Забытый полководец. Генерал армии Попов Смыслов Олег
ПОПОВ. Большое спасибо за четырехдневную порцию сразу. Разрешите похвастать: бывают дни, когда мы бьем одними танками и артиллерией по 40–50 немецких танков. К сожалению, такие дни редкие. Все.
СТАЛИН. 1. Количество маршевых батальонов увеличим, но не могу сказать сейчас, на сколько. 2. Количество автоматов тоже увеличим. 3. Дивизий Клыкова передать не можем, они совершенно сырые, несколоченные, и было бы преступно бросать их на фронт, все равно разбежались бы, а технику сдали бы врагу. Недели через две, пожалуй, сумеем две сколоченные дивизии передать вам. Если бы ваши люди умели работать по плану и недели две назад в порядке предвидения потребовали бы от нас 2–3 дивизии, сейчас они были бы готовы для вас. Но вся беда в том, что у вас любят жить и работать по-цыгански, изо дня в день не заглядывая вперед. Ввиду этого и получилось, что готовые дивизии уже распределены и втянуты в бой. 4. Я обязываю вас навести порядок в 48-й армии, особенно же в той дивизии, командир которой вчера трусливо отскочил с района Любани черт знает куда. Обязываю вас, чтобы Московское шоссе было минировано и чтобы по всему району севернее Любани была пущена в ход система минных заграждений. Обязываю, далее, чтобы основные силы авиации были использованы не для действий по тылам врага, а на помощь войскам. Считаю нужным, чтобы вы сосредоточили максимум авиации, особенно же штурмовиков, в районе Любани, на помощь нашим войскам. Наилучшее средство против танков противника – штурмовики Ил-2. Кстати, получили ли вы 4 полка авиации?
ПОПОВ. Отвечаю. Еще не получили, задерживает Москва из-за погоды. К приему все готово.
СТАЛИН. Вы их получите сегодня, должно быть, или в крайнем случае завтра, так как это ваши полки. Требую, чтобы любой ценой и какими угодно средствами район Любань, Чудово был очищен от врага. Возлагаю на вас лично ответственность за это дело. Все. До свидания. Желаю успеха. Ответьте коротко, Клим помогает или мешает?
ПОПОВ. Все ясно. До свидания, товарищ Сталин. Помогает. Искренне благодарим. Товарищ Сталин, маленькая просьба.
СТАЛИН. Пожалуйста. Слушаю.
ПОПОВ. Если сейчас свободен инженер Карбышев, были бы рады иметь его у себя.
СТАЛИН. Кто он такой? Я его не знаю.
ПОПОВ. Генерал-лейтенант инженерных войск, преподаватель Академии Генштаба.
СТАЛИН. Постараюсь удовлетворить вашу просьбу. Один вопрос. Скажите, в какой день кончится срок вашей порции по бронетанковой продукции, если считать, что у вас останется продукция за 7 дней всего?
ПОПОВ. Очень просим по 29 [августа] включительно, так как иногда на заводе бывают перебои.
СТАЛИН. Хорошо. Я только что получил сведения, что кроме 18 маршевых батальонов, уже прибывших к вам начиная с 15 августа, еще получите в ближайшие дни 43 батальона. Если этого мало, мы можем добавить еще 10 батальонов. Все батальоны вооружены.
ПОПОВ. Отвечаю – было бы очень желательно получение этих дополнительных 10 батальонов; до сих пор прибывали все вооруженные, но без ручных и станковых пулеметов.
СТАЛИН. В пулеметах у нас нехватка. Недели через две будет лучше. Имейте в виду, что за август мы послали на фронты пополнения около двух миллионов человек. У меня все.
ПОПОВ. Тогда разрешите еще одну просьбу. Как только можно будет, то было бы желательно получить хотя бы один полк пикировщиков.
СТАЛИН. Я только что получил сведения, что полк штурмовиков уже прибыл к вам в район левее Тихвина, как просили ваши люди. Остальные три полка будут у вас завтра, они сейчас в Бологом. Полк пикировщиков можем послать вам на днях. Я хотел бы знать, в чье распоряжение поступает эта авиация персонально?
ПОПОВ. Всю прибывающую авиацию мы оставляем во фронтовом распоряжении, использовать ее будем по нашим общим планам. Воздушными силами командует Новиков.
СТАЛИН. Нужно вам сказать, что маршевые батальоны не вооружаются пулеметами, потому-то и нет у них пулеметов. Но я знаю, что у вас не хватает пулеметов в дивизиях, и мы постараемся восполнить этот пробел дней через 10. Ну, все у меня.
ПОПОВ. Не имеем права больше вас задерживать. Ваши указания ясны. За помощь благодарим. До свидания».
«27 августа 1941 г. 21 ч. 30 мин.
У аппарата генерал-майор ВАСИЛЕВСКИЙ.
ПОПОВ. Здравствуйте, тов[арищ] Василевский, у аппарата Попов.
ВАСИЛЕВСКИЙ. Здравствуйте, тов[арищ] командующий, я вас слушаю.
ПОПОВ. Тов[арищ] Василевский! У меня за сегодняшний день произошли резкие изменения в обстановке на ряде участков, требующие немедленных решений. Главкома сейчас в городе нет, поэтому я хочу доложить вам для доклада Наркому некоторые вопросы и свои предложения, не доложив их предварительно главкому.
1. На Кар[ельском] перешейке противник, прорвав фронт 123-й дивизии, вышел отдельными частями на жел[езную] дорогу Выборг – Ленинград в районах ст. Лейпясуо и ст. Кямяря; в центре армии в перешейках между оз. Вуокси и оз. Муолан-Ярви – вышел на фронт Оравала, Яарила, Войпиала, Сормула. В сложившейся обстановке считаю целесообразным удерживать левое крыло армии в районе Выборга и считаю необходимым его немедленно отвести примерно на линию бывшей линии Маннергейма, если только левое крыло этой армии успеет туда отойти и устроиться. Возможно, что в связи с прорывом в центре придется отвести левое крыло несколько южнее указанной линии, на рубеж неподготовленный. Кроме того, забыл доложить, что в районе от Сомме до 10 км южнее Выборга противник высадил десант и нарастил там силы до полка; попытка уничтожить десант успеха не имела – это первое, что я хотел вам доложить.
Командующий армией убедительно просит дать ему немедленно разрешение на перегруппировку.
2. Обстановка на участке 8-й армии, нараставшая за последние дни, сегодня значительно обострилась. Пр[отивни]к, развивая удар с юга на Котлы, потеснил левый фланг 8-й армии и сегодня в 17.30 вел бой непосредственно за Котлы. Кроме того, и в центре армии обозначился прорыв, изолировавший дивизии друг от друга и выведший части противника на фланге в тыл правофланговой дивизии армии. Совершенно необходимо части армии немедленно отвести на рубеж Косколово, Котлы. Армия уже в течение трех дней ведет упорные бои. На своем участке порядочно измотала противника, но измоталась сама. Я, тов[арищ] ВАСИЛЕВСКИЙ, убедительно прошу сейчас же доложить мои предложения и как можно скорее дать ответ. Командующие ждут меня на проводах, прошу сказать – как скоро могу ожидать ответа?
ВАСИЛЕВСКИЙ. У вас все? Сию минуту дадим ответ.
ПОПОВ. Я попрошу тогда не прерывать связь, я буду ждать у аппарата.
ВАСИЛЕВСКИЙ. Поставленные вами вопросы изложены уже в докладе Главкома Наркому и находятся на разрешении последнего. Сейчас доложу начгенштаба, если есть решения по ним, немедленно передам вам.
ВАСИЛЕВСКИЙ. Учитываете ли вы то исключительно тяжелое положение, [в] которое попадает Балтийский флот с отходом 8-й армии от Лужской Губы?
ПОПОВ. Конечно, учитываем, вопрос об отходе был поставлен командующим армией три дня назад, мы не разрешили и сделали попытку задержать противника.
ВАСИЛЕВСКИЙ. Скажите, как дела на петрозаводском направлении?
ПОПОВ. Три дня велись упорные бои, и теперь настала пора совершить изложенную перегруппировку.
Отвечаю на ваш вопрос о петрозаводском направлении. Имею сведения по состоянию на утро, прошу подождать, посылаю за картой.
ВАСИЛЕВСКИЙ. Тов[арищ] командующий, пользуясь случаем, прошу вас дать указания начальнику инженеров немедленно ликвидировать оборонительные сооружения, если таковые были построены по западному берегу реки Волхов у Волховской пристани, фронтом на восток.
ПОПОВ. Вашу просьбу относительно инженерных сооружений обязательно выполню, распоряжения будут даны.
Тов[арищ] Василевский, направленца петрозаводского направления сейчас разыскивают. Прошу не ожидать, я доложу несколько позже. Могу сказать одно: в межозерном перешейке, где проходит железная дорога на Петрозаводск, противнику удалось оттеснить наши части и выйти на фронт значительно к востоку от Пески. Кроме того, несколько потеснена 71-я [стрелковая] дивизия.
На левом фланге без особых перемен.
ВАСИЛЕВСКИЙ. В чьих руках находится Эссойла?
ПОПОВ. Отвечаю. Эссойла в руках противника. К 14.00 части этого направления вели бой на рубеже больница, 2 км восточнее Эссойла, Корза, Плянка.
ВАСИЛЕВСКИЙ. У меня все. До свидания. Ответ передадим запиской или шифром.
ПОПОВ. Тов[арищ] Василевский, когда же примерно можно ожидать ответ, время буквально не терпит.
ВАСИЛЕВСКИЙ. Сейчас же немедленно докладываю начальнику Генштаба. Иду».
«28 августа 1941 г. 02 ч. 35 мин.
У аппарата ВАСИЛЕВСКИЙ. Передаю ответ Ставки. Кто у аппарата? Скажите точнее, кто у аппарата?
ПОПОВ. Командующий фронтом генерал-лейтенант Попов.
ВАСИЛЕВСКИЙ. У аппарата Василевский. Передаю ответ Ставки на поставленные вами вопросы:
Командующему Ленинградским фронтом Попову.
Члену Военного совета Кузнецову.
Ваши сегодняшние предложения напоминают шантаж. Вас запугивают командующие армиями. Вы, в свою очередь, решили, видимо, запугивать Ставку всякими ужасами насчет прорыва, обострения положения и прочее. Конечно, если вы ничего не будете делать для того, чтобы требовать от своих подчиненных, а быть только статистом, передающим жалобы армии, нам придется тогда через несколько дней сдать Ленинград. Но Ставка существует не для того, чтобы помыкать шантажистским требованиям и предложениям. Ставка разрешает вам отвести части с линии Выборга, но Ставка вместе с тем приказывает вам, чтобы части ни в коем случае не покидали подготовленного рубежа по линии Маннергейма. Ставка запрещает вам оголять Лужскую губу и отдавать ее противнику. Если даже придется 8-й армии чуточку отступить, то она все же во что бы то ни стало должна прикрыть Лужскую губу вместе с полуостровом. Ставка требует, чтобы вы, наконец, перестали быть статистом и специалистом по отступлению и вошли в подобающую вам роль командующего, вдохновляющего армии и подымающего дух войск.
Начальник Генштаба, кроме того, приказал обратить ваше внимание на подготовку тыловых рубежей и особенно на Карельском перешейке. У меня все. Прошу подтвердить получение.
ПОПОВ. Тов[арищ] Василевский, все ясно. Директиву Ставки получил за № 00354 в 2 ч. 40 мин. Генерал-лейтенант Попов.
ВАСИЛЕВСКИЙ. № директивы не 00354, а 001354. Исправьте.
У меня все. До свидания, но директиву подтвердите.
ПОПОВ. Директива 001354. До свидания».
Переживая за судьбу Ленинграда, Сталин направляет туда комиссию Государственного Комитета Обороны в составе В. М. Молотова (заместителя председателя ГКО), Г. М. Маленкова, А. Н. Косыгина, генерала Н. Н. Воронова, генерала П. Ф. Жигарева и адмирала Н.Г Кузнецова. Комиссия, безусловно, была наделена большими полномочиями. Председатель комиссии В. М. Молотов рассказывал Ф. Чуеву: «Мы самолетом летели. Со мной вместе Маленков летел. Кузнецов – военный моряк, Воронов – артиллерист. Большая группа. Военные. Это было в августе, наверное, сорок первого. Летом, да. Мы до Череповца на самолете летели, потом поездом поехали в Ленинград. Там недалеко. Но мы до Ленинграда не смогли добраться и поездом не смогли, потому что там уже был прерван путь. Мы на дрезине от станции Мга добирались до Ленинграда. А обратно я не мог уже поездом вернуться, кольцо замкнулось, и через четыре-пять дней полетел на самолете над Ладожским озером. Вот тогда было самое трудное время».
28 августа на вокзале комиссию встречали маршал Ворошилов и Жданов. А через два часа М. М. Попов был вызван в Смольный с картой обстановки и данными о составе фронта. Глядя в глаза комиссии, он откровенно назовет сложившуюся под Ленинградом обстановку малоутешительной: «Севернее и южнее Ленинграда бои приближались непосредственно к городу. Войск у нас, если судить по номерам дивизий, было как будто бы много, поэтому нам стоило большого труда доказать комиссии, что абсолютное большинство дивизий крайне истощено и по своей укомплектованности и оснащению имеет низкую боеспособность. Пополнять же и восстанавливать их в бою невозможно. Когда позволяет обстановка вывести ту или иную дивизию в резерв, мы принимаем все меры к тому, чтобы их элементарно восстановить. Тем не менее, мы выслушали много упреков за состояние войск и медленное восстановление их боеспособности. Затем обсуждалась возможность создания в короткие сроки своеобразного укрепрайона, преимущественно из танков, для перехвата основных направлений на рубеже примерно Тихвин – Волхов, чтобы ни в коем случае не допустить соединения финнов с немцами, а также вопросы усиления Красногвардейского укрепрайона танками и артиллерией.
События между тем развивались очень стремительно, а танков было еще крайне мало, поэтому предложение о создании "бронетанкового укрепрайона" повисло в воздухе».
В этот же день немцы взяли Тосно, важный стратегический узел в 40 км от Ленинграда, и Сталин тут же телеграфирует своему соратнику:
«Совершенно секретно. Шифром. Молотову.
Только что сообщили, что Тосно взят противником. Если так будет продолжаться, то Ленинград будет сдан идиотски глупо… Что делают Попов и Ворошилов? Они даже не сообщают о мерах, какие они думают предпринять против такой опасности… Откуда у них такая бездна пассивности и деревенской покорности судьбе? Что за люди?! Я их не пойму! В Ленинграде имеется теперь много танков KB, много авиации… Почему эти технические средства не действуют?… Что может сделать против немецких танков какой-то пехотный полк, выставленный командованием против таких технических средств?! Почему богатая ленинградская техника не используется на этом решающем участке?.. Что за человек Попов? Чем, собственно, занят Ворошилов? В чем выражается его помощь Ленинграду? Я пишу об этом, так как очень встревожен непонятным для меня бездействием ленинградского командования. Я думаю, что 29 ты должен выехать в Москву. Прошу не задерживаться».
В ответной телеграмме Молотов сообщил: «1. По приезде в Ленинград с Ворошиловым, Ждановым и членами Военного совета Ленинградского фронта, секретарями обкома и горкома подвергли критике ошибки, допущенные Ворошиловым и Ждановым… 2. В течение первого дня при помощи приехавших с нами товарищей мы занимались приведением в ясность дел в отношении имеющихся здесь артиллерии и авиации, возможной помощи со стороны моряков, особенно по морской артиллерии, вопросам эвакуации, выселения 91 тысячи финнов и 5 тысяч немцев, а также вопросами продовольственного снабжения Ленинграда. По этим вопросам подробнее сообщим отдельно. 3. Мероприятия по созданию особого типа оборонительного рубежа на основе танков и броневиков к востоку от Красногвардейска сумеем представить 29 августа».
Этот день генерал Бычевский, по его собственному выражению, запомнит на всю жизнь: «Утром начальник штаба фронта предупредил, что части 48-й армии ведут бой на Октябрьской железной дороге между станциями Тосно и Ушаки. От имени командующего отдал приказание отправить к Тосно минеров».
29 августа, в связи с тем, что Ленинградский и Северо-Западный фронты были отрезаны друг от друга, Северо-Западное направление расформировали.
Утром подполковник Бычевский зашел к командующему: «На столе у генерала стоял стакан с крепким черным кофе. В кабинете чуть-чуть пахло валерьянкой.
Увидев меня, Маркиан Михайлович недовольно поморщился:
– Что вы хотите, Бычевский? Я собирался побриться. – Он с силой потер щеку рукой и опять поморщился, словно от зубной боли. – Обстановку знаете, решения все есть, работать надо!
– На Неву хочу ехать, товарищ командующий, – доложил я. – В районе Островки – Кузьминки есть исправный железнодорожный мост. Не захватили бы его немцы. Там ведь наших частей нет?
– Начальник погранвойск генерал Степанов получил задание машинами перебросить на правый берег Невы батальон народного ополчения. На левом берегу будут действовать сто шестьдесят восьмая дивизия полковника Бондарева и дивизия НКВД полковника Донскова.
– А с мостом как быть?
– Конечно, готовьте к взрыву. Пожалуй, действительно поезжайте туда сами, только быстрее возвращайтесь. Имейте в виду, необходимо проверить Карельский укрепленный район. Там нужно будет поставить электропрепятствия, подготовить плотины к затоплению.
Маркиан Михайлович помолчал, потом вдруг спросил:
– О перемещениях у нас знаете? Решением Государственного Комитета Обороны маршал Ворошилов назначен командующим фронтом, а я – начальником штаба… Это – к сведению…»
30-го немцы захватили станцию Мга, что в 50 км юго-восточнее Ленинграда, лишив город последнего железнодорожного сообщения со страной. На Шлиссельбург двигалась 20-я моторизованная дивизия противника. Словом, до установления полной блокады Ленинграда с суши оставались считаные дни. Как подчеркивает доктор исторических наук Г. А. Куманев, «Не меньшее беспокойство вызвало у И. В. Сталина отсутствие информации об удержании нашими войсками ст. Мга… Штаб Ленинградского фронта умолчал о ее падении, надеясь быстро возвратить Мгу и восстановить движение поездов. Ничего не знавший об этом Председатель ГКО в 18 час. 00 мин. 31 августа по прямому проводу дал следующую телефонограмму: "Ленинград. Штаб Ленинградского фронта. Для Маленкова. Отвечайте: в чьих руках станция Мга?"
Пришлось доложить, что она в руках противника, но предпринимаются меры по ее освобождению. Действительно, 1 сентября наши войска выбили немцев из Мги. Однако на следующий день соединения Ленинградского фронта, не выдержав напора противника, оставили станцию Мга».
Со слов главного маршала авиации А. А. Новикова, «первая неделя сентября хотя и не была отмечена особенно сильными боями, тем не менее доставила нам немало тревог и переживаний. 1 сентября наша 23-я армия, действовавшая на Карельском перешейке, отошла на рубеж старой государственной границы. Здесь она заняла жесткую оборону и простояла, не уступив больше финнам ни пяди земли, до лета 1944 г.
В районе Красногвардейского укрепленного района враг большой активности не проявлял. Разведка, наземная и воздушная, отмечала лишь усиленное передвижение фашистских войск. Как вскоре выяснилось, немецкое командование проводило здесь перегруппировку, готовясь к новому броску на Ленинград. Наша 42-я армия получила небольшую передышку и, не теряя времени, укрепляла свою оборону.
Но на флангах фронта гитлеровцы вели себя очень активно – через Копорское плато рвались к Финскому заливу, а со стороны Мги пробивались к Ладожскому озеру. Не оставляли немцы и попыток форсировать Неву в районе Ивановского.
На синявинско-шлиссельбургском выступе противник усилил свои войска 12-й танковой дивизией и значительно увеличил поддерживавшую их авиагруппу. Противостоявшие здесь врагу стрелковая дивизия НКВД и отдельная горнострелковая бригада буквально истекали кровью. Вместе с ними мужественно сражался и личный состав нашего 47-го батальона аэродромного обслуживания. 30 августа, когда фашисты под селом Ивановским вышли к Неве, авиаторы первыми встретили врага и отразили все его попытки переправиться на правый берег. Лишь на другой день на помощь им подоспели стрелковые части.
Всю первую неделю не стихали бои и в полосе нашей 55-й армии. Наиболее напряженное положение было в районе Ям – Ижоры, где противник пытался прорвать главный оборонительный рубеж Слуцко-Колпинского укрепленного района и захватить Колпино.
В эти дни мы провели небольшое, но принципиальное организационное мероприятие – за каждой из четырех армий закрепили определенное авиасоединение. 23-й армии оставили 5-ю сад, 8-я всецело перешла на попечение морской авиации, 42-ю стал поддерживать 7-й иак, 55-ю – 8-я иад. Но, разумеется, общее руководство авиацией оставалось в наших руках, и, когда требовала обстановка, мы главные силы перенацеливали на наиболее опасные участки фронта.
С отходом наших войск на старую государственную границу и прорывом немцев к Ладоге чрезвычайно осложнилось положение с аэродромами. Авиации на земле стало так тесно, что мы вынуждены были 2-ю бад и 39-ю иад перебазировать под Волхов и Тихвин. Эти соединения действовали по моим личным заданиям, поддерживая по мере надобности ту или иную общевойсковую армию, в основном 42-ю и 55-ю. Истребители 39-й иад к тому же прикрывали железную дорогу Волхов – Тихвин и водную и воздушную трассы через Ладожское озеро».
3 сентября 1941 г. генерала Попова вызывает на переговоры Василевский.
«У аппарата ПОПОВ, кто у аппарата.
ВАСИЛЕВСКИЙ. Здравствуйте, тов[арищ] Попов, прошу для доклада Ставки ответить на следующие вопросы:
1) Кто будет занимать северный берег Невы? Маршал считает, что необходимо составить хотя бы из разных частей один-два стрелковых полка и занять северный берег Невы.
2) Установите точно и донесите нам, переправился ли противник у Ивановское?
3) Какой силы высажен десант противника у Шлиссельбурга и какие меры приняты по его уничтожению?
4) По вашим данным, 60 самолетов противника обрабатывали Пороги на канале. Что же делала ваша авиация, допуская такое безобразие?
5) Почему допустили прорыв противника на УР и что предпринимается по ликвидации этого прорыва?
Начальник Генштаба указывает, что у вас имеется много артиллерии и с этой артиллерией можно с успехом те значительные группы противника, которые прорываются к Ленинграду, уничтожить.
6) Почему не ищете с нами связи и не отвечаете на наши запросы по радио?
Прошу ответить на поставленные мною вопросы и после этого конкретно доложить обстановку у вас на фронте.
Все, прошу отвечать.
ПОПОВ. Здравствуйте, отвечаю:
1. В настоящее время северный берег Невы занимается следующими силами: 4 истребительных батальона, учебный б[атальо]н запасного полка, зенитный артиллерийский дивизион, установленный для стрельбы по наземным целям. Одна полевая батарея 3 сентября 1941 г. выдвигается на северный берег Невы. [Также] 115 сд, насчитывающая около 3000 чел., командир которой подчинит все части. Имею в виду в ближайшие дни усилить его двумя-тремя маршевыми батальонами и артиллерией.
2. Попытки переправиться на северный берег р. Нева в районе Ивановское противник делал, но они отбиты. Никаких данных, никаких донесений о том, что противник переправился на северный берег, на данную минуту нет. Он делал попытку, кроме того, высадить парашютный десант еще 1 сентября 1941 г. Высадил 40–50 чел. примерно в районе Кузьминка. Из этого десанта 30 чел. уничтожены, остальные рассеялись по лесам; организованы поиски и облава. Данные о высадке десанта в Шлиссельбурге не подтвердились.
Относительно самолетов противника в районе Пороги докладываю: вчера 2 сентября 1941 г. в районе Ивановское, Ям – Ижора, Тосно нами сделано около 600 самолето-вылетов, в том числе и прикрытие истребителями. Все эти вылеты сопровождались воздушными боями. Большой группе самолетов удалось прорваться на северн[ый] берег р. Нева и бомбить район Пороги и мост, что от Мги на северо-запад. Мосту нанесены некоторые повреждения. Ночью [на нем] велись восстановительные работы.
Отвечаю на пятый вопрос: относительно прорыва на УР. Как вам известно, на левом крыле 23-й армии на Карельском УР отходили расстроенные и дезорганизованные части, которые и заняли оборону по линии госграницы, используя имеющиеся там ДЗОТ. Вчера, после артподготовки [противник] перешел в наступление и прорвал линию старой госграницы. Как вам известно, на этом направлении железобетонный пояс УР занимается частями 291-й дивизии, перевезенной сюда из района южнее Ленинграда. Ее категорически запрещено использовать для операции перед железобетонным поясом, так как эта дивизия должна его прочно обеспечить.
Главком лично приказал командующему 23-й армией уничтожать предполье противника, прорывающего его силами частей, дерущимися [в] предполье. И вообще мы считаем, что нашей основной задачей является вести борьбу в предполье, прочно занимать железобетонный пояс, чтобы не подвергать себя никаким случайностям. Распоряжения по этому вопросу все отданы, обо всем будет донесено в боевом донесении. Кстати сообщаю, что вчера из Койвисто в Ленинград прибыли транспорты, которые привезли разрозненные части 115, 43-й и частично 123-й дивизии. Об этом сегодня будет специально вам донесено.
Есть ли еще вопросы?
ВАСИЛЕВСКИЙ. Вопросов нет, но коротко прошу доложить обстановку, которая у вас сложилась к сегодняшнему дню. Так, докладывайте.
ПОПОВ. Докладываю: Кар[ельский] перешеек и в центре. Войска обороняются по линии госграницы, на левом фланге противник потеснил и вклинился в передовой рубеж, занял северную окраину Бол[ыное] Каллелово, выс. 109,8 и Ново-Алакюля.
Кингисеппское направление: части 8-й армии продолжают перегруппировку на рубеж р. Воронка. Противник продолжает активничать по направлению Копорье, Копорское Платто. Копорье занято противником. Одновременно противник продолжает концентрировать свои части против Красногвардейска и нашей 281-й дивизии. Следует отметить, что на путях отхода нашей Лужской группы везде вышел противник; для присоединения к нам ей приходится пробиваться. Сегодня организуем доставку ей необходимых боеприпасов, продовольствия и немного горючего.
В направлении Ленинградского шоссе противник контратакой потеснил к западу части 168-й дивизии, вышедшие на Ленинградское шоссе между Тосно и Саблино.
4 ДНО передовыми частями переправилась через р. Тосна и Покровское и ведет бой в районе Покровское. Дивизия НКВД своим правым флангом оттеснила [противника] на северо-восточную окраину Отрадное. Главными силами на левом фланге сегодня продолжает наступление на Мга. За последние дни перед всем южным участком нашего фронта противник заметно усиливается – появляются дивизии новые, которые, по показаниям пленных, участвовали в боях под Смоленском, Витебском. Кроме того, в районе Волосово вчера производилась выброска каких-то войск.
Вот все кратко, что могу доложить.
ВАСИЛЕВСКИЙ. Спасибо за информацию.
В деталях положение своих частей и противника прикажу сейчас же передать полковнику Городецкому и нашему ОД [оперативному дежурному] полковнику Ямщикову.
У меня все. Желаю успеха. До свидания.
ПОПОВ. Благодарю. До свидания».
В этот же день у М. М. Попова состоялся разговор с генералом армии Г. К. Жуковым.
«У аппарата генерал-лейтенант Попов.
ЖУКОВ. У аппарата Жуков. Здравствуйте. Доложите, что у вас происходит на участке Ребола и перед группой Антонюка?
ПОПОВ. На реболовском направлении действует наш 337-й стрелковый полк 54-й дивизии с 1-м и 3-м дивизионами 491 ran. В его тылы вышел противник, перерезал коммуникации и обозначил окружение. Запасы полка на исходе. Завтра ему поможем боеприпасами и продовольствием. Кроме того, на ст. Кочкома высылаем маршевый батальон для присоединения к полку. Все, что могу доложить о реболовском направлении.
ЖУКОВ. Вы не то докладываете. Я вас спрашиваю, что происходит в р[айо]не Ребола, т. е. перед группой Цветаева. Повторяю: я вас спрашиваю об олонецком направлении. Докладывайте снова, что происходит перед группой Цветаева?
ПОПОВ. На олонецком направлении действует группа Цветаева, которая сегодня весь день оборонялась на р. Тулокса и отражала атаки противника. Сегодня ей отгружены на помощь 3-я дивизия народного ополчения и один минометный батальон. Группа Антонюка, действующая [в] направлении Ведло-Озеро, имела незначительный успех и медленно продвигалась на запад. Вы понимаете мое положение. Сегодня эти группы усилить ничем не могу, хотя считаю, что, если на этих направлениях действует до двух-трех пехотных дивизий пр[отивни]ка, нам надлежит соответственно эти направления усилить.
ЖУКОВ. Вы доложили очень неясно. Доложите, какой противник перед Цветаевым и какой ваш план действий по уничтожению противника? Прошу доложить коротко, но ясно.
ПОПОВ. Докладываю. Пока перед Антонюком усиленный мотострелковый полк с артиллерией и минометами. Перед Цветаевым 165-я пех[отная] бригада и один мотополк неустановленной нумерации. План действий установлен следующий: группа Антонюка, активно действуя перед своим фронтом, должна уничтожить противостоящего противника, продвинуться на запад и оказать содействие группе Цветаева.
Цветаев, усиленный дивизией народного ополчения и обеспеченный высаженным десантом на острове Лункулан-Сари, должен, уничтожая противника, продвигаться вперед на Сальми, взаимодействуя с 23-й армией, которая в это время развернет наступление в направлении реки Янгис-Йоки. Все ли вам понятно?
ЖУКОВ. Повторите после слов "высажены десанты", с этого слова. Имейте в виду снова захват Питкяранта. Выдвижение противника в район Ребола является следствием отсутствия надлежащего руководства частями, дерущимися на этом направлении, как со стороны командарма, так и вас.
Цветаев должен, уничтожая противника, продвигаться вперед на Сальми, взаимодействуя [с] 23-й армией, которая в это время развернет наступление в направлении реки Янгис-Йоки, и десантом, находящимся под Лункулан-Сари. Видимо, вы не учитываете этого, недостаточно руководите этим направлением и слабо организуете уничтожение противника.
Ставка от вас требует: под вашу личную ответственность, в кратчайший срок ликвидировать противника и, уничтожив его в этом районе нашими частями 7-й армии, отбросить противника за озеро Янис-Ярви.
ПОПОВ. Отвечаю. Десант высажен при помощи Ладожской флотилии в составе двух батальонов морской пехоты. Авиацию 7-й армии сегодня усиливаем больше чем на 60 самолетов. Относительно группы Антонюка. Ей приказано не топтаться на месте, форсировать наступление.
Я очень прошу вас иметь в виду и помнить об одном, что части этого направления, готовившиеся в мирное время, дерутся, распоряжением Генштаба, под Новгородом. Делаю все, что могу. Все понятно. Буду отвечать головой. Доложите: Военный совет Северного фронта сделает все, что от него зависит, чтобы выполнить приказание Ставки. Скажу откровенно и очень прошу доложить Ставке, что на петрозаводском и олонецком направлениях действуют 3–4 пехотных дивизии финнов и немцев. Мы им противопоставили импровизированные отряды Антонюка и Цветаева.
Я считаю, туда нужно дать пару дивизий для того, чтобы надежно эти направления прикрыть и разгромить противника. Цветаеву мы отгрузили дивизию народного ополчения. Этого мало. Антонюку также надо дать дивизию. Тогда у нас будет перевес в силах и уверенность в разгроме. Это я прошу доложить Ставке. Все остальное импровизация и паллиатив.
ЖУКОВ. С вашим планом я согласен, доложу его Ставке. Но со своей стороны считаю, что группу Цветаева надо усилить штурмовиками и пикировщиками. Десант морской пехоты подкрепить одним-двумя хорошими стрелковыми батальонами кадрового состава, взяв их за счет резерва на Карельском перешейке, где противник себя держит пассивно.
Ставка приказала предупредить вас: вы лично головой отвечаете за то, чтобы не пропустить противника на олонецком и петрозаводском направлениях и за успешную операцию по уничтожению противника в направлении Питкяранта и Ведло-Озеро.
Вы все ли докладываете? Мне кажется, вы что-то не договариваете, нет ли у вас сомнений в выполнении приказа?
ПОПОВ. Отвечаю. Группа Цветаева обороняется, отражая атаки противника. Группа Антонюка продвигается один километр в день. Или это неспособность начальников, или недостаток сил, или то и другое. Я считаю, что направление Антонюка необходимо усилить и после этого потребовать от него решительных действий, хотя этого я требую от него и при наличных силах. Прошу понять, что, когда по всем данным на Петрозаводск и Олонец действуют две-три дивизии противника с перспективой прироста усилий, уничтожать их импровизированными отрядами Антонюка и Цветаева вряд ли возможно.
Цветаева очень усилим завтра. К нему идет много эшелонов войск. Полагал бы целесообразным и нужным усилить Антонюка одним из тех соединений, которые собираются под Красногвардейском. Правда, они здесь нужны очень, но петрозаводское направление не менее важно, чем Красногвардейск. Судите сами, доложите Ставке и дайте ваше решение. Учтите, две [дивизии] собираются под Красногвардейском, одна завтра начнет выдвижение в этот район из Тихвина. Я бы лично ее направил в Петрозаводск для усиления Антонюка.
ЖУКОВ. Значит, вы считаете, что при наличии тех сил, которые вы бросили для уничтожения противника на олонецком направлении, ваш план выполнен не будет Антонюком и Цветаевым. Видимо, наши части переоценивают противника и, как следствие, под действием небольших частей, о которых вы упомянули, ваши части все время откатывались назад. Я доложу вашу просьбу Ставке, но вы обязаны и можете вполне уничтожить противника, если организуете настоящий бой, особенно действием авиации и действием десанта, который рекомендую усилить парой хороших батальонов.
ПОПОВ. Я доложил вам откровенно свои настроения, сложившиеся у меня в результате трех дней действий групп Антонюка и Цветаева. Но я прошу помнить, разведданные говорят о непрекращающемся подвозе и усилении противника на этом направлении. Вот почему я поставил перед вами вопрос о необходимости решительного увеличения группировки Антонюка. Это прошу доложить Ставке.
ЖУКОВ. Продолжаю. Вы сильно преувеличиваете. При всех условиях приказ Ставки должен быть выполнен.
Как дела под Лугой, Сабском и Нарвой? Коротко.
ПОПОВ. Отвечаю: без перемен. Мы прочно держим [оборону]. Противник закапывает в землю танки и обороняется, продолжая продвигать войска.
Тов[арищ] Жуков, все совершенно ясно. Принимаем все меры. Прекрасно понимаю, что означает для нас это направление. На лужском направлении деремся с разведкой, перед передним краем обороны пока бьем здорово. Берем пленных, но это все преддверие, мы должны готовиться и готовимся к серьезным боям. У меня все.
ЖУКОВ. Всего хорошего. Будьте здоровы».
4 сентября немцы впервые произвели артиллерийский обстрел Ленинграда из 240-мм орудий с огневых позиций севернее Тосно. 6 сентября авиация противника произвела первый налет на город, на улицах которого разорвались первые фугасные авиабомбы. 8-го немецкие войска, прорвавшись через Мгу, вышли к Ладожскому озеру и овладели Шлиссельбургом. Таким образом, город на Неве был блокирован с суши, а сообщение с ним поддерживалось только по Ладожскому озеру и по воздуху.
Для защиты Ленинграда он сделал все
Листая личное дело генерала армии М. М. Попова, нетрудно заметить в его послужном списке следующие официальные записи:
«6.1941—8.1941 Командующий войсками фронта Северный фронт Дир. Ставки ВГК от 7.1941 г.». А вот следующая: «8. 1941—9.1941 Начальник штаба фронта Ленинградский фронт Указание Ставки ВГК от 8.1941 г.».
В автобиографии от 21 августа 1948 г. то же самое: «С началом Великой Отечественной войны был назначен Командующим Северным фронтом, а в августе 1941 года, по предложению Ставки Верховного Командования был назначен Начальником Штаба Лен. Фронта, в командование которым вступил Маршал Ворошилов».
Сомнений быть не может, назначенный на должность командующего войсками Ленинградского фронта директивой Ставки ВГК № 001199 от 23 августа 1941 г. генерал-лейтенант Попов продолжал оставаться в подчинении маршала Ворошилова. А после приезда и начала работы государственной комиссии все встало на свои места. 29 августа Северо-Западное направление официально было расформировано, но маршал Ворошилов продолжал руководить обороной Ленинграда. А так как двух командующих одним фронтом быть не может, то Маркиан Михайлович фактически стал первым заместителем Климента Ефремовича. То есть начальником штаба. О том, как это было, генерал Попов напишет следующее: «После этого нам было сообщено, что в связи с тем, что Ленинградский и Северо-Западный фронты теперь отрезаны друг от друга, Ставка считает целесообразным взять управление ими на себя. Принимая же во внимание все значение обороны Ленинграда, ГКО полагает необходимым в командование Ленинградским фронтом вступить К. Е. Ворошилову.
Он не возражал и полностью согласился с этими рекомендациями, а мне оставалось только поддержать его. В отношении моего дальнейшего использования было выдвинуто два предложения: остаться на посту заместителя командующего или же быть начальником штаба фронта. Я предоставил это решать К. Е. Ворошилову, и он высказался за мое назначение начальником штаба». И вот еще: «В соответствии с решением Государственного Комитета Обороны К. Е. Ворошилов вступил в командование Ленинградским фронтом, а я приступил к исполнению обязанностей начальника штаба, но пробыл на этом посту очень недолго, так как перед началом решающего штурма противником Красногвардейского укрепленного района был отозван в распоряжение Ставки».
Косвенно это подтверждается свидетельством генерала Б. В. Бычевского, а также записью переговоров по прямому проводу Верховного Главнокомандующего и начальника Генерального штаба с командующим войсками и членом Военного совета Ленинградского фронта 4 сентября 1941 г.
«У аппарата Ворошилов, Жданов.
У аппарата Сталин, Шапошников. Здравствуйте.
ВОРОШИЛОВ, ЖДАНОВ. Здравствуйте, товарищ Сталин и товарищ Шапошников.
СТАЛИН. Я бы хотел, чтобы больше никого не было у аппарата, кроме вас.
ВОРОШИЛОВ, ЖДАНОВ. У аппарата, кроме нас и двух телеграфистов, никого нет.
СТАЛИН. 1. Нам не внушает доверия ваш начальник штаба как в военном, так и в политическом отношении. Найдите ему сегодня же замену и направьте его в наше распоряжение.
ВОРОШИЛОВ, ЖДАНОВ. Есть, будет сегодня же в точности выполнено».
Повторимся. Речь идет о генерал-лейтенанте Попове. Именно его в качестве начальника штаба маршала Ворошилова и имел в виду Сталин. Разговор происходит 4 сентября, а 5-го Климент Ефремович официально назначен командующим войсками Ленинградского фронта.
Про доверие и недоверие Сталина можно говорить долго, но факт остается фактом. Как известно, первые месяцы войны были катастрофическими для Красной армии. В ежеминутно порой меняющейся обстановке на фронтах и Генштаб, и сам вождь разбирались мучительно. Как писал генерал Д. А. Волкогонов, «Сталин подолгу заслушивал Жукова, Ватутина, Василевского, других генштабистов, молча стоял над картой, разложенной на его большом столе. Ему, сугубо кабинетному руководителю, было трудно, глядя на карту, читая донесения, уловить, услышать, почувствовать лихорадочное биение пульса истекающей кровью армии, грохот канонады сражений, стальной лязг гусениц прорвавшихся немецких танков, гул городских пожаров, предсмертные хрипы умирающих бойцов… Тень сабельной гражданской войны как-то сразу отодвинулась далеко в прошлое. Это была совсем другая война». Далее следует очень важный и совершенно правильный вывод: «До Сталинградской битвы многие решения Сталина были импульсивными, поверхностными, противоречивыми, некомпетентными. Хотя и позже он нередко задавал окружению и штабам ребусы».
Точно таким же решением, принятым вождем, можно с полной ответственностью назвать и отстранение от должности генерал-лейтенанта М. М. Попова. И тут снова стоит вернуться к очень точному пояснению Д. А. Волкогонова: «Не проявляя тонкого понимания обстановки, знания всех скрытых пружин войны, особенностей организации оперативно-стратегической деятельности, конкретного содержания работы командиров и штабов, Сталин в первый период войны "нажимал" (и это, видимо, было вызвано обстановкой) на моральный фактор. Прочитав то или иное донесение о неудаче, критическом положении, Сталин прежде всего обращался к морально-политическому состоянию войск, а затем уже к оперативной обстановке. В то же время, как показывает опыт войн, эти два компонента боевой мощи не должны рассматриваться изолированно, один в ущерб другому».
Вот один из таких примеров: «Когда, например, обстановка под Киевом стала критической, начштаба фронта Тупиков доложил о ней без прикрас. Тупиков сообщал: "Положение войск фронта осложняется нарастающими темпами… Начало понятной Вам катастрофы – дело пары дней"».
Не надо было быть провидцем, чтобы оценить обстановку так, как это сделал начальник штаба. Вопрос в другом: все ли было сделано, чтобы избежать или по крайней мере уменьшить масштаб катастрофы?! Из телеграммы Тупикова этого не следовало. Сталин, почувствовав трагический надрыв в штабе Юго-Западного фронта, тут же продиктовал ответную телеграмму.
«Прилуки. Командующему Юго-Западным фронтом
Копия: Главкому Юго-Западного направления
Генерал-майор Тупиков номером 15614 представил в Генштаб паническое донесение. Обстановка, наоборот, требует сохранения исключительного хладнокровия и выдержки командиров всех степеней. Необходимо, не поддаваясь панике, принять все меры к тому, чтобы удержать занимаемое положение и особенно прочно удерживать фланги. Надо заставить Кузнецова и Потапова прекратить отход…»
Общеизвестно, что 9—10 сентября, после потери Шлиссельбурга, Ленинград был окружен окончательно. В порыве отчаяния маршал Ворошилов лично возглавил атаку морских пехотинцев. Но что это могло изменить?
Как рассказывал Маршал Советского Союза A. M. Василевский, Ворошилов сам обратился к Сталину с просьбой освободить его от должности и назначить командующим фронтом кого-либо помоложе: «Серьезный разговор на эту тему по телефону состоялся в моем присутствии, причем И. В. Сталин сначала не был согласен с этим. Но поскольку фронтовая обстановка вокруг Ленинграда продолжала осложняться, телефонный разговор с К. Е. Ворошиловым закончился решением Политбюро ЦК направить на Ленинградский фронт Г. К. Жукова».
По свидетельству главного маршала авиации А. А. Новикова, «у Климента Ефремовича была слабость к совещаниям. На совещания к маршалу, как правило, созывались все сколько-нибудь ответственные руководители. В большинстве случаев присутствие многих из нас вовсе и не требовалось, так как часто обсуждались дела, не имевшие даже отдаленного касательства к нашим ведомствам. Люди надолго отрывались от исполнения своих непосредственных обязанностей и нервничали. А время было такое, что мы дорожили каждой минутой. Сидишь, бывало, в переполненном кабинете главкома и не столько слушаешь выступающих, сколько поглядываешь на дверь и ловишь удобный момент, чтобы на минуту выскочить в приемную, быстро позвонить в штаб узнать последние новости и отдать необходимые распоряжения.
Я неохотно ездил на эти совещания и, если позволяли обстоятельства, избегал совещания у главкома. Предпочитал иметь дело с Поповым и его ближайшими помощниками. Тут все вершилось быстро, без лишних разговоров, и столь же быстро достигалось взаимопонимание».
Так и руководил маршал Ворошилов обороной Ленинграда, больше мешая командующему фронтом генералу Попову, чем помогая. Более того, находясь на своем посту, маршал лишал его необходимой самостоятельности в принятии каких-либо решений. Не говоря уже о Ставке, которая нередко ошибалась, и не однажды. И это обвинение не голословно.
По утверждению главного маршала авиации А. А. Новикова, накануне немецкого наступления Москва предупреждала о том, «что, по всей видимости, наиболее угрожаемым направлением станет новгородско-чудовское. Командование фронта было несколько иного мнения. Наличие на нашем правом фланге двух вражеских плацдармов, к которым непрерывным потоком двигались фашистские войска, близость этих плацдармов к железной дороге Ленинград – Нарва и систематические удары немецкой авиации по основным станциям и перегонам на этой магистрали – все это свидетельствовало о силе готовившегося здесь удара. Отсюда ближе всего было и до Ленинграда, и до южного побережья Финского залива. Вырвись немцы к заливу, они не только отрезали бы наши войска, державшие оборону под Нарвой и Кингисеппом, но и создали бы угрозу непосредственно Кронштадту и морскому флоту.
Появление новых танковых частей противника в районе Большого Сабека свидетельствовало о том, что в оценке обстановки на юго-западных подступах к Ленинграду правым оказывалось командование Северного фронта, а не Ставка. Дальнейшие события полностью подтвердили наши предположения – в августе наибольшую опасность для Ленинграда создавала северная группировка. Лишь к 25 августа, когда фашисты убедились в невозможности с ходу одолеть оборону Красногвардейского укрепленного района, приостановили здесь наступление и начали перегруппировываться, острота положения под Гатчиной несколько уменьшилась и, напротив, увеличилась на участке, где действовала южная группировка, быстро надвигавшаяся на Ленинград по Московскому шоссе».
Это подтверждается и директивой Ставки ВГК от 17 августа 1941 г. за № 001029:
«ЛЕНИНГРАД, ГЛАВКОМУ СЕВЗАП ВОРОШИЛОВУ,
ЧЛЕНУ ВОЕНСОВЕТА ЖДАНОВУ
Ставка считает, что наиболее опасным направлением продвижения противника является восточное направление в сторону Новгорода, Чудово, Малая Вишера и дальше через реку Волхов. Если немцы будут иметь успех в этом направлении, то это будет означать обход Ленинграда с востока, перерыв связи между Ленинградом и Москвой и критическое положение Северного и Северо-Западного фронтов. При этом вероятно, что немцы сомкнут здесь свой фронт с фронтом финнов в районе Олонец. Нам кажется, что Главком СевЗап не видит этой смертельной опасности и потому не предпринимает никаких особых мер для ликвидации этой опасности. Ликвидировать эту опасность вполне возможно, так как у немцев сил здесь немного, а подброшенные нами на помощь новые три дивизии при умелом руководстве могли бы ликвидировать опасность. Ставка не может мириться с настроениями обреченности и невозможности предпринять решительные шаги, с разговорами о том, что уже все сделано, и ничего больше сделать невозможно.
Ставка приказывает:
Первое. Собрать в кулак часть действующих и подошедших дивизий и вышибить противника из Новгорода.
Второе. Ни в коем случае не допускать перерыва Октябрьской железнодорожной линии и распространения противника на восточный берег Волхова, прочно удерживая за нами район Новгород – Чудово – Тосно.
И. СТАЛИН
Б. ШАПОШНИКОВ».
М. М. Попов был вполне современным военачальником, способным уверенно и с мастерством командовать таким крупным оперативно-стратегическим объединением, как фронт. В этом даже и не приходится сомневаться. Не зря говорят, талантливый человек талантлив во всем.
В отличие от иных военачальников, он неплохо разбирался и в вопросах применения авиации. Не говоря уже о танках и артиллерии. Например, главный маршал авиации А. А. Новиков утверждал: «Маркиан Михайлович был достаточно сведущ в авиационных вопросах». Но таких генералов, судя по всему, было мало. Вот что об этом расскажет в своих мемуарах бывший командующий ВВС Северного фронта: «Авиация – особый вид вооруженных сил. Она не терпит расчлененности своих сил и разобщенности в боевых действиях. Ее ударная мощь и результативность, а следовательно, и помощь наземным войскам тем выше, чем сосредоточеннее и целенаправленнее ее усилия. В войсках же эти аксиомы в то время только-только познавались. На авиацию многие общевойсковые командиры тогда все еще смотрели просто как на некую сопутствующую силу, обязанную действовать только в интересах наземных войск и преимущественно локально, то есть в границах, занимаемых этими войсками, и по вражеским объектам, находящимся в этих границах.
Такое в корне порочное понимание роли авиации приводило к явлениям подчас столь нелепым, что мы, авиаторы, только руками разводили. В первые недели войны нам нередко приходилось выслушивать такие, к примеру, просьбы: прочесать авиацией лес, разбомбить район, сжечь определенные кварталы в населенном пункте, уничтожить пулеметное гнездо на какой-нибудь горушке и т. п. Короче, ставились задачи, совершенно не свойственные авиации и потому нереальные. Конечно, все это можно сделать, но практический результат таких действий окажется весьма невелик, во всяком случае не будет эквивалентен потраченным усилиям и средствам на выполнение подобных заданий.
Командиры, обращавшиеся с этими просьбами, никак не могли взять в толк, что пулеметное гнездо, да к тому же замаскированное, с воздуха почти невозможно обнаружить, а бить по площади эресами и бомбами весьма накладно; что для бомбометания по названному району без указаний конкретных целей и их точного местонахождения нужен не один десяток бомбардировщиков; что один или два раза (на большее у нас в то время не хватало сил) пройтись по лесу, занятому противником, огнем бортового оружия или бомбами, – это лишь шумовой эффект, приятный для слуха нашего пехотинца, но по боевой результативности равный нулю; что, наконец, все это с большим успехом и с меньшими затратами можно проделать наземными средствами.
Разумеется, в отдельных случаях авиация должна оказывать наземным войскам и такую помощь. Тут надо исходить из конкретной обстановки. Кроме того, так использовать авиацию можно лишь, когда ее достаточно, и не в ущерб ее основной работе. И в войну летчики часто такими локальными мелкими действиями прокладывали путь пехоте и танкам. Но это лишь исключение из правил, а не сами правила. Со временем в войсках это стали понимать все лучше и лучше. Но в первые месяцы войны подобные случаи были очень частыми и отрывали немалые силы авиации на выполнение не свойственной ей работы».
В августе 1941-го у Новикова состоялся любопытный разговор с командующим.
– Как вы намерены обеспечивать новые армии поддержкой авиацией? – спросил Попов.
– За каждой армией будет закреплена группа определенных авиачастей, – ответил генерал авиации.
Маркиан Михайлович тут же предложил:
– Давайте, как и в 23-й армии, создадим в них свои ВВС. Новиков с удивлением посмотрел на командующего и, подумав, что эту идею Попову подало командование новых армий, твердо заявил:
– Создание армейских ВВС, тем более в условиях обороны, означает не только возврат к не оправдавшей себя многоступенчатой системе управления и применения авиации, но было бы просто губительно. Не для того мы потратили столько усилий на улучшение боевой работы авиации, чтобы вновь растащить ее по общевойсковым армиям и ослабить ее ударную мощь.
«Маркиан Михайлович в знак согласия кивнул и на минуту умолк.
– Дело-то вот в чем, Александр Александрович, – сказал Попов. – Я говорил со Ставкой. Ставка считает, что мы не совсем правильно используем авиацию.
Я молчал, ожидая конкретных замечаний.
– Я не согласился с такой оценкой, – продолжал Попов. – Но, видимо, в какой-то мере упрек справедлив.
– Что именно Ставка имеет в виду? – спросил я.
– Ставка находит, что мы неоправданно много действуем по тылам и аэродромам противника и недостаточно помогаем своим войскам непосредственно на поле боя и подступах к нему.
Теперь мне стало ясно, почему вдруг Попов завел разговор об армейских ВВС. Он опасался, что усиление централизованного управления авиацией в какой-то мере оторвет ее от войск, что мы, авиационное командование, станем злоупотреблять своей автономностью. Раньше он так не думал, но замечание Ставки в адрес летчиков, видимо, насторожило командующего фронтом.
Настороженность Попова в его положении и при создавшейся под Ленинградом ситуации была естественной. Обстановка на фронте в конце августа и первых числах сентября обострилась еще больше. Немцы уже заняли Мгу, лишив тем самым Ленинград последнего железнодорожного сообщения со страной, и, обойдя с востока Слуцко-Колпинский укрепленный район, вырвались неподалеку от Отрадного к Неве. На Шлиссельбург быстро надвигалась 20-я моторизованная дивизия гитлеровцев. До установления полной блокады Ленинграда с суши оставались считанные дни. В такой ситуации каждый боевой самолет у нас был на счету, и, разумеется, Попов не мог не думать о том, как мы используем авиацию для решения главной задачи – оказания помощи наземным войскам непосредственно на поле боя.
Я не стал словесно заверять командующего, что действия над полем боя были, есть и остаются главными для летчиков, а просто привел итоги боевой работы ленинградской авиации в августе. Более половины самолето-вылетов, сделанных в августе, было совершено непосредственно по наступавшим войскам противника и по местам их сосредоточения. При наших весьма ограниченных возможностях и многочисленности задач, выполняемых авиацией на фронте и в тылу, это было более чем хорошо. Факты говорили сами за себя, и Попов успокоился.
– Я так и думал, – ответил Маркиан Михайлович, – и Москве сказал, что летчиками мы довольны. Не знаю, почему в Ставке сложилось иное мнение.
Это был последний разговор об авиации в таком плане».
