Доспехи Дракулы Крючкова Ольга

Прохор пожал плечами.

– Могёт быть, вурдалак в латы-то энти и облачился…

– А мы сейчас проверим, – предложил Полянский. – Ну-ка помоги мне надеть нагрудник и шлем.

– Ох, ваш благородь, вы бы не трогали энти железки… Не роён час… – Прохор трижды перекрестился. – Ну ладно, чаво уж! Надевайте! Пособлю…

Когда поручик надел нагрудник и шлем, то понял: без специальной тренировки он и шагу в них не сумеет ступить. Значит, версия с переодеванием в доспехи Дракулы отпадает. Они слишком тяжелые и человек становится неповоротливым. Нужна определённая сноровка и привычка, чтобы носить подобную амуницию.

Полянский с удовольствием избавился от тяжёлых лат и предался дальнейшему изучению коллекции. В ней были доспехи князя Конрада, в которых тот участвовал в Крестовом походе, его щит и меч. А также ещё несколько доспехов, принадлежавших некоему саксонскому герцогу, а также одному из датских королей. На стене в зале висели различные мечи, разнящиеся по форме, величине и предназначению. Богатая отделка драгоценными камнями, инкрустация золотом и серебром производила впечатление. Поручик постарался прикинуть: сколько может стоить подобная коллекция? Но всему получалось, немало. И вряд ли европейские музеи отказались бы её приобрести.

У него возникла новая версия: кто-то охотится именно за коллекцией. Да, но почему её тогда не попытались украсть? Слишком громоздкая… Но тогда украли хотя бы доспехи Дракулы, ведь про него в Европе, особенно в Валахии, ходят различные легенды. М-да… Но зачем тогда столько таинственных смертей?!

Полянский терялся в догадках.

Его привлекла небольшая витрина, в которой хранились различные кинжалы, стилеты и богатые пряжки с различными ухищрениями. И одно из таких ухищрений особенно заинтересовало поручика: над ним красовалась надпись, видимо сделанная ещё рукой Николая Яковлевича, чтобы гости могли без труда наслаждаться редчайшими экземплярами. Сия надпись выцветшими от времени чернилами гласила: «Валет – двойной кинжал, хранящийся в напоясной пряжке».

Полянский аккуратно открыл стекло небольшой витрины и извлёк вещицу. Действительно, валет представлял собой небольшой раздвоенный кинжальчик. Вероятно, он специальным образом вставлялся в пряжку пояса и при необходимости весьма неожиданно для противника из неё извлекался.

Поручик покрутил сие необычное оружие в руках.

За спиной Полянского послышались шаги. Он обернулся: перед ним стоял управляющий. Он изучающе смотрел на поручика.

– Проявляете интерес к экспонатам коллекции? – вежливо поинтересовался он.

– Да, сударь. Захватывающее зрелище. Примерив на себя так называемые доспехи Дракулы, я сделал неутешительный вывод.

Берсеньев напрягся.

– И какой же, позвольте узнать?

– Тот, кто напугал Николая Яковлевича Шаховского, не мог в них облачиться по причине тяжести оных. Вот и всё.

Управляющий рассмеялся.

– Но зачем призраку облачаться в доспехи?! Он же – призрак. Потом его видела сиделка, что ухаживала за старым графом.

– Возможно, она что-то или кого-то видела, но явно не в этих доспехах. Я совершенно уверен, – заметил Полянский.

Управляющий многозначительно хмыкнул.

– Что ж, жандармерии видней. Вы бы лучше послушали, что в имении говорят.

– Я уже в курсе этих семейных преданий.

– Где вы предпочли разместиться? – как бы невзначай поинтересовался управляющий.

Полянский многозначительно взглянул на управляющего.

– Пока в покоях старого графа. Насколько я понял, это наиболее тёплая комната.

– Увы, сударь. Надобно заниматься каминами… Всё не досуг. Дворецкий в последнее время спился. Какой из него помощник! Всё приходится делать одному. Да простите, я не представился: управляющий имения Дмитрий Сергеевич Берсеньев.

– Полянский Алексей Федорович…

– Я тотчас прикажу привести камин в соседней комнате в порядок… – пообещал он.

– Я хотел бы после завтрака осмотреть дом самым тщательным образом. Вы мне поможете? – обратился поручик к управляющему. – А заодно и поделитесь своим мнением…

После осмотра усадьбы Полянский сел за письменный стол в кабинете покойного Николая Яковлевича, взял лист бумаги и набросал её приблизительный план. Усадьба Шаховских, построенная почти сто лет назад, была ничем не примечательна.

Первый этаж занимала просторная кухня, людская; горница, где рукодельничали крепостные девушки, комната дворецкого, лакейская. На втором этаже – просторная рыцарская зала, в которой происходили светские увеселения, балы и приёмы. Затем – столовая, кабинет, библиотека, спальня старого графа, рядом с ней ещё две смежных комнаты, в которых осенью жили Григорий и Наталья; две детские угловые комнаты, перестроенные и объединённые в одну; и комната для гостей, отсыревшая, с разбухшей дверью, и практически непригодная для жизни.

Чердак Полянский осмотрел с особым тщанием, но и там ничего необычного не обнаружил. Теперь он аккуратно выводил на бумаге, по памяти, его замысловатую конфигурацию.

– Так, так… – протянул свою излюбленную фразу поручик. – С виду обычная усадьба… Но стены как в крепости… Возможно прихоть пращура Шаховских… Он, как я понял, был инженером-фортификатором. Вот и выстроил себе дом-крепость.

Покуда Полянский изучал усадьбу, опрашивал домашнюю челядь и, наконец, протрезвевшего дворецкого, Наталья Васильевна все более входила в роль барыни, выказывая прислуге своё крайнее недовольство.

В особенности досталось управляющему. Графиня не желала выслушивать его оправдания, что, мол, он приступил к обязанностям только осенью, дом запущен, требует ремонта, денег вечно не хватает. Дела имения находятся в крайне расстроенном состоянии. Возможно, покойный Белкин умел угодить барину и в охоте отменно разбирался, но вот хозяйством занимался спустя рукава.

– Не стоит упоминать Белкина. Сейчас вы управляющий. И с вас я спрошу за состояние усадьбы, имения и дел в целом, – резко сказала графиня.

– Помилуйте, ваше сиятельство! – взмолился Берсеньев и предпринял робкую попытку сложить с себя ответственность. – Домом должен заниматься дворецкий.

Графиня смерила управляющего гневным взглядом.

– Отнюдь! Кто вам это сказал? Дворецкий – крепостной мужик, да в придачу ещё и малограмотный. Благоустройством усадьбы должны заниматься вы!

Полянский слышал, как графиня устраивала разнос Берсеньеву.

«Управитель-то появился недавно…Да, да… мне говорили, прежний управитель погиб на охоте – несчастный случай. А так ли уж и несчастный?.. – размышлял Полянский.

Весь остаток дня графиня провела в хлопотах, Полянский – в размышлениях за письменным столом старого графа.

Вечером, после ужина, графиня расположилась в столовой, решая первоочередные задачи со своей новой экономкой Анфисой. Полянскому ужинать вовсе не хотелось, он пребывал в состоянии охотника – чувствовал, что дичь близко… Но как её поймать?..

Он ещё раз прошёлся по дому, заглянул в каждый закоулок, от его цепкого взгляда ничего не ускользнуло.

Время близилось в десяти вечера, в начале марта в это время суток сгущались сумерки. Полянский ходил по дому с подсвечником в руках… Он уже сам не знал, что рассчитывал найти.

Наконец он удалился в графскую спальню, в которой разместились графиня и его скромная особа.

Поручик медленно прошёлся по комнате. Миновав камин и приблизившись к красочному панно, изображавшему что-то из античной мифологии, в которой Полянский совершенно не разбирался, он заметил, что пламя свечей слегка дрогнуло и отклонилось в сторону окна.

– Так, так… – задумчиво произнёс он. – Тяга воздуха. Из камина?..

Поручик снова прошёлся по комнате и подошёл к декоративному панно – пламя свечей снова отклонилось к окну.

– Очень интересно… а что, если за панно – тайник. И он может оказаться совершенно бесполезным… Да, но откуда тогда тяга воздуха?..

Поручик поставил канделябр на камин, закрыл дверь комнаты на задвижку и попытался внимательно рассмотреть панно. Ничего подозрительного или необычного он, увы, не заметил. С обеих сторон панно окаймляла лепнина. Полянский попытался тщательно рассмотреть её и даже ощупать руками. Неожиданно одна из деталей лепнины подалась, обнажив небольшой, едва заметный рычаг, расположенный в углублении стены. Лепнина же хорошо скрывала его от посторонних глаз. Несведущий человек вряд ли с пристрастием ощупывал бы декоративные детали, если, разумеется, он не собирался найти нечто необычное.

– Так, так… – Полянский нажал на рычаг, панно сдвинулось с места, обнажив черноту тайного хода. Из него потянуло холодом и плесенью.

Поручик взял канделябр с камина и, освещая ход, бесстрашно ступил в него.

– Так, так… Вот значит, как пропал предок Шаховских. Он просто тайно покинул свою комнату.

Он спустился по лестнице. Прошёлся по узкому тоннелю, пытаясь выяснить, куда тот ведёт. Неожиданно он обнаружил скелет с истлевшими остатками одежды.

– А вот и славный предок Шаховских, тот, что, согласно семейному преданию, то ли в вурдалака, то ли в упыря превратился. Интересно, его убили? Или он умер естественной смертью? Скажем, слишком увлёкся своей игрой… Спустился в тоннель, рана открылась, он истёк кровью и умер.

Поручик осветил скелет. Но понять что-либо было невозможно: кости давно обглодали крысы и мыши; едва ли можно было различить остатки одежды.

Он оставил это занятие и последовал дальше по узкому подземному коридору, который привёл его к развилке.

– Так, так… Налево пойдёшь – коня потеряешь, направо – без головы останешься… Прямо как в страшной сказке. Что ж, пойду налево… – решил поручик и, пройдя немного по узкому тоннелю, отчётливо различил впереди дверь.

Рядом с дверью виднелся рычажок…

– И куда она ведёт? – попытался догадаться поручик. – В амбар, сарай, конюшню? Если есть дверь, стало быть, через неё можно проникнуть в подземелье, а оттуда – в спальню графа. Получается, что разгадка находится за дверью.

Полянский вернулся к развилке.

Вскоре он почувствовал запах сырости и плесени – второй тоннель вывел его в старый колодец.

– Стало быть, через колодец злоумышленник тоже мог попасть в спальню графа… М-да… Но кто это мог быть? Этот человек должен слишком хорошо знать все тайны усадьбы… Дворецкий? Управляющий? Кто-то из горничных?.. Нет, женщине такая задача не под силу… А почему дворецкий стал в последнее время пить горькую? Заглушает чувство вины? Неужели он помогал Анатолю? Он пообещал дворецкому денег или вольную… За такой куш даже самый верный слуга может предать своего хозяина. Да и в усадьбе дворецкий живёт почти всю свою жизнь… Б-р-р… холодно… Надобно возвращаться.

На обратном пути, когда поручик уже собирался подняться по узкой лестнице, ведущей к тайному ходу в спальню графа, он заметил две небольшие коробочки, стоявшие на каменном полу.

– А это ещё что такое?.. – поручик осветил свою находку. – Похоже на музыкальные шкатулки… Странно…

Он покрутил одну из шкатулок в руках и не удержался от соблазна – повернул ключик, металлический валик, который должен издавать мелодию, пришёл в движение… Раздался отвратительный звук.

– Фу! Какая гадость! – Полянский тотчас повернул ключик в обратную сторону, музыкальный валик замер. – Уж не об этих ли странных звуках, что мерещились графу, рассказывала мне Наталья Васильевна?..

Полянский выбрался из тайного хода, нажал рычаг – панно заняло своё прежнее место. Поручик почувствовал, что валится с ног от холода и усталости, присел на кровать, накрылся одеялом и попытался собраться с мыслями.

Кто-то попытался отворить дверь. Затем в неё постучали…

– Алексей Фёдорович! Что с вами?

Полянский вспомнил, что закрыл дверь, и графиня теперь не могла войти в комнату.

– Хорошо, что она не пришла, когда я находился в подземелье… Вот бы я появился, словно призрак… и предстал перед испуганной женщиной во всей красе…

Полянский отворил дверь.

– Прошу прощения, ваше сиятельство…

– Ах, сударь, я думала, что вам дурно! – взволнованно воскликнула графиня.

– Простите, я осматривал комнату, поэтому-то и закрыл дверь…

Наталья встрепенулась.

– Нашли что-нибудь необычное?

– Да… Право, не знаю, с чего начать…

Графиня оживилась.

– С чего сочтете нужным, – предложила она.

Полянский с видом заговорщика выглянул в коридор и, убедившись, что там никого нет, закрыл дверь. Затем он увлёк графиню в глубь комнаты.

– Обещайте выслушать меня, сохраняя полное спокойствие, – начал поручик.

Графиню охватила нервная дрожь.

– Постараюсь… – пролепетала она.

– Тогда слушайте…

Утром Полянский приказал закладывать дрожки, укрылся меховой шубой покойного графа и отбыл, как он сказал, ознакомиться с окрестностями.

Примерно после полудня, едва поручик успел вернуться с прогулки, в имение прибыл курьер из жандармского ярославского корпуса. На словах он передал, что начальник здешней жандармерии, полковник Левандовский, прослышал, что в имение прибыл столичный следователь и хочет срочно с ним проконсультироваться по весьма щекотливому делу.

Полянский вздохнул, приказал прислуге тщательно охранять дом и уехал в Ярославль, пообещав вернуться только на следующий день.

Наталья Васильевна пребывала в смятении, ибо боялась одна ночевать в спальне покойного графа. Но камин в соседней комнате чадил по-прежнему. У графини сложилось впечатление, что управляющий не торопится исполнять её приказания.

Наталья Васильевна лежала в постели, укрывшись одеялом до самых глаз. Её бил озноб…

– Господи… – причитала она. – Неужто и впрямь Анатоль сговорился с дворецким… Как он мог?! Подлец! П-р-рокутил свои денежки… – зубы графини выбивали нервную дробь. – Свекра уморили… Григория тоже… Меня чуть не подстрелили… И, поди, Анатоль ещё и останется ни при чём… Скажет: знать ничего не знал и не ведал, мол, наговор это…

В коридоре раздался какой-то шелест. Графиня с перепугу укрылась одеялом с головой. Часы пробили двенадцать… Самое время Дракуле объявиться…

Дверь спальни отворилась, в проёме показалась голова Анфисы.

– Барыня… – позвала новоявленная экономка.

Наталья сделала вид, что спит.

Анфиса трижды перекрестилась, достала из-под белоснежного передника склянку с водой.

– Чай, святая вода барыню-то нашу защитит… Нечистого отвадит…

Она брызнула водой около двери и по направлению к барской кровати, сама же входить в спальню побоялась.

– Спи, наша лебедь белая… – сказала Анфиса и затворила за собой дверь.

Вскоре в усадьбе все стихло…

Наталья почувствовала, как от страха и напряжения ночная сорочка пропиталась потом.

«Не ровён час явится вурдалак…» – подумала она и задремала.

…И вурдалак действительно явился. Примерно в два часа ночи декоративное панно, скрывающее тайный ход, отворилось. Оттуда вышел Дракула…

Неожиданно Наталья Сергеевна ощутила холод и дуновение набежавшего воздуха, она открыла глаза – в скудном отблеске свечей около камина стоял призрак. Его серебряные латы зловеще сверкали… На груди отчётливо различался золотой дракон, на голове – крылатый шлем. А вместо лица зияла чернота…

Наталья почувствовала, как сердце ушло в пятки… Она пыталась закричать, позвать на помощь, но язык не повиновался ей.

Увидев, что женщина проснулась, Дракула стал медленно приближаться к ней. Та пребывала в полном оцепенении, раздался лишь сдавленный крик, скорее похожий на вздох отчаяния. Дракула взял маленькую подушку, лежавшую на банкетке около кровати…

В этот момент портьера, украшавшая кровать, отодвинулась: появился Полянский. В правой руке он держал двухзарядный пистолет, а в левой, на всякий случай, дубинку. А вдруг оружие будет бессильно против нечисти? А уж дубинка – верное средство.

От внезапного появления поручика Дракула замер, явно пораженный. Этого было достаточно, чтобы Полянский сразил его метким выстрелом прямо в ногу.

Дракула, не ожидая такого дерзкого нападения, издал протяжный крик и, хромая, попытался скрыться в чёрноте тайного хода. Но не тут-то было. Полянский настиг его и со всей силы огрел дубинкой по голове.

Дракула издал вполне человеческий крик, осел и рухнул на пол, как подкошенный.

– Отбегался, голубчик. Тоже мне – Дракула! – удовлетворённо произнёс поручик и взглянул на графиню. Оцепенение прошло, и женщину уже трясло от страха.

– Как вы, Наталья Васильевна?

– В п-порядке… – полепетала она.

– Тогда посветите мне…

Наталья с трудом поднялась с кровати, накинула халат, взяла подсвечник и приблизилась к поручику.

– Он мёртв?

– Не думаю. Просто без сознания. Посветите, а я осмотрю этого доморощённого Дракулу.

При ближайшем рассмотрении Полянский обнаружил, что латы и шлем заграничного вурдалака, были бутафорские, но весьма искусно сделанные из серебристой ткани.

– Провинциальный балаган… – проворчал поручик. – Что ж, откроем лицо актёра. Вы готовы? Не испугаетесь?

Наталья отрицательно покачала головой.

– После того, что я сегодня пережила, нет. Я хочу увидеть лицо этого негодяя.

– Что ж, воля ваша, – сказал поручик и снял с головы вурдалака бутафорский шлем, а с лица – плотную чёрную вуаль, коей безутешные вдовы украшают свои шляпки.

– Боже мой! Боже мой! Негодяй! Какой негодяй! – негодовала графиня. – А покойный Николай Яковлевич доверял ему!

– М-да… Не ожидал… – задумчиво протянул поручик. – Наш Дракула, не кто иной, как сам господин Берсеньев, управляющий имением.

Пока доморощенный Дракула пребывал без сознания, поручик обыскал его с особым тщанием, и в одном из потайных карманов обнаружил миниатюрный кинжал-валет, весьма схожий с тем, на который обратил внимание на витрине в рыцарской зале.

Домашняя челядь, разбуженная выстрелом, столпилась на первом этаже дома, у лестницы, ведущей на бельэтаж. Дворецкий, по обыкновению, был мертвецки пьян, ему хоть из пушки пали – не добудишься.

Поэтому прислуга решила отправить к барыне Анфису, чтобы выяснить, что случилось. Анфиса набралась храбрости, перекрестилась и направилась в господскую спальню. Подойдя к двери, она услышала голоса…

Женщина приоткрыла дверь, и увидела, что на полу лежал бездыханный человек, одетый в чудные одежды, над ним стоял господин жандарм, чуть поодаль – барыня, бледная, как полотно.

– Барыня… – вымолвила экономка. – Домашние проснулись… слышали выстрел…

Графиня резко обернулась. Анфиса зажмурилась от страха, готовясь выслушать гневные слова.

– Анфиса… Ты… успокой прислугу, всё в порядке. Господин Полянский подстрелил призрака… – сказала графиня, не думая ругаться.

– Да неужто?! – Анфиса всплеснула руками. – Призрака?..

– М-да… – задумчиво произнёс поручик. – Управляющего имением.

Анфиса округлила глаза.

– Дмитрия Сергеевича?.. – растерянно переспросила она.

– Его самого… – подтвердила графиня.

– Так зачем же он, окаянный, такое злодейство замыслил? – недоумевала экономка.

– Это я и хочу выяснить, – сказал поручик. – Ты, Анфиса, прикажи послать за доктором, как светать начнёт. А то ещё кровью истечёт наш призрак… А покуда принеси водки и чистые полотенца, перевяжу его. Чай, не впервой, на войне приходилось.

Берсеньев начал постепенно приходить в себя. Он пошевелился и издал протяжный стон.

– Что, голубчик, очухался? – саркастически поинтересовался поручик. – Поохотиться решил, да сам добычей стал… Подушку-то зачем в руки взял? Наталью Васильевну задушить хотел?

Берсеньев смотрел на Полянского.

– Нет… Я не хотел её убивать, я хотел пошутить… – он пытался солгать совершенно нелепым образом. – А-а-а! Нога!

– Да, пришлось подстрелить вас. Неудачная шутка, сударь. А ведь я мог и убить…

Берсеньев попытался подняться.

– Помогите мне… Я истекаю кровью… – взмолился он.

Графиня брезгливо фыркнула.

– Негодяй! Он ещё молит о помощи! Ты и Николая Яковлевича также убил!

– Я никого не убивал! – с жаром воскликнул Берсеньев и снова застонал от боли.

В комнату вошла Анфиса, она принесла чистые полотенца и графин водки. Полянский разрезал валетом окровавленную штанину управляющего, промыл рану водкой и перевязал. Затем попытался восстановить предполагаемую картину преступления:

– Итак, вы намеревались задушить графиню подушкой. А затем оставить на её шее при помощи валета рану… Такую же, как некогда вы оставили на шее Николая Яковлевича. Я так понимаю, для большей схожести с семейным приданием Шаховских. Ведь в нём говорится, что молодой любовник графини умер загадочной смертью. Врач нашёл на его шее две запёкшиеся ранки. Затем исчез и сам граф… Крестьяне же решили: полюбовника барыни вурдалак укусил… А в вурдалака сего барин и обратился.

Лицо Берсеньева покрывала смертельная бледность, но не сколько от боли, сколько от страха. Он молчал.

– Вы, конечно, можете сохранять молчание, но и содеянного: убийства графа и покушения на Наталью Васильевну вполне достаточно, чтобы отправить вас на пожизненную каторгу. По опыту могу сказать: больше двух-трёх лет вы там не протяните. Тяжёлый труд и чахотка не способствуют продолжительности жизни…

– Мне нечего сказать вам… – коротко ответил Берсеньев.

– Ну, воля ваша. Всё равно мне придётся переправить вас в Москву. А в московской жандармерии умеют развязывать языки…

Берсеньев был близок к обмороку. Неожиданно в спальню ворвалась Анфиса.

– Барыня, не извольте гневаться!

– Что ещё? – удивилась Наталья Васильевна.

– Мужики топорами вооружились. Говорят, вурдалака порешить собралися… Он, мол, графа жизни лишил и до молодой хозяйки хотел добраться…

Графиня растерялась.

– Я поговорю с ними, – предложил поручик.

Неожиданно Наталья Васильевна проявила недюжинную твёрдость характера.

– Нет-нет…Я сама. Это теперь мои крепостные, и я должна их успокоить, а если понадобится, и вразумить. Самосуд к хорошему не приведёт. Анфиса, подай мне шубу, я спущусь во двор…

– Если что, Наталья Васильевна, – я вооружён, – поручик показал ей свой пистолет.

– Да, я помню… Но не думаю, что потребуется оружие. Вряд ли крепостные желают мне зла.

Наталья Васильевна удалилась с перепуганной Анфисой. Раненый Берсеньев распластался в кресле, его трясло от страха.

– А что, не отдать ли вас разъярённым мужикам? – съёрничал Полянский. – Изрубят вас на мелкие кусочки. И делу конец! Был управляющий и нету! Мужицкий бунт всё спишет. И мне проблем меньше. Злоумышленника я нашёл. Вы всё затеяли – вам и расплачиваться за свои художества.

– Помилуйте… – пролепетал перепуганный Берсеньев. – Я всё расскажу вам…. Всё… Только не отдавайте меня мужикам… И на каторгу я не хочу…

Полянский воззрился на управляющего, тот был жалок и отвратителен…

– Ну, от мужиков защитить я вас, пожалуй, смогу. А от закона – вряд ли. Постарайтесь рассказать мне всё предельно откровенно, и тогда, возможно, я избавлю вас от пожизненной каторги.

– Расскажу всё! – с жаром воскликнул Берсеньев. – В начале лета прошлого года, в Москве я познакомился с Сильвией Либуш. Очаровательная женщина, надо сказать… Так вот, мы стали любовниками. Через какое-то время мой дядюшка, купец Берсеньев, решил устроить меня приказчиком в одну из своих ярославских контор. Я признался Сильвии, что вынужден покинуть Москву, ибо не могу упустить такой шанс… Кажется, я сказал тогда, что дядя мой поставляет кондитерские изделия самому графу Шаховскому, у того имение недалеко от Ярославля. Сильвия проявила к моим делам нескрываемый интерес, особенно к графу Шаховскому. И предложила мне дело, которое на тот момент показалось мне весьма заманчивым: я поступаю на службу к графу и помогаю ему отправиться на тот свет. Затем за ним последует его сын…

– Так, так… – по обыкновению протянул поручик. – А после Григория Шаховского настанет очередь его жены… – Берсеньев кивнул в знак согласия. – М-да… Григорий умер загадочной смертью после того, как провёл ночь с Сильвией Либуш. Ох уж эта мадам Либуш… – Полянский решил не торопить события и спросил: – А как вы получили место управляющего? Неужели смерть Белкина, вашего предшественника, действительно была делом случая?

– Я точно не знаю… Но мне кажется, что Сильвия наняла кого-то… И Белкина подстрелили на охоте. Клянусь вам, я его не убивал! Я и стрелять толком не умею!

– Я вам верю. Продолжайте…

– Так вот, дядя написал мне рекомендательное письмо. Я явился на бал к Шаховскому и по счастливой случайности ему понравился… Затем доктор Самойлов рассказал мне семейное предание Шаховских… Тут и возникла у меня идея с Дракулой-вурдалаком. Сначала я как-то ночью попытался надеть доспехи Дракулы. И так же, как и вы, убедился: они слишком тяжелы. Сильвия часто приезжала в Ярославль, я рассказывал ей обо всём, что происходит в имении. Идея с Дракулой ей очень понравилась, она заказала для меня бутафорские доспехи… А потом я как-то разбирался в своём флигеле. Шкафы были забиты старыми бумагами. Так я нашёл подробный план дома, датированный 1730 годом, вероятно, тогда-то он и был построен. Я несказанно обрадовался своей находке, и внимательно изучив план, обнаружил, что есть некий тайный коридор, и ведёт он как раз из флигеля прямо в барский дом, а точнее, в спальню старого графа… Поначалу я не отважился рядиться в Дракулу. Но самочувствие графа резко ухудшилось и я решил воспользоваться этим обстоятельством.

– Вы поставили в подземелье две музыкальные шкатулки с искорёженными валиками, периодически включали их, чем ещё докучали старому графу, – закончил мысль Полянский.

Берсеньев округлил глаза.

– Откуда вы знаете?..

– Увы, я не располагал планом дома… Я просто проанализировал события и решил, что в комнате графа непременно должна храниться разгадка… И я не ошибся, – с гордостью пояснил поручик. – В подземелье я нашёл человеческие останки, думаю, они как раз и принадлежат пращуру Шаховских. Он, ведомый ревностью и местью, покинул постель, несмотря на рану, и отправился по тайному подземелью во флигель, где почивал его молодой соперник. Пращур беспрепятственно вошёл во флигель и умертвил соперника. Правда, каким образом, я до конца не понял… На обратном пути рана открылась, и предок Шаховских потерял сознание, истёк кровью и умер. Затем крысы и время сделали своё дело.

– Да, так всё наверняка и было… Когда я обследовал подземелье, то нашёл около скелета склянку с неким веществом и валет. За сто лет с ними ничего не сделалось. Я вспомнил то, что мне рассказывал доктор Самойлов, особенно о запёкшихся ранках на шее молодого соперника. И тут я понял – это рана, нанесённая валетом. Ведь у него – два узких лезвия.

Полянский с нескрываемым интересом слушал Берсеньева. Его поразила изобретательность преступника…

– Неужели пращур задушил соперника подушкой, а потом нанёс рану валетом?.. – размышлял поручик.

Берсеньев усмехнулся.

– Этого доподлинно теперь никто не узнает… Но у меня на этот счёт есть некоторые соображения.

– И какие же? – Полянский не скрывал своего явного интереса.

Берсеньев продолжил свой рассказ:

– Склянка содержала некий яд. Пращур смочил валет в смертельном зелье и вонзил в шею соперника. Тот умер…

– Яд, парализующий дыхание… Я читал о таких, но воочию никогда не сталкивался. Странно… Откуда он взялся у легендарного предка? Ну, да вряд ли мы теперь об этом узнаем…

– Я рассказал о склянке Сильвии, – продолжил Берсеньев. – Та проявила к зелью особенный интерес. По словам Либуш, её шантажировал какой-то прохвост, она не знала, как избавиться от него… Понимаете, мышьяк – слишком явное средство. Симптомы отравления мышьяком очевидны: боли в животе, рвота… Сильвия решила испытать зелье на этом прохвосте…

– М-да… Имя сего прохвоста Николай Жуков. Опыт вашей возлюбленной прошёл удачно. Яд не оставил следов в организме жертвы… И дело было закрыто. Окрылённая успехом, Либуш заманила Григория Шаховского в свой бордель и отравила… Но на их телах не было обнаружено следов от валета. Я в этом совершенно уверен.

Берсеньев усмехнулся.

– Сильвия умна. Она не стала связываться с валетом: к чему такие сложности? Да и яд за сто лет мог потерять свои свойства. Она просто подлила зелья в вино Григорию Шаховскому…

– А Жукову – в коньяк, – уточнил поручик. – Действительно, зелье потеряло свои свойства за столь долгие годы, но всё же не до конца. Николай Жуков и Григорий Шаховской задохнулись от кашля…

Полянский внезапно почувствовал усталость, ему хотелось спать, сказалось напряжение последних дней. Он усилием воли взял себя в руки, потому как хотел прояснить все обстоятельства столь запутанного и таинственного дела до конца.

– И всё-таки признайтесь: какая выгода Либуш от смерти Шаховских? Может быть, она действовала в интересах Анатоля Дубовицкого?

– Что? Этого недоумка? Право, не смешите меня, сударь! – воскликнул Берсеньев.

– Тогда мне до конца непонятно, чего она добивалась? – признался Полянский.

Берсеньев хрипло рассмеялся и тут же издал стон – ногу пронзила нестерпимая боль. А когда боль отступила, признался: