Мы не волшебники, а только учимся Баринова Виктория
На северо-востоке Горечанска, почти на самой окраине, располагался старинный парк. Из построек в районе парка было всего несколько серых панельных девятиэтажек и полуразвалившийся Дом культуры, который сдавался в аренду мелким бизнесменам, но популярностью у них не пользовался из-за плохих коммуникаций и удаленности от деловой части города.
Местечко было на редкость красивое и стратегически выгодное. С одной стороны, подальше от шумного центра и выхлопных газов, поближе к парку, от которого до Великого озера рукой подать. С другой стороны, недалеко от федеральной трассы Горечанск — Москва, да и с городом отличное транспортное сообщение. Одним словом, лакомый кусочек земли, идеально подходящий для строительства элитного коттеджного поселка.
Добрышевский давно планировал использовать его по назначению. Ездил в Москву советоваться с солидными архитекторами, выбирал подходящие участочки для себя и друзей, прикидывал смету на строительство и примерную прибыль. Все было бы чудесно, если бы не проживающие в этом районе граждане, которых нужно было куда-то девать, и не давнишнее заключение одного малоизвестного историка о том, что фундамент Дома культуры представляет собой историческую и культурную ценность, так как был заложен несколько столетий назад.
Впрочем, насчет исторической ценности Добрышевский волновался меньше всего. Справка хранилась в городском архиве и никого не интересовала. Люди, которые вряд ли пожелают покинуть родные дома, чтобы освободить место для возведения элитных коттеджей, представляли куда большую проблему.
Мэр планировал заняться этим после выборов, когда страсти поулягутся и общественное внимание к его персоне естественным образом ослабнет. Однако старинный знакомец из экологической службы подкинул Владимиру Григорьевичу изящную, простую идейку.
— Мы инициируем общественную экологическую экспертизу и состряпаем заключение, что земля в районе парка отравлена вредными веществами. Что-нибудь на тему о советских экспериментах с минеральными удобрениями. Скажем, что разбирали старые архивы, натолкнулись на информацию, передали ее в службу и получили заключение о необходимости немедленной очистки земель. Позин проконсультирует. Обнародуем заявление, принесем извинения за ошибки народных депутатов Горечанска, выплатим небольшую компенсацию, расселим жителей по новостройкам.
— Ты представляешь, во сколько это нам обойдется? — буркнул хриплый.
— Не нам, а бюджету, — поправил Добрышевский. — Придется изыскать средства. Алексей этим займется. Да, Леш?
— Да, — согласился баритон. — Центр потеребим. Экологическая катастрофа — это не шутки.
— Пока никакого центра. Обойдемся своими силами. Лишнее внимание нам до определенного момента не нужно.
— Тоже верно.
— Дальше-то что? — очнулся бас.
— Дальше все по плану. По дешевке выкупаем землю и начинаем строиться. Придется подпустить немного туману на тему очистных работ, но много времени это не займет.
— А как же экологическое заключение? — упрямился бас. — Кто захочет купить дом на отравленной земле?
— Естественно, никто. Поэтому после того, как земля окажется в нашей собственности, мы организуем повторную экспертизу и узнаем, что результаты первой ошибочны.
Баритон хохотнул, бас ахнул, простуженный пробормотал:
— Неплохо. Но кому-то придется стать козлом отпущения.
— Позину, — лаконично сказал Добрышевский.
— Он согласен?
— Практически да. В любом случае он уйдет на пенсию задолго до второй экспертизы, ему ничего не будет угрожать. У него будет время придумать что-нибудь в свое оправдание.
— Газеты поднимут шумиху, — предупредил хриплый.
— Кто их послушает? Перед законом мы будем чисты, как новорожденные младенцы. А жителей отвлечем. Устроим роскошный день города, и они умрут от счастья. Что скажете?
«Вот подлец!» — подумала Маринка.
— Гениально! — воскликнул баритон.
— Мое почтение, Владимир Григорьевич, ты, как всегда, на высоте, — буркнул бас.
— Идея хороша. Но раз Позину осталось две недели до пенсии, надо бы поторопиться, — вздохнул хриплый.
— Поэтому я и встречался с ним вчера и запросил все необходимые документы. Завтра в первой половине дня они будут лежать у меня на столе. Текст заключения, образцы подписей и печатей, бланки. Все, что требуется. Подкину Леночке сверхурочные на выходные. А в понедельник — вторник можно будет выступить с заявлением. Я, кстати, сегодня беседовал с корреспондентом «Горечанска в XXI веке» и упомянул, что меня беспокоит экологическая обстановка в северо-восточном районе. Пустил первую ласточку.
Все рассмеялись.
— Что ж, друзья мои, давайте заканчивать. Уже без трех пять, меня ждут простые граждане и их простые проблемы. Ты, Алексей, займись бюджетом на следующее полугодие. Ты, Илья, запроси у архитекторов последние изменения. Хотелось бы взглянуть на готовый проект. А вас, Дмитрий Андреевич, попрошу уделить внимание кампании в прессе. Как всегда, мы должны быть полны сочувствия и готовности помочь. Будут идеи, добро пожаловать ко мне в любое время дня и ночи. Вопросы есть?
— Нет, Володь, все ясно.
Маринка услышала, как мужчины встали и по очереди попрощались с Добрышевским. Один за другим они выходили из кабинета, а Маринка исступленно молилась про себя, чтобы Владимир Григорьевич последовал их примеру и отправился беседовать с гражданами на другой этаж. Она услышала достаточно, чтобы навечно запятнать доброе имя Добрышевского в глазах горечанцев. Если он обнаружит ее сейчас, ей даже милиция не светит. Добрышевский убьет ее прямо в кабинете, а труп распорядится закопать в злосчастном районе, якобы зараженном минеральными удобрениями.
— Владимир Григорьевич, вы готовы? — В кабинет зашла Елена, и Маринка поняла, что ее испытания продолжаются.
— Да, Леночка, — вздохнул Добрышевский. — Кто у нас первый?
— Шишкова Наталья Васильевна, тридцать пятого года рождения, с планом благоустройства детской площадки по адресу Ливневая, двадцать восемь.
— О боже, очередная инициативная бабулька. Им надо запретить выходить из дому. Ладно, запускай.
Голос Добрышевского во время разговора с «инициативной бабулькой» был исполнен такой сладости, что Маринка возненавидела его еще сильнее. Лицемер и подлец. Оля Коврижко ничуть не ошибалась на его счет. За десять минут очаровал пожилую даму и надавал кучу осторожных обещаний, которые без проблем сможет взять обратно. Главное для него — произвести хорошее впечатление, а делать что-либо хорошее не обязательно.
После того как инициативная бабулька, уверенная в том, что ее предложение будет реализовано, в сотый раз поблагодарила мэра и отправилась восвояси, в кабинет снова зашла Елена.
— Леночка, кто там еще? По-моему, на сегодня хватит. У меня был тяжелый день.
— Четверо хотят с вами встретиться, Владимир Григорьевич.
— И замов у меня как раз четверо. Пусть каждый возьмет себе по просителю, а мне потом доложат, если что.
— Как скажете, Владимир Григорьевич.
Маринка возликовала. Мэру на самом деле пора было отдыхать. А ей пора сваливать из кабинета, пока она не свалилась с подоконника.
Еленин голос раздался как гром среди ясного неба:
— Владимир Григорьевич, троих я пристроила, а четвертый настаивает на личной встрече. Записывался месяц назад и хочет видеть именно вас.
— Хорошо, еще одного приму, — проворчал Добрышевский. — Но на положительное решение пусть не рассчитывает.
— Не торопитесь с выводами, Владимир Григорьевич. — По ее голосу Маринка поняла, что Елена улыбается. — Некий аспирант-историк. Хочет попросить о финансировании исторического исследования на благо города.
— Вечно им одни деньги от меня нужны. Как будто я их печатаю!
— Это может быть интересно. Одним махом уделите внимание и молодежи, и культуре. Эффектный ход перед выборами.
— Да? Пожалуй, ты права. Послушаем мальчика.
Маринка чуть не заплакала. Сколько можно издеваться над человеком? У нее болит спина и затекли ноги, а дражайший Владимир Григорьевич вздумал разыгрывать из себя передовика производства! Откуда только на ее голову взялся этот назойливый юноша? Сказано ему, что мэр не принимает, так нет, обязательно надо лезть.
Дверь хлопнула, и Маринка услышала мужской голос. Очень приятный голос, с интонациями, которые мама непременно определила бы как «интеллигентные». Маринка едва удержалась, чтобы не выглянуть из-за шторы. Но даже ради обладателя такого голоса рисковать собственной шкурой не стоило.
— Добрый вечер, Владимир Григорьевич. Меня зовут Андрей Кузнецов, я учусь в заочной аспирантуре исторического факультета…
— Присаживайтесь, пожалуйста. Рад с вами познакомиться, Андрей.
Маринка скривилась от отвращения. С аспирантом Добрышевский разговаривал уважительно, на равных. Не обольщал мужским обаянием, как инициативную бабульку, общался как серьезный человек.
Аспирант, почуяв заинтересованность мэра, не стал ходить вокруг да около, сразу приступил к делу:
— Я пришел к вам с предложением, Владимир Григорьевич. Как вы знаете, у нашего Горечанска очень богатая история. В области было сделано немало ценных археологических находок, однако территория самого города долгое время незаслуженно игнорировалась. Существуют свидетельства того, что когда-то на месте Горечанска было крупное славянское поселение. Наш знаменитый соотечественник Василий Бекетов еще в начале двадцатого века говорил о необходимости проведения археологических исследований в самом городе.
Маринка улыбнулась в первый раз за то время, которое она провела в кабинете Добрышевского. Интересно, что бы сказал аспирант, если бы узнал, что праправнучка Василия Бекетова сидит на подоконнике, спрятавшись за складчатую портьеру?
— Я кое-что слышал об этом, — проговорил Добрышевский профессорским тоном. — Но что вы предлагаете? Перекопать весь город?
— Нет, конечно, — твердо ответил Андрей. — Жители нас не поймут. Но есть район, наиболее перспективный, по моим данным, где археологические раскопки никому не помешают. Я знаю, с чего начать и где искать. Единственное, что мне нужно, — финансирование и административная помощь. Я уверен, проект привлечет внимание прессы, информационная поддержка будет нам обеспечена.
Грамотно излагает, одобрила Маринка. На археологические открытия мэру плевать, а газетная шумиха будет кстати.
— Интересное у вас предложение, — задумчиво пробормотал Добрышевский. — Но почему вы решили обратиться именно ко мне? Не проще было бы найти спонсора среди бизнесменов?
— Не проще, — отрезал Андрей. — Потому что только государство в состоянии обеспечить сохранность и надлежащее использование найденного клада.
Кресло Добрышевского скрипнуло.
— Клада? Разве мы говорим о поисках клада?
«Чует поживу, — поняла Маринка. — Наивный мальчик. В руках прожженного вора твой клад был бы в большей безопасности, чем под опекой Владимира Григорьевича».
Андрей рассмеялся:
— Любой предмет, скажем, одиннадцатого века — в наше время клад. Даже обломок обычного глиняного горшка.
— Да-да, я понимаю. Но я имел в виду более традиционное значение слова «клад»…
— Буду с вами честен, Владимир Григорьевич, не знаю, — сказал Андрей после небольшой паузы. — Нельзя исключать, что мы вообще ничего не найдем. Поэтому я и пришел к вам, а не к бизнесмену, который потребует от меня не научной ценности, а твердых гарантий и окупаемости. Но информация, которую я собирал последние три года, позволяет надеяться на лучшее. Возможно, на самый настоящий клад.
«Клюнет, — подумала Маринка. — Обязательно клюнет».
— При себе у вас эта информация? Можно взглянуть?
Зашуршали бумаги, несколько минут Маринка ничего не слышала, кроме шелеста страниц и тиканья больших настенных часов. Наконец бумажный шорох прекратился. Маринка затаила дыхание. Когда Добрышевский заговорил, она не узнала его голоса.
— Э-это в-вы где копать собрались? — прохрипел мэр.
— В районе Федеральной улицы, — ответил с запинкой ничего не понимающий Андрей. — Начнем с Дома культуры и площадки за ним, потом сориентируемся…
Маринка вытаращила глаза. Бедный парень понятия не имеет, во что вляпался. Вздумай он копать хоть под Белым домом, у него был бы шанс уговорить Добрышевского. Но ставить свой элитный поселок под угрозу Владимир Григорьевич не будет за все сокровища мира. Археологические находки — вещь сомнительная с точки зрения прибыли, а коттеджи на берегу Великого озера — прямая дорога к богатству и комфорту.
— Простите, Андрей, но об этом не может быть и речи.
Добрышевский взял себя в руки. Он больше не хрипел и не заикался, но и заинтересованность из голоса убрал.
— Горечанский Дом культуры — памятник культуры, охраняемый законом, так что рыть там я никому не позволю.
— Какой это памятник? — возмутился Андрей. — Он же скоро развалится.
— Развалится — восстановим. Фундамент его никуда не денется. Разве вы не знаете, что он представляет историческую ценность? Об этом заключение соответствующее имеется.
— Поэтому я и хочу в этом районе поработать…
— Нет. — Кресло отъехало в сторону, Добрышевский встал. — Приятно было пообщаться с человеком, неравнодушным к нашей истории, но ничем вам помочь не могу. Занимайтесь лучше диссертацией, молодой человек, не тратьте времени зря.
— Но, Владимир Григорьевич… вы же не все документы просмотрели… есть неоспоримые доказательства…
— Доказательства доказательствами, а в аферы администрация не ввязывается. — Мэр подошел к двери. — Не смею вас задерживать.
Смертельное разочарование молодого человека Маринка ощутила как свое собственное. И почему он решил искать клад именно у Дома культуры? У него был прекрасный шанс завоевать расположение Добрышевского, но из всех возможных мест в Горечанске ему понадобилось то, из-за которого глубокоуважаемый мэр ему глотку перережет и не поморщится.
«Но зато мое спасение не за горами», — мудро рассудила Маринка.
Она не ошиблась. Добрышевский, перенервничавший из-за разговора с Андреем, выпил рюмочку для успокоения и через пять минут закрыл дверь своего кабинета с обратной стороны. Маринка выждала немного для верности, неуклюже плюхнулась на пол, за неимением лучшего места кинула жучок на подоконник и устремилась на свободу.
4
Раскопать в Горечанске второй Чертомлык или вторую Трою было заветной мечтой Андрея Кузнецова. По ночам ему снились улицы и дома древнего города, спрятанного глубоко под коммуникациями Горечанска. Еще в восьмом классе Андрей зачитал до дыр книгу Василия Бекетова «Наше славное прошлое» и загорелся идеей продолжить дело великого археолога.
Скажем сразу, безнадежное дело.
Согласно данным официальной науки, первое упоминание о Горечанске относилось к началу XIV столетия, когда московский князь Даниил Александрович повелел выстроить на берегу Великого озера крепость, дабы присматривать за границей княжества. Существовало письменное свидетельство памятной даты, чуть ли не главная достопримечательность Горечанска, которую, как зеницу ока, берегли в местном краеведческом музее.
О более ранних периодах в жизни города ничего известно не было, словно князь приказал возвести крепостные стены посреди глухого леса, где до тех пор не ступала нога человека. Начальником крепости был поставлен некто Иван Коробейников, человек шустрый и расторопный, бывший в большом почете у князя. Коробейников заслуженно пользовался в Горечанске славой отца-основателя города, и у памятника его персоне, воздвигнутого в центральном парке в середине двадцатого века, во время праздников проводили торжественные митинги.
Однако археолог Василий Бекетов, родившийся в Горечанске почти за век до того, как городская администрация раскошелилась на памятник Ивану Коробейникову, осмелился бросить вызов официальной науке. Изучая архивы в свободное от раскопок время, Бекетов наткнулся на малоизвестное сочинение византийца Михаила Пселла, в котором тот вскользь упоминал о своем близком друге Ираклии Халкуци, знаменитом путешественнике и философе. Халкуци очень интересовался землями далекой загадочной Скифии. Пселл восторгался храбростью друга, исследовавшего опасные северные леса, его готовностью рисковать жизнью, чтобы пополнить путевые записки. Пселл искренне не понимал, как отпрыск богатого и благородного семейства может променять карьеру царедворца на дорожную пыль и тяготы пути. И в то же время сквозь степенные и витиеватые строчки проскальзывало преклонение перед настойчивостью Халкуци и восхищение чудесами, о которых тот рассказывал после каждого путешествия.
Помимо всего прочего упоминал Пселл о могущественном скифском городе, расположенном много севернее столицы россов. Отдельно говорилось об озере с необыкновенно прозрачной водой, на берегах которого стоял этот город. Неловко было монаху Пселлу писать о чудодейственной силе озера на окраине мира в языческой глуши, но жадное любопытство нет-нет да и прорывалось через рассудительный тон повествования.
К величайшему огорчению Василия Бекетова, более конкретной информации в труде Пселла не содержалось. То ли он не счел нужным повторять записки самого путешественника, то ли не захотел тратить время на чужие открытия. Но и маленьких отрывков хватило Василию Васильевичу, чтобы задуматься и предположить, что северный город Ираклия Халкуци располагался когда-то на месте современного Горечанска.
Редкие и неполные указания на местоположения городка, которые проскальзывали у Пселла, эту теорию не подтверждали, но и не опровергали. Бекетов с ходу мог назвать десяток городов, которые могли бы претендовать на место в рукописи знаменитого византийца. Но вот озеро, таинственное озеро с прозрачной водой, способной творить чудеса, имелось только под Горечанском. Конечно, к концу девятнадцатого столетия чудес в озере значительно поубавилось. Не выходили из него чудища страшенные, не возвращались из его глубин давно погибшие люди, не дарило оно отчаявшимся женщинам красоту и радость материнства. Однако легенд о нем ходило немало, собиратели народного фольклора накопили целые тома волшебных сказок о Великом озере.
Бекетов чувствовал, что напал на верный след. Если его теория верна, Горечанск старше как минимум на три века. Пселл писал о Халкуци как о своем современнике, значит, уже в начале одиннадцатого века Горечанск был развитым городом, привлекавшим иностранных путешественников.
«Записки Ираклия Халкуци» могли бы дать ответы на все вопросы, которые накопились у археолога. Однако, как он ни старался, не смог найти не то что рукопись Халкуци, даже упоминания о ней в других источниках. Авторитетные ученые считали, что путешественник Ираклий и его далекий город — плод богатого воображения Пселла, который неизвестно зачем решил попробовать себя в непривычной для того времени беллетристике.
Бекетову по-дружески посоветовали не тратить времени на ерунду, а продолжать свои блистательные изыскания в области византийской истории.
Но Василий Васильевич был не из тех, кто под давлением отказывается от взглядов и теорий. Он засел за книжку, в которой подробно и аргументированно изложил свою версию горечанского прошлого. Не крохотной крепостью из пяти дворов, основанной в начале четырнадцатого века, стал его Горечанск, а великолепным развитым городом как минимум на триста лет старше, с собственным управителем и развитыми культурно-торговыми связями. Он смело цитировал Пселла и убедительно излагал одно доказательство за другим.
Когда книга вышла, противники Бекетова обрушились на него со всей ненавистью консерваторов от науки. «Сказочник», «фантазер», «бесплодный сочинитель» были самыми мягкими эпитетами, которыми награждали Василия Васильевича.
Это стало последней каплей. Василий Васильевич забросил все и сосредоточился на поисках доказательств. Сопоставляя имевшиеся у него данные о прошлом Горечанска и работу Пселла, Бекетов разработал подробный план раскопок в городе. Ему требовалась сущая малость — деньги и помощники. Когда он нашел и то и другое, выяснилось, что у него нет главного.
Времени.
В чем-то Василий Васильевич оказался прав. Его «Славное прошлое» получило клеймо развлекательной литературы и стало считаться не серьезным трудом, требующим доказательств и исследований, а причудой известного ученого, его ахиллесовой пятой и навязчивой идеей.
К счастью (или, наоборот, к несчастью), книга Бекетова попалась в руки не Андрея-студента, узнавшего ее реальную ценность в научном мире, а Андрея-школьника, живо интересующегося историей родного края и не обремененного предрассудками и заблуждениями. Он не подозревал, что Бекетов подвергся остракизму из-за этой книги. Андрей загорелся идеей найти подтверждение теории своего знаменитого земляка и доказать, что Горечанск как минимум на три столетия старше, чем утверждает официальная наука.
В четырнадцать лет будущему историку казалось, что ничего не может быть проще. В мечтах он видел себя молодым перспективным ученым, во главе экспедиции, с загаром и грубой щетиной на щеках.
Не последнее место в мечтах занимали хорошенькие одноклассницы, которым предназначалось по пятам бегать за светилом российской археологии.
Однако дорога к экспедиции оказалась намного дольше и труднее, чем рисовалось Андрею. Для начала пришлось поступить в институт, где выяснилась неприятная истина о книге Василия Васильевича. То, что для Андрея должно было стать главным делом и триумфом жизни, оказалось навязчивой идеей археолога Бекетова, которую никто из преподавателей не хотел даже обсуждать.
— Понимаете, Андрей, и у блестящих умов бывают периоды заблуждений и ошибок, — разоткровенничался как-то его научный руководитель. — Василий Бекетов позволил иллюзии завести себя слишком далеко. Гоняться за химерами — опасное дело, чем раньше вы это поймете, тем лучше.
Но молодости свойственно игнорировать советы зрелости, особенно если все достижения этой самой зрелости сводятся к пивному животику и солидному списку научных трудов, отражающих чужие переработанные идеи. Невзирая на сопротивление научрука, в своей кандидатской Андрей собрался исследовать именно теорию Бекетова.
За два с половиной года аспирантуры Андрей изучил все материалы, которые можно было найти по теме. Каждый новый документ убеждал его в правоте Бекетова, но Андрей уже знал, что одной убежденности будет недостаточно. Нужны были солидные, весомые доказательства, благодаря которым имя Василия Бекетова очистится от несправедливых обвинений. В архивах доказательств не было, тогда Андрей решил обратиться к первоисточнику. К земле.
Он собрался повторить путь, намеченный Бекетовым.
Но одной решимости было мало.
Научный руководитель воспринял в штыки идею назойливого аспиранта и наотрез отказался ходатайствовать перед научным советом о выделении средств на раскопки.
— Если найдете внешний источник финансирования, копайте сколько угодно. Кафедра не будет тратить деньги на безумные идеи. Вы же не можете перекопать весь город. В конце концов, этого не допустят городские власти!
Научрук расстался с Андреем, будучи уверенным в том, что его суровая отповедь заставит молодого человека взяться на ум. В действительности он только натолкнул его на мысль обратиться за помощью к горечанскому мэру. Зачем надеяться на посторонних людей, если власти Горечанска должны с радостью ухватиться за возможность пролить свет на славное прошлое города?
Андрей заранее записался на прием к мэру и с энтузиазмом стал готовиться к решающей встрече. С политиком нужно говорить на доступном ему языке, и Андрей вдохновенно расписывал в докладной записке блага, которые прольются на Горечанск, если теория Василия Бекетова подтвердится. Он чувствовал себя Остапом Бендером, рисующим блистательный образ Нью-Васюков перед ошарашенными любителями шахмат. Внесение Горечанска в Список мирового наследия ЮНЕСКО было одним из самых скромных пунктов его программы.
Впрочем, Андрей понимал, что ему придется иметь дело не с наивными шахматистами, а с образованным и расчетливым человеком. Поэтому к докладной записке он приложил детальный план раскопок с обоснованием каждого пункта, чтобы Добрышевский сразу увидел, что перед ним не студент-мечтатель, а будущее светило науки с разумной головой на плечах.
Накануне встречи с мэром Андрей устроил репетицию перед родителями и лучшим другом Никитой. Он усадил их на диван, а сам, встав в центре комнаты, неторопливо и обстоятельно изложил суть дела. Слушатели были покорены его уверенностью, аргументированными доводами и заботой о благе города. Никто не сомневался в том, что Добрышевский будет сражен.
— В конце концов, для него это лишний шанс эффектно засветиться перед выборами, — справедливо заметил отец Андрея. — Он его не упустит.
Спускаясь по лестнице на первый этаж Белого дома, Андрей вспоминал слова отца и поражался собственной наивности. Как можно было рассчитывать на ум и дальновидность человека, который не думает ни о чем, кроме собственной выгоды? Ведь им прекрасно известна репутация Добрышевского. Лицемер и взяточник, умудрившийся на два срока подряд запудрить мозги бедным избирателям. На последних выборах семья Андрея была одной из немногих, кто голосовал против сладкоголосого Владимира Григорьевича. Какой же бес заставил его поверить в то, что Добрышевский вдохновится светлой идеей Василия Бекетова и захочет потратить деньги сейчас ради сомнительных дивидендов в будущем?
Папка с докладной запиской оттягивала Андрею руки. Выкинуть бы ее куда-нибудь, и дело с концом. Добрышевский не пожелал даже притвориться, что заинтересован. Мог бы забрать материалы якобы для изучения, оставить надежду. Но посчитал, что обычный аспирант не стоит таких усилий. Зачем Владимиру Григорьевичу ломать комедию, если его рейтинг все равно заоблачно высок? Голосом меньше, голосом больше — в масштабах города никакой разницы.
Самое время было спросить себя, что делать дальше, и разработать очередной план. Но впервые за долгое время Андрей чувствовал, что сил не осталось. Разговор с Добрышевским опустошил его, лишил самого главного — уверенности в том, что он справится. В голове всплыли насмешливые слова научрука: «Ваша научная карьера, молодой человек, может закончиться не начавшись, если вы будете гоняться за призраками». Раньше эта фраза будила в нем яростное стремление действовать и «всем доказать». Сегодня Андрей впервые задумался о том, что научный руководитель во многом прав.
Он спустился на первый этаж и вышел в холл, не сомневаясь, что все глазеют на него и посмеиваются про себя. Вон идет дурачок, который любит биться головой об стену! Андрей повсюду слышал ехидный шепоток и замечал ухмылки, не сознавая, что его раненое самолюбие воспринимает безобидные вещи как оскорбление.
На самом деле работники Белого дома потихоньку разбегались по домам и меньше всего интересовались, чем вызвано похоронное выражение на лице привлекательного молодого человека. Можно даже сказать, что на Андрея никто не обращал внимания. То есть почти никто.
Парень в темном свитере, который со скучающим видом бродил по холлу уже два с лишним часа, при виде Андрея оживился и бросился к нему, чуть не сбив с ног зампредседателя горечанского избиркома Екатерину Трутневу. Она недовольно засопела и уставилась на наглеца, рассчитывая на извинения, но ничего не дождалась. Негодованию Трутневой не было предела, когда она осознала, что ее дородная персона была попросту не замечена.
Андрей краем глаза уловил какое-то движение справа от себя, повернул голову и увидел толстую тетку, недовольно раздувающую ноздри вслед Темке Савину, его соседу по лестничной площадке.
— Андрюха, привет!!! Ты что тут делаешь?
Тема был не человек, а сплошной восклицательный знак. Он говорил много, быстро и шумно, все время чему-то радовался или удивлялся и оглушал неподготовленного человека в первые три минуты разговора.
— Отец просил передать кое-кому документы. — Андрей показал Теме папку. — А ты что здесь забыл?
— У меня же практика!
— В Белом доме?
— Ага. Разве я не говорил? Мэр предложил лучшим студентам пройти практику в администрации. Здорово, да? Может, и работенка какая подвернется. Представляешь, как классно здесь работать? Добрышевский — просто чумовой мужик! Вот у кого есть чему поучиться!
— Если его переизберут, — вырвалось у Андрея.
Тема вытаращил глаза, от чего стал выглядеть глупо.
— Ты в этом сомневаешься? Знаешь, какой у него рейтинг? Выборы вообще можно не устраивать!
— Для будущего работника администрации ты рассуждаешь очень недемократично, — заметил Андрей.
Тема смешался:
— Не… ну я в том плане, что…
Договорить он не успел. Словно невидимая рябь пробежала по воздуху, посылая сигналы тревоги тем, кто умел их воспринимать. Охранники вытянулись в струнку, женщины бросили причесываться у большого зеркала, мужчины перестали разговаривать.
— Владимир Григорьевич идет, — прошептал Артем, устремив на лифт благоговейный взор.
Это действительно был Добрышевский. Из лифта вместе с ним вышла худющая женщина нервного вида…
— Его помощница, — тихо пояснил Тема.
…и двое крепких ребят в темных костюмах.
— Телохранители, — послышалось из того же источника.
Мэр шел быстро и что-то говорил помощнице, та сосредоточенно слушала и на ходу делала пометки в блокноте. Телохранители держались поодаль. За все время правления Добрышевского на него не то что не покушались, даже помидором гнилым не бросили.
Владимир Григорьевич вихрем промчался к выходу. Охранник едва успел подскочить и распахнуть перед ним дверь. Блеск белозубой улыбки, взмах рукой на прощание, и дверь закрылась за Добрышевским и его телохранителями.
— Я бы хотел… как он… — восхищенно выдохнул Тема.
Андрея передернуло от отвращения. Нет будущего у города, где образцом для подражания является кто-то вроде Добрышевского.
— Ладно, Тем, приятно было пообщаться. Мне пора. — Андрей протянул руку.
Тема вдруг погрустнел:
— Я, наверное, тоже пойду. Остальные давно домой ушли.
— А ты чего ждал? Когда Добрышевский уйдет?
Тема покачал головой, зачем-то оглянулся на лифт и с видимой неохотой пробормотал:
— Девчонку одну. Мы договаривались пойти в кино… Ты ее, случайно, где-нибудь в здании не видел? — поинтересовался Тема с надеждой. — Обалденная блондинка с длинными волосами. Вместе со мной практику проходит.
— Нет, не видел.
У Темы вытянулось лицо, он стал удивительно похож на брошенную собаку.
— Плюнь на нее, она тебя не стоит, — из мужской солидарности сказал Андрей.
Про себя он удивлялся самонадеянности Темы. С его внешностью рассчитывать на взаимность «обалденной блондинки» было, по меньшей мере, недальновидно.
— Думаешь, больше ждать не сто… — начал Тема, но осекся на полуслове.
Глаза его заблестели, губы разъехались в недоброй усмешке, крылья крупного носа затрепетали. Брошенная собака исчезла как по мановению волшебной палочки, уступив место хищнику из парка юрского периода.
Обалденная блондинка соизволила появиться, догадался Андрей.
— Черт, куда ты пропала? Я тебя третий час дожидаюсь! — завопил Тема.
Андрей обернулся. На последней ступеньке лестницы застыла девушка. Действительно «обалденная» и действительно «блондинка». Она явно не рассчитывала на то, что Тема выдержит пытку ожиданием, и теперь смотрела на него в полной растерянности.
Что-то в душе Андрея дрогнуло, затрепыхало, заставило его опустить глаза и сосредоточиться на плитах пола. Светло-серая, темно-серая, снова светлая, но уже с бордовой окантовкой… И костюм на ней серый. Красивая девушка. Слишком красивая для Савина. Тема наглец и болтун и, может быть, добьется своего…
Андрей покосился на увлеченную разговором парочку. Тема что-то говорил, по обыкновению громко и быстро, девушка пыталась вставить хоть слово, но не могла вклиниться в бурный поток Теминого монолога.
Внезапно она подняла голову, и Андрей встретился с ней глазами. Он тут же снова отвернулся, злясь на свою застенчивость и нерешительность. Что ему делать? Уйти? Остаться? Напроситься на знакомство? Тема, при всех недостатках, далеко не дурак и вряд ли захочет знакомить с ним девушку, на которую имеет виды. Нет, самое разумное тихонько уйти и притвориться, что не было этого неудачного визита в Белый дом, унизительного разговора с Добрышевским и девушки с облаком золотистых волос…
Андрей почти дошел до двери, когда услышал за собой дробный стук каблучков и нежный женский голос:
— Молодой человек, подождите, пожалуйста!.. Молодой человек…
Он обернулся на всякий случай, чтобы убедиться, что обращаются не к нему, и чуть не столкнулся с Теминой «обалденной блондинкой». Вблизи она была еще лучше, чем издалека. Светло-серые глаза смотрели на него с живым любопытством и беспричинной радостью, словно он был ее давним знакомым.
По всем правилам Андрей должен был что-то сказать, но язык крепко прилип к гортани, и все, что он мог, — стоять и смотреть.
Ему казалось, что прошла целая вечность с того момента, как девушка окликнула его. Вечность, за которую он успел рассмотреть и аккуратную родинку на ее щеке, и завитки пушистых волос, и необыкновенно длинные и густые ресницы. Успел вдохнуть еле уловимый аромат ее духов, искупаться в блеске доброжелательных глаз…
На самом деле его вечность не продлилась и секунды, а вопрос, который задала девушка, моментально заставил Андрея забыть и о ресницах, и о кудряшках, и о самых прекрасных глазах на свете.
— Скажите, пожалуйста, это вы предлагали Добрышевскому финансировать раскопки в районе Дома культуры?
5
Маринка была так счастлива, вырвавшись из плена мэрского кабинета, что совершенно забыла о Теме и не вспоминала о нем до тех пор, пока он не выпрыгнул перед ней, как чертик из коробочки. Нужно было срочно придумать что-то в свое оправдание, но, просидев два часа на подоконнике, Маринка не хотела разыгрывать перед Артемом раскаяние или сожаление.
К счастью, Тема не нуждался ни в том, ни в другом. Его переполняли эмоции, и он торопливо вываливал их на девушку. Маринка попыталась вставить хоть слово, но в плотном потоке Теминой болтовни не было ни малейшей паузы.
Молодого человека у колонны Маринка заметила, как только перестала притворяться, что слушает Тему. Он сразу бросался в глаза высоченным ростом, интересной бледностью и трагическим выражением глаз. Маринка гадала про себя, кто он такой, и чуть-чуть завидовала тому (или той?), кого дожидается этот байроновский герой.
Вдруг она почувствовала, что он смотрит на нее, и неожиданно для себя смутилась. На кого она сейчас похожа после пыльного подоконника? Молодой человек отвел глаза, подтвердив Маринкины подозрения. И наплевать, разозлилась она. Интересно, как бы он выглядел на ее месте?
— …Позвонить тебе хотел, но ты мне номер не оставила… — бубнеж Артема ворвался в ее сознание, — думал, что с тобой что-нибудь случилось… у ребят спрашивать не хотел, мы же сбежали… за колонной прятался, когда все уходили… волновался… соседа встретил, Андрюху, собрался с ним уходить…
Маринка оживилась:
— Когда встретил?
— Минут пять назад. Я уже был готов с ним уйти…
— Как его зовут?
— Андрей. Так вот…
— А что он здесь делал?
Тема побагровел:
— Откуда я знаю? Бумажки какие-то принес. Марин, ну разве ты сразу не могла сказать, что настолько задержишься?
— А фамилия у него какая?
— У кого? — оторопел Тема.
— У твоего соседа.
— Слушай, я не понял, о чем мы с тобой разговариваем?
Маринке захотелось наброситься на него с кулаками.
— Тебе трудно ответить?
— Ладно… — пожал плечами недоумевающий Тема. — Кузнецов.
Маринка заволновалась. Распространенное имя. Но сколько Андреев Кузнецовых может находиться сегодня в Белом доме?
— Где он сейчас?
— Андрюха?
Маринка вздохнула. Тема не только говорил быстро, он соображал медленно. Очень утомительное сочетание.
— Да, Андрюха. Мне нужно с ним поговорить.