Выйти замуж за принца Капризная Лана
Фея задумалась. Не иначе как о бренности земной славы. В тишине отчетливо слышалось царапанье пера по пергаменту. Фея вынырнула из размышлений, прислушалась и всполошилась:
– Только ты этого не пиши! Все уже быльем поросло. Никто не вспоминает, да и вообще – не было такого! Высокородная графиня умерла. Граф вел достойную жизнь любителя сельской жизни. Как же там написано в королевских хрониках?.. А! Пожертвовал блеском двора, дабы посвятить себя воспитанию наследницы. Вот. А когда юная графиня вошла в цвет, то он понял – дочери нужна женская рука. И снова женился. – Фея с удовлетворением откинулась на спинку кресла.
Гоблин фыркнул, но послушно зацарапал пером.
– Мой господин, только выгодный брак спасет владения, – с прискорбием констатировал мэтр Гоплит.
Граф д’Шампольон принял своего поверенного в делах на псарне. Там, окруженный лающими, визжащими и прыгающими охотничьими собаками, мэтр Гоплит кратко, четко и по возможности доступно объяснил своему благородному господину, что наличных средств нет, новых кредитов никто не дает, проценты по старым кредитам не выплачиваются уже третий год, земли перезаложены, а презренные вилланы не могут дать больше, чем они могут дать.
Граф рассеянно постукивал по сапогу хлыстом, перешучивался с псарями, изредка покрикивал на свору, но резюме мэтра Гоплита уловил.
– А что, есть кандидатуры? – стеганув чересчур игривую псину, спросил он.
– Учитываю сложившуюся ситуацию, – поверенный многозначительно скосил глаза к выходу, через который отлично были видны обветшалые надворные постройки и заметно истрепавшаяся дворня, – и ситуацию, – мэтр еще более многозначительно возвел глаза, намекая на королевскую власть, – практически нет.
– Практически? Практически?! – резко повысил голос граф д’Шампольон, как будто скликая рыцарей на поле битвы.
Псарня притихла. И в этой испуганной тишине, отчетливо прозвучал скучный голос мэтра Гоплита:
– Или деньги. Или титул. Третьего не дано.
– Мезальянс? – граф остолбенел. – Да что ты себе позволяешь, законник?!
– Учитывая ситуацию, – поверенный в делах снова сделал многозначительную паузу, – и ситуацию, желающих породниться с господином графом благородных домов, нет. Я уточняю, – добавил мэтр, – благородных домов, обладающих свободными средствами.
– Деньги сегодня есть лишь у торгашей, а, Гоплит? – презрительно бросил граф д’Шампольон.
– Вы совершенно правы, мой господин, – почтительно кивнул поверенный.
– Так что же, на фронтоне фамильного замка д’Шампольонов будет выбита презренная фамилия какого-нибудь господина Морепа?
Мэтр Гоплит недоуменно взглянул на графа. Потом часто-часто заморгал, наконец, сообразив, что благородный господин имеет в виду. И содрогнулся.
– Вообще-то я имел в виду отнюдь не госпожу юную графиню, – осторожно сказал поверенный в делах.
– Это что же, он дочку свою хотел продать какому-нибудь торгашу? – изумился секретарь.
Фея рассмеялась таким неожиданным для нее звенящим смехом.
– Граф д’Шампольон – типичный благородный эгоист. Если нужно поправить финансовые дела (угробленные именно им, я прошу отметить), то сделать это должен кто угодно, только не он! Но этот маленький скучный мэтр был не лыком шит, да, – Фея одобрительно покивала головой, – он блюл дела д’Шампольонов, так же трепетно, как свои личные. И сразу просчитал, что наследница никак не может запятнать себя именем третьего сословия, которое, к слову, останется в семье на века. Зато титул графа д’Шампольона покроет любую неблагозвучную фамилию очень-очень богатой вдовушки.
Фея снова звеняще рассмеялась.
– И что граф так сразу согласился? – полюбопытствовал гоблин, уже глубоко погрузившийся в аристократические омуты.
– Как же! – фыркнула Фея. – Чтобы он, владетельный граф, женился на каком-то денежном мешке, не припорошенном хотя бы самым захудалым титулом? Крику было – море! Но ловкий мэтр Гоплит (кстати, впоследствии ему пожалуют дворянство и баронский герб), и тут подсуетился. Он нашел амбициозную дворяночку, которая, не желая прозябать в разоренном родительском замке, вышла замуж за некого торговца шерстью. Очень-очень удачливого торговца шерстью. Почетный гражданин, откупщик, церковный староста и щедрый муж. – Фея снова фыркнула. – И он очень вовремя скончался, оставив безутешную вдову, обремененной огромным состоянием в золотых монетах, ценных бумагах и тюках с шерстью. Справившись с тяжелой утратой, она захотела поправить свою благородную репутацию. Для этого ей было ничего не жалко!
– Мадам Оливье? Оливье?! – с отвращением вскричала юная графиня.
Граф д’Шампольон так глубоко утонул в кресле, что независимый наблюдатель сказал бы – вжался. На передний план он выдвинул мэтра Гоплита, который должен был, используя все доступные средства – финансовые книги, просроченные кредитные документы, отчеты о наличных средствах будущей графини д’Шампольон и предварительную брачную договоренность, по которой она легко передавала половину своего состояния мужу, – убедить молодую госпожу, что этот брак выгоден всем сторонам.
И поверенный в делах считал, что еще легко отделался! Он не зря содрогнулся там, на псарне, потому что в красках представил себе, как, при самом неудачном раскладе, он должен был бы уговаривать юную графиню, чья кровь была такая голубая, что аж отдавала неоном, поправить дела семьи неравным браком. Да лучше сразу поставить крест на будущем благосостоянии д’Шампольонов и начать продавать земли (что, впрочем, тайком от наследницы, граф и поверенный уже делали).
– Она дворянка, госпожа графиня, – со скорбной снисходительностью произнес мэтр Гоплит. Как бы говоря, вы же понимаете, моя юная госпожа, не все дворянки равны друг другу.
Граф, никогда не улавливавший тонких намеков, чуть приосанился в кресле. Авось, пронесет, а?
– Она была дворянкой. – Сказала, как отрезала юная графиня.
Граф снова утонул в кресле.
– Посмею заметить, моя госпожа, – еще более скорбно произнес поверенный, – в королевстве Аквилония куда более снисходительно смотрят на брачное родство, чем при дворе императора. Происхождение, приближенность ко двору и чин – вот главные достоинства благородного дворянина.
– Приближенность ко двору, да? – с сарказмом уточнила юная графиня и фыркнула.
Граф д’Шампольон еще раз поблагодарил всемилостивого господа, что дочери не передался талант урожденной принцессы де ла Рошмарироз раздувать ноздри. Точнее, что-то передалось, но настолько незначительное, что можно было не обращать на носик юной графини внимание. Хотя, учитывая год от года растущее своенравие, вполне можно было предположить, что со временем благородные ноздри станут куда пластичнее.
«Но тогда она уже выйдет замуж», – с облегчением подумал граф, – «и это будет не моя проблема».
– Отец, – неожиданно снизошла к разоренному графу дочь, – а что в империи вы не могли подыскать новую супругу?
Надо отдать должное юной графине: при всем своем фамильном высокомерии, она отлично понимала, что обильное финансовое вливание – это насущное требование времени. В конце концов, именно ее наследство граф и мэтр пытаются спасти от окончательного разорения этим неравным браком.
Граф д’Шампольон растерялся. Мэтр Гоплит из-за спины юной графини развел руками и придал лицу сожалеющую мину.
Граф развел руками:
– Увы, дочь моя! – с сожалением сказал он. И быстро взглянул на поверенного: ну?
Мэтр почтительно кашлянул, привлекая внимание к своей персоне:
– В этой ситуации, госпожа графиня, мало кто из достойных наших нужд имперских семей согласились бы породниться с д’Шампольонами.
– Даже де ла Рошмарирозы? – звенящим голосом спросила юная графиня.
Граф повесил нос. А мэтр Гоплит только и развел руками.
– Ну что ж, временами надо удобрять землю, а, Гоплит? – зловеще процедила молодая госпожа, и решительно промаршировала прочь, по пути зычно скликая слуг.
Граф и мэтр тревожно переглянулись.
– Маленький замок юной графини полыхал всю ночь! – с восхищением воскликнула Фея. – Она в прямом смысле удобрила земли: недрогнувшей рукой подожгла эту изящную игрушку, доставлявшую ей столько радости. Кроме того, сим эффектным жестом графиня продемонстрировала, что с детскими играми покончено, и она вступает в права владений. Все это – замок, земли, деревни, города, вассалы – принадлежат ей, а не новоиспеченной графине д’Шампольон.
– Да, достойная девушка, – согласился гоблин, с теплотой вспоминая семейные предания о разоренных пылающих замках, подвергнувшихся нападению его кровожадных и алчных предков.
– Вот тогда-то ее и прозвали Золушкой, – продолжила Фея. – Проведя ночь на пожаре, юная графиня, фигурально говоря, посыпала голову пеплом. Ну, и золой. – Фея захихикала. – Новоиспеченную графиню ожидал здоровенный сюрприз! Приезжаешь к жениху, предвкушая прелести благородной жизни, а там тебя встречает пепелище.
– Что, они так быстро поженились? – не уставал поражаться особенностям аристократической жизни гоблин.
– А чего тянуть-то? – в ответ удивилась Фея. – Каждая сторона хотела быстренько поправить свои дела. Брачный контракт, составленный умелым мэтром Гоплитом, уже подписан. Часовня графского замка, как и капеллан, работой не перегружены, – она снова захихикала. – Хотя довелось бы мадам Оливье недельку погостить в замке д’Шампольонов, то, возможно, она серьезно задумалась бы: не подыскать ли менее проблемного жениха? Замок засыпан пеплом, двор и дворня, возбужденные происходящим, полностью отбились от рук, интерьеры замка, застыли в том состоянии, как было принято в империи двести лет назад, а это не самое удобное место для проживания! – Фея с удовлетворением оглядела свой хорошенький кабинет. – В довершения всего, по этим интерьерам бродит высокомерная и строптивая наследница. А владетельный жених делает вид, что все это его не касается… Но, так или иначе, отступать было уже поздно, да и ловкий мэтр Гоплит так грамотно составил все документы, что не отвертишься!
– Да уж, не позавидуешь новоиспеченной графине! – понимающе забулькало бюро.
– Мадам Оливье получила все, что хотела. – Отрезала Фея. – Женщина она была хваткая и быстро прибрала замок к рукам. Впрочем, и стараться не надо было. Граф д’Шампольон занимался лишь псарней, конюшней и охотой. Подай ему еще обильный обед, и он вообще закроет глаза на весь белый свет! Что касается Золушки, то, не смотря на весь свой апломб, хозяйственная жилка не входила в число ее талантов. Одно дело небрежно раздавать приказания, совсем другое – проследить, чтобы все было сделано, а если не сделано или сделано неудовлетворительно, то сделать суровое внушение прислуге, а то и оттаскать за волосья. Эта Оливье, выросшая в спартанских условиях, и прошедшая хорошую выучку у своего торговца шерстью, как раз отлично годилась на такую роль.
Золушка буквально утопала в мягком кресле. Давно оставив попытки сесть прямо и с достоинством, она компенсировала свое полулежащее положение, презрительно кривя верхнюю губу и постукивая туфелькой по витой ножке рядом стоящего столика. Фарфоровые пастушки обоих полов, густо заполнявшие столешницу, ритмично подпрыгивали от каждого прикосновения графской ножки. При удачном раскладе, столик и украшавший его мелкий фарфор опрокинутся с большим грохотом!
Парадная спальня графского замка уже не походила на тот очаг величия, каким она была при урожденной принцессе де ла Рошмарироз (и многих ее предшественницах, к слову). Новоиспеченная графиня д’Шампольон решила, что «опочивальня» слишком большая, чересчур мрачная и вообще обставлена старомодно. И к замку потянулись обозы с мебелью, картинами, скульптурами, посудой, сундуками – «из нашего столичного особняка». Прислуга, подгоняемая деловитыми обойщиками и мебельщиками, целыми днями выгружала, таскала и расставляла приданое мадам Оливье.
– Ну вот, теперь здесь можно жить! – через пару месяцев объявила новоиспеченная графиня постаревшей старшей придворной даме. В ответ достопочтимая госпожа де Фриссон поджала губы.
Юная графиня д’Шампольон была более откровенна:
– Особняк откупщика! – небрежно бросила она, впервые увидев новомодный интерьер.
Парадная спальня, единственным предметом меблировки которой ранее была гигантская кровать из черного дерева, и пара-тройка скамеечек для особо отличаемых гостей и приближенных (все остальные должны были почтительно стоять), ныне представляла собой непрерывную полосу препятствий. Ширмы, кресла, креслица, пуфики, столики, этажерки, горки, напольные вазы, статуи – располагались в понятной лишь столичным интерьерщикам последовательности. Отполированный до состояния ледового катка мраморный пол скрыли многочисленные пушистые ковры. А стены, когда-то обтянутые золоченой кожей, теперь были обиты узорчатым шелком, то здесь, то там собиравшимся в замысловатые драпировки.
Пробравшись через все это мебельное изобилие можно было увидеть ложе графини д’Шампольон – изящную кровать, всю в завитушках и драпировках. А среди пышной постели вся в кружевах расположилась сама новая госпожа.
– Что же вы, любезная? – терзала она горничную. – Служить не хотите? Так я вам быстро найду место на дворе!
Горничная теребила передничек (еще одно нововведение в замке), изо всех сил сдерживала слезы и сбивчиво клялась, что такого больше не повториться. Графиня смотрела на нее сурово, пока не решила, что внушение подействовало.
– Благодарите Провидение, деточка, что я отходчива, – тут Золушка фыркнула на всю спальню, но графиня сделала вид, что ничего не услышала, и продолжила, – ступайте и пусть это будет для вас уроком!
Золушка подвела итог беседе, несколько раз с ожесточением пнув витую ножку ни в чем не повинного столика. Одна из фарфоровых пастушек зашаталась в опасной близости от края столешницы.
Графиня д’Шампольон, оттопырив мизинец, поднесла к губам кофейную чашечку и сделала глоточек. Вернув чашечку на блюдце, которое она держала в другой руке (и тоже с оттопыренным мизинцем), графиня сладко улыбнулась. Вся она была приятно округлая, начиная от завивки и заканчивая жестами. Своими же главными достоинствами графиня считала высокий рост, благодаря которому посматривала на всех свысока, и – происхождение.
Все это – дворянство, округлости и рост – когда-то произвели неизгладимое впечатление на очень-очень удачливого торговца Оливье. Граф д’Шампольон тоже не остался равнодушен к неплохо сохранившимся прелестям богатой вдовы. Впрочем, несколько раз произведя невосполнимые разрушения по пути к ложу новой супруги, граф несколько охладел. Что поначалу искренне огорчило бывшую мадам Оливье, мечтавшую произвести на свет маленького наследника. Но, поближе познакомившись с действующей наследницей, новоиспеченная графиня решила, что в данном случае нужно довольствоваться тем, что есть. Но не упустить при случае, урвать кусочек посочнее.
Отыскав среди многочисленных предметов интерьера, пресловутую наследницу, графиня д’Шампольон улыбнулась еще слаще:
– Юная леди, на улице чудесная погода, великолепно подходящая для прогулки верхом. Каролина и Стефания с удовольствием составят вам компанию.
Тут самое время сказать, что мадам Оливье, кроме приданного в золотых монетах, ценных бумагах и тюках шерсти, привезла в замок д’Шампольонов двух дочерей от первого брака, одногодок юной графини. В лакейской состоялась долгая дискуссия: на тему, как титуловать падчериц их благородного господина.
Мадемуазель Оливье – исключается. Прислуживать персонам с таким именем ни один уважающий себя член графской дворни не станет, к тому же запутаешься, какую из двух торговых дочерей имеешь в виду. Называть же их, как хотела новоиспеченная графиня, для поднятия статуса прибавившая к фамилии торговца шерстью свою, хоть и скромную, но дворянскую – мадемуазели Оливье де Уинтерс, – тоже не встретило одобрение дворни (мозги запудрить удалось лишь вассалам и тем из немногих соседей, которые все еще визитировали графский замок).
После долгих переговоров, лести, уверток и легкого шантажа с внушительными взятками сошлись на том, что госпожа Каролина и госпожа Стефания – это устраивающий все стороны компромисс.
Куда более яростный спор по вопросам этикета произошел между новоиспеченной графиней и юной графиней. Первая же попытка графини д’Шампольон назвать падчерицу по имени закончилась тем, что последняя чуть не откусила голову мачехе. Да, честно говоря, Золушка вообще сделала вид, что это не с ней разговаривают. Позволить же себе обращаться к этой своенравной девчонке, как все окружающие: «моя госпожа», «моя юная госпожа» и «молодая графиня» – урожденная мисс де Уинтерс ну никак не могла!
На рассмотрение посредников в лице старшей придворной дамы госпожи де Фриссон и дворецкого Калибана – были предложены всевозможные варианты, которые были решительно отвергнуты другой стороной. В итоге методом проб и ошибок графиня д’Шампольон стала называть падчерицу «юная леди». Простенько и со вкусом, решила она. Хотя, правду сказать, при пасмурном настроении «юная леди» никак не реагировала на призывы мачехи, а престарелые графские слуги, услышав подобное титулование, в недоумении таращили глаза на бывшую мадам Оливье: кого это она имеет в виду?
Что касается новоиспеченных мадемуазелей Оливье де Уинтерс, то тут даже не обсуждались никакие компромиссы. Наследница графа д’Шампольона для них – исключительно «госпожа молодая графиня», а они для нее – «отпрыски Оливье». Если же требовалось подозвать определенную из сестер, а слуг в качестве посредников поблизости не оказывалось, то юная графиня не стесняла себя: «Эй, Каролина! Что ты повисла на лошади, как мешок с дерьмом?!»
Я думаю, никого не удивлю, если скажу, что между собой мать и дочери называли эту высокомерную особу – Золушка, и даже изредка так обращались к ней напрямую. И надо сказать, без печальных последствий. Свое прозвище, юная графиня носила гордо, как награды ее воинственный предок, отличившийся в легендарной битве при селении Полупенни.
На этот раз, услышав обращение мачехи, Золушка с иронией приподняла брови и перевела взгляд на «отпрысков Оливье». Если их мать была высока и приятно округла, то Каролина и Стефания были просто-напросто громоздкими дылдами. Увы, кровь потомственного торговца Оливье не добавила никаких достоинств к фамильной внешности де Уинтерсов, а некоторые – так заметно затушевала.
Каролина и Стефания были близнецами, но не слишком-то похожими друг на друга. Старшая – Каролина, была ниже ростом, темнее, массивнее, с костистым лицом и замашками владетельной особы. У младшей – Стефании, кость была потоньше, но и жирка побольше. Благодаря рыжеватым кудряшкам и ямочкам на щеках она считала себя тонкой, одухотворенной особой, и попеременно брала уроки рисования, музыки и декламирования. Весь графский двор возблагодарил всемилостивого господа, когда ее учитель музыки получил более выгодное место, и Стефания забросила клавесин.
Их мать считала, что девочки-близнецы – это так мило, и всячески подчеркивала их сходство. Вот и сейчас Каролина и Стефания были одеты в одинаковые сапфирово-синие амазонки, и в модном интерьере парадной спальни сильно смахивали на две грозовые тучки. Им было скучно «в этой деревне», никаких интересных ухажеров благородных кровей в округе не наблюдалось, светская жизнь давно переместилось в столицу, а немногочисленные владетельные дворяне вели размеренную сельскую жизнь, с редкими праздниками и балами.
Мать по мере возможности вбивала в их пустые головы толику практичности, например, пользоваться теми возможностями, что есть. А некоторые из них было ого-го! Так, в столице дочери богатого торговца никак не могли ездить верхом и участвовать в благородном развлечении – охоте. Зато здесь – хоть обскачись! Кроме того, как бы ни раздражали высокомерная наследница и ее флегматичный папаша, но их неоново-голубая кровь и манеры, вскормленные имперским этикетом, – достойны самого тщательного подражания. Вследствие чего, Каролина и Стефания постоянно носили амазонки, готовые в любой момент взгромоздиться на лошадей, и буквально преследовали своим вниманием Золушку.
Золушка могла скрыться от «отпрысков Оливье» лишь в трех местах.
В своей спальне, куда они боялись нос сунуть, получив пару надолго запомнившихся нахлобучек. Да и к тому же покои юной госпожи неусыпно охранял ее двор, состоявший из старой кормилицы покойной принцессы де ла Рошмарироз, сводного молочного брата, назначенного в пажи, боевой горничной Китти и нескольких особо преданных старых слуг.
Лакейская, буфетная, кухня и вся остальная часть замка, оккупированная прислугой, тоже была недоступны для Каролины и Стефании. Нет, войти-то туда они могли, но быстро выскочили бы обратно, встреченные холодным приемом дворни. Впрочем, обе мадемуазель Оливье де Уинтерс даже не могли представить, что благородная девица может проводить время на кухне или в лакейской.
Конюшня, псарня и прочие надворные постройки – еще одно табу для двух столичных штучек. Хотя там проводил немало времени и граф д’Шампольон, но в случае чего Золушке можно было отсидеться среди веселых конюхов, слушая их байки о старых временах и военных походах господина графа, а то и его отца.
Но временами Золушка так уставала бегать от этих привязчивых Оливье, что сдавалась на их милость и часами сонно лежала в кресле на половине графини. После чего можно было встряхнуться и даже поразвлечься.
Юная графиня оценивающе осмотрела экипировку Каролины и Стефании, и вспомнила, как веселились конюхи, первый раз получив приказ из парадной спальни – подобрать пару «изящных лошадок» для дочерей новой графини. «Вот кобылищи-то!» – повторяли слова кормилицы прежней графини, прикидывая вес мадемуазелей и оценивая ассортимент конюшни. Паж Лоран, обожавший свою сводную молочную сестру, на полном серьезе предложил оседлать двух ломовых. После всяких непристойных шуточек и ремарки Золушки, что-де она не собирается следить, смогут ли удержаться в седле эти торговки, конюшня выставила двух крепких и флегматичных кобыл.
«Авось, не убьются», – прокомментировал выбор конюшни граф д’Шампольон.
– По коням! – волевым усилием Золушка выбралась из глубокого кресла. И тут злосчастный столик нашел-таки свой конец. Как и украшавший его мелкий фарфор.
Каролина и Стефания, не зря так долго подражавшие юной графине, резко повскакивали со своих кресел и опрокинули все, до чего можно было дотянуться руками или ногами.
Графиня д’Шампольон с тоской смотрела на окружавшие ее осколки фарфора и обломки резного дерева.
– А я то думал, ее держали в черном теле! – искренне удивился гоблин из-за бюро.
– Меньше сказки читай, – усмехнулась Фея. – Да и кто это мог сделать? Характер у девушки был – ух! Отец еще мог ее приструнить, но он уже давно взял себе за правило не вмешивать ни в какие семейные склоки. Покойная супруга его хорошо в этом плане выдрессировала, да. К тому же этому благородному господину было лестно, что фамильная сила духа и стремление к победе так явно проявилась в его дочери. Кто там еще?.. Двор и дворня всегда были серьезной силой, но граф давненько исчерпал лимит их доверия, поэтому они единодушно назначили Золушку своей госпожой. Так что не пори чепухи, Грязнопалый!
– И что, мачеха ничего не могла сделать? – не отставал секретарь.
– И каким образом? – с недоумением уставилась на бюро Фея. – Она была пришлая, скромная дворяночка, бывшая жена торговца этого. Ну, богата, конечно. Хитра. Временами жестока. Но всего лишь хозяйка дома, не госпожа. Слуги так ее и приняли. И вздумай она притеснять юную графиню, то вся эта орава двора и дворни устроила бы ей веселую жизнь!.. И что бы она с ними делала? Порола? Так порют такие же слуги, хе-хе. Не было у нее волшебной палочки! – зловеще рассмеялась Фея.
Бюро благоразумно отмалчивалось.
Фея отсмеявшись, с удовлетворением откинулась на спинку кресла и переплела наманикюренные пальцы на животе.
– Ну, на чем там я остановилась? – спросила она у притихшего бюро, из-за которого теперь даже не торчала макушка гоблина.
Бюро осторожно откашлялось и почтительно проскрипело:
– Золушка проводила много времени среди слуг. Кухня была ее вторым домом. Там, у громадного очага юная графиня сидела в старых платьях своей покойной матушки…
– На счет платьев это правда, – перебила секретаря Фея. – Когда эта Оливье носилась по замку с толпой обойщиков, круша все и вся на своем пути, Золушка решила стать очагом сопротивления в новомодном бедламе. Громадную кровать из черного дерева вместе с парчовым балдахином она забрала себе. Правда, пришлось разобрать пару стен, чтобы сие достойное сооружение встало на место. Старые слуги, помнившие блеск императорского двора и все тонкости этикета, также перекочевали в покои юной графини. Ну и чтобы наглядно подчеркнуть свое отличие от выскочек Оливье, Золушка достала из сундуков весь обширный гардероб матери и перешила на себя. – Фея сделала многозначительную паузу и понизила голос. – И чисто, между нами, сама она ничего не шила. Да и не умела! В лучшем случае, попыталась продеть нитку в иголку. – Фея хихикнула, – Но нарочито старомодными платьями и утонченными манерами Золушка ясно показывала свое положение и ставила на место этих Оливье.
Весь дом верх дном! Каролина и Стефания буквально подпрыгивали от возбуждения. Даже так ценившая новый статус графиня д’Шампольон суетилась, поправляла подушки на постели и гоняла горничных, наводивших последний глянец на замок. Граф д’Шампольон благоразумно удалился на псарню. А Золушка – в лакейскую, где внимательно слушала оживленные сплетни прислуги о госте, которого с таким тщанием ожидали эти выскочки Оливье.
Навсегда осталось тайной, сколько же заплатила графиня д’Шампольон месье Арману, чтобы тот на время покинул блестящую столицу Аквилонии, высокопоставленных клиенток и свой прославленный на все королевство модный дом. Первый портной обещался приехать в замок со свитой ассистентов и мастериц, и собственноручно обслужить графиню д’Шампольон. А также предложить ее вниманию все самое лучшее и модное – туфли, веера, шляпки, чулки, ленты, перчатки, шиньоны, кружевные чепчики, флаконы духов, румяна и помады. В общем, все то, что месье Арман, с такой выгодой для себя перепродает.
Графиня д’Шампольон в бытность свою мадам Оливье, пользовалась портновским искусством месье Армана, но не была в числе его любимых клиенток. Многочисленные счета, расторопно оплачиваемые торговцем Оливье, конечно, делали первого портного королевства весьма любезным, но все оригинальные идеи и новые замысловатые фасоны он предлагал лишь благородным дамам, желательно принятым при королевском дворе.
И вот теперь, обосновавшись в замке д’Шампольонов, и залатав приданым самые тревожные финансовые дыры, графиня хотела воспользоваться новыми привилегиями прославленного в империи имени. Да и при дворе короля Эдварда граф д’Шампольон было небезызвестен. Оно, конечно, считали его там высокомерным чудаком и чванливым имперцем, но престиж его рода (как и бойкий ручей монархической крови в венах графа), производил впечатление. Хорошо осведомленный о дворцовых сплетнях месье Арман любезно согласился собственной персоной поприветствовать новый статус своей постоянной клиентки. Тем более что королевский двор и прочие знатные персоны переместились на лето в загородные поместья, и до начала светского сезона неплохо было бы заработать на стороне. А, учитывая настойчивое приглашение графини д’Шампольон, – неплохо заработать.
И вот, наконец, пестро разукрашенная карета месье Армана, сопровождаемая многочисленными возками с ассистентами и битком набитыми сундуками, вкатилась на широкий двор графского замка. Лакеи и горничные прильнули к окнам, а дворецкий Калибан, после жаркого спора с графиней по вопросам церемониала, с невозмутимо достойным видом отправился приветствовать «всего лишь» портняжку.
Со двора доносились крики, грохот сгружаемых сундуков, а любопытные слуги в окнах подталкивали друг друга локтями:
– Гляди-ка, вот это волосы!..
– Деревенщина ты, Луи, это парик такой.
– Ой, девочки, какой он изящный этот месье! А вышивка на камзоле какая…
– Зуб даю, он – голубок!
– Ага, паж Лоран от него так и отпрыгнул…
Золушка незаметно проскользнула на господскую половину. Не будем скрывать: ей было ужасно любопытно! Хотя она и с гордостью носила старомодные фижмы, но все же было интересно: как сейчас одеваются при королевском дворе? Да и свежие сплетни узнать она была не прочь.
Высокомерный граф д’Шампольон давно наложил вето на все новости о светской жизни столицы Аквилонии. Впрочем, доходили они до дальних графских владений с таким опозданием и так скудно, что уже не стоили никакого внимания. А то, что Золушка слышала об этом знаменитом портняжке, давало полную уверенность в его осведомленности даже в самых интимных секретах двора. Только последняя деревенская дурочка стала бы доверять светским байкам бывшей мадам Оливье и ее громоздких дочек. Почерпнуть они их могли лишь в чужих пересказах, да и то в сокращенном для торговых ушей варианте.
Графиня д’Шампольон возлежала в парадной спальне в своем самом богатом пеньюаре, в окружении по двадцатому разу взбитых подушек. Каролина и Стефания после долгих метаний по гардеробным комнатам, решили облачиться в амазонки, дабы продемонстрировать первому портному, приближенному ко двору, насколько они благородны и изысканны. И чтобы уж наверняка – нацепили парадные драгоценности.
– Душка! – месье Арман потрепал по щеке дюжего лакея, и окруженный сворой приближенных, наконец, вступил в парадную спальню замка. – О, мадам! Мадам графиня! Графиня д’Шампольон! – рассыпался в приветствиях первый портной, профессиональным взглядом оценивая обстановку и многочисленные драпировки. – Мило-мило, совсем по столичному.
– Месье Арман, – величественно произнесла графиня из глубины алькова, – рада вас видеть в нашем замке.
Месье Арман козочкой проскакал среди опасного нагромождения мебели и приложился к руке клиентки.
– Очаровательно! – оценил он пеньюар графини. – Кружево из Гельдерланда? – портной восторженно поцокал языком. – Большая редкость нынче, мадам. В столице почти ни у кого такого не увидишь.
– Ах, у нас этим добром все сундуки забиты! – небрежно махнула рукой графиня. – Военные трофеи еще со времен прадеда.
– Да что вы говорите?! – округлил явно подщипанные брови месье Арман. – Ах, в старые времена были такие мастера, – он снова поцокал языком, – но все же складки на рукаве уже так не носят, моя дорогая, – заметил портной и развернулся к входу. – Эй, кто там, Эжен, Мишель, Серж! Покажите мадам графине мои последние творения.
Империя, не смотря на военные поражения последних лет и заметно пошатнувшуюся экономику, все еще оставалась модным центром цивилизованного мира. И каждый неглупый портной, старался представить себя послом этой, так влияющей на умы женщин державы. И будь ты хоть трижды талантлив, но если тебя зовут Джек Бейкер, то модницы пройдут мимо твоей мастерской, даже не скосив глаз на витрины. Совсем другое дело, если на твоей вывеске имперской вязью написано «Модный дом месье Армана», а своих услужливых подмастерьев ты кличешь «ассистент Эжен» или «ассистент Серж».
Ассистенты Эжен, Серж и Мишель начали бодро распаковывать сундуки. Каролина и Стефания бродили вокруг них с просто неприлично возбужденными лицами. Старшая мастерица миссис Арлингтон оценивающе посматривала на их фигуры, автоматически отмечая, что вот тут нужно пустить вытачку, а фижмы – сделать пошире, чтобы на контрасте талия казалась тоньше.
– Обратите внимание, мадам, – месье Арман, умело лавируя среди мебели, вернулся к уже распотрошенным сундукам, – нижние юбки теперь шьются из иллирийского шелка, и они должны быть видны через разрез спереди.
Тонкой тросточкой, как указкой, первый портной тыкал в деревянный манекен, который споро наряжали его ассистенты.
Графиня д’Шампольон приподнялась на кровати и жадно уставилась на манекен.
– Что я вижу, месье Арман! – наконец всмотрелась она в мельтешившего портного. – Фиолетовые чулки?!
Портной застыл в картинной позе, но не постеснялся с ложной скромностью потупить взгляд.
– Ее Величество любезно пожаловала мне сей отличительный признак королевской дворни, – заметно повысив голос, сообщил месье Арман. – За все заслуги, оказанные мною гардеробу мадам королевы Аквилонии.
Дамы Оливье восторженно заахали, а Золушка украдкой выглянула из глубины кресла и внимательно осмотрела приближенного ко двору портного: от взбитого розового парика, посыпанного блестками, до фиолетовых чулок и утыканных пестрыми стразами пряжек на туфлях. Затем перевела взгляд на манекен и, не сдержавшись, фыркнула.
Сборная деревянная фигура была наряжена в лиловое атласное платье, растопыренное на гигантских фижмах. По вырезу, рукавам и подолу шла щедрая отделка кремовыми фестонами. Через разрез спереди отлично виднелись пресловутые нижние юбки из изумрудно-зеленого иллирийского шелка.
Месье Арман вздрогнул, услышав презрительно фырканье, и обыскал глазами главную спальню в поисках нахалка, не оценившей его портновский талант.
Нахалкой оказалась юная белокурая особа, с небрежной грацией полулежащая в глубоком мягком кресле. Строгое, цвета запекшейся бычьей крови, платье подчеркивало ее тонкий силуэт, и красивыми складками спускалось на пол. Под подолом угадывались перекрещенные изящные лодыжки и виднелись узкие башмачки в тон платья. Геометрически правильный квадратный вырез на груди был декорирован замысловатым кружевом. То же кружево шло по краю коротких узких рукавов.
«Гельдерланд или Рекамье?» – прикинул портной. – «Пожалуй, Рекамье. Узнаю ассиметричное переплетение… И какие симпатичные маленькие круглые фижмы! Впрочем, с такой талией вообще фижмы не нужны»
Месье Арман затрепетал, уловив профессиональным взглядом портного высокородное происхождение и безупречный вкус. Зато графиня д’Шампольон затрепетала от страха: что, если из-за фырканья этой высокомерной нахалки, первый портной королевства (и поставщик двора Ее Королевского Величества, к слову) обидится и уедет?!
– Юная леди всю жизнь прожила в деревне, месье Арман, – заискивающе затраторила графиня, – и не удостаивалась чести лицезреть придворные наряды.
Золушка демонстративно скосила глаза на мачеху и фыркнула еще громче, как бы говоря: а тебе-то, милочка, хоть раз удалось увидеть придворные наряды? Если не считать тех случаев, когда этот тщеславный портняжка показывал тебе в мастерской разряженные манекены, набивая себе цену.
Месье Арман улыбался в никуда, перебирая в уме родословные королевства, империи, двух окрестных великих герцогств и одного княжества. Он быстро догадался, кто эта юная нахалка, одетая со старомодной имперской роскошью. Меркантильные мысли знаменитого портного заметались между урожденной графиней д’Шампольон и новоиспеченной графиней д’Шампольон.
«Она богата, конечно. Тратит столько, что не каждая герцогиня королевской крови может себе позволить! Этим деревенским визитом я превышу доход за квартал», – лихорадочно обдумывал урожденный Джек Бейкер, на чью сторону склонить свою любезность и внимание. – «Но девчонка так знатна, что герцогини должны делать ей реверансы! Впрочем, свободных денег у нее явно нет, а благородный папаша не принят при дворе. Но, не сомневаюсь, что любой наследник королевства и империи (не говоря про герцогства и княжество) почтет за честь взять ее в жены. И что-то мне говорили про Крестную Фею…»
Месье Арман, наконец, сфокусировал улыбку, тряхнул париком, обсыпав ковры графини д’Шампольон блестками, обозначив тем самым свое почтение перспективной наследнице.
– Ах, госпожа графиня, вы разбиваете мне сердце! Неужели вас ничего не заинтересовало? – он сделал широкий жест, охватив содержимое сундуков, занимавшее добрую половину парадной спальни.
Золушка вытянула шею, глаза у нее заблестели. Зато ее мачеха всполошилась.
Опытный в склоках ревнивых клиенток месье Арман успокоил ее, прошептав с четкой артикуляцией: «У вас разная цветовая гамма», а про себя добавил: «и вкусы».
С нарочито равнодушным видом выбравшись из кресла, Золушка уставилась на изобилие галантереи. Глаза у нее заблестели еще ярче.
«Какая чистая линия!» – оценил ее платье портной. – «Сразу видно имперский стиль», – он тяжело вздохнул. – «Но какие же симпатичные маленькие фижмы…»
– Ленты? Шляпки? Перчатки? Чудесный веер точь-в-точь к вашему платью, госпожа графиня! – защебетали жеманные ассистенты.
Месье Арман счел дальновидным оказать немного внимания своей постоянной клиентке.
– Ах, моя дорогая, – портной аккуратно, так, чтобы не помять накрахмаленные полы камзола, присел на ближайшее кресло, – у меня спрашивали про вас при дворе, да-да! И где эта новая графиня д’Шампольон? Почему она не показывается в свете?
Графиня д’Шампольон чуть не выпрыгнула из кровати.
– Кто?! Что?! – возбужденно затараторила она.
Каролина и Стефания, которых миссис Арлингтон уже давненько затолкала за ширмы и втискивала во все по очереди творения первого портного, от любопытства чуть не прорвались наружу.
– Ах, этот блестящий двор короля Эдварда! – не обращая внимания на истерику дам Оливье, закатил глаза месье Арман. – Балы, празднества, торжественные приемы, званные ужины, музыкальные вечера, театральные представления, вечеринки в частных покоях, игра в карты в парадных… следуют одно за другим, одно за другим! А, маскарады… Вы знаете, что принц Гарри снова ввел в моду маскарады?
Из-за ширм раздался умоляющий стон.
С трудом взявшая себя в руги графиня д’Шампольон попросила:
– Расскажите, месье Арман, расскажите… про наследного принца!
Первый портной скосил глаза на Золушку, которая закопалась в гору кружевных чепчиков, но тоже явно навострила уши. Знаменитый гость поерзал в кресле, посучил ногами, и удовлетворил любопытство дам замка д’Шампольонов.
– Наследный принц Генрих считает двор своего венценосного отца скучным, – месье Арман выразительно понизил голос. – Ну, вы понимаете, что для молодого джентльмена блестящие празднества короля Эдварда чересчур, – портной сделал жеманный жест рукой, – ну, вы понимаете. Этикет, церемониал – все это когда-нибудь принц взвалит на свои мужественные плечи. А пока он хочет развлекаться и развлекаться интересно!
Ширмы просто вибрировали от любопытства. А Золушка уже несколько минут вертела в руках один и тот же чепчик.
Графиня д’Шампольон с горящими глазами спросила у придворного портного:
– А что, он красив, принц Гарри?
– Ой, он такой душка! – месье Арман снова восторженно закатил глаза. – С тех пор, как вы его видели в последний раз, моя дорогая, он превратился в самого прелестного принца на свете! – польстил знаменитый гость графине, хотя, правду говоря, видеть принца она могла лишь мельком, когда кавалькада дворцовых всадников вихрем проносилась по столице.
Мадам Арлингтон с трудом сдерживала возбуждение своих подопечных, впрочем, шнуровка фирменного корсета модного дома месье Армана, кого хочешь усмирит, даже саблезубого дракона с Северных гор!
– И что, принц совсем не бывает при дворе? – продолжала допытываться графиня.
– Ну что вы, моя дорогая, – поразился такой провинциальной темноте столичный гость, – принц Гарри знает свой долг и почитает церемониал. Но знающие люди видят, – портной явно причислял себя к их числу, – что принцу не слишком интересно, а иногда даже скучно. Все слишком чинно и чересчур предсказуемо. Ну, вы понимаете. А вот на маскарадах он полностью в своей стихии! Придворные костюмированные балы, танцевальные вечера в масках в королевском парке, публичные маскарады – принц Гарри посещает их все! Он даже заразил своим увлечением венценосного отца. По слухам, король Эдвард обожает скрыться под маской, чтобы поболтать с хорошенькими дамами. Ну, вы понимаете, – многозначительной улыбкой закончил месье Арман.
Дамы внимали ему, как апостолу новой веры. Первый портной обвел взглядом модный интерьер парадной спальни замка, отметил искрящиеся глаза юной графини, раскрасневшееся от любопытства лицо новоиспеченной графини и возбужденно вибрирующие ширмы, из-за которых доносилось натужное «тпру-у-у-у!» миссис Арлингтон.
– Ах, как жаль, что вы этого не видите! – почти с искренним сожалением сказал месье Арман.
– И все! Спокойная жизнь в замке закончилась, – звеняще рассмеялась Фея. – Дворня и двор, впечатленные столичными манерами знаменитого гостя, уже с сомнением смотрели на высокомерие своего господина. Каролина и Стефания круглосуточно ныли, что погибнут «в этой деревне», доставали мать просьбами, бросить все и уехать в столицу. Они даже перестали преследовать своим подражанием Золушку!.. А сама она была в таком мечтательном состоянии, что нанесла непоправимый ущерб модному интерьеру. Что касается графини д’Шампольон, то великосветские истории месье Армана, указали ей новую цель в жизни. В общем, весь замок пребывал в сладостных фантазиях, которые можно свести к одной фразе: «Ко двору!»
– А что же граф? – проскрипел гоблин-секретарь.
– Графу д’Шампольону и в голову не могло прийти, что визит какого-то портняжки, мог совратить весь дом! Он не существовал для короля Эдварда, и король Эдвард не существовал для него. Точка. Так что перед мадам графиней стояла практически невыполнимая задача – переубедить своего благородного супруга. Или же перехитрить. Мэтр Гоплит в свое время подробно рассказал ей про конфликт графа и короля. Но она, стремившаяся любым способом подняться по социальной лестнице, усвоила эту информацию, но отложила ее на потом. Придворная жизнь для мадам Оливье по любому была недоступна, знаешь ли. Зато теперь графиня кусала себе локти: она поторопилась и вышла замуж за человека, который не просто не принят при дворе, но и не собирается этого делать! А, если узнает про все те фантазии, что витают в замке, то мало никому не покажется…
– И как же она выкрутилась из этой ситуации? – заинтересовалось бюро.
– О, это была целая интрига! – не могла не отдать должное талантам графини Фея. – Осознав, что есть вершины, которые можно покорить, и, к слову, отвязаться от нытья дочерей, которые ее здорово доставали, графиня д’Шампиньон начала осуществление плана «Нам нужно срочно уехать в столицу». Для нначала она разослала письма своим управляющим, в которых дала четкие указания: прислать сообщение, что бизнес по продаже шерсти требует ее немедленного вмешательства. Понятное дело, что головная контора фирмы «Оливье и вдова» находилась в столице. – Фея захихикала. – Через несколько дней на замок обрушилась лавина корреспонденции! Подойдя со всей серьезностью к приказу вдовы Оливье, не только управляющие, но и каждый приказчик, отписались главе фирмы, умоляя ее приехать и спасти разоряющееся предприятие…
– А оно действительно разорялось? – перебил Фею секретарь.
Фея в недоумении уставилась на бюро.
– Грязнопалый, ты что, совсем дурак? – наконец нашлась она. – Это была хитрость, чтобы появилась причина собрать вещи и умчаться в столицу королевства, поближе к придворной жизни! – Фея покачала головой, словно говоря «н-да». – Фирма «Оливье и вдова» как никогда твердо стояла на ногах. Разумеется, щедрое приданное и кардинальное переоборудование замка несколько обескровили предприятие, но деловые таланты графини д’Шампольон быстро вернули фирму в лидеры рынка продажи шерсти.
Фея снова покачала головой. Бюро виновато затаилось.
– На чем там я остановилась? – наконец снизошла Фея к столь плохо разбирающемуся в женских интригах, секретарю.
Бюро почтительно проскрипело:
– Мачеха мечтала быть принятой при дворе и выгодно пристроить своих дочерей. Она задействовала все свои связи, чтобы получить приглашение в королевский дворец…
– И, разумеется, граф об этом так и не узнал! – с готовностью подхватила Фея. – Графиня д’Шампольон, потряхивая пачкой писем, ворвалась на псарню, и, заламывая руки, сообщила своему благородному супругу: дела требуют ее срочного присутствия в столице. Иначе – разорение. Граф д’Шампольон равнодушно пожал плечами. Он вообще усиленно делал вид, что не знает о деятельности фирмы «Оливье и вдова», на доходы которой и существует, к слову. Но согласился. Затем, было самое сложное: убедить графа, что Каролина и Стефания тоже должны поехать в столицу. Графиня наплела, что девочки совсем износились и им нужно пройтись по магазинам.
Фея покосилась на бюро и, опережая очередной глупый вопрос, продолжила:
– Она правильно посчитала – мужчины ничего не понимают в дамских модах, и поэтому граф не сложит два и два, то есть недавний визит первого портного. Зато к ужасу графини он смог сложить два и один. Давно обратив внимание, что Каролина и Стефания, как привязанные, следуют за Золушкой, он предположил – юная графиня благоволит к мадемуазелям Оливье де Уинтерс. И в приказном тоне предложил, чтобы его дочь тоже прошлась по столичным магазинам. Испугавшись, что из-за отказа взять с собой падчерицу, поездка накроется большим медным котлом, графиня быстро согласилась. Обладая бесценным талантом в любой ситуации находить выгодные для себя стороны, мачеха решила, что в ее отсутствие Золушка перебьет оставшийся фарфор (не говоря о других непоправимых разрушениях). К тому же, смекнула она, компания наследной графини д’Шампольон произведет куда более серьезное впечатление на главного церемониймейстера королевского двора сэра Вустера… Если бы она знала! – зловеще рассмеялась Фея.
Бюро вторило ей подобострастным бульканьем и поскрипыванием.
Золушка, высунувшись в окно кареты, с любопытством разглядывала столицу королевства Аквилония.
У короля Эдварда было три страсти: война, женщины и строительство. Поэтому и на поле брани, и на ложе любви он находил время чертить архитектурные планы. И столица королевства стала испытательным полигоном для его созидательного увлечения. Первым делом почти до основания срыли древний королевский замок, а на его месте начали возводить величественный дворец, соответствующий вкусам молодого монарха.
Узнав о грандиозных планах суверена, двор ударился в панику: а где же они будут находиться все это время? Король Эдвард, не мудрствуя лукаво, развязал войну с империей, и следующие три года фрейлины, статс-дамы, придворные щеголи и важные вельможи провели на передовой. Как только прискакал гонец от главного архитектора с сообщением, что в принципе можно заселяться, король сразу предложил императору перемирие и повез несколько одичавший двор устраиваться на новом месте.
Как поговаривают некоторые информированные военные историки, причина заварушки на границе великого герцогства Рекамье – желание короля пристроить новое крыло ко дворцу. Так или иначе, строить аквилонский монарх любил. Закончив дворец (впрочем, там регулярно проводились какие-то усовершенствования и обновления интерьеров), король Эдвард взялся за окружавшую его столицу. Для начала, прямо как просеки, прорубили проспекты, лучами расходящиеся от дворца. Немало знатных вельмож лишились тогда городских особняков. Услышав осторожные жалобы, монарх бросил знаменитый приказ: «Стройте!». Желание короля – закон, и главный архитектор мгновенно был завален заказами на дома «во вкусе Его Королевского Величества».
Таким образом, за считанные годы столица королевства Аквилония стала самой модной в цивилизованном мире. Суровые и неприступные особняки, подозрительно напоминающие крепости, сменились легкомысленными виллами с замысловато украшенными фасадами. Широкие улицы и необъятные площади, на которых особо настаивал король Эдвард, обожавший праздничные шествия и военные парады, были переполнены элегантными экипажами и нарядными пешеходами. «Никакой презренной публики!» – отлично помнила городская полиция еще один приказ короля.
Столица диктовала моду, и постепенно окрестные замки стали перестраивать: сносить донжоны, прорубать широкие окна в метровых стенах и засыпать рвы. Желающие доставить особое удовольствие суверену (и получить в награду выгодную синекуру), не считаясь с тратами, рушили свои древние обители и возводили на их месте уменьшенные копии королевского дворца. Плагиат – наиболее чистосердечная разновидность лести.
Я думаю, никого не удивлю, если скажу, что особняк Оливье был выстроен точно по королевской моде. Как только монарх промолвил свой знаменитый приказ (и слух о нем дошел до торговых рядов), мадам Оливье начала доставать своего очень-очень удачливого мужа.
Но выстроить модный дом – не проблема, особенно, когда шерсть пользуется стабильным спросом во всех окрестных государствах. Главное – построить его в правильном месте. Мадам Оливье тогда задействовала все свои связи, чтобы заполучить участок в аристократическом районе Сикоморовая роща. Но – увы! – местные старейшины с непониманием отнеслись к намерению торговца шерстью и его амбициозной супруги поселиться бок о бок с благородными семьями Аквилонии – Резерфордами, Алистерами, Дьюи, Монеганами, Бивисами и многими другими. Кстати, именно этот щелчок по носу стал немаловажной причиной того, что вдова Оливье с таким вниманием отнеслась к предложению мэтра Гоплита подпереть своим состоянием финансовые дела графа д’Шампольона.
Но тогда, после такого оглушительного разочарования, супруге очень-очень удачливого торговца пришлось согласиться на переходный этап – район Оливковые холмы, где селились новые дворяне: представители третьего сословия, возведенные в благородное звание за особые заслуги монарху (читай – беспроцентные кредиты на строительство), и дворянство, породнившееся с торговыми рядами, да и само не гнушавшееся игрой на бирже.
Но даже в этой ситуации надо отдать должное мадам Оливье: она заставила своего щедрого торговца шерстью выкупить участок, который напрямую примыкал к вожделенной Сикоморовой роще. Землевладелец, виконт Оглтоп, тогда здорово нагрел руки на сделке, и даже смог расплатиться с большей частью долгов. Так что персоны, не слишком сведущие в тонкостях классовых разграничений, могли посчитать, что супруги Оливье живут в аристократическом окружении. Две старые сикоморы, растущие на участке, были главной гордостью мадам Оливье. Не стоит и упоминать, что все оливы были безжалостно выкорчеваны.
Сегодня тот старый успех несколько поблек в глазах графини д’Шампольон. Она уже предвкушала переезд в эпицентр аристократической рощи, но пока, суть да дело, пара сикомор еще могут сыграть свою роль. И кучеру был дан приказ сделать крюк и проехать к дому Оливье через район аристократических сикоморовых зарослей, красуясь свеженарисованными на дверцах кареты гербами графов д’Шампольон.
Каролина и Стефания от перевозбуждения едва не вывалились из экипажа. Их раскрасневшиеся лица стали практически придатком герба д’Шампольонов. Всю дорогу к столице они трепались, не переставая: перебивая друг друга, вспоминали столичные увеселения и модные удобства особняка Оливье. Четыре года «в этой деревне» они на полном серьезе воспринимали, как ссылку. Временами они забывали, с кем находятся в одной карете, и обсуждали придворную жизнь, костюмированные вечера в интимном кругу наследного принца – беззастенчиво вплетая в свои девичьи фантазии светские сплетни месье Армана.
Но Золушка, ослепленная блеском столицы Аквилонии, слушала их, развесив уши. Она даже благосклонно беседовала с мачехой, которая с видом опытной столичной жительницы, указывала на достопримечательности, пересказывала городские легенды, называла обладателей гербов на проезжающих мимо каретах. И перманентно вплетала в свой рассказ бомонд, двор, короля Эдварда и наследного принца Генриха.
Карета с гербом графов д’Шампольон обратила на себя внимание. И тем же вечером в салоне леди Потомак какой-то сплетник с полной уверенностью заявил, что граф решил склонить выю и представиться при дворе. «У него дочь на выданье», – объяснила неожиданную уступчивость высокомерного имперца старая маркиза Барнаби, постоянно державшая в уме всех невест голубых кровей: у нее был сын, завзятый холостяк.
Элегантная леди Потомак, стараясь сделать приятное старой маркизе, уточнила у присутствующих, какое приданное дают за молодой графиней. И тут же выяснилось, что все владения д’Шампольонов отходят единственной наследнице. Маркиза оживилась, как и прочие матери высокородных шалопаев. Кто-то шепотом вспомнил о близком родстве д’Шампольонов с великим императором, куда громче произнесли имя де ла Рошмарироз.
Следующим утром на церемонии официального пробуждения Его Королевского Величества старший постельничий маркиз Барнаби капризно надувая губы, сообщил своему суверену и собутыльнику: дескать, его вольная жизнь закончена, мамаша нашла ему невесту – богатую наследницу графиню д’Шампольон. Услышав сие, король Эдвард едва не потерял свое знаменитое самообладание, но все же не мог промолчать: «А по тебе ли шапка, маркиз?»
Через час во всех залах, салонах, галереях и холлах королевского дворца только и говорили, что о графе д’Шампольоне, его наследнице, де ла Рошмарирозах и интимной жизни великого императора. Первый министр лорд Алистер, прислушавшись к сплетням придворных, сразу смекнул: вот она – возможность заключить долгожданный союз с империей!
– Чего тебе, милый? – спросила Фея у почтительно застывшего в дверях ливрейного лакея.
– Госпожа Фея будет ужинать здесь или в столовой? – с поклоном спросил лакей.
– Святая Мелузина, как время-то летит! – взмахнула холеными руками Фея. – Вот уже и ужин, – она покосилась на бюро, затрясшееся от нетерпеливо заерзавшего секретаря. – Здесь, голубчик, здесь отужинаю. Не будем отвлекаться.