Есть время жить Негатин Игорь
Прохожу по коридору, в конце которого находится небольшая комната. Вижу Айвара, который, склонившись над лежащим на полу бойцом, что-то бормочет в гарнитуру рации. Черт, моя гарнитура слетела и теперь болтается на груди. Ловлю наушник, успевая поймать только конец фразы…
Взгляд на часы — с начала штурма прошло двадцать минут. Мне казалось, что мы тут минут пять возимся, не больше. Переступаю через труп с развороченным выстрелом лицом и подхожу к Айвару.
— Жив?
— Убит. — Он кивает на бойца. — Пулю поймал, мля. В самом конце, ведь почти дошли.
— Проверяем.
Следом за нами влетает Линас и осматривает комнату.
— Там два стреноженных, внизу чисто. Сашка наглухо. Еще два наших на улице. Всего минус три.
— Четыре. — Я киваю на лежащего на полу бойца.
— Проверяем этажи. Нижним быть готовыми, вояки до нас добраться могут. Док, — бросаю в эфир, — связь с Каролисом, быстро! Айвар, потроши в темпе пленных, времени мало!
Мы с Линасом уходим на проверку комнат. Их здесь немного, как мы поняли: караульное помещение, небольшая казарма на десять коек и отсек тюремных камер, вытянувшийся почти по всей длине здания, во втором коридоре. Большинство из них пустые, в нескольких — штабеля ящиков, поставленные на европоддоны.
— Нам повезло, — бросает Линас, когда мы заканчиваем проверку, — если бы они ушли во второй коридор, до сих пор бы воевали.
Киваю в ответ. Оживает рация, это Док.
— Робби, это Док, наши парни на подходе. Пять минут.
— Пусть забирают вас, наши вещи и пулей сюда, встретим.
Линас уходит к дверям, встречать, а я прохожу по пустому тюремному коридору. Неужели это то, что мы так искали? Даже руки не поднимаются, чтобы вскрыть хоть один ящик. Сил нет. Пусть Док проверяет, это его забота. Оглядываюсь и ухожу наверх, опять поскользнувшись на ступеньках в луже Сашкиной крови.
Айвар уже растащил пленных по разным помещениям и теперь допрашивает. Захваченные в плен, наверное, уже все рассказали — потрошит он их серьезно, без церемоний и оглядок на Гаагскую конвенцию. Они не перестают говорить даже тогда, когда Айвар, закончив спрашивать одного, переходит в другое помещение, чтобы заняться другим. Захожу в комнату, откуда на меня выскочил один из них. Наверное, это был его кабинет. А до него здесь сидел какой-нибудь вертухай в погонах, под эгидой международной борьбы с терроризмом. Удобный диван, кресло, плазменный телевизор на стене и мини-бар. Большой письменный стол с какими-то безделушками и стопкой папок, книжный шкаф. Рядом со столом, в углу, примостился небольшой сейф. За перегородкой, которая делит комнату на две части, вижу смятую кровать и куртку, брошенную на пол. Еще одна дверь — душевая. Чисто. Возвращаюсь к Айвару.
— Тебе помощь нужна?
— Уже нет, — хмуро бросает он и кивает на одного пленного: — Этого можно еще подержать, а второй мне не нужен, это простой охранник.
— Хорошо, — киваю и подхожу к лежащему на полу человеку. Это тот, которого взял Айвар, у него разбито лицо и скованы руки за спиной. В глазах животный страх, потемневшие спереди брюки, резкий запах мочи и пота. Короткая очередь, и он застывает на полу.
— Еще что-нибудь?
— Нет, я еще с этим поговорю.
— Там ребята с брандеров вернулись.
— Узнай, как там дела, когда военных ждать?
— Лады. — Я киваю и ухожу вниз.
Внизу уже собрались люди. Среди них хмурый Каролис, рядом с ним Аста, со счастливым и одновременно потерянным выражением лица. Док, Линас, несколько парней, которые собирают оружие и складывают его у входа.
— Что с военными?
— Сделали, — кивает Каролис. — Приедут, конечно, но не скоро. У них же нет тяжелой техники, а джипом КамАз на спущенных колесах так просто с места не сдвинешь. Думаю, часа два провозятся, а то и больше — их же еще потушить надо. Я там, в соседнем здании, двух парней оставил и пулемет — на всякий случай.
— Потери есть?
— Трое, — темнеет лицом Каролис. — Когда уходили — снайпера, с крыши.
— Понятно. Где моя винтовка? — это уже Лешке.
— Собрал, лежит в машине, на заднем сиденье.
— Спасибо, — говорю я и поворачиваюсь к Линасу: — Вызывай грузовики, пора грузиться.
— Уже вызвал. Ты как, нормально? — Он пристально смотрит на меня.
— Более чем…
— Опять контузию поймал?
— Не знаю, может. Да, и еще — если успеем убраться, оставь неподалеку своих парней. Хочу знать, во сколько прибудут военные. И попроси кого-нибудь из своих спецов, пусть они помещение осмотрят. Вдруг тайник найдется. Особенно кабинет директора интересует.
Линас кивает и, отобрав часть людей, уходит в сторону камер. Вместе с ним идут Док и Аста. Молодец девушка — никому не доверяй, особенно сейчас. Я опускаюсь на кафельный пол и приваливаюсь спиной к стене. Провожу рукой по лицу, размазывая по щеке подсохшую кровь. Сейчас подойдут машины, и начнем грузить. Надеюсь, в ящиках найдется то, ради чего мы сюда пришли…
Часам к одиннадцати приехал Эдгар — хмурый, как туча, таким его никогда не видел. Вместе с ним вернулись Аста и Каролис, которые после штурма остались у Дока, в Рамучяй, где весь остаток ночи изучали найденные документы и вещи. Я устроился на веранде. Голова раскалывалась, а таблетки уже мало помогали, не могу же их горстями жрать? Даже спал, не раздеваясь, только броник снял и жилет сбросил, на остальное сил не хватило. Теперь, морщась от боли, цежу сквозь зубы чай и жду новостей. А может, и нет… Апатия — вот точное определение моего состояния. Апатия и головная боль, ничего лишнего, как говорилось в одной старой рекламе. Старой… Прошло меньше полугода с той поры, когда мы сидели в офисе и ломали голову над этим рекламным слоганом, а кажется — вся жизнь. «Ничего лишнего»…
Айвар накачался снотворным и, наверное, еще спит. Вернулись мы поздно ночью, привезя в кузове машины три трупа. Их уже забрали семьи; утром, сквозь обрывки сна, я слышал женские крики и голос Альгиса, который что-то говорил женам погибших. На веранду зашел Эдгар, кивнул и уселся в кресло, стоящее напротив меня.
— Чаю хотите?
— Нет, спасибо. Со мной приехали Аста и Каролис. Им, наверное, сейчас надо выспаться, они всю ночь просидели над документами. — Он немного помолчал. — Вашу часть хабара привезут позже.
— Проверили уже?
— Да…
— Результат… отрицательный?
— Увы, да. — Эдгар поднял на меня взгляд и повторил: — Да. Даже в сейфе оказались никому не нужные документы. Не скрою, документы интересные, но для нас, увы, совершенно бесполезные. Если над этими бумагами вдумчиво посидеть, то можно отыскать след, откуда все пришло к нам, в Литву. Но кто этим будет заниматься и, главное, зачем это нужно?
— Значит, вакцины не существует, — подвожу неутешительный итог, сам поражаясь, как спокойно выслушиваю эту новость — будто заранее чувствовал, что пустышку тянем.
— Должна существовать. — Эдгар пожимает плечами. — Но не в Литве. Ее надо искать там, где разрабатывался этот вирус. Вы знаете, я рискну выдвинуть предположение, что про вакцину мы вообще никогда не узнаем, даже если она и существует. Просто сейчас расстояние в тысячу километров — это уже много. Очень много. Связей между регионами нет и налаживаться они начнут не скоро. А мы вообще, можно сказать, окраина мира. Задворки Запада и Востока одновременно. Так что сами понимаете…
— Стараюсь, — пытаюсь улыбнуться я, — но все же обидно. Значит, все впустую?
— Да, — соглашается он, — обидно. И страшно. Вы знаете, какие предположения про вирус высказал Док?
— Знаю, Айвар рассказал. Возможна полная стерильность человечества.
— Это легко проверить.
— Вы что, — поднимаю на него глаза, — хотите ставить опыты на людях?
— Нет, не я, — Эдгар качает головой, — Аста…
— Что Аста?
— Она предложила. Хочет рожать.
— Сейчас? — Моя фраза кажется глупой, но он меня понимает.
— А что изменится завтра?
— Храбрая женщина…
— Да, я всегда говорил, что вам, Роберт, очень повезло с командой…
— Команды уже нет. Сашку и его людей не уберегли. Мы дружили с ним.
— Александр был хороший человек. Жизнь нас развела по разные стороны, но я искренне уважал его как человека. Он был правильный мент. Именно мент, а не легавый, если понимаете, о чем я. И умер хорошо, не успел испытать разочарования, которое сейчас у вас на лице. Он до конца верил, что мы найдем вакцину.
— У него и его бойцов остались семьи… — Голова раскалывается, словно в нее вбивают гвозди. Морщусь и заканчиваю фразу: — Эта цель более важная.
— Не пропадут, я помогу.
— Что в ящиках? — вяло интересуюсь я. Не потому, что мне интересно, — спрашиваю для того, чтобы не молчать.
— Продукты, лекарства, радиостанции и немного амуниции. Патроны, несколько ящиков гранат. Два хороших генератора и запас дизельного топлива. Мелочи по сравнению с тем, что мы надеялись там найти.
— Да, Эдгар, ради этих шмоток не стоило терять восемь человек. Даже немного странно, что этот объект так охраняли. Патрули приезжали, но при этом объект был очень слабо защищен.
— А против кого они собирались воевать, Роберт? — Он искренне удивляется. — Против зомби хватало проволочного забора. Мародеры, которые могли заинтересоваться внутренностями здания? Для этого хватало патрулей, причем вы сами убедились, что простых людей они убирали еще на подходах к объекту, а нежить служила неплохой дополнительной охраной. Не думаю, что они могли предположить такой вариант развития событий и целую операцию, направленную против них. Просто отсиживались в безопасности.
— Военные тоже оказались не на высоте, Эдгар. Ведь часть из них прошла Афганистан, Ирак и не понаслышке знают, что такое нападение на блокпосты. Как они так лопухнулись?
— А им-то чего бояться, Роберт? Что к ним жители полезут, на базу? Их там осталось два взвода, а город почти пуст. Танками должны были базу обложить? Боже мой, Робби, ведь вы сами не один год отслужили! Ну откуда в Литве танки? Бронетранспортеров и то несколько штук, в придворных частях, для парадов. Притом заметьте еще одну вещь, эта кучка военных не вся армия. Армия — это те парни, которых вы похоронили в Кармелаве. А эти, — Эдгар поморщился, — уроды, которые сговорились с несколькими продажными политиками, чтобы обеспечить проведение операции по распространению вируса и на этом заработать. Я уж не знаю, чего они ждали, но думаю, что их тоже обманули, использовали и выбросили, как испорченную вещь. Так что все просто и легко объяснимо…
— Да, кстати, военные были на объекте?
— Под утро, приезжали на трех машинах. Задержались внутри недолго, где-то через полчаса уехали. Даже двери не закрыли, так и оставили открытыми настежь.
— Как вы полагаете, Эдгар, они не попробуют отомстить?
— Кому? Нам? А за что? Да и кто в наши времена мстит за чужих, Роберт? Эта месть лишена всякого смысла. Пришли другие времена, так что можно жить спокойно — у военных сейчас и своих забот хватает, чтобы тратить лишние ресурсы, рыская по округе и выискивая виновных в смерти своих хозяев. Не знаю, что их связывало, полагаю — деньги, и немалые, но у нас не Япония и времена самураев ушли в прошлое. Они даже Каролиса и то не искали после того, как солдаты начали разбегаться.
— Почему же в начале устроили такую бойню? Положили Купрявичуса со всей командой. Во имя чего?
— Думаю, в самом начале у них была еще какая-то надежда на то, что заказчик их не бросит. Да и результатов таких они не ожидали. Не думаете ли вы, что военным рассказали про то, что произойдет на самом деле после того, как вирус сработает?
Когда военные увидели, во что вляпались, то просто побоялись, что им начнут мстить. Ведь даже в новом мире нужны союзники. А кто будет союзничать с этими ублюдками? Ладно, это все уже в прошлом. Еще один вопрос: как вы смотрите на то, чтобы я переселился к своему сыну?
— К Линасу?
— Да.
— Эдгар, вы это у меня спрашиваете? — Я удивленно пожал плечами.
— У кого же еще? Дело в том, что у меня тоже небольшие проблемы. Часть людей после неудачного штурма изъявила желание уйти. Они слишком надеялись на мифический хабар. А у меня, поверьте, нет ни малейшего желания их останавливать. Всю свою жизнь я кого-то удерживал, запугивал, ломал. Покупал, наконец. А сейчас, в конце жизни, пришло понимание, что сломал на самом деле себя. Лишил нормальной жизни, радости ежедневного общения с близкими мне людьми. Я мало общался со своим сыном, о чем сейчас очень жалею. Не знаю, сколько мне осталось, но остаток жизни хотелось бы прожить поближе к нему. Со мной остаются пятеро моих самых близких людей с семьями, поэтому…
— Да, понимаю. Но мы с Айваром скоро уезжаем.
— Конечно, семья превыше всего. Мы постараемся обеспечить безопасность ваших людей. Когда вы уезжаете?
— Послезавтра. Надо похоронить ребят, собрать вещи и решить несколько вопросов с людьми, которые остаются.
Он кивает и поднимается из кресла:
— До встречи.
Через полчаса на веранду выползает заспанный Айвар. Смотрит на кресло, потом машет рукой и садится на пол, приваливаясь к стене.
— Эдгар приезжал. Только что.
— Я знаю. — Он непривычно серьезен. — Слышал, о чем вы говорили.
— Мысли какие-нибудь есть?
— Робби, какие тут мысли, сам подумай. Если честно, я тоже не очень-то надеялся на эту вакцину. Мечтать, как говорится, не вредно. Ситуация была похожа на лотерею — когда билет проверяешь, вроде и не веришь, но все равно надеешься.
— Да, похоже… Что этот мужик рассказал, которому ты там что-то резал, под занавес?
— Резал? — Айвар посмотрел на свои руки, словно увидел их в первый раз. — Ну да, уши ему отрезал, не выдержал. Эта падаль участвовала в заражении, но кто, что и откуда именно привезли штамм, он не знает. Не знал, точнее, потому что ему повезло, сам подох. Я немного перестарался в конце, когда решил проверить свои познания в анатомии.
— Странно, сегодня словно какой-то особенный день. Тишина вокруг…
— Это новый мир рождается, Робби, — тихо говорит Айвар.
Левка как будто чувствует, что я скоро уезжаю. Сидит на коленях и мурчит, словно высказывает свое недовольство. Я перебираю его шерсть, хотя мыслями уже там, в дороге. Уже наизусть заучен маршрут, но все равно еще раз мысленно прохожу путь, словно в названиях городов и сел пытаюсь обрести уверенность, которой мне сейчас так не хватает. Закрываю глаза, пытаясь представить, что нас может ожидать в дороге. Зомби, морфы, люди. Именно так, если выстроить по степени возрастания опасности. Нежить уже перестала быть главной опасностью; то, что в самом начале приводило нас в ужас, превратилось в неудобство. Смертельно опасное, но не такое, как люди. Именно они сейчас представляют наибольшую угрозу в этом зарождающемся мире. Те самые, кто любил говорить о морали, человечности и доброте. Чего стоят все эти слова, когда за последние месяцы вокруг нас творилось такое, что даже в мрачные времена средневековья не придумали! Наслушались от соседей, что происходило в некоторых многоэтажках уже в первые дни эпидемии. Одних сомнительных подозрений хватало, чтобы убить человека. Вспомнился рассказ соседа, как у них в подъезде забили досками дверь в квартиру, чтобы ее жильцы не смогли выйти наружу. Да, чему вы удивляетесь? Увидели забинтованную руку у человека и замуровали в квартире, а вместе с ним и всю его семью. Раненый, конечно, обратился в нежить, куда он денется, но его близкие были лишены простой возможности убежать. Одним словом, их похоронили. Заживо…
Были и другие, которые кольями забили безобидного выпивоху-соседа, единственной виной которого была нетвердая походка. С ним даже говорить не пытались, замесили сразу. А инвалиды, прикованные к постели? Их бросали в квартирах, обрекая на медленную, мучительную смерть от голода и жажды… И это уже делали не соседи, а их самые близкие люди — дети, жены, мужья. Оставляли на смерть стариков только потому, что в машине уже не было места из-за загруженных чемоданов, которыми, кстати, были покрыты городские улицы, когда люди дрались в пробках за возможность вырваться из города.
Пир во время чумы, иначе не скажешь. И такие, надо не забывать, тоже нашлись. Устраивали оргии, когда вокруг горели дома и гибли люди. Да, всякое бывало. Всего не упомнишь, а надо. Хотя бы как аргумент для моралистов, которые, задрав слезливый глаз в потолок, рассуждают о терпимости, доброте, человеколюбии и морали. Мораль — вещь хрупкая, лопается, как стеклянный бокал от кипятка; для этого даже эпидемии не нужно, достаточно было посмотреть вокруг. Как люди дрались за место в шлюпках, спасаясь с тонущих судов, как отбрасывали беременных женщин от аварийных выходов в самолетах. Правы были предки — изредка смерть человека скажет о нем больше, чем вся прошлая жизнь.
Почему я это вспомнил? Наверное, подвожу итог своих дел. Нет, не земных, с этим подожду, мне не к спеху. Просто Айвар прав, завтра для нас начинается следующий этап жизни. Новой жизни в новом мире.
К нам подходит Альгис, вытирая ветошью и без того чистые руки. От него пахнет смолой, свежими стружками и немного краской.
— Гробы сколачивал?
— Да. — Он присаживается рядом со мной. — Не положим же погибших мужиков просто так, в мешках.
— Колю же положили, — вспоминаю я.
— Для Коли я тоже гробик сделал. — Он показывает руками размеры: — Небольшой такой. Когда решим, где парней хоронить, то и его останки перевезем, а то как-то не по-людски получается, — виновато роняет Альгис.
— Спасибо тебе…
В ответ он только машет рукой:
— Да ладно тебе, Робби. Сейчас закончу и машину вашу проверю. Я тут подумал — Виду к себе переселю. Все равно уезжаете, а пока вас не будет, пусть Аста с Каролисом отдельно живут, я так полагаю.
— Правильно полагаешь…
— Кота своего им оставишь?
— Нет, он к тебе больше привык. Возьмешь?
— Конечно, возьму, все веселее будет. Кстати, Валерка с семьей решил уезжать отсюда. Хотел вчера, но я уговорил вас дождаться.
— Его дело. Куда едет?
— В сторону Калининграда собирается.
— Не доедет, — констатирую я. — Хотя дуракам счастье, может, и доберется. А там что, торжественный комитет по встрече его ожидает?
Альгис пожимает плечами:
— Не знаю. Кстати, Линас бочку солярки привез. Сказал — для вас, в дорогу. Идем, хватит тут по одному слову в час бросать, поможешь гробы вынести…
Ну вот, машина упакована под завязку. В кузов мы грузим бочку солярки, которую обложили несколькими мешками с песком и надежно закрепили веревками. Укладываем две запаски. Из еды в дорогу берем только тушенку, армейские пайки и две канистры с питьевой водой. Ну и, конечно, некоторые важные мелочи, вроде кофе и лекарств. Личные вещи. Хотя какие тут личные вещи, кроме зубной щетки. Вида, добрая душа с железным характером и алмазным терпением, приготовила нам пироги в дорогу. Два спальника, газовая горелка и несколько котелков, чтобы не мешать кофе с супом. Разные бытовые мелочи. В общем, вещей, как мы ни старались, набралось много. Оружие выбирали долго, его накопилось немало. После долгих раздумий решили, что забираем сайгу и РПКМ, чтобы с патронами не мучиться. Два цинка патронов к ним. Винтовка с тремя сотнями патронов и дальномер с баллистическим калькулятором, который остался мне по наследству от Сашки. Тысяча патронов для глоков, пришлось забрать у Асты ее семнадцатый. Два дробовика и по сотне патронов к ним. Куда нам больше — не штурмовать едем. При возможности объехать опасность лучше так и сделать, не ввязываясь в ненужные перестрелки. Остальное мы оставим здесь, на базе. Вернемся же, куда мы денемся…
— Ну что, Роберт, завтра в путь? — Айвар затянулся сигаретой, на миг осветив в сумерках свое лицо. — Даст бог, через неделю доберемся до Украины. Увидишь своих. Сколько вы уже в разлуке?
— Больше двух месяцев, а точнее, ровно восемьдесят четыре дня.
— Не переживай, скоро встретишься. Несколько дней в пути — пусть неделя, не больше, — и все будет хорошо. Начнем новую жизнь на развалинах прошлого. — Он грустно усмехнулся. — Может, оно и к лучшему — мир перед концом света оскотинился окончательно.
— Может, и так, — я повернулся к Айвару, — не знаю, слишком уж все быстро произошло. Трудно теперь сказать, что лучше, что хуже. Кто прав, кто виноват. У нас ведь не просто так привычную жизнь забрали, и нас перемололо, словно через жернова пропустило. Я по утрам смотрю в зеркало и себя не узнаю. Такое чувство, что себя потерял где-то там, по ту сторону добра и зла. Мне кажется, что мы тоже превратились в зомби, только моральных: потеряв мир, близких, привычную жизнь, мы все еще пытаемся жить. Как зомби, следуя каким-то неизвестным нам законам и рефлексам. Вспомни, однажды такое уже проходили, когда в начале девяностых мы, уже зрелые люди, ломали себя через колено, пытаясь привыкнуть к новой игре по неизвестным правилам, которые нам забыли объяснить перед тем, как раздать карты. Мы и барахтались, каждый как умел. Каждый искал что-то свое. Кто-то нашел, кто-то нет. Сейчас опять то же самое, только масштабы глобальнее. А может, это просто страх…
— А не поздновато нам смысл жизни искать?
— Не знаю. Это как посмотреть. Если как на дорогу, то на первый взгляд смысла нет. Казалось бы, бессмыслица: дорога, в конце которой ты умираешь, но мы все же живем, значит, должен быть этот долбаный смысл! Вспомни эти два месяца, которые мы прожили, — не так уж мало сделано. Дали нескольким семьям надежду на будущее. Кого смогли — спасли, кто был достоин пули — убили. Хороший финал для ремесленников от искусства. Сделали гораздо больше — смогли остаться людьми в этом аду. Может, огрубели и очерствели, но и в мирной жизни мы сентиментальностью не отличались, так что все простительно и понятно.
— Что-то тебя на слова пробило. Боишься?
— Боюсь… Очень боюсь, что могу опоздать или уже опоздал. — Я подошел к краю веранды, закрыл глаза и подставил лицо ночному ветру. Ветер… Теплый весенний ветер. Улететь бы отсюда… Туда, где неторопливо несет свои воды Лета, река забвения. Где есть все и одновременно нет ничего. Есть только наше прошлое, стоящее перед нашими глазами, словно кадры из старого фильма. Господи, сделай так, чтобы не было бессмысленно все, что сделал! Дай силы пройти этот путь до конца…
— Знаешь, ты, наверное, прав… — Айвар помолчал. — Эти два месяца мы жили. Даже, может быть, более осмысленно, чем всю прошлую жизнь. Пусть это время было жестоким, страшным, пусть у нас не было великих целей, но ты прав — был смысл. Причем, — улыбнулся он, — более осязаемый, чем спокойная старость двух стариков, где-нибудь в парке, на скамейке в компании шахмат и валидола. Была дорога… Пусть она и остается. Кто знает, куда она нас приведет.
— Знаю куда. — Я улыбнулся. — Туда, где нас ждут.
— Ну что, боярин, готов к труду и обороне? — входя в комнату, спросил Айвар. Чисто выбритый и подтянутый, словно в старые добрые времена, перед началом нового, интересного проекта.
— Всегда готов! — Я усмехаюсь и поднимаюсь ему навстречу.
— Ну раз готов, пошли. Перед дорогой хлопнем по рюмке кофе и в путь?
— Потопали, — хлопаю его по плечу и, выходя из комнаты, оглядываюсь. Тепло здесь. Тем самым внутренним теплом, которое отличает дома, в которых всегда царила любовь. Мир изменился, люди… Люди тоже изменились. А дом — нет, даже несмотря на решетки на окнах и легкий запах оружейного масла.
Во дворе уже стояли наши соседи. Линас, Каролис, даже Эдгар пришел, что меня слегка удивило. Вида в сторонке, как всегда, мнет платок и украдкой вытирает глаза. Аста грустная и почему-то смущенная. Вот глупышка — мы же не на тот свет собрались.
— Заправлен под завязку, проверена запаска и техталон! — Каролис цитирует слова старой, еще времен афганской войны, песни и забирает у меня сумку, чтобы положить ее в машину. Вот чудак — мы же не паровозом едем, чтобы меня в купе усаживать.
Альгис, оглаживая свои рыжие усы, стоит у машины. У него на плече пушистым столбиком сидит Левка. Ну блин…
— Сейчас возьму и расплачусь, — усмехаюсь я. — Ведь не в кругосветку уходим. А вы тут устроили, понимаешь, проводы в ссылку.
Усаживаемся в машину. Айвар ставит пулемет между коленями и ерзает на сиденье, устраиваясь поудобнее.
— Ну что, Робби, от винта?
— Пожалуй, что да, — говорю я, но, вдруг вспомнив, выбираюсь из машины и иду к Альгису, на ходу расстегивая карман жилета.
— Дядька, тут записи мои, дневник, — подаю ему потрепанный ежедневник. — Ты же любишь мемуары читать. Вот и прочтешь на досуге. Будет чем заняться, пока мы не вернемся.
Он берет у меня из рук записи, словно принимает эстафету. Я на миг задерживаюсь, оглядев людей, стоящих вокруг него, и, неожиданно даже для себя, широко улыбаюсь…
Если бы не чугунная печка, стоявшая около самого окна, и картонная коробка с дровами, то ничего необычного в этой комнате не было. Разве что здоровенный сибирский кот, усевшийся у самой печки, который с удовольствием ловил остатки тепла. Можно было предположить, что это хозяин квартиры, которому лень подняться, чтобы подбросить дров в почти погасший огонь. За окном сгущались сумерки и декабрьская метель швыряла снег в окна, забранные снаружи железными, грубо сваренными решетками. Но вот кот оглянулся, потянулся всем телом и, задрав пушистый хвост, не спеша направился к входной двери. Еще через пару минут щелкнули замки, и в дом, тяжело ступая, вошел человек, от которого пахнуло морозом и трубочным табаком. Тщательно заперев за собой дверь, он опустил на пол тяжелый рюкзак.
— Ну что, кот, не было у нас гостей? Вижу, что не было, ты молодец, настоящий охранник. — Мужчина присел на стул, стоявший здесь же, в прихожей, и, расстегивая куртку, устало оперся на стену. — Я сейчас посижу немного, и будем ужинать, печку натопим…
Кот запрыгнул к мужчине на колени и потерся мордой о пышные рыжие усы, словно соглашаясь с таким планом на вечер.
— Ну что, Левка, соскучился без хозяина? Задержались, наверное. Бывает. Ничего, придет весна, и вернутся наши парни, Роберт, Айвар, не переживай. Знаю, что ты без них скучаешь. Ничего, — погладил он заурчавшего кота, — вернутся.
Эпилог
Командиру в/ч номер… подполковнику Рушмину А. Г.
от командира 4-й поисковой группы ст. л-та
Петкевича Ю. М.
РапортДокладываю, что мною в составе группы (список л/с) при проведении поисково-разведывательного рейда в г. Речица Гомельской обл. в квадрате 76–14 (Светлогорское шоссе, д. 7) было обнаружено место боестолкновения бандгруппы, находившейся в розыске, с группой неустановленных лиц. На месте столкновения обнаружено 8 (восемь) трупов. После проведения первичных мер опознания удалось выяснить, что один из уничтоженных — лидер бандгруппы N. N., находившийся в розыске за совершение особо опасных преступлений на территории Гомельской области Республики Беларусь. Другие трупы опознать не представилось возможным по причине сильных повреждений в результате взрыва. Также на месте столкновения был обнаружен поврежденный а/м с регистрационными номерами Литовской Республики, личные вещи, документы и различное стрелковое оружие. Фотодокументы, списки и схемы прилагаются.
Словарь терминов
Альфа — центральная часть мишени I.P.S.C.
АСО — Автоматическая система охраны (РВСН).
ББО — Батарея боевого обеспечения (РВСН).
Вставший на 33 — вставший на затворную задержку (сленг).
Дабл-тап — быстрый двойной выстрел.
«За речкой» — Афганистан.
Каплеры — пластиковые зажимы для соединения магазинов.
Коннектор — деталь в пистолете глок, регулирующая усилие спуска.
Красный тюльпан — один из видов пыток.
«Мис» — от Mission — миссия (сленг).
«Нарезая пирог», «Cutting the Pie» — один из вариантов движения при прохождении углов зданий и пр.
«На семь часов» уходят — мишень мысленно делится на сектора, как циферблат. Ошибка, при которой пули уходят вправо и вниз, возникает при ненужном сдавливании рукояти пистолета при нажатии на спуск.
«Подбив, сменил магазин» — один из методов быстрой перезарядки.
Поппер — металлическая мишень.
«Пять с копейками» — фирма «5.11».
РБО — Разведка и боевое охранение (РВСН).
РЭЗМ — Рота электрозаграждения и минирования (РВСН).
Саугумас (Saugumas) — госбезопасность (литовск.).
Свечки — неполная экстракция гильзы, при которой она застревает вертикально в окне затвора.
«Смертники» — личные жетоны военнослужащих.
Спортивная перезарядка — при спортивной перезарядке магазин сбрасывается на землю, при тактической убирается в паучер.
Стейдж (от stage) — упражнение в I.P.S.C.
Укорот — АКС-74у (сленг).
Фошка — граната Ф1.
Friendly fire — термин, обозначающий огонь по своим.
G36 — автоматическая винтовка Heckler & Koch G36.
I.P.S.C. — международная конфедерация практической стрельбы. В России — МКПС.
LITCON-1 — Ирак.
MOA — Minute Оf Angle, угловая минута. Угловая величина для оценки кучности попаданий, поправок при стрельбе и т. д.
Читать бесплатно другие книги:
