Наша футбольная Russia Рабинер Игорь

О Евсееве, впрочем, скажу позже. Пока же – обо всей сборной, которая в решающий момент, с неопытным вратарем оказалась способна не дрогнуть под натиском всего этого валлийского безумия. Того, что с каждой минутой матча снимало для хозяев всякие границы дозволенного: резкость сменилась грубостью, та – откровенным хулиганством. Но никто не сорвался, не поддался на провокацию. «Мы ведь пообещали, что будет именно так – и тренеру, и капитану, хорошо знающему испанского арбитра, и друг другу. Мы не могли нарушить это обещание», – сказал Аленичев.

– Уверен: с трибуны невозможно было до конца понять, через что нам пришлось пройти, – поведал Ролан Гусев. – Во время верховых единоборств валлийцы ухитрялись даже хватать за… губу! Со мной вот такое делали дважды. Поверьте, сдержаться было тяжело. Но мы терпели.

И вытерпели.

В «Спорт-Экспрессе» я написал: «Вопрос теперь в другом. Ярцев и его игроки сумели преодолеть себя, когда все было против них. Победили, можно сказать, назло, от противного, вопреки. Такова натура нашего человека, в котором, как известно, зверя лучше не будить. Но смогут ли они сохранить в себе эту поэтическую ярость, когда все вокруг будет спокойно и доброжелательно? Когда некому окажется мстить и в них будут повсеместно верить?»

К сожалению, июнь 2004-го те мои опасения в полной мере подтвердит…

Без ярцевского – именно образца осени 2003-го – отношения к футболистам хеппи-энд в Кардиффе был бы невозможен. Ярцев той поры всегда был за игроков и себя от них не отделял. Он не говорил, подобно своему предшественнику после матча в Тбилиси, что «так безвольно мои команды не играли никогда». В Ирландии он заменил Есипова в середине первого тайма – а потом заявил, что тот полностью справился со своим игровым заданием и ушел с поля по тактическим соображениям – в связи с вынужденной заменой О'Ши. Грудью вставал на пути каждого, кто в эти месяцы смел критиковать Гусева (и на «Миллениуме» это воздалось тренеру сторицей: именно армеец сделал голевой навес Евсееву). Поднимал свой голос в защиту получивших в Москве головотяпские дисквалификации Овчинникова и Мостового.

Внутри себя Ярцев мог думать о футболистах что угодно – но публично всегда оставался на их стороне. И в радостные, и в трудные минуты. В этом и состояло главное отличие этого тренера от двух своих предшественников – Газзаева и Романцева. Состояло, как позже выяснится, до поры до времени…

Решающим моментом в двухраундовой дуэли с Уэльсом, мне кажется, оказалась именно реакция Ярцева на домашнюю ничью. Ни капли истерики. Ни слова критики в адрес команды и даже двух явно провинившихся игроков. Спокойствие и достоинство. Более того – насторожившие многих, в том числе и меня, слова об огромном преимуществе, которые на самом деле объяснялись только желанием поднять боевой дух команды.

Не математика игры сыграла в Уэльсе решающую роль. Если бы Ярцев по-другому отреагировал на встречу в Черкизове, если бы устроил разнос и головомойку, никогда бы сборная не прилетела в Кардифф раскованной и убежденной в собственной правоте. Только тренер мог вывести из организма команды в такой ситуации вирус скованности и страха.

После матча мы с Максимом Квятковским спросили Ярцева:

– Наша команда, кстати, приехала в Кардифф поразительно раскрепощенной, веселой и общительной, чего в прошлом не бывало. Как удалось создать такую атмосферу?

– Кто-то говорил, что Ярцев пришел на пресс-конференцию в Москве растерянным. Я тогда сказал в интервью «СЭ»: нервный, дерганый, эмоционально взвинченный человек не способен ничего добиться. Атмосферу в команде прежде всего определяет главный тренер. Все видели, что я спокоен, и это состояние передалось футболистам. Честь им и хвала, что в решающий момент не дрогнули и доказали: они и футболисты, и патриоты, и мужики настоящие.

А еще не бывает сильных сборных без таких персонажей, как Вадим Евсеев. Людей, которые в главные минуты способны перемахнуть порог собственных возможностей – и своим сумасшествием повести за собой остальных, «нормальных». Посмотришь на такого безумца – и волей-неволей поверишь, что ничего невозможного в этой жизни нет.

По тем десяти дням из жизни Евсеева хоть сценарий для голливудского фильма можно было писать. Операция на сердце его дочки, заставившая его улететь в Германию со сбора в Тарасовке. Возвращение за два дня до первого матча – и неожиданный выход в стартовом составе. Конфликт с суперзвездой противника – Гиггзом. Апелляция РФС в УЕФА по их «делу» – и мгновенная ненависть всего Уэльса. Жажда мести целого 72-тысячника, страшный удар по ноге от главного местного провокатора по фамилии Сэведж уже на третьей минуте. Адский гул стадиона при каждом касании мяча.

А в ответ он забил победный гол.

И сразу после финального свистка подбежал к ближайшей валлийской телекамере и крикнул то, что, может, и не соответствовало нормам приличия, но всей ликующей Россией было принято на ура. С этим слоганом перед Euro-2004 начнут даже выпускать футболки…

«Х… вам!» – что есть сил закричал в телекамеру Евсеев. «Сказал – что думал», – лаконично объяснит он свой выброс эмоций позже. Выяснится также, что он добавил: «Знай русского Ивана!» – но камеры уже были настроены на что-то другое.

Оценили евсеевское высказывание в России, конечно, по-разному.

Писатель Виктор Шендерович в своей колонке назвал его настоящим выражением русской национальной идеи.

Политик Сергей Степашин в интервью «СЭ», засмеявшись, признался: «Я в той ситуации, наверное, сказал бы то же самое. Но неудобно, конечно».

Поэт Михаил Танич в разговоре со мной воскликнул: «Шлягер! Шлягер! Не может же человек всю жизнь скрывать свои эмоции? А этот гол Уэльсу был высшей точкой его жизни. И взыграло в нем что-то наше, русское. Я с восторгом это выслушал!»

Михаил Боярский был более сдержан: «Я сторонник лояльных отношений с телевидением. Не стоит, мне кажется, такие вещи делать. Но сам сюжет с победным голом Евсеева на стадионе, который освистывал каждое его касание мяча – это было очень красиво. И сравнение нашего футболиста с Д'Артаньяном тут вполне уместно».

Как выяснилось из нашего с Евсеевым разговора в раздевалке, в момент гола он пошел в чужую штрафную, повинуясь только интуиции:

– Если честно, тренер не говорил мне, чтобы во время «стандартов» я шел вперед и играл головой в чужой штрафной. Еще по первой игре было видно, что мы с Сенниковым в таких случаях всегда оставались сзади. Но тут при первом же штрафном я вдруг подумал: а почему бы не попробовать, если в клубе делаю это – и довольно удачно?

– Видели, куда Гусев подает?

– Нет. Пошел в зону, а потом получилось так, что мяч всех перелетел – и мне даже не пришлось прыгать. Просто подставил голову. И все.

– Что почувствовали, когда мяч влетел в сетку?

– Что сделал это ради моей дочки Полины, которой через месяц исполнится пять лет. Ей свой гол и посвящаю, и играл я ради нее. Сейчас она восстанавливается после операции на сердце в Мюнхене, и я улетаю к ней прямо отсюда, из Кардиффа. Полина идет на поправку, и завтра, после итогового обследования, мы узнаем, когда ей можно будет вернуться в Москву.

– Какими были для вас эти дни? Как смогли так сыграть – да и вообще думать о футболе в такой момент для семьи?

– Ребенку сделали удачную операцию, все сложилось как нельзя лучше, и я возвращался в сборную в хорошем настроении. Ярцев сказал, что ждет меня в любой момент – до первой игры, после, перед второй… В общем, как только смогу.

– Сложилось впечатление, что ситуация с Гиггзом и прессой вас разъярила.

– А о чем тут было спорить? Все видели, что Гиггз виноват в том эпизоде. Высказывания, что он меня не ударил и я сам упал, – ложь. Синяк под глазом после его удара оставался все четыре дня, что прошли между играми.

– Что в действительности произошло между вами и Гиггзом в Москве?

– Не скрою, что этому предшествовало мое нарушение. Хотя арбитр и дал свисток в нашу пользу, можно сказать, что я сыграл грязно. Ну, может, грубо. Въехал ему шипами в ногу.

– Партнеры Гиггза, как и сам он, утверждают, что этим ударом вы могли сломать ему ногу.

– Значит, запомнит меня на всю жизнь. В Англии, между прочим, он через такое проходит каждую вторую игру. После этого, как я понял, он захотел мне отомстить. Вначале ударил головой в бровь. Я даже не сообразил, что происходит, а упал уже после того, как он локтем ударил мне в голову. На этом Гиггз успокоился.

– Правда ли, что второй удар был слабее первого и падение было не слишком вынужденным?

– Если за границей в таких случаях всегда падают, почему русский человек не может упасть? Удар-то, в конце концов, был, так что о симуляции говорить нельзя. Да, не скрою, секунда размышлений, падать или не падать, была. Но скажите мне, почему соперники могут нас провоцировать, а мы им ответить тем же не имеем права? Почему мы должны подставлять вторую щеку? Не считаю, что поступил плохо. Я поступил в интересах команды. Другое дело, что судья эпизода не заметил и Гиггза не удалил.

– Знали, что в эти дни усилиями валлийской прессы и самих игроков стали врагом всего Уэльса?

– Нет. Хотя от самого Гиггза в ответном матче ждал каких-то неприятных эпизодов. Но если его партнеры вновь отличались провокациями, именно с его стороны ничего подобного не последовало. Конечно, он был настроен против меня и нашей команды, разгорячен, но держал себя в рамках.

– На предматчевом построении пожали друг другу руки?

– Откровенно говоря, думал, что он мне не пожмет. Но – пожал. Правда, Гиггз в этот момент, как я понял, смотрел мне в глаза, а у меня они были опущены. Причем я умышленно не смотрел не только на него, но и на остальных игроков сборной Уэльса.

– Почему?

– Не хотелось мне на них смотреть после того, как они играли в Москве. Именно из-за их провокаций у нас в первой игре два футболиста, по сути ни на чем, получили желтые карточки и вынуждены были пропустить ответный матч. Зато сейчас у нас дисциплина была, что называется, от и до. Ни на какие пакости мы не поддавались.

…Спустя день после Кардиффа я написал в «Спорт-Экспрессе»:

«Дай бог вам остаться такой же командой к Португалии. Так же, как сейчас, относиться к тренеру, партнерам и себе. Так же достойно воспринимать пребывание в запасе и быть готовым выйти в „основе“. Не начать делить деньги и сферы влияния. А главное – не посчитать, что после этой незабываемой победы расти и развиваться в футболе уже некогда и незачем. Футбол, как и любое настоящее дело, не терпит остановок в пути. Спасибо вам за выход в Португалию. Теперь мы знаем, какими вы можете быть. Будьте такими всегда».

Тем мечтам не суждено было сбыться.

После Уэльса Россия словно сошла с ума. Началось какое-то светопреставление. Страна наша, когда дело касается футбольной сборной, воистину не знает удержу – ни в хвале, ни в хуле. Здесь был случай номер один.

Колосков писал в книге «В игре и вне игры»: «Среди болельщиков началась эйфория. По этому поводу Ярцева принял даже президент России».

С того приема у Владимира Путина, как мне кажется, с главным тренером сборной России и начали происходить необратимые изменения. Испытания медными трубами он выдержать не смог.

Как и перед ЧМ-2002, с начала года сборная России не могла одержать в контрольных матчах ни одной победы. Ничья в Болгарии, поражение от Норвегии, ничья в Австрии – не те результаты, которых хочется видеть от сборной, которая к чему-то на чемпионате Европы собирается стремиться.

Начались странные кадровые решения. Причем касались они игроков самых опытных, заслуженных, тех, на кого Ярцев предыдущей осенью делал ставку.

За день до вылета в Португалию «отцепили» из сборной ее капитана и символа – Онопко. Якобы по причине травмы. Хотя история получилась темная. И до сих пор никем толком не объясненная.

В тот самый день, когда сборная во втором туре Euro-2004 проиграла Португалии, Онопко сыграл все 90 минут в контрольном матче своего «Сатурна» на сборах.

Уже после чемпионата Европы Онопко рассказывал:

– Тогда было много непонятных моментов. Травму я получил в матче с «Рубином», столкнувшись с Бояринцевым.

А сборная играла товарищеский матч в Австрии. Приехал в Бор. Ярцев говорит: «Какая Австрия, куда ты поедешь? Лечись, ты мне нужен на чемпионате Европы». Потом был сбор перед отъездом в Португалию, и там почувствовал, что отношение главного тренера изменилось. Ярцев показывал мне свое колено, вспоминал, что у него была такая же травма, и он чуть не стал калекой. «Не могу тебя взять. Сломаешься окончательно, а тебе еще в футбол играть».

Спустя время легенда сборной дала интервью журналистам «Спорт-Экспресса» Юрию Голышаку и Александру Кружкову. Там Онопко, пожалуй, впервые откровенно высказался на тему Euro. И степень его боли стала ясна…

– Почему вы делаете вид, что отлучение от чемпионата Европы – не удар?

– Честно? Удар. Страшной силы. Может, я и говорил в прессе, что пережил спокойно, но потрясение было страшное… И для меня лично, и для семьи. Слишком многое было отдано на благо сборной. Я даже не про двенадцать лет, которые в ней играю. Скорее про последний год.

– Многим пожертвовали?

– Очень многим. Даже не могу описать собственные эмоции. Но футбол, к счастью, – такая штука, что скверные моменты забываются… Если себя пожирать, играть не сможешь. Но вы не представляете, как я готовился. Как хотел поехать.

– Когда прекратили терзаться?

– Недели две-три ходил не свой. Пока чемпионат Европы шел, успокоиться не мог. Вот когда «праздник футбола» стал историей и народ, газеты с телевидением переключились на Олимпиаду, стало полегче. До этого целыми днями реклама: «Европа, Россия…» И заставка – наша сборная. Я в общем ряду.

– Себя там представляли?

– Конечно. Еще обиднее оттого, что знал: если бы меня взяли, я бы там вышел. За «Сатурн» на сборах в Австрии я уже играл.

– Главная причина, по которой вас отцепили? Вы же анализируете…

– Анализирую. И не могу понять. Может, в самом деле ошибка врачей.

– Ведь есть какая-то тайна в этом чемпионате Европы?

– Для меня – есть. И не только для меня.

– Осадок в душе остался?

– Остался. Но ничего не изменишь.

– Вы поняли, что не поедете, еще до разговора?

– До разговора, но в последний день. Приезжал врач из ПИТО, крутил коленку. Сказал – можно играть. Потом поехали в ПИТО на обследование, сам Миронов осмотрел со всех сторон: «Я бы на твоем месте поехал. И тебе, Виктор, надо ехать. Последний чемпионат Европы, есть время подлечиться…» Потом повезли еще к какому-то врачу.

– Ярцеву Миронова не цитировали?

– Нет.

История с Онопко показала: главный тренер, который так ценил своих игроков и опирался на них, вдруг стал вести себя по отношению к ним совсем по-другому. Постоянная взвинченность Ярцева стала в команде притчей во языцех: игроки начали бояться к нему лишний раз подойти, не говоря уже о том, чтобы обратиться с какой-то проблемой.

Апогей наступил уже на самом чемпионате, когда после поражения в стартовом туре от испанцев у Ярцева случился нашумевший конфликт с Мостовым.

Покойный Михаил Танич, прекрасно знавший Ярцева и по-доброму к нему относившийся, тем не менее в нашем разговоре высказался об этой истории бескомпромиссно: «Он же человека похоронил как футболиста. Я Жоре это обязательно скажу. А он ко мне сюда придет. Когда выгонят – обязательно придет».

Великий баскетбольный тренер Александр Гомельский говорил в том же духе:

– Изгнание Мостового – это совковый ход, совершенно лишний. Скандал, который не украсил ни российскую команду, ни Ярцева, ни вообще весь наш футбол.

– Показательный процесс?

– Никому этот процесс не нужен был – зачем?! Знали, что Сашка – болтливый парень, с журналистами любит поговорить, знает испанский… Думаю, здесь Ярцев погорячился. Можно было сесть с Мостовым, спокойно поговорить и снять этот вопрос. Да и что Ярцев на этом выиграл?

– Ничего?

– Если он считал, что этим ходом может сплотить команду, игроков вдохновить, так они не вдохновились. И проиграли следующий матч. Зато молодые ребята, которые не имеют такого имени, как Мостовой, такой славы и востребованности, таких денег, что они почувствовали? Если тренер вот так выкинул Мостового, ни за что ни про что, что ж с нами будет? И поэтому ход – ошибочный…

Итак, что же произошло?

На следующий день после стартового поединка Euro-2004 Испания – Россия в номере испанской газеты Marca среди цитат игроков обнаружилось высказывание строк в десять под незамысловатым заголовком MOSTOVOI. Текст был таким: «Во втором тайме мы очень сильно устали. Голова функционировала хорошо, но ноги не шли. Мы очень много тренировались и были как будто мертвые. Наверное, нужно было готовиться в другой манере. Думаю, что не сможем выйти из группы».

Тем же утром об этих словах Мостового узнал Ярцев. Кто ему о них сообщил, неизвестно, но, скорее всего, звонок раздался из Москвы.

Удовольствия эмоциональному тренеру, до конца еще не отошедшему от перипетий игры, слова самого опытного игрока сборной, понятно, не доставили. Главный тренер вызвал Мостового (сам игрок этот факт подтвердил) и спросил: «Что ты там наговорил?» Мостовой от всего открестился – сказал, мол, лишь то, что не было свежести, остальное же испанская пресса домыслила. Ярцев футболиста выслушал, но не поверил.

Дело в том, что черта Мостового не молчать ни по одному поводу в сборной была известна всем. Сам футболист называл ее стремлением говорить правду в любой ситуации. Оппоненты – ворчливостью, которая только баламутит команду и не дает ей сосредоточиться на подготовке. Довелось услышать мнение, что 35-летний Мостовой должен быть благодарен Ярцеву за сам факт своего включения в португальскую заявку и уж тем более в стартовый состав на матч с Испанией, а потому, мол, делать какие бы то ни было замечания в адрес тренерского штаба он не имел морального права. Другие возражали: раз человека включили в заявку, значит, он такой же член команды, как и остальные. И говорить, к тому же на правах опытного мастера, имеет право как минимум не меньше остальных. Тем более что об отсутствии свежести заговорили и другие футболисты.

Что же было на самом деле? Насколько велики были нагрузки – или некоторые игроки использовали этот аргумент, чтобы оправдать собственные неудачи и переложить всю вину на штаб? Какой физической формы можно было ожидать от команды дальше?

Звонок на мобильный телефон президента РФС я сделал на следующий день после матча с Испанией, когда о словах Мостового уже было известно всем. Обычная манера разговора Колоскова – небрежно-расслабленная, чуть-чуть отдыхающая. Тут же он взял инициативу сам. Едва услышал кодовое слово «физподготовка», как заговорил столь четко, жестко и даже слегка агрессивно, что стало очевидно: тема из пальца не высосана и Колосков заранее готовился к тому, чтобы ее затронуть.

– Если бы команду чрезмерно нагрузили, она стояла бы вся, – подчеркнул президент РФС. – Но разве вы не заметили, что большая группа игроков выдержала весь матч до конца и никакие пресловутые перегрузки им не помешали? Булыкин, Аленичев, Смертин, Алдонин, Евсеев – все они выполнили огромный объем работы и бились до последней секунды. Кое-кто другой – нет, но это уже не вина тренеров.

– То есть подозрение в адрес Ярцева в излишних нагрузках кажется вам надуманным?

– Однозначно. Я был на каждой тренировке и с позиций методиста, доктора наук, профессора ответственно заявляю: ни-ка-ких перегрузок не было! Были целенаправленные тренировки на поддержание физической формы, и какого-то особо интенсивного характера они не носили. Вот вам еще один аргумент: испанцы вынуждены были заменить Рауля и Морьентеса, двух форвардов из числа ведущих в мире. А это значит, что наши двигались в современном темпе и Иньяки Саесу пришлось что-то придумывать, чтобы сломить их сопротивление! И еще: да, те, кто вышел у нас на замену, игру сборной не усилили. Но они-то как раз были свежими. Тут-то уж точно не в физподготовке дело, а в чем-то другом. Поэтому то, что некоторые футболисты сыграли неубедительно, я бы ни в коем случае не стал объяснять некой неудачно построенной подготовкой. Ответственность за такую игру должны в полной мере нести сами эти игроки.

К эмоциональному монологу Колоскова стоило добавить один штрих. Ярцев никогда не слыл сторонником больших тренировочных нагрузок – скорее наоборот. Во времена, когда тренер руководил «Динамо», доводилось слышать мнения, что он излишне жалеет игроков – а вот если на его месте окажется Валерий Газзаев, отвыкшие от нагрузок футболисты взвоют по-настоящему. Да и в «Роторе» Евгений Кучеревский, пришедший вместо Ярцева, помнится, обмолвился, что к заданным им высоким нагрузкам волгоградская команда готова не была. Ярцев всегда был «игровиком», а не «легкоатлетом».

Получалась какая-то нестыковка. С трудом можно представить, чтобы в середине шестого десятка, да еще и на чемпионате Европы, Ярцев вдруг кардинально изменил своим принципам и нагрузил футболистов с расчетом на последующую легкость.

Наш разговор с самим Мостовым состоялся под вечер воскресенья, на океанском пляже, куда штаб сборной отпустил игроков на несколько часов.

– Испанского журналиста, который задавал мне вопросы после матча, лично не знаю. На вопрос: «Что ты думаешь о матче?» – я ответил: «Очень обидно, что проиграли, поскольку спокойно могли сыграть вничью». – «Чего вам не хватило?» – «Не хватило свежести, и это слова всех наших игроков, которые были на поле. Все отмечали, что голова думала, а ноги не работали. Значит, при подготовке что-то, наверное, было сделано неправильно». Вот и все. Считаю, что ничего особенного тут нет, я честно сказал, что думал, при этом никого не обидел и не оскорбил.

– И все же – вы думаете, что в тренировочном процессе скрывалась какая-то ошибка?

– Могу только сказать, что если все испанцы были намного быстрее и агрессивнее, значит, чего-то нам не хватало. А вот чего – кто знает?

– Вы человек с огромным опытом участия в больших турнирах. Каково состояние команды по сравнению с предыдущими первенствами мира и Европы?

– Сейчас затрагивать эту тему не хочу. До второй игры это делать бессмысленно. А вдруг выйдем на поле против португальцев – и полетим как на крыльях? Мне задали вопрос, и я ответил, что нам не хватало свежести – только и всего. Расшифровывать, делать какие-то выводы – для всего этого придет время уже после чемпионата. Вы подумайте, мог ли я сказать что-то о шансах на выход из группы? Кому нужно разжигать пожар в тот момент, когда играть надо? Неужели я этого не понимаю?

– Из мухи, вы хотите сказать, вылепили слона?

– Если бы это был не Мостовой, никто из испанцев наверняка бы и не раздул эту тему. А тут люди просто воспользовались тем, что я самый известный российский игрок в Испании и к моему высказыванию можно привлечь внимание.

– Ярцев подходил к вам с вопросом, что за интервью вы дали?

– Да, спрашивал. Я ответил, что ничего особого не сказал, просто отвечал на вопросы журналистов.

У Ролана Гусева ощущения оказались весьма схожими с тем, что говорил Мостовой.

– Свежести не было – это точно. Пришлось очень тяжело, но я затрудняюсь сказать почему. Могу только констатировать факт: о легких ногах приходилось лишь мечтать. Испанцы были намного быстрее и свежее, мы не успевали их «накрывать». И голова, соответственно, соображала у них намного продуктивнее. У меня было такое впечатление, будто только что уже провел одну игру и сразу вышел на вторую.

Некий симбиоз двух полярных мнений – руководства и игроков – представил Дмитрий Аленичев.

– Во втором тайме свежести действительно не чувствовал. Но то, что в конце матча команда не смогла организовать последний штурм, связываю больше не с усталостью, а с тем, что остались вдесятером.

– Тренировки, предшествовавшие матчу, были тяжелыми или нормальными?

– Нормальными. Полагаю, каждый сам должен думать, как ему лучше подготовиться к матчу.

Мнение тренерского штаба сжато представил Ринат Дасаев: «Ни одного заявления от игроков, что в матче с Испанией они чувствовали себя несвежими, мы лично не слышали. Да и сама игра показала, что в целом команда была в нормальном физическом состоянии. Не думаю, что при поиске причин поражения нужно как-то выделять эту тему».

И, наконец, точка зрения медика – врача сборной Юрия Василькова, работавшего с командой на Euro-96 и ЧМ-2002.

– Нагрузки, заданные игрокам во время подготовки к матчу с Испанией, считаю удобоваримыми. Никаких перегрузок не было. Считаю, что физически мы были готовы не хуже испанцев. Причина не слишком удачной игры ряда футболистов – нервы, которые особенно шалили в первые 15 минут. Могу сказать, что сейчас штаб удовлетворен кондициями игроков – нет ни одного человека, который приехал бы в Португалию в разобранном состоянии. Шум же, раздутый по поводу интервью Саши Мостового, отношу к проискам испанской прессы. Мы с ним разговаривали, и я в этом убедился.

Развязка наступила очень быстро. Уже в понедельник в 9.45 утра по португальскому времени, за 36 часов до матча с Португалией, Ярцев отчислил Мостового из команды. Спустя 15 минут сборная уехала из Виламоуры в Лиссабон, а еще через два часа Мостовой на машине покинул отель «Брауне клаб» и направился в Виго.

Ярцев прокомментировал случившееся более чем жестко:

– То, что сделал Мостовой, расцениваю не иначе как плевок в сторону команды. Моя ошибка в том, что я слишком ему доверял. Этот человек получил наиболее благоприятные условия для подготовки, и вот во что это вылилось.

Возможно, он думает, что является лидером команды. Однако я так не считаю. Настоящие звезды – Аленичев и Смертин. Мы и без Мостового выигрывали – например в Уэльсе. А критику его я не приемлю – он не тренер, чтобы давать подобные оценки. Я специально взял сутки на размышление, чтобы решение не выглядело эмоциональной вспышкой Ярцева. Больше этого человека для меня не существует.

Итак, сколько бы ни менялись тренеры сборной, как бы ни перекраивался состав – результат был один. Как только команда, в отборочном турнире вроде как являвшая собой образец единства, приезжала на финальный турнир, от былой сплоченности не оставалось и следа. В итоге – ни одного выхода из группы на чемпионатах мира и Европы за весь российский период.

Сомневаюсь, что в истории с Мостовым дело было только в его мини-интервью газете Магса. Работники сборной рассказывали, что в течение последних двух недель игрок жаловался решительно на все.

Такое поведение без необратимых последствий может позволить себе только незаменимая звезда, находящаяся в самом расцвете сил. Мостовой же представлял в сборной России ту единственную позицию, на которую достойных кандидатов было – пруд пруди. И в матче с Испанией не блеснул.

Ярцев поселил Мостового с Аленичевым чуть ли не через стенку от себя, а потому о капризах футболиста с каждым днем узнавал все больше. При этом, без сомнения, считал Мостового себе обязанным и рассчитывал на капитана «Сельты» как на проводника своих идей, практически члена тренерского штаба, а никак не на лидера оппозиции. В этих обстоятельствах десяти строк от имени Мостового в Магса оказалось достаточно для взрыва. Главной причиной которого стала нервозность тренера, впервые попавшего в мясорубку крупнейшего международного турнира и во многом растерявшегося. В таких случаях найти козла отпущения подобно спасательному кругу. Правда, только в глазах самого тренера.

Сказалось, пожалуй, и то, что Ярцев в прошлом далеко не всегда находил общий язык с ветеранами. Да, в легендарном уже 96-м его спартаковским «детским садом» верховодил суровый «дед» Горлукович, а вот от его более яркого сверстника Шмарова, забившего в предыдущем сезоне кучу мячей, тренер при дефиците опытных игроков не побоялся избавиться. Сенсационный отказ от услуг Онопко в канун Euro-2004 можно было рассматривать как продолжение этой линии.

Брать Мостового на первенство Европы Ярцева никто не заставлял. Он сделал это во многом из чувства противоречия общественному мнению, да и характер игрока был тренеру прекрасно известен. В итоге же – изгнание после первого же матча, хотя за Мостового к нему ходил просить Аленичев, которого сам Ярцев назвал настоящей звездой. Но тренер ничего не пожелал слушать.

Позже Мостовой рассказывал, что один из футболистов, вышедших в стартовом составе на встречу с Испанией, в подтрибунном помещении перед самым выходом на поле спросил его, как именно надо играть против визави, имя которого было давно известно. Потому что подробностей манеры соперника тренер ему не то что не разжевал, а вовсе не сообщил. И с остальными игроками якобы то же самое. Почему-то мне не казалось, что рассказ Мостового – выдумка.

Спустя два дня после отъезда Мостового Россия проиграла хозяевам – Португалии. Как зачастую случалось на турнирах подобного ранга, после второго же матча россияне могли паковать чемоданы. Принесение в жертву Мостового ничем Ярцеву не помогло. И не могло помочь.

Прошли годы. И вот как вспоминали герои в интервью «СЭ» то, что тогда произошло.

Ярцев:

– Я не хотел допустить повторения скандала, который возник в сборной еще при Романцеве на чемпионате Европы-96 в Англии. На корню решил пресечь все эти попытки. Зачем противопоставлять себя команде? Да еще после такой игры, какую Мостовой показал в первом матче с испанцами. Некоторые говорят, что я сломал ему карьеру. На самом деле я вернул его в сборную и дал шанс проявить себя. Мостовой бы и сегодня спокойно играл в России. Причем я нигде ни разу не сказал, что он плохой футболист. Заметил лишь, что не звезда. Но это уже из другой оперы. Нет, он – игрок. И жаль, что таким образом своей судьбой распорядился. Недавно, кстати, наткнулся в газете на высказывание Мостового: «Я прощаю Ярцева» – и очень удивился. Он что, семинарию окончил, чтобы грехи мне отпускать?

Мостовой:

– Проиграли мы испанцам, вышли с Аленичевым к журналистам. По-моему, одни мы и вышли. Как всегда бывает – вопросов море из толпы в тридцать человек, на всех языках и с пулеметной скоростью. Тут еще прибежал кто-то: давай быстрее, автобус уходит. Минут десять поговорили, не больше. Поехали в гостиницу. Настроение собачье, играли плохо, проиграли… Тоска, короче. На ужине, однако, начинаю понимать: что-то не так. Потому что из начальства – один доктор, следит, как всегда, чтобы никто ничего лишнего не съел.

Сидим с Аленем в номере. Звонит в номер менеджер сборной Чернов. «Ты что там сказал?» – спрашивает. «Где?» – «В Интернете твое интервью вышло. Ты сказал, что Жора как тренер – никакой. Тут теперь такой кипеж поднялся!» – «Кому я мог сказать, – отвечаю, – если ни с кем толком не общался? Разве что Аленю, но он вряд ли это подтвердит».

Потом Чернов сам в номер пришел. Сказал, все каналы передали, будто я говорил про Ярцева, что он не тренер. Не про плохую нашу игру главное, а именно про это. «Что их там, перемкнуло совсем? – говорю Аленю. – Может, съели чего или выпили?» Сидим дальше. Минут через десять прибегает лично тренер. Настроен, чувствуется, по-чумовому. Шум, гам, крик, «Как ты мог на меня такое сказать!» – и все такое. «Что сказать?» – «Не прикидывайся! Уже вся Москва знает!» – «Если вы про послематчевое интервью, – начинаю догадываться, – так ведь действительно плохо сыграли. Вот я про игру и сказал». – «Все, – орет, – собирайся и уезжай!»

Потом Ринат Дасаев пришел, которого очень давно знаю. Ему объяснил то же самое. «Даже если бы я действительно сказал, что тренер плохой, хотя я этого не говорил, разве так вопросы решаются? – спрашиваю. – Давай пойду, если надо, постараюсь успокоить его». – «Он сказал, чтобы ты уезжал, он тебя видеть не хочет». Тогда Алень к Ярцеву пошел. В результате и ему досталось. Раз так, думаю, надо уезжать. Сборная с утра переехала в Лиссабон, а я остался. Поспал, позавтракал, сдал номер и уехал в Виго на такси.

– В Португалии вы обронили фразу: «Когда-нибудь мне будет о чем рассказать».

– Я имел в виду, что жизнь расставит все на свои места и что слова, которые мне приписывают, через какое-то время могут оказаться не столь далекими от истины. Пресса тогда у дома моего в Виго дежурила, из России журналисты косяком пошли. Я ни с кем почти не общался. Еще на телемост с Москвой пригласили. Чуть ли не Жириновского в студию позвали, политиков каких-то, артистов. Я отказался. Понимал, что это выгодно тем, кто был против Ярцева, и не захотел участвовать. Потому что изначально ничего противофут-больного не замышлял, никаких революций.

– Эта история тем летом закрыла вам путь в «Динамо», не так ли?

– Не только она, но началось все с нее. Еще ссору с Булыкиным какую-то приписали, хотя он чуть ли не лучшим другом моим в той сборной был! На Булыку больше всех кричал как раз сам Ярцев: «Ты не футболист, ты вообще играть не умеешь!..» Постоянно. А в Магса на следующий день вышли мои вполне безобидные фразы. Что-то насчет того, что мы были не совсем верно подготовлены к игре с испанцами. Мне журналисты из Магса звонили: «Алекс, давай мы тебе поможем разобраться с этой историей».

– А что скажете о подготовке сборной не только к матчу с испанцами, но ко всему чемпионату?

– На мой взгляд, обстановка в команде была излишне взвинченной. Казалось, любой пустяк – и будет вспышка. И подготовка была неправильной. Точнее, не такой, которую я считаю правильной. Любой тренер судит no-своему, поэтому не хочу никому навязывать свое мнение. Но, отыграв в Европе много лет и тем более отлично зная испанцев, я бы внес в подготовку ряд корректив. Как бы то ни было, высказывался я не для того, чтобы насолить Ярцеву, который меня вернул в сборную! С какой стати?!

– До этого вы чувствовали его доверие?

– Знаете, мне еще перед Португалией давно знающие его люди сказали, что Ярцев не любит ветеранов. И глядя на то, как он рулит молодежью, я тоже стал так думать. Молодые не огрызнутся ведь, они управляемые, терпеливые. Тому же Булыкину сильно доставалось, а Гусева Ярцев гонял так, как будто тот вообще не человек. Бывает, тренер прикрикнет на игрока, не без этого, но я о другом, если вы понимаете. Были и те, кто говорил больше других, возражал. Например, я на правах ветерана или Алень с его регалиями. Он вообще был непререкаемым авторитетом. Думаю, если бы с Аленем такая история приключилась, как со мной, ничего бы не было. Ни скандала, ни изгнания из команды.

Васильков:

– Как считаете, Ярцев в Португалии рисковал, когда в самом начале европейского первенства решил убрать Мостового из сборной?

– Тогда, в горячке, это выглядело оправданным. Сейчас же понимаю: выяснение отношений между игроком и тренером – не для всенародного достояния. Все можно было, как сейчас модно говорить, разрулить внутри команды. Ни к чему был тот скандал. Уверен – он и на настроении ребят сказался, и на результате. Каюсь, я тогда, как и Ярцев, не сдержался и «полыхнул», о чем сейчас искренне жалею.

Овчинников:

– Думаю, в каждой сборной такие конфликты были. Но только у нас его раздули до непомерных размеров. Зачем? Можно же было спокойно объявить: человек получил травму и уехал. Это было бы профессионально по отношению к команде. На турнире мы провели лишь один матч, и ничего еще потеряно не было. Возможно, этот конфликт и повлиял на наш невыход из группы.

Колосков, из книги «В игре и вне игры»:

«Смятение в настроение команды и руководителей внес игрок сборной Александр Мостовой… Он успел поиграть за клубы Португалии, Франции, Испании, прекрасно знал соперников по подгруппе и после первого поражения сказал журналистам, что у русских нет шансов идти дальше.

Ярцев, человек эмоциональный, тотчас запаниковал:

– Вячеслав Иванович, у нас беда, казачок засланный, своим пессимизмом разлагает коллектив, я отстраняю его от игр.

Прогноз Мостового оказался правильным не только потому, что он изнутри знал характер и тонкости игры наших соперников. Главная причина неудач опять-таки заключалась в нас самих. Команда, разместившаяся в Португалии в прекрасных коттеджах, имевшая все условия для полноценных тренировок и отдыха, пребывала в курортном настроении, расслаблялась на полную катушку. Даже накануне игры с главным противником, португальцами, некоторые игроки сборной России сидели в баре, оттягивались на ночной дискотеке».

Старая история – опять во всем виноваты игроки. Какого уже поколения по счету, а, Вячеслав Иванович?..

А финал истории с Мостовым получился, на мой взгляд, очень грустным. Все варианты в России у него сорвались, и заслуженному мастеру пришлось закончить с футболом. Отношения к сборной со стороны игроков это никак улучшить не могло.

…Время все сглаживает. 4 мая 2008 года в Черкизове при аншлаге состоялся прощальный матч Дмитрия Аленичева. Ветераны «Спартака» играли против ветеранов мадридского «Реала».

На тренерской скамейке красно-белых был Георгий Ярцев. На поле блистал Александр Мостовой. И в раздевалке, и в автобусе, который вез команду на банкет, они общались совершенно нормально.

Хорошо, что их конфликт не зашел слишком далеко. Плохо, что он вообще – был…

Если бы из нашей группы на Euro-2004 вышли Португалия и Испания, все было бы объяснимо и логично. Ну, нет у нас достаточного класса – куда деваться?

Однако вместо испанцев в плей-офф прошла Греция, которая потом ко всеобщему изумлению и выиграла весь чемпионат. А ведь ее, в последний раз до того выступавшую на Euro в 1980 (!) году, до чемпионата воспринимали с еще большим скепсисом, чем нас. Мы и обыграли эллинов в третьем туре, нанеся им единственное поражение в чемпионате. Вот только нам та игра помочь уже не могла, а по грекам была способна ударить только в том случае, если бы россияне победили с разностью в два мяча. Но все завершилось со счетом 2:1, который всех устраивал – и нас без утешительной победы на турнире не оставлял, и соперника в кубковую стадию выводил. По этому поводу, кстати, были на чемпионате определенные кривотолки, в истинность которых я, правда, не верю.

Конечно, было приятно, что после двух поражений сборная окончательно не рассыпалась и в «матче престижа» одолела греков – 2:1. Оценили это и болельщики, после поединка с эллинами не свистевшие, а наоборот, скандировавшие: «Росси-я! Росси-я!» Но когда наша команда, как и в 90-м, и в 94-м, и в 96-м, проснулась только к шапочному разбору, это могло оставить только чувство недоумения: почему раньше-то не могли? И уж тем более странным было прочитать потом ответ Ярцева на вопрос: «Лучший матч вашей сборной – в Кардиффе?»

Тренер на полном серьезе ответил:

– Нет. Как раз с Грецией. После двух поражений и водопада критики, который обрушился на команду, мы оказались в сложном положении. Но вышли из него с честью. А когда некоторые начинают брюзжать: дескать, ну обыграли вы греков, которым все равно ничего не надо было, я напоминаю один факт. Если бы мы тогда забили еще один гол или не пропустили бы в свои – в следующий круг прошла бы не Греция, а Испания.

Господи, нам-то какая разница – Греция, Испания… Главное, что дальше не прошли мы. И выяснилось это после первых же двух матчей.

На вопрос телевидения о том, останется ли на своем посту Ярцев, Колосков ответил не просто положительно, а со словечком «разумеется». Очередное фиаско сборной России было воспринято и им, и вообще в стране как естественное развитие событий. Сам главный тренер радовался не имевшей турнирного значения победе над греками, как ребенок. Некоторые игроки выступили с заявлениями, что все, мол, путем, сыграли на своем уровне.

Наша сборная окончательно превратилась в существующую только по инерции семью, которая не распадается лишь потому, что всем лень что-то менять. В семью, где царит взаимное равнодушие и безнадега. И не видно никакого просвета.

Направляясь на четвертьфинал Euro-2004 Португалия – Англия, я теоретически рассматривал возможность задать тренерам команд Луизу Фелипе Сколари и Свену-Ерану Эрикссону по вопросу о сборной России. Но прошел грандиозный матч, беседовать с тренерами можно было исключительно на пресс-конференции, с микрофоном, в присутствии сотен коллег. И мне показалось постыдным выступать перед двумя крупнейшими режиссерами (а еще пуще – перед самим собой) в роли дремучего провинциала. Вопрос о российской команде в таких обстоятельствах был бы подобен, извините уж, плевку на пол сквозь зубы на сцене во время церемонии вручения «Оскара».

В комментарии для «СЭ» сразу после окончания чемпионата Европы я написал:

«Скоро вернется из Португалии Вячеслав Колосков – и соберется традиционный в таких случаях исполком РФС. Написал – и почти физически почувствовал, какой безысходностью веет от совкового словечка „исполком“. Можно ведь сказать и по-другому: на Лужнецкой набережной, наверняка за закрытыми дверьми (после ЧМ-2002 было именно так), засядет тайный синедрион, как минимум наполовину состоящий из людей, болельщикам не известных, которые всегда „за“. Они заслушают Ярцева, а потом, для проформы признав результат неудовлетворительным, единогласно (или почти единогласно) примут то решение, которое станет им известно еще до начала исполкома. Все будет именно так, как бывает каждый четный год. Разница лишь в том, что в зависимости от конъюнктуры одних тренеров оставляют, других – увольняют. Неизменность же самого процесса меряется уже на декады. Как и неизменность результатов сборной».

При этом я в тот момент вовсе не настаивал на отставке Ярцева. Проблема виделась мне не в личности тренера или даже президента РФС, а в сложившейся системе, которая не предусматривала ни чьей-то личной ответственности, ни настоящей заинтересованности в прогрессе. Более того, я даже высказывал суждение, что Ярцева стоит оставить во главе сборной на следующий двухлетний цикл. Во-первых, потому что карусель из главных тренеров сборной в российские времена – ни один не проработал двух больших турниров подряд! – привела к тому, что ни разу за все эти годы Россия не выходила из группы. И на следующем турнире тренер, который приобрел в Португалии огромный опыт, не должен совершить прежних ошибок. Представления мои, как надо теперь признать, были наивными. Какой опыт, какие уроки!..

Идею о том, чтобы оставить Ярцева, я снабдил оговоркой:

«Прежде чем оставлять проигравшего тренера на своем посту, необходимо убедиться, что из жестокого опыта он сделал адекватные и разумные выводы. Необходимо Ярцева выслушать. И не тайному синедриону РФС в кулуарных условиях, а всей стране. Потому что это – сборная каждого из нас, а футбольный союз – не более чем общественная организация, которая обязана представлять интересы болельщиков.

После матча с португальцами, когда он правильно декларировал, что в поражении всегда виноват тренер, питерский коллега опередил автора этих строк с вопросом: «А в чем именно заключается ваша вина?» Ответ был таким: «Мы не выполнили главную задачу – не вышли из группы». Конкретика ответа напомнила мне старый кавказский анекдот, в котором во время матча «Динамо» (Тбилиси) – «Арарат» армянин на трибуне тбилисского стадиона после каждого пропущенного гола все более ожесточенно восклицает: «Армяне лучше, чем грузины!» Когда счет становится 5:0, соседи не выдерживают: «Ну чем, чем они лучше?!» И армянин отвечает: «Чем грузины».

Два года назад призыв «СЭ» остался гласом вопиющего в пустыне, и Валерия Газзаева выслушивали и назначали на закрытом. На той же тайной сходке 8 июля 2002 года 17 членов исполкома из 24 проголосовали за совмещение Газзаевым должностей в клубе и сборной – тогда, как они уверяли, временное, до конца года. К чему привела эта круговая порука, кулуарность и отсутствие «лишних» глаз – мы знаем.

А потому должны сделать все, чтобы и выступление Ярцева, и обсуждение, и голосование были открытыми. Чтобы журналистов пригласили туда, где тренер будет зачитывать свой доклад. В ином случае ведомство президента Колоскова окончательно распишется в том, что сборную России надо переименовывать в сборную РФС».

Разумеется, никаких открытых выступлений, обсуждений и голосований не произошло. Система этого не предусматривала.

Тогда возникло ощущение полного тупика, причем, по-моему, у всех. Нередко противоречил себе и президент РФС. Особенно в том, чего можно ждать и требовать от сборной России.

Когда Романцев в 2002-м сказал, что нынешние российские игроки не способны на большее, Колосков с ним в целом согласился. Когда сборную возглавил Газзаев, глава РФС на пресс-конференции сообщил: «С амбициями Валерия Георгиевича мы на чемпионате Европы вправе рассчитывать на призовые места, а на первенстве мира – на место в восьмерке сильнейших». А после матча с Израилем обрушился вместе с тем же Газзаевым на безразличных ко всему футболистов. Где к тому времени оказались пресловутые газзаевские амбиции, почему ими не прониклись игроки? Да бог его знает…

…Вечером 5 июня 2004 года. Курортная Виламоура. Колосков, расслабленный, довольный условиями пребывания нашей делегации на Euro-2004, в белоснежных шортах выходит на первую португальскую пресс-конференцию.

И тотчас шокирует крохотный журналистский отряд, состоящий из спецкоров «СЭ» и Первого канала, эффектным заявлением: оказывается, цель сборной России – ни много ни мало победа на первенстве Европы. А после вылета сборной тот же Колосков провозгласил: мол, в ближайшие пять лет никаких перемен ожидать не приходится.

Истинную позицию Вячеслава Ивановича, исходя из такой амплитуды его высказываний, понять не представлялось возможным.

Ярцев же после чемпионата Европы ушел в себя, превратился в затворника, которому ни по телефону невозможно было дозвониться, ни на телевидении увидеть (а ведь во время ЧМ-2002 он работал в Японии комментатором), ни на встрече с болельщиками…

В Виламоуре у тренера был опыт общения с болельщиками – за что, полагаю, надо отдать ему должное. Правда, получился он не на сто процентов удачным. После матча с Испанией в «Русский дом» пускали всех, кто хотел, – и хотя Ярцева встретили и проводили аплодисментами, пару раз, услышав жесткие реплики, он сорвался. Когда кто-то из зала бросил: «Не хотим смотреть на такой футбол», последовал ответ: «Ну и езжайте тогда домой».

Людям, выложившим немалые деньги за возможность поболеть за своих в Португалии, такого говорить не стоило. Потому что они имели полное право требовать. Как сделали это на второй такой встрече, уже после поражения от португальцев. Увидев, что от тренерского штаба к ним пришел Бородюк, болельщики принялись кричать: «Где Ярцев? Где Колосков?»

На первой же пресс-конференции после первенства Европы приключился неприятный инцидент. Невесть как проникший на их встречу с журналистами представитель «лимоновской» национал-большевистской партии плеснул стакан сока в президента РФС и главного тренера. Реакция двух главных футбольных людей в России оказалась прямо противоположной – и полностью соответствовавшей их характерам. Взрывной Ярцев замахал руками и потребовал свернуть пресс-конференцию, флегматичный же Колосков отряхнулся и как ни в чем не бывало вернул беседу в рабочее русло.

Его умению владеть собой оставалось только поражаться.

На президента РФС после чемпионата Европы уже начался серьезный политический «накат», о чем он сам рассказал на страницах книги «В игре и вне игры»:

«Проработкой в прессе на сей раз дело не закончилось. Мне позвонил один из помощников Б. В. Грызлова, мой давнишний знакомый Валерий Воробьев: „Как насчет чаю попить?“

После чая Валера передал пожелание шефа:

– Он ждет, что ты в течение трех дней напишешь заявление об уходе.

– А какое отношение к спорту, в частности, к работе РФС, имеет министр внутренних дел? Так дело не делается, Валера. Хочу объясниться с самим Грызловым.

– Он готов принять тебя хоть сегодня. А отношение… Ты сам должен понять, у серьезной организации всегда найдутся «доводы», были бы повод и желание.

Я поехал на прием к Борису Вячеславовичу.

Разговор с ним был коротким:

– Вы, господин Колосков, сколько лет работаете на этой ответственной должности, а никаких успехов не достигли.

Я начал было ему говорить, насколько сложно футбольное хозяйство страны, и какие задачи тут уже решены, а какие еще предстоит решать, но Грызлов слушать этого не захотел, все свел только к делам сборной:

– И потом, учтите, Вами недоволен не только я!

Он сказал это многозначительно, мол, догадывайтесь сами, кого я имею в виду.

– В конце года у нас отчетно-выборная конференция. Если те, кто доверил мне этот пост, посчитают, что я не оправдал их надежды, то, конечно, уйду.