Нортумбрийского и Эдвина Мерсийского, двоюродных братьев короля, вкупе с нортумбрийским ополчением.

Об этом Черный Скальд говорил уже с искренней улыбкой. Норвежских военачальников обнадеживало разделение английского войска.

Харальд Суровый понял, что, наверное, какие-то высшие силы благоволят к нему. Он понял, что судьба дает надежду на успех. И немалую надежду. Сын графа Годвина занят далеко на юге, а Моркар и Эдвин слишком молоды и неопытны, чтобы такой матерый волк, как норвежский конунг, боялся их. Он-то сражался всю жизнь, начиная с проигранной Олафом Святым битвы при Стикластадире, когда юный скальд сказал первую вису:

  • Край прикрыть сумею
  • Войска, в строй лишь дайте
  • Встать. Утешу, страшен
  • В ратном гневе, матерь
  • Не отступит, копий
  • Убоявшись, — пляшет
  • Сталь — младой в метели
  • Скегуль скальд удалый.[74]

Он сражался под знаменами киевского князя против вендов и ляхов, в варяжской дружине императора Миклогарда бился со смуглыми, по-змеиному хитрыми южанами, грабил прибрежные города и села в море Варяжском и в море Средиземном, воевал с датчанами. Он прожил полвека и одних лишь крупных битв выиграл больше, чем найдется пальцев на руках и ногах у здорового человека. Что могут противопоставить ему эти мальчишки, не видевшие ничего, кроме холмов и лесов Англии?

Харальд решил не упускать удобного случая, с радостью принимая подарок судьбы.

Кливленд с его пашнями и пастбищами его больше не интересовл.

Утром семнадцатого дня месяца вересня норвежские корабли вышли в море.

Урманы горели желанием встретить настоящего врага. С пастухами и пахарями сражаться скучно. Вот дойдет черед до хускарлов, тогда поглядим…

Ночью с пятнадцатого на шестнадцатый день кто-то пытался тайком пробраться на «Слейпнир». Охраняли дреки Хрольв и Асмунд. Коротышка стоял на носу, у головы дракона, а рыжебородый, заплетающий косички воин пристроился рядом с рулевым веслом. Он услышал крадущиеся шаги — неизвестный зашуршал травой.

Асмунд окликнул ночного гостя. Тот притаился. Знаком приказав Хрольву окружать лазутчиков, рыжий свесился с борта… И тут же получил в лоб. Спас хирдмана толстый вязанный подшлемник, надетый для защиты от ночной сырости. Он смягчил удар, и потому Асмунд лишь на время потерял сознание, а не умер на месте. Впрочем, Сигурд язвительно заметил наутро, что черепу викинга не страшны прямые удары тарана, которым крепостные ворота вышибают. Но, невзирая на шуточки, «шишка» на лбу выросла добротная. С кулак Вратко величиной.

Услышав звук удара, Хрольв закричал. Поднял тревогу, а сам с обнаженным мечом бросился в темноту. Чудом — должно быть, помогло по-звериному обострившееся чутье — ему удалось отбить удар, нацеленный теперь уже в него. На этот раз сталь звякнула о сталь. В ответ норвежец ткнул клинком наугад. После он утверждал, что попал во что-то мягкое. «И теплое», — добавил насмешник Сигурд. Но даже если и попал, то особого вреда не причинил, и виной тому не отсутствие меткости, а закругленные концы урманских мечей. Рубить ими можно и очень даже хорошо, а вот колоть — это вряд ли. Для этого нужен заостренный клинок наподобие франкского.

Кто бы это мог быть и зачем чужому человеку лезть на корабль Черного Скальда, строили много предположений. Вспоминали всех недоброжелателей — тайных и явных.

Хрольв утверждал, что ясно слышал: лазутчиков было двое, и один, убегая, назвал другого Эйриком.

Вратко сразу припомнил худощавого викинга из дружины Модольва Кетильсона. Ну, того, чье лицо будто топором из коряги тесали. Но не стал ни с кем делиться догадкой. Зачем? Потом окажется, что ошибся — позора не оберешься. Засмеют, затюкают, хоть в море прыгай. А в море он уже был и поэтому не испытывал никакого желания повторять приключение.

Парень много размышлял: что могло понадобиться ближнему дружиннику Модольва, сына Кетиля, на «Слейпнире»? Первое, что приходило на ум, — Рианна. Надо думать, люди, разграбившие подземный поселок в Скара Бра, не нашли того, что искали. Хорошо бы еще узнать цель их поисков. И ведь не спросишь напрямую. А если и спросишь, все равно не ответят. Если рассуждать здраво, то в Скара Бра налетчики увлеклись и всех поубивали. Думали, видно, что обойдутся в поисках без помощников, но просчитались. Теперь, узнав, что с дружиной Хродгейра плывет девочка-пикт, решили выкрасть ее и, допросив, узнать нечто, без чего их ухищрения зашли в тупик. А что они могут хотеть узнать от пикты? Только местоположение Чаши.

Чаша.

Вот еще одна загадка.

Ну, положим, хевдингу Модольву, взыскующему славы, богатства, власти, она, может быть, нужна.

А монаху?

Зачем она отцу Бернару? Что может дать святоше, жизнь положившему на служение Господу?

Ответа у Вратко не было. И не находилось, как он ни старался его сыскать.

Возможно, конечно, ни Рианна, ни Чаша тут ни при чем.

Модольв Кетильсон узнал о присутствии на борту «Слейпнира» Марии Харальдовны. Узнал и решил использовать знание себе на пользу?

Например, похитить королевну и вытребовать что-нибудь у Харальда.

Тогда следует признать, что Модольв — враг норвежского конунга. И от этого никуда не деться.

Вратко решил посоветоваться с Хродгейром. Ну и с Сигурдом, само собой. Старик, хоть и не упустит случая уколоть языком так больно, как другой и ножом не кольнет, а жизнь повидал и знает многое, а главное, разбирается в людях так, как новгородцу и не снилось. Но парень никак не мог заставить себя начать разговор. Все время откладывал на потом. И когда грузились на корабли, и когда, распустив паруса, устремились на юг.

На юг.

Снова на юг.

Небеса благоволили урманскому воинству. Солнце дарило тепло, несмотря на осеннюю пору. Ветер надувал паруса, давая дружинникам отдохнуть перед предстоящей чередой испытаний. Корабли мчались как на крыльях навстречу сражениям и победам.

И вот наконец справа по борту открылся залив Хамбер, узкий, длинный, врезающийся в сушу на добрую сотню верст.

Несколько кораблей под пестрыми парусами заполошенно рванулись в глубину острова. Саксы прекрасно осознавали, что противостоять норвежцам на море у них недостанет сил. Пришедшие с Тостигом дружины, возглавлявшие Харальдово войско, погнались за соплеменниками, но безнадежно отстали и вернулись — беглецам страх придавал сил. Они гребли против ветра так, что гнулись весла.

Конунг повел корабли по заливу до устья реки Уз. Викинги во все глаза выглядывали саксонское войско или хотя бы корабли. Но, казалось, защитники Нортумбрии куда-то спрятались, не рискуя связываться с превосходящими силами противника.

Где же Моркар и Эдвин?

Осмотревшись, Харальд Суровый скомандовал подниматься вверх по Узу.

Двигаясь на веслах против течения, они достигли места, где Уз сливался с таким же полноводным Уарфом. Здесь над рекой нависла небольшая крепостица, Риколл, сдавшаяся урманам без боя. Стоило только кораблям заскрести штевнями по прибрежной отмели, как ворота города открылись и десяток именитых мужей вышли поклониться новому правителю Англии. Наверное, слухи о сожжении Скардаборга распространились быстрее, чем двигался флот.

Харальд присягу Риколла принял, обязав горожан обеспечить войско пищей, но строго-настрого запретил своим людям чинить добровольно сдавшимся саксам какие бы то ни было притеснения.

Здесь урманы оставили корабли и тысячи две воинов под командованием Эйстейна Тетерева для охраны. Тыл оголять не следовало — кто его знает, какую хитрость задумали братья-ярлы, Эдвин и Моркар?

Переночевали, и ранним утром главные силы норвежского конунга пешим строем устремились к Йорку.

Но накануне Вратко довелось натерпеться страху, когда на «Слейпнир» ни с того ни с сего заявился ярл Годрёд Крован, известный как один из самых близких сподвижников Харальда.

Мария, случайно увидев приближающегося русоволосого викинга, чьи виски лишь слегка тронула седина, ойкнула и нырнула под палубу, туда, где дружина Хродгейра хранила мечи и доспехи. Видно, решила, что отец прислал ярла по ее душу. Черный Скальд слегка побледнел, но приветствовал Крована учтиво, как и подобает настоящему викингу встречать прославленного вождя.

Годрёд усмехался в длинные усы, но выглядел вполне добродушно. Поздоровался и спросил:

— Где твой ученик, Хродгейр? Тот, которого кличут Подарком Ньёрда.

— Здесь, — пожал плечами скальд. — Куда же он денется?

— Конунг хочет видеть его, — просто и буднично заявил ярл.

Вратко, стоявший неподалеку, а потому прекрасно слышавший разговор норвежцев, похолодел. Лишний раз являться пред очи Харальда Сурового ему ох как не хотелось. Не то чтобы конунг проявил несправедливость или предвзятость по отношению к нему. Нет, напротив, правитель выказал мудрость и доброжелательность, но о его крутом нраве рассказывали многое. Достаточно вспомнить, как он расправился с зачинщиками и предводителями бондовского бунта, стоившего Олафу Святому не только короны, но и жизни. Спустя почти двадцать лет припомнил все. У одного из них, Кальва, сына Арне, Харальд даже клятву верности принял и разрешил сражаться под своим знаменем, а после отправил в неравный бой с данами, где Кальв и погиб вместе со всеми ближними людьми. Еще рассказывали, как в доме дана Торкеля Гейсы хозяйские дочери посмеялись над молодым конунгом: вырезали из сыра якорь и стали показывать его всем, весело приговаривая: «Такие якоря крепко удержат корабли норвежца!»

Тем самым они намекали на нерешительность норвежцев, которые после смерти Магнуса Доброго — короля Дании и Норвегии, претендента на Английскую корону, — не спешили заявлять право на датский престол. Через год Харальд сжег усадьбу Торкеля Гейсы, а самого дана заставил заплатить богатый выкуп за плененных дочерей.

Тогда же была сочинена виса:

  • Резали, сим князя
  • Разъярив, из сыра
  • Якоря для ради
  • Смеха жены данов.
  • Ныне ж поуняли
  • Смех, глядя, как якорь
  • Железный княжьих коней
  • Вод надежно держит.[75]

Чуть позже он заманил в гости на пир Эйнара Брюхотряса, речи которого на тинге вызвали промедление с походом на Данию, и убил.

Очень не хотелось Вратко идти в гости к конунгу. Кто знает, может, Модольв с отцом Бернаром уже выболтали все, что знали?

Хродгейр ничем не показал волнения. Он улыбнулся и легонько кивнул. Сказал:

— Я тоже пойду к конунгу. Он хочет видеть одного скальда, а увидит двоих. Думаю, его это не расстроит.

— Я тоже так думаю, — рассмеялся Годрёд Крован. — Скальдов много не бывает. Но только один из них, по твоему уверению, приносит удачу. Не так ли?

— Я не буду отрицать того, что десятки людей видели своими глазами, — ответил Черный Скальд. — Подарок Ньёрда дарует удачу моей дружине. Подарит он ее и всему нашему войску, если будет на то воля Небес.

После они шагали вдоль оскалившихся драконьих морд, глядевших перламутровыми зрачками со штевня каждого дреки. Вратко волновался, то и дело одергивал чистую рубаху, расправляя складки за новым поясом, который оттягивали ножны с подаренным ножом. Если даже Харальд и в добром настроении, все равно боязно…

Годрёд и Хродгейр неторопливо беседовали. Эти два воина во всем были под стать друг другу: разворот плеч, осанка, рост. Только Черный Скальд мог похвастаться редкой для северных земель вороной бородой, а Крован распустил по спине длинную гриву русых волос.

— Предчувствия давят Харальда, — сказал он после недолгого молчания. — Дурные приметы не дают покоя. Потому-то он и оставил Эллисив с дочерьми. Не захотел подвергать опасности.

«Так его и послушались… — подумал Вратко. — В особенности Мария».

— А мне кажется, все складывается успешно, — отвечал Хродгейр. — Скардаборг тому примером.

— Скардаборг… Скардаборг прыгнул конунгу в руки, словно обезумевший лосось, идущий вверх по реке. Здесь же, в Йорвике, предстоит первое настоящее испытание.

— Это испытание Харальд выдержит с честью. Все мы вместе и каждый из нас в отдельности готовы умереть за конунга.

— Он знает это. И все же тяжелые думы гложут Харальда. В особенности слова Олафа Святого. Перед отплытием из Нидароса он ходил прощаться с братом. Постриг его ногти и волосы, а после закрыл раку и бросил ключ в реку, наказав не отпирать ее больше, если норвежское войско потерпит неудачу.

— Думаю, все не так плохо. Конунг еще придет навестить Олафа Святого. И рассказать ему о победах.

— Хорошо бы так… — Годрёд кивнул. Оглянулся на Вратко, будто хотел что-то сказать, но смолчал.

У шатра Харальда толпились люди. Ярлы, хевдинги, предводители отдельных дружин. Новгородцу показалось, что он видит Лосси-датчанина. Халли Челнок, разговаривающий с длиннобородым ярлом Гудбрандом из Согнефьорда, улыбнулся Вратко — не робей, мол, где наша не пропадала.

Крован, знаком показав Хродгейру и словену, где остановиться и подождать, нырнул под полог шатра. Там он пробыл довольно долго — Вратко успел уже рассмотреть всех: и старых знакомцев, и никогда ранее не виденных вождей. Вон промелькнул Свен Плешивый, с которым вместе они плыли на Оркнеи. А вон там, чуть дальше, отдают распоряжения хирдманам исландец Магнус из Годорда и ярл Сигни из Вике. Окруженный сверстниками из молодых воинов, прошагал Олаф Харальдсон, как всегда надменный и уверенный в себе. Еще бы! Знатный, именитый, одетый в дорогую одежду…

«Таким ли уверенным ты будешь в сражении, Харальдсон, сын великого конунга?»

Новгородца поразило одно наблюдение — в толпе воинов не было ни единого священника. Не крутились под ногами, не лезли с поучениями, как у них это обычно принято. Странно… Парень точно знал — Торольв, епископ Бирсейский, отрядил с войском не меньше десятка верных слуг Иисуса Христа, чтобы те наставляли, вдохновляли, придавали уверенности мирянам. Или не справились монахи с поручением, не оправдали возложенного доверия? Даже хитрец Бернар куда-то спрятался. Ну, это-то как раз неудивительно. Наверняка замышляет новую каверзу вкупе с Модольвом Кетильсоном, которого тоже не видно поблизости от шатра полководца.

Неожиданно полог, закрывающий выход, дрогнул и отдернулся, покорный могучей руке.

Седой и усталый Харальд шагнул через порог (хотя откуда порог в шатре?) и, сделав два шага, застыл, сощурившись от яркого солнца. Тело конунга облегала горящая огнем кольчуга длиной до колен, с широким воротником. Еще на «Слейпнире» Сигурд поведал новгородцу, что кольчугу для Харальда пять лет делали лучшие мастера из Гамбурга. Двойного плетения, защищавшая с равным успехом от стрел и от ударов мечей и топоров, она носила подаренное конунгом имя — Эмма. И сверкала на солнце она нарочно, чтобы показать отвагу своего хозяина. Словно звала, манила — попробуй-ка отними!

Следом за правителем, малозаметные в его сиянии, появились двое сподвижников, с которыми Харальд, по всей видимости, держал малый совет. Молодой, но уже прославленный Эйстейн Торбергсон по кличке Тетерев. Крепкий воин. Светлобородый, широкоплечий, курносый, с голубыми глазами-льдинками. Он выглядел беззаботным. Вот уж кого не касались дурные предчувствия. Лицо второго человека, осунувшееся, с темными кругами под глазами, напротив, выражало крайнюю обеспокоенность. Ростом он не вышел — конунгу едва до плеча. Внушительное брюшко натягивало накидку-табард, украшенную изображением белого дракона. Человек тяжело ворочал короткой шеей и потирал ладони — волновался. Вратко догадался, что это Тостиг Годвинссон, бывший граф Нортумбрийский, мятежный брат короля Англии.

— Ты привел… скальда? — обратился конунг к Годрёду.

Новгородцу показалось, что Харальд запнулся не случайно. Похоже, он хотел сказать — колдуна. Или только показалось?

— Привел, — поклонился ярл. — Вот он.

Вратко набрал воздуха полную грудь, как перед прыжком в воду, и шагнул вперед. Отвесил поясной поклон, как если бы стоял перед новгородским князем Владимиром Ярославичем.

— Подойди ко мне, скальд, — негромко позвал конунг. Негромко, но все услышали, ибо тишина стояла едва не мертвая. Как только полководец покинул шатер, все смолкли и повернулись лицом к нему, выказывая величайшую готовность слушать и выполнять приказы.

На негнущихся ногах словен приблизился к Харальду. Конунг взял его за плечо широченной ладонью, сжал так, что затрещали кости, и развернул к собравшимся воинам.

— Братья мои, соратники, — проговорил владыка Норвегии. — Мы стоим на берегу Нортумбрии. Пришла пора восстановить справедливость. Ради нее я возьму корону Англии. И если Гарольд Годвинссон не желает отдать ее добровольно, то возьму силой, как привык брать причитающееся мне по праву. Что нам может помешать? Саксы сильны, но мы сильнее. Их мечи остры, но наши не уступят им. Кольчуги и шлемы наши прочные. Осталось приманить лишь немножечко удачи. Разве удача способна помешать? Разве может быть ее с избытком?

Урманы заревели, соглашаясь с предводителем. Не сговариваясь, выхватили мечи. У кого с собой был щит, ударил клинком об оковку. Прочие просто орали и трясли оружием над головой. Вроде бы умудренные опытом мужи, а туда же…

— С нами приплыло много скальдов. Халли Каша, чей язык шустрее ткацкого челнока, Арнор Скальд Ярлов,[76] прославленный сказитель хвалебных песен, Тьодольв Арнорссон,[77] с кем никто не сравнится в мастерстве сочинения драп, Хродгейр Черный Скальд — его язык столь же остр, как и меч, и наносит не менее опасные раны… — Харальд перевел дух. О своем мастерстве он скромно умолчал, но собравшимся здесь викингам не было нужды напоминать, что ходят они под знаменем конунга-скальда. — С нами словен, парень из Хольмгарда, что в Гардарике, выловленный из пучины вод и прозванный за это Подарком Ньёрда. Он пробует сочинять висы с нынешнего лета, а достиг уже немалых успехов. Все вы помните, как его обвинили в ворожбе. Все помните, что я оправдал его. Его висы не несут злого умысла, а лишь приманивают удачу.

Воины вновь зашумели. Более сдержанно, но с одобрением.

— Я хочу, чтобы Вратко из Хольмгарда, прозванный Подарком Ньёрда, сказал нам вису на удачу.

Сотня глаз уставилась на новгородца. Никогда в жизни он и помыслить не мог, что будет стоять на земле далекого острова, до которого от его родины и за месяц не доберешься, рядом с чужеземным королем, в окружении знатных военачальников, и все будут ждать его слов. Верить в него, надеяться на удачу, к нему благосклонную.

От волнения парень задрожал мелкой дрожью, лопатки взмокли, а под ложечкой словно здоровущий снежок раздавили.

Он откашлялся и произнес:

  • Щиты стыкуем
  • И тыл прикрытый.
  • Оружьем дружно
  • Ударить нужно,
  • Браге драки
  • Враги рады,
  • Но саксов натиск
  • Скалою встретим.

И зажмурился, чтобы не видеть бородатые орущие лица. Вдруг не угодил? Если бы не боялся опозориться, то и уши заткнул бы от страха.

— Славная виса, — долетел до Вратко голос Харальда. — Я благодарю тебя, Вратко из Хольмгарда. Если бы я не знал, каких отчаянных бойцов рождает земля Гардарики, то ни за что не поверил бы, что родился ты не во фьорде. Верю я, братья мои, что сегодня удача не изменит нам. Клятвопреступник Гарольд Годвинссон навсегда запомнит двадцатый день месяца ревуна. Йорвик перед нами! Вперед, братья мои!

Глава 16

Гейт-фулфорд

Шагая в едином строю с дружинниками Хродгейра, Вратко задавал себе вопрос: того ли он хотел, сидя на ветке ясеня под Скардаборгом? Пусть не долго хотел, краткий миг, но все-таки… Было ведь желание идти вместе, ощущать плечи товарищей? Было.

Конечно, со стороны вытянувшаяся длиннющей змеей колонна вооруженных людей выглядит, можно даже сказать, привлекательно. Тяжелое полотнище знамени «Опустошитель земель» полощется впереди на ветру. Сверкают брони, оковки щитов и заклепки шлемов. Ноги топают в одном ритме. Бесшабашные голоса горланят песню. Какую? Не важно! Главное, чтобы громко. И главное, чтобы скальд, сложивший ее, был славен, и не только стихами, но и на поле брани.

Изнутри все оказалось гораздо хуже. От топочущих ног поднимается туча мелкой, противной пыли, забивающей нос и глаза. Товарищи толкаются, так и норовят вогнать под ребра локоть или рукоять меча. От них воняет потом и прогорклым жиром, которым викинги смазывают кольчуги от морской сырости — чтобы ржа не проела. Счастье, если окажешься рядом с дружинником, предпочитающим смалец. А ну как нарвешься на любителя тюленьего жира? И песня через какое-то время оглушает и приедается. Даже такая замечательная, как висы Харальда Сурового:

  • Копья княжьи в сече
  • Крепко дали данам
  • Стойким в тыл, и сталась
  • Та вражда недавно,
  • Было прежде: буйно
  • Я бился на чужбине.
  • Меч, сражая мощно
  • Мавров, пел мой вдавне.
  • С суши в сини зыби
  • Я сам тогда подался,
  • В ширь втыкая шеки,[78]
  • Шли суда недавно.
  • В пенном поле Гюмира
  • Плыл я карой к англам,
  • И ходила дыбом
  • Вода. То было вдавне.[79]

Одно утешение — в путь вышли рано утром, когда солнце еще не успело подняться и как следует разогреть землю и доспехи. Как говорится, по холодку. А еще говорят — утро вечера мудренее. В чем, в чем, а в мудрости норвежскому конунгу не откажешь…

Вратко уже начал жалеть, что согласился отправиться на битву вместе со всеми. Впрочем, был ли у него выбор? Хродгейр сказал, что юноше в возрасте новгородца уже давно пора убить хотя бы одного врага. Иначе как он станет мужчиной? Или он хочет, чтобы всякие дерьмецы, навроде Модольвовых молодчиков, дразнили его, называя мужем женовидным?

Поневоле пришлось согласиться, опоясаться мечом, с которым упражнялся под руководством Сигурда, натянуть кольчугу, старенькую, но вполне пригодную — без прорех и ржавчины. Через плечо на длинном ремне Вратко повесил круглый щит, а на голову напялил шлем с бармицей, защищающей шею.

— Настоящий викинг! — сказала Мария.

После случая с Модольвом и отцом Бернаром они с Рианной уже не рисковали покидать дреки. Кетильсон не стал выдавать их тайну Харальду, но кто знает, на какие поступки он способен? Если те лазутчики, что врезали в лоб Асмунду, были его подсылами, то от Белоголового можно ждать многого. Хродгейр опасения королевны разделял, а потому оставил на «Слейпнире» десять человек во главе с Сигурдом. Старик некоторое время возмущался, что не примет участия в битве, но потом, в пылу спора, наклонился слишком резко, показывая, каким именно маленьким был Черный Скальд в тот год, когда он, Сигурд, уложил первого врага. Охнув, он выпрямлялся очень медленно, со страдальческим выражением на лице. Потом потер поясницу и сказал, что, видно, и вправду стар стал для сражений и хорошо бы уступить место молодым и полным сил бойцам. А он, как некогда Эгиль Скаллагримссон,[80] скажет:

  • Старостью стреножен,
  • Стал я старой клячей,
  • Уст сверло устало,
  • Слух не идет в ухо.

И вообще, неизвестно еще, где тяжелее придется — в сражении или в тылу.

На том и порешили.

Теперь можно было надеяться, что с девушками ничего не случится. По крайней мере, Сигурд проследит, чтобы они никуда не убежали, а уж на дреки их как-нибудь защитят.

Хродгейр говорил, что видел Модольва с дружиной среди отправившихся к Йорку воинов, но что могло помешать Белоголовому оставить тех же Скафти с Эйриком и поручить выкрасть бесценную добычу?

  • Было прежде: буйно
  • Я бился на чужбине.
  • Меч, сражая мощно
  • Мавров, пел мой вдавне.

Вратко сам не заметил, что начал подпевать, отвлекаясь от невеселых раздумий.

Ну, хоть какая-то польза от походных песен.

А может, для того их и придумали? Поющий хирдман не замечает голода и усталости в дороге. А в бою, выкрикивая звучные слова, можно и о ранах на время позабыть.

Верст десять они отмотали, пересмеиваясь и подшучивая друг над другом, предвкушая грядущее сражение. Высказывались разные предположения о том, как поведут себя графы Моркар и Эдвин. Гуннар осторожно заметил, что на месте братьев укрыл бы войско в Йорвике за крепкими стенами. Там они могут продержаться довольно долго, если, конечно же, успели запасти вдоволь воды и пищи. Олаф возразил, что не по-мужски сидеть за стенами и дозволять грабить землю и людей, заботу о которых на тебя возложили, избрав графом — ярлом, по-урмански. Нужно ударить по приближающемуся войску, пока оно не перестроилось для битвы. Тогда, даже проигрывая в численности, можно рассчитывать на успех.

Не успел здоровяк закончить пояснения (и Сигурда, как назло, рядом не оказалось, чтобы острой шуткой поставить умника на место), как по рядам прокатилось:

— Саксы! Саксы!

Вратко поднялся на цыпочки.

Дорога, по которой они шли, круто изгибалась вокруг пригорка, как бы обнимая его, а склоны холма чернели от вооруженных людей. Блестели шлемы и солнечные лучи играли на остро заточенных лезвиях мечей, секир, листовидных наконечниках копий. Колыхались тяжелые полотнища знамен. Синие, красные, желтые. Их украшали вышивки хвостатых зверей, похожих на лохматых котов, диковинных крылатых змей, чудовищ с головой орла и когтистыми лапами, скрещенных мечей.

Должно быть, и правда саксы.

Лица и вооружение копошащихся, словно муравьи, воинов ничем не отличались от окружавших новгородца викингов. Верно говорят, саксы — дальние родичи урманов, что приплыли когда-то на Британские острова и покорили их, подчинив местных жителей. Таких, как пикты, бритты, скотты и прочие народы.

В середине вражьего войска Вратко заметил кучку всадников — человек сто. Их доспехи даже на глаз выглядели надежнее, нежели у прочих. Кольчуги, переходящие в рукавицы, кольчужные же порты, высокие шлемы, бармица которых закрывает не только шею и плечи, но и подбородок со ртом вместе — только носы и глаза торчат наружу. Щиты не круглые, а продолговатые, вроде ясеневого листа. В руках копья с узкими цветными флажками.

— Может, это сам король подоспел? Йорку на выручку… — проговорил парень, обращаясь сразу ко всем.

— Не-е… Куда ему! — усмехнулся Олаф. — Не под силу ему так быстро с юга войско пригнать. И никому не под силу.

— Это мерсийский и нортумбрийский ярлы, — пояснил Гуннар. — С ближней дружиной.

— Верно, — согласился Хродгейр. — Моркар и Эдвин.

— Ишь, как приплясывают, — заметил Асмунд. — Драться хотят, аж пищат.

— А нам того только и надо! — потряс кулаком Олаф. — Так размяться хочется, мочи нет!

— Ничего. Они тебя сейчас разомнут, — покачал головой кормщик.

Глухой гул пошел по колонне урманов. От головы, где шагали вожди, передали команду:

— Стоять! Строиться на берегу Уза.

Викинги, по-прежнему держась сотоварищей по кораблям, начали расходиться в стороны от дороги, выстраивать хирд на речном берегу.

— Махалово начнется — сзади меня держись, — посоветовал новгородцу Олаф. — Целее будешь.

— Да уж и мы прикроем, — пообещал Гуннар. — Ты, главное, вперед не лезь, в единоборства не ввязывайся — молодой еще, неопытный. Думай о защите, щитом закрывайся. Для тебя в этом бою важно выжить. В первом бою всегда так. Потом пообвыкнешься, матерым воином станешь. Но сейчас не зарывайся.

— Наскочит на тебя кто — руби по ноге, — наставлял Асмунд. — Красота поединка — она для хольмганга. В сражении не зазорно и в спину ударить, и вдвоем-втроем на одного навалиться, и лежачего добить, чтобы он тебя снизу не пырнул.

— На войне главное — победить, — подвел итог кормщик. — Кто победил, тот и молодец. Потому что он может в следующем бою участвовать, а тот, кто проиграл, не может.

Вратко слушал, кивал, а сам, вытягивая изо всех сил шею, смотрел, как строится войско. Такую армию, а Харальд собрал, по меркам последних полусотни лет, огромную силу, быстро к бою не подготовишь.

Харальд определил боевой порядок странно, можно даже сказать — загадочно. Расположил дружины углом. Основная сила, куда попали люди Хродгейра, а также ближние хирдманы конунга и графа Тостига и еще тысяч пять людей, стояла спиной к Узу, а к холму, где скопились саксы, чуть-чуть боком. Меньший по численности отряд выстроил цепь щитов лицом прямо к войску Моркара и Эдвина. Их ряды казались издалека непрочными, неспособными сдержать лобовой удар.

Зачем Харальд поставил под удар четверть войска?

Парень хотел спросить Черного Скальда, но не успел.

Один из саксов-всадников выхватил меч, сверкнувший подобно солнечному лучику, вонзаясь бликом в светло-голубое осеннее небо, взмахнул им и что-то прокричал. Ряды пехоты отозвались яростным ревом. Замелькали кружащие над головами мечи и секиры. А потом вся толпа заволновалась, качнулась туда-сюда, словно бы в нерешительности, и обрушилась по склону.

Земля задрожала от топота многих ног. Нарастающий крик обжимал голову будто обруч. Поток вооруженных людей напомнил Вратко ледоход на Волхове. Когда огромные льдины вздымаются, встают на дыбы, как необъезженные, злые кони, и мчатся табуном вниз по течению, сталкиваясь, крошась, скрежеща, разбрасывая брызги и острые холодные осколки.

— Нортумбрия! — раздавался клич всадников, мчащихся следом за вождем в блестящем шлеме с серебряной стрелкой-переносьем. За его плечами трепетал темно-синий плащ. — Нортумбрия!

Страницы: «« ... 7891011121314 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

В нашей книге, которая называется «ВСЕ ОБ ОБЫЧНЫХ ЯЙЦАХ», мы поместили самые разнообразные сведения ...
Предлагаемая вам книга содержит массу сведений об обычной вишне. Значительное место отведено рецепта...
Книга Геннадия Кондратьева – это самый веселый на свете самоучитель по Интернету. Электронная почта,...
В старину ставили храмы на полях сражений в память о героях и мучениках, отдавших за Родину жизнь. Н...
Две повести «Обработно – время свадеб» и «Последний колдун» по существу составляют художественный ро...
«… Откуда выплеснулось такое длинное вступление, вроде бы совсем лишнее, постороннее для моей „книги...