Мы не волшебники, а только учимся Баринова Виктория
— Ты же его не знаешь, — нахмурился Артем. — И вообще, я не понимаю, с какой стати мы разговариваем об Андрее после того, как я прождал тебя три часа!
— Тема, дорогой, но это действительно важно! — взмолилась Маринка. — Где он?
Тема повернул голову:
— Где он? Только что здесь стоял… А, видишь парня, который идет к выходу? В темном костюме, с папкой?
В темном костюме с папкой к выходу шел Маринкин байроновский герой. Что ж, теперь у нее есть прекрасный повод рассмотреть его получше.
— Молодой человек, подождите, пожалуйста! — закричала Маринка и побежала за Андреем, ловко балансируя на высоких каблуках.
Она догнала его почти у самой двери и с ходу выпалила:
— Скажите, пожалуйста, это вы предлагали Добрышевскому финансировать раскопки в районе Дома культуры?
Молодой человек удивленно вытаращил глаза:
— Д-да… А откуда вы знаете?
Это был он. Тот самый голос, благородный и обворожительный. Молодой человек оказался ему под стать. Стройный, хорошо сложенный, достаточно высокий для того, чтобы Маринка на каблуках не чувствовала себя каланчой. Глаза темные, с очень чистыми белками, взгляд внимательный и цепкий. Нос правильной формы, с небольшой горбинкой, на гладковыбритом подбородке свежая царапина…
Маринка не собиралась разглядывать этого Андрея Кузнецова в деталях. Как-то само, невзначай получилось.
— Так откуда вы узнали? — повторил Андрей, и Маринка очнулась.
— Услышала… случайно… Я должна вам сказать, что Добрышевский никогда не даст вам денег.
— Я в курсе, — улыбнулся он, и Маринка невольно загляделась на четкую линию его губ. — Не стоило ради этого за мной бежать.
— Зато я знаю, кто даст. — Она оглянулась и понизила голос до шепота: — Обратитесь к Родиону Кошмарикову, независимому кандидату в мэры.
Андрей нахмурился:
— Вы думаете, его это заинтересует?
— Я уверена. Это неравнодушный и внимательный человек. Когда он станет мэром…
— Когда? — Андрей изумленно вскинул брови. — Вы хотите сказать — если?
Маринка твердо выдержала его взгляд:
— Нет. Именно когда. Так что не теряйте времени, Андрей. Жители нашего города имеют право знать, что действующий мэр не поощряет развитие науки.
Андрей рассмеялся:
— Спасибо. Вы меня к жизни вернули. Я уже подумывал выкинуть все это, — он махнул папкой, — в мусорку. Кстати, меня зовут Андрей.
— Я знаю. Мне Тема сообщил.
— Тема? — Андрей посмотрел куда-то за Маринкину спину. — Он как раз к нам идет.
Маринка изменилась в лице:
— Ох, я тогда побегу. Не хочется с ним объясняться. Удачи вам.
Он начал что-то говорить, но Маринка уже открывала дверь. Очутившись на улице, она припустила бегом через всю площадь. Если Андрей и Тема увидят, гнаться за ней точно не будут. А уж что подумают… честное слово, не важно. Она больше никогда ни того, ни другого не увидит.
Но все равно обидно, что она даже имя свое Андрею не назвала.
— Молодчина ты, Маринка! — с чувством воскликнул Антонио, когда вечером они собрались послушать ее отчет о событиях сегодняшнего дня.
Кое о чем, конечно, пришлось умолчать. О теплой улыбке Андрея, например, или о том, как жаль было внезапно убегать от него, лишая себя шанса на новую встречу.
— А вы представляете, что было бы, если бы Добрышевский засек ее в кабинете? — возмутилась Галина. — Разве можно так рисковать? Неужели не смогли ничего поумнее придумать?
— У нас не было другого выхода, Галь, — примирительно сказал Денис.
— Могли бы со мной посоветоваться. Мы одна команда или нет? Или я гожусь только на то, чтобы перед клиентами комедию ломать и мужиков спаивать?
— Галочка, у нас не было времени. — Антонио сел на ручку Галининого кресла и погладил ее по спине.
Недовольство Галины объяснялось легко. Пока Маринка, Денис и Антонио изображали из себя Бондов и Борнов, Галкин вклад в дело ограничился контактом с подвыпившим работником СЭС, который выехал на вызов в Белый дом. Мужичка надо было задержать любой ценой, чтобы он не помешал маскараду фальшивых инспекторов, и госпожа Кристиана на время перевоплотилась в любительницу горячительных напитков и сомнительных знакомств.
Она прекрасно справилась с заданием, но затаила на коллег злобу.
— У вас никогда нет на меня времени. Отстань! — Галина в раздражении отодвинулась.
Это было поразительно. Галка, по уши влюбленная в Антонио, ревнующая его даже к собственной маме, отмахивается от него, как от назойливой мухи!
И все из-за того, что они с Денисом заставили Маринку залезть в кабинет Добрышевского.
Маринка была тронута до слез:
— Галь, да забудь ты об этом. Ничего страшного не случилось. Давайте лучше подумаем, как передать запись Кошмарикову.
Две пары темных мужских глаз воззрились на Маринку с одинаковым странным выражением.
— В чем дело? Вы же сами все прекрасно слышали.
— Понимаешь, Мариночка, одной записи недостаточно… — покачал головой Денис.
— Мы уже думали над этим, — подхватил Антонио. — Запись, сделанная противозаконно, не может быть доказательством.
— И что это значит? — спросила Маринка, предчувствуя недоброе.
Денис и Антонио переглянулись.
— Что тебе нужно еще раз зайти в кабинет мэра и сфотографировать документы, о которых он говорил.
Маринка онемела.
— Нет, вы точно рехнулись! — Галина энергично покрутила пальцем у виска.
— Никуда я не пойду! — воскликнула Маринка. — Ноги моей больше не будет в Белом доме!
— Но у нас нет другого выхода, — развел руками Денис. — У тебя одной есть беспрепятственный доступ в здание.
Маринка вскочила с кушетки:
— Вы еще после крысы обещали, что больше никаких заданий не будет! Я… я не могу рисковать каждый день!
В комнате стало тихо. Антонио и Денис избегали смотреть Маринке в глаза, Галка хмурилась.
— Может быть, мне попытаться залезть в этот кабинет? — предложила она. — Я бы могла переодеться… уборщицей.
— Тебя охрана на первом этаже не пропустит, — буркнула Маринка. — Там у каждой уборщицы пропуск.
— Тогда мне придется идти с дополнительной проверкой после травли грызунов, — вздохнул Антонио.
— Второй раз может и не сработать, — покачал головой Денис.
Отчаяние захлестнуло Маринку. Деваться некуда. Никто, кроме нее, не доберется до кабинета Добрышевского. Значит, ей снова придется терпеть нравоучения Елены Валерьевны, объясняться с Темой и разыгрывать из себя шпионку.
— Меня обязательно застукают, — обреченно сказала Маринка. — Я чувствую.
— А ты не думай о плохом, — расцвел Антонио. — Ты же умница. Ты справишься.
— К тому же мы будем в курсе того, что происходит, и подстрахуем тебя, — добавил Денис.
В четверг, как Маринка и предвидела, Тема набросился на нее с обвинениями. Он ревновал, сомневался и был оскорблен до глубины души. Маринка не знала, как от него отделаться. На дне ее сумочки был спрятан миниатюрный фотоаппарат, управляться с которым она училась вчера до двух ночи, ей не терпелось побыстрее забраться в кабинет Добрышевского, сделать нужные снимки и покинуть Белый дом — на этот раз навсегда.
Но у помощницы мэра были свои планы на практикантов, весь день Маринка с Темой провели, разбирая завалы бумаг в архивах.
Они вышли из подвала в половине шестого, еле живые от усталости. Тема заикнулся было о прогулке, но Маринка даже не ответила. Ей нужно было решить один важный вопрос: стоит ли пытаться осуществить свой план сегодня, или лучше отложить его до завтра? Пятница — последний день практики, если у нее ничего не получится, второго шанса не будет. Но с другой стороны, сейчас она настолько устала, что могла уснуть прямо в кабинете Добрышевского.
— Если завтра Елена нас опять отправит в подвал, я ее придушу, — пробормотал Тема.
— Никуда она нас не отправит.
— Почему? Завтра последний день практики. Она обязательно захочет поиздеваться над нами напоследок.
Маринка скрипнула зубами.
— Никуда она нас не отправит, — повторила она. — Потому что я так хочу.
Они вышли на улицу в объятия по-настоящему теплого весеннего вечера, и Маринка вдруг подумала, что было бы здорово увидеть Андрея. Почему бы ему не прийти к Белому дому, чтобы рассказать, как прошла встреча с Родионом, или просто поблагодарить за совет? Ее так и подмывало расспросить Тему об Андрее, но он о соседе не заикался, и она из непонятного чувства стыдливости молчала.
Маринка обвела взглядом площадь и вздрогнула от неожиданности. Владимир Добрышевский, только что вынырнувший из блестящей черной «ауди», быстрым шагом шел к ней.
— Мариночка, как я рад вас видеть! Я как раз о вас думал. Как ваша практика? — Он протянул ей обе руки и сжал ее ладонь.
— Неплохо, Владимир Григорьевич, спасибо. Завтра последний день, — сказала Маринка, краем глаза замечая искреннее изумление на лице Темы.
— Уже завтра? — нахмурился Добрышевский. — Как время бежит. А я ведь так и не уделил вам времени.
От теплых ладоней мэра Маринке было жарко, но она не решалась убрать руку, а он словно забыл, что до сих пор не отпустил ее.
— Я все понимаю, у вас так много дел… — пробормотала Маринка, желая провалиться сквозь землю.
— У меня не может быть никаких оправданий! Забота о молодежи должна быть превыше всего. — Он как бы невзначай погладил Маринку по руке. — Скажу Леночке, чтобы она освободила мне для вас время.
Маринка не знала, куда смотреть. Пронзительно-голубые глаза Добрышевского буравили ее и, казалось, видели насквозь, со всеми ее страхами и планами.
— Скажите, скажите, Владимир Григорьевич, — внезапно подал голос Тема. — А то она второй день заставляет нас заниматься неизвестно чем.
Добрышевский нехотя оторвался от Маринки и перевел глаза на Артема.
— То есть вы недовольны, молодой человек? — холодно спросил он.
Артем испуганно втянул голову в плечи. Маринка поспешила ему на выручку.
— Мы всем довольны, Владимир Григорьевич, — сказала она, отвлекая внимание горечанского самодержца на себя, — просто немного иначе представляли себе практику в Белом доме. Мы думали, что будем учиться основам управления, а Елена Валерьевна поручает нам архивы разбирать. Например, сегодня мы целый день в подвале сортировали папки восьмидесятых годов…
Это было ябедничество чистой воды, но Маринка видела, что Добрышевский тает при одном взгляде на нее, и знала, что сейчас ей позволено все.
— Я обязательно с ней поговорю. Спасибо, что предупредили, Мариночка. — Он в последний раз сжал ее многострадальную руку и наконец отпустил. — Я возьму вашу практику под личный контроль. Обещаю, завтра не будет никаких архивов.
— Здорово! — выдохнул Тема.
Маринка нежно улыбнулась.
— Что ж, тогда до завтра, — с видимым сожалением произнес Добрышевский.
Он бодро побежал вверх по ступенькам, а телохранители, которые до сих пор держались в стороне, с угрюмым достоинством пошли за ним.
— Классный мужик, — прошептал Тема с восторгом. — По-моему, он к тебе неровно дышит.
— Тебе показалось, — отрезала Маринка. — Он всего лишь очень внимательный и заботливый человек.
«Очень внимательный и заботливый человек» не подвел. Утром в пятницу Елена Валерьевна торжественно объявила практикантам, что сегодня не будет тяжелой работы, а их главным проводником в мир государственного управления станет не кто иной, как господин Добрышевский.
— Владимир Григорьевич пересмотрел ради вас свое плотное расписание и выделил несколько свободных часов.
Ни словом, ни взглядом Елена не дала понять, что накануне Владимир Григорьевич устроил ей взбучку и строго-настрого наказал стать для практикантов родной матерью.
Родной матери из нее не получилось, но пакостные интонации из голоса исчезли. Практиканты обрадовались, расслабились, зашумели. Общаться с мэром — это вам не папки разбирать. Будет что рассказать друзьям и родным.
Для сегодняшнего дня Маринка постаралась на славу. Первый раз надела легкие облегающие сапожки, самую короткую юбку, кофточку с широким вырезом и пышными рукавами. Накрасилась тщательнее обычного, захватила с собой флакончик духов, чтобы по мере необходимости восстанавливать сладковатый цветочный аромат. Маленький кожаный рюкзачок несколько не вписывался в стиль роковой красавицы. Зато идеально подходил для выполнения ее миссии. Руки ей понадобятся для того, чтобы фотографировать, а не удерживать на плече постоянно соскальзывающий ремешок сумки.
Маринкины усилия были оценены по достоинству. Глаза Артема округлились, и впервые на ее памяти из его раскрытого рта в течение минуты не донеслось ни звука. Остальные мальчики тоже не остались в стороне. Кто-то расщедрился на комплимент, кто-то просто не мог оторвать от нее глаз.
Правда, когда к ним присоединился Добрышевский, Маринка засомневалась в правильности своего выбора. Ее декольте с такой неумолимой силой притягивало его взгляд, что он несколько раз сбивался с мысли. Впрочем, на это никто не обратил внимания. Обещанная лекция оказалась на удивление скучной и бессодержательной. Добрышевский повторял прописные истины, пытался шутить и кокетничать с девушками, пожирал глазами Маринку и меньше всего думал о том, чтобы обучить молодежь чему-нибудь стоящему.
После обеда Добрышевский распрощался с зевающими студентами и поехал на очередную важную встречу. Маринке это было на руку. Осталось только дождаться, чтобы Елена куда-нибудь исчезла, и путь к заветным документам будет открыт.
Ждать пришлось долго. Помощница Добрышевского добросовестно относилась к своим обязанностям и домой не торопилась. Она посвятила некоторое время студентам, побеседовала лично с каждым, попросила их заполнить анкеты «на всякий случай» и лишь после этого села писать отзывы о практике для каждого. Маринка домой не спешила, поэтому вполне естественно очутилась в конце очереди.
Отзыв помощницы Добрышевского о студентке Марине Бекетовой был коротким, без ругани и лишней похвалы. Забирая у Елены бумажку со свеженькой ярко-синей печатью, Маринка невзначай поинтересовалась:
— А Владимир Григорьевич сегодня появится на работе?
Елена посмотрела на нее исподлобья, неубедительно улыбнулась и процедила:
— Вряд ли.
Маринка талантливо сымитировала огорчение:
— Жаль. Что ж, до свидания. Приятно было с вами поработать.
Один пункт программы был выполнен. Оставались сущие пустяки: отделаться от Темы, который караулил ее у выхода, дождаться, когда трудоголик Елена отправится домой, и сфотографировать документы. Ерунда для такой крутой девчонки.
Еще полчаса, и Маринка лично убедилась, что ничуть не преувеличивала. С легкостью завзятой кокетки объяснила Теме, что у него нет никаких шансов на продолжение отношений. С ловкостью шпионки избежала встречи с охранниками, уборщицей в лифте и Еленой Валерьевной и, наконец, дрожащими руками вставила дубликат ключа в дверь заветного кабинета и закрыла ее за собой.
В отличие от первого раза, сейчас Маринка ни капли не волновалась. Зачем? Для нее это плевое дело. Забраться в чужой кабинет, выудить нужные бумажки, сделать компрометирующие снимки… Кому нужна жизнь без адреналина? Так и состариться успеешь, не испытав всех разнообразных эмоций.
Маринка достала фотоаппарат, повесила рюкзачок обратно на спину и приступила к методичному обыску. На столе ничего не оказалось, но она и не рассчитывала, что Добрышевский будет настолько наивен, что оставит документы на виду.
Следующим в списке был шкаф около окна, доверху набитый разными папками. Маринка открывала их по очереди и старалась не думать о том, что работы здесь хватит на все выходные.
Она успела просмотреть содержимое двух верхних полок, когда на улице совсем стемнело и буквы стали расплываться у нее перед глазами. Любому уважающему себя суперагенту полагается мощный фонарик, но Маринка надеялась завершить работу до темноты и о фонарике не подумала. На экран мобильника не стоило рассчитывать. Поколебавшись немного, Маринка включила верхний свет. Здание давно опустело, а охранники вряд ли сунутся на последний этаж проверять, кто хозяйничает в кабинете мэра. Может быть, Добрышевский вернулся втайне от всех, чтобы встретиться с очаровательной практиканткой. Отличная версия. Если ее кто-нибудь здесь застукает, она все свалит на мэра.
Маринка улыбнулась и принялась за работу. Она удивлялась себе. Чем дальше, тем меньше нервозности. Денис и Антонио были правы, она зря волновалась. Нет ничего проще, чем пробить оборону человека, который считает себя неуязвимым. Владимир Григорьевич чересчур уверен в себе, за что и поплатится в очень скором времени.
Она вытащила прозрачную папку из-под увесистого тома учебника по экономике, открыла ее и ахнула. Есть. Чистые бланки Горечанской экологической службы, текст липового заявления, несколько копий подлинных документов с подписями и печатями, сопроводительная записка господина Позина, а под ней чертежи будущего поселка, примерная смета, карта района и еще какие-то бумажки, рассматривать которые Маринка не стала.
Она перенесла папку на стол, разложила листы и сфотографировала каждый два раза. Потом собрала все документы в том же порядке, закрыла папку и… услышала самые страшные звуки на свете.
Шаги в приемной и скрежет поворачивающейся дверной ручки.
Маринкино тело отреагировало моментально. Она вспрыгнула на папку, а руку с фотоаппаратом убрала за спину. Получилась очаровательная поза хулиганки-соблазнительницы. Сидеть на столе мэра, конечно, неприлично, но все-таки более безопасно, чем стоять у стола с кучей компрометирующих документов и фотоаппаратом.
Дверь медленно открылась, и Маринка приготовилась вывалить на голову вошедшего наигранное удивление по поводу того, что он — не дорогой Владимир Григорьевич.
Однако притворяться не пришлось. К Маринкиному величайшему ужасу, человек, который вздумал заглянуть в кабинет мэра, был не кто иной, как его полноправный владелец.
6
Владимир Григорьевич был без пиджака. Рубашка расстегнулась. Широкая, слегка бессмысленная улыбка и неестественно блестящие глаза указывали на то, что Добрышевский успел принять на грудь. Маринке захотелось немедленно спрыгнуть со стола и натянуть юбку на колени, но проклятая папка под мягким местом и фотоаппарат за спиной диктовали иной стиль поведения. Добрышевский удивленным не выглядел, создавалось впечатление, будто стол в его рабочем кабинете каждый день оккупируют молоденькие практикантки в неприлично коротких юбках.
— Добрый вечер, Владимир Григорьевич. Я не надеялась вас увидеть, — сказала Маринка игриво, в полном соответствии с легкомысленной позой.
— Разве Елена не сказала, что я могу задержаться? — Он хлопнул дверью и хозяйским жестом кинул пиджак на диван. — Спасибо, что дождалась.
Маринка запаниковала. Выходит, Добрышевский вернулся на работу только потому, что рассчитывал застать ее здесь. Во что же она вляпалась?
— Елена мне вообще ничего не сказала, — брякнула Маринка.
— Правда? Дрянь. — Владимир Григорьевич подошел к бару. — Хочешь что-нибудь выпить?
— Хочу. — Маринка душераздирающе вздохнула. — Цианистого калия.
— Что? — переспросил Добрышевский. — Прости, не расслышал.
— М-мне все равно. На ваш вкус.
— Думаю, водку ты не пьешь, — рассмеялся он. — Кажется, где-то у меня должна быть бутылочка первоклассного вина.
Владимир Григорьевич полез в бар, и Маринка проворно сунула фотоаппарат к папке. Сидеть на нем было менее удобно, чем на документах, но, по крайней мере, у нее освободились руки.
— Попробуй. — Добрышевский протянул ей стакан с темно-рубиновой жидкостью. — Должно быть вкусно.
Маринка понюхала вино, поморщилась от едкого запаха и осторожно смочила губы. Напиваться при данных обстоятельствах было глупо.
— Предлагаю тост. За самую очаровательную практикантку в мире!
Добрышевский стоял так близко, что Маринка чувствовала его горячее дыхание, смешанное с винными парами. Если бы не папка и фотоаппарат, она давно бы отодвинулась. Но дракон не имеет права покинуть охраняемый им клад, и Маринка стоически терпела.
— Знаешь, я даже рад, что Ленка ничего тебе не сказала, — продолжил Добрышевский после внушительного глотка. — Раз ты ничего не знала, значит, ты здесь по собственной инициативе.
Маринка смиренно улыбнулась.
— Ты не представляешь себе, как это приятно. По сравнению с тобой я старый, потрепанный жизнью человек…
Добрышевский рисовался и напрашивался на комплименты. Маринка понимала, что, как только он закончит говорить, он приступит к действиям, и поэтому попыталась растянуть беседу:
— Что вы, Владимир Григорьевич, не говорите так. Вы очень интересный мужчина. Весь Горечанск от вас без ума.
— Что значит какой-то паршивый городишко по сравнению с твоими глазами? — воскликнул он с пафосом и взял Маринку за подбородок. — Ты самая красивая женщина, которую я когда-либо встречал.
Обольститель из Добрышевского оказался не хуже, чем политик. Все жесты и слова были выверены до секунды. Поворот головы, бархатный взгляд, хватающий за сердце, приличествующая случаю дрожь в голосе… Если бы не обстоятельства, Маринка бы купилась. Но ребро фотоаппарата безжалостно впивалось в ее бедро и не давало пасть жертвой мэра-ловеласа.
— Вы очень добры ко мне, Владимир Григорьевич. Спасибо.
— Я говорю чистую правду.
К Маринкиному облегчению, Добрышевский оставил в покое ее подбородок и схватил за руку. Поднес к губам, поцеловал, не отрывая глаз от лица Маринки. Она всерьез задумалась над тем, с какой силой нужно ударить взрослого мужчину по голове фотоаппаратом, чтобы он (мужчина, а не фотоаппарат) отключился.
— Ты великолепно смотришься на столе, — произнес мэр, подпустив в голос сексуальной хрипотцы. — Я вначале хотел пригласить тебя куда-нибудь, а потом решил, что здесь, в кабинете, будет гораздо романтичнее.
Он придвинулся к Маринке вплотную. Она отклонилась назад так далеко, как смогла.
— Вам не кажется, что мы немного спешим?
— Разве? Мы знаем друг друга целую неделю. Мы взрослые люди. Зачем откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня?
— Д-да… но я не могу… так, сразу…
Добрышевский словно не слышал ее.
— Знаешь, я давно мечтал о чем-нибудь в этом духе, — прошептал он, обнимая Маринку за талию. — С тех пор как Клинтон и Моника… Помнишь ту историю?
Парализованная ужасом Маринка смогла только кивнуть.
— Мэр ведь ничем не хуже президента, правда? Это так здорово… разбавить серые рабочие будни…
Добрышевский отодвинул Маринкины волосы и собрался поцеловать ее в шею. Она вздрогнула и уперлась ладонями ему в плечи.
— Не забудьте, чем это закончилось для Клинтона!
— Ну, мне это не грозит, — засмеялся он. — Ты же не побежишь в суд, да?
— Вдруг кто-нибудь услышит? — настаивала Маринка.
— Кто, например? Здесь хорошая звукоизоляция. За дверью стоят мои ребята. Так что не волнуйся, моя дорогая, нас никто не потревожит. Иди ко мне…
Это был конец. У Маринки больше не осталось аргументов, а у Добрышевского — желания разговаривать. Он тяжело задышал и потянул девушку к себе. Бумаги под Маринкой предательски поползли к краю стола.
Она зажмурилась в страхе перед тем, что сейчас произойдет, не зная, чего бояться сильнее — ласк Добрышевского или разоблачения. Впрочем, разоблачение в любом случае было неминуемо. Вряд ли ей удастся настолько заморочить голову мэру, что он не заметит ни фотоаппарата, ни папки с компроматом. А раз она все равно провалила задание, лучше во всем признаться и понести наказание, чем терпеть на себе руки Добрышевского.
План побега вспыхнул перед Маринкой как эпизод боевика. Оттолкнуть Добрышевского. Схватить фотоаппарат. Побежать к двери.
Нет, лучше по-другому. Схватить фотоаппарат, шмякнуть Добрышевского чем-нибудь тяжелым. Выскочить в приемную, сообщить охранникам, что мэру плохо. И сбежать.
Или можно…
— Владимир Григорич, там чепэ случилось!
Дверь с грохотом ударилась об стену, и в кабинет влетел один из телохранителей. Невысокий, коренастый, с толстой шеей и коротким ежиком светлых волос, он показался Маринке ангелом. Или принцем — спасителем прекрасной девы. Или магом — исполнителем желаний.
— Что там у тебя? — недовольно рявкнул Добрышевский.
— Владимир Григорич, простите, ради бога… с охраны только что звонили. Какой-то маньяк поливает бензином вашу машину и грозится сжечь ее вместе с собой, если вы не подойдете и не поговорите с ним. Репортеры вот-вот набегут. Вы бы посмотрели сами…
Добрышевский энергично выматерился, а Маринка мысленно послала благословение неведомому маньяку.
— В милицию позвонили? — рявкнул Добрышевский, надевая пиджак.
— Да, — кивнул охранник. — Но они могут все испортить. У этого придурка в руках зажигалка.
Мат Добрышевского опять прозвучал для Маринки сладкой музыкой. Конечно, она не желала зла ни ему, ни его машине, но как же приятно было сознавать, что еще немного, и они с фотоаппаратом будут в полной безопасности!
— Ладно, идем. — Добрышевский одернул пиджак, трезвея на глазах.
— Мне с вами? — пискнула Маринка.
Она волновалась, чувствуя на себе изучающий взгляд телохранителя. То-то он, наверное, удивляется, почему избранница мэра в данных обстоятельствах все еще сидит на столе, изогнувшись, как кошка.
— Здесь сиди, — кинул Добрышевский. — Безопаснее будет. Санек за тобой присмотрит.
Молчаливый крепыш наклонил голову в знак того, что все понял.
Маринка чуть не застонала.
Добрышевский выбежал из кабинета, Санек за ним.
— Я в приемной буду, — буркнул он, глядя мимо Маринки. — Если что нужно, зовите.
Двери Маринкиной темницы захлопнулись, отодвигая спасение на неопределенный срок. Она спрыгнула со стола, засунула папку обратно в шкаф, а фотоаппарат — в рюкзачок, залпом допила вино из своего стакана (для храбрости) и приготовилась драться с каждым, кто вздумает покуситься на ее честь. Теперь, когда немедленное разоблачение ей больше не угрожало, она решила не щадить чувства Добрышевского и признаться, что Клинтон из него никудышный, а ее лично роль Моники Левински никогда не прельщала.
Противный скрежет металла по стеклу заставил Маринку подпрыгнуть на месте. Звук повторился. Кто-то намеренно царапал оконное стекло. Маринка отступила к двери, радуясь тому, что в любой момент может позвать на помощь. Санек производил впечатление человека, способного справиться с противником одной левой.
Через пару минут до Маринки дошло, что окно не пытаются разбить или вырезать. Скрежет чередовался с глухими постукиваниями, словно кто-то хотел просто обратить на себя внимание. Крадучись, она подошла к окну и осторожно заглянула за портьеру. На улице было темно, и, чтобы разглядеть злоумышленника, Маринке пришлось прижаться носом к стеклу.
За окном болталась человеческая рука. На первый взгляд сама по себе, без туловища, головы, ног и всего остального, что обычно идет в комплекте. Маринка истерически всхлипнула, но тут рука вновь заколотила в стекло, и стало ясно, что это не потустороннее явление или галлюцинация, а человек, который взобрался по пожарной лестнице к окну мэрского кабинета. Причем не посторонний человек, а красавец Антонио собственной персоной.
Маринка кинулась открывать окно. Немецкая фурнитура подалась быстро, без усилий, и вечерний воздух Горечанска ворвался в душный кабинет.
— Что ты тут делаешь? — прошипела Маринка.
— Тебя спасаю. Через дверь тебе не выбраться, там народу полно. Так что пожалуйте по пожарной лестнице.
— Но я… не смогу… У меня каблуки!
Маринка с ужасом посмотрела на свою изысканную обувь, совершенно не приспособленную для пожарных лестниц.
— То есть ты будешь мэра дожидаться? — уточнил Антонио.
Маринка вздрогнула и полезла на подоконник.
— Жучок не забудь прихватить, — напомнил Антонио. — Думаю, он нам больше не понадобится.
Это был самый головокружительный спуск в ее жизни, достойный видеооператора и программы «Сам себе режиссер». Узкая юбка треснула по швам, когда Маринка, вцепившись одной рукой в подоконник, а второй — в плечо Антонио, закинула ногу на пожарную лестницу. Антонио помогал чем мог, но оба понимали, что одно дело — поддерживать кого-то, пусть даже стройного и гибкого, и совсем другое — держать.
С горем пополам Маринке удалось поставить ноги на лестницу, а руками взяться за перекладину. Антонио стоял чуть ниже, обнимал ее за талию и дышал в шею.
— Молодец. Теперь давай осторожно спускайся и помни о каблуках.
Как будто она могла о них забыть!
Читать бесплатно другие книги:
