Дело о тонущем утенке Гарднер Эрл
Кивком Мейсон одобрил намерение Деллы Стрит. А через несколько минут, когда Оллгуд подошел к аппарату, Мейсон убедился, что его собеседник не на шутку взволнован.
– Ваша секретарша сказала, что вы хотите со мной поговорить, мистер Мейсон?
– Да, об очередной утечке информации из вашего агентства. Вы уже слышали о Милтере?
– Да. Неприятная история… Когда мне позвонили из полиции и сообщили о его смерти, я получил возможность кое-что подчистить.
– Я присутствовал при этом разговоре, – сказал Мейсон. – Вы действовали очень правильно. Знаете ли вы, что ваша секретарша подслушала все наши разговоры и вчера вечером отправилась к Милтеру?
– Да. В конце концов она во всем мне призналась. Утром по ее виду я сразу догадался, что она взволнована и что-то скрывает. Однако поначалу она отнекивалась, хотя ее беспокойство усиливалось с каждой минутой, а примерно полчаса назад вошла в мой кабинет и выложила все начистоту. Я как раз намеревался позвонить вам и договориться о личной встрече, но мне не хотелось звонить из своего кабинета.
Переложив ручку из одной руки в другую, Мейсон, не снижая тона, спросил:
– По-моему, вы также собирались предупредить меня о желании миссис Денджердфильд направиться ко мне?
– Я это непременно сделаю.
– Ну, так она уже здесь.
– Да что вы? Надеюсь, это всего лишь шутка?
– Она ожидает в приемной…
– Не представляю, каким образом она разведала о вас. Во всяком случае, агентство тут ни при чем!
– А я думаю, не от вашей ли секретарши?
– Нет. Я убежден, что нет, она призналась решительно во всем. Мне только не хочется сообщать подробности по телефону. Будет лучше, если я подъеду к вам.
– В чем же дело? Вы можете приехать немедленно?
– Да, я доберусь до вас минут за двадцать пять – тридцать.
– Прекрасно, я вас жду. – Закончив разговор и все еще держа трубку в руке, Мейсон обратился к Делле Стрит: – Оллгуд уверяет, что она получила информацию не через него. Пригласи-ка ее сюда, послушаем, что она сама скажет. Как она выглядит, кстати сказать?
– Ну, она прекрасно сохранилась. Следит за собой. Насколько я помню, ей было года тридцать три во время процесса, значит, сейчас ей пошел шестой десяток. Но вы бы ей дали значительно меньше.
– Обрюзгла? Отяжелела?
– Ничего подобного. Стройная и гибкая пожилая женщина… Великолепная кожа, почти без морщин. Да, она очень следит за собой. Я сообщаю вам то, что может заметить женщина… Эта особа умеет подать себя.
– Блондинка или брюнетка?
– Жгучая брюнетка. У нее большие темные глаза.
– Очки?
– Полагаю, она не обходится без них, поскольку зрение у нее наверняка ослабело, но предпочитает носить их в сумочке, а не на носу. Я заметила, как она их туда убирала, когда вышла в приемную поговорить с ней. Что касается ее глаз, то она знает им цену и великолепно умеет ими пользоваться.
– Ты лучше меня разбираешься в женщинах, Делла, поэтому скажи-ка, могла ли она опуститься, обрюзгнуть, а потом подтянуться и снова войти в форму?
– Определенно, нет. В возрасте пятидесяти лет с хвостиком такие превращения почти исключаются. Она из тех женщин, которые всю жизнь заботятся о своей внешности. У нее красивые глаза, ноги, бедра. Она прекрасно знает это и при необходимости ловко использует свои достоинства.
– Интересно… Ладно, давай теперь посмотрим на нее.
Войдя в кабинет, миссис Денджердфильд легкой, чуть ли не танцующей походкой направилась к столу Мейсона. Она с необычайной теплотой и сердечностью протянула ему руку, не забыв при этом взмахнуть длинными ресницами, демонстрируя действительно необыкновенно красивые глаза.
– Не могу найти подходящих слов, чтобы выразить благодарность за согласие меня принять, мистер Мейсон, – заговорила она певучим голосом. – Мне известно, что вы страшно заняты и с вами надо заранее договариваться о встрече, но мое дело чрезвычайно важное и… – тут она многозначительно посмотрела на Деллу, – и сугубо конфиденциальное.
Оставаясь равнодушно-вежливым, Мейсон предложил:
– Садитесь, миссис Денджердфильд, у меня нет тайн от моего секретаря. Она стенографирует все разговоры, приводит в порядок все записи. Я редко полагаюсь исключительно на свою память, предпочитаю решительно все фиксировать. Делла, записывай все, что собирается сообщить нам миссис Денджердфильд.
Миссис Денджердфильд не подала виду, что ей это не понравилось. Правда, на какое-то мгновение она замерла, но тут же с улыбкой защебетала снова:
– Ну разумеется! Как это было глупо с моей стороны! Мне следовало сразу сообразить, что адвокат, у которого столько забот, должен систематизировать материалы. Поймите меня, я действительно буду говорить о таких вещах, которые… Одним словом, от них зависит счастье других людей.
Мейсон поинтересовался:
– Вы желаете поручить мне какое-то дело, миссис Денджердфильд? Потому что, если…
– Нет, совсем не то! Я хочу поговорить с вами о том, чем вы занимаетесь по поручению другого человека.
– Садитесь же! Сигарету?
– Благодарю вас, с удовольствием.
Мейсон протянул ей портсигар, взял сигарету себе и чиркнул зажигалкой. Миссис Денджердфильд приняла удобную позу в кресле для посетителей, искоса поглядывая на Мейсона сквозь сизый дымок сигареты, потом решительно заговорила:
– Мистер Мейсон, вы кое-что выясняете для Джона Визерспуна?
– Что позволяет вам сделать подобное заявление?
– Разве это не так?
Пристально взглянув на собеседницу, Мейсон с улыбкой парировал:
– Вы утверждаете, а я задаю вопрос…
Теперь уже засмеялась и она.
– Хорошо, я в таком случае меняю утверждение на вопрос.
– Но я по-прежнему отвечаю на него вопросом.
Женщина нервно забарабанила холеными пальцами по подлокотнику кресла, сделала пару глубоких затяжек, неодобрительно посмотрела на Мейсона, но кончила тем, что вновь рассмеялась.
– Я вижу, что ничего не достигну, если буду тягаться с адвокатом. Хорошо, выложу свои карты на стол.
В знак согласия Мейсон поклонился, приглашая к откровенному разговору.
– Мое имя миссис Джордж Денджердфильд, о чем я сообщила вашему секретарю. Но оно не всегда так звучало.
Молчание Мейсона было вежливым приглашением продолжать.
С видом человека, который сообщает нечто, производящее эффект взорвавшейся бомбы, она сообщила:
– Прежде я была миссис Дэвид Лэтвелл.
Выражение лица Мейсона не изменилось.
– Продолжайте, прошу вас.
– Похоже, что этот факт вас совсем не удивил, – заявила она, не скрывая разочарования. – Ох и трудный же вы собеседник! – В ее голосе послышалось даже легкое раздражение.
– Извините, но вы сказали, что собираетесь выложить на стол свои карты. – Мейсон кивнул на угол стола. – Вот он. Не мешкайте.
– Хорошо, – капитулировала она. – Итак, я была миссис Дэвид Лэтвелл. Моего мужа убил Хорас Эйдамс. Хорас и Дэвид были партнерами в Витсбург-Сити.
– Когда произошло убийство? – изобразил полное неведение Мейсон.
– В январе тысяча девятьсот двадцать четвертого года.
– Что случилось с Эйдамсом?
– Можно подумать, что вы не знаете.
– Вы пришли ко мне сообщить какие-то сведения или же получить их от меня?
Она на секунду задумалась, улыбка скользнула по ее губам, и она откровенно ответила:
– Ради того и другого.
– Не измените ли вы цель своего визита и не ограничитесь лишь сообщением некоторой информации?
Ей оставалось только согласиться. Со смешанным чувством разочарования и досады она начала свой печальный рассказ:
– Убийство было совершено в начале тысяча девятьсот двадцать четвертого года, ну, а Хораса Эйдамса повесили в мае следующего года. У Хораса была жена, Сэйра. Сэйра с Хорасом и мы с Дэвидом иной раз составляли квартет. У Хораса с Сэйрой был сын. Ему было года два, когда это случилось, значит, около трех в день казни его отца… Не думаю, чтобы я когда-нибудь нравилась Сэйре или чтобы она мне полностью доверяла. Она посвятила целиком жизнь мужу и ребенку. Я не могла строить свою жизнь по ее образцу. Я была бездетна и… весьма привлекательна. Я любила бывать на людях, любила ночную жизнь города. Сэйра этого не одобряла. Она находила, что замужняя женщина должна ограничиться четырьмя стенами своего дома. Все это было около двадцати лет тому назад. С тех пор мои представления о семье и браке существенно изменились. Я говорю об этом, чтобы вы поняли: мы с Сэйрой не всегда ладили. Хотя, в силу того что наши мужья были партнерами, внешне все обстояло самым наилучшим образом.
– А мужчины знали о вашей антипатии? – спросил Мейсон.
– Великий боже, конечно нет! Наши эмоции были слишком глубоко скрыты, чтобы мужчины могли заметить те мелочи, которые выдают истинные чувства женщин. В определенный момент чуть-чуть приподнимется бровь, или, скажем, взгляд, который одна бросает на слишком короткую юбку другой… или то, как она реагировала на комплименты, которые иной раз отпускал ее муж по моему адресу… На словах она приветствовала то, что я молодею с каждым прошедшим днем, но в ее голосе чувствовалось слишком…
– Хорошо, – подвел черту Мейсон. – Вы не любили друг друга. Что же из этого следует?
– Я этого не говорила, – возразила она. – Я сказала, что Сэйра меня не одобряла. Сомневаюсь, чтобы я ей когда-либо нравилась. Но сказать, что она была мне антипатична, неправильно. Я ее жалела. Ну а потом произошло убийство, а я так и не смогла простить Хорасу Эйдамсу всю ложь, за которой он пытался укрыться.
– Что именно он говорил?
– Мне стало известно, что Дэвид неожиданно куда-то исчез. Хорас позвонил мне, сообщил о сложностях, возникших в связи с одним из патентов, сказал, что Дэвиду пришлось срочно выехать в Рино и что он мне напишет оттуда, как только устроится и выяснит, сколько времени там проторчит.
– Не насторожил ли вас тот факт, что он отправился именно в Рино?
– Сказать по правде, насторожил!
– Почему? Не потому ли, что он интересовался другими женщинами?
– Нет, не совсем так. Но вы, наверное, знаете, как это бывает. У нас не было детей, а я любила своего мужа, мистер Мейсон. Безумно любила. С годами я поняла, что любовь далеко не все в жизни, но тогда я рассуждала иначе. Я старалась выглядеть особенно привлекательной еще и потому, что знала: детей у нас никогда не будет, и я надеялась хоть этим его привязать к себе. Я пыталась дать ему все, что могла бы дать ему другая женщина, а для этого мне надо было быть не менее привлекательной и соблазнительной, чем те девушки, которые могли встретиться на его пути. Я делала все возможное, чтобы всецело владеть его вниманием. Короче говоря, я тоже жила ради мужа, однако совсем не так, как Сэйра. У нее был ребенок! А у меня – нет.
– Продолжайте.
– Я буду с вами совершенно откровенной, мистер Мейсон. Мне кажется, я испытывала некоторую зависть к Сэйре Эйдамс… Она могла позволить себе не ухаживать за руками, не следить за прической. Когда мы вчетвером ходили в ночной клуб, она казалась там чем-то чужеродным. Жена и хозяйка, которая весь день хлопочет по дому и возится с ребенком, а в самую последнюю минуту напяливает выходное платье, пудрит нос, подкрашивает губы и едет немного развлечься. Понимаете, она как-то не вписывалась в обстановку ночного заведения, и даже нарядное платье выглядело на ней как-то нелепо. Не то что простое платье с фартуком! Тем не менее Хорас ее беззаветно любил. Это было видно по всему.
– Несмотря на его комплименты вам?
– Ну, это!.. – Она прищелкнула пальцами. – Он воспринимал меня совершенно так же, как всех других женщин. Мы все были для него своеобразной декорацией. Он любовался хорошенькой женщиной совершенно так же, как любуются красивой статуэткой или вазочкой. При этом его взгляд всегда возвращался к жене. Он смотрел на нее с таким выражением полного покоя и счастья, которого никогда не заметишь в глазах любовника.
– Ваш муж не смотрел на вас таким взглядом?
– Нет.
– Почему?
– Прежде всего потому, что я оставалась для него всего лишь любовницей, так и не став женой… Ну а потом, он-то сам был человеком совершенно иного склада… Он… Я себя не хочу обманывать, мистер Мейсон, мой муж бросил бы меня, если бы на его пути попалась женщина физически более привлекательная, чем я. Вот я и вменила себе в обязанность следить за тем, чтобы я всегда главенствовала среди соперниц и во всем их превосходила.
– Понятно.
– Я не уверена, что вы действительно меня понимаете. Только женщина способна разобраться в моих чувствах. Я всегда была настороже, жила в постоянном страхе, сознавая, что достаточно мне оступиться, сделать неверный шаг… и все пропало…
– И поэтому, когда вам сказали об отъезде мужа, вы…
– Я смертельно перепугалась, ну и когда по прошествии нескольких дней от него не поступило вестей, я окончательно потеряла голову. В Рино у меня был друг. Я телеграфировала ему и просила проверить все отели… и выяснить, в каком остановился Дэвид, и еще узнать… был ли он там один или…
– Зачем?
– Узнав, что Дэвид не был зарегистрирован ни в одном отеле, я направилась к Хорасу и, когда тот стал темнить и вилять, поняла: он врет, пытается что-то скрыть. Я стала нажимать, и вот тогда-то он сообщил мне о бегстве Дэвида с другой женщиной…
– С кем?
– Мне думается, что ее имя не имеет никакого значения в данном случае.
– Почему?
– Потому что, разумеется, Дэвид и не думал ни с кем убегать. Никакой женщины попросту не существовало. Все это Хорас выдумал, чтобы скрыть свое преступление.
– Где сейчас эта женщина?
– Великий боже, откуда мне знать! Я совершенно потеряла ее след. Не помню, чтобы я ею когда-либо всерьез интересовалась. Для меня она была всего лишь абстрактным существом. Я бы, конечно, узнала о ней подробнее, если бы Дэвид действительно бежал с ней. Но я не поверила Хорасу и обратилась в полицию. Полиции потребовалось совсем немного времени, чтобы установить истину, что на самом деле Дэвид убит. Не знаю, но мне кажется, что, если бы Хорас не старался выкрутиться, а сразу же рассказал всю правду, он избежал бы смертного приговора.
– В чем заключалась правда?
– Очевидно, у Хораса с Дэвидом из-за чего-то произошла крупная ссора. Хорас в приступе гнева чем-то стукнул мужа по голове и убил. В паническом страхе он попытался избавиться от трупа. Вместо того чтобы сразу вызвать полицию и во всем сознаться, он дождался ночи, пробил дыру в цементном полу, вырыл могилу, закопал Дэвида, снова зацементировал, навалил сверху кучу старого хлама, чтобы никто ничего не заметил, ну а мне наплел про деловую поездку в Рино.
– Сколько времени прошло, прежде чем вы заподозрили неладное?
– Очевидно, дня три или четыре, а через пять дней Хорас сообщил мне о побеге мужа с другой женщиной… Это было уже после того, как друг в Рино сообщил мне, что Дэвида там не было и нет.
Закрыв глаза, Мейсон откинулся на спинку своего вращающегося кресла, по всей вероятности пытаясь реконструировать какие-то события.
– Продолжайте, я вас слушаю, миссис Денджердфильд.
– Нет, наверное, ничего страшнее гибели любимого человека. Сначала я омертвела под действием шока, а потом… потом у меня появилась невероятная, все затемняющая ненависть к Хорасу Эйдамсу, его жене и, как теперь мне кажется, даже к их маленькому сыну. Во мне не было ни капли жалости или сострадания к членам его семьи. Когда жюри вынесло приговор: «Виновен в убийстве первой степени», за что Хораса должны были повесить, я была вне себя от радости. В тот день я впервые вышла из дому и в одиночестве отпраздновала это событие.
– Значит, вы ни капельки не сочувствовали миссис Эйдамс? – уточнил Мейсон, по-прежнему внимательно глядя ей в глаза.
– Вот именно: ни капельки! Говорю вам, я ее ненавидела. Впрочем, тогда я вообще никому не сочувствовала. Я могла бы собственными руками вздернуть Эйдамса и испытала бы при этом дикую радость. Я пыталась добиться права присутствовать при казни, только мне не разрешили.
– Почему вы этого хотели?
– Я собиралась закричать «Убийца!» в тот момент, когда у него под ногами откроется люк, закричать так, чтобы это слово было самым последним, услышанным им перед смертью. Я, говорю вам, была вне себя от горя. По всей вероятности, я довольно-таки эмоциональный зверь, мистер Мейсон.
Адвокат открыл глаза, посмотрел на нее и произнес, ничуть не заботясь о том, как будут восприняты его слова:
– Не сомневаюсь.
– Я вам рассказала все это для того, чтобы вы лучше разобрались в моей теперешней ситуации.
– А какова ваша теперешняя ситуация?
– В известной мере я сознаю, что была ужасно не права…
– Вы сожалеете?
– Не из-за своих чувств к Хорасу, – поспешно пояснила она. – Я могла бы его задушить собственными руками. Я рада, что его адвокат так бестолково построил защиту, что Хораса казнили… Я уже говорила, что, если бы он сказал правду, тогда, возможно, ему предъявили бы обвинение в непреднамеренном убийстве, но благодаря тому, что он так подло изворачивался… Впрочем, мы не станем терять время на эти разговоры… Давайте теперь поговорим о Сэйре…
– Почему именно о ней?
– Мне думается, я вела себя несправедливо по отношению к Сэйре. Я попыталась сделать так, чтобы она не получила свою долю денег из предприятия. Я ставила ей палки в колеса всюду и во всем, где только это мне удавалось. В итоге, понимаете ли, Сэйра продала, что сумела, и исчезла. Разумеется, иного выхода у нее не было, имея в виду мальчика. Денег у нее было совсем немного. Я не знала, куда она уехала. Да и никто не знал. Она тщательнейшим образом замела свои следы. Сын был слишком маленьким, чтобы что-нибудь понимать и помнить, вот она и решила скрыть от него отцовское преступление.
– Вы знаете, куда она поехала?
Она рассмеялась ему в лицо:
– Зачем вы так виляете, мистер Мейсон? Разумеется, знаю. Она уехала в Калифорнию. Она много работала, ей удалось дать сыну прекрасное образование. Он считал, что его отец погиб в дорожной катастрофе и что у них нет никаких родных.
Сэйра от него скрывала решительно все, что касалось их прошлого, боясь, чтобы он каким-нибудь образом не узнал о страшной тайне. Полагаю, она была изумительной матерью, ибо посвятила всю свою жизнь сыну. Она работала слишком много, подорвала здоровье и заболела туберкулезом. Года четыре назад она перебралась в Ред-Ривер-Вэлли. Там ее весьма уважали. Она продолжала трудиться, хотя ей следовало бы отдохнуть. Если бы она легла в больницу или в какую-нибудь частную клинику, то могла бы поправиться, но ее сын еще учился в школе, так что она работала в полном смысле слова до самой последней минуты.
– Дальше.
– Она умерла.
– Каким образом вы все это узнали?
– Я задалась целью выяснить все, что касается ее, и выяснила.
– Почему?
– Потому что… Можете мне не верить, но меня замучила совесть.
– Когда же она в вас проснулась?
– Сравнительно недавно. Но вообще-то я не слишком беспокоилась вплоть до того момента, когда кто-то нанял детектива, чтобы расследовать дело заново.
– Кто нанял детектива?
– Не знаю. Сначала я подумала, что Сэйра. Теперь мне стало известно, что это кто-то живущий в Эль-Темпло. Но мне не удалось выяснить его имя.
– Почему вы пришли ко мне?
– Потому что считаю, что вам известно, кто стоит за всем этим и почему.
– Что дает вам основание так думать?
– Да ведь я разыскала Марвина Эйдамса. Узнала, что он неофициально обручен с дочерью Визерспуна и что вас видели в доме Визерспуна.
– Откуда и от кого вы это узнали?
– Совершенно случайно, сказать по правде, мистер Мейсон, – я отправилась в Эль-Темпло, полагая, что там находится детективное агентство. Но детектив, занимающийся расследованием, передавал свои отчеты по телефону в Эль-Темпло. Это я выяснила через девушку на коммутаторе в Витсбург-Сити, в отеле. Переговоры велись по вызову станции, никаких имен и номеров не называлось.
– Ну а как вы узнали обо мне?
– Из случайного замечания миссис Бурр.
– Миссис Бурр?
– Не напускайте на себя таинственность! Вы с ней познакомились у Визерспуна.
– А вы откуда ее знаете?
– Да я знаю ее многие годы.
– Где вы с ней познакомились?
– В Витсбург-Сити.
– Вот как?
– Она раньше там жила.
Мейсон взял со стола карандаш и начал вертеть его в руках.
– Это весьма интересно! В то время, когда произошло убийство, она была еще маленькой девочкой.
– Куда вы клоните?
– Ведь я прав?
Миссис Денджердфильд отвела глаза в сторону и нахмурилась, стараясь сосредоточиться.
– Нет, не правы. В то время ей было лет восемнадцать-девятнадцать, минимум семнадцать. Сколько ей сейчас лет, по-вашему, мистер Мейсон?
– Боюсь, что я плохо разбираюсь в женщинах, особенно если это касается их возраста. Я полагаю, что ей около тридцати, вам же, думаю, лет тридцать восемь – тридцать девять.
– Льстец!
– Нет, я действительно так считаю. Что касается лести, то зачем мне вам льстить? Честное слово, иной раз я просто поражаюсь, как это женщине удается оставаться молодой независимо от того, сколько раз она в действительности отмечала свой день рождения.
– Хорошо, я не стану вам говорить, сколько мне лет, а вот Диане Бурр… дайте-ка сообразить… Да, ей около сорока, лет тридцать восемь – тридцать девять.
– И вы ее узнали после долгой разлуки?
– Какой разлуки?
– Когда вы виделись с ней последний раз?
– Года три назад.
– В таком случае вы знаете и ее мужа?
Миссис Денджердфильд покачала головой:
– Вряд ли. Девичья фамилия Дианы – Перкинс. Матери с ней приходилось трудно… Миссис Перкинс имела обыкновение советоваться со мной. Они жили в нашем квартале. Так вот, Диана сбежала с женатым мужчиной, возвратилась лет через пять и заявила, что он развелся с первой женой и женился на ней.
– А что говорила его жена по этому поводу?
– Она куда-то уехала, ее след совершенно потерялся, так что, возможно, Диана Перкинс говорила правду. А может быть, и нет. Вскоре Диана вторично уехала из города, чтобы вернуться уже с новым мужем.
– С Бурром?
– Нет, – засмеялась она, – не с Бурром. Боюсь, что Диана – любительница менять старого мужа на нового, как только прежний ей приедается… Давайте вспомним, как же звали того ее мужа? Рэн… Редклифф, вроде бы так, но я в этом не уверена, потому что до Бурра был кто-то еще, тот, по ее словам, развелся с ней. Она на короткое время приехала в Витсбург-Сити, затем помчалась в Калифорнию. Вот тут-то она и вышла замуж за Бурра.
– Так что вы случайно встретились с ней на улице и заговорили?
– Да.
– Она не упоминала о старом деле об убийстве?
– Нет. Она вела себя исключительно тактично.
– Знает ли она, что Марвин Эйдамс – сын человека, повешенного за убийство?
– Я почти уверена, что нет. Во всяком случае, она ничего такого не говорила. Разумеется, Сэйра умерла до того, как миссис Бурр приехала в Эль-Темпло. Она пробыла здесь всего лишь две или три недели. Да к тому же я сомневаюсь, чтобы имя Эйдамс ей о чем-нибудь говорило!
– А вы ей не говорили?
– Нет, конечно.
– Ну что ж, теперь ясно, каким образом вы узнали про меня. Ну а сейчас расскажите, чего ради вы хотели видеть меня?
Она вздохнула, все же не сумев до конца скрыть притворство.
– Я… я хотела избавиться кое от чего, что не дает мне покоя.
– Обождите минуточку. Еще один вопрос. Знали ли вы Милтера, детектива, который расследовал дело?
– Я видела его пару раз, хотя он-то этого не знал. Но я с ним никогда не встречалась в общепринятом смысле слова. И ни разу с ним не говорила.
– Когда вы приехали в Лос-Анджелес, миссис Денджердфильд?
– Сегодня рано утром.
– А где мистер Денджердфильд?
– Он остался в Эль-Темпло. Я написала ему записку, что забираю машину и буду отсутствовать весь день. Когда я выходила из номера, он еще спокойно храпел. Он привык очень поздно ложиться, зато спит до полудня. Ну а у меня другой распорядок. Я выработала привычку ложиться в кровать и сразу же засыпать. Зато утром я успеваю вдоволь нагуляться, пока он продолжает спать. Мне нравится бродить на свежем утреннем воздухе и любоваться природой, считаю, что это полезно во всех отношениях.
Мейсон вновь откинулся на спинку кресла, закрыв глаза, но веки его то и дело вздрагивали от умственного напряжения.
– Итак, вы провели расследование, дабы убедиться, что вашего мужа нет в Рино?
– Моего мужа? А, вы говорите о Дэвиде? Да.
– Кто занимался его поисками?
– Мой хороший друг.
– Каждый раз, говоря о расследовании, вы употребляете слово «друг». Вам не кажется, что этот друг – лицо довольно неопределенное? Вы даже ни разу не заменили слово «друг» местоимением. Потому что боялись это сделать?
– Не понимаю, куда вы клоните, мистер Мейсон? Почему это я могу бояться употребить местоимение?
– Потому что тогда бы вы говорили либо о нем, либо о ней, а это указывало бы на пол вашего друга.
– Не все ли это равно?
– Просто я подумал, не является ли этот ваш «хороший друг» не кем иным, как вашим нынешним мужем, Джорджем Денджердфильдом?
– Почему?
– Я прав?