Гусар бессмертия Волков Алексей
– Вновь? – Диана заметила мою случайную обмолвку.
– Что такое поручик? Всего лишь старший лейтенант, если перевести на современные звания.
– И кто вы по званию? Колитесь, в вас же чувствуется военное прошлое. – Почему все вечно принимают меня за отставного офицера? Я же очень давно снял мундир…
– Полковник, – честно признался я.
– Ого! – тихонько воскликнула Диана.
Странно. Престиж армии и военных упал еще в далекие годы перестройки, однако чин продолжает действовать на самых разных людей, даже далеких от трудных армейских буден.
– Настоящий?
– Отставной.
– Но вы же совсем не старый!
Я лишь развел руками. Не называть же свой возраст! Прямо как женщина, которой хочется быть вечно юной…
Столик неподалеку от нас заняла группа подтянутых мужчин. Все бы ничего – мало ли кто, когда и куда едет? – вот только говорили между собой прибывшие на английском.
– Кто это? – Я задал вопрос, не ожидая ответа, но Диана неожиданно отозвалась:
– Американская миссия. Экономисты, бизнесмены… Прилетели вместе с Криворуковым, будут решать вопрос выделения целевых грандов. Сколько можно выделить вашей области, на что конкретно.
– Какие-то они чересчур спортивные для экономистов, – невольно заметил я. – И почему-то сплошь мужчины призывного возраста.
Диана невольно всмотрелась в наших соседей и не слишком уверенно произнесла:
– Почему мужчины? Это только здесь. У них руководитель – миссис Долли. Весьма эффектная женщина. Жаль, ее нет, могли бы оценить…
Я махнул рукой. Какое мне дело до американской мультимиллионерши, равно как и до всех этих работничков? Я же не служба госбезопасности. Да и что им вынюхивать в российской глубинке? Если им что и понадобится, наши либерасты сами преподнесут им любые сведения на блюде да еще повиляют хвостиком, мол, вот мы какие послушные. Так что…
– Нам необходимо, чтобы прибывшие с вами антифашисты во всем выполняли приказы нашего человека. – Переводчик миссис Долли вроде бы просил, но просьбы в тоне не чувствовалось.
– Они не станут слушаться иностранцев. Поймите, антифашисты – прежде всего патриоты, – возразил Криворуков.
– По-вашему, среди нашей делегации один я свободно владею русским языком? Главное – отрекомендовать его как представителя высшего руководства движением.
Депутат явно колебался. Не очень ему нравился оборот, который принимала история.
– Не пойму – зачем вам они? Что вы затеваете?
– Всего лишь смотр сил. Сами же будете рады, если в тяжелый час на поддержку демократии сумеют выйти закаленные бойцы.
– Но все-таки…
– Вы же знаете: мы чтим законы. Да и к спецслужбам не имеем ни малейшего отношения. Что им делать в этой, как метко говорят русские, дыре? Сугубо частное предприятие, не представляющее ни для кого никакой опасности. Зато наш фонд сможет выделить дополнительные средства на избирательную кампанию. Перевыборы не за горами, хочется же, чтобы в парламенте было как можно больше достойных людей. А там, чем черт не шутит, можно будет подумать и о президентском кресле.
Спецслужбами здесь действительно не пахло. Иначе депутат еще бы подумал, стоит ли помогать спутникам. Так же никаких колебаний не было.
– Я немедленно распоряжусь, чтобы выполнили вашу просьбу.
– Вот и чудненько. И еще. Завтра нам будут нужны два вертолета. Поговорите с губернатором. Он вас послушает гораздо охотнее, чем меня.
– А если нет?
– В области, между прочим, беспорядок. На следующий день после приезда депутата по политическим мотивам убивают демократического журналиста. Власть же проявляет вопиющее равнодушие к данному факту. Или кое-кто наверху сам замешан в этом деле? Должен же быть заказчик…
Оставалось кивнуть и поразиться осведомленности гостей. Криворуков сам буквально полчаса назад узнал от губернатора о случившемся и сам же распорядился, чтобы никакой информации в эфир не давали хотя бы до вечерних новостей.
– Миссис Долли тоже полетит с вами?
– Наверное. Знаете, у очень богатых хватает причуд, и порой трудно сказать, в каком она завтра будет настроении.
Криворуков кивнул. Что в мире постоянней женской переменчивости?
– Надеюсь, вы покажете мне город? – Обед подошел к концу, и надо было превращать его или в посиделки, или во что-нибудь другое.
– Почту за счастье, – вырвалась у меня вроде бы забытая, но некогда привычная фраза.
Диана вскинулась. Сейчас в ходу была совсем иная манера разговора, и мои старые замашки выбивали девушку из колеи.
– Вы подождете, пока я переоденусь?
На мой взгляд, нынешний наряд Диане изумительно подходил, однако женщин надо воспринимать такими, какими их создала природа.
– Разумеется. Сколько вам надо?
– Полчаса, – выжидательно посмотрела на меня девушка. Вдруг скажу, что много?
– Хорошо. Через полчаса в фойе, – улыбаюсь я.
Как раз смогу спокойно перекурить. В ресторане делать это не совсем удобно, не стоит так выпячиваться перед прочими посетителями, а в баре – в самый раз. Выпью еще чашечку кофе, извлеку заветную трубочку…
Я проводил Диану по коридорам до самой двери номера и едва сдержался, чтобы щелкнуть каблуками. Все равно ничего бы не вышло. Звука кроссовки не издают, а шпоры к ним не положены.
Бар был практически рядом. Не совсем, но для того, кто привык и любит ходить…
Я еще успел позвонить Ване, однако он уже выехал. Тогда я на всякий случай предупредил, что могу задержаться. Пусть располагается поудобнее. Приду – так приду. Нет – встретимся утром.
Народу внутри было немного. Самая суета начнется позже, когда люди будут старательно убивать вечер. Пока же здесь не убивали, а коротали время с десяток человек.
Я сразу же заметил вчерашнего тележурналиста в компании вчерашнего же, привлекшего мое внимание прохожего. Того самого, большеголового и бородатого, которого я издалека мог бы принять за представителя частной антизаконной налоговой фирмы, а вблизи – за нормального мужчину, где-то успевшего побывать и поучаствовать.
Мужчина посмотрел на меня, встал, что-то сказал журналисту и пошел прочь из бара. Взгляд его был умным и несколько грустным.
Я присел за столик в сторонке и немедленно взялся за трубку. Курить хотелось сильно, я даже не стал дожидаться, пока принесут кофе.
– А, Сан Саныч! – Журналист увидел меня и со стаканом в руке направился к моему столику.
Судя по внешнему виду, принял он уже столько, что до ночи устоять на ногах ему было не суждено.
– А я остался один, – горестно сообщил Юрий. – Последний знакомый ушел.
– Этот бородатый? – уточнил я.
– Угу, – согласился Юрий, присаживаясь без разрешения.
– Кто он такой? Уж очень внешность колоритная, – словно бы невзначай поинтересовался я.
– Это? Фидель. Правая рука самого… – Журналист со значением закатил глаза куда-то вверх, но после раздумья добавил: – А может, левая.
– Кого – самого? Президента?
– Бери выше! Олигарха! Начальник какого-то там отдела и чего-то там еще. И плюс – советник. Вот!
Странно: судя по походке, я предположил, что он является специалистом совсем в другой области. Для некоторых людей прошлое оказывается живучим…
– Почему – Фидель? Он что, испанец?
– Фидель Кастро. Был такой кубинский диктатор. Чем-то, говорят, похож. Или – не похож. Просто фамилия у него не то Фидельзон, не то Фидельштейн. Вот и возникло прозвище. Но в глаза – ни-ни! – охотно поделился со мной Юрий. – Выпьешь со мной, Сан Саныч?
– Не хочу. – Не помню, чтобы мы переходили на «ты», но что спрашивать с пьяного?
– Что ты за мужик? А за упокой души хорошего человека? Представляешь? Вчера познакомился, а сегодня – его убили.
Я махнул бармену, и передо мной сразу возникла стопка водки.
– Что ж, царствие ему небесное! – Я встал, перекрестился и выпил.
Юрий, тоже стоя, отхлебнул из своего стакана и со значением приподнял палец:
– Вот! Теперь другое дело. А то убили ведь, суки!
– Кого?
– Да краеведа местного! Взяли и застрелили прямо дома.
Давненько у нас не баловались стрельбой!
– А соседи? Выстрел же слышно.
– Менты говорят – стреляли с глушителем. Прямо в голову. Раз – и готово. Представляешь?
– Не очень. Краевед им зачем? Он что, имел в квартире что-то ценное?
– Что он мог иметь? – Несмотря на опьянение, Юрий не утратил способности к мышлению. – Ничего такого, ради чего требовалось стрелять в одинокого человека.
Пусть у Михайлы голова пухнет! Криминалистика – не по моей части. Есть специалисты, их служба – пресекать преступления в зародыше или же находить преступника, коли пресечь не сумели.
– Почему люди убивают друг друга? – еще раз отхлебнув, вопросил Юрий. – Живет человек, а его – пиф-паф, и готово. Словно кто-то дал право распоряжаться чужими жизнями.
– Так ведь и Каин убил Авеля, – напомнил я. – Да и можно убить, защищая родину, родных, жизнь, свою честь, наконец. Не все столь однозначно.
– Но все равно – почему? Почему нельзя жить вечно, любить женщин, пить водку, писать стихи?
– Послушай, Юра. Шел бы ты спать. Многие вопросы для ответа сами требуют вечности.
– Не пойду. Лучше выпьем вдвоем. Эти, – он пьяно обвел рукой зал, – нас все равно не поймут.
– У меня сегодня дела, – я старался говорить доходчиво, чтобы зря не обижать потрясенного преступлением журналиста.
– Какие могут быть дела? – Голова Юрия заметно отяжелела и стала клониться вниз.
– Самые разные. Жизнь продолжается. Давай я лучше тебя провожу до номера.
Юрий отрицательно замотал рукой перед собой.
– Во… – произнес он, уставясь на дверь.
Там только что возник крепкий мужчина, который немедленно направился к журналисту.
– Все, Михайлыч, хватит. – Мужчина попытался отнять стакан, однако Юрий явно предвидел это действие и успел торопливо проглотить остатки спиртного.
Прибывший попытался что-то втолковать, Юрий – возражать, я же воспользовался случаем и покинул бар.
До встречи оставалось шесть минут. Я уже направлялся к фойе – всегда лучше прибыть заранее, – когда ожил мобильник.
– Да. – Судя по номеру, звонил Михайло.
– Помнишь, ты говорил о кавказцах? – после приветствия поинтересовался подполковник.
– Конечно.
– Так вот. Только что нашли троих из них. Мертвыми.
Я невольно присвистнул. Всякое бывает, но не слишком ли много трупов?
– Где?
– Неподалеку от Голубого озера, если тебя это интересует. Их даже не стали толком прятать. Бросили в кусты – и все.
– Дела…
– О чем я и говорю! И все как раз к прибытию депутата! – Михайло добавил эпитет, демонстрирующий его отношение к народному избраннику.
– Их застрелили? – Мне вспомнился злосчастный краевед.
– В том-то и дело, что нет. Просто убили, нанося удары по точкам. Не то профессионал, не то профессионалы. Вот такие дела! Кстати, эксперты нашли в крови погибшего журналиста какой-то наркотик, похожий на сыворотку правды. В общем, ничего не понимаю!
Михайло в сердцах прервал разговор.
Да… Похоже, город становится местом какой-то грандиозной разборки. Впрочем, мне не было до нее особенного дела. Меня ждала Диана, а прочее не имело никакого значения.
Год 1811
Планам Каменского о решительном походе к Стамбулу и окончании войны одним ударом сбыться было не суждено. Отношения между Парижем и Петербургом портились день ото дня. В воздухе запахло войной с французами. Если учесть, что континентальная Европа уже находилась под их властью – то практически со всем тогдашним миром.
Все усилия поневоле были брошены на подготовку к столкновению с Наполеоном. Под руководством нового военного министра Барклая-де-Толли совершенствовалась организация, впервые в русской армии появились постоянные дивизии и корпуса, была принята лучшая система подготовки войск, готовились резервы, приводились в порядок крепости на западной границе, устраивались магазины как при войсках, так и в далеком тылу, который тоже мог превратиться в арену боевых действий.
Пока было неясно, куда может последовать удар. Европа едва не целиком подчинялась неистовому корсиканцу. Приграничными были не только российские районы Польши, Литвы, но и часть Малороссии. Австрийская империя послушно шла за Наполеоном, следовательно, нападение могло произойти и оттуда.
На западе пока потихоньку, исподволь, разворачивались три группировки русских войск, будущие Западные армии. Намечались командующие. Одним из них должен был стать Каменский-второй.
Российская империя имела не столь большую армию по сравнению со своей гигантской территорией. В преддверии грядущей схватки с Наполеоном часть полков взяли даже из действующей Молдавской армии, и теперь сил в той осталось маловато. Ни о каком походе на Царьград теперь не могло быть речи.
Впрочем, Каменскому-второму не суждено было ни закончить нынешнюю войну, ни принять участие в следующей. Молодой генерал тяжело заболел и вскоре умер в Одессе. В городе, который перед тем покинул Орлов.
Новым командующим Молдавской армией был назначен Голенищев-Кутузов, а вторую Западную в итоге возглавил Багратион.
Александрийский гусарский полк оказался в числе войск, перебрасываемых на Запад. Правда, не во вторую армию к Багратиону, а в третью, к Тормасову. Армия называлась Обсервационной и предназначалась для прикрытия южного фланга огромной границы. Наполеон вполне мог решить пойти по стопам Карла Девятого и вторгнуться в богатые области Малороссии. Это сулило ему множество преимуществ по части снабжения, но обещало удлинить кампанию, которую французский император до сих пор предпочитал выигрывать одним решительным ударом. Но вдруг?
В том и заключается беда обороняющейся стороны, что она вынуждена учитывать любые возможные действия противника, вследствие этого поневоле распыляя свои силы. Барклай выдвинул и другой план: напасть на противника первым, перехватив тем самым стратегическую инициативу, однако Александр твердо объявил, что не обнажит оружия первым, хотя шансов разрешить дело миром становилось с каждым днем все меньше.
Может быть, зря…
– Что угодно ясновельможным панам?
Корчма была старой. Такое впечатление, что она простояла на перепутье не годы – как бы не века. Ее прокопченные стены явно помнили гонористую шляхту, пьяные разгулы, звон сабель по малейшему поводу…
Времена изменились. Дороги были включены в общую систему почтовых трактов Российской империи, и любой путешественник вполне мог отобедать на какой-нибудь станции в ожидании лошадей. Хотя кое-кого до сих пор привлекал старый трактир.
Корчмарь был, мягко говоря, не молод. Вполне под стать своему заведению. С характерным носом, согбенный не то годами, не то въевшейся в плоть угодливостью, он несомненно помнил, как пара подвыпивших панов с легкостью отметала не понравившиеся чем-то постановления Сейма, громогласно ссылаясь при этом на древние шляхетские права и незыблемые шляхетские вольности.
Где теперь те вольности и те права? И не лучше ли вместо непрекращающегося бардака обычный порядок?
– Обед, – коротко распорядился Орлов, устраиваясь поудобнее.
– И?… – вопросительно произнес корчмарь.
– И, разумеется, выпить, – уточнять ротмистр не стал.
– Какие-нибудь особенные пожелания? Только скажите, ясновельможные паны, и старый Гирша все сделает в лучшем виде. – Трактирщик вновь склонился в угодливом поклоне.
Орлов переглянулся с приятелями.
Воспользовавшись свободным днем, они втроем с Мезенцевым и Лопухиным выбрались на рекогносцировку окрестностей. Вдруг стоянка продлится не один месяц! Надо же иметь понятие, куда можно податься в свободную минуту. Равно как знать хоть что-то о местных помещиках. У кого есть дочка или смазливая жена, кто любит устраивать балы и пиры. Служба – службой, но иногда хочется хоть каких-то развлечений в размеренном течении дней.
Все трое были в сюртуках. Обычная гусарская форма слишком дорога, чтобы без толку трепать ее в дороге. Да и в случае каких-либо приключений никто не определит, к какому полку принадлежали проезжие.
– Свиные сосиски с капустой, милейший, – оценил нос корчмаря Мезенцев и широко улыбнулся.
– И обязательно – копченый окорок, – поддержал штаб-ротмистра Лопухин.
– Яичницу с салом, – внес свою лепту Орлов.
Офицеры веселились вовсю, однако корчмаря это ничуть не задело. Какая может быть кошерность, если речь идет о деньгах? Не самого же заставляют все это есть, следовательно, невелика разница, что приготовить благородным господам.
Помимо гусар в корчме находились лишь две крохотные компании, судя по одежде – мелких торговцев или наемных работников. Понятно, особой прибыли от них ожидать не приходилось. Уже не говоря о том, что свинину в том или ином виде заказывали многие.
Где ты, земля обетованная?
Первым на столе появился окорок. Конечно, не один, а в сочетании с толстым штофом казенной водки. Гусары сильно сомневались в наличии в корчме хорошего вина, пить же всякое пойло им отнюдь не хотелось.
– А ничего, господа, – сделал вывод Мезенцев, когда выпили по первой и не спеша закусили. – Эй, милейший! Как там тебя? Сам коптил?
Неудача с шуткой отнюдь не обескуражила гусара. Да и смешно было ждать от владельца корчмы обычного среди его народа предубеждения против некошерной пищи. Так и по миру пойти недолго, если не учитывать вкусы здешних посетителей.
– Как можно? – вопросом ответил Гирша. – Все продукты мы закупаем у хорошо известных нам людей, а сами только готовим.
Кроме самого Гирши в зале изредка появлялась какая-то женщина, явная ровесница владельца и, скорее всего, его жена, а также мужчина лет тридцати с небольшим, вполне возможно – сын. А может, и нет. Это не слишком интересовало посетителей. Вот если бы на месте мужчины была смазливая молоденькая красотка…
– Хоть пробуешь сам-то, милейший? – не отставал Мезенцев.
Его продолжала забавлять некоторая пикантность ситуации.
– Вы что? – возмутился корчмарь, хотя его возмущение показалось гусарам не очень искренним.
Но тут подоспела яичница, и праздное любопытство уступило место здоровому молодому аппетиту.
Потом исчезнувшую в момент ока яичницу сменили свиные колбаски. Первый голод был несколько утолен, выпитое настроило на благодушный лад, и Мезенцев вновь подозвал посматривающего в сторону гостей Гиршу.
– А что, милейший? Хоть поведай, какие люди здесь живут.
Лето подходило к концу. Лагеря постоянно чередовались с какими-то перемещениями, и никто не знал, где в этот раз полк встанет на зимние квартиры. Немного завидовали тем, кто остался в действующей армии, но военную судьбу не выбирают.
– Какие? Чудесные. Мойша-сапожник живет в местечке. Такие сапоги тачает – загляденье, а не сапоги. Впору при царском дворце носить такие – и сносу не будет, и вид такой – все барышни сами бросаются на владельца. Еще торговец Янкель…
– Подожди! – предостерегающе поднял руку штаб-ротмистр. – Не о твоих соплеменниках речь. Лучше расскажи о здешних помещиках. Скажем, кто живет ближе всех?
– Ближе? Ближе живет пан Вышневецкий. – Корчмарь втянул голову в плечи.
– Что так хмуро? – заинтересовался Орлов.
– Ох, не говорите, ясновельможные паны! – тихонько воскликнул Гирша. – Старый пан – такой человек! Страшно сказать – даже вас он не любит.
– Конкретно нас? – Орлову стало весело.
– Нет, что вы? Вас он не знает. Но русских вообще. Все говорит о Великой Польше. Даже оба сына его, старший и совсем молодой, подались к Наполеону, – последнее корчмарь добавил совсем тихо.
В рядах русской армии служило немало поляков, но для гусар не было секретом, что не меньшее их количество служило французам в корпусе маршала Понятовского. Ну и что с того?
Дверь в корчму отворилась, впуская немолодого человека в старомодном кунтуше, и Гирша вдруг стал еще меньше ростом.
– Пан Вышневецкий, – прошептал корчмарь.
Гусары не без интереса посмотрели на «такого» человека.
Помещик как помещик. Прямая спина; поступь важная, хотя чувствуется, что при случае пан может двигаться гораздо проворнее; изрезанное морщинами лицо в меру сурово.
Впрочем, увидев за столом господ офицеров, пан Вышневецкий вежливо склонил голову в поклоне, и на лице его проявилась доброжелательность.
Зато подскочивший к нему Гирша был самой угодливостью и каждым жестом излучал покорность и страх.
– Похоже, недолюбливает пан отнюдь не нас, – не удержавшись, шепнул приятелям Орлов.
Офицеры невольно улыбнулись.
Пан, разумеется, не стал тут же, на месте, хлестать корчмаря арапником или таскать за седые пейсы. Тон Вышневецкого был несколько высокомерен, ну, так следовало учесть разницу в положении. Не общаться же с трактирщиком запанибрата!
Покончив с заказом, Вышневецкий шагнул к столу, занятому гусарами.
– Прошу прощения, господа. Не позволите ли присоединиться к вашей компании? – на довольно неплохом французском осведомился помещик.
– Прошу вас, – вежливо пригласил его Орлов.
– Сельское бытие имеет отрицательную сторону. Поневоле радуешься встрече с любым образованным человеком. Честь имею представиться – Вышневецкий, здешний помещик.
Гусары в ответ назвали себя.
– Проездом в наших краях? – полюбопытствовал шляхтич.
Гирша едва не бегом приволок несколько бутылок вина и так же проворно побежал за закусками.
– Кто ж знает? Военная судьба прихотлива, – на правах старшего ответил Александр.
– Угощайтесь, господа, – пан кивнул на принесенное вино. – Чудесный напиток. Уверен, плутоватый Гирша вряд ли предложил вам такое. Есть у него черта – поить проезжих всякой гадостью. Если не прикрикнешь – ни за что не принесет.
Отказаться от приглашения было трудно. Вино в самом деле было превосходным. Никто из офицеров не ожидал отведать чего-нибудь такого в здешней глуши.
– Я тоже воевал. Был хорунжим во времена Костюшки. Сражался у Кобылки, Бреста, Праги, – поведал Вышневецкий без малейшего смущения.
Что тут смущаться? В войне не может быть бесчестия. Встреча на поле брани еще не предлог для взаимной вражды. Так думали все собравшиеся за одним столом.
– Мой отец тоже воевал в ту компанию в Александрийском легкоконном, – не без гордости сообщил Александр.
– Тогда, может, мы с ним встречались, – доброжелательно улыбнулся Вышневецкий.
Давняя война словно сплотила их. Оказывается, не совсем чужими были офицеры и пан, раз когда-то отец гусара мог рубиться в жаркой схватке с бывшим польским хорунжим.
– Господа, почему бы нам не продолжить знакомство в моем имении? – предложил в разгар пира Вышневецкий.
Увы! Пока гуляли, невидимое за облаками солнце проделало большую часть пути к горизонту.
– Мы обязаны к вечеру быть при эскадроне, – после понятных в таком случае извинений вздохнул Орлов.
– Жаль, – искренне огорчился пан. – Тогда, может быть, завтра? Я велю поварам такой обед приготовить…
– Только в воскресенье, через два дня. Раньше не получится. Служба. – Гусарам самим хотелось бы побывать в имении нового знакомого.
– Хорошо. Но в воскресенье буду ждать, – твердо объявил Вышневецкий и посмотрел так, что стало ясно: не явившийся превратится в его глазах в бесчестного человека и как таковой будет причислен к врагам.
Но какой офицер захочет быть обвиненным в бесчестии?
Погода не радовала. Солнце предпочитало вообще не появляться на небе. Накануне вообще весь день хлестал дождь, и без того неважные дороги превратились в сплошную полосу грязи, для разнообразия покрытую лужами. Хорошо хоть в воскресенье перестало лить, тучи сменились облаками, и один раз в просветах мелькнул яркий луч.
Но путь все равно был не из тех, которые радуют душу. Брички с офицерами еле ползли, ежеминутно угрожая застрять посреди особо большого скопления стылой на вид воды. Открывающиеся по сторонам картины тоже совсем не радовали глаз. В такую погоду только спать, изредка выглядывая из-под одеяла.
Рядом с усадьбой Вышневецкого стало веселее. Души предчувствовали спокойные посиделки, а то и небольшой разгул, и гусары потихоньку стали пробуждаться от дорожной дремы.
Хозяин сам встретил гостей у крыльца. Помимо него по сторонам выстроился добрый десяток слуг в поношенных ливреях, помнящих лучшие времена.
– Проходите. Давно вас поджидаю. А у меня радость – старший сын на несколько дней приехал, – сообщил помещик.
Даже морщины несколько разгладились на немолодом лице, и только воспитание мешало предаться в открытую рвущейся из души радости.
Молодой Вышневецкий мало чем походил на отца. Старый пан был видавшим виды человеком, уже в силу опыта уравновешенным в страстях, знающим цену всему на свете. Сын же, ровесник Орлова, пылал разнообразными страстями, которые частенько отражались на его выразительном лице. Да и одет был во фрак по европейской моде, а не в кунтуш, как хозяин усадьбы.
Визит гусарских офицеров Вышневецкому-младшему явно пришелся не по душе. Как ни старался Войцех придать лицу положенное по этикету добродушие, нет-нет да и проскальзывало то в глазах, то в краешках губ презрительное отношение к приехавшим не вовремя гостям.
Как-то захотелось пуститься в обратный путь, но старый Вышневецкий свято блюл старинные законы гостеприимства и ни в какую не согласился отпустить офицеров без положенного в таком случае обеда. На сына же взглянул так, что тот стал на какое-то время более покладистым и даже снизошел до общения с александрийцами.
– Войцех у меня горяч, – пояснил отец, но в его голосе сквозь осуждение пробились горделивые нотки. – Года четыре назад попросил отпустить его в путешествие за границу, а там, не спросив совета, вступил в войска французского императора. Даже сумел заслужить офицерский чин, а сейчас перешел в корпус самого Понятовского в кавалерийскую бригаду Турно. Вот, заехал к отцу на недельку.
– Почему же не в русскую армию? – спросил Орлов.
Его несколько покоробила речь хозяина, но тон ротмистра звучал ровно, и вопрос задан был как бы между прочим.
– Лучше вообще не служить, чем служить России, – высокомерно ответил молодой Вышневецкий.
– Вы так считаете? – теперь и в голосе Орлова прорезался лед.
Он с детства гордился тем, что является русским, и любое умаление чести своей страны воспринимал как личное оскорбление.
Мезенцев и Лопухин тоже поневоле подобрались. Сама эпоха призывала людей к служению Отечеству, и военная угроза его безопасности заставляла многих чиновных дворян переходить из гражданской службы в военную и считать величайшим счастьем пожертвовать своей жизнью на полях чести. Несколько выспренно, однако каждой эпохе для выражения дан свой язык.
Отец строго посмотрел на сына, но тот уже закусил удила. Вызов, явно прозвучавший в словах Орлова, заставил Войцеха вскинуться и пылко ответить:
Читать бесплатно другие книги:
