Война призраков Казаков Дмитрий
– Не в этом дело, – покачал головой Виктор, – тогда бы я все равно испытывал страх. Пусть меньший, чем в первый раз. А сегодня у меня страха не было совсем! Мне было все равно, что происходит рядом со мной. Я просто сидел и смотрел… Раньше меня тревожили десятки, если не сотни вещей, теперь я даже представить себе не могу, что способно меня напугать!
– Что-нибудь найдется. – Рагнур невесело усмехнулся. – Что-нибудь новое, о чем ты еще не ведаешь!
– Возможно. – Виктор не стал спорить. – Но, разглядывая прошлое в этом ящике, – он дернул головой назад, – я лицом к лицу увидел все свои страхи, осознал их мелочность и понял, сколь многое они определяли в моей жизни.
– Как и в жизни любого другого нормального человека.
– Да, а теперь они не значат ничего! Совсем ничего!
Сирена, обозначающая подъем, прозвучала в шесть утра. Виктор попробовал вскочить с койки и с удивлением понял, что не сможет этого сделать. Ноги болели так, словно в лодыжках были переломаны все кости, а перед глазами маячило красное пятно.
После нескольких попыток подняться он сдался и рухнул на кровать, хрипя и обливаясь потом.
– Команда «Подъем» была дана для всех! – проревел, заглядывая в комнату, лейтенант Коломбо. – Или вам, мистер Тормоз, нужно особое приглашение?
– Я не могу… – просипел Виктор, ощущая, как боль ползет вверх, к коленям. Ему не было страшно, он только не мог понять, что именно с ним творится, и это создавало определенный душевный дискомфорт.
– Так, похоже, что первый… – Голос лейтенанта стал спокойным, а вот смысл слов почему-то ускользал от Виктора, – Пора бы…
Лейтенант исчез, и с улицы донеслись раскаты его грозного рева. Виктор лежал, ощущая, как начинает ломить колени. Багровое пятно достигло такой густоты, что он не мог рассмотреть даже потолок.
Стукнула дверь, и еще до того, как вошедший заговорил, Виктор знал, что это – лейтенант Джонсон.
– Не пугайтесь, мистер Зеленский, – сказал он, – то, что с вами происходит, это нормально.
– Нормально?.. – Горло охватил спазм, и говорить было трудно.
– Да, – ответил Джонсон, – это означает, что вы достигли определенного этапа в обучении. Мы называем это состояние «потерей формы».
Виктор покорно внимал.
– Насколько я понимаю, вы сейчас ничего не видите, – продолжил лейтенант. – Вот я двигаю к кровати стул, – раздался скрежет ножек по полу, – на нем кувшин с водой и устройство экстренного вызова. Если станет совсем плохо, можно будет им воспользоваться.
– Сколько… Сколько это будет продолжаться?
– До вечера, я думаю, все пройдет, – ответил Джонсон, – хотя мне известен случай, когда подобное состояние длилось трое суток.
– Потрясающе, – прохрипел Виктор и остался один.
Чуть повернувшись, он принял более удобную позу и сомкнул веки. Что же, его уже почти год учат терпеть, и сегодня, похоже, придется показать, насколько он этому научился.
Обострившимся слухом он воспринимал почти все, происходящее на территории базы. Вот разговорились между собой Фишборн и Эстевес, вот хлопнула дверь тренировочного ангара… ветер налетел на пальмы… протопали под окном курсанты…
Боль потихоньку перемещалась выше. К полудню она достигла бедер, а к ужину, когда Виктора зашли проведать однокашники, – груди. Вечером, когда за окном, судя по всему, потемнело, голова пылала так, словно ее залили расплавленным свинцом.
Виктор едва расслышал, как в помещении вновь появился Джонсон.
– Терпите, недолго осталось, – сказал он, усаживаясь на стул. – И лучше, если в последней фазе рядом будет кто-то еще.
Прошло еще полчаса, и боль исчезла. Виктор в первый момент не мог в это поверить. Он лежал, растерянно ожидая, когда она вернется. Потом открыл глаза – багровое облако тоже пропало.
– Отлично, – сказал лейтенант, на невозмутимом лице которого на мгновение промелькнула улыбка, – теперь можно попробовать встать. Проверим, каково вам в новом состоянии.
Виктор осторожно присел, потом свесил ноги. Тело казалось легким и каким-то бескостным, как у медузы. Ощущение было такое, что конечности могут гнуться в любых направлениях.
Но попытка встать на ноги окончилась печально. Виктор поднялся и тут же ощутил, как вокруг все закружилось. В коленях обнаружилась слабость, и только благодаря помощи Джонсона он не упал.
– Лучше, наверное, поспать, – сказал лейтенант, помогая подопечному лечь, – завтра все будет в норме.
Виктор рухнул на койку и заснул с такой стремительностью, словно не провалялся весь день в постели, а как минимум целые сутки занимался корчевкой леса.
– Как, вы еще не устали? – Голос лейтенанта Коломбо был полон участия, настолько наигранного, что фальшь различил бы даже трехлетний ребенок.
Никто из курсантов не удостоил его ответом. Спокойные и молчаливые, они продолжали бежать вслед за инструктором. Под ногами хрустел песок, а обычный разминочный круг, который год назад казался до невозможности длинным, они в это утро преодолевали в третий раз.
– Ладно, – сказал Коломбо, останавливаясь, – все, пожалуй. Отправляйтесь-ка на занятия. Завтрака не будет, так что двигайте прямо к доктору Сикорски.
– Сдается мне, что нас не кормят второй день, – сказал О'Брайен, когда они отошли от лейтенанта на безопасное расстояние.
– Я тоже это заметил, – согласился Сингх. – Интересно, в чем смысл этого урока?
– Может быть, в том, чтобы мы научились питаться листвой? – с предельной серьезностью предположил Виктор.
Все расхохотались.
За последний месяц каждый из курсантов прошел через мучительную «потерю формы». После этого прекратилось обыденное ворчание, ушли в прошлое жалобы на жестокость и придирки преподавателей.
– Доброе утро, доброе. – Сикорски уже ждал их. – Садитесь. Сегодня мы продолжим разговор о продуцировании разрушительных мифов! Итак, кто мне напомнит, что такое миф?
– Миф – это вторичная семиологическая система, включающая означающее, означаемое и знак, – сообщил Фредерик Луа-Луа.
– Отлично! – возликовал социолог. – На первый взгляд это кажется полной абстракцией, но на самом деле имеет большое практическое значение. Смотрите сюда!
Виктор слушал, и самые сложные концепции ложились на поверхность мозга, точно на чистый пластик. Никакие эмоции и отвлеченные мысли не мешали спокойно фиксировать и обдумывать их.
И это тоже было результатом «потери формы».
Глава 4
ВЫПУСКНАЯ РАБОТА
– Джентльмены, я рад видеть, что большинство из вас столь далеко продвинулись в процессе обучения. – Эрик Фишборн выглядел до зубной боли официально. Несмотря на жару, на нем красовался светло-бежевый костюм, а белоснежная улыбка казалась холодной, точно ледник.
– Потери в пару человек для него ничего не значат, – шепнул Виктору сидящий рядом Рагнур.
Виктор кивнул в ответ.
Сегодня курсантов первый раз после Квебека собрали вместе не для того, чтобы учить. Никто из них не ждал вызова в административный корпус.
– Обычно отсеивается гораздо больше народу, – продолжил речь полковник. – Настал момент… – тут Фишборн выдержал паузу, и Виктор невольно подумал, что руководитель учебной программы СЭС волнуется, хотя до сего момента подобное казалось в принципе невозможным. – Да, настал момент, – полковник почти мгновенно справился с собой, – сообщить вам о подоплеке всего, чему мы вас тут обучали… Ранее вы спрашивали о смысле того, что именно делают с вами инструкторы, но тогда я не мог вам ответить. Теперь же, когда вопросы прекратились, вы в состоянии адекватно воспринять это знание.
Курсанты слушали молча, с выражением вежливой, хотя и несколько отстраненной заинтересованности на лицах.
– Обычный человек представляет собой комплекс привычек и шаблонов, – сказал Фишборн, – шаблонов поведения, восприятия, мышления. Его действия легко предсказуемы, он озабочен только самим собой, своими мыслями и желаниями и по причине этого ничего вокруг не видит. А что заметит, то интерпретирует чаще всего неправильно. Он раб навязанного себе же распорядка жизни, невольник стереотипов и штампов. Наш же курс рассчитан на то, чтобы уничтожить у обучаемых все распорядки, шаблоны и привычки! Все до единого! Убрать все то, что помешает им в дальнейшей работе! Мы отучили вас вставать, питаться и действовать по расписанию, извели под корень большинство шаблонов восприятия, излечили от болезненной привязанности к прошлому, которое так часто висит на людях мертвым грузом. Если говорить в целом, – тут полковник вновь на мгновение прервался, но не из-за волнения, а для того, чтобы получше сформулировать мысль, – то мы уничтожили то, что обычно называют личностью. В настоящий момент вы все личностями в узком смысле этого слова не являетесь.
Виктор хмыкнул и покачал головой. Теперь все становилось на свои места. Дурацкие задания, информационная блокада, отсутствие всякой регулярности в обучении, издевательства и придирки – все то, что выглядело ненужным и даже мешающим, неожиданно оказалось главным.
Даже мелочи, вроде рациона питания, вписались в общую схему.
Необычные условия, невероятная интенсивность обучения и колоссальные нагрузки – пройти через это смог лишь тот, кто сумел переломить себя, отказаться от выработанных годами привычек.
А кто не сумел – тех досрочно эвакуировали на вертолете.
– Разрешите вопрос, сэр? – поднял руку Джеффри Сакс.
– Да, конечно.
– А не слишком ли это высокая цена? – спросил австралиец, как-то болезненно кривясь. – Вы соскребли с нас все, оставив голую самость, и думаете, что мы будем вам за это благодарны?
– Не забывайте, мистер Сакс, что я прошел тот же курс и прекрасно понимаю, что вы ощущаете. – В голосе Фишборна прозвучало что-то вроде сочувствия. – И я вам отвечу – нет. Цена приемлемая. Вы забываете о том, что получили в обмен на мелкие эгоистические сокровища, вроде чувства собственной важности или самомнения. А получили вы свободу – истинную возможность выбирать, кем быть и как себя вести. Обычный человек скован страхами, комплексами, привычками и ожиданиями окружающих. У вас же теперь нет ни страхов, ни комплексов, ни привычек, а мнение тех, кто вас окружает, значит не больше, чем прошлогодний снег! Вы можете вырастить в себе любую личность и с необыкновенным искусством воплотить ее в жизнь! По окончании службы в качестве оперативного агента вы даже сможете вернуть ту, которой изначально являлись! Вы удовлетворены, мистер Сакс?
– Да, – ответил австралиец спокойно. – Благодарю вас. А зачем все это нужно?
– Теперь вы сможете приспособиться абсолютно к любым социальным условиям, стать кем угодно. Вы стали неуловимы и подвижны, как призраки! Вы проникнете туда, куда более никто не проникнет, и останетесь при этом невидимыми для всех! И только так вы сможете выжить в той войне, которую ведет Служба! В войне призраков!
– Что будет с нами дальше? – осведомился О'Брайен.
– Еще несколько месяцев обучения, – ответил полковник. – Потом состоится отборочное испытание, которое только и даст ответ о вашей готовности. Если все пройдет благополучно, то примерно через год вы будете зачислены в штат Службы.
Фишборн обвел курсантов взглядом, который стороннему наблюдателю показался бы равнодушным. Но Виктор улавливал в нем и интерес, и тревогу, и даже надежду – все чувства, которые обычно вызывают те, кто должен прийти тебе на смену.
– Ну что, вопросы есть? Если нет…
– Прошу прощения, сэр, – подал голос Сеул Ку Хьон, – а что за «потерю формы» мы пережили?
– Все просто. – Полковник, уже направившийся к двери, остановился. – Все шаблоны восприятия и поведения имеют строгое соответствие в физиологии. Мышцы и суставы каждого человека «зажаты» строго индивидуальным образом, соответствующим его штампам. Избавление от штампов приводит к снятию мышечных зажимов. Процесс это довольно болезненный, но он показывает, что основная цель обучения достигнута! Потерявший форму превращается из человека в призрака!
– Благодарю вас, сэр. – На скуластом лице Сеула Ку Хьона на мгновение отразилось удивление, которое тут же пропало.
– Вопросов больше нет? Тогда идите, – сказал Фишборн, – занятия продолжаются. Мистер Тодзио ждет вас с нетерпением!
Корпус летающей машины чуть заметно вибрировал, а сам вертолет, оставивший остров Грасъоса позади, стремительно мчался на северо-запад, к невидимым пока берегам Испании.
Места в его железном чреве было предостаточно. Кресла по правую сторону от центрального прохода занимали преподаватели, по левую – курсанты. Сегодня ранним утром им велели надеть собственную одежду, которая больше года пылилась в шкафах, и, ничего не объясняя, погрузили в вертолет.
То, что рядом оказались и преподаватели во главе с самим Фишборном, лишь добавляло таинственности.
Первые несколько часов полета Виктор дремал, его соседи тихо переговаривались. Смотреть в иллюминаторы было не на что. Уходящая за горизонт поверхность моря, лениво серебрящаяся под восходящим солнцем, представлялась довольно скучным зрелищем.
Когда далеко впереди замаячил берег, низкий и зеленый, полковник поднялся со своего места.
– Джентльмены, – сказал он, выйдя в центр салона, – попрошу минуточку внимания.
Дождавшись, пока взгляды всех курсантов сосредоточатся на нем, Фишборн продолжил.
– Сегодня вам предстоит после долгого перерыва вернуться в обычную жизнь, – сказал он, – но уже в новом качестве. Никакого конкретного задания вы не получите. Просто погуляйте по городу, зайдите в кафе. На всякий случай каждого из вас будет сопровождать преподаватель. Мистера О'Брайена – сэнсэй Ли, Раджаба Сингха – лейтенант Коломбо…
Виктору достался доктор Сикорски.
– Единственный запрет – на пользование связью. – Полковник придал лицу выражение крайней суровости. – Не вздумайте позвонить родным или близким!
Судя по разочарованной физиономии Рагнура, он-то, как раз планировал поступить именно так.
– Не вздумай называть меня «сэр», – предупредил Сикорски, когда они выбрались из вертолета. – Это будет довольно глупо выглядеть!
– Как же называть?
– Дорогой, – томным голосом проговорил социолог и тут же хихикнул, – изобразим пару геев…
– Легко, – кивнул Виктор совершенно серьезно. – Вы за кого будете, за пассивного или за активного?
– Да ну тебя! – заулыбался Сикорски. – Я и забыл, что тебе это раз плюнуть. Зови меня Симеон.
– Это ваше имя?
– Нет, моего прадедушки! – еще раз хихикнул доктор социологии. – Ладно, поехали. Такси прибыло.
Лишь очутившись в центре города, Виктор понял, насколько отвык от многолюдия. Но замешательство прошло через несколько мгновений, и вскоре он неторопливо двигался рядом с профессором, который оживленно болтал, исполняя роль гида.
– Мне очень нравится Кадис, – сообщил Сикорски, – это один из древнейших городов Испании. Ему три с половиной тысячелетия!
– Не может быть! – с деланным удивлением восклицал Виктор, но разговор не занимал его внимания целиком. Куда интереснее было наблюдать за людьми. Теперь он воспринимал их совсем не так, как раньше. Все почему-то казались суетливыми, а эмоции столь явственно читались на лицах, что Виктор невольно удивлялся: «И как я мог раньше этого не замечать?»
Вдвоем с профессором они осмотрели старинные крепостные стены, построенные в семнадцатом веке, с их знаменитыми воротами Пуэрта де Тьерра, уделили внимание еще более древнему собору Санта-Крус.
– Пожалуй, я проголодался. – Сикорски похлопал себя по животу. – Вон там есть отличное кафе…
Они заняли место на террасе, выходящей на Кадисский залив, и к столику тут же подлетел официант:
– Что желаете, сеньоры? О, сразу вижу знатоков южной кухни! Хотите что-нибудь особенное?
Виктор посмотрел в смуглое улыбающееся лицо и понял – этот человек их презирает. Ему не нравится собственная работа, но деваться сейчас некуда, другой не нашлось, и недовольство прорывается презрением к посетителям.
– … и два пива! – закончил заказ Сикорски, куда лучше знакомый с местными блюдами. – Я бы взял бычьи яйца, но сегодня что-то их нет…
– Послушай, Симеон, а это будет всегда? – негромко осведомился Виктор, заставив сопровождающего умолкнуть.
– Что именно? – спросил тот.
– Я буду видеть людей насквозь.
– Да, – кивнул Сикорски, лицо его вытянулось. – Это что-то вроде проклятия. Поэтому большинство подобных тебе остаются одинокими. Нельзя создать семью с человеком, которому известны все твои чувства. Даже те, о которых ты сам не догадываешься.
– А много нас, таких?
– Точно не знаю, – пожал плечами социолог, – несколько сотен. Каждые два с половиной года выпуск, от пяти до двенадцати человек. Но и смертность высокая, по разным причинам…
– Смертность у призраков, – усмехнулся Виктор, – отличное название для статьи!
– Ладно тебе о серьезном! – Сикорски выглядел встревоженным. – Давай поедим. Вон несут пиво, а оно тут отличное… Скоро будет готова паэлья!
– Да, – отозвался Виктор, и пальцы его сомкнулись на высоком бокале, приятно холодном на ощупь. В лицо официанту он старался не смотреть.
Голова у Виктора слегка гудела. Первой причиной тому был перелет через Атлантику на стратоплане. Второй же – похмелье после вечеринки, которую устроили вчера на острове Грасъоса по поводу выпуска.
Вечеринка удалась на славу. Преподаватели превратились из суровых дерберов во вполне милых людей, и даже лейтенант Коломбо всплакнул на плече у Рагнура, колотя себя кулачищем в грудь с криками: «Больно, парни, с вами расставаться! Снова пришлют каких-нибудь хлюпиков!»
Сэнсэй Ли был благодушен и миролюбив, а Хидэки Тодзио спустился с божественных вершин на грешную землю. Он шутил и смеялся, да так заразительно, что Виктор, да и не он один, заподозрил отличную актерскую работу.
Еще одной причиной головной боли мог стать климат. Один из крупнейших земных космопортов располагался почти у самого экватора, а база СЭС притулилась на окраине Кайенны, бывшей столицы Французской Гвианы, расположенной среди гнилых и влажных болот.
Но головная боль не могла послужить поводом для невыполнения приказа, отданного полковником Фишборном. А тот звучал предельно просто: «В полдень по местному времени собраться в комнате для групповой работы».
Виктор явился туда за пять минут до назначенного срока и теперь не без удовольствия созерцал физиономии товарищей, слегка перекошенные по тем же причинам, что и у него. О'Брайен и вовсе выглядел зеленым, как молодой огурец. На вечеринке он слегка (честно говоря, очень даже и не слегка) перебрал.
– Приветствую вас, джентльмены. – Костюм Фишборна на этот раз был цвета морской волны. Роль стареющего щеголя удавалась полковнику безукоризненно. – Сегодня вы получите задание на выпускную работу!
– Позвольте вопрос, сэр? – поднял руку Бенджамин Кинг. – В чем она будет заключаться?
– В выживании, – просто ответил Фишборн. – Каждый из вас будет заброшен в турбулентную и агрессивную социальную среду в пределах Федерации, где должен будет выжить – ваша задача минимум, а максимум – успешно адаптироваться.
– В пределах Федерации!.. – негромко повторил Рагнур, и в голосе его послышалось удивление. – Этак в любую колонию могут зашвырнуть…
Колонизированных человечеством планет насчитывалось двадцать пять, и разнообразие их было таково, что для простого описания социальных и природных условий на них не хватило бы и армии ученых.
Так что турбулентных и агрессивных социумов хватит на всех.
– Естественно, вы до последнего момента не будете знать, где именно окажетесь, – продолжал тем временем Фишборн. – И, кроме того, вам придется существовать не под своим именем, точнее говоря, не в своей личности. Вот здесь кассеты с описанием «масок». Возьмете их перед тем, как уйти. На создание образа у вас будет два дня. Вопросы?
– Сэр, а почему бы не провести всю эту работу в виртуальной реальности? – поинтересовался Раджаб Сингх. – Так же будет гораздо безопаснее!
– Вы сами ответили на свой вопрос! – Полковник мрачно улыбнулся. – Условия испытания максимально приближены к боевым, и если вы будете погибать, то СЭС не пошевелит и пальцем, чтобы вас спасти! Расходы на обучение будут списаны со счетов, родственники получат тело, но и только…
Кассета, вставленная в считывающее устройство, глухо щелкнула. Висящий в воздухе виртэк моргнул, и на нем появилось изображение смуглого и на редкость хмурого мужчины.
– Хуан Сантьяго Васкес, – включилось аудиосопровождение, – родился пятого сентября две тысячи сто восемьдесят третьего года в Мехико. Родители…
Виктор слушал и пока не старался все это запомнить. У него есть два дня на то, чтобы стать этим человеком, натянуть на себя его шкуру. Времени предостаточно.
Изображение на экране не было статичным. Хмурого типа засняли во время работы – уборки мусора, во время отдыха – в грязном баре, таком темном, что камера с трудом пробивалась сквозь полумрак, дома – в крошечной унылой квартирке, каких множество в пригородах громадного мегаполиса Мехико.
Зрелище было убогое, но Виктор не обращал на обстановку внимания. Его интересовал только сам Хуан Сантьяго Васкес, его привычки и пристрастия, манера двигаться и общаться.
Если бы кто-нибудь заглянул в комнату, отведенную Виктору на базе СЭС, то увидел бы, что ее обитатель неподвижно сидит на полу. Его немигающий взгляд намертво приковал к себе виртэк, поднимающийся над тонкой пластинкой считывающего устройства.
– Джентльмены, я надеюсь, что все готовы? – В голосе полковника Фишборна звучала легкая тревога.
Виктор уверенно присоединился к общему утвердительному ответу. Два дня упорной работы, и он уже не чувствовал себя уроженцем Нижнего Новгорода, зато мог детально описать трущобы Мехико, выругаться на тамошнем арго и подробно изложить биографию Хуана Сантьяго Васкеса.
Свою биографию.
Прочие курсанты тоже изменились. Они иначе двигались, разговаривали, а на их лицах, недавно еще неподвижных и пустых, отражались самые настоящие человеческие эмоции.
И какая разница, что чужие?
– Тогда по одному проходим в эту комнату. – Фишборн указал на дверь и сам скрылся за ней.
– Джон О'Брайен, – тут же прозвучал из динамика мягкий женский голос.
– Совсем как в самом начале, в Квебеке, – мягко улыбаясь, шепнул Рагнур, или, скорее, тот, который ранее был Рагнуром, поскольку такая улыбка норвежцу не была свойственна. – Ты помнишь?
– Как же не помнить? – ответил Виктор. – Вот…
Но развить мысль он не успел. Следующим вызвали его.
Провожаемый одобрительными возгласами и хлопками по спине, Виктор проследовал к двери.
За ней оказалась полная темнота.
– Сэр? – осторожно спросил Виктор и тут же услышал слабое шипение. Ноздри ощутили неприятный сладковатый аромат, и ноги неожиданно ослабели, а мысли спутались.
Падая на пол, он уже ничего не почувствовал.
– Простите, мистер Зеленский, – гаснущее сознание успело уловить реплику полковника, – но это необходимо для чистоты эксперимента…
Хуан Сантьяго Васкес очнулся от страшной головной боли. Череп кололо изнутри, словно там затеяли драку два кактуса, во рту было сухо, как в пустыне Сахара, а кишки неспокойно ворочались.
После некоторых усилий он смог определить, что лежит на чем-то твердом и трясущемся, а по сторонам переговариваются люди. Голоса звучали приглушенно, и разобрать слова не удавалось.
Открыв глаза, он не узнал какой-то особой информации. В нескольких метрах вверху было что-то серое, металлическое. А простое действие, именуемое «поднять голову и оглядеться», было сейчас Васкесу недоступно.
Еще отвалится голова. Как потом без нее?
В поле зрения появилось лицо. Напрягши извилины, Васкес определил, что оно мужское.
– Ну что, очнулся? – спросило лицо.
– Ага, – прохрипел Васкес, а в глубине разума проскользнула мысль «Ну и сволочь полковник. Какой гадостью они меня отравили?»
– Давай-ка я помогу тебе сесть. – Сильные руки ухватили Васкеса, и вскоре он переместился в сидячее положение. Лежал он, как выяснилось, на полу огромного помещения, битком набитого людьми. Тут были мужчины и женщины, целые семьи, но никого старше сорока.
– Выпей. – Под носом Васкеса оказалась металлическая кружка, в которой плескалась вода. – Полегчает!
Когда кружка опустела, действительно стало легче. Боль в голове чуть поутихла, кишки успокоились, да и язык больше не царапался о пересохшее небо.
– Ты кто? – спросил мужчина, который помог Васкесу сесть и подал напиться. – Откуда?
– Хуан Васкес, Мехико, – ответил Виктор, осторожно передвигаясь так, чтобы опереться о стену.
– А я Рамиро Мантойя, Мерида, – ответил мужчина, протягивая руку. – Когда тебя приволокли вчера, я сразу понял, что утро у тебя будет нелегким!
– Приволокли?
– Ну да, – кивнул Рамиро. – Ты что, вообще ничего не помнишь?
Получив в ответ скорбный кивок, выходец из Мериды, крупного города на полуострове Юкатан, принялся рассказывать:
– Нас, эмигрантов в одну колонию, держали вместе, в одном зале, пока звездолет готовили к рейсу. Тебя притащили двое полицейских, когда уже началась погрузка. Такое часто бывает, что кто-либо из эмигрантов с горя надирается перед отправкой, так что им не впервой. Ты чего-то кричал и пытался вырваться, но тебя держали крепко…
Хуан Васкес стыдливо опустил голову.
– Ну, ничего, – продолжил Рамиро, – затащили тебя по трапу, положили к стеночке. Ты дернулся и затих.
– А к… куда мы летим? – спросил Васкес. Язык еще плохо слушался его.
– Ты и это забыл? – усмехнулся Рамиро. – На Альвхейм. Кстати, проверь документы. Ты был настолько пьян, что мог запросто их потерять!
Васкес повернулся, нашарил рядом сумку с лежащей на ней шляпой, старой и грязной. Документы нашлись в одном из карманов – идентификационная карточка, эмиграционный лист. Все было в полном порядке.
– Все на месте, – кивнул он меридцу и тут же ощутил новый приступ головной боли.
– Ты что вчера пил? – ухмыльнувшись, поинтересовался Рамиро.
– Текилу.
– И зря! – Выходец с Юкатана оживился. – Сей мерзкий напиток приносит одни неприятности!
– А что же ты предлагаешь пить? Пиво? Или баканору? – Зная о редкостной консервативности обитателей Латинской Америки в отношении спиртного, Васкес, а точнее Виктор, был искренне удивлен.
– Мескаль! – с выражением величайшей торжественности на лице возгласил Рамиро. – Текила есть выкидыш, обмирщенный мескаль, достойный лишь того, чтобы ее пили мерзкие гринго!
– И чем же он хорош?
Невинный на первый взгляд вопрос вызвал настоящий словесный водопад. Жестикулируя и горячась, Рамиро Мантойя рассказал, как мескаль начали гнать в Мексике вскоре после прибытия первых конквистадоров. Что для изготовления текилы используется только один вид агавы, а на мескаль нужно потратить целых пять, что у мескаля ни с чем не сравнимый аромат дыма, что изготавливается он из чистого сока агавы без добавления сахара, отчего получается более сильный вкус. А когда Рамиро принялся перечислять различные виды мескаля, при упоминании каждого цокая языком, Васкес понял, что больше не выдержит.
– Да, и как же я мог этого не знать? – изрек он угрюмо, останавливая болтовню собеседника. – Всю жизнь хлестал текилу как простой смертный…
– Теперь, я надеюсь, ты к ней и не притронешься! – ухмыльнулся Рамиро. – Кстати, а что тебя заставило эмигрировать?
– Так. – Васкес стал еще мрачнее. – Хуже уже было некуда… Вдруг в колонии будет лучше?..
– Обычная история, – Мантойя поцокал языком. – Ладно, пойду я, посплю…
Васкес проводил его взглядом. В душе ворочались нехорошие подозрения. Слишком уж дружелюбным и открытым выглядел Рамиро для обычного эмигранта. Счастья в колониях обычно ищут те, кто отчаялся, кому не до чужих бед и страданий. Справиться бы со своими.
Когда Мантойя занял свое место неподалеку, Васкес привалился к стене, надвинул на лицо шляпу и закрыл глаза. Рамиро подождет, а вот вспомнить все о том мире, в который его везут, будет нелишним.
Альвхейм. Одна из первых колоний, основана примерно семьдесят лет назад выходцами из Северной Европы… население – несколько миллионов человек… военная база на спутнике и самой планете… основа хозяйства – урановые и золотые рудники, обитаемы два континента около экватора… ситуация в обществе характеризуется высоким уровнем социальной стратификации…
«Веселенькое местечко, – подумал Виктор, подводя итоги, – и придется провести там полгода?» Следующая мысль: «Ничего, все равно хуже, чем на помойках Мехико, не будет», принадлежала уже Хуану Васкесу.
Мелодичный звон прокатился по помещению, и тут же началась суета.
– Обед, обед! – радостно загомонили эмигранты.
Виктор Зеленский смог бы обойтись без еды несколько суток, но страдающему похмельем Хуану Васкесу обед никак бы не помешал. Поэтому он открыл глаза и спешно поднялся.
К неширокому отверстию в одной из стен выстроилась длинная очередь. Счастливцы, успевшие первыми, несли оттуда одноразовые миски, до краев наполненные чем-то горячим. В спертом, тяжелом воздухе растекался аромат супа.
– Иди быстрее, а то не хватит! – Из середины очереди Васкесу махал Рамиро Мантойя.
Появление перед ними еще одного человека стоящие позади встретили неодобрительным гулом. Женщина, чье телосложение позволяло сравнить ее со шкафом, обрушила на него кучу проклятий:
– Стой, шелудивый пес! Тебя здесь не было! Да сожрут шакалы твои вонючие потроха…
– Заткнись, тварь, – обернувшись к мегере, совершенно спокойно сказал Хуан Васкес.
Виктор Зеленский в принципе был не способен так обратиться к женщине.
Огорошенная отпором, толстуха сменила пластинку. Вместо ругательств из ее рта начали пачками вылетать жалобы.
– Нет, вы видели? – восклицала она. – Хам! Так обидеть почтенную женщину! Это невыносимо! Я пожалуюсь…
Но Хуан Васкес ее уже не слушал. Дождавшись очереди, он получил миску с горячим варевом неопределенного вида, несколько кусков хлеба и ложку. Ухватив все это, поспешил на свое место, где и приступил к трапезе.
Суп оказался жидким и безвкусным, но Васкесу было все равно. Для того, кто долгое время питался объедками из мусорных баков, даже такое блюдо покажется деликатесом.
– Что ты сказал, ублюдок?
– Что слышал! – Звук удара, потом кто-то упал, раздались звучные проклятия.
Хуан Васкес равнодушно зевнул, созерцая драку, и перевернулся на другой бок. В тесном загоне – другого слова не находилось, обитала почти сотня человек, и все только и делали, что наступали друг другу на ноги, так что конфликты и неизбежные потасовки были не редкостью, а скорее правилом.
Вспыхивали они на ровном месте, из-за любого пустяка. Если бы путешествие длилось достаточно долго, то среди эмигрантов появились бы трупы. Но даже до самых дальних колоний лететь не больше двух недель. Хотя «лететь» – не совсем правильное слово. Судно отдаляется от Земли на безопасное расстояние, на что тратится около суток. Затем включается особая аппаратура, звездолет мгновенно «прокалывает» пространство, оказываясь в том месте, что простые люди называют подпространством, а ученые – так, что и не выговоришь.
Тут корабль висит несколько дней, никуда не летя и все же перемещаясь. Потом еще один «прокол», и космолет выныривает в обычном пространстве, но уже за десятки световых лет от Солнца.
И тратит еще сутки на то, чтобы добраться непосредственно до места назначения.
Читать бесплатно другие книги:
