Гусар бессмертия Волков Алексей
«С глубокой грустью довожу до Вас, любезный Александр Александрович, что брат Ваш, корнет лейб-гвардии Гусарского полка Василий Орлов, геройски пал в действительном сражении с французами при Островно…»
Дальше строки расплывались, и читать было трудно.
Долго же шло письмо от знакомого еще по Фридланду лейб-гусара Трощинского! Чуть ли не месяц. И весь месяц братец был как бы жив.
Эх, Васятка, глупое дитятко! Ведь даже не видел тебя в красном гвардейском доломане! Сейчас уже конец августа. И как перенесет новость отец?
Орлов сам терпеливо выдержал несколько дней после Городечно, но потом свалился в лихорадке. И хотя запретил вывозить себя дальше полкового обоза, почти неделю не мог сесть в седло.
Однако что значит рана по сравнению со случившимся? Кто будет следующим? Где сейчас любезный Карлуша? Паша Бегичев? Лопухин?
Орлов не мог знать – в минуты, когда он пытался одолеть несколько строк, рядом с неизвестной дотоле деревенькой Бородино сцепились две армии, чтобы навеки прославить эти места.
И как раз сейчас командир Екатеринославского кирасирского полка полковник Михаил Волков, уже раненный в руку, но еще держащийся в седле, выскочил перед значительно поредевшими рядами кирасир и скомандовал который раз за бесконечный день:
– В атаку!..
Когда же эскадроны тронулись, еще отдельно для Штадена:
– Карл Иванович, левое плечо!
Для верности Волков указал направление, откуда в очередной раз неслась наполеоновская кавалерия.
Штаден, буквально накануне принявший эскадрон после выбытия из строя старших офицеров, послушно стал забирать чуть в сторону, стремясь ударить по атакующим с фланга.
Усталость была такова, что даже могучему барону палаш казался неподъемным, чем-то сродни двуручному рыцарскому мечу. Кираса на Карле в нескольких местах была смята, плюмаж на каске наполовину снесен, но сам барон на удивление оставался целым.
Он всегда относился к везунчикам…
А чуть в стороне, поближе к уже захваченной Курганной батарее, застыл со своими пушками Бегичев. Ядра давно кончились, но каждая из двух пушек еще имела по шесть картечных зарядов, и Павел выглядывал достойную цель, к которой можно подскочить поближе и выпустить последние выстрелы…
Ничего этого Орлов не знал и знать не мог. Расстояния делали связь медленной, а военная судьба каждому сулила свое.
– Ляксандр Ляксандрович, что пишут? – полюбопытствовал Аполинарий.
– Васятку убили, – вздохнул Александр.
– Как?! – Верный денщик давно считал семью барина своей.
– Написано – положил живот свой за Царя и Отечество под Островно. – Будто Аполинарий настолько знал географию!
– А старому барину какой удар! – Не дожидаясь приказа, денщик вытащил бутылку и стакан.
– Себе тоже налей. – Орлов дождался, когда чарки наполнятся, и встал. – Помянем раба Божия Василия. И дай нам Бог такую же осмысленную смерть. Чтобы не в постели, а на поле брани за родную землю.
Эх, Васятка!
Лопухин объявился в полку спустя месяц после злополучного письма. Он был еще бледен, однако упорно пытался казаться молодцом.
– Как ты, князь? – Орлов обнял его радостно, но осторожно.
– Рад, что вернулся, – полной грудью вздохнул Лопухин и посмотрел на новенький, недавно сшитый доломан ротмистра. – Поздравляю!
На шее у Александра висел новенький орден Святой Анны.
– И тебя. – Орлов сообщал радостно, как сообщают новости приятным сердцу людям. – За Кобрин – поручиком, за Городечно – Золотой саблей.
Глаза Лопухина блеснули. Он еще не успел до конца усвоить радостную новость, а Орлов уже взахлеб сообщал:
– Наградили воистину по-царски! Тормасова – Георгием второй степени. Графу нашему дали шпагу с алмазами и генерал-лейтенанта. Ефимович получил Владимира третьей степени. Мадатов – полковника и алмазы к Анне. Я – Анну второй степени и Золотую саблю. Мезенцев – Владимира.
Лопухину оставалось кивать, радуясь за сослуживцев.
– А Огейчук? – Имя простого гусара естественно, будто так и надо, прозвучало среди имен офицеров.
– Знак Военного ордена, – понимающе отозвался Орлов.
Как не испытывать определенных чувств к тому, кто сумел вывезти из схватки твое беспомощное тело?
– А больше всех отличился Буксгевден, – продолжал сообщать накопившиеся новости Орлов. – Мы тут с Ламбертом немного пошалили у неприятеля, так наш молодой граф со своим взводом умудрился захватить все три знамени австрийского полка Орнелли. Начальство в полном шоке. Полк этот здорово помог нашей пехоте под Аустерлицем. Неудобно как-то. Да и наверху решили, что австрийцев вновь можно сделать из врагов союзниками. Теперь собираются передать знамена обратно Шварценбергу с заверениями в самых дружественных чувствах. Словно ничего и не было.
Лопухин невольно присвистнул. Воистину, прихотливы пути политической логики! Враг в Москве, а тут тем временем решают, как переманить часть его армии на свою сторону, словно изгнание Наполеона не за горами и наступило время думать о будущем.
Или действительно наступило? Кто не думает о будущем, рискует его не дождаться.
Тесная избушка, где квартировал Орлов, меж тем стала наполняться офицерами. Прослышав про возвращение князя, его соратники спешили увидеть поручика своими глазами. Да и не только увидеть. Возвращение в полк – разве не повод для небольших дружеских посиделок?
– Дядюшка умер, – вдруг вымолвил Лопухин, когда они вдвоем выползли из прокуренной избы немного глотнуть свежего воздуха.
Ротмистр выжидающе посмотрел на Михаила:
– Он занимался делами Московского ополчения, был бодр и здоров, и вдруг… Иван, его камердинер, утверждает, будто дядю отравил наш повар Жаннен. Во всяком случае, почти сразу после смерти Жаннена застали за копанием в дядюшкиных бумагах.
– Так надо было допросить мерзавца! – Мысль об отравлении не укладывалась у Орлова в голове. Добро бы речь шла о Европе, где случается любая гадость, но в России!..
– Его захватили, но ночью Жаннен умудрился улизнуть. С тех пор его никто не видел.
Офицеры помолчали. Потом Орлов вскинул голову и посмотрел поручику в глаза:
– Признайся, Лопухин, ты – масон?
– Да. – Князь понуро опустил голову. Его командир ничем при встрече не помянул вырвавшееся признание о поручении старшего Лопухина, и вот теперь…
– Послушайся моего совета – бросай ты это дело. Нельзя, оставаясь честным человеком, служить Государю, как велит присяга, и втайне бороться против него. Хорошие дела втайне вообще не делаются. Какими бы целями ни прикрывались главари, подлинные всегда будут отличаться от них, как небо отличается от земли. А остальное – не более чем слова, чтобы привлечь к себе людей, запутать их и использовать, да так, чтобы те понятия не имели, зачем и что они делают.
– Я давал при приеме слово, – без всякой уверенности попытался возразить Лопухин.
– Ты давал присягу, – напомнил Орлов. – Слово ты давал людям наверняка по какому-то языческому обряду, а присягал перед Богом. Короче, решай. И пойдем к остальным. Неудобно как-то. Люди пришли тебя поздравить с возвращением, а ты убежал.
В подтверждение его слов дверь отворилась и наружу высунулась голова Мезенцева.
– Господа, вы скоро?
– Уже идем. Просто наш князь несколько отвык от гусарской жизни…
Грохот был такой, что смиренно преклонивший колена отец Феофан впервые в жизни прервал молитву. Уж не грянул ли гром Отца Небесного, обрушившего кары на головы ворвавшихся в город безбожников?
Но нет. Повторившиеся удары явно говорили о том, что кто-то пытается вбить внутрь двери храма, всегда открывавшиеся наружу. Однако этот кто-то довольно быстро понял ошибку, и двери отворились, впуская внутрь толпу солдат.
Батюшка никогда особо не разбирался в мундирах – его ли это дело? – однако перепутать синий цвет с родным зеленым не мог. Да и кто еще мог сейчас находиться в опустевшей, захваченной врагом Москве?
Ворвавшиеся французы вели себя много хуже сказочных татар. Разгоряченные, с раскрасневшимися рожами (язык не повернулся бы сказать «лицами»), вопреки всему – с ружьями в руках, у каждого – тесак на ремне. Тьфу!
– Почто врываетесь в храм Божий? – громко осведомился отец Феофан.
Никакого страха он не испытывал. Напротив, в сердце вспыхнул гнев, и не было времени унять его покаянной молитвой.
Его голос легко перекрыл воцарившийся гвалт на бесовском наречии. Отец Феофан никогда не утруждал себя изучением варварских диалектов и не мог понять, что именно лопочут незваные пришельцы. Зато много красноречивее слов были дела. Кто-то с налета устремился к киоту, другой сорвал висевшую чуть в стороне икону, подаренную во времена оны князем Хованским, варварским образом обломал богатый оклад, а само изображение святого без всякой почтительности бросил под ноги.
Еще один попытался было проскочить мимо священника в алтарь, но отец Феофан не выдержал царившего вокруг святотатства.
Могучая длань батюшки схватила наглеца и легко, словно пушинку или перышко, швырнула его прочь, прямо в толпу остальных солдат. Сразу оказалось, что несостоявшийся воришка на самом деле что-то весит, и довольно немало. По крайней мере, падая, он сбил несколько своих товарищей.
Какой-то француз немедленно подскочил к отцу Феофану, вскинул руку, однако крупный, у другого лицо поменьше, кулак батюшки впечатался в образину святотатца, мгновенно вышибив из бедолаги дух.
Никаких сомнений священник не знал. Богу угодны не одни слова, но и дела, и защищать справедливость порою приходится не только молитвами, но и кулаками.
На беду французов, их было слишком много. В воцарившейся свалке они лишь мешали друг другу. Кто-то попытался достать противника штыком, однако длинное ружье абсолютно не было приспособлено для действий в тесном пространстве. Меж тем пудовые кулаки отца Феофана обрушивались то на одного, то на другого безбожника, и чаще всего итог оказывался для очередного воинствующего атеиста весьма плачевным.
Отец Феофан сам не заметил, как сорвал с себя цепь с тяжелым крестом и принялся работать ею, словно имел дело с подобием разбойничьего кистеня. Ряды его противников таяли на глазах. В голове священника промелькнула мысль ударить в набат, призвать немногих оставшихся в округе жителей на защиту святынь, лишь жаль, времени на подобное не было.
То, что творилось в храме, было неописуемо. Весь пол был усеян телами в синих мундирах. Кто-то пытался встать, кто-то лежал в беспамятстве, а оставшиеся на ногах наседали на разгневанного священника, как стая шавок на медведя.
Победа была близка. Однако один из солдат изловчился и изо всех сил обрушил на затылок батюшки приклад ружья.
Затылок оказался намного крепче оружия. Приклад отлетел, не выдержав встречи. Отец Феофан в праведном гневе еще обернулся, заехал обидчику кулаком в подбородок и лишь тогда как-то обмяк и неожиданно обрушился на пол.
Несколько последующих минут французы азартно пинали падшего богатыря ногами, кое-кто применил приклад, и лишь сознание того, что кто-то из товарищей воспользуется отвлечением внимания и успеет раньше прихватить добычу, заставило их прекратить занятие и торопливо броситься на поиски сокровищ.
Заглянувшая в опустевший храм спустя полчаса попадья Арина застыла в невольном ужасе. Все стены были ободраны, алтарь разломан, пол покрыт пятнами крови, а посреди этого немыслимого бардака возлежал ее супруг, избитый, растерзанный.
– Что с тобой сделали ироды! На кого ты меня оставил? – запричитала по извечной бабьей привычке Арина, падая перед батюшкой на колени, однако тот, к ее изумлению, вдруг застонал и чуть приоткрыл правый глаз.
Левый затек настолько сильно, что открыть его было не в человеческих силах. Лицо священника представляло сплошную окровавленную маску. Губы опухли, нос был разбит, кровь сочилась из рассеченного лба. Ряса была изорвана, костяшки пальцев все сбиты, однако грудь все же вздымалась, и воздух со свистом вырывался из легких.
– Батюшка! – Попадья осторожно приподняла супругу голову.
Тот насколько можно попытался оглядеться одним глазом и тихонько пробормотал:
– Мне отмщение, и аз воздам…
– Да что ж ты удумал? – Арина успела изучить своего мужа и мгновенно поняла ход его мысли. – Ты вспомни, кто ты есть! Хоть на себя посмотри, как дух только держится!
Посмотреть на себя отец Феофан не мог. Он и по сторонам-то взирал с огромным трудом. Даже непонятно было, каким чудом батюшка еще не лишился сознания, да и вообще, как он остался живым. Тем не менее священник явно успел все решить для себя, и временная немощь могла задержать выполнение замысла, а вот помешать ему – нет.
Он попробовал приподняться и не смог. Арина с готовностью попыталась помочь, однако где женщине, пусть далеко не худой, справиться с такой тушей?
Однако разбитые губы отца Феофана вновь шевельнулись, и Арина услышала ту же фразу:
– Мне отмщение, и аз…
А потом сознание милостиво покинуло страдающее тело…
Мадатов вихрем ворвался в избу с пирующими. Глаза свежеиспеченного полковника горели азартом, усы воинственно топорщились, сам он был настолько возбужден, что даже не обратил внимания на виновника торжества.
– Господа офицеры!
Гусары торопливо вскочили, приветствуя командира, но тот лишь махнул рукой:
– Господа! Братья! Только что узнал – корпус Воинова из Молдавской армии уже встал неподалеку. – Мадатов орлом оглядел подчиненных и только теперь заметил Лопухина. – Ты вовремя, князь. Скоро наступление, господа!
– Ура! – Офицеры рявкнули так, что ветхая избушка не рассыпалась только чудом.
– Ставлю дюжину шампанского за хорошую новость! – воскликнул Лопухин, и что за беда, что взять его было негде!
– Ура!
Голоса гремели, словно дело уже происходило на поле битвы.
– Ура!..
Год 201…
Оделись мы ближе к полудню. Причина облачения была банальнейшая – пробудившийся аппетит. Мелькнула мысль заказать обед прямо в номер, в гостинице и ресторане знали меня достаточно хорошо и выполнили бы заказ без лишних вопросов. Зато лишних ответов было бы слишком много. И ладно бы, если б речь касалась только меня. Я старомодный человек и при всем нынешнем феминизме компрометировать Диану не хотел. Даже при том, что скоро она покинет наш город и большинство прислуги привычно позабудет об ее существовании.
– После обеда отправимся ко мне в село. Увидишь, как я живу, покажу окрестности, дом, познакомлю с Мюратом и Петрушей… – Кажется, у меня в голосе появились командные нотки.
– Собственник ты мой! – Диана мимолетно прижалась ко мне, давая понять, что не возражает против подобного распределения, мазнула губами по щеке и, лишь отодвинувшись, поинтересовалась: – Хоть кто такие твои Мюрат с Петрушей?
– Конь и попугай.
– У тебя еще конь с попугаем есть? – удивилась женщина.
– Одно из преимуществ сельской жизни – иметь любых животных, каких только хочет душа.
– Хорошо. Но если ты здесь, то кто за ними смотрит там?
– Так я же помещик. Разве перед ними хоть раз стояла такая проблема? – Я ответил вроде бы в шутку, при сем не соврав ни в одном слове. Благо, поверить было мудрено.
– Я никогда не брала интервью у помещика, – сообщила Диана. – Не можешь поделиться реалиями помещичьей жизни?
– На данном этапе или вообще? Я никогда не слышал, чтобы у помещиков кто-нибудь когда-нибудь брал интервью. Жизнь их описывать любили, а вот спросить мнение по тому или иному поводу как-то забывали.
– Наверное, люди вы скромные, – начала потешаться Диана.
– Наверное. И такими же останемся впредь. Зачем нам слава средь полей? Зачем известность средь дубрав? Живем мы просто, без затей, и прост как жизнь у всех нас нрав. – Рифмованные строчки родились сами, и были они едва ли не первыми в жизни.
– Чье это?
– На этот раз – мое.
– Ты еще и поэт?
– Увы – нет! Сам не знаю, как получилось. Наверное, твое присутствие влияет благотворно, – признался я к немалому удовольствию Дианы. – Если читаю – то что-то чужое.
– Почитай, – неожиданно попросила она. А говорили, будто стихи уходят в прошлое!
- – О, пощади! Зачем волшебства ласки слов?
- Зачем сей взгляд? Зачем сей вздох глубокой?
- Зачем скользит небережно покров
- С плеч белых и груди высокой?…
– Спасибо, – поблагодарила Диана, когда я закончил читать. – Очень хорошие стихи. Кто их написал?
– Один знакомый. Уже давно, еще в пору молодости.
Женщины позабыли о Денисе Давыдове, и я ничем не рисковал. Как-то сорвалось с языка хвастовство о приятельстве с автором, так если не называть имен, ничего страшного в том нет. Как и в том, чтобы пригласить к себе в гости. Мы так и не сумели понять механизма, однако каждый посторонний видит в Орловке лишь то, что хочет и ожидает увидеть. А так как никто не ожидает, да и не хочет правды, опасаться разоблачения не приходится.
И все-таки не слишком ли я пру на рожон? Простительно терять голову от хорошенькой женщины когда тебе двадцать с небольшим, но когда двести с лишним, это уже смешно.
Или мне просто давно не попадалась ни одна, кто вызвал бы вполне определенный отзвук в душе?
О, женщины!..
Стук в дверь несколько раз прерывал размышления Юрия. При этом он никого не ждал. Саня должен был уехать по делам и появиться лишь после обеда, прочие сейчас репортера не волновали, однако стук время от времени повторялся. Кто бы ни домогался общества телеведущего, он был излишне настырен и уже потому не мог пользоваться симпатиями.
Открывать Юрий не собирался. Он был занят и не желал тратить время на пустые разговоры. При этом, как каждый представитель его профессии, Михайлыч был в определенной степени любопытен. Если вначале он молчал, не отвечая на призыв, то затем, при очередном повторном стуке, тихонько, фактически бесшумно, подкрался к двери.
– Юри! Ты спишь? – почему-то по-английски спросили за дверью. Негромко, стараясь не привлекать внимания прочих жильцов. Слышать Юрия посетитель не мог, вероятно, просто позвал в расчете, будто репортер немедленно проснется от тихого голоса и впустит незнакомца в номер.
В коридоре послышались шаги, затихли рядом, и кто-то другой осведомился на том же языке:
– Что он?
– Не отзывается. Но из номера никуда не выходил, – тоном своим ответ больше напоминал доклад начальству.
– Наверное, никак не отойдет после вчерашней пьянки, – пренебрежительно заметил «начальник». – Но дождаться его ты обязан.
– Слушаюсь! А как там…
– Пока – никак. Местные не могут найти эту Орловку. Мы вылетаем. Может, хоть с воздуха удастся выйти на нее и уж тогда навести туда банду.
– А русские пилоты?
«Начальник» ответил так тихо, что разобрать Юрий ничего не смог. После чего кто-то пошел по коридору прочь, а оставшийся еще пару раз тихонько постучал в дверь.
«А делишки-то тут посерьезней, чем я думал», – мелькнуло в голове Юрия. Кое-что становилось понятным. Пусть не до конца, однако мозаика потихоньку начинала принимать вид чего-то цельного. Каких-то фрагментов не хватало, да только Юрий не был бы репортером, если бы не сумел осознать главного. И это главное ему отнюдь не понравилось.
Требовалось предупредить полковника. Не то чтобы Юрий был таким уж патриотом, но вряд ли пиндосы хотели прийти в чужой дом с добром. Услышанное лишь подтверждало правдивость полученной ранее информации, ибо иных причин поиска не обозначенного ни на одной карте села просто не было и не могло быть.
Сейчас Юрий был не уверен, будет ли он делать репортаж. Некоторые сенсации начинают пахнуть кровью. Объяви он публично о человеке, невесть как прожившем минимум лет этак сто тридцать – сто сорок и остающемся сравнительно молодым, сюда нахлынет столько желающих узнать рецепт молодости, что нетрудно предугадать, чем все закончится.
Да и дадут ли объявить? ТАКОЙ информацией не делятся. Шеф даже не станет ставить в известность государство и постарается завладеть всем сам. А тут еще пиндосы, невесть как пронюхавшие о феномене. Если частники, еще полбеды, а если за ними стоит вся мощь сильнейшего в мире государства?
Суперагентом Юрий себя никогда не ощущал. Никаких уходов через окно у него бы не получилось, да и непонятно было, где искать полковника, однако сидеть на одном месте репортер больше не мог.
Будь что будет! Юрий придал себе взъерошенный вид, будто в самом деле был с большого бодуна, а затем решительно открыл дверь. Почти сразу рядом обрисовался один из экономических миссионеров.
– Наконец-то! А я-то жду!
– Меня? – английским Юрий владел, как и все представители четвертой власти.
– Сами же вчера упорно зазывали с утра в гости, – улыбнулся белоснежной улыбкой гость.
Провалами в памяти Юрий иногда страдал. Может, он действительно в процессе вчерашнего встретился где с американцем и даже спьяну позвал его на утреннее продолжение банкета? Да только вчера и сегодня – понятия разные. С учетом понятого, а затем и подслушанного – в особенности.
– Зачем?
Гость вытащил из-под полы пиджака бутылку виски и подмигнул.
– Увы, – развел руками Юрий. – Мне сегодня еще придется брать интервью. Не могу же я при этом благоухать бурбоном.
– Какое интервью?
– Послушайте, я все-таки на работе. Вечером выпить я могу, однако за дневную пьянку начальство просто выкинет меня за ворота. Так что в другой раз. – Юрий был уже одет, и потому осталось лишь выйти из номера, запереть его на ключ под носом гостя да двинуться вдоль коридора, гадая, где найти полковника в не столь уж малом для поисков городе.
Вопреки ожиданиям, отставать вчерашний собутыльник не захотел. Он шел по пятам и упорно бубнил об одном-единственном глотке, жизненно необходимом после вчерашнего загула.
Полковник вышел навстречу из-за поворота, словно знак судьбы. С ним была замеченная на пресс-конференции хорошенькая блондинка с родного канала. Юрий неожиданно вспомнил имя – Диана, однако в данный момент женские красоты его не волновали.
– Сан Саныч! – Юрий заступил парочке дорогу и протянул полковнику руку.
– Здравствуйте, Юрий. – Рукопожатие полковника было крепким.
Репортер ожидал, что уж теперь надоедливый иностранец отвяжется, приняв встречу за объявленную рабочую беседу.
Не тут-то было! Преследователь остановился почти вплотную и вновь оскалился в сияющей, но бездушной улыбке.
– Сан Саныч, у меня к вам просьба, – неожиданно для себя заявил репортер. – Помогите избавиться от этого… Привязался, как… Простите, Дианочка, едва не ляпнул.
– И что ты пристал к человеку? – повернулся к иностранцу Сан Саныч. – Просят же тебя оставить в покое.
Юрий сам не ожидал, что его просьба будет исполнена. В глазах полковника прыгали веселые искорки, и вопрос был задан не без иронии.
– Ай донт спик рашен. – Весь вид Юриного конвоира изображал абсолютное непонимание.
Диана приоткрыла прелестные губки, явно готовясь перевести, однако полковник опередил ее заданным репортеру вопросом:
– Не знаете, Юрий, данный человек пользуется дипломатическим иммунитетом?
Глаза полковника уже не смеялись.
– Нет. Частное лицо.
– В таком случае не набить ли ему вульгарно морду? – Сан Саныч мельком взглянул на американца с тем выражением, с каким барин мог взирать бы на холопа.
– Будет скандал. Хулиганство же.
– Почему же? Это моя земля, так чего мне подстраиваться под заезжих гастролеров?
Оба репортера взирали на полковника, пытаясь понять, шутит ли он и насколько далеко может зайти шутка. Наверное, поэтому они не сразу заметили, как иностранец потихоньку повернулся да и двинулся прочь.
– А ведь говорил, будто не понимает, – удовлетворенно объявил Сан Саныч.
– Да… – только и сумел выдавить из себя Юрий.
Что до Дианы, она просто смотрела на спутника с невольным восхищением во взоре.
«Ах, какой был мужчина! – вспомнились Юрию строки из старой песни. – Настоящий полковник!»
– Конечно, мне неудобно, но не выпьете ли вы со мной по чашке кофе? – предложил Юрий.
– Мы идем обедать. Если хотите – присоединяйтесь, – Сан Саныч явно был настроен благодушно и был готов возлюбить весь мир.
– Пообедать? А почему бы нет? Если дама не возражает, – все же ввернул напоследок Юрий.
Кто из начинающих репортеров откажется отобедать в компании известного собрата по ремеслу?
Зал ресторана был полон больше чем наполовину. Неподалеку от нашего столика в компании двоих мужчин сидел Фидель. Он издалека поздоровался с Юрием и Дианой, причем, как мне показалось, на последнюю взглянул с одобрением. Да и она ему вроде бы чуть улыбнулась.
Какая-то чушь. Уж не ревную же я? Тем более Фидель почти сразу стал глядеть в сторону, и его большие выразительные глаза были полны грусти.
Пока нам несли заказ, сюда же приволокся прогнанный мной американец. Этот уселся через два столика от нашего, но не пил, а лишь упорно и явно недовольно жевал принесенные ему блюда.
– Что он к вам пристал? – спросил я у Юрия, покосившись на отдаленного соседа.
– Понятия не имею. Все упорно хотел со мной выпить. – Складывалось впечатление, будто репортер о чем-то хочет мне поведать, но не решается по каким-то причинам. Может, из-за Дианы. Конкуренция, так сказать. Каждому же из них наверняка хочется обставить коллег по всем параметрам.
– Пользуетесь известностью, Юрий Михайлович, – с долей скрываемого ехидца прокомментировала Диана.
– У тебя еще все впереди, красавица, – парировал репортер и повернулся ко мне. – С вами вчера был поп. Колоритная личность. Так и хочется с ним познакомиться.
– Отец Феофан? Наш сельский священник. Он крайне редко выезжает в город. Не столь давно совершил паломничество по Святым местам, а потом посыпал себе голову пеплом, что на такой срок оставил паству без должного окормления, – улыбнулся я, невольно вспоминая раскаяние батюшки. Зато и его рассказам после служб не было предела. Он так старательно и подробно описал каждому жителю достопримечательности Святой земли, что ехать кому-либо туда не было уже никакой надобности.
– У вас еще и священник имеется? – это уже Диана.
– А как же? Надеюсь, не стоит объяснять разницу между деревней и селом? У нас великолепный храм. Только немного тесноват. На Пасху народу набилось столько, перекреститься удавалось с трудом. – Я почему-то по неведомой аналогии вспомнил другую, уже безмерно далекую Пасху в покоренном Париже. Но не рассказывать же о ней журналистам!
– До сих пор ты говорил только о коне и попугае, – упрекнула меня Диана.
Гайтан с крестом у нее был, а вот набожности я никакой не заметил. Возможно, по причине возраста. Или – профессии. Нынешнее телевидение далеко от духовных ценностей, и не представляю, как там может работать по-настоящему православный человек. Во всяком случае, во всевозможных ток-шоу.
Но – свою жизнь каждый строит сам.
– Я тоже хочу в глушь. Чтобы церковь, избы, обязательно – усадьба где-нибудь на холме, верный конь, а вокруг – леса, поля и реки, – непонятно, в шутку или всерьез объявил Юрий. – Слушайте, Сан Саныч. Возьмите меня с собой. Вы же поедете обратно. Хоть на денек. Пожалуйста.
Просьба застала меня врасплох. Диану я пригласил сам под влиянием вполне понятного импульса. В конце концов, каждому порою хочется немного тепла. А вот Юрий… Не столь часто у нас бывали посторонние люди, репортеры же – никогда.
– А работа? – спросил я.
– Подождет, – небрежно отмахнулся Юрий.
Никакого спиртного он в обед не заказывал и сейчас сидел непривычно трезвый. Диана поглядывала на меня с любопытством – соглашусь ли я взять в дорогу кого-то третьего.
Хотя почему третьего? К своему стыду, я вспомнил о дожидающемся меня Иване. Я ведь так и не включал мобильник, упорно пропадая для всех.
– Извините, я только позвоню. – Я извлек аппарат.
Теперь уже не отвечал Ванин номер. Вернее, звонок шел, просто трубку на том конце никто не брал.
– Странно, – невольно прокомментировал я вслух.
Спрятать телефон я не успел. Он разродился серией призывных сигналов, и, взглянув на высветившийся номер, я вместо ожидаемого Ваниного увидел номер Михаила.
– Слушаю.
– Наконец-то! – раздался голос подполковника. – А мы тебя ищем, чуть с ног не сбились. Где ты пропадаешь? Я уже думал, будто уехал в свою глухомань.
– Что случилось? – Мы с Михаилом неплохо ладили между собой, но без причины он бы с подобным упорством разыскивать меня не стал.
– Ты что? С луны свалился? Квартира разгромлена, посредине – мертвое тело, а он – что случилось?
– Какое мертвое тело? – уже чувствуя нарождающийся в душе холод, осведомился я. – Где?
– В твоей квартире!
– Ваня?
– Не знаю. Документов нет.
– Подожди. Я сейчас же подъеду. – Я повернулся к Диане, но в трубке раздалось:
– Он уже в морге. Так что подъезжай прямо туда. Проведем опознание.
Читать бесплатно другие книги:
