Дожить до рассвета Дубовский Виталий
— Я как сбежала, думала, все — нет ее, любви. А раз нет, то и горевать не о чем. Найду себе купца побогаче, затем князя, царя. Глядишь, царицей бы стала!
Она расхохоталась, видя, как Малюта нахмурился, обиженно убирая руку с ее плеча.
— Чего ж не стала-то царицей?
Беспута усмехнулась, настойчиво возвращая его руку на свое плечо.
— Тебя, медведя косолапого, повстречала. Повстречала и поняла, что дурой была. Нельзя любовь выстрадать. Она просто приходит и говорит: это я — твоя судьба. Любовь не наворожишь и оберегами не сохранишь. Она или есть, или ее нет. Ты прости меня, Малюта, тогда в битве не я тебе приглянулась. Колдунью Беспуту ты полюбил. Ворожбой она тебя окатила, жизнь свою от меча спасая. Более не увидишь ты меня такой. Будет с тобой жить Неждана — простая рыжая девица, коих полно по деревням. Даст Бог, детишек тебе нарожаю. Примешь ли ты меня такой? Без красоты наведенной, без колдовской искры-задоринки в глазах?
Медведич усмехнулся, вглядываясь в ее прекрасное лицо.
— Дура ты, Неждана, — промолвил он, крепко обнимая ее и целуя. — Боги тебя красотой неземной одарили, а ты все боишься чары свои отпустить. Или в любовь мою не веришь?
Колдунья смущенно отвела взгляд, залившись румянцем.
— Верю.
Малюта усмехнулся, поднимаясь на ноги и подходя к бойнице. Задумчиво глядя в сторону вражеского лагеря, он произнес:
— Ну, коль уж разговор по душам зашел, слушай, милая. — Медведич ненадолго замолчал, обдумывая свои слова, затем продолжил: — Ледею Чернавой кличут. Невестой она мне была. Ведьмак твой прямо со сватовства ее умыкнул.
Беспута удивленно распахнула глаза, не веря своим ушам. Вот оно что? Так вот почему он здесь? Вот почему о подругах ее расспрашивает? Игла сомнения болезненно кольнула ее сердце, заставляя прижать ладонь к груди.
Малюта, не оборачиваясь, покачал головой, словно услышал ее мысли.
— А говорила — веришь мне. Да, в Асгард я не ради службы явился. Ее разыскивал. Несколько месяцев с торговым обозом ходил, в городах каждой девке в лицо заглядывал: может, она? Так до Асгарда и дошел, с лютой яростью в груди вместо сердца! Вот и пошел в Дружину. В бою успокоения искать стал, ярость свою лютую на врагов выплескивая. Это я сейчас понимаю, что не должен муж воевать. Хлеб он сеять должен, землю пахать, детишек своих на ноги ставить. С какой бы радостью я сейчас за волом пошел, борозду прокладывая. — Малюта блаженно улыбнулся, представив себе, как берется руками за воображаемый плуг. — И так до старости, пока сыновья на поле не сменят. Потом бы с внуками нянчился. Сажал бы их к себе на коленку, как меня дед когда-то, и байки бы им сказывал. О том, как предки наши жили. Как мудро Уры правили, поддерживая закон и порядок в Империи. Как перестали роды по земле мыкаться, друг у дружки землю отбивая в борьбе за место под солнцем. И учил бы их, как должно жить настоящему мужу. Не с мечом в руке, а с плугом. Хотя и мечом нужно владеть, чтобы род свой защитить, если беда нагрянет.
Малюта замолчал, размышляя над будущим, к которому так тянулось его сердце. Все, что было сказано им сейчас, пронеслось перед его глазами видениями. Лишь одна беда не давала сбыться его мечтам — беда, что у врат Асгарда с мечом поджидала.
— Так вот, милая, стою я сейчас на этой стене и понимаю: не ради Чернавы судьба меня сюда привела. И меч в моих руках не супротив травника поднят будет — не месть мною движет. За жизнь нашу счастливую биться буду. За тебя, за дом наш новый, за Асгард. За то, чтобы могли мы в мире жить на Земле-матушке! Пахать, хлеб сеять…
Малюта умолк, напряженно вглядываясь вдаль. Пальцы его судорожно впились в камень бойницы, словно пытаясь раскрошить его.
— Верю, милый, — проронила Беспута, поднимаясь на ноги и обнимая его за плечи. — Верю в любовь твою. Верю, что не ради Чернавы ты здесь…
— К черту Чернаву! — прорычал Малюта, испуганно отшатнувшись от бойницы. — Ты взгляни, что творит этот безумец?! Януш!!!
За спиной, словно по волшебству, появился Правитель, сурово взирая на медведича своим единственным оком:
— Не шуми, тысяцкий, воинов разбудишь. Пусть отдыхают перед битвой. — Правитель подошел к стене, вглядываясь в расположение вражеского лагеря. — Великое зло он творит — мертвых поднимает.
Все умолкли, словно громом сраженные его тихими словами. Там, за каменной стеной Асгарда, воины Чернобога разложили сотни костров. Шествуя огненной дорогой, вдоль которой уложили тела павших дружинников, ведьмак громко выкрикивал заклятия, орошая их трупы живой водой. Один за другим воины поднимались, покорно следуя за своим повелителем.
Малюта вздрогнул, чувствуя пронявший его тело озноб.
— Неужто всех поднимет, кого в битве порубили?
Правитель задумчиво покачал головой, созерцая богомерзкий обряд ведьмака.
— Не своих воинов он к жизни возвращает — дружинных наших. Дух он наш сломить хочет своим колдовством.
Правитель умолк, потрясенный увиденным ритуалом. Силен демон в ворожбе. Подобные деяния были не по силам даже Урам.
Вскоре явился воевода Януш, испуганно склонившийся в поклоне перед Правителем.
— Чего звал, медведич? Неужто на штурм пошли?
Малюта молчал, опустив взгляд. Прильнув взглядом к бойнице, воевода охнул, прошептав:
— Чур меня от нечистого! — Обернувшись к Правителю, Януш испуганно запричитал: — Это что же? Как же так? Да неужто такое возможно, мертвых оживлять?
Правитель растерянно развел руками, сокрушенно покачав головой:
— Не знаю, Януш, для этого вода живая нужна. Только никто не ведает, где ее источник находится. Видно, отыскал его демон. Сейчас он взывает к душам тех, кто еще не покинул наш мир. Девять дней души мертвых не расстаются со своими телами. Они никак не могут поверить в то, что их путь в Яви завершен. Они горюют, они боятся неизвестности, и они слышат призыв Творца. Демон видит их, он договаривается с ними. Только он обманывает их. И те, кто не устоял перед соблазном, станут покорными его воле упырями. А через сорок дней их души перестанут существовать, развеявшись прахом. Творец не примет оскверненных душ. — Обернувшись к воеводе, Правитель пристально взглянул в честные и испуганные глаза Януша. — Сделаешь, как скажу, Януш? Поклянись все исполнить, что прикажу!
Опешивший воевода испуганно кивнул головой:
— Все исполню. Родом своим клянусь. В самое Пекло за тобой пойду!
Великий Ур грустно усмехнулся, дружески хлопнув воеводу по плечу.
— Завтра, Януш, Пекло будет здесь — в Асгарде. Поэтому слушай мой приказ, воевода. Пока ночь на дворе, снаряжай корабли. Буди горожан, садитесь на ладьи и уходите отсюда. Молчи! — прикрикнул Правитель, не давая воеводе возможности воспротивиться. — По реке Туле уйдете, не станут хатти вас преследовать — не до вас им поутру будет. Как в Северное море выйдете, седмицу на закат путь держите. Потом седмицу на полдень по окияну. Там земли жаркие, в зелени цветущие — к ним пристанете. Уводи людей, Януш, Богом тебя молю!
Ур крепко обнял воеводу, прижимая к своей груди:
— Прости, старый друг. Знаю, что в битву рвешься. Знаю, что за сына отомстить жаждешь. Только не устоять нам завтра, женщин и детей спасать надо. А на той земле новую жизнь начнете.
Януш отвернулся, скрывая от чародея блеснувшие в глазах слезы. Тяжкий ком встал поперек горла, и воевода прохрипел:
— Как же так? Неужели не выстоим?
Правитель поднял взгляд, пристально всматриваясь в небеса, мерцающие холодным сиянием луны.
— Скоро, Януш, здесь будет холоднее, чем в Пекле. Собирайся, время не ждет.
…Ночь напролет Чернава металась в постели, не смыкая глаз. К утру схватки участились, пришло время ребенку увидеть свет.
— Боже мой, матушка, страшно-то как! — Она судорожно обхватила руками свой живот, прокричав: — Беримир! Дядька Беримир!
За дверью раздался топот торопливых шагов. Дверь горницы распахнулась, и испуганный старшина возник на пороге.
— Звала, дочка? — Взглянув в ее сведенное судорогой лицо, Беримир всплеснул руками: — Неужто началось?
Всхлипнув, Чернава кивнула, промолвив дрожащим голосом:
— Зови повитуху, Беримир. Ой, мамочка, рожаю!
— Я сейчас, дочка. Я мигом! Только вар поставлю…
Опрометью выскочив из горницы, старшина побежал ставить котел на огонь. Чернава судорожно сглотнула, оставшись одна.
— Потерпи, малыш. Сейчас, только повитуха придет — так и можно будет.
Дыхание ее участилось, силясь сдержать рвущийся наружу плод. Зарыдав, девушка выгнулась дугой, чувствуя, как отходят околоплодные воды.
— Берими-и-р!!!
Старый ратник вернулся, держа в руках таз с горячей водой. Споро закатав рукава рубахи, старшина упал перед Чернавой на колени.
— Не бойся, дочка, я приму мальца. — Беримир утер со лба бисер пота, выступивший на лбу, и улыбнулся: — Не впервой мне. Своих семерых принимал.
Чернава завыла волчицей, запричитав:
— Повитуху зови! Срам-то какой!
— Где ее взять-то, повитуху?! — Выкрикнул старшина, грустно опуская глаза. — Только мы с тобой да гарнизон стражи и остались в Капище. Нынче ночью все асгардцы на ладьях ушли. Тужься, дуреха!
Чернава закричала, зажмурившись и положившись на волю богов.
Тугдаме сурово поджал губы, надел шлем и прокричал:
— Идут, окаянные! К бойницам!
Воинство Чернобога пошло на штурм, лавиной устремившись к городу. Укрывшись щитами, воины несли на плечах длинные лестницы, готовясь преодолеть неприступные стены Асгарда.
Малюта огляделся по сторонам, удрученно покачав головой. Изможденные лица защитников, измученных лихорадкой, говорили сами за себя. Взявшись за лук, медведич изготовился к стрельбе. Глаза его бегло разглядывали лица врагов, отыскивая в многотысячной толпе ведьмака. Задержавшись взглядом на щитах со знаком Сварога, Малюта выругался:
— Будь ты проклят, демон!
В первых рядах шли восставшие из мертвых воины. Лица их были бледны и бесстрастны. Холодные глаза пусты, не было в их телах ни страха, ни разума.
Стоящий с Малютой плечом к плечу Тугдаме, тяжело вздохнул, натягивая тетиву тугого лука. Глаза дружинного воеводы горестно взирали на приближающихся врагов.
— Как же так? Я ведь каждого из них знаю. — Тугдаме коснулся щеки оперением стрелы. — Простите, сынки!
Сотни стрел взмыли ввысь, устремившись к цели. Приняв первый залп на щиты, воинство Чернобога с криками бросилось на штурм. Длинные лестницы оперлись о стену, и один за другим воины устремились вверх.
Склонившись с бойниц, асгардцы вновь дали залп, пытаясь сбросить врагов наземь. Пронзенные стрелами упыри продолжали лезть, безропотно подчиняясь разуму ведьмака, ведущего их на бой.
— Тащи котлы! — прокричал Тугдаме, вновь спуская тетиву и вгоняя стрелу в грудь поднимающегося по лестнице воина. — Смолу давай! Не берут их стрелы!
Защитники засуетились, подтаскивая к краю стены котлы с кипящей смолой. Опрокидывая котлы, ратники с надеждой выглядывали вниз. Черные потоки смерти выплеснулись на штурмующих воинов, вызвав в их рядах крики боли и ярости. Живые падали со стен, мертвыми ударяясь оземь. А мертвые воины молчаливо продолжили свой подъем. Тугдаме взялся за меч, чувствуя, как похолодела его спина.
— Да что ж это за напасть! — прокричал дружинный воевода, когда первый из упырей взгромоздился на стену. Размахнувшись клинком, Тугдаме замер, удивленно воззрившись на воина. — Олесь? Сотник, это же я — Тугдаме!
Старый сотник, десятки лет служивший под началом воеводы, бесстрастно размахнулся клинком. Меч Тугдаме метнулся к воину, пронзая его грудь. Удивление мелькнуло на лице воеводы, когда уже сраженный им воин обрушил на его голову меч. Шлем раскололся пополам, и, падая наземь, Тугдаме лишь успел воскликнуть:
— Головы рубите!..
Малюта с опозданием метнулся на выручку, принявшись яростно рубить врага. Наконец восставший из мертвых пошатнулся под его натиском, рухнув вниз со стены.
— Бросайте камни! — прокричал Малюта, склонившись над Тугдаме. Взглянув в залитое кровью лицо воеводы, медведич застонал, закрывая ладонью его глаза. — Что ж ты, Тугдаме! Как же так?!
Стоя на стене, Правитель внимательно наблюдал за ходом сражения. Среди десятков тысяч людей он искал ведьмака. Враги неустанно карабкались по лестницам, пытаясь покорить неприступные стены. Летящие вниз камни и стрелы сотнями сбрасывали их наземь. Место павших тут же занимали другие смельчаки, продолжая упорно карабкаться вверх. Порожденные колдовством ведьмака упыри яростней всех напирали, то и дело вскарабкиваясь на стены. Закрыв глаза, Правитель принялся шептать ключевые слова охранных заклятий, наложенных им и Ратибором на стены Асгарда. Высокие каменные стены содрогнулись, вдруг полыхнув пламенем. Сотни штурмовых лестниц вспыхнули огнем, рассыпаясь под ногами штурмующих. Тысячи воинов рухнули вниз, разразившись руганью и криками боли.
Ур открыл глаза, вновь окинув взглядом поле битвы. Заклятье огня иссякло, и к дымящимся стенам Асгарда вновь устремились воины с лестницами. Чародей удрученно покачал головой. В сознании промелькнули картины давно минувших дней, когда его воины так же бесстрашно штурмовали цитадель атлантов. Жар огня заклятий, звон клинков, крики раненых. Все повторялось вновь, и не важно, на чьей стороне была правда. Белобог отстаивал Правь или Чернобог рвался к власти — гибли люди, и от этого было горько на душе.
Вдруг Правитель встрепенулся, устремив взор на правый фланг. Над крепостной стеной взметнулся кнут Пастуха, огромными кольцами закружив над головами. Взобравшийся на стену ведьмак ликовал, разя защитников своим смертоносным оружием и десятками лишая их жизней. Плотной вереницей за ведьмаком стали взбираться воины, шаг за шагом укрепляя свои позиции на стене.
Правитель бросился к месту прорыва, выкрикивая на бегу заклятье. Лестница под ногами захватчиков затрещала, распадаясь на части и роняя воинов наземь. Выхватив меч, Ур вступил в бой, прорываясь к ведьмаку, чей кнут неутомимо сеял смерть. Острый меч Ратибора засверкал в ослепительном танце, расчищая дорогу к разлютовавшемуся врагу.
Почувствовав приближение чародея, старый ведьмак обернулся, встретившись с ним взглядом. Глаза ведьмака затянулись мраком, и, принимая свой истинный облик, он оскалился огромными звериными клыками.
— Иди же ко мне, Ур! Иди, божья овца, Пастух снимет с тебя шкуру!
Правитель замер, собирая все силы перед решающим броском. Пастух был грозным и коварным противником. Его кнут танцевал, словно разъяренный змей, жаля камень стены и оставляя на нем отметины. Глаза колдуна блестели чернотой бездны, пытаясь поймать ускользающий взгляд чародея. Ур знал — нет более коварной ловушки, чем глаза колдуна. Сосредоточив все свое внимание на острие клинка, он замер в напряженном ожидании. И демон не выдержал, бросился в атаку. Кнут с шипением рассек воздух, устремившись к чародею. Сверкнул меч, рассекая грозное оружие ведьмака на части. Упавший наземь кусок кнута тут же обернулся змеем, устремившись к ногам Ура. Наступив на шипящего гада ногой, Правитель усмехнулся:
— Старый трюк, Пастух. Ты так и не поумнел за тысячи лет.
Взмахнув клинком, Правитель сделал шаг навстречу врагу, желая завершить поединок. Нога его ступила в тень колдуна. Пастух расхохотался, его тень метнулась к чародею, вдруг зажив собственной жизнью. Словно сотканный из мрака воин восстал перед Уром, заключая его в свои ледяные объятия. Ведьмак ликующе обнажил клинок, воскликнув:
— Смотри под ноги, Великий Ур! Где тень — там свет теряет силу!
Правитель застонал от напряжения, силясь вырваться из колдовских пут ведьмака. Смертельный холод растекся по его телу, медленно подбираясь к сердцу, замирающему в груди. Руки чародея онемели, едва удерживая занесенный для удара меч. Правитель горько усмехнулся:
— Как глупо, ступить в тень…
Размахнувшись мечом, Пастух вдруг охнул, споткнувшись. Рухнув на колени, он выронил меч, обхватив руками голову.
— Убей меня! Убей!!!
Правитель удивленно моргнул, услышав истошный крик Элкора. Тень ведьмака разжала свои ледяные объятия, вновь падая наземь.
— Элкор? — Правитель с облегчением вздохнул полной грудью. Сердце его гулко ухнуло в груди, вновь разнося по жилам кровь. — Где ты, брат?!
Пастух бился в конвульсиях у его ног, сражаясь с освободившимся сознанием Элкора. Сквозь ругань и стоны ведьмака вновь раздался крик чародея:
— Руби голову, брат! Не удержать мне его, уж больно силен…
Оцепенев, Правитель проглотил тяжкий ком, подкативший к горлу. Руки его нерешительно сжали рукоять занесенного меча.
— Спасибо, брат Элкор. Прости меня!!! — Сверкнувший в солнечных лучах клинок снес голову с плеч Пастуха. Выронив меч, Правитель упал на колени, склонившись над телом врага. — Прости, Элкор! О, Боги, за что мне такие испытанья?!!
Наставник прошелся по залу, внимательно изучая лица учеников. Вот они, надежда и опора Урая — те, кто понесет слово Истины в самые дальние уголки вселенной. Уже не мальчишки, но еще и не мужи, они все так же заглядывали ему в рот, как в первые дни обучения.
— Порою в жизни становится очень трудно, дети мои. Всякое случается. И когда собственных сил не хватает, помочь может друг, силой обладающий. — Наставник остановился, словно размышляя над собственными словами. — Только если отдаст он Силу свою добровольно. В том случае не корите себя за содеянное. И до конца дней своих помните подвиг друга. И отдавшего за вас свою жизнь отныне называйте братом.
Один из учеников поднял руку.
— Спрашивай, Элкор.
Молодой Ур, подающий большие надежды в волшбе, смущенно опустил взор, задавая вопрос:
— Наставник, а не будет греха в том, чтобы жизнь свою добровольно загубить? — Парень всплеснул руками, сетуя на корявость собственного языка. — Ну, в смысле, отдать ее, спасая брата. Не сочтет ли Творец это самоубийством? Не из трусости спрашиваю — дабы законы не нарушить.
Наставник понимающе кивнул, отвечая вопросом на вопрос:
— Ты думаешь, Творец слеп? Он видит все наши помыслы, все поступки. Не бойся, Элкор, нет греха в спасении жизни брата.
Ученики весело расхохотались, видя смущение на лице Элкора. Наставник едва повел бровью, и все тут же испуганно умолкли.
— Веселитесь? — Он прошелся по залу, хлопнув по плечу одного из учеников. — Вот ты скажи: сможешь отдать жизнь за Элкора?
Будущий Правитель поднялся на ноги, смущенно взглянув в голубые глаза товарища. Сердце его сжалось от одной лишь мысли о смерти. Опустив голову, он стыдливо, но честно ответил:
— Не знаю.
Наставник улыбнулся, ласково похлопав его по плечу.
— А вот он, не задумываясь, отдаст за тебя свою жизнь. Я знаю это, сынок.
Чьи-то руки схватили его за плечи, принявшись тормошить.
— Вставай, Великий! Вставай!!!
Подняв голову, Ур удивленно взглянул в лицо Малюты, трясущего его за грудки. Выругавшись, медведич рывком поднял Ура на ноги, с силой встряхнув.
— Да очнись же ты! — Окровавленное лицо тысяцкого исказила гримаса ярости. — Они ворвались на стену, сделай же что-нибудь!
Чародей устало осмотрелся по сторонам. По всей протяженности стены кипела битва. Воины, поднятые Стояном из мертвых, сеяли панику в рядах асгардцев. Пронзенные копьями и мечами, они продолжали яростно рубиться. Смерть была не властна над их телами. Лишь теряя голову, они покидали поле битвы. Взгляд Правителя замер, отыскав среди сражающихся воинов ведьмака. Взобравшись на стену, Стоян бесстрастно наблюдал за сражением. Ведьмак ликовал, глубоко в душе празднуя победу.
Вдруг в небесах грянул гром, и пронзительный детский крик разнесся над Асгардом. В одно мгновение мрачные тучи затянули небеса, и в разгар весны на землю обрушился снегопад.
— Здравствуй, сын мой! — радостно вскричал ведьмак, салютуя мечом крику ребенка. — Плачь, Мстислав! Пусть Явь слышит голос своего Владыки!
Правитель застонал, устремив взор к Капищу. Туда, где посреди моря возвышалась великая гора Меру. Губы его дрогнули в мольбе:
— Прошу тебя, Чернава, не давай ему плакать. Услышь меня.
Малюта метался разъяренным медведем, сражаясь с врагами. Остановившись лишь на миг, он окинул взглядом переполненную живыми мертвецами крепостную стену.
— Не выстоим! — Схватив Беспуту за руку, медведич потянул ее за собой, крикнув Правителю: — Можешь что-нибудь сделать?
Ур грустно покачал головой, чувствуя, как дрожат от слабости ноги. Заклятье Пастуха выпило до последней капли его могучую силу. Взглянув на бледное осунувшееся лицо Великого Ура, медведич сурово поджал губы.
— Уходить нужно. — Подхватив чародея под руку, медведич потащил его вниз по ступеням. Неприступные стены Асгарда пали, сражение было проиграно. — Говорил же Янушу, вторую линию обороны нужно было воздвигнуть!
Правитель огляделся по сторонам. Защитники Асгарда отступали, сотнями покидая крепостную стену. Теснимые врагом, они отходили к опустевшему городу. Из домов выносили лавки, бочки, столы. Все, что попадалось под руку, сваливалось в баррикады в попытке сдержать натиск врага. Оглянувшись назад, чародей остановился, схватив медведича за руку.
— Постой, тысяцкий. Не уйти нам.
Сотни воинов Чернобога бросились к ним, едва завидев одеяния Ура. Награда, обещанная ведьмаком за его голову, была баснословной.
Малюта обреченно вздохнул, отстраняя Беспуту за спину. Руки его дрогнули от усталости, поднимая меч. «Вот и все», — мелькнула в его голове грустная мысль. Сил продолжать сражение не осталось.
— Да простят меня Боги, — проронил Правитель, опуская поднятый Малютой меч, — пусть Мать Земля решает за нас.
Склонившись на колено, чародей прикоснулся ладонью к земле. Вспоминая слова последнего охранного заклятья, наложенного Урами на крепостную стену, Правитель зарыдал. Слова заклятья срывались с его уст, словно стон, вырывающийся из груди:
«Пробудись от сна, Земля-Матушка, оглянись-обернись, родимая. Аль не ты сыновей рождала, в материнских муках стонала? Силой Прави к тебе взываю, содрогнись-отряхнись от нечисти. Да услышат сыны нерадивые голос твой и стон материнский. Да разверзнется плоть твоя, Матушка, возвращая в лоно низвергнутых!»
Правитель взмахнул рукой, гневно ударяя ладонью оземь. И покачнулся Асгард от его обращения к силам Земли. Земля содрогнулась у ног чародея, волной устремившись к врагам. Стены Асгарда с грохотом обрушились, погребая под завалами тысячи воинов. В один миг безумная битва прекратилась, огромное облако пыли окутало обломки крепостной стены. Захватчики отступили, спасаясь бегством. Когда силы природы проявляют свой гнев, человек, как и зверь, бежит прочь в беспамятстве. Преследовавшие Ура и медведича с Беспутой воины испуганно бросились прочь, боясь гнева безумного чародея.
Протянув медведичу руку, Ур попросил:
— Помоги мне подняться, тысяцкий. Нам бы только до корабля добраться…
Малюта поднял чародея на ноги, хмуро оглядываясь на разрушенную стену. Магический удар Правителя был сокрушителен.
— Это что ж получается? — прохрипел медведич, потянув чародея к летающей ладье. Горькие слова комом встали ему поперек горла. — И своих, и чужих без разбора?!
Правитель молчал, словно не слыша его упреков. Взойдя на борт корабля, он устало взмахнул руками, с трудом поднимая ладью в небеса. Обернувшись к Малюте с Беспутой, чародей грустно ответил:
— Не суди деяния мои, тысяцкий. Некогда мне разъяснять тебе, что да почему. Да и не тебе с меня спрашивать. — Правитель взошел на нос корабля, последними усилиями воли направляя его к Меру. Взглянув вниз на полуразрушенный Асгард, он тихо добавил: — Не я карал. Земля-Матушка воздавала каждому по деяниям. Она и рассудит, кому жить.
Чародей прикрыл глаза, принявшись восстанавливать утраченные в битве силы. На душе его было тяжело. Все, что он создал за тысячи лет, в один год пошло прахом.
— Сын у тебя, милая! — радостно прокричал Беримир, поднимая малыша за ножку. — Богатырь!
Обессиленная родами Чернава открыла глаза, испуганно разглядывая маленькое румяное тельце ребенка.
Обмакнув нож в кипятке, старшина быстро перерезал пуповину. Приняв на свет семерых своих детей, старый Беримир управлялся не хуже иной повитухи. Улыбаясь Чернаве, старик произнес, оглядывая малыша:
— Отец-то хоть и демон, а сынок твой без рожек да копыт, слава Богам! — Старшина легонько шлепнул малыша по попке: — А это чтобы знал, что на Землю-матушку явился…
— Нет!!! — истошно закричала Чернава, пытаясь упредить его руку.
Пронзительный детский крик разнесся по горнице. И от того крика вышибло окна и дверь, отбрасывая испуганного Беримира к стене. Ударившись головой о камень, старшина едва не выронил младенца, простонав:
— Ох, и силушка-то в нем!!! Чуть не зашиб старика…
Ребенок продолжал плакать. Стены Капища содрогнулись, за окном раздался раскат грома. Холодный ветер со снегом ворвался в горницу зимней метелью.
— Дай его мне, Беримир! — Чернава протянула руки, не в силах подняться с ложа. — Скорей же!
С трудом поднявшись на ноги, старшина подошел к ней, передавая младенца в руки матери.
— Прости, дочка. Не со злым умыслом шлепнул. Так положено, чтобы крикнуло дитя, если живое родилось.
Бережно прижав к себе плачущего сына, девушка обнажила грудь, предлагая ее малышу.
— Не кори себя, Беримир. Откуда ж тебе было знать, что он у меня такой громкий.
Капля молока выступила на ее соске, коснувшись губ младенца. Потянувшись к матери, малыш умолк, принявшись жадно и неумело сосать грудь. Буря за окном тут же утихла, и солнце вновь выглянуло из-за туч.
— Ну и дела, — проронил Беримир, испуганно глядя на малыша. — Это что ж, сколько он плакать будет, столько и снегу идти?
Чернава счастливо улыбнулась, покачав головой:
— Не станет он более плакать, Беримир. Я не позволю. — Слезы счастья хлынули из ее глаз, падая теплым дождем на ребенка. — Я же мать. Я смогу его утешить. Радоваться научу, смеяться. И все у нас будет хорошо. Правда, Мстислав?
Малыш продолжал молчаливо сосать грудь, нежась в ее теплых материнских объятиях. Его маленькое тельце набиралось сил, впитывая в себя с молоком матери все ее мысли и эмоции. Ее любовь, ее ласку, ее страхи.
Беримир усмехнулся, устало присаживаясь у стены.
— Стало быть, Мстиславом нарекла?
Чернава лишь покачала головой, не отрывая взгляд от сына.
— Не я ему имя дала — Боги нарекли его. И пусть имя ему Чернобог с Мораной дали, все равно я воспитаю его человеком. Хорошим, добрым, светлым человеком. — Девушка с надеждой взглянула в глаза мудрого старшины. — Ведь все в наших руках? Правда, Беримир?
Старик усмехнулся, устало пожимая плечами:
— Дай-то Бог, милая. Дай-то Бог…
Глава 21
Выбравшись из-под каменных завалов, Ярослав обессиленно рухнул наземь. Утирая рукавом окровавленное лицо, он взглянул на солнце, прищурившись.
— Видно, не все я исполнил в этой жизни, раз уберег ты меня. — Сбитыми в кровь руками медведич вытянул из завала меч, бережно вкладывая его в ножны. Солнце коснулось горизонта, побагровев, словно перед лютыми морозами. Окинув взглядом полуразрушенный Асгард, Ярослав горестно промолвил: — Прости нас, Отец. Прости неразумных. Должно быть, сильно разгневали мы тебя, если земля из-под ног уходит.
Штурм Асгарда захлебнулся, остановленный обвалом крепостной стены. Защитники отступили в глубь города, наспех сооружая баррикады. Среди руин бродили спасательные команды, вытаскивая из-под завалов тех, кто еще мог встать в строй. Тех же, кто был обречен на смерть, острый клинок избавлял от мучений. Таково уж жестокое милосердие войны.
Поднявшись на ноги, Ярослав побрел на поиски Всеведы, тоскливо озираясь по сторонам. Еще недавно он бы торжествовал, стоя на этих руинах. А сегодня сердце его тоскливо сжималось от понимания причиненного людям горя. Медведич опустил взор, тоскливо глядя себе под ноги. Их воинство прошло полмира, словно стая саранчи, оставляя после себя лишь разруху и разорение. Сожженные города, опустошенные села, в коих остались лишь поруганные девки да изголодавшиеся старики. Перед глазами появился лик отца, осуждающе качающего головой: «Не тому я учил тебя, Ярослав. Позор роду моему!»
Ярослав рухнул на колени, обхватив голову ладонями, и горько зарыдал:
— Прости, отец! Прости!!!
Ведьмак сидел на уцелевшем куске крепостной стены, грустно вглядываясь в черные бусинки вороньих глаз.
— Вот и ты покинул меня, Пастух. Покинул в одном лишь шаге от победы. — Птица возмущенно каркнула, раскинув крылья. Ведьмак вздохнул, нежно коснувшись ладонью ее головы. — О тебе, Пастух, горюю, как ни о ком другом. Ты единственный, кто прошел со мной весь этот нелегкий путь. Ты не предал меня, ты был мудр и смел. Ты был настоящим воином и великим колдуном! Никто из Уров не смог бы одолеть тебя в честном бою. Никто. Только Он. — Птица вновь оглушительно каркнула, принявшись крутить головой, словно пыталась отыскать взглядом ненавистного врага. Ведьмак горько усмехнулся, взмахивая рукой и отправляя душу Пастуха в дальний путь. — Лети, брат мой! Это Боги распорядились так, чтобы вы с ним встретились. Не вини никого в своей гибели. Никто в том не виноват. Равной должна быть битва Света и Тьмы.
Стоян поднялся на ноги, устремив свой взор на Асгард. Гибель Пастуха стала той последней каплей, что переполнила чашу его гнева.
— Вот мы и остались одни! Слышишь, Правитель?!! — прокричал ведьмак, раскрывая за спиной огромные крылья. Лик его изменился, оскалившись клыками, и демон взвыл, взлетая к ночному небу. Тусклая сталь черненого клинка сверкнула в его руке. — Да рассудят нас Боги!!!
— И раз! Еще раз! Пошла, родимая!
Сотни впрягшихся в лямки воинов натужно пыхтели, перекатывая по бревнам корабли. Всю ночь воины ведьмака разбирали завалы крепостной стены. Наконец дорога к Великому Капищу открыта. Сопротивление асгардцев подавлено, оставшиеся в живых защитники отступили, укрывшись за баррикадами. Ведьмаку не было до них дела. Осталась лишь одна преграда — море, отделяющее Асгард от Капища Мудрости. Возлегая на носилках, ранее принадлежащих Рамуносу, ведьмак устало следил за потугами воинов.
— Последний рывок, Ярослав. Мы поставим корабли на воду и доберемся до их логова. — Стоян задумчиво прикрыл глаза, подставляя лицо опахалам испуганных хаттских наложниц. — Для штурма Меру отбери лучших воинов. Полян не бери — они слабы, хатти трусливы. Возьми тех, кто уцелел из волков и рысичей.
Медведич бесстрастно выслушивал приказы ведьмака. Мысли о сразившей его молнии который день не шли из головы Ярослава. Что, если он и вправду сражался с Малютой? А вдруг права Всеведа? Не может того быть! Виданное ли дело — брата родного не распознать? Должно быть, прав Стоян насчет волхва. То-то он все лики свои менял — ворожил. Об их воинских наговорах много слухов в народе ходит. Ярослав стиснул кулаки до хруста. А как же молния? К богам ведь взывал, чтобы рассудили. Не знак ли это, что и впрямь с братом схлестнулся? Ярослав нахмурился, пробормотав под нос:
— Как распознать истину…
Ведьмак удивленно обернулся к нему, смерив медведича подозрительным взглядом.
— О чем это ты, Ярослав? — Зрачки ведьмака сузились, словно у кота, пытаясь проникнуть в самые глубины души медведича. — Вредно воину думать, меч должен разить быстрее мысли. Пускай мудрецы лбы морщат, на то им и разум дан, ибо слабы они телом. Будь сильным, Ярослав!
Ярослав глубоко вздохнул, гоня прочь печальные мысли о Малюте. Ярость и обида на самого себя переполняли его душу.
— О Всеведе думаю, — соврал он, кивнув в сторону воинов, мародерствующих в асгардских домах. — Слепая она, не могу я ее здесь оставить. С нами пойдет. Мало ли что случиться может…
Ведьмак недовольно покачал головой, прислушиваясь к фальши в его голосе.
— За бабский подол держишься?! Оставь ее, Ярослав…
— Со мной пойдет! — вдруг прорычал медведич, впервые выказывая непокорность. Отведя взгляд от кошачьих глаз колдуна, он уверенно добавил: — Или без меня управляйся.
На лице ведьмака промелькнула тень недовольства. Его ладонь неторопливо накрыла рукоять меча, нежно ее поглаживая. Видя невозмутимость медведича, Стоян махнул рукой:
— Черт с тобой! Бери, коль не в тягость тебе слепая обуза. — Ведьмак приподнялся на локте, смерив молодого воеводу убийственным взглядом. Улыбка покинула его лицо, уступая место хищному оскалу. — Предупредить тебя хочу, Ярослав. Еще раз, щенок, на меня тявкнешь — на цепь посажу! А теперь — пшел вон!
Сверкнув угрюмым взглядом, Ярослав отправился прочь, готовить воинство к морскому переходу. Щеки его пылали гневом, от презрительного взгляда ведьмака саднило затылок.
— Скалься, скалься, серый убийца, — пробормотал медведич, зло сплюнув наземь. — Медведя еще никто на цепь не сажал!
Ладья Правителя плавно опустилась на вершину Меру, занимая свое место среди покинутых Урами кораблей. Сойдя с ладьи, Малюта восхищенно огляделся по сторонам.
— Красотища-то какая! — Медведич взглянул на молочные облака, укутавшие Меру, словно покрывало. — Отсюда и до Творца рукой подать? Скажи, Великий, не зря ведь это место для Капища избрано?
Правитель устало улыбнулся его детским эмоциям.
— Не зря, тысяцкий. Святое это место — пуп Земли-матушки. — Чародей прошелся вдоль кораблей братьев, каждого коснувшись рукой. Он был рад счастливому возвращению Великих на Урай. Живите долго, друзья мои, созидайте во славу Творца. — Святое это место, тысяцкий! А где святость — там и черти хороводы водят. Вот и сюда добрались, будь они трижды прокляты.
Улыбка покинула лицо медведича, едва его мысли вернулись к Асгарду. Окинув взглядом вершину горы, Малюта удивленно моргнул:
— Странная гора. Это сколько же каменотесов трудилось, чтоб придать ей столь правильную форму?
Вершиной горы был «Ковчег», борта которого за тысячи лет стали похожи на обросший мхом камень. Малюта направился к кораблю, желая прикоснуться к нему рукой. Десятки стражей молчаливо преградили ему путь, обнажив клинки.
Поджав губы, медведич отошел прочь, обиженно пробормотав:
— Просто потрогать хотел…
Правитель усмехнулся, дружески похлопав его по плечу:
Читать бесплатно другие книги:
