Гроза над Польшей Максимушкин Андрей
– А что о ней говорить? Она идет. Быстрее, чем хотелось бы.
– Вот именно, – согласился Юрген. – Я вот хотел бы поинтересоваться: легко ли в России поступить в институт?
Следующие два часа благополучно были убиты. Капитан Ост расспрашивал Котлова о жизни в Союзе, о современной политике, о том, что за пределами генерал-губернаторства думают о политике рейхсканцлера Гюнтера Кауфмана. Разговаривали черт знает о чем, а к занимавшему вице-адмирала делу так и не подошли. Было такое ощущение, что Юрген намеренно уходит от скользкой темы, вовремя уводит разговор в сторону, стоит Виктору Николаевичу затронуть вопрос собственного будущего.
Наконец, Котлову все надоело. Пропустив мимо ушей очередную тираду Оста, он задал прямой вопрос в лоб:
– Это все, конечно, интересно, а как насчет связи?
– Сложный вопрос, – скривился Юрген Ост. – Нормальных раций нет. Есть только старые английские с фиксированными диапазонами.
– Это что ж за раритет такой? С какого года сохранились?
– С того самого. Пока вы с немцами бриттов не разбомбили, они нам немного оружия поставляли.
– Вот это да! Лихо законспирировались! – присвистнул Виктор Котлов.
По его мнению, ничего из поставок сорокового просто не могло уцелеть. Двадцать семь лет прошло. За это время повстанцев громили ежегодно, регулярно и подчистую. Отлову радистов, уничтожению каналов связи восставших с заграничными благодетелями немцы уделяли достойное внимание. Любое государство серьезно относится к вражескому шпионажу.
Получается, несколько раций и другого снаряжения были законсервированы в начале сорок первого года, пока связь Армии Крайовой с правительством Польши в изгнании не оборвалась. Изумительно. Как же так получилось сохранить рации и поддерживать их в работоспособном состоянии?
– Нашли недавно тайник Армии Крайовой, еще первого состава, – пояснил Юрген, – там и пара раций была. Батарейки давно сели, все окислами покрылось, но мы наладили, почистили, батарейки заменили на современные. Старье, барахло настоящее, только если для себя использовать, – подразумевалось, видимо, для связи между отдельными группами.
– А твое руководство может организовать радиосеанс?
– Руководство может, если его пнуть как следует. Волокиты, бюрократии много. Придется вводить в курс дела кучу народа, объяснять лишнее. Понимаешь, не люблю я много рассказывать ненужным людям, потому и жив до сих пор.
– Думал, у вас все проще… – удивился Виктор Николаевич.
Коллегиальность, обсуждение, голосование – такие знакомые процедуры, характерные для советских органов управления на местах. Процедуры естественные для государственной структуры и прямо-таки противопоказанные подпольному повстанческому движению. В условиях мятежа куда практичнее обыкновенная военная иерархия с единоличным командованием, секретностью, личной ответственностью и изолированностью боевых групп друг от друга. Если человек ничего не знает, то он ничего не выдаст – примерно так.
– На уровне лесных отрядов и городских ячеек все просто. Я выполняю задачи в пределах своей компетенции и возможностей, могу отказаться от операции или проявить инициативу, отчитываюсь по мере возможности и желания, – по выражению лица Юргена Оста явно читалось, что желание докладываться командованию у него возникает крайне редко. – Чуть выше, на уровне бригад, тоже все просто. А когда дело касается координаторов и штаба – пиши пропало, – последние слова прозвучали на русском, – политики, дипломаты, сторонники интеграции и мягких вариантов. Сам понимаешь, бордель и зоопарк в одном лице.
– Не думал.
– А много ли ты, адмирал, знаешь о Польше и нашей борьбе? У вас в газетах и десятой доли не пишут.
– А другие варианты связи? – Котлов чувствовал, что разговор опять уходит в сторону, скатывается на любимую всеми ругань в адрес политиков и властей.
– Есть у меня свои каналы. Отправил человека с запиской одному старому приятелю. Не завтра, но доберется и с нужными людьми встретится. Полномочия у него достаточные, если твои начальники не будут хитрить, все получится.
– С этого и стоило начинать.
– Рано еще говорить, – прищурился Ост, – дело не сделано, ответ не получен. Как КГБ отзовется, да предложит варианты, так и гульнем на радостях. Так, адмирал?
– Гульнем. Снимем ресторан в Дублине и отметим наше спасение и вашу новую жизнь.
Котлов не верил Юргену Осту, чувствовал, что капитан юлит, тянет время. Легенда с древними рациями и болтунами в штабе показалась подозрительной. Так не бывает. Говорите что угодно, доказывайте, как хотите, но так не бывает.
Поздно вечером, после ужина, когда обитатели дома разбрелись по своим углам, Виктор Котлов, Алексей Черкасов и Дмитрий Комаров долго обсасывали, разбирали по косточкам сегодняшний разговор с Остом. Рината в доме не было, ушел с Анжеем и Юлианом в ночное, сторожить яровые хлеба от лесных любителей полакомиться житом.
Спорили мужчины долго. Причем более молодой старлей Комаров считал, что Юргену Осту можно доверять. Алексей Черкасов полагал рискованным верить на слово поляку, тем более эмигранту, белогвардейцу, как выразился летчик. Сам Виктор Котлов не знал, к какой точке зрения склониться. С одной стороны, риска нет, если Юрген не расстрелял пленных в первый же день, то и потом убивать не будет.
Просто привыкший учитывать в своих расчетах политику, вице-адмирал боялся неожиданных финтов партизанского командира. Никто не знает, что придет в голову Юргену Осту в следующий момент. Человек он непредсказуемый, вполне может воспылать дружбой к пленникам, да так, что от избытка чувств протащит за собой через ад. Так сказать, покажет работу Армии Крайовой изнутри. Нет, излишне доверять партизанскому капитану не стоит. Опасно для жизни.
Так ни к чему и не придя, не договорившись, друзья решили на словах соглашаться с поляком, а самим искать выход, готовить побег. С каждым днем бдительность охраны падает. Местные вообще знают только то, что с паном Юргеном прибыли уважаемые гости из России, фактически находящиеся на положении почетных пленников. Впрочем, друзей капитана Оста этим не удивить. Еще пару дней, и бдительность окончательно притупится. Выбрать ночь, когда капитана Оста опять куда-нибудь унесет. Сделать так, чтобы трактор остался за забором. Дождаться, пока все уснут, ночью выбраться из дома и укатить к шоссе. «Шкода», несмотря на почтенный возраст, бегает резво, пешком ее не догнать, а лошадей у Завадских нет. Если повстанцы сразу не откроют огонь, есть шанс добраться до ближайшего военного поста или полицейского участка.
Юрген Ост намеревался дождаться ответа от своего человека, наладить контакт с советской военной миссией или разведкой. Это никак не меньше недели в самом идеальном варианте.
Завтра утром на рыбалку. Виктор Котлов и Збых решили выйти из дома на рассвете, взяв с собой снасти, бредень и пару мешков из рогожи. Даже если заросшее дно и болотистые берега помешают пройтись по ручью с сеточкой, то можно будет посидеть на зорьке с удочками. Улов будет, без этого Збых на хутор не вернется, натура у мужика такая. Молодежь говорит, что рыба в ручье водится, так что мешки для улова пригодятся.
Глава 16
Работа над новым проектом шла не так быстро, как хотелось бы. Евгении Викторовне не приходилось раньше трудиться над геополитической и разведывательной информацией. Сейчас ей нужно было поднимать свой уровень информированности с нуля. Приходилось поглощать массивы информации, которую коллеги из специализированных лабораторий давно уже изучили, обработали и только дополняли новыми данными.
Куда проще было работать по привычной, изученной вдоль и поперек космической тематике. Конфликты между разработчиками, динамика роста характеристик систем космических конкурентов. Вспомнилась немецкая аэрокосмическая спарка на базе модернизированного бомбардировщика. Уникальная штука, с идеальным на сегодня соотношением веса выводимого в космос корабля к стартовой массе. Нашим еще лет пять работать, чтоб сделать такое же или лучше. Одно радует – немцы резко сократили свои космические программы. У нас есть шанс вырваться вперед.
Или взять разрабатываемый сейчас «Вулкан», практическое применение жюльверновской «космической пушки». Евгения Викторовна была влюблена в эту установку. Гениально и просто, уже сейчас две установки обеспечивают запуски метеорологических зондов и низкоорбитальных спутников. Если промышленность выполнит свое обещание и выдаст компактное, способное выдерживать значительные динамические нагрузки оборудование, то «Вулканы» просто вытеснят практикующиеся сейчас малые беспилотные ракетопланы. А модернизационный задел у наших космических пушек есть – и соответствующие проекты имеются.
Хорошо мечтать о привычной, любимой и несложной работе, а дело делать надо. Евгения Викторовна и работала. За три дня она переработала и впитала огромный массив информации. Наконец, ранним субботним утром у товарища Петровой появились первые результаты. Сотрудники института традиционно весьма халатно относились к трудовому законодательству, посему просьба Евгении Викторовны выйти на работу была встречена с пониманием.
Заведующий лабораторией, два ассистента, коллеги «вивисекторы», дежурный врач и Лидия Сергеевна, работавшая над параллельной темой – вот и все. В последние дни Лидию Сергеевну подключили к проекту товарища Петровой.
– Первая проекция, – монотонный механический голос ментата заставляет сосредоточиться.
– Четверо фигурантов живы. Местонахождение неизвестно, ориентировочный квадрат поиска: Варшау, Радом, Люблин, Кильце, Сандомир. Захватившим пленных повстанцам известен статус вице-адмирала Котлова. Предположительно, повстанцы планируют использовать ценного заложника в качестве живого щита или как резервный капитал.
– Маловероятно, – отвечает Сергей Павлович, он тоже перешел в режим ментата. – Использование заложников в качестве средств накопления рискованно. Выгоды владения заложником необходимо реализовывать сразу.
– Риск выхода на связь? Отсутствие контактов?
– Оставляем на рассмотрении.
– Мог ли вице-адмирал Котлов бежать от повстанцев? – вступает в обсуждение Лидия Сергеевна.
– Вероятно.
– Шанс незначительный.
– Психопрофиль говорит об отсутствии склонности к необдуманному риску. Из членов группы самым неустойчивым является штурман Халиуллин. Он может послужить провоцирующим фактором.
– Вероятность?
– Пять процентов в случае высокой дисциплинированности внутри отряда повстанцев. Пятьдесят-шестьдесят процентов при низкой дисциплине и слабых волевых качествах командира.
– При этом возрастает риск гибели пленных в результате конфликта внутри отряда.
Короткие реплики сыплются одна за другой. Сергей Павлович и Лидия Сергеевна ведут игру на Евгению. Помогают ей дорисовывать многомерную картину модели. Схема растет и проясняется с каждой секундой. Хирургически точная логика ментатов отсекает все лишнее, проявляет детали, снимает налет информационной шелухи с внутренних связей. Работа идет.
Заведующий лабораторией и ассистенты конспектируют. Рядом стоит магнитофон. Не стоит пренебрегать техникой, она поможет при последующей чистовой обработке сеанса. Евгения Викторовна удерживает свою психику на уровне чистого, математически точного, беспристрастного, освобожденного от гнета эмоций анализа.
Расчет на уровне первой проекции остался позади. Недостаток информации не дает возможности определить местонахождение вице-адмирала Котлова и его людей. Слишком много неизвестных. Отчеты ГРУ и КГБ определенно говорят, что на территории генерал-губернаторства установился паритет между повстанцами и оккупационными властями.
Первые не проводят масштабных операций и не пытаются заменять собой немецкую администрацию, ограничиваются незначительными акциями и набегами ради поддержания собственного реноме. Вторые не проводят масштабных зачисток и не стремятся полностью подавить движение Армии Крайовой, ограничиваются удержанием позиций и уничтожением засветившихся, замазанных кровью повстанческих отрядов.
Существует мнение, что такое положение вещей выгодно всем. В первую очередь официальным властям. Армия Крайова втягивает в себя наиболее неустойчивый и социально опасный контингент, служит предохранительным клапаном для сброса народного недовольства.
Специалисты перешли к комплексному анализу, проекции третьего-четвертого уровня. Евгения Викторовна тянется к ящику стола, требуется дополнительная доза психостимулятора и витаминного препарата. Две пилюли, запить все минеральной водой, теперь можно продолжать работу.
– Анализ отчетов немецкой полиции и колониальной администрации говорит о резком увеличении боевых групп повстанцев в Радомском районе.
– Да, вероятность высокая, – соглашается Лидия Сергеевна. – Происшедшие за последний месяц инциденты соотносятся с версией.
– Официальный штаб аковцев реально не контролирует боевые группы, он не может приказывать.
– Приказывать он может, – поправила коллегу Евгения Викторовна, – он не может добиваться исполнения приказа.
– Потеря контроля над исполнителями – фикция.
– Доклады агентов об активизации городского подполья и полулегального крыла Сопротивления, – напоминает Сергей Павлович.
Информация воспринимается и принимается. Еще одна черточка, штришок на многомерной модели процесса, еще одно решенное уравнение, найденное неизвестное. Штаб подполья концентрирует силы? Возможно появление новых людей в руководстве? Намеков нет, разведданных нет. Само по себе это тема для отдельного рассмотрения. Сложный, требующий высокой квалификации и опытного специалиста вопрос.
По прожилкам, ниточкам, пунктирам и фрактальным поверхностям модели в голове ментата пробегают огоньки смысловых нагрузок. Проекция четвертого уровня. Сама по себе неординарная задача. Создание модели такой сложности не каждому под силу. Человеческий мозг не может долго удерживать под контролем такой объект. Не может рассматривать модель со всех сторон, по всем элементам и в комплексе одновременно. Возникает фрагментарность, мозаичность процесса.
– Вице-адмирал Котлов стал невольным участником сложной игры штаба Сопротивления, командира боевой группы и местной администрации. Неизвестные руководители движения и боевой командир являются активными участниками, субъектами игры. Вице-адмирал и официальные чиновники – объекты игры, – делает вывод Евгения Викторовна.
Многомерная картина в голове в последний раз вспыхивает многоцветьем красок и рассыпается. Перегрузка. Внутренние предохранители отреагировали на изменение гормонального уровня, кровяного давления, содержание специфических веществ в крови и разом сбросили человека на обычный уровень восприятия.
– Проклятье, как весь день на лесопилке вкалывала, – стонет Женя.
Молодая женщина закрывает глаза и опускает голову на стол. Александр наливает в стакан минералку и ставит рядом с Женей.
– Спасибо, – голос сотрудницы напоминает стон из-под могильной плиты.
Сергей Павлович и Лидия Сергеевна выходят из режима ментата. Завлаб глубоко вдыхает и с шумом выдыхает. Лидочка взъерошивает свои короткие, стриженные под мальчика рыжие волосы и хватает графин с водой. Пьет женщина жадно, большими глотками. На лбу и висках моментально выступают капли пота.
– Солевую таблетку? – Леночка протягивает коробочку с препаратом.
– Давай, – Лидия бросает в рот горсть таблеток и запивает стаканом минералки.
Евгения Викторовна приходит в себя. Молодая женщина вытягивается в кресле, массирует виски, переносицу, активные точки на крыльях носа, подбородке. Массаж приносит облегчение, теперь можно выпить воды и глотнуть пару пилюль комплексного витаминного препарата. Открыв глаза, Евгения изумленно смотрит на разбросанные перед ней бумаги, берет ручку, подносит к глазам и, негромко выругавшись, швыряет в угол. Короткая незатейливая тирада научного сотрудника способна вогнать в краску видавшего виды боцмана или заслуженного старшину, но коллеги не обращают на брань никакого внимания.
– Еще один такой сеанс, и я сойду с ума, – заявляет Сергей Павлович.
Ответом ему служит грустный смех сотрудников. Нарушения психики у ментатов встречаются не чаще, чем комары на Северном полюсе. Сумасшествие – это защитная реакция, популярная у простых смертных. Предохранитель, который срабатывает при слишком жестком столкновении с реальностью и переводит человека в мир его фантазий. Ментату это недоступно, бегство от реальности невозможно, проклятые тренировки, специальное кондиционирование не позволяют прервать связь с этим миром, а наркотики и алкоголь ментаты не приемлют как медленное самоубийство.
Женя вымученно улыбается, точечный массаж и витамины принесли облегчение. Теперь можно еще немного поработать. Впятером они быстро наводят порядок в записях ментатов и стенограммах ассистентов. Определенно, пропавшие находятся в окрестностях города Радом, они живы и должны готовить планы побега. Совместно составляется отчет. Сегодня уже можно выдавать заказчику черновые наработки.
С точки зрения Евгении Петровой, полковник Васнецов сможет понять, что именно в расчетах ментатов надо четко принимать к исполнению, а что – после проверки и перепроверки. Человек он умный, должность и звание заработал руками и головой, а не связями и языком.
– Пойдемте обедать, – предлагает Сергей Павлович.
– А столовая сегодня работает?
– Я просил дать дежурную смену, – на полном серьезе заявляет завлаб. – Форель в кляре не обещаю, но котлетами разживемся.
– Пойдемте есть котлеты! – Александр вскочил, всем своим видом демонстрируя готовность перерыть холодильники хранителей Большой Поварешки и спасти коллег от голодной смерти.
– Надо бы заказать обычную яичницу, – с придыханием произносит Лидочка. – Знаете, скворчащую такую, на гусином сале, с маленькими кусочками ветчины и лимончиком.
– Ни слова о еде, – морщится Лена. – Сок, пару яблок и…
Что именно еще хотела Лена, никто так и не узнал. В дверь постучали, и в лабораторию вошли профессор и легкий на помине полковник Васнецов.
– Однако! – притворно удивилась Женя Петрова.
В действительности старший сотрудник с девяностопроцентной вероятностью была уверена, что полковник приедет в институт. Косвенные, неуловимые простыми смертными намеки способны много сказать человеку, для которого внимание к мелочам давно превратилось в привычку.
– Прошу извинить меня за бесцеремонное вторжение. Понимаете, до смерти любопытно, что у вас получилось.
– Да, проходите, товарищи, – вяло махнул рукой Сергей Павлович.
– Результаты есть, вице-адмирал и трое его спутников живы, – сказала Женя. – Точных данных о местоположении и составе удерживающего пленных отряда дать не можем.
– А примерные можете?
– Держите, – Женя протянула полковнику листок бумаги.
Васнецов рысью метнулся к столу, выхватил лист и впился в него глазами. Читал разведчик быстро. Глядя на его спокойное сосредоточенное лицо и резко контрастирующие с ним живые, пробегающие по строчкам глаза, Женя поняла, что полковник сейчас вежливо поблагодарит специалистов, согласится разделить с ними обед, во время трапезы в институтской столовой будет внешне непринужденно балагурить.
Сильный человек, железные нервы. Есть в нем что-то от большого дикого кота, благодушная улыбка, пушистая шерстка, добродушное мурлыканье, некоторая демонстративная лень, вальяжность, а под ними скрываются острые когти, крепкие зубы, готовность в любой момент отпустить сжатую внутри пружину и прыгнуть на жертву сверкающим стальными лезвиями комком мускулов. Кот. Прирожденный охотник. Убийца.
Васнецов постарается не показать нестерпимый, раздражающий его зуд, и, только вежливо попрощавшись с сотрудниками, выразив восхищение… Да, он обязательно выдаст пару комплиментов, поблагодарит за работу. А потом метнется к ближайшему телефону звонить в Ленинград или Плимут, докладывать начальству, отдавать распоряжения своим людям, сам свяжется с советской военной миссией в Берлине. Такой он человек. Изучая материалы на своего отца, Евгения Викторовна встречалась и с документами, составленными начальником корнуоллского отделения ГРУ полковником Васнецовым С. В., читала она и досье на самого Васнецова.
– Сергей Владиславович, время позднее, вы, наверное, с утра ничего не ели. Составите нам компанию за обедом? – говорила Женя мягким, проникновенным, насквозь женственным голосом, таким, от которого мужчины теряют голову и пускаются во все тяжкие. – А пока дайте нам полчаса привести себя в порядок, и встречаемся в столовой, – проворковала девушка, бросая на Васнецова чуть усталый задумчивый взгляд из-под полуопущенных ресниц.
– Отчет не забудьте, – недовольно бросил завлаб.
– Спасибо вам огромное, – обернулся Васнецов, прежде чем вылететь из лаборатории.
– Ну ты даешь! – восхищенно протянула Лида.
Леночка только смущенно опустила глаза, ее пунцовые щечки яснее ясного выдавали все ее мысли. Васнецов девушке понравился, и неожиданная эскапада Евгении Викторовны сбила ассистентку с толку.
– Товарищи, не будем обсуждать человека, ему нужно было срочно позвонить, вот и убежал, хлопнув дверью.
Женя провела по фигуре Леночки оценивающим, раздевающим взглядом сверху вниз, так что девушка вспыхнула и метнула ответный негодующий взгляд. Дуэль глаз продолжалась пару секунд, потом Женя коротко улыбнулась, опустила глаза, как бы извиняясь. В свою очередь до Лены дошло все, что хотела сказать старшая подруга.
– Да он не в моем вкусе, – пробормотала ассистентка.
– Вот так-то лучше, – кивнула Лидия Сергеевна, она-то прекрасно поняла смысл игры коллеги.
Женщина-ментатор – такое непостижимое существо, что читает мужчину как раскрытую книгу. Евгения Викторовна вовремя уловила бросаемые Леной взгляды, почувствовала выброс гормонов в атмосферу и, просчитав ситуацию, ловко сбила Васнецову всю игру. Полковник, конечно, мужчина интересный, женщины в него влюбляются, и он прекрасно этим пользуется. Таким образом, по мнению Жени, пара фраз и многозначительных взглядов избавили Лену от нервного расстройства и слез в подушку после расставания с бравым полковником.
– Садистка ты, – пробурчал Сергей Павлович.
Будучи мужчиной, он слишком поздно просчитал ситуацию. Есть вещи, в которых женщины, особенно умные, дают представителям сильного пола сто очков форы. Дело во врожденных особенностях, в воспитании и в личных целях в старом, как мир, бесконечном и вечном противоборстве двух полов. Противоборстве, которое дает жизнь и стимул для развития в полном соответствии с идеями диалектического материализма.
В столовой Женя продолжила играть с полковником, бедный вояка и не понял, что оказался в роли мышки в кошачьих лапах. Сергей Владиславович механически жевал, поддерживал разговор на автопилоте, вставляя в нужный момент дежурные фразы и эмоциональные возгласы. Все внимание разведчика было приковано к симпатичной, чертовски обворожительной, восхитительной, прелестной, чуточку сумасшедшей, необычайно умной и дьявольски привлекательной женщине.
Леночка была напрочь забыта, Васнецов не уделил ей даже мимолетного взгляда и пары ничего не значащих фраз из дежурного репертуара. Из головы полковника вылетел даже тот факт, что он с вожделением смотрит и прямо сейчас готов наброситься на родную дочь своего старого друга.
– Подайте солонку, – деловой тон Евгении Викторовны и холодный взгляд подействовали на Васнецова, как лопата снега за шиворот.
– Пожалуйста.
Полковник поставил перед девушкой солонку, выпрямился, пробежал взглядом по лицам научных сотрудников. По лицу Сергея Владиславовича прошла волна, стирая слащавый взгляд масленых глазок. Доля секунды, и облизывающийся на сметану, готовый заорать от перевозбуждения мартовский кот исчез, напротив ученых сидел спокойный, чуть ироничный военный разведчик.
– Спасибо, – Васнецов махнул ресницами в ответ на вежливую извиняющуюся улыбку Евгении.
Женя, в свою очередь, пожала плечами и скосила глаза в сторону Лены. Да, полковник человек умный и сообразительный, короткий обмен взглядами дал больше, чем долгий разговор с переливанием из пустого в порожнее. Женя поняла, что Сергей Владиславович извиняется за свое поведение и с честью принимает полученный урок. Мозги у него есть, выдержка тоже, порядочность и честь офицера наличествуют в должной мере, то есть – настоящее рыцарское отношение к даме. Рыцарское в том качестве, как было принято у настоящих дворян, а не героев любовных романов позднего Средневековья.
– О чем замолчали? – завлаб вежливо вернул товарищей к некстати оборвавшемуся разговору.
А обсуждали они последние новости с мировой арены. Евгении Викторовне и Сергею Павловичу было интересно слушать рассуждения кадрового разведчика, его короткие, емкие и точные определения известных политиков и непомерных амбиций некоторых европейских государств.
Речь у них шла об Италии. Товарищ Васнецов живописно, в полном соответствии со своей фамилией, рисовал фееричную картину планов итальянского правительства на постройку десяти больших многоцелевых авианосцев, шести линейных крейсеров с ракетным вооружением и четырех десятков эсминцев и эскортных крейсеров. Особый восторг вызывали точные, как бы между делом, но очень меткие замечания Васнецова по поводу реального положения дел с экономикой, возможностями верфей, язвительные характеристики итальянских моряков и соответствующие выводы, чем все это кончится.
– Ставлю на Качиони, – саркастически усмехнулась Лидия Сергеевна. – Вызовет ажиотаж, взрыв патриотических чувств, победит на выборах, а затем спокойно похоронит программу.
– Я не буду с вами спорить! – расхохотался гость. – Это очевидно для всех умных людей.
– Выходит, итальянцы не умные люди? – подпустила шпильку Леночка.
– Качиони очень умный человек, в молодости успешно пользовался знакомством с Муссолини. Качиони итальянец. Значит, итальянцы умные люди.
– Подсказать, где логическая ошибка? – предложила Евгения Викторовна.
– И не одна, – согласился Васнецов. – Народ хочет жить в сильной, богатой державе. И если не в богатой, так обязательно в сильной, чтоб танковые армии на границе с потенциальным агрессором, ракеты на парадах, авианосцы в море. Умные политики на этом людей и ловят, обещают если не накормить, так дать повод для гордости.
После обеда, провожая Женю до дома, полковник Васнецов еще раз поблагодарил ее за прекрасную работу.
– Я уже позвонил в Большой Комитет и своему начальству. Наши уже сегодня передадут немцам настойчивую просьбу прошерстить как следует Радомский район.
– Спасибо, Сергей Владиславович, я так рада, что у отца есть такие друзья.
– И вам еще раз спасибо, Евгения Викторовна, – улыбнулся в ответ Васнецов, тем самым давая понять, что он хорошо усвоил сегодняшний урок. – Жаль, что вы не моя коллега. Золотые головы у нас ценятся. Разведка это не знаменитый Джеймс Бонд из романов товарища Иенса Флеминга, а работа головой в первую и последнюю очередь.
– Головой гвозди забивать? Как Бонд? – рассмеялась Женя, нацепив одну из самых глупых своих улыбок.
– Совершенно верно, товарищ Петрова.
Глава 17
В антипартизанский рейд ходил первый взвод обер-лейтенанта Дикфельда. Примчавшийся на пост гауптман лично обо всем расспросил крестьян, и только затем разрешил взводу выступать. Раненых отправили в Кюхендорф, троих ополченцев в качестве проводников забрали с собой парни Карла Дикфельда, а оставшихся четверых мужчин определили Хорсту Тохольте в усиление.
В действительности гауптман Шеренберг просто опасался, что осмелевшие после встречи с солдатами гражданские рванут в лес, прямиком к партизанской базе. Предсказать последствия такой эскапады мог даже не хватавший звезд с неба Клаус Зидер. В лучшем случае бауэры пошатаются по лесу, постреляют по деревьям и вернутся по домам разглагольствовать о своих подвигах. Это в лучшем случае. Это если сильно повезет. А скорее, ополченцы опять напорются на повстанцев, завалят войсковую операцию, отвлекут солдат суматошной стрельбой и погибнут по собственной дури, глупо и без пользы.
Война войной, а обед по расписанию. Усадив ополченцев за стол, ребята между делом учинили им форменный перекрестный допрос. Чувствуя неподдельный интерес к своим горестям, гражданские слово за слово разговорились и проговорились. Ненароком выяснилось, что в конфликте не только поляки были виновны.
Началось все с того, что соседи не поделили заливные луга. Раньше жили мирно, а вот в этом году одному из немцев показалось, что поляки скосили кусок его делянки. Дальше больше, пара мелких ссор на бензозаправке, две недели назад немцы перевернули трактор польского хуторянина. Было там еще что-то нехорошее. А как итог появившийся в окрестностях партизанский отряд отплатил польским крестьянам за гостеприимство, примерно наказав обидчиков.
Смертоубийства, к слову сказать, не было. Спалили несколько сараев, а угнанные машины через пару дней вернули да еще оставили в кабинах немного денег. Так сказать, расплатились за неудобства.
– Вот так и бывает, дураки друг другу волосы рвут, а нам разнимать, – тихонько пробурчал гауптман Шеренберг. Слышали его только сидевшие рядом солдаты.
Проблему поиска и уничтожения боевой группы Армии Крайовой это не снимало, но как-то нехорошо получалось. Район-то считался спокойным, повстанцы здесь не шалили. Конфликты между поляками и немцами случались редко и чаще всего оканчивались примирением.
После обеда гауптман укатил в Кюхендорф на своей «пуме». Хороший, надежный бронетранспортер. Шесть колес, мощный мотор, надежная рация и спарка двадцатимиллиметровых автоматов в башне. Командирская машина. Ну настоящая командирская машина.
Только командир отъехал, как к посту подкатил «ганомаг». Высунувшийся из люка Курт Вахтель радостно замахал руками, оскалившись при этом на все тридцать два зуба. Нашелся, блудный мехвод! Догнал свое родное отделение. При виде сверкающего свежей краской бронетранспортера сердце Киршбаума бешено заколотилось. Больше всего ефрейтора радовали прожектора и рация «ганомага».
Подлетевший к машине Хорст Тохольте буквально вытащил Курта за шкирку из люка и чуть было не удушил в объятиях.
– Прикатил! Гад ты этакий!
– Придется копать окоп, – грустный голос Отто Форста вернул Киршбаума на грешную землю.
«Ганомаг» машина большая, рыть для него укрытие это сущее наказание.
– Зато после увольнения из армии нас с радостью возьмут на любую стройку, – утешил солдата ефрейтор. – В качестве землекопов.
– А если из бревен?
– Хорст не разрешит, – Киршбаум помнил страсть унтер-фельдфебеля к окопам в полный профиль.
Друг он хороший, но как командир отделения зверь еще тот. Рудольфу с большим трудом удалось уговорить Хорста не рыть окоп для «Веспе», а ограничиться двумя стенками из толстых бревен. С броневиком такой трюк не пройдет, Киршбаум низом спины чувствовал.
Поздно вечером мимо поста пропылили бронетранспортеры 1-го взвода. Остановивший «ганомаг» у обочины унтер-фельдфебель Баур вкратце рассказал Хорсту Тохольте, куда их сегодня носило. Партизанский лагерь они нашли. Уже пустой, брошенный. Самих повстанцев не поймали, только напоролись на засаду. Потерь нет. Ни одной царапины, если не считать ссадин. У повстанцев тоже все целы. Трупов и крови на позициях не было.
Набегавшись по лесу, солдаты сожгли хутор какого-то недочеловека, укрывавшего партизан. Все культурно, без чрезмерной жестокости. Пособнику бандитов разрешили забрать все ценное, погрузить на грузовичок семью и проваливать ко всем чертям. Только потом выпустили из сараев коров, свиней, птицу и запалили дом.
– Вот так мы и настраиваем против себя поляков, – процедил сквозь зубы Хорст, глядя вслед пылящему по дороге «ганомагу».
– Будут мстить? – поинтересовался Рудольф.
– Будут. Считай, за сегодняшний день у повстанцев прибавилось человек десять солдат. И это без учета сочувствующих.
Предсказание Хорста Тохольте сбылось в эту же ночь. После захода солнца повстанцы нанесли удар по многострадальной, послужившей детонатором конфликта деревне Скирфельд. Действовали поляки крайне жестко и дерзко. Налетели, обстреляли деревню, закидали бутылками с зажигательной смесью десяток домов и растворились в ночи. Суматошный огонь ополченцев был им не помехой.
Примчавшийся в деревню на утренней заре с двумя взводами на броне злой, как русский медведь, гауптман Шеренберг немедленно приступил к прочесыванию окрестностей. Людей у него было много, гребень поставили частый. Местные крестьяне горели жаждой мести и рвались в бой. Пораскинув мозгами, ротный разослал по окрестностям летучие отряды на бронетранспортерах, разом перекрыл все перекрестки и мосты.
Ополченцев отправили прочесывать подозрительные леса. Два отделения солдат объехали ближайшие польские поселения. Бойцам строго-настрого запретили обижать местных, только разведка, и не более того. Разумеется, приказ был понят не так как надо. Без трупов не обошлось.
Ближе к полудню один из дозоров засек подозрительную автоколонну. Это были повстанцы. Завязался бой. Тяжелый пулемет «ганомага» прошил насквозь вражеские грузовики, заставил поляков залечь в кювете. Минут через десять на помощь к немцам подтянулся второй патруль. А затем примчался целый взвод.
Броня и пулеметы аргументированно показали превосходство строевой кадровой пехоты над повстанцами. Большая часть боевой группы полегла на месте. Если кто и ушел, так погоды он не сделает. Ядро банды уничтожено. Потерь у немцев не было, только двое легкораненых.
Ребята надеялись, что с разгромом банды их работа под Радомом завершена. Не тут-то было. Рыпнувшегося было намекнуть начальству на желательность возвращения в расположение батальона Хорста Шеренберга моментально осадили и поставили на место. Роте приказано удерживать район и наводить порядок до идеального состояния, чтоб о повстанцах и слуху не было. Майор фон Альтрок дважды повторил: «До последнего бандита!».
Новость привела солдат в уныние. Унтер-фельдфебель Тохольте попытался было поднять бойцам настроение с помощью строевой подготовки, зачетов по стрельбе и внеурочных работ по хозяйству. Получилось плохо. Люди роптали. Старший солдат Форст не вовремя вспомнил, что отделение давненько не было в бане.
Позаимствованная у русских гигиеническая процедура давно стала одним из любимых солдатских развлечений. А офицеры даже ввели моду париться с девочками. Говорят, рискованное развлечение – удовольствие непередаваемое, но опасно для сердца. Одним из достоинств жизни в генерал-губернаторстве считались бани. И не только у поляков, но и у немцев, особенно в крестьянской среде.
– Командир, когда нам разрешат помыться и попариться? – поддержал товарища Вальтер Горбрандт.
– Мыться хотите? Ежедневно? – нехорошо ухмыльнулся Тохольте. – Значит, утром приступаем, начинаем рыть колодец.
– Хорст, ты командир, но будь осторожнее, – вмешался ефрейтор Киршбаум. – Какой еще колодец? Баню ставить тоже мы будем? А если через два дня нас снимут с поста? Если отправят в батальонный лагерь? Для кого работаем?
– Для людей, – веско заявил Тохольте, демонстрируя крепкий кулак с натертыми костяшками. Унтер-фельдфебель был не самым худшим бойцом-рукопашником в батальоне.
– Или для поляков? – ехидно поинтересовался Миде.
– Нас так и будут держать на этом лесном прыще, но командиры будут каждый день обещать перевести нас в город. Еще неделя, и мы все одичаем хуже папуасов. Будем по лесу с топорами бегать, в пальмовых юбочках, – в голосе Форста явно проскальзывали истеричные нотки.
– Солдат, нюх потерял? – тихим, ласковым голосом поинтересовался Тохольте.
– Старший солдат Форст, заткни пасть, трусы видно, – Киршбаум отступил на шаг в сторону, демонстративно наматывая на руку ремень. Поправить отделенного командира это одно, а открыто ставить под сомнение его авторитет – совсем другая статья.
Подействовало, бунт задавили в зародыше. В тот же вечер унтер-фельдфебель связался по рации с командиром взвода и выпросил своим людям вечер отдыха для банно-прачечных процедур. К удивлению Тохольте, намек был понят как надо, уже через час на пост прикатил бронетранспортер с отделением фельдфебеля Древса. Предыдущему составу соответственно было предписано возвращаться в Кюхендорф на отдых.
Отдых, отдых и еще раз отдых! Ефрейтору Киршбауму за последние дни изрядно надоела жизнь в палатке на опушке леса, с удобствами в виде воняющей хлоркой и дерьмом ямы. Вода из канистры, невозможность нормально помыться ему тоже надоели. На обратном пути ребята всю дорогу орали «Варяг», «Идет солдат по городу» и «Марш панцергренадеров».
К всеобщему удовольствию, пошел дождь. Вовремя вырвались. Выгружаясь из бронетранспортера, люди уже предвкушали натопленную баньку, распаренные березовые веники с дубовыми и пихтовыми веточками, свежесваренное пиво после парной. Предчувствия не обманули. Гауптман Шеренберг и лейтенант Тислер вполуха выслушали рапорт унтер-фельдфебеля и в один голос разрешили отделению отдыхать до утреннего построения.
Дальше все шло по накатанной. Гауптфельдфебель Вебер не зря дослужился до высшего унтер-офицерского звания, хозяйственные дела вел лучше любого дипломированного штатского интенданта. Жили солдаты в пустовавшей по случаю каникул деревенской школе. С кроватями и постельным бельем помогли местные жители. Эмилю Веберу хватило одного дня, чтоб превратить здание в нормальную, приличную казарму. Даже столовую оборудовали и кухню для поваров.
Этой ночью Рудольф Киршбаум впервые за много дней выспался на настоящей кровати, на чистых простынях, и разбудил его не холодок по пояснице, а дневальный. Солдатская служба не так тяжела, как расписывают зеленым юнцам убеленные шрамами ветераны. Жизнь на казенном довольствии имеет свои достоинства. Никогда не останешься голодным, к примеру. Денежное довольствие приличное, и профессия пользуется уважением.
После завтрака гауптман Шеренберг построил на плацу перед школой оба остававшихся в деревне взвода и объявил, что с этого дня они превращаются в поисково-спасательную группу. Ротный напомнил о поисках русского адмирала. Люди до сих пор не найдены, находятся в плену у бандитов. Сегодня ночью пришел приказ от оберста Бадински, предписывающий батальону и пятой роте в первую очередь приложить усилия к спасению русских.
Не все так плохо, как кажется. Русская разведка работает, гестапо работает, полицейские осведомители работают, все ищут потерявшегося адмирала. Группе остается только проводить рейды, там, где скажут, и, отстреливая повстанцев, постараться не зацепить пленных.
Шеренберг специально напомнил людям о воинском долге, о присяге, о взятом на себя праве быть судьей и спасителем. Все на благо нации, все на благо Германии. Спасение потерпевших катастрофу на территории рейха людей тоже является долгом солдат вермахта. Ибо кто, если не они? Кто защитит гражданина или союзника, если не немецкий солдат?
Ротному положено поднимать моральный дух людей, это входит в обязанности командира. Стоя с каменным выражением лица в рядах своего взвода, ефрейтор Киршбаум думал, что зря Хорст вчера напросился на смену с поста. Уж лучше было бы построить баню и выкопать колодец, чем носиться по окрестным лесам как в задницу укушенные. Для десятка крепких парней работа на один день, и дождь при наличии палаток не беда.
Нет, зря вчера спровоцировали Хорста на разговор со взводным. Напросились на баню. Сами виноваты. Поближе к кухне, подальше от начальства – первая и самая святая солдатская заповедь. Служба на посту куда лучше и полезнее для здоровья, чем беготня по лесам со штурмгевером наперевес. Ни один русский адмирал не стоит жизни защитника рейха.
Объясняя людям задачу, ротный сказал далеко не все, что знал, и умолчал о том, что думал. Гюнтер Бадински сообщил гауптману, что русская разведка настойчиво требует перевернуть кверху дном район Радома. По их данным, всех четверых пленных держат на одном из лесных хуторов или в хорошо замаскированном, неизвестном егерям лагере Армии Крайовой. Источник информации русские не разглашают. Если бы командир полка знал, то сам бы все рассказал своим офицерам, но информацию ему спустили сверху, напрямую из Берлина, строго дозированно и сугубо по делу.
Выслушав оберста и пообещав сделать со своей стороны все, что можно, Хорст Шеренберг решил, что русские коллеги ориентируются в генерал-губернаторстве куда лучше, чем печально знаменитые гестапо, полиция, фельджандармерия и антипартизанские егерские зондеркоманды. Почему?
Гауптман Шеренберг не первый день в армии, и с мерзостями родного национал-социалистического правительства знаком, в молодости чуть было не попался гестаповцам за связь с молодежным социалистическим движением. Привычка к вольнодумству и здоровый цинизм у него остались именно после знакомства с интересными особенностями немецкой оппозиции. Да еще благодаря интересу гестапо пришлось срочно бросать политех, вербоваться в армию, а затем идти в военное училище.
Подчиненным это знать не нужно, но оппозиция в Германии еще хуже официальной партийной баронщины, в НСДАП хоть не так подло подставляют, как у «борцов против авторитаризма и фашизма». И партийные подставы не приводят человека на скамью подсудимых, когда нужно выдать очередную партию «мучеников за дело справедливости».
Сейчас Хорст Шеренберг со свойственным ему практичным отношением к жизни планировал сделать финт ушами, отличиться в деле с политической окраской. Спасение высокопоставленного союзника это хороший толчок для военной карьеры. Попутное уничтожение нескольких банд повстанцев тоже будет характеризовать офицера с положительной стороны. Для беспартийного это шанс дослужиться до оберста как минимум.
Операция началась. Ротный еще раз прошелся с офицерами по карте, прикинул, как лучше действовать. Усиление гауптману Шеренбергу не дадут, это точно. Могут только его роту дать для усиления егерской команде, а это совсем другой расклад, вся слава достанется командиру егерей, а не пехотному офицеру. Перекрыть весь район одной ротой нереально, даже в книгах герра Курта Воннегута так не бывает. Остается работать точечными ударами, допрашивать местных, и пытаться застать повстанцев врасплох. Дело сложное, но при должном подходе у умного офицера все может получиться. А себя Шеренберг дураком не считал.
Плохо, когда командиру в голову бьет моча, плохо для солдата. Эту нехитрую мудрость ефрейтор Киршбаум ощутил на собственной заднице. Именно этой части солдатского тела пришлось пять часов подряд прыгать на жестком сиденье «ганомага». Утреннее построение плавно перешло в рейд по селам за Радомфлюс. Может быть, командование действовало в соответствии с планом, но для ефрейтора это все было бесцельным катанием по раскисшим после дождя дорогам. Грунтовки. Человеческий асфальт в генерал-губернаторстве бывает редко.
Очередная остановка. Командирская «пума» лихо тормозит у деревеньки в пять дворов. Два бронетранспортера проносятся по улице и высаживают десант. Напуганные шумом жители быстро разбегаются по дворам, прячутся и сидят тихо как мыши. Солдаты оцепляют селение, и начинается проверка. Надоевшая всем за этот день банальная процедура.
– Стоять! Кто живет в этом доме? – ефрейтору Киршбауму приходится с силой выдавливать из себя идиотские фразы. Надоело. Как будто нельзя просто спросить человеческим языком, без дубовых фраз?!
– Посторонние есть?
– Никак нет, пан солдат, – пожилой, седовласый, с изрезанным глубокими извилистыми морщинами лицом поляк стоит посреди комнаты. Из-за его спины выглядывают две напуганные клуши неопределенного возраста и с полдюжины разновозрастных детишек.
– Форст, проверь погреб. Миде, ты на чердак, – бросает ефрейтор.
Тут до него доходит одна странность. Киршбаум проходит мимо старика, пробегает взглядом по большой фотографии на стене. Так и есть: хозяин дома, жена, внуки и двое сыновей с женами. Молодые крепкие ребята с открытыми честными лицами и белозубыми улыбками. Оба на две головы выше отца и раза в два шире в плечах.
– Хорошее у тебя хозяйство, – замечает Киршбаум.
– Да, пан солдат, – поляк говорит по-немецки, но опять назвал ефрейтора паном. – Хозяйство есть, Дева Мария дает, вот и живем, от земли кормимся.
– Много земли?
– Много не бывает, бывает мало рук, – смеется поляк и с хитрым прищуром глядит на Рудольфа. – Дети работают. Бог дает.
– А где дети сейчас?
– Влад в город поехал, а Сташек в поле морковку и свеклу смотрит.
– С женами уехали?
– Обе молодухи с Владом. Нет, это Маженка в город поехала, а Влад и Лиза с ней.
– В город поехали, – неопределенно тянет Рудольф. Подозрительно это дело.
– Лекаря у нас нет, только в городе, вот и повезли в больницу рожать. Спокон веков такого не было. Всегда дома или в бане рожали, – рассуждает крестьянин. – Нет, совсем Польша сгинула, нет порядка, даже немцы порядок не могут навести. Когда это видано было, чтоб молодуха на сносях сама к врачу ездила? А если растрясет дорогой? Дороги-то у нас, служивый, сам знаешь какие.
– На чердаке чисто, в задних комнатах чисто, – появившийся в дверях Миде прерывает словоизлияния поляка.