Дело о тонущем утенке Гарднер Эрл
– Есть.
Лоис, казалось, была озадачена. Она в некотором замешательстве пробормотала:
– Единственное, что мне известно, – это рассказ матери Марвина перед кончиной…
– Он был ложью. Я бы сказал, благородной ложью, целью которой было обеспечить счастье ее единственному сыну. Миссис Эйдамс знала, как Марвин любит вас. Знала она также и то, что ваш отец из тех людей, которые постараются узнать решительно все про семью своего будущего родственника… Понимала, что как только он примется наводить справки, то непременно набредет на одну неприятную историю…
– Какую?
После того как Мейсон сообщил все известное ему по делу об отце Марвина, Лоис ощущала себя так, словно ее отхлестали по лицу. Мейсон тем не менее продолжал:
– Ваш отец не собирался вам ничего рассказывать до тех пор, пока у него не рассеются сомнения в виновности Хораса Эйдамса, чтобы потом… предъявить вам ультиматум.
– Как это?
– Он намеревался запретить вам иметь что-либо общее с Марвином Эйдамсом… видеть его, писать ему, разговаривать с ним, даже по телефону.
– Меня совершенно не волнует, что сделал отец Марвина. Я люблю Марвина, понимаете ли вы меня, мистер Мейсон? Я люблю его, и только его!
– Я-то понимаю, но сомневаюсь, чтобы это устраивало вашего отца.
– Но это же… это же… мистер Мейсон, вы уверены? Вы абсолютно уверены, что миссис Эйдамс сказала Марвину неправду о его похищении?
– В этом нет никакого сомнения.
– И его отец был уличен в убийстве и… повешен?
– Да…
– Вы говорите, что он был виновен?
– Нет.
– Как нет? Мне показалось, что вы мне сказали, что он виновен!
– Нет, мисс Визерспун. Я сказал, что в протоколах судебного процесса я не мог отыскать доказательства его невиновности.
– Ну… а разве это не одно и то же?
– Нет.
– Почему?
– Прежде всего потому, что мое исследование было ограничено одними протоколами. Во-вторых, я обнаружил кое-какие факты, вроде бы указывающие на его невиновность, но они не могут служить доказательством. Однако я не теряю надежды все… да, все это выяснить. И доказать, что его осудили напрасно. Но это следует и необходимо сделать не на основании старых судебных отчетов, а с учетом тех фактов, которые начинают выявляться в последнее время.
Девушка с мольбой смотрела на адвоката.
– Ох, мистер Мейсон, если бы вам удалось это сделать!
– Но если полиция начнет копаться в прошлом Марвина, она сразу же узнает про это старое дело об убийстве, сообщит всем газетчикам. Поднимется обычная в таких случаях шумиха, что значительно осложнит мою задачу. Но даже если я успешно справлюсь с ней, мои усилия могут оказаться напрасными. Стоит людям вбить себе в голову, что отец Марвина был преступником, убийцей, и никакие опровержения данного факта, которые появятся в тех же газетах через несколько дней или недель, уже не помогут. Все равно за его спиной будет постоянно слышаться шепоток, что, мол, его оправдание всего лишь трюк ловкого адвоката, которого за огромные деньги нанял тесть-миллионер. И Марвин до конца дней своих будет жить под гнетом этих обвинений и подозрений.
– Мне все равно! – запальчиво закричала Лоис. – Я все равно выйду только за него.
– Не сомневаюсь, что вам это действительно все равно. Вы с этим легко смиритесь. Ну а как это воспримет сам Марвин? Как будут смотреть на это ваши дети?
Последовавшее за этим молчание показало, как ее поразила мысль о будущем. И Мейсон решил идти до конца.
– Марвин весьма самолюбив и очень уязвим. Он полон энтузиазма. Стремится собственными силами добиться успеха в жизни. У него не было безоблачного детства, да и в годы учебы он постоянно испытывал нужду. Но невзгоды не сломили его, не приучили к покорности, он человек с характером. В нем есть что-то такое, что дает ему право верховодить. В высшей школе он всегда был вожаком в своей группе. Редактором газеты. Сейчас, в колледже, он пользуется всеобщим уважением и авторитетом… у него много друзей, и он понимает, что все это – только его заслуга. Лишите его всего этого… Не дай бог испытать такое – оскорбительный шепоток за спиной или, скажем, когда вдруг обрывается при его появлении оживленная беседа…
– Довольно! – вскричала Лоис.
– Надо иметь мужество смотреть фактам в лицо, мисс Визерспун.
– Но нельзя же допустить, чтобы мой отец был осужден из-за утенка…
– Утенок этот ни в малейшей степени не может повлиять на судьбу вашего отца, коль скоро речь идет об убийстве Рональда Бурра. Конечно, заявление, сделанное им по поводу утенка, вызвало, да и не могло не вызвать у полиции подозрение. Единственный способ снять это подозрение – выяснить, кто мог дать Рональду Бурру удочку!
– Мистер Мейсон, можете ли вы попытаться сделать это?
– Ваш отец не желает прибегнуть к моей помощи.
– Почему?
– Потому что я имел неосторожность указать ему на сходство его нынешнего положения с ситуацией, в которой оказался восемнадцать лет назад Хорас Эйдамс. Мистеру Визерспуну это не понравилось. Его позиция такова: семья Визерспун не может породниться с человеком из семьи, в которой кого-то… хотя бы только обвинили в убийстве, не говоря уже о самом убийстве.
– Бедный папа. Я прекрасно понимаю, что он сейчас испытывает. Семья для него – это все. Он всегда так гордился родословной Визерспунов. Возможно, ему пойдет на пользу подобная встряска… да, пожалуй, и всем нам.
– Боюсь, что я вас не совсем понимаю.
– Мы привыкли считать свое благополучие само собой разумеющимся, хотя обязаны этим исключительно нашим предкам. Мы без конца повторяли, что другие народы должны нас бояться, потому что мы не проиграли ни одной войны, мы победители! Но это далеко не так!
– Я считаю, нам всем давно пора уразуметь, что нужно стоять на своих ногах, а вашему отцу в первую очередь.
Лоис горестно произнесла:
– Я люблю своего отца, но я люблю и Марвина.
– Не сомневаюсь.
– Я не намерена приносить в жертву одного ради другого.
Что можно было ответить на это? И Мейсон промолчал.
– Мистер Мейсон, поймите, я не имею права усугублять положение отца и должна сообщить о подброшенном утенке.
– Я все понимаю!
– Вы ничем не хотите мне помочь?
– Сомневаюсь, что кто-то сейчас сможет вам помочь! Этот вопрос вы должны решить сами, Лоис.
– Но вам-то это не безразлично?
– Очень может быть.
– Не можете ли вы найти какой-то выход из этого положения?
– Если вы сообщите властям о том, что подбросили утенка в машину Марвина, лично вы попадете из огня да в полымя. Вашему отцу вы не поможете, по крайней мере сейчас… А вот Марвина погубите навсегда.
– Если бы не этот утенок, они бы никогда не заподозрили папу!
– Пусть даже так, хотя я с вами не согласен, но теперь благодаря этой версии возникло такое количество косвенных доказательств, что полиция не отступит. И может случиться так, что вашего отца обвинят в убийстве Рональда Бурра, а Марвина – в убийстве Лесли Милтера. Скажите, это вас устроит?
– Мне не по душе идти на сделку с собственной совестью из-за тех результатов, которые последуют за моими действиями. Мне кажется, лучше всего действовать так, как велит тебе совесть.
– Ну а как же, по-вашему, следует сейчас действовать?
– Рассказать властям правду про утенка.
– Не думая о последствиях?
– Но…
– Только чтобы успокоить совесть?
Она рассердилась:
– Вы не можете меня понять!
– Нет, это вы упрямитесь и не желаете вникнуть в мои слова. Во всяком случае, обещайте подождать хотя бы несколько дней!
– Нет, я ничего не стану обещать… Но я все же подумаю над вашими словами…
– Ол райт. Не действуйте сгоряча!
Мейсон уже был готов к тому, что она вот-вот разрыдается у него на плече. Но, слава богу, она призвала на помощь всю свою гордость и вышла из его кабинета с высоко поднятой головой. Мейсон спустился вниз и постучался к Делле Стрит. Та сразу же распахнула дверь и спросила с тревогой:
– Чего она хотела?
– Успокоить совесть.
– Что это будет означать для вас?
– Да ничего хорошего, как я полагаю.
– И вы еще можете шутить?
– Э-э… дорогая, я неисправимый оптимист. Так легче жить.
– Сколько времени она предоставляет вам для того, чтобы вы могли прийти к какому-то решению?
– Она и сама этого не знает.
– День… два?
– Возможно.
– И что вы предпримете?
– Зачем заранее ломать голову? Лучше раздобудь мне чего-нибудь выпить.
Глава 18
Эль-Темпло был взбудоражен известием о подозрении Джона Визерспуна в совершении убийства. Предварительное слушание дела под председательством судьи Миханна должно было состояться в ближайшие дни. В ресторанах, в холлах отелей, в магазинах и парикмахерских только об этом и говорили, причем мнений было столько же, сколько участников дискуссий.
Лоренс Дормер, адвокат, представляющий интересы Визерспуна, считался лучшим специалистом по уголовным делам в долине. Но он был настолько обескуражен уликами, что цеплялся за все выгодные ему формальности, предусмотренные законом. По слухам, доказательств хватает с избытком для передачи дела в суд присяжных, поэтому адвокат не станет на предварительном слушании дела выкладывать свои карты, а также выставлять свидетелей защиты, но зато постарается вытянуть из обвинения максимум улик, которыми оно располагает.
Лоис Визерспун, разрываемая противоречивыми чувствами дочерней привязанности и любви к Марвину, пока молчала о своей косвенной причастности к делу. Но это было напряженное молчание, чреватое готовностью выложить все как есть, невзирая на последствия.
– Шеф, – сказала Делла Стрит, – вы должны внимательно следить за этой девушкой. В один прекрасный день она поднимется и при всем честном народе выложит все со всеми подробностями, потому что никакие разумные соображения не переборют в ней чувства долга. Да к тому же она и не привыкла скрывать своих чувств, терпеливое выжидание не в ее характере.
Мейсон согласился с доводами своего секретаря.
– Вы что, не понимаете, что это означает? – спросила Делла.
– Что?
– В этих местах люди связаны более прочно, нежели, скажем, в Лос-Анджелесе. И если там могут посмотреть на что-то сквозь пальцы, здесь это невозможно. Здесь ничего не упустят из виду. То, что могут посчитать ловким ходом в городе, в долине будет однозначно признано криминалом… Вас, чужака, могут посчитать даже пособником преступления, уважаемый Перри Мейсон.
Адвокат внимательно слушал разумные доводы своего секретаря, когда послышался легкий стук в дверь.
– Посмотри-ка, Делла, кто это?
Делла отворила дверь. На пороге стоял Джордж Денджердфильд.
– Можно? – спросил он.
– Конечно, входите.
Денджердфильд начал буквально с порога:
– Мою жену и меня вызвали в качестве свидетелей.
Мейсон вопросительно приподнял брови, что означало безмолвное приглашение продолжать.
– Я узнал кое-что об аргументации, на основании которой окружной прокурор намеревается забрать данное дело, и подумал, что надо рассказать вам об этом, потому что… не сомневаюсь… это может возыметь влияние… оказать влияние, так будет правильнее, на очень многие вещи.
– Что за аргументация?
– Он собирается вновь поднять то старое дело.
– Дело Эйдамса?
– Да.
– Почему?
– Может быть, вы припоминаете разговор в отеле «Палм-Спринг». Мистер Визерспун заявил, что в случае необходимости он поставит Марвина Эйдамса в такое положение, когда тому будет казаться, будто убийство является единственным возможным выходом из создавшегося положения, это и заставит парня проявить свой истинный характер.
Мейсон с улыбкой возразил:
– Я никогда не запоминаю того, что говорит мой клиент, Денджердфильд.
– Пусть так, но дело в том, что вы объяснили ему, насколько опасен подобный шаг, после чего вы еще некоторое время продолжали обсуждать эту тему. Один из парней, подрабатывающих в баре «Палм-Спринг» во время каникул, случайно подслушал ваш разговор. Рядом со столиком, где вы беседовали, за ширмой этот парень мыл окно.
– Весьма интересно. Полагаю, парень знает мистера Визерспуна?
– Да, он его узнал.
– Очень, очень интересно. А каким образом все это стало известно вам?
– От окружного прокурора. Окружной прокурор узнал, что мы с женой находимся в городе, ну и вызвал нас повестками в качестве свидетелей. Речь шла об этом давнишнем деле.
– Что же вы ему сказали?
– Я выразил недоумение, почему события восемнадцатилетней давности нужно приплетать к нынешнему делу, ибо неразумно и неэтично ворошить забытое прошлое.
– Он разговаривал с вами обоими?
– Нет, пока только со мной. Жену он собирался вызвать сегодня вечером. Я… ну, я хотел проконсультироваться, что можно предпринять в этой ситуации. Подумал, может, стоит отказаться от участия в процессе на том основании, что жена слишком нервничает, вызвать доктора и заручиться соответствующим заключением. Вы адвокат и знаете процедуру подобных актов.
– В том-то и дело, что законом не предусмотрены подобные акции.
– Знаю, но жизнь часто вносит свои коррективы в законы.
– Почему ваша жена не желает давать свидетельские показания?
– Мы не видим необходимости возврата к делу восемнадцатилетней давности.
– Почему?
– Черт подери, вы же все прекрасно понимаете! Моя жена вам все объяснила. Она знала, что у Дэвида Лэтвелла был пистолет в кармане, когда он отправился на фабрику в день своей гибели… Она об этом умолчала, когда судили Хораса Эйдамса.
– Она давала когда-либо ложные показания о пистолете ее мужа?
– Нет. Ее никто об этом не спрашивал. Она добровольно выступила с этим сообщением.
– Значит, она вам об этом рассказала?
– Да.
– Когда?
– Вчера вечером.
– Весьма интересно, – отметил Мейсон. – А вдруг случится так, что, осуждая Визерспуна за преступление, совершенное в тысяча девятьсот сорок втором году, мы оправдаем Хораса Эйдамса, осужденного в двадцать четвертом году?
– Оправдать его невозможно, – возразил Денджердфильд, – хотя можно попытаться доказать непредумышленное убийство. Но так или иначе, он все равно будет признан виновным.
– Вы забываете про убийство при самозащите!
– Эйдамса все равно не воскресишь, но в то же время это может вынудить мою жену дать ложные показания.
– Каким образом?
– Со свидетельского места она ни за что не сознается в том, что знала о пистолете. Она говорит, что, если можно устроить ее свидание с вами, Эйдамсом и Визерспуном, тогда она в точности расскажет, что произошло, но она не намерена обрекать себя на общественное порицание за то, что она тогда… Да вы и сами понимаете…
– Итак?.. – подытожил Мейсон.
– Она послала меня сказать, что если вы хотите внести ясность в то старое дело, то это следует делать только на неофициальной встрече. Если ей придется давать свидетельские показания в суде, она от всего отопрется… Так что от вас зависит позволить ей… Одним словом, сделайте так, чтобы ее не вызывали в суд в качестве свидетеля.
Мейсон внимательно посмотрел на Денджердфильда:
– А окружному прокурору она что-нибудь скажет о пистолете?
– Нет! Разумеется, не скажет.
Мейсон глубоко засунул руки в карманы.
– Я все это обдумаю, – пообещал он.
Глава 19
Перри Мейсон впервые в жизни присутствовал в зале суда в качестве обычного зрителя. Как ни странно, эта новая роль оказалась для него мучительной. Он то и дело приподнимался, когда раздавались возражения со стороны обвинения, готовый вступить в спор с прокурором. И все же Мейсон заставил себя просидеть молча на бесконечно длинном разбирательстве, наблюдая, как окружной прокурор нагромождал факты, свидетельствующие против обвиняемого Визерспуна.
Прислуга последнего показала, что Рональд Бурр был гостем в доме их хозяина. Выяснилось, что Визерспун пригласил Бурра к себе на ранчо после случайного разговора о рыбной ловле, фотографии и прочих увлечениях. Но к этому свидетели добавляли, что приглашение было сделано только после появления миссис Бурр, которую Рональд Бурр тут же представил новому знакомому. Постепенно миссис Бурр приобретала все более и более заметное место в процессе. Слуги утверждали, что Рональд Бурр часто уезжал в город и чаще всего жена сопровождала его в этих поездках, но бывали случаи, когда Бурр оставался у себя в комнате, а его жена общалась с Визерспуном в гостиной или во внутреннем дворике. Слуги-мексиканцы давали показания весьма неохотно, но из их слов складывалась весьма убедительная на первый взгляд картина развития отношений между Визерспуном и женой погибшего. Знаки внимания, улыбки, приглушенные беседы поздними вечерами в ответах прислуги на наводящие вопросы прокурора приобретали весьма определенный смысл. Присяжные склонялись к мысли о наличии «тайной страсти» или «скрытого сексуального влечения».
Доказав таким образом факт наличия мотива, окружной прокурор принялся спокойно и методично выявлять возможности совершения преступления. Врач, лечивший Бурра, показал, что его пациент был ограничен в движениях, поскольку нога у него находилась в гипсе, да еще и на вытяжке с грузом. Были продемонстрированы фотографии, на которых было зафиксировано местонахождение смертоносной вазочки. Вазочка стояла неподалеку от кровати на столике для пишущей машинки, который использовался по предложению самого Джона Визерспуна в качестве прикроватного или ночного – для медикаментов, шприцов и тому подобного.
Врач также показал, что, когда он и миссис Бурр уезжали в город, мистер Бурр в их присутствии попросил Визерспуна принести удочку, оставленную им в кабинете Визерспуна.
Слуги подтвердили, что ключ от кабинета всегда находился только у самого хозяина и что в момент совершения преступления в доме находились только Визерспун, слуги и больной.
Окружной прокурор особо акцентировал внимание на этом факте, упомянув о злых собаках, спускаемых с цепи, так что никто из посторонних проникнуть в дом не мог.
Было установлено, что удочка в руках Бурра была именно та, которую он оставил в кабинете хозяина и которую просил ему принести. Были предъявлены также фотографии, фиксирующие положение, в котором было обнаружено тело. Две части удочки были уже соединены, третья находилась в левой руке покойного. Поза Бурра показывала, что он как раз намеревался соединить ее с первыми двумя, но не успел.
– Суду очевидно, – заявил окружной прокурор, указывая на фотографии, – что покойный, вне всякого сомнения, только что получил удочку и начал ее монтировать, когда ядовитый газ уже заполнил комнату…
– Возражаю! – завопил Лоренс Дормер, защитник обвиняемого, вскакивая с места и всем своим видом выражая крайнее негодование. – Я возражаю против последнего заявления. Это всего лишь субъективное мнение.
– Я снимаю его, – согласился окружной прокурор. – В конце-то концов, фотографии говорят сами за себя.
Дормер сел на место, а окружной прокурор спокойно продолжил обвинительную речь. Медицинское свидетельство констатировало примерное время смерти и ее причину.
Потом вызвали Джеймса Хеггерти, обнаружившего труп Милтера. Окружной прокурор спросил имя, адрес и род занятий свидетеля, искоса посматривая на Лоренса Дормера, заранее готового оспаривать любой пункт обвинения.
Окружной прокурор приступил к допросу свидетеля:
– Итак, офицер Хеггерти, я спрашиваю вас, когда вы вошли в квартиру Лесли Милтера вечером, накануне убийства Рональда Бурра, заметили ли вы что-нибудь необычное, что указывало бы на присутствие в помещении гидрохлорной кислоты или цианистого калия?
– Возражаю! – снова вскочил Дормер. – Ваша честь, подобный вопрос не имеет отношения к делу и свидетельствует лишь о непрофессиональности окружного прокурора. Моего подзащитного судят за одно преступление – убийство Рональда Бурра. В законе специально оговорено, что если человека судят за какое-либо преступление, то запрещается настраивать против него присяжных, оглашая доказательства по другому делу. А в намерения окружного прокурора как раз и входит…
– Я склонен согласиться с защитником, – прервал его тираду судья, – но я выслушаю и аргументы окружного прокурора.
Прокурор весьма уверенно продолжал:
– Из этого общего правила существует исключение. Подобные свидетельства разрешаются, но только не с целью доказать вину обвиняемого в другом преступлении, а для выявления связи с первым, за которое обвиняемого судят в данный момент. И я тоже не собираюсь доказывать, будто обвиняемый убил Лесли Милтера, а лишь то, во-первых, что он был знаком с таким способом убийства, во-вторых, что у него в доме имеются запасы гидрохлорной кислоты и цианистого калия, в-третьих, что ему известно о выделении ядовитых газов при реакции этих двух веществ.
Далее окружной прокурор в подтверждение правомерности своего вопроса сослался на общепризнанные авторитеты. Видя, что запас аргументов у прокурора поистине неиссякаем, судья Миханн посмотрел на часы и прервал окружного прокурора, сказав:
– Время подходит к обеденному перерыву. Суд намерен самостоятельно разобраться в правомерности упоминания о втором убийстве. Этот вопрос, несомненно, является одним из ключевых моментов рассматриваемого дела, а потому требует тщательной проработки. По этой причине суд откладывает слушание дела до десяти часов утра завтрашнего дня. Обвиняемый остается в тюрьме шерифа.
Судья величественно удалился, а помощник шерифа проводил Визерспуна в соседнее помещение. Зрители принялись возбужденно обмениваться мнениями. Было очевидно, что прочная стена косвенных доказательств, возводимая окружным прокурором вокруг человека, еще недавно занимавшего видное положение в обществе, произвела должное впечатление на всех присутствующих.
Лоис Визерспун вышла из зала с высоко поднятой головой, не обращая внимания на сочувствующие и любопытные взгляды зрителей. Щеки ее пылали, но глаза оставались совершенно сухими.
Вернувшись в отель, Мейсон уселся поудобнее в кресло, с наслаждением вытянул длинные ноги и сообщил Делле Стрит:
– После жестких стульев в зале заседаний эта мебель кажется пухом!
– У вас был там такой вид, шеф, будто вы готовы вскочить с места и вступить в рукопашную схватку с прокурором…
– Мне и правда этого хотелось, – сознался Мейсон.
– Из всего услышанного у меня складывается впечатление, что у обвинения имеются убедительные доказательства против Визерспуна.
Мейсон устало проговорил:
– Как мне кажется, Визерспун достаточно наказан за свою непомерную гордыню, теперь-то он знает, каково было Хорасу Эйдамсу восемнадцать лет назад. Пол Дрейк не звонил?
– Нет.
– Ты передала ему мои распоряжения?
– Да, я сказала, чтобы они установили слежку за блондинкой из агентства Оллгуда и что вы хотите знать решительно все в отношении Рональда Бурра, чем он занимался вообще, а особенно в день нашего приезда, ну и накануне.
– Вот-вот, до того как его покалечила лошадь, – подтвердил Мейсон, – ведь потом он все время находился в кровати.
– Дрейк только этим и занимается. Он все время куда-то ездит, рассылает телеграммы, звонит по телефону. По-моему, все его детективное агентство переключилось на дело Визерспуна. Он обещал к нам зайти на коктейль перед обедом…
– Хитрец! Ну ладно, я пойду к себе, приму ванну и переоденусь. Честное слово, по-моему, я еще ни разу не видел, чтобы столько людей набивалось в зал заседаний. Там было нечем дышать. Но все были настолько поглощены происходящим, что ничего не замечали!
Он едва успел закончить свой туалет, как пришел Пол Дрейк.
– Честное слово, Перри, ты ясновидящий. Может быть, это какая-то особая интуиция, но ты здорово все предугадываешь!
– Что же на этот раз?
– Сначала о таинственной мисс Икс из старого дела об убийстве. Я говорю о Корине Хассен.
– Что тебе удалось про нее узнать?
– Мы нашли ее след…
– Где?
– В Рино, штат Невада, как ты и думал.
– Умерла?
– Да.
– Убита?
– Она бросилась в Доннер-Лейк. Утонула, самоубийство. Правда, труп не был опознан, но в полицейском деле сохранилась вся информация и фотографии тоже.
– Когда это случилось?
– Вроде бы как раз в то же самое время, когда был убит Дэвид Лэтвелл.
– Точная дата крайне необходима и важна, – сказал Мейсон.
– Я все тебе приготовил, включая фотографии тела.
– Ты говоришь, ее не опознали?
– Нет. На теле не было никакой одежды, когда его обнаружили. Внешне весьма привлекательная молодая женщина. Это, вне всякого сомнения, Корина Хассен.
– Ты не узнал, умела ли она плавать?
– Не спрашивал, но могу и это выяснить, и довольно быстро.
– Дело-то начинает обретать понемногу форму.
– Лично я ничего не понимаю, Перри, блуждаю словно в потемках.
На лице адвоката появилось знакомое Дрейку выражение, придающее ему сходство с каменным изваянием.
Читать бесплатно другие книги:
